Вернуться и вернуть Иванова Вероника

— Я? — Пришлось задуматься, и не на шутку. — Наверное, нет. Гномья работа всё-таки… А наёмникам платят по-разному, не каждый скопит столько, чтобы прикупить хороший клинок.

— Ага! — Взгляд наполовину осуждающий, наполовину торжествующий. — И они не отказались. Только зря весь договор был.

— Я так понимаю, из твоей затеи ничего не получилось?

— Получилось… — вздохнул гном. — Да наоборот. Мирриму какой-то дурень отбил от конвоя раньше, чем она испугаться успела, а дядя её через друзей своих вызнал, кто похитителей нанял… Шуму было!

— Могу представить. — Я всеми силами постарался скрыть улыбку. Пожалуй, в гневе Гедрин страшен, и лично мне не хотелось бы попасть под его тяжёлую руку. Особенно заслуженно попасть.

— Нет, не можешь, — уныло возразил Вэльши. — В общем, я уж думал, что меня как муху прихлопнут, но Мастер решил иначе и…

— Собственноручно брил? — уточняю. Исключительно в познавательных целях: добавить ещё один штрих к портрету дяди Гедди.

— А то! — Гном огорчённо уставился во вновь опустевшую кружку, потом потянулся за кувшином. Встряхнул сосуд, прислушался. В глиняной утробе что-то плеснулось. Остатки эля были торжественно вылиты в посудину. Нет, не в мою, но я и не претендовал на выпивку.

— Но из дома тебя ведь не гнали?

— Не гнали. Только оставаться и…

— Терпеть унижение?

— Вот-вот! Унижение. Не по мне это.

— Слишком горд? Лучше мелким разбойникам ковырялки ковать, чем принять справедливое наказание? Принять с достоинством и честью?

Широкая пятерня Вэльши сгребла в комок камзол на моей груди и подтянула меня поближе к захмелевшим глазам:

— Честь? Да что ты знаешь о чести?

Киан заворчал, но я ладонью показал: «Всё под контролем» и ответил гному. Ответил очень спокойно и очень доброжелательно:

— Самое главное вот что: честь у каждого своя, но при этом сразу видно, имеется она или отсутствует.

Должно быть, с минуту гном, не мигая, смотрел на меня. Потом крепкие пальцы разжались.

— Он говорил то же самое.

— Кто?

— Мой учитель. Бывший учитель…

— Может, правильнее говорить — будущий? — не согласился я.

Вэльши хохотнул, но этот смех больше походил на рыдания.

— Будущий? Да он и на милю меня к себе и своей кузне не подпустит!

Не подпустит? А вот тут ты ошибаешься, мой друг. Конечно, я не имел удовольствия знать дядю Гедди даже вдвое меньше, чем ты, и всё-таки… Он не из тех, кто отсекает пути к отступлению. Слишком стар. Слишком мудр. И если юному гордецу оставлена жизнь, значит, она ещё пригодится! И Вэльши, и Гедрину, что любопытно. А наказание… Оно служит искуплением вины и в глазах окружающих, и в твоих собственных глазах. Допускаю, что Миррима заслуживала небольшой выволочки (сколько раз у меня самого чесались руки её отшлёпать?), но обучение хорошим манерам не обязательно должно сопрягаться с риском для жизни. Конечно, любой урок доходчивее, когда стоишь на краю, однако велика вероятность того, что страх переиначит то, что пытается внушить учитель. Переиначит. Исказит. Исковеркает. Превратит истину в её полную противоположность. Счастье, что гномка не успела испугаться по-настоящему. Не вошла в Тёмный Храм своей души.

Однако… Теперь становится понятным присутствие Мастера в приснопамятном трактире: он разыскивал гномку по просьбе Гедрина. И кристально ясно, почему мне, с одной стороны, удалось справиться с «трином», а с другой стороны — почему парни вообще полезли в драку: кто ж по доброй воле согласится терять такой приз, как гномьи клинки! Особенно если работа пустячная.

— Знаешь, как люди говорят? — подмигиваю совсем загрустившему Вэльши. — Пожуём — увидим!

— Что пожуём?

— А что попадётся!

В дверь заглянул давешний досмотрщик:

— Эй, парень! Тебя хозяин на двор требует!

— Прямо сейчас?

— Нет, завтра пополудни! — огрызается «Нож» на мою попытку пошутить. — Шевелись давай!

— Уже бегу! — Я встал и с прискорбием сообщил своему собутыльнику: — Неотложные дела настоятельно требуют моего присутствия в другом месте, посему… В общем, я пошёл, слезай с моей «шкурки»!

Гному понадобилось не так уж много времени, чтобы сообразить, чего от него добиваются: каких-то четыре вдоха, и я получил полушубок обратно в своё распоряжение. Просунул руки в рукава, накинул на шею шарф (шапку засунул за пояс, чтобы голова раньше времени не вспотела) и последовал за нервно оглядывающимся на каждом третьем шаге провожатым. Разумеется, оглядывался он вовсе не на меня, а на волка, без единого знака занявшего привычное место у моей ноги.

Впрочем, спуститься именно во двор мне не позволили, велели стоять в дверях дома, за спинами «верзил», столпившихся на крыльце и разглядывающих… Посмотреть, кстати, было на что.

Посреди двора в позе, исполненной одновременно величия, пренебрежительного сожаления и скорбного недовольства, воздвигалась кругленькая фигура милорда Ректора в длинной — до самых пят — лисьей шубе пронзительно рыжего цвета. Пушистый мех воротника в близком соседстве с блестящей в свете факелов лысиной смотрелся особенно впечатляюще. Ксо выглядел бы почти смешно, если бы… если бы не его взгляд. Тёмные пуговки глаз были не просто колючими, они походили на острия копий, с которых скалилась сама Смерть, и уж ни в какое сравнение не шли с наконечниками стрел, нацеленных с галереи на гостей Двора.

Я не оговорился. Гостей, ибо мой кузен прибыл не один. Рядом с милордом Ректором стоял Рогар. Вот уж с кого можно было писать доброго дядюшку: ласковый взгляд, блаженная улыбка и вообще — выражение полнейшего довольства жизнью на лице. Правда, дёрнувшаяся бровь Мастера, заметившего моё появление, недвусмысленно пояснила, что под маской спокойного дружелюбия клокочет ярость… Лично я испугался сразу — ещё до того, как узнал, почему мне надо бояться. Испугался, сообразив: если уж Ксо притащил вместе с собой Рогара (а наоборот быть вряд ли могло — не то соотношение чинов), нагоняй последует с обеих сторон. Ох, выпорют меня… и, как всегда, будут совершенно правы. Но всё же зачем они здесь находятся?

— Я пришёл за принадлежащим мне имуществом, — поделился своим раздражением Ксаррон, отчётливо выговаривая слова, кристалликами льда осыпающимися в тишину.

— Конечно, господин Ректор, конечно, — ответствовал блондин, стоящий на последней ступеньке лестничного пролёта, который соединял крыльцо с плитами двора. — Но прежде я хотел бы кое-что обсудить.

Я невольно покачал головой. Нет, дядя, неверный стиль поведения ты выбрал, чтобы диктовать условия моему кузену. В корне неверный. Надо было спуститься вниз, подойти и вежливо поклониться, всем своим видом показывая, что искренне сожалеешь о нелепых причинах, заставивших уважаемого человека бросить дела и явиться в место, которое не… Примерно в таком духе. Вежливо и даже чуть подобострастно. Перед истинно могущественной персоной прогибаться можно и нужно — если хотите поиметь в чужом деле свой маленький интерес. А вот ежели нагнёте голову и — рогами, рогами… Ксаррон терпеливее меня, но в некоторых вещах не приемлет ни «да», ни «нет». Проще говоря, есть только одно мнение — его собственное, а всё прочее — чушь, не стоящая внимания. Сейчас как раз складывается подобная ситуация. Не знаю, как остальные зрители и участники разворачивавшегося во Дворе действа, а я вижу: Ксо разозлён. Причём злится единственно на меня. Фрэлл, даже не смотрит в мою сторону! Знает ведь, где я нахожусь, а не смотрит… Похоже, одной поркой дело не обойдётся.

И блондин этот со своим самомнением только сгущает и без того чёрные тучи поганого настроения моего кузена. В игры играть вздумал, недотёпа? То же мне, мастер lii-lou[34] нашёлся! Чего он добивается?

— Кое-что обсудить? — Ксо позволил себе чуть изогнуть бровь. — А именно?

— Ваше имущество будет возвращено вам в целости и сохранности, господин Ректор, но взамен… так сказать, услуга за услугу.

Мне не видно лица хозяина Двора, зато доступен для обозрения затылок, волосы на котором поредели достаточно, чтобы не скрывать под собой бисеринки пота. Так он всё же боится! Боится, но голос дрожит… Похвальное присутствие духа, однако, по моему скромному мнению, риск неоправдан. Если милорд Ректор соизволил прийти лично, а не прислал отряд Городской стражи для возвращения потерянной вещицы, это ещё не значит, что он готов к мирным переговорам. Смею предположить, блондин не такой уж дурак и понимает, как сильно рискует. Но из-за чего?

— Какой же услуги вы ждёте от меня? — презрительно осведомляется Ксо.

— Позвольте моей дочери обучаться в Академии, — наконец-то выдыхает хозяин Двора.

Так вот в чём дело! Готов поклониться столь трогательному проявлению отцовской любви. А что скажет милорд Ректор?

Ксаррон задумчиво посмотрел на блондина. Перевёл взгляд на Леф. Добрался до меня, словно спрашивая: «Доволен тем, что натворил?» И мне сразу захотелось втянуть голову в плечи. Вот уж действительно натворил…

Хозяин Двора Длинных Ножей разглядел свою выгоду мгновенно — как только узнал, что изображено на бляхе моего ошейника. Самое смешное, упрекать этого отважного человека не в чем. Поставить в вину любовь к собственному ребёнку? Да ещё, похоже, единственному? Я бы не осмелился.

Но дело приняло неприятный оборот. Таинствам воинских искусств не учат разбойничью голытьбу. Ни при каких условиях. Тому есть множество объяснений, от разумных до циничных, но, пожалуй, хватит и одного. Разницы в кодексах чести. И даже не во всех пунктах, а в очень простом вопросе: взгляде на жизнь как на предмет торговли. Собственно, и убийцы из подворотен, и те, кто проливает кровь только на поле битвы под сенью славных знамён, признают, что жизнь покупается и продаётся. Только условия контракта существенно разнятся. Не понятно? Как бы сказать попроще…

Есть три ипостаси человека с оружием: солдат, мясник, воин. Один убивает за деньги и идею, второй — исключительно за деньги и иногда ради собственного удовольствия, третий… Регулирует поголовье первых двух. То есть убивает, но лишь в том случае, когда это становится истинно необходимым. Воином может быть кто угодно: мужчина, женщина, ребёнок — ни возраст, ни физические данные не имеют решающего значения. Важнее иное — понимание неизбежного. Понимание на подсознательном уровне, без долгих размышлений и мимолётных вспышек чувств. Просто становится ясно: так нужно. И всё. Именно таким людям покровительствует Джанат, Мать Клинка. Впрочем, у неё есть и ещё одно редко употребляемое прозвище: Мать Духа.

Да, воином может быть любой. Более того: эта способность заложена с рождения, но вот пока она проявится… И семь потов сойдёт, и не одна седмица лет пробежит. Недаром настоящий Мастер так долго ищет ученика, которому согласится передать свои знания. Ошибиться нельзя. Передать в недостойные руки сокровища жизни и смерти? Нет, это слишком печально. Для всего мира. И учить девчонку, в жилах которой течёт порченая кровь дешёвых убийц, рискованно. Кто поручится, что она и её дети не используют полученные умения во зло? Ректор Академии не может взять на себя такую ответственность. Даже Ксаррон из Дома Крадущихся не может. Ох, что же я натворил… Прости меня, пожалуйста! Если бы я только мог предполагать… Ну ничего: сам испортил, сам и поправлю. Постараюсь поправить.

Я растолкал «Ножей» и подошёл к Леф, замершей у перил лестницы. Замершей не то от страха за судьбу отца, не то от сладкой боли, щемящей сердце — мечты в одном шаге от исполнения.

— Ты этого хочешь?

Девчонка вздрогнула и удивлённо посмотрела на меня.

— Чего?

— Учиться. В Академии.

— Я… я мечтаю об этом! — вспыхнули восторженно расширенные глаза.

— Мечта — это замечательно, — подтвердил я, пряча ладони в карманах полушубка. — Без мечты нет смысла жить. Но далеко не всякая мечта возникает для того, чтобы осуществиться.

Светлые брови непонимающе сдвинулись.

— Ты хочешь стать воином, верно? — Слабый, но вполне уверенный кивок. — А ты понимаешь, каких жертв потребует эта мечта?

— Жертв?

— Видишь ли, не всё так просто, как кажется… Становясь воином, человек начинает другую жизнь. Жизнь, в которой нет места для всего, что было до неё.

— Как это?

Думаешь, я тебя пугаю, милая? Есть немного. Но — для твоего же блага.

— Очень просто. Совершенствуя себя, воин готовится к тому, чтобы нести совершенство в мир, и, когда наступает срок, отрекается от ценностей, ранее занимавших сердце. Отрекается в первую очередь от привязанности к малой группе людей.

— Но почему? — Ещё чуть-чуть — и Леф заплачет, а я не хочу этого допустить.

— Потому что его путь предполагает служение всем, а не кому-то одному. У воина нет дома и нет семьи. Ты желаешь такой участи — стать одинокой?

— Н-нет…

— Хочешь бросить на произвол судьбы всех этих людей? — обвожу взглядом двор. — Ты рождена, чтобы заботиться о них, нравится это тебе или нет. Почему же ты хочешь убежать от своего предназначения?

Я вижу ответ в дрожащих глазах. Вижу. Но такой ответ меня не устраивает.

— Считаешь управление Двором постыдным делом? Зря. Почётен любой труд. Если, конечно, человек относится к нему серьёзно и ответственно. А труд, связанный с заботой о других людях, почётен вдвойне. Твой отец готов рискнуть жизнью, чтобы исполнить твою мечту. Разве ты не любишь его? Разве ты не хочешь, чтобы, уходя на покой, он был спокоен за дело рук своих? Посмотри на этих людей, Леф: они нуждаются в тебе. Это высшее счастье и высшая честь — быть нужным. Поверь мне, пожалуйста… Даже если сейчас всё, что я говорю, кажется странным и глупым, пройдёт совсем немного времени, и ты поймёшь, что имелось в виду. Подумай ещё раз, Леф, хочешь ли ты стать воином или примешь на себя бремя Хозяйки?

И я двинулся вниз по ступенькам. Вниз, к Рогару и милорду Ректору. И где-то совсем рядом с каменными плитами двора меня догнало решение девчонки. Нет, простите, решение взрослой женщины:

— Не надо, па… Это слишком дорогой подарок. Слишком дорогой и… ненужный.

Я усмехнулся и продолжил путь. Но в шаге от тех, кто пришёл во Двор Длинных Ножей за мной, поневоле пришлось остановиться и обернуться, потому что Леф крикнула мне вслед:

— Скажи… Ты воин?

— О нет! Я чрезмерно ленив для этого… Я не воин, милая!

— Да, девочка, он не воин… Он Мастер, — тихо подвёл итог Рогар. Ксо возмущённо фыркнул, но ничего не сказал, предоставляя хозяину Двора право испросить прощения за содеянное. Блондин и собирался этим заняться, благо напряжённая ситуация разрешилась без убытка для всех сторон, но обстоятельства в который раз решили привнести в только что затихшее течение жизни немного огонька.

— Хозяин… — задыхаясь от волнения, доложил прибежавший от ворот дозорный, — там, на улице… «коротышки»!

Весь Двор пришёл в движение, напомнившее со стороны беспорядочный, но на деле — подчинённый строгим правилам бег мурашей. То есть те, кто не был вооружён, вооружались, а те, кто уже отяготил себя наточенной сталью, проверяли, насколько легко клинки выходят из ножен.

Ксаррон вздохнул и, поймав конец болтающегося шарфа, дёрнул меня к себе:

— Если ты втравил всех нас в маленькую междоусобную войну…

— Это не я, клянусь! Я тут совершенно ни при чём!

— Почему я не верю ни единому твоему слову? — спросил кузен у первых снежинок, решивших просыпаться из туч в ночном небе.

— Я не хотел…

— Вот это уже больше похоже на правду. — Удовлетворённый кивок. — Придём домой — получишь… что заслужил, а пока, умоляю, не высовывайся! Тебя, Киан, это тоже касается!

Волк обиженно спрятал клыки и сел, даже кончиком хвоста показывая, насколько оскорблён приказом своего хозяина.

Тем временем выяснилось, что «коротышки» вовсе не собирались штурмовать Двор Длинных Ножей, напротив — прислали высокопоставленную делегацию для переговоров. В состав делегации входили тот самый мужик, по которому всласть потоптался Киан, и молодой человек яркой внешности и не менее яркого поведения — наследник Двора Коротких Ножей.

Он смотрелся бы уместнее в королевском дворце, а не в окружении помятых и встревоженных физиономий «Длинных Ножей». Гордая осанка, являющая собой снисходительное презрение, более подходила принцу, а не «коротышке», пусть и отпрыску хозяина Двора. Впрочем, в своём роде он тоже являлся полновластным распорядителем чужих жизней.

Высокий и тонкий, но совсем не хрупкий: изящество фигуры несло в себе слабый, но явный отголосок эльфийской крови, как и картинно-красивые черты лица. Вот ведь как получается: что в облике листоухих вызывает восхищение, смешиваясь с человеческой породой, порождает сочетание почти неприятное. Хотя конкретно этому парню повезло: природа остановилась в шаге от той грани, за которой красота превращается в уродство. В шаге, но очень крохотном: за молодостью лет высокомерно поджатые губы и заострившийся от гнева нос не вызывают отвращения, но с возрастом складки кожи будут расти и тем быстрее становиться безобразными, чем меньше света и тепла остаётся в сердце. Кстати, это справедливо не только для полукровок, но и для полноправных представителей той или иной расы. Вот, например…

— Что привело достойного Ригона в мои скромные владения? — елейным голосом поинтересовался блондин.

Юноша небрежно откинул со лба прядь иссиня-чёрных волос, выдержал паузу и ответил таким тоном, будто делал одолжение:

— Я пришёл принести извинения за действия моих людей и…

— Разве ваш досточтимый отец уже отошёл от дел и вручил судьбу Коротких Ножей в ваши руки? — не дослушав, бросился в атаку хозяин Двора.

Светло-голубые глаза посла доброй (как хотелось бы верить) воли слегка сузились, но голос даже не дрогнул:

— Каждый из нас находится в своём праве — и вы, и я. У кого-то есть сомнения?

Сомнений не было. Судя по молчанию, в котором принял участие и отец Леф, лишний раз задевать Ригона было занятием, не совместимым с долгой и счастливой жизнью. Любопытно, неужели парень настолько опасен сам по себе или же стоящие за ним силы слишком велики, чтобы кто-то решился щёлкнуть по этому горбатому носу?

Безмолвно признав свою неспособность дать отпор юной наглости, хозяин Двора Длинных Ножей поспешил вернуться к первоначальной теме беседы:

— Простите, что прервал вашу речь! Кажется, вы говорили что-то об извинениях?

— Вы очень любезны, позволяя мне продолжить, — ухмыльнулся юноша, получивший подтверждение своему мнимому могуществу. — Да, я считаю должным извиниться. Мои люди, находясь в квартале, не входящем в границы территории Дворов, встретили госпожу Леф и позволили себе непочтительно с ней обойтись… Надеюсь, госпожа примет мои извинения?

Ригон склонил голову в насмешливом поклоне. Бледные щёки девчонки вспыхнули румянцем гнева, но она постаралась ответить в тон:

— Вы очень щедры, расточая извинения, господин, однако, — узкие губы изогнулись озорной улыбкой, — ваши люди поплатились за свой опрометчивый поступок, и вы напрасно проделали столь дальний путь, чтобы признать себя виноватым.

Юноша с шумом выдохнул воздух, стараясь не показывать, как сильно задела его невинная колкость Леф. И всё-таки он хорош… Учитывая место, которое уже занимает или вскорости займёт, можно сказать, получил оплеуху, но сохранил на лице прежнюю высокомерную любезность. Правда, следующие слова больше напоминали шипение змеи, чем звонкий, молодой голос:

— Как я уже говорил, меня привели сюда две вещи. Необходимость принести извинения за постыдные действия моих людей и… желание получить равноценную плату за оскорбление, которое было нанесено Двору Коротких Ножей!

Окончание фразы повисло в тишине. Блондин нахмурился. Леф непонимающе вскинула брови. Ксаррон покосился в мою сторону. А я… Я начал догадываться, какая причина заставила юнца играть во взрослые игры. Ой как непростительно!

— В чём же состоит оскорбление? — в силу своего положения первым из присутствующих спросил хозяин Двора.

— Двое из тех, чей путь пересёкся с путём госпожи Леф, искалечены, и значительно. При этом… — зловещая пауза, — им не нанесено ножевых ран. Кровь не пролилась!

Стоящие во дворе «Ножи» недоумённо загалдели. Ещё бы! Самое страшное оскорбление для Дворов — решить спор без пролития крови.

Может показаться странным, но в любом из уголков Четырёх Шемов поединки непременно ведутся как минимум до того самого момента, когда первые капли алой жидкости коснутся земли под ногами противников. Этот обычай берёт своё начало в древних ритуалах молений Старшим Богам и во мраке народных верований, зачастую не имеющих под собой ни малейшей разумной основы. Впрочем, одно объяснение я могу предложить и сам. Кровь — наиболее драгоценная влага в подлунном мире. Она определяет всё: и место, которое вы занимаете при рождении, и то, на сколько ступенек сможете подняться или спуститься. Кровь задаёт ваш внешний облик, ваши способности, ваши возможности. Очень редко её ценят по достоинству, но даже самые тёмные суеверия отдают ей должное. Ригон прав, хоть мне, например, очень не хочется это признавать. Пока кровь не пролилась, спор не окончен. У меня несколько иной взгляд на положение вещей, но что могу сделать я один против толпы людей, с детства воспитанных в строгих традициях права Крови? Да, оскорбление велико: двое бойцов выведены из строя, но обидчик побрезговал посмотреть, струи какого цвета бегут в их жилах.

— Он говорит правду, Леф? — обратился отец к дочери.

Девчонка на мгновение запнулась, но всё же кивнула:

— Да, па. Но ведь ты же понимаешь, что…

Ригон торжествующе поднял вверх правую ладонь:

— Вы слышали? Госпожа Леф признала нарушение обычая! И тем самым…

— Тот, кто разобрался с твоими неумёхами, не из нашего Двора! — возмущённо возразила девчонка.

— Как это может быть? Мне сказали, что он ушёл вместе с… — Юноша повернулся к сопровождающему его «коротышке».

Мужик, с момента прихода предпочитавший смотреть на носки собственных сапог, а не по сторонам, жалобно встрепенулся:

— Господин, я не лгал вам! Я… — Испуганные глаза обшарили лица людей вокруг, разумеется, наткнувшись на меня, и уши заложило от пронзительно вопля: — Да вот же он стоит! Вон там! И волк с ним!

Резкий поворот головы, быстрый взгляд — и Ригон с издёвкой уточняет:

— Так вы говорите, что он не принадлежит ко Двору? Тогда позвольте спросить, почему он здесь находится?

И правда, почему? Ну что вы ответите, почтенные господа? Признаётесь в постыдном желании хозяина Двора осчастливить единственную дочь путём грязного и гнусного шантажа? Не думаю. Духа не хватит. Что ж, как я ни устал, а снова надо браться за работу.

— Госпожа Леф любезно пригласила меня в гости. В благодарность за оказанную услугу.

— Вот как… — Голубые глаза удовлетворённо вспыхнули. — За услугу… Боюсь, тем, что сделал, ты больше причинил ей неприятностей, чем помог.

— Неужели?

— Раз уж ты в самом деле не входишь в число Ножей, к тебе я не имею претензий: можешь считать, что никогда со мной не встречался, — милостиво разрешил Ригон. — Но дама, которая присутствовала… Госпожа Леф! Вы чтите традиции Дворов?

— Да! — смело ответила девчонка, хотя по теням, метавшимся в светлом взгляде, можно было заметить, что она не на шутку встревожена.

— Это хорошо… — Довольство юноши почти переливалось через край. — Тогда я требую, чтобы вы смыли оскорбление. Этой же ночью. Сейчас! В поединке один на один со мной.

По двору пронёсся вздох.

А ты непрост, парень, ой непрост! Одним махом хочешь восстановить попранное достоинство и лишить Двор Длинных Ножей[35] наследницы. Прервать род хозяев… Умница! Я тебя просто обожаю! Сам бы ни за что не додумался, хотя, чего греха таить, изучал наук куда поболее… Браво!

— Итак? — Рот Ригона расплылся в торжествующей улыбке. — Я жду.

Леф, бледная, как снег, сделала шаг по ступенькам, но тут я вежливо кашлянул и напомнил:

— Госпожа не принимала участия в столкновении, к тому же… Заставлять девочку драться — недостойно мужчины.

— Хочешь быть её защитником? — брезгливо плюнул юноша. — Я же сказал, до тебя мне дела нет!

— По-твоему, чтобы пресечь разногласия, должна быть пролита кровь? — уточняю ещё раз. Последний.

— Этого требует закон!

— Чей закон? Людской? Божий? Если бы ты был посмелее, то признал бы, что это нужно лично тебе и твоему уязвлённому самолюбию… Небось сам же и подослал парней, чтобы те выследили девочку, схватили и привели к тебе! А? Я угадал?

Ноздри горбатого носа раздулись, наливаясь белизной. Неужели я действительно попал в цель? А что, всё возможно: если Леф давно уже одержима своей несбыточной мечтой, наблюдательному человеку не составило бы труда это выяснить и предположить, что в канун середины зимы девочка будет молиться избранной богине… Гениальный ход. Простой. Не требующий особых затрат. Вот только промашка вышла: птичка избежала расставленных силков. Правда, и в этой неудаче Ригон отыскал росток будущей победы. Благодаря моему несвоевременному человеколюбию. Я всего лишь хотел облегчить свою участь и не слушать в очередной раз стоны отлетающих душ, и что получилось? Под удар поставлена жизнь юной женщины.

— Ты желаешь её смерти? — Не стараюсь укорять, но в голосе сами собой проскальзают устало-сочувственные нотки, и это злит Ригона гораздо больше, чем разоблачение грандиозных планов. Злит так сильно, что он не замечает, как ряды «верзил» ощетиниваются обнажёнными клинками.

— Она поступила бы точно так же, если бы могла!

— А кто сказал, что она не может? — высказываю лёгкое сомнение. — Скорее госпожа Леф считает ниже своего достоинства высылать охотников за твоей головой.

— Пытаешься меня оскорбить?

— Пытаюсь? — Я хохотнул. — Как же туго ты соображаешь, мальчик… Или весь твой ум ушёл на то, чтобы придумать ловушку для девочки?

Наверное, он бросился бы на меня, но в последний момент вспомнил, что находится на вражеской территории, и умерил свой пыл, процедив сквозь зубы:

— Считай, что нарвался… Как только выйдем за ворота, ты…

— А зачем выходить? — беспечно пожимаю плечами. — Ты требовал платы за оскорбление? Я могу обратиться к тебе со встречным предложением. Почему бы не закончить спор прямо здесь?

— Согласен! Бой «с ладони», до первой крови!

— Всего лишь до крови? Боишься оставить свой Двор без хозяина? — язвлю напоследок. Ригон бледнеет, но всеми силами игнорирует мою наглость и начинает нарочито медленно снимать тёплый плащ.

Рогар берёт меня за плечо двумя пальцами (очень больно, кстати!) и разворачивает к себе лицом. Губы Мастера безмятежно улыбаются, но слова, которые из них вылетают, не сулят моей шкуре ничего хорошего.

— Парень, я не сомневаюсь, что у тебя за пазухой есть ещё немало секретов, но подумай, что ты творишь?! Я знаю, у кого и как учился Ригон, но представления не имею, чему учили тебя, и потому…

— И потому считаешь моё положение заведомо проигрышным? Не торопись с выводом. Мальчик опасен, но не сегодня и не для меня.

— Не будь так самоуверен! Хочешь, чтобы тебя зарезали? — А ведь он волнуется. Очень волнуется. За меня?

— Не хочу. И не зарежут, он же сам назначил бой до первой крови…

— Если она прольётся из твоего горла, поздно будет жалеть! — Мастер поворачивается к Ксаррону: — Милорд Ректор, прошу вас!

— О чём? — передёрнул плечами Ксо. — Повлиять на вашего собственного раба? Увольте, Мастер! Сами справляйтесь. Или не получается?

— Милорд… Вы можете ему приказать…

— А вы разве не можете? Ведь даже не попробовали. Прикажите, и Джерон покорно выполнит все ваши пожелания. Правда, Джерон? — Глазки толстячка умильно вспыхнули.

— Ну все не все, а… — высказываю своё скромное мнение на сей счёт.

— Торгаш… — Черты кузена на миг освещаются улыбкой. — Не надо было тебя допускать до общения с этими занудами из пустыни.

— Милорд Ректор, ситуация становится смертельно опасной! — не успокаивается Рогар. — Если позволите, я возьму на себя «коротышек» и…

— Вас же просили не торопиться, Мастер! Или я плохо расслышал? Предоставьте мальчику возможность отличиться, — покровительственно советует Ксо.

— Отличиться? Я боюсь, что…

— А вы не бойтесь, — устало вздыхает милорд Ректор. — Джерон умеет не так уж много, но с недавнего времени научился выбирать достойных противников. Правда, в данном случае… Впрочем, я и сам с удовольствием посмотрю это представление. Помни только одно: полное спокойствие!

— Да, милорд! — Я поклонился кузену, в свою очередь избавляясь от груза верхней одежды.

Рогар смотрел на меня не просто осуждающе, а словно обвиняя во всех грехах.

— Не волнуйся, всё идёт по плану.

— По какому плану? Зачем ты затеял эту…

— Глупость? Поздно спрашивать. Мне не нужно было вступаться за девочку — вот где я сглупил в первый раз. А то, что происходит сейчас, всего лишь закономерное завершение дурацкой истории. Или тебе было бы приятнее смотреть, как Леф порежут на ленточки?

— Нет, не приятнее, — признаёт Мастер. — Но я не хочу по нелепой случайности допустить гибель такого…

— Дурака, как я? Обещаю, никто не умрёт.

— Ты так уверен… — Серые глаза подозрительно сузились. — Скажи — почему?

— Потом, если можно. Впрочем, кое-что могу подсказать. Помнишь ту безобразную драку в трактире? Когда мне удалось уложить троих громил? Ты ведь заметил, что помогло мне победить, верно?

— Хочешь сказать… — Взгляд Мастера проясняется.

— Именно! Аналогичный случай. Действия будут подобными, но сегодня я не намерен затягивать с финалом. Просто потому, что сил маловато осталось.

— Если настаиваешь… — Рогар порылся в складках плаща и протянул мне нож: — Возьми. Он сделан не под твою руку, конечно, но должен подойти.

— Ой, не надо! — Я шутливо отстранился. — Ещё порежусь!

— Но как же ты будешь…

— У меня есть всё что нужно! — Я подошёл к волку и снял с его шеи кольца чиато. — Ты же хотел посмотреть, умею ли я обращаться с этой игрушкой? Сейчас увидишь!

Мастер укоризненно качнул головой, но понял, что дальнейшие споры бессмысленны, и промолчал.

Я задумчиво пропустил бусины между пальцами. Раз, другой… Какой стиль боя предпочесть?

Мне искренне жаль тех, кто перед началом поединка задаётся подобными вопросами, потому что сам всегда действую одинаково. Защищаюсь, а не нападаю. Это досадное свойство — прямое следствие недостаточной быстроты реакции. К сожалению. Да ещё учителя внесли свой посильный вклад…

Во всех школах боевых искусств принято перед началом сражения впадать в своеобразный транс, призванный сконцентрироваться и настроиться на победу. Угу. В моём конкретном случае получается рассеянность, не более. Но когда это стало заметным, основы были уже заложены и всё оставшееся время обучения я честно старался избавиться от привычки уходить в блаженные размышления — вместо того чтобы вспоминать механику основных приёмов защиты и нападения. До конца так и не отучился «мечтать», однако по прошествии лет смог хоть немного снизить урон, наносимый детской привычкой.

Но первый удар я пропускаю всегда. Даже первые НЕСКОЛЬКО ударов, если противник попадается изобретательный. Впрочем, раз уж речь зашла об изобретательности… Самый надёжный приём — перерезать одну из крупных артерий, и больше уже ничего не нужно: враг умрёт сам — от потери крови. Удары в сердце срабатывают мгновенно лишь в половине случаев: бывает, что человек с ладонью стали в груди ещё несколько минут вполне способен сражаться. Ну, можно ещё отрубать конечности, но это не мой случай, потому что сегодня мне доведётся драться с «Ножом».

«Ты правильно определил местоположение и силу амулетов?» — тихо скрипит Мантия в самое ухо.

Думаю, да. А почему ты шепчешь? Нас что, могут подслушать?

«Как сказать… Встречаются умельцы…» Могу поклясться, что она косится на моего кузена.

Брось! Наши пререкания Ксо вовсе не интересуют!

«А ты у него спрашивал?» — невинно ехидничает моя подружка.

Нет, не успел. Но спрошу обязательно! Это всё, что ты хотела сообщить?

«Давай пробежимся вместе ещё раз… На груди — обычный „защитник“, он ориентирован в основном на магические атаки и тебе неинтересен… На левой руке — „ловкость“, средненькая такая, но очень хорошо подобранная, а потому — весьма эффективная… На правой — „сила“, тоже средняя, с упором на статику… Оба однополюсные[36]… Есть кое-что ещё в области паха, но это к делу не относится…» Озорной смешок.

Спасибо за информацию!

«Да не за что… Ты собираешься их вынести все сразу или по очереди?»

Пока не решил. Наверное, не сразу… Я скомандую, как только буду окончательно уверен.

«Жду ваших распоряжений, милорд!» Мантия отдаёт честь, как лихой вояка, и вольготно располагается на моих плечах.

Что ж… Давненько я не участвовал в поножовщине!

«Верзилы» освободили от своего присутствия площадку шагов на двадцать от края до края. Освободили и встали вокруг плотным кольцом.

Ригон, к цвету глаз которого очень подходил жемчужно-серый костюм, поднял вытянутую правую руку на уровень груди, открытой ладонью вниз, и положил сверху нож. И правда короткий: лезвие получилось чуть длиннее этой самой ладони. Красуется, юнец… Можно было обойтись безо всякой этой ерунды и игры на публику, но Ригон выбрал внешние эффекты. Будем надеяться, в ущерб всему остальному… Так, заточка обоюдоострая, клинок прямой — что это мне даёт? Понятия не имею! Впрочем, хорошо, что не «кошачий коготь»: от него раны образуются весьма неприятные, а на мне порезы, увы, заживают огорчительно медленно. А если ещё и зашивать придётся… Бр-р-р-р-р! Что это меня потянуло на такие странные мысли? Рановато! Бой даже не начался, а в глазах уже скорбные перспективы во всей красе… Соберись, Джерон! Этот мальчишка не чета тебе. Вспомни, как легко ты обыгрываешь тех, кто ниже тебя по уровню умений! Ригон из их числа. Надеюсь.

Занимаю место в трёх шагах от противника. Обматываю пальцы левой руки ожерельем чиато — умещаются три витка. Достаточно! Поигрываю бусинами, сдвигая их в одну сторону и уменьшая свободный ход. Даже если Ригону и успели рассказать, что можно проделать с помощью столь безобидного с виду предмета, как чиато, он всё равно не будет готов к моим действиям, потому что не представляет себе, как можно пользоваться на коротких дистанциях таким… длинным оружием. Следовательно, будет стремиться означенную дистанцию сократить, что мне, с одной стороны, и требуется, а с другой — доставит массу… хм, острых ощущений.

Хлопок бича возвестил о начале боя.

Нож Ригона на мгновение остался без опоры, потому что ладонь юноши скользнула вниз — почти нырнула, лезвие двинулось вслед, но опоздало: пальцы сомкнулись на рукояти. Верхним хватом.