Вернуться и вернуть Иванова Вероника
— Подарите мне несколько минут своего времени, госпожа баронесса!
— Зачем, лэрр? Хотите узнать из первых рук, какие игры принц предпочитает в постели? — Она пыталась показаться циничной и взрослой, но актрисой была никакой: когда в голосе дрожат слёзы, даже не пытайтесь устраивать другим жестокую отповедь. Сначала хотя бы успокойтесь.
— Дэрри любит играть? Не знал, — улыбаюсь, заставляя бледные щёки побелеть ещё сильнее.
— Пустите! — Селия пытается освободиться от моих пальцев. — Как вы смеете…
— Отпущу. Непременно. Как только вы успокоитесь и пообещаете выслушать меня, госпожа баронесса. То, что я скажу, нужнее вам, а не мне… Договорились? И учтите: вокруг собираются зрители, а я не думаю, что вам хочется предстать на сцене в столь… неподобающем виде.
— Что вы хотите этим…
— Сказать? Ничего. Я предлагаю побеседовать. По возможности так тихо, чтобы никто не услышал. Согласны?
Она не удостоила меня и кивком, но не стала протестовать, когда я придвинулся поближе, сминая складки её дорожного платья.
— Прежде всего ответьте на мучающий меня вопрос: почему вы ворвались в спальню принца именно сейчас и именно в таком настроении?
— Почему вы спрашиваете?
— Любопытен от природы. Такое объяснение не устраивает? Хорошо, предложу другое: тот, кто знал, что я нахожусь в покоях принца, хотел причинить вам боль, напев о… том, чего не было и быть не могло.
— Но… все же знают… — Сомнение, выразившееся в растерянном покусывании губы.
— О чём? О моей жизни с эльфом? — Я хохотнул. — Давайте посмотрим на ситуацию трезво: если я и в самом деле предпочитаю… иметь отношения с лицами своего пола, вряд ли после листоухих опущусь до прелестей вашего возлюбленного. Хотя могу совершенно искренне заявить: Дэриен — очень привлекательный молодой человек.
— Вы… просто хотите меня успокоить!
— И как? Успешно?
— Нет! Я не верю ни единому слову! — Скорбь сменилась вызовом. Уже хорошо.
— То есть вы не верите в красоту своего любимого?
— Я не… — Селия смущённо осеклась, запоздало сообразив, что сказала глупость.
— Вы видели эльфов, госпожа баронесса?
— В каком смысле?
— Глазами, конечно!
— Да… несколько раз.
— И насколько близко?
— Близко? — Растерянная задумчивость.
— Если личных контактов не было, не имеет смысла обсуждать эльфийскую красоту, пока вы не познакомитесь с Мэем.
— Кто такой Мэй?
— Эльф. С которым… я живу. Разве его имя не было упомянуто?
— Нет, Роллена сказала только…
— Роллена?
Опять она! До каких же пор?! Но, честно говоря, белокурой стервой можно восхититься: успевать напакостить всем и везде — это настоящий талант!
— Вы её знаете?
— К несчастью. Даже не буду спрашивать, каких гадостей вы наслушались. И даже не буду себе представлять…
Стоп! За каким фрэллом сестричке Гериса понадобилось так жестоко шутить над Селией? Это непохоже на продуманную месть. Это изящная, но всё-таки случайная импровизация. Так сказать, завершающий штрих. Но штрих чего? Какой картины? Что ещё задумала несносная блондинка? И не задумала, а уже… Выполнила, если небрежным движением позволила себе добавить к уже испытываемому наслаждению немного специй… Только не…
Единственное место в городе, удар по которому может ранить меня, это… дом Агрио!
— Простите, что прерываю беседу на полуслове, госпожа баронесса, но я только что вспомнил очень важную вещь. Вам лучше пройти к Дэриену и всё выяснить самой, а мне…
Вылетая из покоев принца в обнимку с плащом, я натолкнулся на кузена, который несколько недоумённо разглядывал шепчущихся по углам залы придворных.
— Намечается веселье? Твоих рук дело? — поинтересовался Ксо, когда я схватил его под локоть и потащил в коридор.
— Помоги мне, пожалуйста!
— Что ещё? — Дверь захлопнулась за нашими спинами сама собой, и кузен сузил внимательные глаза.
— Ты можешь перебросить меня в другое место?
— В какое?
— Резиденция Агрио.
— Что ты там забыл?
— Если мои предположения верны, графиням грозит опасность!
— Хм-м-м-м… И что именно ты хочешь сделать? Удостовериться, что был прав, или же…
— Я хочу предотвратить беду!
— Вот оно что. — Ксаррон посмотрел на меня с непонятным сожалением. — И как же я смогу…
— Просто швырни, и всё!
— Одного?
— Можешь отправиться со мной.
— Нет, с тобой не смогу. У меня, знаешь ли, дел невпроворот. Да и колебания гасить тогда придётся с двух фронтов… Но позволь, как же ты пройдёшь по Тропе?
— Я не собираюсь идти! Ты же можешь перемещать предметы? Можешь, я знаю! Вот и…
— При всём моем уважении на предмет ты не потянешь.
— Я могу завернуться в Саван.
— Чтобы выпасть с Тропы совершенно невменяемым? Глупая затея! Ещё идеи есть?
— Я… — В памяти всплыло первое посещение дома милорда Ректора. — Если ты завернёшь меня в «проплешину», а сверху пустишь несколько обычных слоёв, этого должно хватить! Здесь же недалеко…
— Расстояния не всегда измеряются напрямую, Джерон… Ладно, уговорил. Только… Это будет не самым приятным путешествием. Потом расскажешь, как всё прошло… До встречи!
Ещё примерно в середине нашего разговора Ксо начал формировать Тропу и — как только понял, чего я добиваюсь, — выпустил заклинания, одно из которых раздвинуло Пласты, а второе… Второе едва меня не убило.
Впрочем, умереть я бы не умер — попросту не успел бы. Но когда тонкий слой Пространства вокруг меня менее чем за миг опустел… мне стало невыносимо одиноко. Можно носить Пустоту в себе и не сходить с ума каждое мгновение существования (хотя как это заманчиво — раз и навсегда повредиться рассудком!), но оказаться МЕЖДУ двумя Пустотами, которые по сути своей одинаковы и вот-вот сольются вместе… Вдруг очень ясно понимаешь: ничего нет. Совсем ничего. И искра твоей жизни вот-вот погаснет от ледяного дыхания… Погаснет, чтобы никогда не вспыхнуть вновь.
Не было страшно. Не было больно. Я переставал БЫТЬ, но это всего лишь печалило. Кого? Меня конечно же: кому ещё есть дело до моего бытия или не-бытия?
Тропа закончила свой бег точно у дверей дома Агрио, выкинула меня наружу, брезгливо отряхнула руки и свернулась, возвращаясь в Лабиринт. Да, кузен был прав: путешествие не из приятных. Впрочем, Ксо всё-таки позаботился о моём удобстве и не стал обрывать коридор Перехода на высоте человеческого роста, скажем. Или на высоте третьего этажа, что было бы ещё занятнее: можно ведь и костей не собрать, если неудачно упасть.
Ломиться в дверь я не стал, для начала решив осмотреться и определить стратегию своего дальнейшего поведения. Пользоваться доступными мне «инструментами» нежелательно хотя бы потому, что неизвестно, сколько сил придётся потратить: каждая капля может стать решающей. Что ж, будем действовать примитивными методами. Например… просто посмотрим.
Так я и поступил, благо рамы окон первого этажа начинались на уровне моего подбородка. И в окне, из которого был виден холл…
Ай-вэй, как нехорошо!
Значит, милая Роллена снова воспользовалась услугами местной Разбойничьей Гильдии? С одной стороны, такое постоянство похвально, но с другой — оно же свидетельствует о некоторой скудости либо воображения, либо средств. Ну да, конечно, прибегнуть к помощи магии блондинка не может, потому что имеет шанс получить неприятный разговор с собственным братом. Герис, разумеется, не будет слишком суров со своей любимой сестрёнкой, но отшлёпать способен, и сильно. Куда как проще выпросить немного денег «на маленькие девичьи радости», чтобы с лёгким сердцем нанять головорезов.
А эти будут похуже тех, что напали на меня. Похуже — в смысле опаснее. Всего трое, но ведь больше и не нужно, если требуется справиться с двумя беззащитными женщинами и мальчишкой… Фрэлл! А он что здесь делает?! Да ещё КАК делает, сумасшедший…
Наверное, Мэвин пришёл уже после того, как убийцы проникли в дом. Зачем пришёл — второй вопрос. Проблема в том, что парня впустили. Видимо, по той нехитрой причине, что, оставшись за порогом дома, он мог поднять тревогу. И теперь младший брат Селии, стоящий рядом с Равель и её матерью, готовился принять предназначенную ему судьбу. Но не собирался встречать Слепую Пряху с пустыми руками: Мэвин плёл заклинание.
Должно быть, среди наёмников не было магов или людей, остро чувствующих возмущения Пространства. По крайней мере, ни лениво расположившийся в кресле мужчина с изготовленным для стрельбы арбалетом, ни оба его напарника, деловито разливающие по полу, стенам и мебели некую вязкую жидкость (похоже на масло: дом решили спалить, уроды…), не замечали, что рядом с ними формируется одно из самых действенных и практически неподвластных отражению заклинаний. Мэвин раздувал угли «закатного костра», но раздувал их… в себе.
Дурак! Кто же так делает… Лишь тот, кто не умеет иначе. Не умеет и, главное, не может. С такой асимметрией Кружева парень способен накапливать Силу только в пределах собственного тела[24] — там же, где и формирует Сеть чар. А что дальше-то делать будешь, несмышлёныш? Ну спалишь злодеев, а сам? Сгоришь вместе с ними, потому что не отделил Нити заклинания от Нитей своего Кружева, как поступает любой здравомыслящий маг[25]… Поправка: любой физически полноценный маг. Изначально не обладая возможностью изымать Силу из окружающего пространства, Мэвин всю свою волшбу построил на принципе «жертвенности», тратя собственную жизненную силу. Иначе у него просто ничего не получалось… Стоп! Теперь понятно, от чего умерла Вийса.
Не представляя себе, как на самом деле положено составлять заклинания, парень действовал проверенным способом и продумал всё, кроме одного: чары, которые предполагалось воплотить, должны были произрастать из Кружева заклинателя. Похоже, Вийса не была вдумчивой ученицей либо просто не обратила внимания и завязала первый узелок Подобий на самой себе… Могу себе представить состояние девушки, когда заклинание, обретая форму на Втором Уровне и приступая к выполнению своего назначения на Первом, потянуло за собой Силу из Кружева! Магичка, несомненно, была парализована страхом, и мига промедления оказалось достаточно, чтобы процесс стал необратимым. Следовало рвать Нити сразу же. Хотя…
А как же котёнок, из тела которого моя кровь удалила заклинания, до боли похожие своей структурой на это? Впрочем, похожие, да не совсем: во время их наложения никто не погиб. Странно… Мальчишка ни при чём? Но кто тогда? Разве может у двоих разных магов быть совершенно одинаковый почерк?.. Ладно, поразмыслю над этой загадкой на досуге. Когда будет подходящее настроение.
Я присмотрелся к тому, что творит Мэвин. М-да, ТАКОЕ, пожалуй, и не оторвёшь… А ведь надо. Надо, или парень погибнет вместе с теми, кого намеревается убить.
«Опять хочешь вмешаться?» — Приторно-вежливый вопрос.
Хочу. Ты против?
«Подумай хорошенько… Не торопись… Вдруг ему это НУЖНО?»
Умереть? Что за чушь?!
«Он может чувствовать вину… Перед сестрой… Перед принцем… Перед погибшей чародейкой… А вина имеет обыкновение расти, ты это прекрасно знаешь!»
И что?
«Возможно, он выбрал смерть… Выбрал совершенно осознанно и добровольно…»
Какое там! Где ты видишь выбор? Он погибнет в любом случае: или от рук наёмных убийц, или от собственной дурости!
«Но во втором случае он спасёт две жизни… Об этом ты не подумал?..»
Спасёт… Хочешь убедить меня в том, что он жертвует собой?
«Ты не допускаешь такой возможности?»
Почему же. Но если это и в самом деле так…
«Только не начинай снова!» Испуганно-усталый всхлип.
Я ещё и не пробовал!
«Чувствую, что ты замышляешь… Может, хоть однажды оставишь всё, как есть, а?» Робкая надежда.
То есть? Позволить парню спалить себя дотла?
«И пусть спалит… А ты соберёшь пепел в горсточку и торжественно вручишь сестре… Чем не выход?» Заискивающее виляние хвостом.
Я представил себе картинку. Пепел, который метёлочкой сметаю в совок. Маленькую фарфоровую вазу с крышкой. Церемонию передачи останков… И едва удержался от неуместного смеха.
Да ну тебя, право слово!
«Не понравилось? А я считаю, что идея очень и очень неплоха…» — обижается Мантия.
Обещаю, когда-нибудь я именно так и поступлю!
«А сейчас?»
Сейчас… Мы дотянемся до Мэвина отсюда?
«С трудом… Далековато всё-таки… Если только ОЧЕНЬ постараемся…» — с сомнением протянула моя подружка.
Мы должны постараться, драгоценная! Всего-то и требуется…
Ломать тоже нужно уметь. Благо после печального опыта с уважаемым учителем у меня было не только много возможностей для тренировки, но и настоятельное требование собственной совести: если уж убивать, то убивать со знанием дела и с полным представлением механики процесса от начала и до конца.
Мэвин собирался разжечь «закатный костёр» — заклинание многоуровневое и громоздкое, потому что подразумевает влияние сразу и на физическое тело объекта, и на его Кружево. Полагаю, парень просто взялся за первое, что пришло в голову, потому что для разбирательства с наёмниками хватило бы и…
А ведь и хватит. Нужно только разрубить Сеть заклинания — и вместо «костра» получатся «брызги». Так, наведение выполнено хорошо: с точностью попадания проблем не будет.
Итак, драгоценная, ты готова?
«А что мне остаётся?» Тихий вздох.
Ну не надо так грустно! Сейчас мы здорово повеселимся!
«Каким именно образом?» Лёгкая заинтересованность.
Сколько Силы в моём шлейфе?
«После того как ты битый час лапал принца? Очень приличная порция…» — ехидно скалится Мантия, вгоняя меня в запоздалую краску.
Отлично! Как только Мэвин завяжет последний Узел, ты отсечёшь его от заклинания…
«Щитом?»
Конечно же нет! Нити должны быть порваны, и порваны мгновенно, поэтому будет не Щит, а «проплешина»… Я выпущу сколько смогу, а ты быстренько куёшь топор и рубишь… Пойдёт?
«А дальше?» — В голосе прорезаются азартные нотки.
Не «дальше», а в то же самое время, драгоценная, ты вливаешь Силу из шлейфа в Нити по обе стороны от «разрыва».
«Это ещё зачем?»
Затем! Без подпитки заклинание не будет иметь должного эффекта, а Мэвин, истончивший Кружево, окажется на грани смерти… Придётся гнаться за двумя зайцами, чтобы поймать третьего!
«Третьего?..»
Да. Третьего зайца. Зайца моего полного и глубокого удовлетворения.
«Ты понимаешь, что, обрубая Нити, мы с тобой переводим волшбу в неустойчивую форму? Она может повести себя непредсказуемо…» — Ворчливое напоминание.
Помню, драгоценная! Мы не только обрубим, мы ещё и пал пустим!
«Пал? Хочешь преобразовать „костёр“… А что, вполне может получиться…» Довольная ухмылка.
И получится! Кстати… Пора!
На один короткий вдох меня захлёстывает Пустота. Волна, рождённая в недоступных далях и нашедшая выход в мир. Выход через моё тело.
Истончаясь до предела, несуществующее лезвие падает на разноцветье Нитей, протянувшихся между Мэвином и троими убийцами. Падает, рассекая мерцающие пряди так же легко, как беспечное движение руки рвёт паутину. Концы Нитей обиженно шипят, оплавленные горячим поцелуем Пустоты. Шипят и порскают в стороны, притягиваясь к Кружеву. Но ещё до того, как оборванные волоски сольются с Узлами, Мантия одаривает их Силой, вытащенной из моего шлейфа. Не знаю, что происходит с незадачливым магом — не до него, потому что я должен успеть…
Пустота тонкими змейками летит по Нитям заклинания, обретшего независимость. Летит, пожирая то целые фрагменты, то крохотные узелки и цепочки из пары звеньев. Летит, оставляя за собой совсем иную волшбу. Быстрее! Ещё быстрее! Центральный Узел съёживается и распадается на три. Узор изменился. «Костра» не будет. Будут «брызги»!
«Закатный костёр» нагревает всю кровь в теле. Разом. До кипения. За считанные мгновения. Очень действенно и надёжно. Но, во-первых, зрелище… непривлекательное, а во-вторых… Неоправданно большой расход Силы. «Брызги лавы» проще. Можно даже сказать, примитивнее. Правда, в случае, если ваш противник имеет познания в Магии Огня, он вполне способен отразить атаку. Конечно, не в том единственном случае, когда «брызги» нацелены в голову.
Фрэлл! То, что сейчас произойдёт, тоже не способствует хорошему настроению и умиротворённому состоянию желудка. Я метнулся к дверям, которые… Оказались незаперты. Можно было и войти… Хотя что бы изменилось? Только расстояние, а я и так справился…
Напрасно волновался: вытекающую из глазниц жижу, некогда бывшую мозгом, графини не увидели. Алаисса — потому что к тому времени уже благополучно отбыла в обморок от переживаний, а Равель — потому что смотрела вовсе не на умирающих убийц. Она хлопотала вокруг Мэвина, сидящего на полу и пытающегося понять, почему он всё ещё жив, когда, по всем существующим законам, должен был умереть.
Конечно, мне следовало бы привести в чувство графиню-мать, но… Но. Но. Но. Как и всякий раз после соприкосновения с магией, приносящего последней безвременную и печальную кончину, моё мироощущение было обострено практически до предела. Что поделать, издержки искусства. Или, правильнее было бы сказать, закономерная плата за вмешательство в тонкие материи.
Так вот, я не бросился на помощь dou Алаиссе только по той причине, что в холле дома Агрио в эти минуты творилось волшебство, перед которым почтительно склонит голову даже самый могущественный маг. Здесь и сейчас рождалось чудо любви. Ни Мэвин, растерянно хлопающий ресницами, ни Равель, обеспокоенно коснувшаяся его плеча, не понимали и не чувствовали, как между ними протягивается тоненькая ниточка чар, которыми вольна распоряжаться только природа. Да, всего лишь один вдох, совпавший во времени и пространстве, но… Невозможно соорудить что-то из ничего, а если у вас уже имеется холмик, на склоне которого притулился маленький камешек… Нужно только толкнуть — и в следующую минуту бегите прочь от лавины, сметающей всё на своём пути. Вот этим я и займусь. Только бы камнепад не погрёб меня под собой.
Я подошёл к Мэвину, нагнулся над ним и… Залепил юноше пощёчину. Очень болезненную и очень обидную. Взгляд карих глаз дрогнул, но удивлённый возглас вырвался совсем из других уст:
— За что?!
— Видите ли, милая Равель… Этот молодой человек поступил не просто глупо, он поступил вопиюще безответственно.
— Он спас…
— Он едва не погубил то, что ему пока не принадлежит. Свою жизнь. Или вы полагаете, сударь, что уродство тела служит оправданием недостаточной остроте ума?
От этих слов Мэвин дёрнулся сильнее, чем от моего удара, а Равель… Ох, как же ярость красит женщин! Особенно некоторых.
— Как вы можете… Какое право вы имеете укорять того, кому не повезло в жизни так, как вам?!
— Везение, милая Равель, — вещь, которой не существует. При ближайшем рассмотрении любое удачное стечение обстоятельств оказывается тщательно спланированным и дотошно подготовленным… Просто не всегда авторство благоприятного исхода принадлежит вам: иногда Судьба тоже берётся за кости.
На этой глубокомысленной ноте поворачиваюсь и направляюсь к лестнице. И всё же я молодец, да ещё какой: на верхней трети ступенек меня настигает ответ девушки. Ответ, тон которого звучит почти победно, ведь Равель думает, что поняла причины моей жестокой отповеди в адрес Мэвина:
— Вы просто завидуете, что не сами спасли нас от смерти!
Останавливаюсь. Замираю на мгновение. Сжимаю пальцами перила — до хруста суставов. Выдерживаю паузу и снова начинаю движение. Медленно, стараясь даже спиной изобразить оскорблённое достоинство. И, только закрыв за собой дверь комнаты, позволяю весёлому фырканью прорваться на волю.
Ох, девочка, как же ты меня насмешила! Притом что сама была необыкновенно серьёзна и прекрасна в этот момент… Надеюсь, Мэвин оценит всю силу и прелесть твоего неожиданного заступничества. Надеюсь. А чтобы оценил наверняка, я и сам слегка поколдую на этот счёт. Чуть позже. Когда юноша окончательно соберётся с мыслями и навестит мою скромную обитель. Пока же у меня есть несколько минут (в лучшем случае — час, если Равель будет настойчива… а она — будет…), чтобы разобраться в черновиках, оставшихся от переводов дневника Лары. Всю ерунду скопом Лаймару читать необязательно, значит, нужно отделить полезные знания от лирических иносказаний, дабы вручить магу инструкцию, не обременённую излишними подробностями, ибо подробности, когда их становится слишком много, превращают пользу во вред.
Я начал сражение первым — едва распахнулась дверь моей комнаты:
— Милая Равель разомкнула свои объятия, и вы тут же сбежали?
Мэвин (хотя и сижу спиной к двери, могу до мельчайшей подробности описать то обиженное недоумение, которое повлёк за собой мой невинный вопрос) ответил не сразу. Я уже начал было настораживаться (знаете, в некоторых случаях удивительно подходящим оказывается принцип: «А чего тут думать?»), но интонации, которые юноша выбрал для ответного удара, сразу сняли все тревоги и сомнения. Мэвин просто пытался разумно сопоставить все факты и наблюдения, касающиеся вашего покорного слуги.
— Я не думал, что вы можете быть таким грубым, лэрр.
— Грубым? — Откидываюсь на спинку кресла. — И что же вы полагаете грубостью? Указание предела ваших возможностей? Или же…
— То, как вы обошлись с графиней.
— А как я с ней обошёлся?
— Вы… вы были непозволительно холодны с женщиной, которая только что испытала потрясение и…
— Сударь! — Вздохнув, я покинул нагретое сиденье и подошёл к юноше. — Не надо заниматься построением столь вычурных стен на столь шатком фундаменте! Проще говоря, оставьте на время придворную манеру изъясняться и пользуйтесь обычными человеческими словами. Я понятно выразился?
— Да, но…
— Значит, не совсем понятно… В чём вы меня обвиняете? В том, что не бросился утешать девушку? Позвольте, но мне показалось, что она более чем согласна искать утешение у вас! Или я не прав?
Мэвин начал розоветь, может быть, впервые в жизни.
— Как вы могли подумать…
— Я не думал. Я ВИДЕЛ. Иногда нужно довериться глазам, сударь, чтобы не обмануться в суждениях.
— Я вовсе…
— Может, прекратите лепетать? Скажите прямо, что вы думаете о Равель?
Минута торжественного молчания.
— Она… она красавица.
Ещё одна небольшая пауза и… Совершенно детский испуг и робкая просьба о помощи:
— Она ведь красивая, правда?
Вообще, в этом месте следовало бы рассмеяться, потому что Мэвин выглядел настолько трогательно и нелепо, что иной реакции и не заслуживал. Я бы так и поступил, но вовремя вспомнил трепет и абсолютную растерянность, посещающие меня при мысли о Мин. Вспомнил и без тени улыбки подтвердил:
— Правда. Равель — очень красивая девушка. И очень достойная.
А ещё для неё не существует твоего уродства, парень… Она видит тебя совсем иначе. Видит в своём собственном зеркале. Это великое чудо и великий дар, которыми нельзя пренебрегать и которые ни в коем случае нельзя терять. Думаю, ты уже понимаешь, чем тебя наградила Судьба, Мэвин.
— Сударь, вы… Лэрр…
Запыхавшаяся и встревоженная, Равель выглядела ещё милее, чем обычно. И тонкие черты девушки необыкновенно украшала решимость, перед которой уважительно склонились бы даже далёкие предки графини Агрио. Равель была готова защитить своего героя от нападок всего света. Ну или хотя бы от меня.
— Вы что-то хотели сказать, сударыня?
— Я… — Девушка перевела взгляд с меня на Мэвина и обратно.
— С вашей матушкой всё хорошо?
— Да, не беспокойтесь…
— Простите, что оставил dou Алаиссу без своей помощи, но, право, меня отвлекли совсем иные заботы.
— Лэрр… Ив… — Ну наконец-то она вспомнила, что мы обращаемся друг к другу по имени!
— Милая Равель, зачем вы покинули свою матушку и поспешили сюда?
— Я подумала, что… — Смущённый румянец. На щеках у обоих.
— Вы решили, что я выскажу молодому человеку своё недовольство? Совершенно верно, милая Равель! Выскажу всенепременно. Ему будет полезно услышать несколько прописных истин. Но я намереваюсь поговорить с бароном как мужчина с мужчиной, а при мужских разговорах присутствие женщин не приветствуется, верно?
— Ив… вы же не…
— Рукоприкладства не планирую. Разве что в крайнем случае! — Я подмигнул, заставив девушку изумлённо замереть. — И потом… буду крайне признателен, если вы отправите посыльного к некоему Лаймару, а сами тем временем приготовите что-нибудь лёгонькое в качестве второго завтрака. Не знаю, как все присутствующие, а я проголодался! Моя просьба вас не затруднит?
— Нисколько… Ив, а что вам нужно от Королевского дознавателя?
Даже так? А чернявый маг высоко стоит, ничего не скажешь.
— Помимо сугубо личных дел нужно же составить заключение по трупам, которые изгадили холл вашего дома, милая Равель. Вы со мной согласны?
— О… да, разумеется! Я постараюсь как можно скорее…
— Два-три часа в запасе есть. Ну пока туши не начнут разлагаться, — пояснил я. Девушка чуть побледнела, сглотнула и предпочла приступить к выполнению поручений, не дожидаясь иных подробностей существования бренных тел после смерти.
Мэвин проводил графиню нежным, но слегка беспокойным взглядом, чем вызвал у меня сдавленный смешок.
— Лэрр! — Брови сердито насупились. Пришлось срочно отступать на заранее подготовленную линию обороны:
— Простите, это… нервное. У меня так много забот, что каждая новая только расшатывает моё душевное равновесие.
— Я не совсем понимаю… — Настороженность в карих глазах.
— И не надо! Присядьте, и поговорим о делах.
Мэвин опустился в кресло, а я забрался на стол. Очень удобная позиция: и смотришь сверху вниз, и пространства для маневра несоизмеримо больше, чем в окружении высоких подлокотников.
— Извиняться за свои действия я не буду. Независимо от вашего мнения. Вы вели себя глупо и беспечно, сударь. Вам противопоказано заниматься магией. Категорически! Неужели вы этого не понимаете?
Виновато качнувшиеся плечи.
— У меня не было выбора…
— Чушь! Перед вами простиралось необозримое поле деятельности, а вы остановились на самом его краю. Как недальновидно! Или вы не желаете дожить до седин?
Мэвин опустил взгляд. Что ж, продолжим в том же духе.
— Значит, ваши действия были подчинены стремлению умереть? Позвольте узнать, почему вы решили так рано уйти из жизни?
— Вы кажетесь умным человеком, лэрр, а задаёте такие глупые вопросы. — Это что, попытка уколоть? Не то оружие выбрал, дурачок!
— Я задаю правильные вопросы! Вы считаете их глупыми только потому, что не можете найти подходящий ответ. Итак, я жажду узнать причину! Почему?
— Вы уже могли заметить, что моё тело…
— Несовершенно? Ну и что?
— Да, вам не понять… — Слегка презрительное и очень грустное откровение.
— Понимать нужно только то, что имеет смысл! Не хотите думать? Хорошо. Тогда извольте выслушать МОЁ объяснение ваших проблем. Только не смейте перебивать! — добавляю, видя, что губы Мэвина дрогнули, собираясь возразить. — Ваши родители, в силу каких-то причин, наделили вас неполноценным физическим обликом. В детстве вас всячески оберегали от столкновения с реальностью, и вы росли, считая, что ничем не отличаетесь от прочих людей. Но время имеет свойство проходить быстрее, чем того желаешь… Рано или поздно вам пришлось бы выйти в мир. Наверное, следовало бы сделать это как можно раньше, но тут уж исправить ничего нельзя. За порогом дома оказалось, что всё не так, как представлялось в надёжном укрытии родных стен, верно? Насмешки и насмешников можно терпеть, но куда тяжелее видеть в глазах окружающих презрение и жалость… А когда старшая сестра, которая проводила с вами столько часов, начала постепенно отдаляться и вы почувствовали, что делите её нежность с кем-то ещё… Вас охватила ненависть. Ненависть к тому, кто родился и вырос здоровым, сильным и красивым. Ненависть к человеку, которому сестра отдала своё сердце. Но, мой милый мальчик, вам не приходило в голову, что сердце, в котором пылает любовь, становится больше с каждым ударом пульса? Почему вы решили, что Селия разлюбила вас? Её чувства лишь немного видоизменились, а вы, вместо того чтобы измениться самому — перестать быть собственником и радоваться тому, что сестра нашла свою любовь, — решили отомстить. Очень грязно, кстати… Но месть не принесла ни облегчения, ни желаемого результата: чувства Селии лишь вспыхнули ещё ярче. И тогда вы поняли, как жестоко ошиблись. Поняли, но исправить содеянное уже не могли, потому что несчастная девочка-магичка, которая сотворила Подобия по вашему рецепту, умерла. Умерла очень страшной смертью.
— Я не хотел… — Тихое, еле слышное признание.
— Убивать Вийсу? Разумеется, не хотели. Вам нужно было заставить страдать Дэриена. Вы и заставили, забыв о том, что любящие сердца всё делят пополам… Как скоро вам стал ясен ваш промах? Спустя месяц? Два?