Щит побережья. Книга 1: Восточный Ворон Дворецкая Елизавета

Хельга кивнула.

– Если понадобится, я укажу вам дорогу, – пообещал Хравн, как будто уже знал и кто пойдет, и что при этом случится.

Вдоль берега плыла рыбачья лодка – достаточно близко, чтобы Хельга мимоходом узнала Торда рыбака с сыном. По привычке она помахала рукой, Сквальп ответил тем же. Хравн даже не обернулся. Глядя на море, Хельга чувствовала на своем лице его внимательный, пристальный взгляд, и ей было неуютно, точно он видел ее насквозь. Вдруг она ощутила усталость от этой беседы. Именно из-за его присутствия на нее обрушились все эти непонятные, мощные ощущения, точно она внезапно стала сердцем, через которое непрестанными толчками проходит кровь всего побережья. А быть сердцем так тяжело!

– Ты устала, – тихо сказал Хравн, и Хельга даже не удивилась, что он знает об этом. – Да, много видеть – тяжело. Приходится брать на себя жизнь всего, что видишь. Постарайся брать себе побольше света – он придает сил.

– Света? – повторила Хельга.

Хравн молча окинул взглядом небо, море, лес. Едва он отвел глаза от ее лица, как Хельге сразу стало спокойнее, она вздохнула легче, но тут же ее наполнило ощущение близкой потери. Как будто она стоит над обрывом и держит в руках что-то очень дорогое, что вот-вот полетит в холодные бездонные волны…

Хравн снова посмотрел на нее, и Хельга без слов поняла: больше ничего он не может ей сказать. Хотел бы, но не может. Он не знает подходящих слов, а может быть, она не поймет. Ей было больше нечего ждать от этой странной встречи и все же не хотелось расставаться с ним. Они стояли друг против друга и молчали, и почему-то Хельга знала, что Хравн тоже медлит с прощанием.

– Ты – теплая, – вдруг сказал Хравн, понизив голос почти до шепота, и Хельга задрожала.

Сильное биение огромного сердца вдруг сменилось тихим, робким, но особенно глубоко проникающим трепетом. Хравн протянул узкую смуглую руку и коснулся ее руки, слегка погладил пальцы и тут же оставил. Хельга стояла застыв, не имея сил двинуться, точно он наложил на нее чары неподвижности, и даже не поняла, холодной или горячей ей показалась его рука. Она была рядом и притом где-то далеко. Коснулся ли он ее на самом деле?

– Если ты очень захочешь увидеть меня снова – позови, – так же тихо сказал Хравн. – И не бойся меня. Я беру только то, что мне хотят отдать. И чем больше мне отдают, тем богаче становятся.

Хельга наконец подняла глаза и посмотрела ему в лицо. Оно оставалось застывшим, почти нечеловеческим, но вдруг вызвало в ней желание как-то помочь ему. Но чем и в чем? В груди Хельги шевелилось какое-то теплое чувство к этому странному человеку, силы ее души стремились к нему, но не знали дороги. Хравн опустил глаза и молчал, прислушиваясь к чему-то, и Хельге показалось, что он похож на путника, долго блуждавшего по холоду и ненадолго остановившегося у чужого огня. Надо идти дальше, но чудесное ласковое тепло не пускает, обволакивает мягкими волнами, держит в плену, который предпочтешь любой свободе…

– Иди домой, – вдруг сказал Хравн и отступил от нее на шаг. Хельга тоже отшатнулась, торопясь порвать эту непонятную связь, пока еще можно, а он продолжал, глядя в землю под ногами, и голос его звучал глухо. – Я провожу тебя… Не оглядывайся, но до дома с тобой ничего не случится. А больше не выходи за ворота одна. И помни – пока духи не вцепились в каждого, как в старую Трюмпу, с ними нужно бороться. Реку нужно останавливать в истоках. Попробуйте. А сейчас иди. Иди!

Хравн прижал руку ко лбу, прямые черты его лица болезненно исказились, и Хельга поняла, что ей нужно бежать отсюда со всех ног, потому что ее присутствие чем-то мучит его. И она побежала – не простившись, не оглянувшись. Она бежала знакомой тропой вдоль берега, потом от моря по долине к усадьбе, и ей казалось, что каждое дерево оглядывается ей вслед, каждый камень провожает ее глазами, и все они шепчут, шепчут непонятными языками о том же, о чем она говорила с Хравном. И о них двоих, об их странной встрече на берегу шепчут тоже. И этот шепот подхватывает вся земля, все девять миров Низа, Середины и Верха, и всем почему-то есть дело до нее, маленькой Хельги из усадьбы Тингваль, хотя Тингваль, Квиттингский Восток, да и сам Квиттинг – не такие уж важные птицы в просторах девяти миров. Хельга задыхалась, прижимала кулак к сердцу, чтобы оно не выскочило, но не могла убежать от этих невидимых взглядов, от этого неслышного шепота.

Перед воротами усадьбы Хельга остановилась, постаралась отдышаться и скрыть свое волнение. Она не хотела никому ничего объяснять – у нее появилась важная тайна, принадлежащая только ей. Прошли те времена, когда она видела в воде лица морских великанш и с детской непосредственностью тут же всем рассказывала об этом – домочадцы только посмеивались и называли ее выдумщицей. Больше она не хотела этого.

Когда она вошла в кухню, Торд рыбак с сыном еще сидели среди челяди.

– Добрый день тебе, йомфру! – Сквальп смущенно ухмыльнулся, как всегда при встрече с ней, и поклонился.

– Мы видели, как хёвдинг проезжал по берегу, – подхватил Торд рыбак. – Наверное, скоро он вернется, и тебе не придется гулять одной.

– А разве вы не видели… – начала Хельга и запнулась. Она и сама догадалась, что не видели. Хравна не мог видеть никто, кроме нее. Он принадлежал ей, как сон, как мечта…

– Да, невесело гулять зимой! – вздохнул Торд. – На всем берегу – ни единой живой души. Только ворон пролетел – и никого. То ли дело весной! После Праздника Дис начнется гулянье – тогда уж тебе, йомфру, не придется скучать!

– Вот тогда мы попляшем! Смотри, Сольвёр, я не позволю, чтобы этот увалень, Арне Бычок, опять увел тебя из-под носа, как в прошлом году! – воскликнул Равнир.

– Из-под такого носа трудно увести! – фыркнула какая-то из женщин. – Бежать придется целый перестрел.

Равнир встал на защиту своего носа, домочадцы засмеялись, заговорили, стали вспоминать прошлогодние «кукушкины гулянья» и загодя радоваться предстоящим. То и дело кто-то поглядывал на Хельгу, она слышала имя Брендольва, но только улыбалась в ответ, не понимая ни слова. Здесь, дома, возле очага, в родном и нерушимо надежном кругу домочадцев, на нее вдруг снова повеяло свежим ветром с моря, запахом волны, дальнего ельника, холодных влажных валунов. Этот ветер пришел с ней сюда, она принесла его в сердце. И на ветру парил, расправив крыльями руки под черным плащом, смуглый худощавый человек с густыми черными бровями. Нет, не человек. Возле очага, среди живых людей и надежных, знакомых предметов Хельга со всей ясностью осознала, что ее новый знакомый – совсем не такой. Он был духом этого берега, этих камней и деревьев. И Торд со Сквальпом не видели его. Только ворон полетел, и больше ни одной живой души… Только ворон…

К вечеру Хельги хёвдинг и Даг вернулись. С ними приехал Брендольв, и Хельга ничуть не удивилась, увидев его.

– Говорят, Трюмпа заболела! – весело и возбужденно рассказывал он. – Какой-то бонд приходил, он говорит, что к нему приходил кто-то из сынков этой старой троллихи и просил молока. Говорит, на нее напали духи, которых она вызвала!

– Так ей и надо! – сказал Орре управитель.

Обитатели Тингваля выслушали новости скорее с удовлетворением, чем с сочувствием: всем очень понравилось то, что колдовство Трюмпы навлекло беду на ее собственную голову.

– Кто роет могилу другому, ложится в нее сам! – заговорили во дворе.

– Вот тебе и колдовство!

– Так оно и бывает!

– Я всегда говорила!

– Плоховато старуха умеет колдовать! – усмехнулся Равнир и обнял Сольвёр, которая выглядела слишком растерянной, чтобы сопротивляться.

– Ну уж теперь-то мы разберемся, что там такое! – бодро говорил Брендольв. – Тролли это, не тролли – теперь им недолго здесь оставаться!

Брендольв был явно рад, что все так получилось. После заморских походов он опасался заскучать дома, где даже пьяных драк на пирах не случается. Тролли это или нет – поход даст случай прославиться, а это главное! Приобретя немало взрослого опыта, Брендольв оставался тщеславен, как двенадцатилетний подросток, которого только что опоясали мечом. Ему не терпелось скорее отправиться на поиски, и он даже злился на Дага, который принялся готовиться к походу с обычной обстоятельностью.

– Неизвестно, сколько нам придется их искать, – рассудительно приговаривал сын Хельги хёвдинга. Ему даже нравилось нарочитой неторопливостью дразнить Брендольва, который так и горел жаждой новых дурацких подвигов. – И одеяла, и еда пригодятся. Лучше взять побольше, чем голодать и мерзнуть. И вообще зря ты хочешь идти вдвоем. Лучше взять еще человек десять – не помешает…

– Много людей брать не надо, – возразила Хельга, вспомнив слова Хравна. – А я пойду с вами.

– А ты не пойдешь, – миролюбиво, но твердо ответил Брендольв. – Биться с троллями – занятие не для девушек. Мы привезем тебе в подарок их головы. Хорошо? – И он подмигнул, надеясь, что этим уладил дело.

– Нет, я пойду. – Хельга спокойно кивнула. – Без меня вы их не найдете.

«Весной вместо поля тинга здесь будет поле битвы», – сказал Хравн. Хельге было так тревожно, что даже гребень валился из рук. Воспоминания о Хравне пугали, но неудержимая сила влекла Хельгу к ним. Встреча с ним прояснила ее взор, обострила слух, и теперь Хельга днем и ночью слышала голоса потревоженной земли. Беспокойные духи камней и деревьев, воды и воздуха, духи незнакомые, не имеющие имени и облика, носились над Хравнефьордом в поисках поживы. Каждый миг промедления казался непоправимым, и Хельга всей душой стремилась исполнить совет Хравна: поискать на Седловой горе тех, с кого это началось.

– Без нее мы и правда их не найдем, – неожиданно поддержал ее Даг, и Брендольв посмотрел на друга как на сумасшедшего. Всю жизнь, сколько он помнил, Даг старался оберегать Хельгу от малейшего дуновения ветра, и Брендольв не сомневался, что уж теперь-то Даг будет на его стороне! А тот был вдвойне рад взять сестру с собой: во-первых, она этого хотела, а во-вторых, участие девушки снижало величие «подвига». Как Брендольв ни гордится собой, а можно будет сказать, что он играет в игры для девчонок!

Дагу не была свойственна вредность или мстительность. «Я не злопамятный, напомните мне потом!» – шутил он иногда. Но обида на «Логвальда Неукротимого» до сих пор жила в глубине души, и возможность сделать что-нибудь назло лучшему другу доставляла тайное смутное удовольствие. Даже Хельге Даг не признался бы в этом, но раздосадованное лицо Брендольва его радовало, и он, нарочито тщательно проверяя каждый ремень и каждую пряжку, украдкой бросал на товарища веселые взгляды.

– Что ты, не ходи! – отговаривала Хельгу встревоженная Сольвёр. – Чего тебе там делать? Да и хёвдинг тебе не позволит! Тролли там или не тролли, но искать их – занятие не для девушек!

Однако Хельги хёвдинг не видел причин запретить дочери идти туда, куда идет сын. Он тоже не слишком верил в троллей, а защиту Дага и Брендольва считал достаточно надежной. В конце концов, видели только одного мужчину и одну женщину с ребенком – воинство не слишком грозное.

Отправились они сразу, как рассвело. Лошадей решили не брать, поскольку дорога не дальняя, а в лесу они только помешали бы. Брендольв был весел, махал рукой на прощанье и обещал принести троллиные головы. Хельга выглядела сосредоточенной, а Даг думал о том, что услышал на прощанье от бабушки.

– Все это война! – сказала ему фру Мальгерд. – Старая Трюмпа виновата, но не слишком. Что-то сломалось уже давно, еще летом. А наши тролли – это только рябь на воде. Если вы их и поймаете, это не очень-то поможет делу.

– Но не сидеть же возле очага, сложа руки, – ответил ей Даг. – Нужно сделать хоть что-то. Хоть немного. Если бы каждый выловил того тролля, который живет у него под боком, то всем стало бы легче. Может, и эта война не затянулась бы надолго.

– Чего – кончится война? – воскликнул Брендольв, услышавший лишь несколько слов. – Войне еще рано кончаться! Я еще не совершил ни одного подвига. Достойного упоминания, конечно. Нападение на Тингваль, так уж и быть, считать не будем!

Брендольв засмеялся, и Хельга тоже засмеялась, а Даг в досаде отвернулся. Поглядите-ка – он еще собой гордится! Поменьше бы их требовалось, этих подвигов! Разве так уж плохо сидеть вокруг очага, когда все живы и здоровы?

В день великой битвы с троллями погода выдалась неплохой. Снег опять подтаял, земля полиняла: островки снега чередовались с рыжими пластами слежавшейся хвои, серыми гранитными выступами, темно-зеленым подмерзшим мхом. Мягко светило солнце, не мешая глазам; с юга тянуло ветерком.

– Погуляем в свое удовольствие! – рассуждал довольный Брендольв, шагая по тропе от усадьбы на север. – Конечно, троллей нам не встретить, но зато все будут знать, что по округе можно ходить вполне безопасно. А то смех один! – Брендольв хохотнул и перекинул копье с одного плеча на другое. – Вчера вечером какой-то рыбак с побережья… Грим или Глум, не помню, как его там, прибежал к нам звать Альфриду к своей жене – рожать вздумала на ночь глядя. А Альфрида уперлась – не пойду, говорит, меня тролли съедят.

– И что же? – серьезно спросил Даг.

– Чего? – Брендольв пожал плечами. – Отец посмеялся, а мать велела дать Альфриде лошадь. На лошади-то тролль не догонит… Бредни все это! – решительно кончил он чуть погодя, видя, что брат и сестра не смеются. – Выдумали тоже! Одному дураку померещилось спьяну, другой тоже захотел прославиться, вся округа перепугалась. А чего? Как дети. Властитель Ратей! Да я в пять лет перестал верить в троллей! Станут боги сотворять такую дрянь! Каждому надо хоть раз в жизни поплавать по морям, поглядеть, чего в мире делается на самом деле. Тогда поубавится охоты трепать языками и выдумывать глупости. А от Кнёля я не ожидал. Он всегда был мужчина с головой. Говорят, старый что стареет, то дурнеет.

– Перестань! – хмуро сказала Хельга. Ей совсем не понравилась эта длинная речь, и она с трудом утерпела, чтобы не перебить. – Если ты сам чего-то не видел, это не значит, что этого не бывает. И тролли бывают. Я знаю!

При этих словах Хельге опять вспомнился Хравн. Если может существовать такой, как он – человек и не совсем, с неподвижным бесчувственным лицом и пугающе живыми, умными глазами, – то почему бы не быть на свете и троллям? И Хельга мысленно вглядывалась в это, запомнившееся до мельчайшей черточки лицо, стараясь прочитать в нем все то, что не открылось ей при встрече.

Брендольв небрежно хмыкнул.

– Я тоже могу сказать, что конунга кваргов не бывает, – добавила обиженная девушка. – И Вертер… Вратер… – Бывалый путешественник усмехнулся ее попыткам выговорить название говорлинского города Ветробора, и Хельга окончила: – Ну, того города, где ты купил шлем со стрелкой на носу. Не бывает! Я же их не видела!

– Ладно, ладно! – снисходительно согласился Брендольв с видом взрослого, которому наскучил шутливый спор с ребенком. – Пусть будут тролли, если уж тебе так хочется. Мне не жалко.

Хельга не ответила, а Брендольв вздохнул про себя. Весь этот разговор навел его только на одну мысль: со сватовством и свадьбой придется подождать. Хельга такая хорошая, веселая и добрая, но по своим понятиям она сущий ребенок! И все же есть что-то хорошее, утешающее в том, что она на семнадцатом году жизни верит в детские сказки. Добрые норны не дали ей узнать те опасности, которые есть на самом деле! И лучше бы не давали никогда!

В стороне от дороги, за низкими, поросшими мелким сосняком холмами, дремало море. Хельга прислушивалась к шуму волн, как к дыханию живого существа, исполинского и малопонятного. Где-то в глубине его грезит во сне прекрасная дочь Эгира*, Небесный Блеск, и дожидается лета. А летом, когда солнце засияет ярко и растопит крошево льда в полосе прибоя, она поднимется со дна, и красота ее заблестит на всем широком просторе, возвращая небу отраженный свет, и ее зеленовато-голубые глаза будут искриться в каждой волне… Опустив веки, Хельга любовалась видением летнего моря, ощущала плотное тепло соленой воды, волнующий свежий запах, ей мерещилась капелька, сохнущая на щеке. И крупный ворон, ослепительно-черный, медленно парит над полосой прибоя, широко раскинув мощные крылья…

И вдруг она споткнулась. Бдительный Даг подхватил сестру, Брендольв остановился.

– Я так и думал! – с удовлетворением сказал он. – Если ходить с закрытыми глазами, то рано или поздно упадешь.

– Я не оттого! – ответила Хельга. Небесный Блеск и летнее море были забыты, зато она вспомнила, ради чего они выбрались из дома. – Здесь прошел тролль!

– О! – Брендольв мигом оживился и переложил копье с одного плеча на другое. – Где? Как ты узнала? Тут есть след?

Он принялся рассматривать снег и землю под ногами, но обнаружил лишь пару старых, полурастаявших заячьих следов.

– Здесь есть след, – сказала Хельга. – Только его не видно.

– А как же ты его видишь? Ты не выдумываешь? – на всякий случай уточнил Брендольв.

Хельга мотнула головой. Зачем выдумывать то, что есть на самом деле? След не отпечатался на земле, где оставляют следы все обычные существа, он был разлит в воздухе: тянуло холодком, похожим на холод зимнего камня. Таков след тролля – существа промежуточного между людьми и животными, животными и камнями, жизнью и не-жизнью. Хельге не так уж часто случалось на него наткнуться, и сейчас она дрожала от волнения и даже взяла Дага за руку. Близость нежити давала ей неприятное ощущение болезни: точно тролль отнимал у нее часть ее собственной жизни.

– Вон туда! – пересиливая нежелание следовать за неприятным существом, Хельга показала на узкую прогалину в сосняке. Сосняк поднимался в гору.

– Седловая гора! – воскликнул Даг. – Мы пришли туда, куда надо! Ведь здесь Кнёль встретил того тролля!

– Надеюсь, он и нас подождал! – бодро воскликнул Брендольв и первым зашагал по склону.

Даг шел за ним не так поспешно, внимательно оглядываясь по сторонам и ожидая под каждым кустом увидеть… Норны знают, каким окажется тролль, и Даг заранее был готов ко всему. Держась за его руку, Хельга вертела головой по сторонам, приглядывалась, прислушивалась к деревьям, кустам, валунам, «причувствовалась», как она сама это называла. Более подходящего названия не имелось, поскольку из всех известных ей людей только она сама имела странную, маловероятную способность воспринимать мир еще каким-то дополнительным чувством. Она ощущала настроение живых и неживых созданий, больше даже тех, которые считаются неживыми. Деревья и камни несуетливы, они внимательны, памятливы и неболтливы. Они говорят только о главном.

Спокойно, спокойно… Тихая дрема в ожидании весны, когда веточки бездумно покачиваются на ветру… Когда иней покрыл поверхность гранита, а в глубине валуна сжалось в холодный комок его сердце и дремлет, дремлет в ожидании дня, когда тепло расширит поры в какой-то неисчислимый раз, – валуны живут долго. Хельга шла медленно, плавно перемещаясь из одного поля в другое, без рывков, чтобы не кружилась голова, и слушала, слушала… Ее сознание дремало, она тоже стала деревом, камнем, мхом и хвоей, не целиком, а чуть-чуть, только чтобы понять… Ветер и бледный солнечный луч скользили сквозь нее, как сквозь облачко дыма, и тела у нее не было – оно ей не требовалось…

И вдруг – мягкий укол тревоги, как тупая иголочка. Здесь прошел тролль. Прошел чужой. Крошечная, ростом с шестилетнюю девочку, березка беспокойно машет задержавшемся на верхней ветке желтым листочком. Здесь прошел тролль. Не дерево, не камень, не зверь и не человек, существо пограничное и потому странное для всех сторон…