Великий Сатанг Вершинин Лев
— Знаю, — ответил Хаджибулла.
— Вот как? — Президент, кажется, не поверил; вопрос прошелестел скрытой усмешкой. — И каков же ваш вариант?
На миг гостю захотелось не делать хозяину больно. Ответ можно было смягчить — тоном, формулировкой, недоговоркой, наконец. Но Председатель сам был стар и хорошо знал, что старости вредно, когда ее щадят чересчур.
— Земля! — безжалостно сказал Хаджибулла.
И дон Мигель обмяк в кресле.
— Вы правы, коллега, — произнес он после долгого молчания уже другим, несколько севшим голосом. — Но если не секрет: что вам известно? И откуда?
Гость отставил в сторону чашку и откинулся на жестковатую спинку, собираясь с мыслями.
Не стоит играть в пинг-понг с доном Мигелем. На карту поставлено слишком многое. Человечество, сколько еще осталось его, вырождается, и это факт, прекрасно известный им обоим. Преждевременная смертность. Волна за волной, все шире и шире — эпидемии самоубийств. Рост сумасшествия. Падение рождаемости, причем в геометрической прогрессии. И самое страшное: выжившие растут дебилами. Не полными, нет, но интеллектуально ограниченными. А вот и дети уже тяготеют к клинической дебильности. И объяснений этому нет.
Вернее, не было до сих пор.
— Я отвечу, — кивнул Председатель. — Но сперва позвольте вопрос: как насчет высшего образования на Гедеоне?
Рука-рычаг дрогнула от резкого разворота кресла, и на пижамные брюки Президента пролилось немного мутной жидкости.
— Крах! — коротко и горько ответил дон Мигель.
Хаджибулла кивнул.
— На Ормузде не лучше. Специалистов вырастить невозможно. Врачей нет, кто поспособнее, тянет на фельдшера наших времен, да и таких почти не осталось. Об инженерах, компьютерщиках, теоретиках я даже не хочу говорить… Иными словами…
— Одну минутку, коллега!
Чудовищным усилием воли дон Мигель заставил непослушное тело принять величественную позу.
— Позвольте мне, как инициатору встречи. Иными словами, и вам, и мне понятно: цивилизация катится в тартарары. Да что цивилизация! Все человечество! К коему мы с вами, к сожалению, имеем честь принадлежать! И наш долг перед историей…
Сиповатый поначалу, голос его налился медью.
— Не нужно, дон Мигель, — поморщился гость.
Патетика была излишней. Она нервировала. На десятом десятке, право же, можно позволить себе не болеть за судьбы человечества в целом. Наедине с собой Председатель Хаджибулла не стеснялся признаться, пожалуй, даже с некоторым злорадством: картины угасающих планет, пустынные небеса над пустынными водами и твердью, кошмарные толпы вымирающих висло-губых кретинов вовсе не пугали его, отнюдь! — было в них даже некое мрачное величие, словно бы именно он, Хаджибулла, забрал с собой, уходя в неведомое, весь мир.
И это было бы просто-напросто здорово, если бы среди груд мусора, прячась от липких лап идиотов, медленно погибая и не находя спасения, в этих видениях не являлись его внуки.
Вот о них забыть Председатель Совета Единого Ормузда не хотел и не мог. И во имя их, и только их будущего он был готов на многое. Как, впрочем (он знал это наверняка), на многое пойдет и пожизненный Президент Демократического Гедеона, тем паче что у дона Мигеля, оказывается, есть уже и правнуки.
Что же касается остального человечества, всех этих полутора десятков миллионов индивидуумов, то против них Председатель Хаджибулла тоже, в сущности, ничего не имел.
Если удастся задуманное, пусть уцелеют и возродятся.
Так сказать, за компанию. А заодно будет выполнен, как верно отметил дон Мигель, и долг перед историей…
В полной тишине лидеры обменялись улыбками.
Слов не понадобилось. Старость ужасна, нет сомнений. Но есть у нее и преимущества. В частности, она может позволить себе цинизм.
Гость расстегнул портфель.
— Видите ли, друг мой… Стыдно сказать, но на старости лет я увлекся вещами, о которых не мог бы подумать всерьез еще лет десять назад. К примеру, мистикой. Вы вправе назвать это старческим склерозом, в конце концов, вы ведь моложе меня…
— На два года, коллега, на два года, — саркастически ухмыльнулся Президент.
— Вот-вот, на целых два года. Да, так о чем это я?
— О мистике.
— Да, спасибо. Так вот, возможно, это и впрямь старческий склероз, и тем не менее…
Тонкими, слегка подпорченными подагрой пальцами Председатель расстегнул портфель и добыл из недр его плоскую, несусветно старомодную видеокассету.
— Надеюсь, у вас найдется видеодвойка? Не сомневался ни минуты. Как вставить? Благодарю…
Экран стереовизора вспыхнул, развеивая полумрак, и в кабинете объявился еще один гость, яркий и аляповатый, щедро изукрашенный расстроенным механизмом цветорегуляции.
Еще молодой, бледный и худощавый, увенчанный буйной короной торчащих дыбом курчавых волос, на которых чудом удерживалась коническая шапочка с кистью, он был дивно задрапирован в нечто наподобие складчатого балахона, щедро усыпанного многоконечными звездами, полумесяцами и соцветиями крючковатых кабалистических знаков. Съемка велась, очевидно, в рабочем кабинете; ничем иным нельзя было объяснить наличие на заднем плане вешалки с разноцветными мантиями, стоящих рядком у стены разновеликих жезлов с загогулинами, полочек с аккуратными рядами черепов. Имелся там также большой хрустальный шар, водруженный на медную треногу. И несколько летучих мышей висели вниз головами на потолке, лениво пошевеливая перепончатыми крылышками.
В янтарных, немного навыкате глазах странного человека приплясывала легчайшая дымка безумия, в должной пропорции перемешанная с давящей уверенностью и умело, хотя и с заметным трудом сдерживаемой истерикой.
— Ну и?.. — Удивлению дона Мигеля не было границ.
— Одну секундочку, друг мой. Сейчас он начнет…
Экран на миг погас и тут же вспыхнул ярче прежнего.
Тишина сменилась потрескиванием помех, треск — шуршащим шелестом, потом прерывистым писком, перешедшим в негромкий заунывный вой. Затем какофония стихла.
— Я — Полонски! — торжественно сообщил носитель балахона. — Я последний маг Вселенной!
— Понятно, — констатировал Президент. — И где же вы нашли эту радость, коллега?
— Вы не поверите, сам пришел, — вполне серьезно ответил Председатель Хаджибулла.
— Очень славно. Но, знаете ли, мне недосуг наслаждаться гостями из астрала. Может быть…
Завершить фразу он не успел.
Экран пошел полосами, разводами, перекрестьями соцветий. Буйнокудрый юродивый сгинул и тотчас явился вновь, но уже нисколько не похожий на опереточного полушута-полубезумца, каким был пару мгновений назад.
Негромкая спокойная тьма плеснула с экрана, разбавив искристым хрустальным блеском полумрак кабинета; чудовищную силу источала она, и Президент, машинально попытавшись заслониться руками, с изумлением ощутил, что руки, неподвижные, бессильные руки — слушаются!.. и сквозь тьму, пронизывая ее, но не въявь, пролетали багровые отсветы пламени; пламя было темнее мглы, и свет его нельзя было понять, но лишь угадать… и, сотканное из непостижимого разумом, не вмещаясь в рамки экрана, возникло лицо…
…лицо ли?..
…возникло ли?..
Лик явился из ниоткуда, и черты его расплывались в вечности огненной тьмы и бесконечности темного огня; и только глаза, одни лишь глаза, и ничего, кроме них, жили в безбрежности этого видения; иные черты лишь угадывались, слабо, нечетко, глаза же давили и подминали, втягивали и выматывали; темнее тьмы были они, ибо глубоко-глубоко в провалах зрачков не искрились ни хрустальные искры, ни пламенные отсветы… и только чуть-чуть, намеком, грезились подчас там светящиеся следы полета летучих мышей, крепко сжимающих в лапках тонюсенькие черточки посохов…
— Боже правый!
В течение следующего часа дон Мигель не издал ни звука. И Председатель Хаджибулла, хоть и знающий каждое слово наизусть, не отрываясь, вслушивался в течение голоса…
…голоса ли?..
Нет, голоса не было. Приходило знание. Видение за видением. Образ за образом. Смутные, непостижимые, они складывались в единую картину, исключающую сомнения.
Ибо все начинается с колыбели. Колыбель же человечества — Земля. Со дней сотворения и по нынешние дни сплетались над нею нити жизней, прожитых людьми, каждым в отдельности и всеми вместе. Боль дополнялась радостью, а ненависть любовью, и так из рода в род, и бесконечно, и безгранично; и пришедший в мир становился частью его, а уходящий не исчезал вполне, оставаясь вздохом ветра и шумом травы; из поколения в поколение сплетали венок бытия бывшие, оставляя его сущим, а через них — грядущим… и так, шаг за шагом, становился человек тем, чем стал. Даже уйдя с Земли, не рвал человек нить и возвращался, дабы укрепить ее; даже не возвращаясь, не терял человек связи с Землей, ибо подпитывалась и укреплялась связь силой, привезенной теми, кто побывал на Земле; и там, на планете-колыбели, окреп дух человечества, и неизбежно иссякнет он, если разорвана нить; не прожить в люльке жизнь, но и не избыть память о ней; и так будет вечно, бесконечно, всегда, пока жив человек, когда же не станет так, исчезнет и тот, кто именует себя человеком…
Бин-н-нь-г!
Экран взорвался с глухим причмокиванием, но осколки не разлетелись по сторонам. Их просто не было, осколков; вместо экрана зияла черная дыра, и в глуби ее медленно угасали багряные отсверки…
— Боже правый! — У дона Мигеля рвался голос.
Неверящими глазами он рассматривал собственные руки, вертел перед собою сжатыми кулаками, разминал пальцы… и в глазах его стояли слезы.
— Господи! Мои руки… они ожили!
— Не волнуйтесь, коллега, это ненадолго, — совершенно серьезно ответил Председатель Хаджибулла. — У меня после первого просмотра тоже кое-что ожило…
— Да? — Губы Президента жалко скривились. — А сколько же примерно?..
— Месяцев шесть могу гарантировать. Возможно, больше.
— Вот как?! — Дон Мигель с надеждой поглядел на коллегу. — А знаете что? А не уступите ли вы мне этого вашего… как его?..
— Полонски. Алекс Полонски. Охотно бы, друг мой, но… увы!.. он сейчас в коме. После сеанса. Выйдет ли, не знаю…
— Жаль.
Президент покачал головой и с видимым удовольствием собственноручно вытер влажные глаза.
— Помнится, была в свое время владелица салона, если не ошибаюсь, тоже Полонски. Этот, ваш, не из тех ли?..
— Внук. Кстати, именно мадам в свое время предсказала Катастрофу.
— Ну и что же?
— А ничего. Экранизировали. Помните: «Мир будет спасен» Топтунова? Ну, там, где полицейский срывает путч…
— Знаете, помню! Эх, нам бы того полицейского!..
— Вы думаете? — лукаво прищурился гость.
И хозяин от души рассмеялся. А затем переплел послушные пальцы и отчетливо, почти сладострастие похрустел ими.
— Вы ведь знаете, коллега, я скептик. Но я верю! Дело в том, что к таким же выводам пришли и мои аналитики…
Замолчал. Укусил себя за мизинец. Прислушался.
— Болит… Болит же! — сообщил с ребячьим восторгом.
И продолжил прерванную мысль:
— Представьте себе, у меня тут осталось немного аналитиков. Странно, да? В общем, шанс есть. Но…
— То-то и оно, что «но»! — Хаджибулла хлопнул ладонью о подлокотник. — Вы предлагаете колонизировать Землю? Но как? Это же не-воз-мож-но!
— Минуточку!
Как ни пытался Президент сосредоточиться, у него никак не получалось. Мешали руки. Кроме того, под клетчатым пледом все явственнее обозначалось подрагивание коленок.
— Кто говорит о колонизации? Сие невыполнимо даже технически. Гедеон — что уж скрывать! — имеет три космолета и астрокатер. В распоряжении Ормузда — два космолета.
— Три!!!
— Не надо, коллега! Два. Зато один из них — грузовой. Так что друг без дружки нам не обойтись…
Меж век дона Мигеля плясали бесенята. И высокий гость помимо воли насторожился. Слишком давно знал он этого толстяка, чтобы не придать значения мимике. По пустякам дон Мигель не озорничал и в мальчишеские пятьдесят пять, на Дархае…
— ?! — выразительно приподнял бровь Председатель.
— Ничего сложного! — откликнулся недавний паралитик. — Не откажите ознакомиться, коллега.
Несколько минут Хаджибулла внимательно изучал ровные столбики текста, возникшие на дисплее. Когда же чтение завершилось и старомодные роговые очки вернулись в фетровый футляр, на впалых щеках гостя играл слабый румянец.
— Вы — гений, дружище, — очень искренне сказал Хаджибулла.
— Полноте, коллега! Просто у меня было время подумать.
Президент кокетничал и не скрывал этого. Величие и простота его идеи были вполне очевидны с первого же взгляда.
В самом деле: человечество, в сущности, больно. Злокачественной формой ностальгии. С метастазами и вполне вероятным летальным исходом. Ностальгию лечат Родиной. Но ведь если не по средствам ехать на курорт, можно принять лекарство!
— Вы — гений! — убежденно повторил Председатель.
Вторично дон Мигель возражать не стал.
— Хорошо, пусть гений. Дело не в этом. Как там сказал ваш кудесник «сгустки людских воль»? Отлично. Мои спецы выражаются по научнее, но суть та же. Вы видели список? Три четверти фондов Музейного комплекса уцелели. Вот их и следует вывезти. Здесь, кстати, не обойтись без вашего «грузовика»…
Гость размышлял, машинально поддакивая и кивая.
Камень и полотна, всего лишь! Обтесанный камень и раскрашенные полотна… Гос-с-споди, как же все просто! Не книги! — там нужно уметь искать смысл. Не наука! — на познание ее тайн нынче нет сил. А живые, концентрированные аккумуляторы энергии. Творческой энергии, черт возьми!..
Конечно, со временем любой аккумулятор садится. Но на десяток лет подпитки остатков человечества должно хватить. А к тому времени что-нибудь да придумается…
— Э, коллега! Да вы ж меня не слушаете! — оборвал размышления укоризненный смешок Президента. — Повторяю: нам хотя бы звездолеты подремонтировать, и то хлеб. Тогда можно всерьез подумать и о колонизации. Если, конечно, доживем…
Судя по тону, в последнем дон Мигель нисколько не сомневался.
— Согласен! — без раздумий ответил Хаджибулла. — Целиком и полностью. Принцип дележа?
— Разумеется, паритетный. Идея моя, «грузовик» ваш. Экспонатов по списку хватит обоим. В крайнем случае создадим комиссию…
— А остальные? В смысле — коллеги?
— Молодняк обойдется. Цивилизуем, когда дойдут руки.
— Возражений не имею.
Рукопожатие скрепило пакт.
— Прекрасно. А теперь… — Дон Мигель выдвинул верхний ящик стола и самолично разлил по рюмкам прозрачную влагу.
— За удачу! И попрошу вас, коллега, еще минутку внимания…
Дисплей вновь включился. И на сей раз Хаджибулле хватило короткого взгляда. Изумленный излом тонких губ был выразительнее любых возгласов.
— Документация Рубина?!
— Так точно! — В толстяке после опрокинутой рюмки пробудился дремавший полвека вояка. — Строго говоря, только по металлургии, но большего и не нужно. Люди тоже найдутся, не из лучших, правда, но выбирать не приходится, знаете ли… В любом случае Рубин бездарей не держал.
— А сырье? — Гость нервно покусывал ус.
— Да, это проблема проблем. Придется поклянчить у наших дархайских друзей. Если там все по-прежнему, данную миссию я возьму на себя. Лично. Сколько, вы сказали, у меня времени? Полгода?.. Полагаю, управлюсь…
Президент доверительно подмигнул.
— Вам, коллега, при вашем бычьем здоровье не понять, как надоедает нормальному человеку паралич!
Хаджибулла не ответил улыбкой. Он был явно встревожен.
— Простите, друг мой! Документы у вас, технологи у вас, контакт с поставщиками ваш. Дьявол вас разрази, при чем тут Ормузд?! И для чего мне знать об этом? Вы же всех нас…
Звонкий щелчок ногтем о ноготь недвусмысленно пояснил, что имеет в виду Председатель.
— Э нет, — почти пропел дон Мигель. — Не нужно путать меня с нашими юными кретинами коллегами. И не нужно забывать о паритете. В одиночку, знаете ли, удобно только умирать…
И коллега Хаджибулла, с минуту помолчав, склонил в знак полного согласия едва намечающуюся плешь.
— Ну что ж, подведем итоги! В какие сроки «грузовик» будет подготовлен к рейсу?
Морщины на лбу Хаджибуллы сделались глубже. Он устал. Ему хотелось дремать. Но отдых следовало отложить до взлета: дряхлый космолет нуждался в плавном выходе на орбиту, и время начинало поджимать. Разговор и так затянулся.
— М-м… С полгода, не меньше. Придется повозиться.
— Ясно. Срок приемлем. А мои люди там пока что организуют доставку груза к месту посадки…
Президент вальяжно подпер голову рукой.
— Скажу откровенно: нам чудовищно повезло, коллега. Не знаю, есть ли Бог, но если есть, то он за нас. Судите сами. Музейный комплекс не заражен радиацией. И, во-вторых, он обитаем. Причем туземцы окажут любую потребную помощь.
— О! — Изумление выбило Председателя из дремотной вялости. — И кто же они?
— Откуда мне знать? Какие-то чудики выжили, и как раз в районе музеев. Вы не поверите! — Дон Мигель вкусно хохотнул. — Двадцать лет они терзали меня радиограммами, просили, понимаешь, о помощи. При этом почему-то путали меня с Единым Союзом. Я их на всякий случай не разочаровывал — а вдруг, думал, пригодятся. И пригодились, как видите. Что скажете?..
— Я ведь уже сказал: вы — гений. Добавить нечего.
— Не спорю. Мой человек, кстати, уже там. Освоился, установил контакт с аборигенами. Наладил сбор и сортировку. Списки, которые вы видели, между прочим, его работа…
— Хорошая работа, — одобрил гость. — А что за человек?
— Майор Нечитайло. Вполне надежен. Впрочем, можете познакомиться…
На дисплее возник портрет, снабженный столбиком текста. Весьма характерное лицо: резкое, надменное, словно отчеканенное из красноватой меди. Более всего напоминающее маску индейского вождя из старинного стереофильма.
— Нечитайло Въяргдал Игоревич, — вслух прочитал гость. — Однако! «Недремлющий лебедь»! Он что же, дархаец?..
— Мать дархайка. И даже из дома Ранкочалар. Наложница моего тогдашнего подопечного, мир его праху. Его же семиюродная сестра. И, кстати, племянница вашего протеже, принца Видратъхьи… Помните такого, коллега?
— Еще бы! — содрогнулся Хаджибулла. — То-то, гляжу, кого-то он мне напоминает. Ну-ну. Так. О! Мастер классического ниндзюцу! Да, этот, пожалуй, не пропадет…
Исподволь взглянул на часы.
— По законам Империи, между прочим, этот ваш майор мог бы при известных обстоятельствах претендовать на престол…
Развел руками. Поднялся. Плотно натянул треуголку.
— Увы, дорогой друг, мне пора.
— Понимаю, коллега. До встречи. И… спасибо вам за…
— Не стоит. Прошу вас, не стоит. Если Алекс оправится, считайте, он в вашем распоряжении. Разумеется, с возвратом.
Стиснув зубы, Президент вдруг резко оттолкнулся от подлокотников. И встал. Неумело. Трудно. Всего лишь на миг. И тотчас ноги подломились, не удержав веса… но подломились по-живому! С болью!!!
И дон Мигель рухнул назад в коляску, сияя гримасой счастливой муки.
— Вот. А вы говорите, не стоит. Плесните-ка, сделайте одолжение!
Бережно принял пузатую рюмку. Отсалютовал ею.
— Ну, на посошок… За операцию «Ностальгия»!
Старики выпили, не чокаясь. Без алаверды. Не нужно было слов, чтобы высказать, как им — даже им! — не хватало все эти годы звонкого земного неба…
— Все! — Хаджибулла привычным движением поправил пышный плюмаж. — Долгие проводы — лишние слезы. Крепитесь. И если не затруднит, сообщите своему «претенденту» мой личный код. Есть пара вопросов. Сугубо интимного плана. Все-таки Земля…
— Понимаю, коллега. Попытаюсь. Но обещать не могу.
— Что так? — Председатель приостановился у двери.
— Видите ли… — Дон Мигель выглядел несколько смущенным. — Дело в том, что майор Нечитайло уже второй месяц не выходит на связь…
ГЛАВА 3. «А-ВИДРА, И ТОЛЬКО ОН, И КТО, КРОМЕ НЕГО?..»
Земля. Месяц быстрых гроз. Люди идеи квэхва
5 мая 2233 года по Галактическому исчислению
Осторожно приподняв заостренную голову, большая сивая крыса принюхалась и вновь припала к земле. Нет, двуногие не ушли. Хотят обхитрить. Ее. Но она хитрее. Она стара и опытна. А двуногие злые и жадные. Им жалко вкусного, жалко мокрого, жалко того, что пищит. А ведь у них много. Этого. Почему они не хотят поделиться со старой, серой? Со ставшей обузой для стаи. С одинокой.
Совсем одна. В зеленом, мокром, где некуда даже укрыться от злых. От двуногих…
Плохо. Плохо здесь. Ночью гремело, и крыса промокла насквозь. Некуда было укрыться. Темное, твердое — далеко. Оттуда прогнали. Мелкие, юркие, острозубые, рожденные, выкормленные. Ее. Рождавшую, кормившую, защищавшую. Темное, твердое — нельзя. Там кусают. Ее. Старую, слабую, голодную…
Крыса пошевелила усиками. Двуногие где? Хорошо. Остатки сладкого, теплого есть. Хорошо. Уже холодные. Уже не пищат. Хорошо. Она не умрет. Сегодня не умрет. Еда есть…
Плохо. Темно когда. Придет тень. Пугать. Гнать. Не велеть есть сладкое. Не велеть брать то, что пищит. Тень — плохо. Гонит. Делает боль. Тень от зеленого. От плохого…
Пусть. Потом. Сейчас — хорошо. Тень — нет. Еда есть.
Двуногие ушли. Она перехитрила. Двуногих нет!
… Ссссс-ш-ш-ту-ххх!
Глухо чмокнуло — и большой, с полпса, серый ком, пища, покатился по ярко-зеленой траве. Бумеранг ударил хитро: точно в цель, но самым краешком, вскользь и не по голове, чтобы не убить сразу. И ошеломленная на миг крыса почти тотчас ожила, вскочила, напружинив старое, но все еще хищно-мускулистое тело.
Двуногий вот! Он обхитрил! Он подкрался и бросил!
Тяжелое, свистящее, летящее ниоткуда ударило. Больно. Ударило очень. Злой двуногий. Жадный двуногий. Он близко. Он взять сладкое, холодное. Он близко уже…
Двуногий, умри!
Крыса прыгнула, целясь в лицо человеку.
Но смуглый юнец в чистеньких, добела выгоревших, некогда пятнистых лохмотьях, легко уклонившись от жутких клыков, перехватил красноглазую убийцу в полете, скрутил ее, смял — и рванул. И еще раз! И еще! И еще!..
Крыса заверещала, истекая жаркими алыми струйками, бьющими из кровавых дыр на месте лапок и хвоста. А спустя мгновение, недобитая, была брошена на траву.
И тогда из ближних кустов поднялись люди.
Плотным кольцом обступили они умирающую тварь и не проронили ни слова, пока она корчилась в предсмертных судорогах, подбрасывая себя в воздух и расплескивая во все стороны соленые веселые капли.
Крыса получила по заслугам. Люди Барал-Лаона ничем не обидели ее. Она же приходила в ночи. Красть младенцев, которых и так немного. Которые нужны Барал-Лаону. Это не по доброй идее квэхва. Это по злому закону Земли. Проклятой страны демонов, куда заманили исчадия тьмы доверчивых людей Дархая…
Крысу не жаль. Люди Барал-Лаона никому не приносят зла. Но они — дети идеи квэхва, и они умеют постоять за себя. Крыса забыла об этом. И поэтому крыса будет страдать. Долго. До тех пор, пока не умрет.
А потом будут наказаны те, кто послал ее.
Это будет справедливо.
Юнец, наказавший людоеда, стоял, горделиво расставив ноги, и кровавые потеки на его лице, не высыхая, смешивались с крупными каплями пота. Он победил. Он отныне борец, взявший жизнь врага. Когда вернется Кайченг, к рукаву пятнистой куртки победителя будет прикреплена нашивка. И одна из женщин, он еще не знает, которая из восьми десятков готовящих пищу людям Барал-Лаона, ляжет перед ним и раздвинет ноги. Он не знает еще, кого определит для этого Кайченг. Хорошо, если это будет Конопатая Мью. Он видел ее у ручья; она грелась на солнце, и ему понравилось смотреть. Хуже, если пришлют бабушку Дхяо. В любом случае решать не ему…
Как бы то ни было, он был счастлив.
Люди Барал-Лаона смотрели на него с одобрением, а разве есть награда выше, чем похвала тех, среди кого вырос?
Вот — Конопатая. Она рада. Вот мать. Она довольна. Доволен и отец. И мелкота приплясывает на месте, предвкушая, как сегодня же будет играть во внутреннем дворе поселка в него, одолевшего ночного людовора.
А вот — Вещий. Ему следует поклониться.
Победитель преклоняет колена перед невысоким сухопарым мужчиной с наголо обритой головой и сетью мелких морщин, рассыпанных по щекам. Стар ли он? Наверное, да. Люди Дархая стареют рано. Сколько зим встретил и проводил он? Не менее пятидесяти, это наверняка. А может быть, и больше. Он, и Кайченг, и отец победителя крысы были среди тех, кого обманом увели с благословенного Ю Джуга заоблачные демоны. Но и Кайченг, и отец, и Однорукий Крампъял были тогда немногим старше, чем юный борец. Вещий же и в те дни был стар, и кое-кто болтает, что старик обладал нашивками даоченга. Победитель крысы уверен: это досужие побасенки. Разве есть на всем свете столько людей правильной идеи квэхва, чтобы набрать целое дао? А если болтуны не лгут, так отчего же главенствует в Барал-Лаоне не он, а Кайченг?..
Нет, одолевшего крысу не проведешь. Он молод, но не по годам мудр.
Старик прикасается ладонью к потно-кровавому лицу юноши, проводит пальцами вниз, вверх, ощупывает, размазывая по коже светло-розовые потеки. Он ничего не видит пустыми провалами глаз, но руки сообщают ему все, что следует знать.
— Дай. Дан. Дао. Ду, — говорит слепец.
И люди Барал-Лаона отзываются размеренно и тихо:
— Дай. Дан. Дао. Ду…
Они чествуют победителя. Они воздают ему, с позволения Вещего, наивысшую почесть, возможную до того, как вернется Кайченг.
Старец наклоняется к затихшему людокраду. Крыса уже не пищит. Лежит на испачканной кровью траве рваным серым комком, и бусинки глаз неподвижно таращатся в синее предгрозовое небо. В равнодушное небо обители демонов. Перед которыми слабы, но которых не боятся люди отважной идеи квэхва.
— Терпеть больше нельзя, — говорит старец, выпрямив спину. — Терпеть больше нельзя!
Хмурые лица оживают.
Верно сказано. У терпения и миролюбия есть предел. Не в крысе дело. Она была лишь прислужницей зла. Дело в демонах. Они не дают покоя честным людям квэхва. Они не хотят сидеть в грязных руинах своих городов. Им мало крови людей Земли, заслуживших свою участь. Демонов давно пора покарать. Они близко. Они здесь. Вот в этой роще; иные из людей Барал-Лаона даже видели их, когда выходили на сбор кореньев. Исчадия зла хитры; они притворяются то призрачными девами, то забавными, безобидными на вид клубками шерсти. Исчадия зла трусливы: они никогда не нападают сами. Демоны подсылают своих прислужников. Нынче крысу-людоеда. А две луны тому — стаю диких дворовых котов, обитавших в отдаленных руинах…
Что нужно было котам от людей квэхва? Люди квэхва не ходят в груды камня, где вольготно живут коты. А стая пришла и натворила немало бед. Многие были порваны и выжили не все; загончик для псов разорен, и обглоданных скелетов полезных было так много, что поселку даже не нужно было столько копалок и шильц. Коты пришли не сами, нет: их послали, их позвали, их навели…
— Пусть зло будет наказано! — повелевает старец.
В отсутствие Кайченга он имеет право отдавать приказы. И люди довольны. Они торопятся в поселок. Они приносят много хвороста, и достаточное количество пакли, и прикатывают бочку с темной вонючей водой, которая бывает полезна в зимнюю стужу.
Каждое из трехсот деревьев обкладывают они тем, что умеет гореть, и обливают тем, что заставляет пылать. Это правильно. Так следовало сделать давно. Как сделали это со своими демонами люди поселка Пао-Пао, что лежит в полудне пути, у самой соленой воды. Демоны топили детей и не разрешали рыбе идти в сети. Они не слушали увещеваний. И тогда смелые люди квэхва залили в мелкую соленую воду много-много бочек темной вонючей воды, которая умеет гореть, и духи зла метались в волнах, и зеленый старик звал на помощь, и девы, покрытые чешуей, клялись не вредить больше, но поздно было — ничем могли и не хотели помочь демонам беспощадно-справедливые люди квэхва из поселка Пао-Пао. Вот как нужно поступать с демонами. Тогда они закаятся причинять зло…
По каменным тропинкам леса прошли мстители, мимо железных ворот, хранимых обезглавленными людьми Земли, крошащимися под дождем, и обильно умастили прибежище демонов тем, что дарит пищу огню.