Звёздный огонь Осояну Наталия

Крейн рассмеялся, а потом заговорил, довольно похоже подражая интонациям короля Окраины:

– Ах, друг мой, ну что за времена настали! Только-только мы отбились от черных кораблей, как появилась новая напасть: два моих фрегата попросту исчезли, словно их утащил к крабам сам Великий Шторм. В океане бывает всякое, но один из кораблей пропал у меня на глазах. Ночью мы возвращались домой, как вдруг раздался громкий всплеск, и лишь кто-то из вахтенных успел закричать… Все. Было два фрегата, остался один.

Хаген, Джа-Джинни и Эсме посмотрели друг на друга; всем троим, конечно, пришла в голову одна и та же мысль. Так быстро и почти бесшумно утянуть под воду большой фрегат не могло ни одно из известных чудовищ, но им-то как раз пришлось столкнуться с доселе неизвестным, безымянным. Этой твари – глубинному ужасу – было по силам и большее. Выходит, феникс только ранил, но не убил его… Или, что намного вероятнее и намного хуже, глубинных ужасов на самом деле больше одного.

– И так далее, и тому подобное, – продолжал между тем Крейн, уже своим обычным голосом. – Он замучил меня рассказами о нелегкой жизни на Окраине, а потом заявил: «Я отдам тебе нужную карту, но сначала послужи».

– Послужи? – Джа-Джинни подался вперед, скрипнув когтями по столешнице. – Как долго?

– Вот это самое интересное, – с усмешкой ответил Крейн. – К утру мы сошлись на трех желаниях.

– Что?.. – растерянно переспросил крылан.

Пересмешник от удивления застыл с открытым ртом; Эсме вскинула брови.

– На трех желаниях, – повторил Крейн, и Хаген понял, что спокойствие дается фениксу нелегко. – Ну, поручениях. Называйте, как хотите. Начиная с этого утра ~Невеста ветра~ и лично я должны быть все время у Лайры под рукой. Прямо сейчас, наверное, он сочиняет первое задание.

– Сдается мне, решение неудачное, – негромко проговорила целительница, глядя куда-то поверх головы капитана. Хаген вдруг подумал, что она нечасто смотрит Крейну в лицо – по крайней мере при свидетелях. – Лайра может долго тянуть, и мы застрянем в Кааме. Кто знает, как поведет себя Звездочет?

– Это не в характере Лайры, – возразил феникс. – Думаю, самое большее дней через десять нам придется взяться за какое-нибудь дельце для дражайшего кракен-его-побери величества, а пока можно и побездельничать. Полагаю, команде это понравится – все хотят отдохнуть после… путешествия на юг.

Команде понравится, понял Хаген, но вот капитану – нисколько. Хотя Крейн и выглядел уставшим, хотя обратная дорога через море, полное чудовищ, измотала его так, что простой человек давно бы с ума сошел от напряжения, магус был готов пуститься в путь прямо сейчас, окажись карта у него в руках. Пересмешник взглянул на Джа-Джинни и прочитал на его лице похожие чувства: еще неизвестно, что за поручения придумает для них Лайра, но пока что упорство короля Окраины было на руку более осторожным членам команды, а Крейну оставалось лишь прятать досаду.

– Я знал, что ни на одном из Десяти тысяч островов нет человека, который бы тебя переупрямил, – сказал крылан, словно продолжая мысль Хагена, – за исключением его величества. Кстати, он был рад тебя видеть?

– Необычайно! – ответил магус и ухмыльнулся. – А уж как его обрадовал мой рассказ о сиренах! Как выяснилось, Камэ сейчас нет в городе. Какая досада.

Джа-Джинни буркнул себе под нос:

– Скорее, какая удача…

Камэ-Паучок, сестра Лайры Отчаянного. Хаген вспомнил высокую темноволосую женщину: она была красива, но он ее побаивался, и вовсе не из-за своего шаткого положения на борту «Невесты ветра». Камэ чем-то напоминала пересмешнику смазанный ядом стилет.

– Да, чуть не забыл! – Крейн натянуто улыбнулся. – Лайра теперь знает о карте, компасе и «Утренней звезде» все, так что на любые его вопросы можно отвечать правдиво, без боязни.

– Все-таки вытянул подробности… – сварливо заметил Джа-Джинни. – И что он сказал о нашей затее?

– Назвал ее авантюрой для тех, кого Великий Шторм лишил разума еще при рождении. И тут же добавил, что обязательно бы к нам присоединился, только вот мешают черные корабли и прочие неприятности.

Шутка сняла напряжение, и разговор закончился на веселой ноте. Эсме ушла первой, сообщив, что хочет полюбоваться на знаменитые мосты Каамы, раз уж делать больше нечего; потом Джа-Джинни вспомнил, что и ему есть чем заняться в городе. Хаген сам не заметил, как они с капитаном остались наедине.

Крейн тотчас же посерьезнел.

– После того что случилось прошлым вечером, я собирался тебя поблагодарить, – сказал он ледяным голосом. – Видишь ли, время от времени мои приказы не действуют без грубой силы, а применять ее… опасно. Это может закончиться разрывом связи между кораблем и членом команды, проявившим неповиновение. Я хотел избежать риска, и ты мне помог. А потом все испортил, ввязавшись в драку из-за ерунды.

– Это была не ерунда. – Хаген вновь ощутил себя упрямым подростком, словно некая сила разжигала в нем дерзость и наглость, которые он так долго – годами! – подавлял. – Умберто меня оскорбил, и кому, как не вам, капитан, знать…

– Знать что? – перебил Крейн. – Знать, в чем заключается ценность слов? О, поверь мне, в этом я разбираюсь весьма неплохо. По крайней мере, лучше тебя. – Он встал, прошелся из угла в угол. – Сколько тебе лет, Хаген?

– Прошлым летом исполнилось тридцать, – ответил пересмешник.

Он не считал себя слишком уж молодым. Многие, очень многие магусы на протяжении десятилетий позволяли себе излишества и сумасбродные поступки, не боясь зря растратить драгоценное время, но Хаген был не из их числа. Жизнь заставила его взяться за ум давным-давно, как если бы юность не длилась вечно, а грозила вот-вот закончиться.

И все же…

– Ты родился в год Лирийского мятежа, – сказал Крейн. – В год, когда я взял в команду Эрдана. А незадолго до того пала Совиная цитадель. Я вел скромную жизнь; мы с ~Невестой~ и очень маленькой компанией друзей возили грузы, разные грузы. Но из-за того, что случилось с кланом Совы, люди вспомнили и про клан Фейра. Правда и вымысел успели смешаться, и каких только глупостей о своей семье я не наслушался тем летом…

Он пытливо взглянул на Хагена:

– Тебе не кажется, что если бы я бросался в драку всякий раз, когда какой-нибудь подвыпивший моряк в захудалой таверне рассказывал собутыльникам что-нибудь этакое про «изменника Фейру», то капитан-император сейчас выслеживал бы не пирата Кристобаля Крейна, а Кристобаля Фейру? Точнее, не выслеживал бы – потому что я был бы уже давным-давно мертв?

– Есть просто слова, – упрямо проговорил Хаген, опустив глаза, – а есть… особые слова.

– Сильные? – насмешливо уточнил феникс, и пересмешник стиснул зубы. Выходит, капитан «Невесты ветра» кое-что выудил из его разума, из его памяти… или просто догадался. – Тебя и впрямь стоило бы отправить в брюхо вместе с Умберто. В следующий раз так и сделаю, но все-таки надеюсь, что ты повзрослеешь. Пора бы уже. Ладно, если вопросов нет – свободен.

– Вообще-то… – начал Хаген и прикусил язык – по-настоящему, до боли, чтобы не дать сразу двум вопросам вырваться на свободу.

«Сколько портовых таверн пострадали от пожаров тридцать лет назад?

От внезапных пожаров, у которых не было особых причин?..»

– Да? – резко спросил Крейн, приподняв бровь. Пересмешник покачал головой, и капитан «Невесты ветра» повторил: – Свободен.

На этот раз его голос звучал сухо, резко и в какой-то степени знакомо.

^– Свободен. Уходи, убирайся прочь, видеть тебя не желаю.

Хаген не двинулся с места, продолжая изучать замысловатый узор на потертом ковре. Он уже и забыл, сколько раз повторялась эта сцена: красивая женщина с жестоким властным лицом смотрит на него так, словно желает испепелить взглядом; он переминается с ноги на ногу, трогает свежий синяк под глазом и кончиком языка проверяет, все ли зубы на месте.

Пока что все – даже странно, после стольких драк…

– Ну что ты стоишь? Разве не слышал, что я приказала тебе уйти? – проговорила Хеллери Локк.

Госпожа Старшая-над-пересмешниками тяжело вздохнула, ее правая рука машинально потянулась к серебряному медальону на груди, а потом опустилась, не коснувшись его. Этот древний символ власти Хеллери Локк двадцать лет назад отдала своему сыну и ушла на покой. Но долго отдыхать не пришлось: однажды она получила драгоценный медальон назад из рук гонца, который тотчас же упал замертво. Вся тяжесть заботы о большой семье вновь легла на хрупкие плечи пересмешницы, которая недавно разменяла третий век.

– Как же я устала… – прошептала она чуть слышно, кутаясь в теплое одеяло.

Старея, леди Локк не дурнела, но ее все чаще охватывал леденящий душу холод. Неправильно, все неправильно. Почему Безликая не уберегла ее сына? Почему от некогда могущественной семьи остались жалкие ошметки? Почему внук, который должен был стать наследником Гэри, только и делает, что шляется по закоулкам и подвергает себя опасности?..

– Раз уж от меня так много хлопот, – сказал Хаген, – может, лучше я уйду совсем?

Хеллери вздрогнула.

– Ты слишком… – Она едва не сказала «слишком мал», но вовремя спохватилась. Бросить такие слова в лицо четырнадцатилетнему подростку – верный способ в ответ на любую просьбу услышать отказ, а в ответ на угрозу – насмешку. – Ты слишком рано об этом заговорил. Мы должны быть вместе, сейчас не время расставаться… Аматейн только и ждет, когда мы располземся по углам…

Хагена с головой захлестнула волна ярости. С некоторых пор обычные выволочки, которые он то и дело получал от бабушки, превратились в душеспасительные беседы о судьбе клана, о непрекращающейся битве с капитаном-императором – битве, проигранной еще до начала.

– Считаешь, рано? – хрипло спросил он. – А мне кажется, что поздно. Поздно дергаться.

От его неожиданной наглости Хеллери потеряла дар речи, и Хаген продолжил:

– Мы только убегаем да прячемся – притворяемся обычными людьми, переезжаем с места на место, – но капитан-император все время нас находит! Тебе это ничего не напоминает, бабушка? Так кот играет с мышкой, загнав ее в угол, – развлекается, пока сыт. А мышь-то вообразила, что сумеет скрыться… Он играет с нами, но рано или поздно ему это наскучит, и пересмешников постигнет та же судьба, что и сов, буревестников, фениксов…

– О чем ты? – потрясенно проговорила Хеллери. – Что с тобой произошло?

– Я устал молчать! – крикнул Хаген так громко, как никогда раньше не кричал. Какая-то часть его души пришла в ужас от происходящего, но он не мог остановиться. – Мне не пять лет, хватит! Я взрослый! И если мое слово хоть что-то значит, то я говорю: мы должны бороться, а не отсиживаться в норах! Или так, или я уйду из семьи, уйду навсегда!

– Значит, ты борешься? – На губах Хеллери появилась горькая улыбка. Старшая-над-пересмешниками быстро пришла в себя; внук и впрямь показался ей взрослее – выше ростом, шире в плечах, – но вовсе не умнее. – Разбивая носы мальчишкам на рыночной площади? Взрываясь, словно звездный огонь, в ответ на любое неосторожное слово? Рискуя повредить лицо и остаться изуродованным на всю жизнь?

Хаген молчал, не сводя с бабушки пылающих гневом глаз.

– Политика, мой мальчик, это все политика… – проговорила Хеллери. – Тебе четырнадцать, а я прожила на свете не один век и понимаю в этом куда больше твоего. Ты любишь драться; так вообрази же, что твоим противником стал человек в два раза крупней, да к тому же с ног до головы закованный в броню. Может, он выглядит неповоротливым и глупым, но ему надо лишь набраться терпения и подождать, пока ты утратишь бдительность, – ведь твои кулаки не причиняют ему вреда. Если проявить нетерпение, исход битвы будет предрешен… – Она осеклась. – Ты не слушаешь меня.

Упреки внука вовсе не оставили Старшую-над-пересмешниками равнодушной; она поняла, что настал тот самый момент – страшный момент, грозный момент, – когда с Хагеном следовало поговорить о многих очень важных вещах.

«А вдруг он и впрямь сумеет что-то сделать? Такой юный, такой пылкий, не чета всем остальным, – подумала пересмешница, и холод с новой силой принялся глодать ее старые кости. – Возможно. И все-таки не сейчас, не сейчас…»

Хеллери подвела привычка начинать издалека.

– Я все понял! – выкрикнул Хаген. – Тебе не нравится, что я дерусь с простолюдинами! Это оскорбляет тебя! Но ведь ни ты, ни другие не научили меня сражаться, как положено пересмешнику! Аматейн, должно быть, играет с нами, потому что знает наверняка – никто из клана Локк не даст ему отпор!

Те, кто притаились за дверью, услышали глухой удар – опрокинулось кресло, в котором сидела Хеллери, – и звон пощечины, а потом Хаген выскочил прочь из комнаты бабушки и умчался прочь, как ураган.

Той же ночью он ушел из дома, и Хеллери велела его не искать.

^– Эй, если не берешь, положи на место! – потребовал молоденький продавец.

Грубовато, но справедливо – вышитый золотом пояс определенно был Хагену не по карману, как и все остальные товары в лавке. Бросив на продавца мрачный взгляд, пересмешник вышел на улицу и осмотрелся.

Каама жила бурно, взахлеб; здесь совершенно чужих людей, остановившихся на мосту, чтобы поговорить о погоде, можно было принять за хороших знакомых, а закадычных друзей, слишком бурно обсуждающих какой-нибудь пустяк, – за злейших врагов. В городе-на-воде ни одно объяснение в любви не обходилось без цветов, причем охапками; а уж если супруги ссорились, то их слышал весь квартал. Здешние длинные лодки и вовсе казались Хагену существами иной природы, нежели «Невеста ветра» и прочие фрегаты: взять хотя бы их манеру по-змеиному изгибать корпус на крутых поворотах! Хотя пересмешник и понимал, что по-другому им не разминуться в узком канале, чьи берега надежно закованы в гранит, желание прокатиться у него пропало очень быстро. Зато он немало времени провел на центральной площади, где строили большой храм Эльги, – там, к его удивлению, обнаружились и самые настоящие эльгиниты в потрепанных одеяниях, подпоясанных веревками, – потом кормил голубей у фонтана Морских дев. Девы – наполовину девушки, наполовину рыбы – улыбались лукаво, прячась за вуалями из водяных брызг; в плеске воды слышался время от времени чей-то серебристый смех. Хаген смотрел на них и думал, что триста лет назад существо, у которого лишь половина тела была человеческой, ни за что не сочли бы красивым и уж точно не поместили бы его мраморное изображение в самом сердце города.

Из любопытства пересмешник прошелся по торговым рядам, прицениваясь к тканям и украшениям, и с изумлением обнаружил, что цены в Кааме едва ли уступают столичным, как и выбор. Да, Лайра Арлини воистину волшебник: еще лет десять назад город-на-воде был глухим захолустьем, куда стремились попасть разве что книжные черви из Ниэмарского университета или Лазурной академии – в научных целях, разумеется. До Лайры, если верить слухам, здесь и народу жило вполовину меньше, чем сейчас, а дома ветшали и разваливались. Теперь все изменилось к лучшему – кроме, разумеется, цен.

Мимо проплыла лодка, украшенная цветами и лентами. На корме сидели двое – юная девушка и парень с гитарой. Такие парочки попадались на глаза Хагену и раньше, но отчего-то именно теперь он засмотрелся на влюбленных и затосковал. Их лица, такие красивые и лучащиеся нежностью друг к другу, их трепетные взгляды – все это напомнило пересмешнику о том, что он предпочел бы навсегда похоронить на дне океана, куда и Меррская мать не донырнет.

Порыв ветра обрывает лепестки цветущей вишни.

Морская лазурь темнеет, на горизонте угасает медово-алое сияние.

«Ты ведь узнаешь меня? Что бы ни случилось, ты меня узнаешь? Пообещай!»

Хаген сокрушенно вздохнул, покачал головой, шагнул вперед и едва не столкнул в канал маленькую девочку, невесть как оказавшуюся совсем рядом.

– Эй… – Магус присел на корточки, не сводя глаз с ребенка. – Ты откуда взялась?

Девочка, ничуть не испугавшись, взглянула на него с любопытством. Лет пяти-шести; чумазая и оборванная, но очень симпатичная, словно дорогая кукла, которую жестокие в своей беспечности дети не выпускали из рук неделю-другую. Синие глаза в пол-лица, обрамленные густыми и длинными ресницами, пухлые щеки – на правой большая родинка – и смешной вздернутый нос…

Он ее уже видел.

Ощущение было странным. С одной стороны, магус повидал за свою жизнь великое множество лиц, и не стоило удивляться, если незнакомка кого-то ему напоминала. Но в то же время он испытал необыкновенную, немыслимо сильную уверенность в том, что они с этой малышкой хорошо знакомы, почти лучшие друзья, и если существует в целом мире кто-то, способный его по-настоящему понять и пожалеть, то лишь она, только она.

«Это еще что?!»

Хаген тряхнул головой, прогоняя наваждение. Кто-то на мгновение подменил его мир… или не на мгновение? Улица опустела, и вода в канале превратилась в безупречно гладкое черное зеркало, в котором отражались странные созвездия. Может, в Кааме тоже живут сирены, и сейчас одна из них поет? Пересмешник растерянно уставился на девочку. А она заливисто рассмеялась и, отбежав на несколько шагов, остановилась. Оглянулась, улыбнулась по-взрослому – этакий котенок с ядовитыми коготками.

Отчетливо понимая, что происходит нечто весьма странное, Хаген пошел за ней. Всякий раз при его приближении девочка оказывалась шагов на десять-пятнадцать впереди, и от ее смеха среди пустынных улиц просыпалось эхо. Мелькавшая то справа, то слева вода была холодна и мертва. А если он чего-то и страшился, то лишь воды – там, в глубине, таилось существо с тысячью рук и тысячью глаз, и в целом мире остались считаные убежища, где можно было от него скрыться.

Здесь, пересмешник не сомневался, ему не угрожала никакая опасность.

То ли погоня, то ли игра продлилась довольно долго, но в конце концов Хаген оказался на той же площади с фонтаном. Фонтан не работал, и лица у каменных дев сделались какими-то… расстроенными? Сердитыми? Конечно, они такими были всегда, просто из-за неутомимых водяных струй он не смог их как следует разглядеть.

Неподалеку кормила голубей невысокая полноватая женщина лет пятидесяти. Птицы шумно копошились у ее ног, выискивая крошки между каменными плитами; все это напоминало неприятно колышущийся живой ковер. Фартук незнакомки был перепачкан в муке, а на сгибе локтя висела корзиночка с булками. Хаген не видел вокруг ни единой души и не слышал других звуков, кроме шуршания и курлыканья птиц.

– Красивые, правда? – спросила женщина, бросив на Хагена короткий быстрый взгляд. Ее улыбка была теплой, сердечной, но в происходящем по-прежнему ощущалось что-то очень неправильное.

Пересмешник нахмурился. О ком она говорит, о голубях?

И где девочка?..

– Этих каменных дур в Кааме очень любят, – продолжила незнакомка беззлобно, и он понял: нет, речь не о птицах, а о фонтане. О морских девах. – Подумать только, прошло всего-то несколько веков, но люди не просто перестали бояться тех, кто живет в морской пучине, – они даже забыли, что когда-то боялись! Этого, однако, им показалось мало. Они теперь считают подобных существ красивыми… Возможно, дело в том, что девы выше пояса и впрямь ничего. – Она многозначительно усмехнулась. Сказанное в точности соответствовало мыслям, которые пришли в голову Хагена, когда он смотрел на морских дев всего-то несколько часов назад; теперь он молчал, не сводя растерянного взгляда со странной женщины. – Но, поверь мне, даже самая хрупкая из них в один миг сломает тебе шею своими тонкими изящными ручками. Ох, люди, почему вас все время приходится от кого-то оберегать… в первую очередь от самих себя?

Хаген закрыл глаза и сжал кулаки. Это сон. Это бред. Это какое-то наваждение…

– Я знаю почему, – продолжила незнакомка, явно намереваясь ответить на свой собственный вопрос. – По двум причинам. Во-первых, вы вечно что-то ищете. Во-вторых, большую часть времени понятия не имеете, что именно. – Она рассмеялась – в точности таким же смехом, как девочка, которую пересмешник повстречал у моста. – В этих бесконечных поисках хорошо лишь одно: они подпитываются любопытством, а любопытство – ими, такая вот взаимосвязь. Важность любопытства неоспорима – оно ценится столь же высоко, как и любовь с ненавистью. Ты ведь об этом знаешь, да?

Пересмешник кивнул. Он и впрямь знал – в далеком детстве одна из тетушек рассказывала ему сказку, в которой утверждалось, будто только три чувства способны уберечь человека от превращения в мерра.

Любовь, ненависть и любопытство.

– Хороший мальчик. – Женщина приблизилась. От нее пахло, против ожиданий, не сдобой, не корицей, а пылью… мхом… тайными уголками среди камней, куда много лет – десятилетий? веков? – не ступала нога человека. – Добрый мальчик. Ты просто запутался и сам не знаешь, чего тебе хочется. Ты вообразил, будто связан узами, – и они действительно существуют, но совсем не те, о которых ты думаешь. Почему ты здесь?

– Я… – Голос едва не подвел пересмешника. – Я прибыл сюда вместе с капитаном Кристобалем Крейном.

Она понимающе усмехнулась:

– О, Кристобаль. Знаю, знаю этого притворщика. Помяни мое слово, когда он снимет все свои маски, мир изменится до неузнаваемости… Однако сейчас речь не о нем, а о тебе. Итак, ты прибыл сюда с Крейном. Но почему ты здесь оказался?

Хаген не видел разницы – слова не были его сильной стороной, и по ряду причин он их побаивался. Пожав плечами, он ответил первое, что пришло в голову:

– Вероятно, так было угодно богам.

Женщина снова ассмеялась и, не успел Хаген моргнуть, очутилась совсем рядом, так что ее лицо надвинулось и заполнило все поле зрения без остатка. Родинка на правой щеке… он ее где-то видел, только вот где?.. и бездонные, бескрайние синие глаза, в которых он утонул, успев лишь разок вдохнуть полной грудью.

ВСЕ ПРОСТО, ВСЕ ОЧЕНЬ ПРОСТО.

У КААМЫ ТЫСЯЧА ЛИЦ.

МОЖЕТ БЫТЬ, ОДНО ИЗ НИХ – ТВОЕ?

Открыв глаза, он увидел перед собой Джа-Джинни. Крылан стоял, скрестив руки на груди, сосредоточенно глядел на пересмешника своими нечеловеческими бирюзовыми глазищами и явно чего-то ждал.

– Что произошло? – пробормотал Хаген.

У него болела голова. У него болело все тело. Он как будто обежал всю Кааму, не пропустив ни единой улицы и ни разу не остановившись передохнуть. Заступница, да что же с ним случилось?..

– Ты меня об этом спрашиваешь? – уточнил крылан, вскинув бровь.

– Ну да… – Пересмешник огляделся. Он был на той самой площади с фонтаном, и морские девы опять спрятались под вуалями из водяных струй. Одна как будто лукаво подмигивала. – Они-то мне точно ничего не скажут.

– Как и я, друг мой, как и я, – проговорил Джа-Джинни, качая головой. – Видишь ли, я четверть часа стоял рядом с тобой и не мог понять, почему наш славный пересмешник вдруг превратился в каменного истукана. «Что же произошло?» – спрашивал я сам себя. Ты опередил меня с этим вопросом, задав его вслух. Может, сам отыщешь ответ? Капитану он будет весьма интересен – по его словам, твоя связующая нить как-то странно истончилась, и мы забеспокоились. Мало того что ты где-то бродил весь день…

Он что-то еще говорил, но Хаген уже не слушал. Весь день. Он лишь теперь понял, что солнце село, хотя горизонт все еще алеет и вечерние сумерки лишь начали свое наступление на город. Кругом было полным-полно праздношатающихся, но ни «булочницу», ни девочку он не увидел. Как же такое могло случиться? Он ведь совсем недолго разговаривал с незнакомкой. Точнее, говорила она, а Хаген слушал.

И… быть может, он запомнил ее речи не полностью?

– Что ты тут делал? – спросил крылан, отчаявшись дождаться ответа.

– Кормил голубей, – брякнул пересмешник, и лицо человека-птицы мгновенно помрачнело. Он, похоже, был уверен – и вполне справедливо, – что Хаген скрывает нечто важное.

– Ладно, – сказал Джа-Джинни деловым тоном. – Кристобаль послал меня, поскольку ты не ответил на его мысленный приказ. Ты ему нужен. Отправляйся немедля к дому Лайры Арлини, тебя там ждут. – Крылан прищурился и вдруг рявкнул: – А ну пошел!

Не успел Хаген возразить, что не знает, где живет Лайра Арлини, как ноги сами понесли его вперед. «Невеста ветра» вложила в его голову карту, на которой сама выглядела ярко-зеленым огоньком, излучавшим тепло и доброжелательность. Другой огонек – красный – лучился раздражением, и свет его был весьма колюч. Это капитан, понял пересмешник. Это сердитый капитан, столкнувшийся с немыслимой для навигатора вещью – неповиновением.

– Мы, безусловно, разберемся в случившемся. А теперь поспеши, ты опаздываешь на ужин к королю!~

И Хаген поспешил. Как назло, дом Арлини оказался в западной части Каамы, очень далеко от площади с фонтаном. Когда пересмешник, еле дыша, туда добрался, уже совсем стемнело, и поначалу ему показалось, что «Невеста ветра» жестоко пошутила или что-то напутала.

Это был и в самом деле дом – совершенно обычный, не очень-то большой, в два этажа. Серый камень, разноцветные квадраты оконных стекол, замысловатые барельефы – все, конечно, свидетельствовало о достатке хозяина особняка, но разве мог в таком жилище обитать король, пусть даже сам придумавший себе королевство?

– Час от часу не легче, – пробормотал Хаген себе под нос. – Как же его до сих пор не убили? В жизни не поверю, что сюда не сумела пробраться ни одна цепная акула.

Был в этой кажущейся беззащитности какой-то подвох, и пересмешник подошел к массивным двустворчатым дверям очень осторожно, словно боялся спугнуть чуткого зверя или разбудить ненароком задремавшего стражника.

«Слуг мы тоже не держим, ваше величество? Любопытно…»

Ничего не произошло, но внутренний голос завопил: «Опасность!»

Хаген, привыкший доверять чувствам, мгновенно отпрыгнул назад – и лишь потом догадался взглянуть вверх.

Над дверью, по обычаю здешних мест украшенной затейливыми узорами, расположилась парочка весьма странных охранников: это были здоровенные механические пауки, или мехи, как их предпочитали называть при дворе капитана-императора. Плоские тела тварей блестели, красные глазки злобно светились, а суставчатые лапы впивались в камень, на котором виднелась сеть белесых царапин. Было принято считать мехов неразумными и безобидными, но однажды лорд Рейго в присутствии своего слуги обмолвился, что эти создания изначально предназначены для убийства.

«Впрочем, лишь одна тварь из сотни худо-бедно подчиняется приказам, – сказал он. – А все остальное – так, бесполезный и безмозглый мусор, по недоразумению способный передвигаться. Хотя, стоит признать, бегают они так же быстро, как тысячи лет назад».

Еще Хагену удалось выяснить, что никто не знает точного числа мехов, обитающих в Облачной цитадели, и это открытие его весьма встревожило. Оставалось лишь удивляться, каким образом Лайра сумел приручить механических часовых – они-то явно не относились к разряду «безмозглого мусора».

Дверь скрипнула, и в открывшейся щели показалось бледное лицо слуги – жилистого и крепкого, как столетняя сосна, старика. «Моряк? – подумал Хаген. – Должно быть, из прежней команды Лайры». Окинув беглым взглядом сухощавую фигуру незнакомца, пересмешник отметил про себя любопытную деталь: на шее у того виднелся давний шрам – ожог причудливой формы. Хагену уже приходилось встречать такие отметины.

«Бывший каторжник, надо же…»

– Прошу, – почтительно сказал слуга. – Вас ждут.

Магус последовал за своим провожатым. Они прошли через несколько полутемных комнат так быстро, что пересмешник ничего не успел рассмотреть, и оказались во внутреннем дворике, напоминавшем настоящий сад, только маленький. Хаген уже знал, что во многих здешних домах есть такие убежища от полуденной жары.

Поздним вечером здесь было тоже неплохо, тихо и прохладно. Посреди двора стоял накрытый стол, за которым сидели четверо – сам Лайра Арлини и его почетные гости: капитан Крейн, Эсме и Джа-Джинни, который сумел добраться сюда куда быстрее Хагена. Лайра с любопытством уставился на пересмешника, и тот не отвел взгляда, воспользовавшись шансом как следует рассмотреть человека, который причинял капитану-императору не меньше неприятностей, чем Кристобаль Крейн.

Арлини, если верить слухам, родился за год до падения клана Фейра – значит, ему скоро должно было исполниться пятьдесят, но выглядел он моложе своего истинного возраста. Жесткие русые волосы, выгоревшие на солнце, падали на лицо; серые глаза смотрели из-под неровной челки – пристально, с хитроватым прищуром. Когда Лайра махнул правой рукой, подавая знак слуге, стало заметно, что два пальца на ней обрублены, а по тыльной стороне ладони тянется уродливый шрам. Хаген вспомнил сцену, свидетелем которой стал в первый день на борту «Невесты ветра», едва выбравшись из трюма: Арлини целует руку Эсме, а потом золотое сияние на миг охватывает их обоих.

– Явился! – Кристобаль Крейн нервно барабанил пальцами по столу. – Наконец-то!

– Кристобаль, не надо! – перебил Лайра, добродушно усмехаясь. – Опоздал, с кем не бывает. В Кааме и не такое случается.

Крейн ничего не сказал, но одарил Хагена многозначительным взглядом. «Мы, безусловно, разберемся в случившемся…» – «У Каамы тысяча лиц…» Пересмешник незаметно сжал кулаки. Что ж, ему не впервой выпутываться из странных ситуаций и решать невыполнимые задачи.

И разобраться в самом деле не помешает.

– Прошу! – сказал Лайра, продолжая посмеиваться. Король Окраины был в превосходном настроении. – Мы заждались последнего гостя и успели проголодаться.

– Не последнего, мой дорогой! – вдруг сказал кто-то за спиной Хагена, и пересмешник от неожиданности чуть не подпрыгнул – он не почувствовал приближения «гостя». – Ты забыл про меня.

Женщина, не знакомая Хагену, – очень красивая, с темными волосами, в платье кроваво-красного цвета – прошла мимо него и села на свободное место рядом с Лайрой. Она держалась подчеркнуто скромно, почти не поднимая глаз, и тем удивительней было наблюдать, как меняется лицо его величества.

Арлини выглядел смущенным… нет, обескураженным!

– Так-так! – Крейн улыбнулся, но что-то пугающее мелькнуло в его улыбке. – Ты, выходит, все-таки вернулась?

– Я все время была здесь, – ответила женщина, и теперь ее голос показался Хагену смутно знакомым. – Видишь ли, Кристобаль, моя горничная потеряла единственный ключ от комнаты, и я оказалась заперта в собственной спальне. Вот незадача, да? Надеюсь, брат не станет обижаться, что я выломала дверь.

«Брат?..»

Хаген, повинуясь незаметному жесту крылана, занял последнее свободное место, оказавшись между Лайрой и Эсме. Женщина в красном платье сидела напротив, и теперь пересмешник узнал ее: Камэ Арлини, Паучок! Та, чей вероломный совет чуть было не привел к их гибели.

«Это тебя не касается, – сказал он себе. – Пусть капитан сам с ней разберется».

Хаген вдруг поймал себя на том, что не может отвести от нее глаз. Красный шелк оттенял загорелую кожу, а черные волосы, убранные в высокую прическу, открывали изящную длинную шею. Прическа-то и сбила его с толку – ведь когда они виделись в прошлый раз, волосы Камэ едва касались плеч. Какой-то горничной пришлось постараться, потому что сестра Лайры Арлини, судя по тем обрывочным сведениям, что ему удалось собрать, разбиралась в картах куда лучше, чем в шпильках, лентах, шиньонах и прочих женских хитростях. Так или иначе, ее целью было ошеломить Лайру и его гостей – и она без труда этого добилась.

– Потеряли аппетит? – поинтересовалась Камэ, когда молчание собравшихся стало звенящим, словно туго натянутая струна. – Или утратили дар речи? Не из-за меня ли?

Хаген покосился на капитана: тот сидел спокойно, и лишь еле заметные огоньки в глазах выдавали его истинные чувства. Эсме внимательно разглядывала вышивку на скатерти и всем своим видом показывала, что ей дела нет до происходящего. Смотреть на Лайру пересмешник поостерегся, а вот Джа-Джинни оказался именно тем, кому хватило смелости заговорить.

– Что ты, Паучок! – сказал он с веселой улыбкой. – Нынче мы собрались, чтобы вспомнить старые добрые времена, а ты ведь нам не чужая.

– Тогда давайте вспоминать, а то сидим… как на поминках. – Камэ подняла бокал. – Давайте выпьем…

– За тех, кого с нами нет! – перебил Крейн, схватив свой бокал так быстро, что тот чуть не опрокинулся. – За тех, кто остался позади!

На миг вновь воцарилось тягостное молчание.

– Да, – еле слышно проговорила Камэ. – И за тех, кто платит за чужие ошибки.

Они выпили, и слуги опять наполнили бокалы. Хозяева и гости принялись за еду; какое-то время тишину нарушало только негромкое позвякивание приборов. Хаген ел, не чувствуя вкуса и даже не особо обращая внимание на то, что попадало в рот; он уныло двигал челюстями, раз за разом спрашивая себя: «Что я здесь делаю?»

– Кристобаль, – вдруг сказал Лайра, – мне кажется, твой новый соратник в недоумении.

Пересмешник насторожился.

– Я, признаться, тоже, – хмыкнул Крейн. – Может, откроешь секрет? Зачем ты попросил позвать Хагена?

– О-о, так тебя зовут Хаген! – Камэ лучезарно улыбнулась. – Кристобаль весьма редко берет в команду новичков… ты, должно быть, совершил нечто особенное!

– Да уж, нечасто магусы оказываются среди пиратов! – поддакнул Лайра, и его сестра удивленно подняла брови. – А просил я вот из-за чего. Скажи, тебе не доводилось слышать о некоем Пейтоне Локке?

Пересмешник сглотнул.

^{…В комнате темно и тихо, лишь мерно тикает в дальнем углу какой-то механизм подозрительного вида. Трисса говорила, что это часы – такие же, как на главной башне Фиренцы, только маленькие, – но отчего-то эта конструкция его пугает, и пока что подходить к ней ближе совсем не хочется.}

^{«Тебе плохо, мальчик мой? Выпей воды!..»}

Его рот наполнился горькой слюной. «Это не отрава», – мысленно сказал он сам себе, а потом осторожно проговорил, глядя королю Окраины прямо в глаза:

– Странный вопрос, ваше величество. Вы же знаете, кто я такой. Пейтон Локк приходится… приходился мне дядей. Если точнее, он был двоюродным братом моей бабки.

– Был?! – Лайра подался вперед, жадно ловя каждое слово. – Выходит, он умер? Ты уверен?

«Выпей воды, и все пройдет…»

– Он… э-э… отравился. Случайно. Экспериментировал, пытался создать новый яд – и создал. Только вот о противоядии позаботиться не успел.

– Яд! – Камэ сморщила нос. – Подлая штука! Зачем понадобилась такая отвратительная вещь?

Хаген изобразил вежливую улыбку:

– Разве вы не знали, моя госпожа, что пересмешники – клан шпионов, воров и убийц? Если нужно незаметно что-нибудь разузнать или выкрасть, то нанимают кого-нибудь из семейства Локк. Нет такой крепости, куда мы не сумели бы проникнуть, и нет такого замка, который смог бы нас остановить. Когда кого-то нужно тихонько… устранить, то опять-таки зовут пересмешника, потому что только мы способны сделать так, что жертва примет яд из рук, которые считает знакомыми, и выпьет его по доброй воле. И если совершенно здоровый человек или магус вдруг умирает от странной болезни – кто знает, не обошлось ли и здесь без пересмешника?

Он перевел дух и понял, что Камэ растерянно моргает, не в силах вымолвить ни слова, а все остальные смотрят на нее и тоже молчат. Наконец Лайра насмешливо произнес:

– Поздравляю! Смутить мою сестру удается немногим, а у тебя получилось с первого раза. Но скажи, точно ли пройдоха Локк мертв? Вы, оборотни, горазды возвращаться с того света.

– Он умер у меня на глазах.

– Восхитительно! – Лайра даже не пытался скрыть восторг. – Лучшего подарка судьбы и придумать трудно. Я даже не стану просить у тебя прощения, потому что твой покойный дядюшка чуть было не разрушил дело всей моей жизни.

– Я, кажется, понял… – негромко проговорил Хаген. – Речь идет о некоем письме, которое подменили, так? Тогда могу обрадовать вас еще кое-чем. Все прочие участники этой истории тоже… получили по заслугам.

– Что за письмо? – требовательно вопросила Камэ, заглядывая в лицо брату. – Я ничего об этом не знаю!

– И не узнаешь, – отмахнулся Лайра. – Дело прошлое. Что ж, Хаген, ты принес мне воистину радостную весть, благодарю.

– К вашим услугам! – Пересмешник кивнул. Отчего-то ему показалось, что они переместились из Каамы в Облачную цитадель, такой напряженной вдруг стала обстановка за столом. – Раз все прояснилось, полагаю, мне следует уйти.

– Ни в коем случае! – торопливо возразил Лайра. – Останься.

«Избыток тайн, – мог бы сказать Хаген, – вреден для желудка». Но он покорился, поскольку не нашел в себе сил сопротивляться. Постепенно гости и хозяева разговорились, а потом слуги принесли новые блюда. Настроение пересмешника не подходило для светских бесед, да к тому же еда на тарелке показалась ему подозрительной.

Вдруг она все-таки отравлена?..

– Успокойся.~

Хаген поднял голову и увидел, что Крейн смотрит на него – пристально, с интересом. Капитан «Невесты ветра» обещал не читать его мысли и не лезть в воспоминания, но он должен был сейчас чувствовать отголоски той боли, которая терзала пересмешника, – о-о, очень, очень сильной боли. Хагену захотелось встать и уйти, наплевав на последствия.

– Ты останешься. А потом мы… ~

«…разберемся в случившемся, да. Я помню».

Пересмешник медленно кивнул, и Крейн ответил ему таким же кивком.

…Ветер безжалостно обрывает последние лепестки цветущей вишни и уносит их в море вместе с отчаянным шепотом: «Что бы ни случилось, обещай – ты будешь жить! Поклянись мне сейчас самым святым, что у тебя есть!..»

– Итак, вы обнаружили одну часть компаса, и она оказалась связана с Эльгой-Заступницей, – задумчиво проговорил Лайра.

Над его головой стайкой звездочек носились жуки-светляки.

Эсме отложила вилку и кончиками пальцев прикоснулась к медальону, который едва виднелся в вырезе ее блузки. Хаген знал, что целительница не расстается с амулетом, доставшимся ей столь странным способом, и сейчас ему вдруг сделалось любопытно: к кому относился жадный взгляд Арлини, брошенный искоса, – к Эсме или ее сокровищу?

– Твоя карта, Кристобаль… – продолжил Лайра после паузы, явно перепрыгнув в своих размышлениях сразу через несколько воображаемых каналов. – На ней нет никаких подсказок, никаких объяснений. Это странно.

– Ничуть, – сказал Джа-Джинни. – Мы, конечно, любимые дети Заступницы, и она помогает нам – но помогает, а не делает все за нас.

– Надеюсь, ты прав, – усмехнулся король Окраины. – Видишь ли, мой крылатый друг, место, где находится вторая часть компаса, очень необычно. Я не могу понять, отчего деталь столь важного механизма спрятали именно там. Дело не в том, что оно легко доступно, – совсем наоборот…

– Ты намекаешь, что предстоящее путешествие будет опасным? – спросил Крейн с интересом. – Опаснее путешествия на юг?

– На мой взгляд, намного опаснее, – ответил Лайра, и его лицо сделалось непроницаемым – король Окраины почувствовал, что капитан «Невесты ветра» пытается исподволь выведать интересующие его сведения.

– Так ведь это великолепно! – воскликнул Крейн с наигранным восторгом. – Поскорее придумывай для нас задания, а не то я заскучаю!

– Не переживай, – ответил Арлини. – У меня вообще-то есть на примете одно дельце… Хотя оно, пожалуй, для твоей команды будет слишком простым. Я решил подождать денек-другой, вдруг появится что-нибудь более подходящее.

Камэ проговорила с легкой улыбкой, смиренно опустив взгляд:

– Ты прав, братец. Негоже поручать фениксу простые задания.

– Мне нужен не один лишь феникс, а вся команда, – возразил Лайра. – Таков был уговор. А ты, дорогая, если надумала опять что-то учудить…

– Молчу-молчу! – Она примирительно подняла руки. – А вот ты знаешь, Кристобаль, мне всегда было интересно: как тебе удается собирать на борту «Невесты ветра» столько удивительных… людей?

Джа-Джинни хмыкнул, отмечая ее многозначительную паузу.

– Стечение обстоятельств, – медленно проговорил Крейн, глядя куда-то вверх, в темное небо. – Или, быть может, я просто вижу в каждом человеке и нечеловеке какую-то… искру, которая и делает его ценным.