Парфюм. История ароматов XX века Остром Лиззи
Посвящается Дэну
© Крупичева И. Ю., перевод на русский язык, 2017
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017
Век ароматов
Введение
Аромат – это молчаливый и невидимый компаньон, который сопутствует нам на протяжении всей истории человечества. Мы с легкостью распыляем его на себя: наносим одну капельку утром, когда прогоняем сон с наших глаз, или более щедро по вечерам, чтобы привлечь к себе внимание. Парфюм всегда с нами. Пока идем по жизни, мы неразлучны с парфюмом. Некоторые ароматы цепляются за своих владельцев десятилетиями, словно коалы, пока смерть не разлучит их. Другим ароматам везет меньше, они задерживаются лишь на несколько лет или даже месяцев, пока другой счастливчик не займет их место. Некоторые ароматы становятся символами определенных этапов жизни: мой первый парфюм; колледж; путешествия; жизнь в той самой сырой квартире, которую к тому же обокрали; те самые странные полгода, о которых мы предпочитаем умалчивать.
Аромат исходил от воротничков политиков, когда они триумфально стояли на трибунах и когда уходили, сломленные и гонимые. Актеры использовали парфюм, чтобы проникнуться характером персонажа, который им предстояло сыграть. Ароматы присутствовали на переговорах, во время состязаний, при совершении преступлений, на вечеринках, киносъемках и для соблазнений, во время исторических и прозаических моментов, даже если ароматам отводилась скромная роль. Аромат, в зависимости от того, кто им пользуется и с какой целью, может означать власть, эмансипацию, красоту, извращенность, покорность или бегство. Он может олицетворять движение, племя, субкультуру, традицию или, как это случилось с маслом пачули в 1960-х, отказ от нее. Даже после смерти любимые ароматы человека словно воскрешают его для нас. Мы не можем поговорить с близким человеком, но можем вдохнуть запах его одежды, будто он только что снял свой любимый джемпер.
Когда же речь заходит о лидерах продаж, то самые разрекламированные ароматы, которые зачастую имеют головокружительную цену, преподносятся с помпой. Иначе нельзя. В конце концов, это всего лишь ароматизированный спирт. Парфюм относится к разряду доступных удовольствий, и в наш век тотального увлечения чистотой и дезинфекцией он уже не маскирует неприятный запах. Парфюм занимает столь высокое место в иерархии потребностей Маслоу[1], что ангелы на небесах видят флакончики у себя над головой. Нам продают парфюм, и мы уже привыкли к тому, что, покупая парфюм, вместе с ним нам продают и представление о такой жизни, которой у нас никогда не будет. Разумеется, секс – будь то в пентхаусе с видом на Эйфелеву башню или на цветущей поляне, предварительно очищенной от коровьих лепешек, – является частью этой картины. Но с помощью моделей, лежащих на лужайке, в шезлонге, в постели или позирующих на вершине горы, нам продают еще и беззаботное настроение, безмятежность и покой. Чтобы подтолкнуть нас к обретению этого состояния души, и существует парфюм, а также лишенное логики странное мироощущение рекламных роликов, которые обрушиваются на нас с экрана. Что-то в таком ключе: «Она познала его суть. Это был момент. Их момент».
Когда дело касается территории словоблудия, парфюм рискует стать следующим новым платьем короля[2], в большей степени шарлатанским средством от всех недугов, чем бутилированная минеральная вода. Музыка – это пульс эпохи, воплощение непокоя, революции. Мода – это способ представления самовыражения и приемлемости. Но парфюм? Он немного тривиален, согласны? Что он может выразить?
Мы знаем, что обоняние – это волшебный ключ, который открывает дверь в воспоминания. Иногда с тем или иным запахом у нас ассоциируется яркий образ. Если нам повезло, то возникает идиллическая картинка из детства: наконец-то построен домик на дереве, и мы смогли устроить чай для белок. Если нам не повезло, то в памяти всплывает классная комната, в которой нас наказывали. Но чаще всего, когда мы вдыхаем малознакомый аромат, словно ловим облачко запаха от пальто чужого человека, мы как будто переносимся в далекую страну. Мы дезориентированы, ощущая нечто непонятное, и не можем точно понять, где находимся. Мы вроде бы узнаем аромат, но идентифицировать его не в состоянии. И лишь когда подруга скажет нам, что это «Пако Рабан», мы мгновенно испытываем облегчение.
Кубик Рубика собран! С миром все в порядке. Если парфюм столь часто лишает нас дара речи, то вправе ли мы рассуждать о значении его роли в истории?
И все же почти каждый из нас великолепно разбирается в запахах. Возможно, мы не сможем распознать отдельные ноты или назвать парфюмера, но мы с легкостью определяем вдыхаемый аромат. Такая реакция сугубо индивидуальная, при этом наше мнение непоколебимо: «Это пахнет молодостью. А это напоминает запах моей бабушки. Это винтажный аромат. Это дешевый флакон. А вот это дорогой. Этот аромат подойдет для хиппи. А этот – для свидания на один вечер». Если бы нам нужно было собрать эти архетипы – дешевка, роковая женщина, старая карга, мы бы оказались в последнем проекте Дэвида Линча[3].
С понимания того, как мы реагируем на запах, коллективно и индивидуально, мы можем начать рассказ о той роли, которую этот невидимый эфир сыграл в двадцатом веке. Парфюм, который пятьдесят лет назад воспринимался как вызов общественному мнению и был символом всего рискованного, сейчас переходит в разряд старомодных, поскольку люди, которых мы с ним ассоциируем, перешли из разряда молодых кокеток в разряд бабушек. Точно так же мы относимся к христианским именам, деля их на современные и старомодные, к телепередачам десятилетней давности, которые мы пересматриваем и которые в свое время считались свежими и остроумными, а теперь кажутся нелепыми и устаревшими.
Ароматы отражают то, чтобы было привлекательным и возбуждающим в определенный период времени. Двадцатый век – предмет нашего пристального внимания – сформировал парфюм таким, каким мы знаем его сегодня. Именно в двадцатом веке мы решили наносить парфюм на кожу, а не на носовой платок. Именно в этом веке некоторые ароматы стали сугубо женскими или сугубо мужскими. Это был век химических прорывов. Вместо ограниченной палитры природных материалов и типов ароматов в распоряжении парфюмеров оказались сотни новых соединений, с которыми можно было играть. Это привело к появлению новых ароматов, например, химического аромата калон – его еще называют кетоновым арбузом, – благодаря которому в 1990-х годах появились «морские» ароматы, напоминающие о нырянии среди морских водорослей.
Пусть мы не знаем названий этих ингредиентов, но мы сразу распознаем их запах в композиции.
Что сказать о тех, кто пользуется парфюмом? Парфюм проделал путь подобно многим другим потребительским товарам. Мы наблюдали, как изысканные ароматы перестали быть эксклюзивной собственностью элиты и праздных сословий и перешли из категории предметов роскоши в разряд товаров массового спроса. Миллионы людей могли позволить себе парфюм, и этому способствовали как совершенствовавшийся маркетинг, так и подогревание внимания к жизни знаменитостей, а также перемещение центра влияния из Европы, особенно из Франции, в США.
Когда мы рассуждаем о двадцатом веке, в действительности мы говорим о нашей ностальгии. Возвращаясь к ароматам последнего столетия, мы получаем возможность снова встретиться с ароматами, которые нам нравились и которыми мы, возможно, пользуемся до сих пор; с ароматами наших матерей и отцов, наших друзей; с ароматами, которыми мы хотели бы воспользоваться, но так и не осмелились. Если заглянуть в глубокое прошлое и вспомнить тех людей, которых мы никогда не видели – наших прабабушек и прадедушек и их предков, – парфюм становится линзой, позволяющей увидеть их мир, словно вдыхая этот старый аромат, мы можем дышать тем же самым воздухом.
Обратите внимание: некоторые из ароматов, включенных в это путешествие, в настоящее время утрачены, особенно те, которые были популярны в начале века. Среди ароматов последних десятилетий встречаются такие, чей век оказался короток, и они быстро исчезли с полок. В некоторых парфюмах, о которых пойдет речь, была изменена формула – совсем немного или кардинально, – чтобы они могли успешно конкурировать. Иногда это было вызвано законами, регламентирующими использование тех или иных компонентов, или ингредиенты становились труднодоступными или дорогими. Современная версия парфюма 1920-х годов может быть создана по оригиналу, и она будет доставлять удовольствие под тем же названием, но некоторые могут счесть аромат совершенно новым.
Вы можете задаться вопросом: зачем включать в книгу парфюмы, прекратившие существование. Мы можем воссоздать старинные бальные платья по пожелтевшим фотографиям, но мы не можем с той же легкостью воссоздать аромат, ставший историей.
Жидкость во флакончике – на этом, разумеется, история не заканчивается, поэтому у нас есть возможность открыть для себя переставший существовать аромат. Даже если ароматы ожидают нас в парфюмерном магазине, нам важен не только запах. Подобно тому, как мы покупаем книги, вдохновляясь ее обложкой, мы выбираем парфюм по раскрученному названию, потому что им пользуются звезды. Иногда мы влюбляемся в содержимое флакона еще до того момента, когда ощутим парфюм на своей коже.
Вот почему наш век ароматов – это сто парфюмов, по десяти продуктов на каждое десятилетие, каждый из которых говорит сам за себя. Среди них есть ставшие классикой ароматы, которые были созданы гением парфюмера, с безупречным составом ингредиентов, красиво раскрывающиеся нюансы, нота за нотой, чтобы почувствовать глубокое сердце аромата. Вы познакомитесь с этими ароматами наряду с давно исчезнувшими парфюмами. В свое время их ценили, но теперь они забыты: Black Satin, Hypnotique, White Shoulders. Есть и парфюм, запечатленный на страницах этой книги в силу того, что он стал выразителем определенной части той эпохи, в которую он был создан, идеально олицетворял стиль жизни, увлечения, культуру либо собственно запахом, либо формой флакона (в двадцатом веке появились флаконы в виде труб, статуи Свободы и даже гранаты).
Будьте готовы к встрече с немногочисленными ароматами, получившими репутацию – позвольте нам быть откровенными – весьма сомнительную с точки зрения мастерства, которые и парфюмом не назовешь (что скажете по поводу Skin Bracer от Mennen, а?). Эти ароматы благодаря упорству производителей, маркетинговой находке и спросу продавались во всем мире. Они разошлись по социальным сетям и соседям, ароматы мгновенно узнавали на улицах и находили под новогодней елкой по всему миру. И еще одно замечание: парфюм красноречиво говорит не только о том, кто им пользуется, но и о его создателе. Иногда история о людях, нашедших свой аромат, бывает интереснее концепта, стоявшего за их появлением.
Это может быть рассказ об одном человеке или коллективная история масс: в 1950-х годах миллионы американских женщин пользовались Youth Dew, собираясь выйти с мужьями в свет; орды подростков не расставались с Lynx; а целое поколение мужчин не мыслило себе клубный вечер без Joop!
Порой вам хочется хорошего стейка. А иногда вы довольствуетесь яичницей с беконом в ближайшем кафе. Точно так же в нашем описании века ароматов соединится изысканное и повседневное. Эта книга посвящена не бесспорной классике (лишь очень немногие смогут определить самый изысканный аромат при слепом тестировании). Эта книга о любимых запахах. О самых странных. О самых экстравагантных. О незабываемых ароматах, которые помним спустя годы.
В нашем путешествии мы побываем в Париже начала двадцатого века с его придворными парфюмерами, некогда баловавшими французскую аристократию, но готовыми услужить новому миру и зарождающейся буржуазии. Мы познакомимся с фантазерами и бродягами 1920-х годов, благодаря которым у блистательных эмансипе появилась возможность заявить о себе с помощью аромата. Мы увидим, как Вторая мировая война привела к неудачным попыткам превратить болотистые земли Флориды в 1940-е годы в новый юг Франции, где повсеместно растет жасмин. Мы заглянем и в ванную комнату делового человека 1950-х годов, для которого аромат означал очень много парфюма, наносимого на скулы. Мы узнаем и о том, как дочери деловой элиты потребовали новый парфюм на свое шестнадцатилетие. Ароматы корпоративной мощи 1980-х тоже предстанут вместе с их реакционными последователями из следующего десятилетия, когда парфюм для офиса стал такой же частью дресс-кода, как белая сорочка и черные брюки.
У каждого аромата найдется, что рассказать. Каждый связан с определенным десятилетием, но продолжал служить почитателям в другие периоды. По мере того как мы будем двигаться по истории парфюма в двадцатом веке, что-то из «старой гвардии» будет идти рядом с нами, достигая расцвета спустя время или обретая популярность через много лет после выпуска. Иногда, характеризуя ароматы, скажем, 1990-х годов – например, L’Eau d’Issey или Angel от Thierry Mugler, – мы будем говорить об ароматах, которые до сих пор с нами.
Нам не дано знать, приползут ли они к финишу или прискачут, и момент их ухода с полок еще впереди.
Даже незнакомые ароматы можно определить по той роли, какую они сыграли в свое время. Для меня White Musk от The Body Shop – это парфюм совершеннолетия. Для тех, кто на пятнадцать лет старше, таким парфюмом мог быть Aqua Manda от Goya, а для тех, кто старше их на пятнадцать лет, это был Ma Griffe от Carven. И это только в Великобритании. Другие парфюмы станут напоминанием для тех, кто живет в других странах. Мы можем быть рабами ароматов или обычными пользователями, но каждый из нас может оглянуться назад и вспомнить о том, чем он пользовался и когда. Аромат может напомнить о человеке, с которым мы встречались или жили бок-о-бок. Парфюм может быть частью события, в котором мы принимали участие. История двадцатого века через призму парфюма – это еще и история нашего собственного века ароматов.
Читайте, вспоминайте и держите нос по ветру… Вас ждут новые ароматы.
Ваша Лиззи Остром
Щедрое начало века
1900–1909
Мы начинаем рассказ с первых лет нового века, настолько сияющего в своей удаленности от нас, что это время может показаться лишенным аромата просто потому, что наш нос не в силах его ощутить. Как можно рассуждать о парфюмах, когда до наших дней дошли лишь немногие из них? Действительно ли люди того времени пользовались парфюмом или они были излишне скромны в отношении аромата?
Чтобы разобраться в ситуации, мы совершим прогулку к Лондонскому мосту, где в 1908 году английская парфюмерная фирма Gosnell’s устроила авангардный спектакль, чтобы привлечь внимание прохожих, переходивших через реку или спешивших на поезд с работы. Высоко в небе парил наполненный горячим воздухом аэростат в виде флакончика духов – знаменитого аромата Cherry Blossom от Gosnell’s, праздновавшего двадцатилетие успешных продаж. Из корзины аэростата на головы прохожих и даже в Темзу сыпались листовки. Это было рискованное предприятие, напоминавшее, как в наши дни самолет выписывает цветным дымом призыв: «Выходи за меня замуж, Шейла!» Необычная форма аэростата предполагала, что он может внезапно подняться или опуститься, поэтому пилоту было непросто маневрировать. Над Парижем другой аэростат развлекал французских покупателей, почитателей ароматов английских парфюмеров.
Даже сейчас такая идея не кажется устаревшей. Тем более что все новое и волнующее в парфюмерии было уже опробовано в девятнадцатом веке и в начале двадцатого, еще до того, как парфюм стал привычной жидкостью, которую мы распыляем на запястья. Чтобы привлечь внимание покупательниц викторианской Англии, хорошо известная парфюмерная фирма Eugne Rimmel использовала всевозможные маркетинговые стратегии. Она предлагала в аренду парфюмированные фонтаны для проведения балов и званых вечеров, и эти фонтаны наполняли воздух изысканным благоуханием (сколько еще осталось ждать того момента, когда такой фонтан, установленный в новом модном коктейльбаре, объявят новинкой?). На Всемирной выставке (1867) в Париже фирма Rimmel договорилась о строительстве коттеджа с дистиллятором ароматов для демонстрации посетителям и об устройстве цветочных часов, в которых появлялись различные цветы в соответствии с временем суток. И что только они не вытворяли с бумагой: ароматизированные программки, веера и календари, а также поздравительные открытки к Дню святого Валентина. У Rimmel можно было приобрести флакончик духов, служивший ручкой для театрального бинокля. Конкурент фирмы, Piesse & Lubin из дома номер 2 по Новой Бонд-стрит, рекламировал «Кольцо-фонтан», которое выглядело как украшение и испускало струйки аромата во время бала или концерта.
Хотя к 1900 году приемы, устраиваемые Rimmel, были хорошо известны, они помогают понять, насколько вездесущими были парфюмированные товары в тот период. Их можно было приобрести в магазине уже в готовом виде или сделать дома (прелестное хобби). Газета Chicago Daily Tribune в декабрьском номере за 1903 год описывала манию, охватившую любительниц рукоделия. Все шили парфюмированные саше к Рождеству, которые наполняли шариками с ароматом сандала. Зачастую стены гардеробных комнат обивали сначала ватой, на которую наносили парфюмированную пудру, а потом добавляли слой неплотной рубашечной ткани, чтобы запах постепенно пропитывал одежду, придавая ей легкий аромат.
Парфюм не был привилегией богачей. В истории по праву сохранились названия престижных люксовых брендов, использовавших флаконы от Lalique и тисненую бумагу с рисунком, таких как Houbigant, Guerlain, Coty и Caron, предлагавших покупательницам поистине произведения искусства.
Однако были важны и менее гламурные производители парфюма, такие как Sears, Colgate и California Perfume Company, которые поставляли ароматные товары миллионам покупателей с помощью каталогов и коммивояжеров. Но это были товары из категории масс-маркет, дженерики, поэтому вскоре о них забыли.
Как мы с вами увидим, в этот щедрый период о духах говорили много. Покупательницы разбирались в брендах, любили их или отзывались уничижительно точно так же, как мы сейчас рассуждаем об известных парфюмах. Но поскольку все эти упоминания не были уделом литературы, а характерны преимущественно для популярных изданий, ныне забытых, как и товары Sears, то и найти их весьма непросто. Случайное упоминание парфюма Le Trfle Incarnat в романтической истории легко пропустить и трудно осознать, поскольку никто из ныне живущих не помнит этот аромат, не говоря уже о том, чтобы понимать его значение для людей того поколения. Мы в этой книге попытаемся восстановить этот контекст, но нюансы в любом случае будут утрачены.
Нам будет намного легче постичь закулисную историю, поскольку она лучше задокументирована. Это история технологических новаций и триумфа химической промышленности. Когда химики научились выделять экстракты из сырца, а потом стали синтезировать их, появились парфюмы, доступные до сих пор, в них используются молекулы кумарина (назван в честь кумару, французского названия бобов тонка) и ванилина. Этими ароматами стали Fougre Royale от Houbigant в 1882 году и Jicky от Guerlain в 1889 году. Их появление знаменовало выстрел стартового пистолета, после которого начался переход от сугубо природных ароматов, очаровательных, но редких, к тому, что мы знаем как «современную» парфюмерию. Через несколько лет после начала продаж этих пионеров, на рубеже двадцатого века, фирмы поняли, что у них появилась возможность воспроизводить невероятно дорогостоящие парфюмы за сотую долю цены благодаря новым материалам в палитре ароматов. Любители парфюмерии 1900-х годов не догадывались о том, что невероятное количество ароматов с нотками фиалки было обусловлено открытием нового душистого компонента под названием «ионон». Это была отдельная история торговли, которая никоим образом не влияла на покупателей и не могла повлиять на их восприятие парфюма. Другие изобретения – телефон, граммофон, автомобиль – волновали, очаровывали и возбуждали своими возможностями передавать информацию и перевозить людей.
Но парфюм оставался в тени, поскольку химики настолько успешно копировали природные ароматы, что это оставалось незаметным для непосвященных.
Тот факт, что меняющийся облик парфюмерной индустрии оставался без должного внимания публики, становится очевидным благодаря статье, опубликованной в американском Vogue за 1906 год, о сборе урожая роз в Грассе на юге Франции. Автор представил это как пасторальную идиллию: «Сотни женщин и детей в живописных национальных костюмах собирают цветы, весело болтая и сопровождая песней эту поэтичную работу». Журналистка сравнивала каждый цветок с феей или эльфом, обладающими душой. И эту душу аромата предстояло поймать и запечатать во флаконе, чтобы порадовать покупательниц. Разумеется, розы собирают по сей день (лепестки роз обрабатывают, чтобы получить абсолют аромата), и такого рода статьи, «романтизирующие парфюм», пишут до сих пор, настолько привлекательной оказалась сама идея. Но в первое десятилетие двадцатого века старый стиль цветочной парфюмерии – ароматы стефанотиса, гелиотропа и вербены – уступал место новым возбуждающим ароматам. И у этих ароматов появились свои поклонники, совершенно не разбиравшиеся в том, как работают фабрики, на которых получают ингредиенты для производства этих ароматов.
Le Parfum Idal
Houbigant, 1900
Парфюм для первой леди
В конце девятнадцатого века группа в высшей степени стильных молодых женщин, которых называли девушками Гибсона[4], олицетворяло собой достойную жизнь этого периода. Не лишенные юмора образы, появившиеся с легкой руки американского художника Чарльза Даны Гибсона, девушки Гибсона воплощали живость нового поколения. Они были раскованнее своих предшественниц и разбивали сердца джентльменов. Девушки Гибсона стали прототипом девушек с обложки с характерными фигурками Барби (точеная талия, тоненькие ручки и невероятно пышный бюст). Предполагалось, что такая фигура отражает результаты занятий спортом, но на самом деле она была бы невозможна без модного корсета. И еще эдвардианские волосы! Шиньоны были настолько объемными, что в них можно было держать упакованный ланч.
Девушки Гибсона выглядели стильно и естественно. Складывалось впечатление, будто они в любой момент готовы сыграть дружескую партию в теннис. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что на их лицах неизменно проскальзывает надменность. Иными словами, они были просто богатыми стервами. В лучших комиксах этих девушек изображали группами. Они терзали своих вздыхателей улыбкой или прокалывали булавкой мужчину размером с Мальчика-с-пальчик. Есть замечательный пример подобной иллюстрации под названием «Любовь в саду».
Девушка запечатлена в безукоризненно выглаженном белом платье, своим пяти обожателям она повелевает привести в порядок лужайку. Один из них, завороженно глядя на нее, не замечает, как его косилка разбивает терракотовые горшки с цветами. Еще пара влюбленных мужчин не замечает, что сажают дерево корнями вверх.
Девушки Гибсона из персонажей комиксов вскоре превратились в феномен рекламы. Их лица появились на фарфоровых тарелках, скатертях и пепельницах. Если девушку Гибсона использовали, чтобы продать дуршлаг, представьте, что могла сделать эта модель с флакончиком духов. И этим парфюмом стал Le Parfum Idal.
Этот «Идеальный парфюм» создала фирма Houbigant, французский дом с завидным аристократическим наследием, ведущий свою историю с 1775 года. По слухам (а может, это всего лишь рекламный ход?), когда Мария Антуанетта пыталась бежать от якобинцев, переодевшись в крестьянское платье, ее задержали и разоблачили благодаря исходившим от нее волнам аромата от Houbigant. В начале двадцатого века фирма находилась под покровительством царствующей семьи и пользовалась успехом у большей части русской знати. Их благосклонность была жизненно важна для процветания индустрии. При наличии таких знаменитых клиентов необходимость создать нечто особенное была очевидной.
Le Parfum Idal тал одним из главных дебютов двадцатого века. В действительности аромат создали несколькими годами ранее, но представили его только на Всемирной выставке в Париже в 1900 году как парфюм нового времени. Всемирная выставка, самая крупная торговая ярмарка, имела восемнадцать потрясающих тематических разделов и шоу-деревни для каждой страны-участницы, а входом на территорию выставки служила Эйфелева башня. Она привлекла миллионы посетителей, на время проведения выставки население французской столицы выросло на семь процентов. На выставке продемонстрировали не только эскалаторы и электрические лампочки, но и «модерн», зарождающийся в искусстве и ремеслах стиль. Все известные парфюмеры представили свои творения в тематических павильонах, которые заказывали у самых модных архитекторов, включая Гектора Гимара, который только что показал свой новый дизайн метрополитена. В этих павильонах создавали бухты, фрески и фонтаны с единственной целью: показать в выгодном свете флакончики парфюма. Поблизости посетители могли посмотреть первый звуковой фильм.
Le Parfum Idal стал венцом творения Houbigant. Хрустальный флакон от Baccarat в традиционной для фирмы форме графина для спиртных напитков помещался в расписную коробку, узор на которой напоминал орнаменты на восточных кофрах. На тисненой золотой этикетке красовался профиль девушки Гибсона. Она восхищенно вдыхала запах цветка. Этот обобщенный идеал красоты стал символом аромата, таким же ярким олицетворением бренда, как и реальная знаменитость. В 1930-х годах журналистка американского издания Voguе вспоминала об этом так: «Одна только мысль об этой золотой леди на этикетке пробуждает в нас ностальгические воспоминания о том времени, когда флакон Idal занял почетное место на туалетном столике наших мам».
Сам парфюм тоже совершенен. Это безупречный цветочный аромат не какого-то конкретного цветка, а целого букета. Ароматы «Тысяча цветов» были очень распространены в девятнадцатом веке, но создавались исключительно на основе натурального сырья. Le Parfum – это результат использования новых технологий, и он стоял особняком, поскольку в композицию включили несколько волнующих новых синтетических ингредиентов, появившихся на рынке. Для той, кто решил воспользоваться этим парфюмом, Le Parfum Idal стал в некотором смысле загадкой. Невозможно было разложить аромат на составляющие и определенно сказать, что это за запах. В этом и состоял смысл. Это был парфюм, вдохновенный и таинственный, нечто недостижимое для покупательниц, которые не могли ощутить ничего подобного по викторианскому рецепту. Этим и объяснялась запредельная цена на парфюм. Сияющая головка девушки Гибсона на этикетке стала венцом ажиотажного спроса. Она словно говорила, что другие женщины тоже могут использовать этот аромат, чтобы продлить свое очарование и почувствовать себя первой леди.
Le Trfle Incarnat
L. T. Piver, 1900
Искусственный парфюм
«Натуральное против синтетического» – предмет вечного спора в парфюмерии. Нередко мы слышим от людей, что они предпочитают исключительно натуральные или органические ароматы, а не эти «ужасные химикаты», которыми повсюду торгуют в наши дни.
В данном случае в игру вступают три элемента. Во-первых, выбор в пользу простоты, прозрачность аромата с одной нотой, такого как одеколон «Вербена», и его чистого цитрусового запаха вместо более сложного состава ингредиентов.
Во-вторых, это удовольствие обладания парфюмом, который пахнет точно так же, как и его прототип в природе, будь то чайная роза или мандарин. Не стану спорить: некоторые парфюмы и в самом деле имеют «химический» запах, от которого щекочет в носу. Но это не значит, что они хуже прочих. Просто их аромат определяется как «искусственный», а не как «натуральный», потому что он напоминает о запахе чистящих средств, дешевых спреев освежителей воздуха и других функциональных запахах, которые нам не хочется связывать с благоуханием изысканного парфюма.
И в-третьих, это обеспокоенность по поводу синтетических компонентов в средствах по уходу за кожей, в тканях и продуктах питания. Натуральное – это подлинное и мягкое, тогда как синтетическое обязательно токсичное, резкое и вызывающее раздражение.
По правде сказать, все вокруг – это сплошная химия, и в любом случае ситуация имеет множество нюансов. В наши дни из некоторых натуральных веществ удаляют часть молекул, содержащих потенциальные аллергены.
Однако в 1900 году большинство людей даже не подозревало о существовании синтетических молекул, даже если они покупали флаконы, в содержимом которых использовались иононы или кумарин. Эти новые ингредиенты начали применять в парфюмерии примерно пятнадцать лет назад. И покупательницам даже в голову не приходило, что в парфюме могло быть что-то еще, кроме экстрактов цветов, фруктов и деревьев. Когда Le Trfle Incarnat («Темно-красный клевер»), созданный в 1896 году, был представлен на Всемирной выставке в Париже (1900), только торговцы обсуждали его состав, но делали это с энтузиазмом – настолько сильным было впечатление от изобретения этого парфюма. Творение L. T. Piver стало возможным благодаря техническому прогрессу. Парфюмерный дом смело воспользовался новыми веяниями, вместо того чтобы держаться за консервативное прошлое.
Основа аромата, ноты папоротника, сама по себе выражает фантазийный аромат (папоротники в своем большинстве ничем не пахнут). Это новый компонент под названием амилсалицилат, который придает пряный запах свежескошенной травы. С композицией, сочетающей запах сена, бергамота и травянистой лаванды, Le Trfle Incarnat с помощью удачного шлейфа клевера стал сенсацией. Парфюм предлагал новый свежий аромат, возбуждающий и одновременно умиротворяющий, – дань эдвардианской традиции пикников на лугу. Представьте себе, как женщине, на протяжении многих лет пользовавшейся одними и теми же ароматами, предложили новый парфюм. Это можно сравнить с оригинальным кроем платья, возникшим из ниоткуда. Спустя несколько лет название Le Trfle Incarnat прочно вошло в обиход, будто оно всегда существовало. Парфюм замечательно вписался в канон.
Le Trfle Incarnat был встречен по-разному именно в силу необычности аромата. Высоконравственные слои общества сочли его в высшей степени сомнительным. Синтетические ингредиенты остались незамеченными, а вот сложно определяемый аромат и его популярность у девушек легкого поведения обеспечили этому парфюму репутацию «искусственного».
В популярном романе Берты Рак «Горничная мисс Миллион (1915), в котором речь идет о том, как горничная и ее хозяйка поменялись жизнями, это отношение к парфюму великолепно выразила более целомудренная из двух героинь, Беатриса. Она пытается обуздать новообретенную фривольность своей бывшей служанки Миллион. Когда следом за Миллион Беатриса входит в модный ресторан, она ощущает «волну теплого воздуха», к которому примешиваются запахи «кофе, сигарет, испарений горячих блюд и того парфюма, какой вы почувствуете, если пройдетесь по аркаде Берлингтон». Она различила этот аромат среди смеси сирени, опопанакса, «русской фиалки» и Phulnana – знаменитого парфюма фирмы Grossmith – и назвала его «самым пронизывающим, самым стоящим ароматом, Le Trfle Incarnat». Беатриса с горечью отмечает, что настоящая леди не нуждается в парфюме, чтобы сохранить лицо.
В некоторых других популярных английских романах также упоминается этот аромат, особенно для изображения ночной жизни Пиккадилли. Роман Комптона Маккензи «Карнавал» (1912) повествует о девушке-танцовщице в Лондоне, где вестибюль «Варьете» буквально пропитан этим запахом: «Сочетание ароматов красного жасмина, пачули, опопанакса и темно-красного клевера перебивают резкий запах козлов».
В романе супругов Эгертона и Агнес Кастл «Бриллианты режут тесто» (1909), о котором в противном случае давно забыли бы, Le Trfle Incarnat описан как отравляющее вещество, завладевшее комнатой и «пересилившее дыхание всех цветов». Одна из женщин говорит своей приятельнице: «Вам не знаком Le Trfle Incarnat? Это свидетельствует о том, в каких высокоморальных кругах вы вращаетесь. Моя доогая, это то, что хватает вас за горло в отелях и ресторанах определенного сорта. Он просто плывет по реке воскресным вечером».
Плыть вниз по реке в лодке ради какой-нибудь гнусности? Где нам подписаться?
Climax
Sears, около 1900
Парфюм по почте
Учитывая тот факт, что практически все знаменитые и надолго задержавшиеся парфюмы начала двадцатого века были созданы роскошными французскими домами, можно предположить, что в 1900-х годах парфюм был уделом богатых, а непосильно работавшие женщины и мужчины даже не помышляли о парфюме, который был им не по карману.
На самом деле это не так. Популярные «модные товары» процветали, особенно в Америке. Именно потому, что когда-то это были доступные товары, теперь они прочно забыты. Трудно представить, что в начале двадцатого века фирма Colgate продавала сотни наименований туалетной воды (а мы еще жалуемся, что сейчас в продаже слишком много ароматов). Ричард Хаднат, первый крупный производитель косметики в США, с 1880-х годов продавал в аптеках и универмагах ароматы, ориентированные на средний класс. Среди них были одеколон Queen Anne Cologne и аромат Violet Sec. Существовала также известная фирма из Детройта Frederick Stearns & Co. и California Perfume Company, позднее сменившая свое название на Avon.
Ретейлером, который прославился больше других тем, что популяризовал парфюм в начале двадцатого века, был Sears (впоследствии, Sears, Roebuck).
Ричард Сирс выпустил собственный каталог товаров для заказа по почте в Чикаго в 1888 году. И момент был выбран идеально. Новые железные дороги соединили отдаленные уголки Северной Америки и превратили доставку товаров, которая была логистическим кошмаром, в мечту предпринимателя. Сначала Сирс торговал по почте часами, обещая поставлять качественные товары в любой уголок США, гарантируя возврат денег, а с 1896 года обеспечил бесплатную доставку в сельскую местность. Затем Сирс начал предлагать пряности, инструменты, одежду, ванны, сельскохозяйственную технику, занавески и даже готовые наборы для строительства домов. Легче было назвать то, чего в каталоге Sears не было, чем перечислить все предлагаемое фирмой. Это означало, что Sears действовала как гигантский «уравнитель». Компания могла предложить покупателям те же самые товары независимо от места жительства. От Восточного до Западного побережья семьи заказывали модные ткани для платьев или новейшие обои, воспользовавшись вложенными в каталог образцами. И даже приобретали парфюм Tea Rose от Sears.
Успех Sears был связан не только с их манерой вести дела, но и ассортиментом товаров. Товары фирмы предлагала не армия торговых агентов, у каждого из которых был свой стиль работы (через агентов действовала California Perfume Company). Каталог Sears со всеми говорил на одном языке. Фирма выступала на стороне покупателей, предлагая им приемлемые цены, импортируя товары напрямую без лишних посредников. Sears демонстрировала свою преданность и готовность служить клиентам, неизменно использовав громкий лозунг: «В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ НЕТ НИ ОДНОГО ГОРОДА, ГДЕ БЫ МЫ НИ ПРОДАВАЛИ НАШИ ТОВАРЫ… РАССТОЯНИЕ НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ». Компания даже использовала изображение богини Правосудия с повязкой на глазах, чтобы вызвать у покупателей доверие к «Политике нашей фирмы», словно каталог в действительности был новой редакцией «Билля о правах»[5].
И самое главное, компания Sears как продавец тоже носила повязку на глазах. Клиенты, которым было неловко приобретать те или иные товары в местном магазине, давая повод для пересудов, могли быть уверены, что услуги Sears будут анонимными и тайными. Поэтому любая женщина, не желавшая показать свой интерес к парфюму и продуктам красоты, могла удовлетворить свои фантазии и заказать все в желаемом количестве и по своему вкусу по последнему каталогу.
И первые издания каталога свидетельствуют об этом. К примеру, в каталоге за 1897 год информации о парфюме отводились страницы перед вгоняющими в краску описаниями средств контрацепции, о которых было не принято говорить. Спустя два года парфюм оказался по соседству с косметическими товарами, такими как средство от веснушек Secret de Ninon и крем для отбеливания кожи с мышьяком. В 1900 году у парфюма появился собственный раздел в каталоге, а количество страниц в нем становилось все больше по мере увеличения спроса.
По этой причине читательницы были уже знакомы с парфюмом от Sears, поскольку фирма всегда предлагала несколько наименований, таких как New Mown Hay и Lilac Blossom, обязательно добавляя к описаниям слова «и т. д., и т. д.», будто говоря: «Вы и так все знаете». Цены начинались от 25 центов за маленький флакончик (7 долларов по нынешним ценам), но предложения Sears были привычными, они ничем не отличались от того, что предлагали Hudnut и Colgate, хотя эти фирмы утверждали обратное. Но Sears, чтобы выделиться на общем фоне, извлекала максимум из стандартной линейки ароматов, обеспечив покупательницам завораживающую иерархию привлекательных упаковок. Не противопоставляя туалетную воду и парфюм, как это делали обычно, Sears предлагала товары категории «Тройной экстракт» в простом флаконе без декора и самую дорогую и престижную категорию Seroco (название звучало почти по-итальянски, но на самом деле представляло собой акроним из Sears, Roebuck and Company). Между этими двумя категориями и располагался вариант Climax («Оргазм»). Не из-за этого ли названия парфюм оказался рядом с контрацептивами? И был ли аромат Climax Ylang Ylang эликсиром любви, афродизиаком? Может быть. Но нам следует относиться к этим чувственным понятиям как к гиперболе и еще одному приему, к которому прибегла Sears, чтобы привлечь внимание покупательниц. Но если пристально изучить каталог, то станет ясно, что слово Climax очень свободно использовалось в названиях товаров для спальни и вне ее. Существовали даже бамбуковые палки под названием Climax. А еще были дрожки под таким же названием и даже сорт вермишели.
Парфюм постепенно становился стандартом жизни, и за это мы должны поблагодарить фирму Sears.
Mouchoir de Monsieur
Guerlain, 1904
Парфюм для фланеров[6]
Благодаря своему безупречному французскому я всегда полагала, что Mouchoir de Monsieur переводится как «Мистер Усы». И это было бы великолепным названием для одеколона, а предприимчивые читатели уже были бы готовы запустить новый бренд. Но на самом деле название переводится как «Носовой платок джентльмена». И мы сразу представляем себе платок, который бросают в лицо противнику в знак вызова на дуэль и которым обмахивают лицо дамы, если джентльмен пытается ее соблазнить. Мы не станем рассуждать по поводу того, был ли у джентльмена упомянутый носовой платок.
Поверьте, это название совершенно прозаическое. Многие жидкие парфюмы девятнадцатого века предназначались для ароматизации носовых платков. Мужчины эпохи Регентства и их потомки полагали, что капельку парфюма наносят на носовой платок, чтобы прижать его к носу и не ощущать зловония.
Разумеется, ароматы были приятны и сами по себе, а не только как разновидность Dettol (дезинфицирующее средство) для высшего общества. В начале 1800-х годов надушенный платок был обязательным аксессуаром джентльмена, заботившегося о своем безупречном внешнем виде, и порой становился объектом насмешек со стороны светских комментаторов.
В одном из сатирических комиксов за 1819 год фигурировал денди, попавший в неловкую ситуацию. Он уронил носовой платок на тротуар, но его слишком узкий костюм не позволял ему свободно нагнуться за платком, поэтому он почти сел на шпагат, вызывая улыбки прохожих.
Mouchoir de Monsieur появился в 1904 году на закате эры носовых платков. Вместо того чтобы предложить волнующий новый концепт, Guerlain отдал дань английской парфюмерной традиции, создав свой, французский, вариант классического аромата, напоминавшего более ранний парфюм под названием Jicky. К началу двадцатого века городских представителей праздного класса – идеальных покупателей Guerlain – чаще всего называли фланерами, то есть «прогуливающимися» (если вы относитесь по-доброму) или «бездельниками» (если у вас иной настрой). У них была непростая жизнь в вечном поиске развлечений на бульварах: побывать на спектакле, зайти в кафе, стать свидетелем забавной сценки на улице, а потом остроумно описать ее в своем дневнике или письме. Фланеры старались держать дистанцию между ними и окружающей жизнью, словно они желали испытать странное ощущение отчуждения. Mouchoir de Monsieur был идеальным спутником в их прогулках по Парижу. Как и Le Trfle Incarnat, основу этого аромата составлял запах папоротника, вернее его фантазийный аромат, замешанный на сочетании сливочного запаха кумарина и запаха камфарной лаванды. Хотя основная нота аромата напоминала «грязный» анималистический запах («анималистические» ароматы были животного или растительного происхождения, например, амбровое семя в качестве растительной замены мускуса). Перенося этот аромат в городскую среду, как и другие ароматы того периода, Mouchoir de Monsieur отделял праздную жизнь фланеров от жизни масс, но при этом напоминал о том, что у них куча денег и они могут в любую минуту покинуть свои красивые комнаты.
L’Origan
Coty, 1905
Аромат крупных универмагов
Здания размером с целый квартал. Манекены за сверкающими витринами, одетые в самые модные платья и меха, манят прохожих. Пространство, зеркала, металл. Чай во второй половине дня под аккомпанемент струнного квартета. Кулинарные шоу. Модные показы и живые картины из жизни экзотического Востока. И многое, многое, многое другое.
В первые годы двадцатого века розничная торговля набирала обороты благодаря огромным универмагам, которые вырастали в больших городах, словно грибы после дождя, и превращали поход за покупками в развлечение, разоряя и оскорбляя владельцев традиционных маленьких магазинчиков. Товары располагались по отделам, и парфюмерия получила собственные просторные залы. Один из самых знаменитых универмагов такого масштаба – Селфридж в Лондоне – в 1910 году разместил парфюмерию на первом этаже, где этот отдел функционирует до сегодняшнего дня, заманивая посетителей головокружительным благоуханием. В романе Золя «Дамское счастье» (1885) владелец магазина Октав Муре догадался разместить фонтан с фиалковой водой на первом этаже универмага одновременно с распродажей постельного и столового белья. Это можно считать ранним образчиком маркетинга парфюма.
Франсуа Коти, сварливый предприниматель родом с Корсики, обладавший острым нюхом, стал основателем стратегии для парфюмерных брендов в эпоху крупных универмагов. На Всемирной выставке в Париже в 1900 году его интерес привлекли флаконы новейшего дизайна от Lalique и Baccarat. И Коти понял притягательность и власть красивого флакона. Он начал создавать ароматы, используя более широкую линейку запахов и головокружительные новые синтетические ароматы. Интуиция Коти помогла ему заработать баснословные деньги, сопоставимые с суммой в миллиарды фунтов, и превратила его в самого богатого и влиятельного человека во Франции. Компания Lalique изготавливала для него флаконы, а крупные химические компании разрабатывали композиции ароматов. И еще была его жена Мари, которая придумывала финальный штрих и отделку. Коти преуспел там, где многие другие потерпели поражение, именно потому, что он работал масштабно, превратил свои драгоценные творения в товары, которые можно было воспроизводить и продавать по всему миру. Открытие его собственной большой парфюмерной фабрики, известной под названием Cit des Parfums («Город духов»), стало знаком того, что империя создана.
Легенда гласит, что Коти устроил целое представление, чтобы добиться встречи с управляющим престижных Больших магазинов Лувра. Он разбил флакон духов La Rose Jacqueminot в торговой галерее, и женщины сбежались на этот аромат, как пчелы слетаются на мед. Они требовали сказать им, что это за аромат и где они могут его купить. Некоторые источники утверждают, что Коти сам привел этих женщин или эта история выдумана от начала до конца. Другие говорят, что это его жена, открывшая цветочный магазинчик в этой галерее, случайно уронила флакон или сделала это по его просьбе. Наверное, эта история обсуждается столько лет именно потому, что она помогает нам отметить момент наступления «современности», и мы забываем о долгом, незаметном переходе, который к этому привел. Но даже если история Коти правдива, в ней ничего не сказано о том, как парфюмерные бренды начинали работать с ретейлом в Америке. Один из первых ретейлеров продвигал парфюмерию в аптеке города Солт-Лейк-Сити в 1905 году. И это было очень далеко от блестящего мира больших универмагов.
Парфюм La Rose Jacqueminot стал подлинным триумфом. Богатый резонирующий аналог аромата розы в сочетании с фиалкой звучал так, словно исходил из блестящего новенького граммофона. Дом Coty быстро заработал себе репутацию во всем мире, и его творения вскоре заняли место рядом с ароматами более старых парфюмерных домов, таких как Roger & Gallet и Houbigant.
В 1905–1925 годах парфюмы Coty имели такую же репутацию, как и джазовые стандарты, и на них, если верить историку парфюмерии Денизу Болье, могли равняться другие парфюмеры, создававшие собственные шедевры. В наибольшей степени это относится к Guerlain. Аромат Chypre от Coty помог Guerlain создать Mitsouko. Парфюм Emeraude от Coty, появившийся в 1921 году, стал основой для создания Shalimar, а L’Origan был крестным отцом для аромата L’Heure Bleue от Guerlain.
Аромат L’Origan заложил категорию «цветочных восточных» ароматов, в которых сочетаются запахи цветков апельсина, мускатного ореха, гвоздики, ванили и ладана. Ладан, прима этого аромата, напоминает о ночном очаровании и свиданиях в закрытом экипаже. Появившись на рынке, этот парфюм от Coty не спешил уходить. К 1919 году парфюм приносил прибыль в 6,7 миллиона долларов в год. И аромат L’Origan стал такой вехой потому, что выпускаемый и в виде туалетной воды, и в виде экстракта, он придавал свой запах многим другим товарам. Аромат стал символом красоты. В частности, L’Origan производили и в виде дезодорирующей пудры, и в качестве пудры для лица. Эту пудру покупали миллионы женщин, чтобы убрать жирный блеск на коже в жаркий полдень. Возникает вопрос: если бы мы познакомились с ароматом L’Origan в его первоначальной славе, как бы мы его восприняли? Как пудровый аромат, по определению, нежный и припыленный? Или он напомнил бы нам пудру просто потому, что вся пудра пахнет как L’Origan?
Shem-el-Nessim
Grossmith, 1906
Парфюм арабских ночей
Открыв дамский журнал на рубеже девятнадцатого-двадцатого веков, читатели могли обнаружить среди публикуемых объявлений маленький привлекательный анонс предшественников парфюма L’Origan – восточные ароматы. Этим термином настолько злоупотребляли, что им сопровождали половину товаров, представленных в магазинах. Вы полагаете, что крупные магазины в наши дни сходят с ума, навязывая рекламу товаров? А что вы скажете о модных показах под названием «Сады Аллаха» или целых этажах, превращенных в древние восточные храмы?
В конце девятнадцатого и в начале двадцатого века прилагательное «восточный» относилось почти к любому аромату, обещавшему вскружить вам голову своей силой и обязательными яркими сладкими нотами. Из-за их загадочной насыщенной формулы такие ароматы предназначались для «сложных» женщин (этих дам противопоставляли «утонченным» дамам, которые предпочитали цветочные ароматы с одной нотой). Эти ароматы использовали в жилых помещениях, чтобы придать воздуху неопределенный сладковатый запах. Эти же ароматы использовали для шелковых саше, которые размещали под обивкой или оставляли на донце вазы и забывали о них.
«Многим женщинам нравится сладость не потому, что они считают ее необходимой, а потому что не могут с собой совладать», – объявил американский Vogue в своей редакционной статье о парфюме, напечатанной в 1899 году считавший восточные ароматы в высшей степени импульсивным приобретением для слабого пола. В самом деле, многие бренды, продававшие их, изображали вдыхающую такой аромат женщину лежащей на кушетке и витающей в облаках, словно под действием наркотика. Парфюм Shem-el-Nessim английской фирмы Grossmith, названный так в честь древнеегипетского праздника плодородия, стал «мечтой ароматов, изысканно намекавшей на восточную роскошь». На упаковке была изображена дремлющая андрогинная девушка-джинн, а над головой ее парило облако парфюма или фантазий. В этом рисунке было нечто декадентское. Дамы переносились в волшебные края, оставаясь в тесных нарядах в своих гостиных, одурманенные похожим на опиум обволакивающим их шлейфом парфюма.
Антагонистом праздных любительниц парфюма был американец Бернар Макфадден[7], основатель Движения физической культуры. Пугающий в своем энтузиазме Бернар открыл первый магазин снарядов для физкультуры на Флит-стрит в Лондоне. Он же выпускал журнал «Физическая культура», в котором излагались взгляды его мини-империи. Впоследствии журнал получил более привлекательное название – «Красота и здоровье». Современным читателям содержание издания вряд ли покажется привлекательным. На фото малыши поднимали гири, а статьи агитировали дам расстаться с корсетом (это хорошо) и перестать играть на фортепьяно (это плохо). И то и другое никак не могло им помочь найти мужа. Издатели сочувствовали женщинам, которые тратили силу своих мышц на нездоровые занятия. Почему? Потому что им не хватит сил, чтобы насладиться «сексуальной энергией», которую практикуют, разумеется, супружеские пары. И благодаря этому распространяется, как это определил журнал, «раса господ».
Для приверженцев «Физической культуры» парфюм, даже легкий, был излишним. Как и косметика, даже самый легкий аромат ассоциировался с женщинами, которые, по выражению Макфаддена в одной из его листовок, были:
горбатыми, сутулыми, слишком толстыми или слишком худыми, с впалой грудью… и к тому же с размалеванными лицами. Что они пытаются скрыть под краской? И как же ужасно они выглядят без нее и даже с ней. И еще они используют одеколон, будто говорят нам на расстоянии, что им не хватает нежного аромата, естественного для здорового тела.
Shem-el-Nessim, выпущенный в 1906 году, не мог порадовать сторонников «Физической культуры», потому что обладал ярким марципановым ароматом, который создавал ощущение нежного золотистого мерцания на коже. Этот парфюм предназначался не для улицы, а для закрытого помещения, вдали от чужих глаз, где можно «предаваться праздности», потягивая херес рюмочка за рюмочкой. Удачно, что после долгих десятилетий забвения Grossmith представил недавно обновленные версии – с некоторыми изменениями – своих известных духов, чтобы ароматом Shem-el-Nessim можно было наслаждаться. И никаких гирь или мистера Бернара Макфаддена, чтобы испортить удовольствие.
Aprs l’Onde
Guerlain, 1906
Фиолетовый парфюм
У пармских фиалок довольно спорный аромат. Те, кто вырос в эпоху наркотиков и нюхал их в клубах прямиком из сумочки или мешочка, наверняка помнят, как они возвращались домой с тошнотой после слишком долгого пребывания в воздушном замке и пытались выудить из сумочки упаковку «сердечек» от фирмы Swizzels, но натыкались лишь на «Пармскую фиалку» той же марки.
Пармские фиалки до крайности пропитаны ностальгией и перегружены ассоциациями: старинные туалетные столики, бабушки, сидящие в креслах-качалках, поэтому прочувствовать этот аромат «заново» почти невозможно. Если бы мы только могли это сделать, то фиалки показались бы нам дивными и неземными, поскольку с ними ничто не сравнится.
В эдвардианскую эпоху вы и шагу не смогли бы ступить, не попав в волну аромата фиалок. Любой, кому этот запах был не по вкусу, счел бы те времена сущим испытанием. Это и впрямь была эра цветочного удушения. Каждый парфюмерный дом в любой момент мог предложить свой вариант этого аромата. И за этим невиданным изобилием скрывался весьма прозаический коммерческий расчет. Натуральные фиалки были редкими и дорогими, а производство искусственного аромата оказалось неожиданно дешевым, и парфюм сметали с полок магазинов, принося прибыль. Незадолго до этого фиалкового бума были открыты химические вещества – иононы, чей запах удивительным образом походил на аромат настоящих фиалок. Лидером в этой волне искусственных фиалковых ароматов стала фирма Roger & Gallet, выпустившая парфюм Vera Violetta в 1892 году. К 1910 году таких духов насчитывалось несколько десятков наименований.
Однако поклонницы аромата могли не только воспользоваться парфюмом, но и полакомиться шоколадными конфетами с фиалковой начинкой от Charbonnel et Walker или фиалковым ликером, модной французской новинкой. У пудры тоже была цветочная отдушка. В домах на столах стояли горшки с фиалками, а если речь шла о букете ко Дню святого Валентина, то было принято дарить именно фиалки. Имя Вайолет было необычайно популярным, и даже в одежде преобладала фиолетовая гамма.
Большая часть среди десятков фиалковых парфюмов почти в точности повторяли природный аромат этих цветов. Но одним из лучших был парфюм (он до сих пор есть в продаже), в котором фиалки благоухали на фоне других составляющих, создавая более интересный ансамбль. Этот парфюм назывался Aprs l’Onde («После ливня»), вызывая в воображении сад, где цветы еще вздрагивают после дождя и воздух напоен свежестью. Вместе с фиалками в букете этого аромата присутствуют прохладные пряные нотки аниса (представьте самбуку) и восторженные аккорды бергамота, напоминающие игру света и тени. Мы можем представить красавицу эдвардианской эпохи, которой необходимо принять гостей в саду после дождя, хотя дамы рискуют испачкать подолы платьев и замерзнуть. В этом и заключается изюминка аромата Aprs l’Onde. Когда фиалки превратились в повседневность, в Guerlain поняли, как опоэтизировать фиолетовую прозу, чтобы она возбуждала мечты и побуждала предаваться созерцанию. И что особенно важно, в парфюмерном доме знали, что каждая любительница аромата обязательно задаст вопрос: «Интересно, почему парфюм так называется?»
Pompeia
L. T. Piver, 1907
Колдовской парфюм
Парфюм под названием «Помпея» – это завораживающее предложение, намекающее на аромат, источаемый амфорой, найденной при раскопках и сохранившей под многовековым слоем пепла драгоценный эликсир. Есть что-то манящее в том, чтобы нанести капельку парфюма на зону декольте: а что, если аромат позволит перенестись в древнюю цивилизацию и посмотреть на жизнь богатой женщины, трагически погибшей при извержении вулкана?
Одержимость «Помпеями» в наши дни меркнет по сравнению с фурором, который предшествовал появлению этого аромата в начале двадцатого века. К тому времени город, в честь которого аромат получил свое название, прочно превратился в приманку для туристов и стал своего рода клише (хотя эротические росписи на стенах скрывали от публики). А роман Эдварда Бульвер-Литтона «Последние дни Помпеи» (1834) вскоре должен был превратиться в три фильма. За ними последовал знаменитый спектакль 1870-х годов, закончившийся трагедией: один из акробатов упал на зрителей с высоты, и началось извержение вулкана.
Так был ли этот аромат воссоздан из амфоры с душистым маслом, обнаруженным археологами при раскопках виллы? Увы, нет. Те сосуды, в которых предположительно могли находиться ароматы, оказались емкостями для рыбного соуса. Парфюм Pompeia 1907 года представлял собой одеколон с ароматом пачули и розы, в котором использовались те же самые ингредиенты, что и в более раннем хите от L. T. Piver Le Trfle Incarnat. Хотя на флаконе и была изображена римская матрона, новинка оказалась ближе всего к самым знаменитым в мире развалинам.
И все же фирма L. T. Piver поучаствовала в своего рода археологических раскопках. Это был один из первых парфюмерных домов Франции, и его продукция пользовалась большим спроом в западном мире, являясь важным экспортным предметом роскоши. Стоит отметить, что фирма сотрудничала с сотней магазинов, в том числе и на территории США. Новый Орлеан, богатый портовый город с французским наследием, принимал многие предметы роскоши из Франции. Но одна поставка так и не добралась до пункта назначения. В 1865 году пароход SS Republic затонул в Атлантике во время плавания из Нью-Йорка в Новый Орлеан. Примерно полтора века спустя водолазы обнаружили на его борту пятьдесят керамических косметических горшочков с маркой L. T. Piver, предназначенных для красавиц города.
В минуту интуитивной прозорливости популярность европейских духов, таких как Pompeia, в южных штатах Америки совпала с тем, что пришло из другого уголка мира. Это были культ худу в Новом Орлеане и культ вуду на Гаити. Эти параллельные течения народной магии происходят из афроамериканской культуры, зародившейся в дельте Миссисипи, куда их перенесли рабы из Западной Африки. Изначально культ худу давал своим последователям ощущение того, что они могут контролировать свой успех и удачу. Игровые залы с высокими ставками были естественным прибежищем для колдовства худу и талисманов на удачу. Во многих ритуалах использовался отвар, который нужно было распылить на игрока перед началом игры, чтобы привлечь благосклонность незримых богов. Один из рецептов предлагает желающим сварить заживо кошку, а потом истолочь ее плечевую кость в «Порошок черного кота». Порошок следовало размешать во флакончике Jockey Club, модного аромата девятнадцатого века и впоследствии любимого парфюма Джона Фицджеральда Кеннеди.
Как и Jockey Club, парфюм Pompeia из-за своей местной доступности стал одним из главных «духовных одеколонов» культа худу. К середине двадцатого века дела фирмы L. T. Piver пошли на спад. Сменился владелец, и парфюм Pompeia стали продавать в магических ботанических магазинах в виде более дешевого аналога первоначальной формулы, а также как лосьон. Им пользуются до сих пор. В одном из учебников культа худу Pompeia называют любимым парфюмом Дамбаллы, бога неба и творца жизни. Предлагается принести ему в дар яйцо, смазанное лосьоном Pompeia, положив его на горку муки. В рецепте «ванны для обретения психической силы» предлагается добавить в воду «копыто дьявола» (так называют один из видов жимолости) и Pompeia. До наших дней лосьон продается на eBay по цене тридцать долларов как часть набора худу в простом флаконе (хотя римская матрона по-прежнему остается на этикетке). Оригинальные упаковки от L. T. Piver 1907 года, включая красивые коробочки с тальком (олицетворение эпохи), являются предметом коллекционирования. В них любят хранить дорогие украшения.
Ароматы – это один из наиболее строго контролируемых предметов роскоши. Владельцы бренда правят железной рукой, чтобы их продукцию покупали правильные покупатели в правильных магазинах. Но иногда парфюм вырывается на свободу и оказывается в совершенно новом мире, о чем его создатели даже не помышляли. Есть что-то восхитительное в том, что аромат начинал свою жизнь как принадлежность одной культуры, но потом другая культура сделала его своим.
American Ideal
California Perfume Company, 1907
Парфюм для дома
Если вы подумали, что название парфюма American Ideal невероятно похоже на название Le Parfum Idal от Houbigant, появившийся несколькими годами ранее, то это вполне простительно. И вы не ошиблись, потому что это очередной пример противостояния Старого и Нового Света.
California Perfume Company отлично известна по всему миру, но под другим названием, появившимся после 1939 года – Avon. Фирму основал в 1886 году Дэвид Г. Макконнелл, продавец книг, который решил начать производство парфюмерии и косметики. Это произошло после того, как он обратил внимание, что декоративная косметика становится более востребованной, и оценил коммерческий потенциал возможности предложить покупательницам губную помаду. Тогда как другие парфюмы продавали в новых универмагах, Макконнелл, как и фирма Sears, воспользовался другим приемом, чтобы добраться до кошельков и сердец американских клиенток того времени. В Union Publishing Company он создал целую армию торговых агентов. Поначалу они продавали книги и оказались под рукой, когда потребовалось сбыть крем по уходу за кожей и туалетную воду. В большинстве своем этими агентами были образованные женщины, которые желали заработать. Они умели продать товар другим женщинам. Их набирали по объявлениям, размещенным в местных газетах. Приглашали «торговых представителей», «активных» женщин, поскольку эта работа требовала постоянных разъездов, общения с незнакомыми людьми и навязчивости.
Эта торговая армия, имевшая представителей в Атланте, Сан-Франциско, Далласе и Канзасе, была готова охватить огромные территории. Это было национальное движение, и чтобы завоевать доверие, нужно было продавать национальные товары.
American Ideal был стандартным образчиком «домашней парфюмерии» от California Perfume Company. Бизнес Макконнелла был основан на Восточном побережье, но назвали его в честь Калифорнии, «земли солнца и цветов», где могли культивировать самые изысканные ароматы. В каталоге, который назывался C. P. Book, говорилось: «Калифорния не производит такое обилие цветов, как Франция, но некоторые полагают, что цветы Калифорнии крупнее и красивее и они обладают более тонким ароматом». Это было бахвальством и попыткой «укусить» Европу. Даже когда California Perfume Company предложила трилогию французских парфюмов, они были французскими только в смысле традиции, но не в отношении производства. Каталог C. P. Book приложил немало усилий, чтобы объяснить стоимость пошлины на импортные товары и экономические преимущества покупки товаров, произведенных в Америке.
Был ли American Ideal откровенной копией Le Parfum Idal? Этого нельзя утверждать, во всяком случае, применительно к формуле аромата. Названия перекликались, а на флаконе было похожее изображение женского профиля, как и на парфюме от Houbigant. Но мы точно знаем, что California Perfume Company взяла этот парфюм за точку отсчета, обещая создать «более концентрированный и стойкий парфюм, чем любой другой, произведенный за границей». Было сказано, что одной капли вполне достаточно, чтобы носовой платок или платье благоухало целую неделю. Это происходило благодаря процедуре «загрузки», чтобы этот термин ни означал в действительности.
Перед нами пример странного сочетания искренности и двуличия. С одной стороны, команда Макконнелла предлагала покупательницам очень подробный рассказ о том, как извлекаются ингредиенты для производства парфюма, включая таблицы и схемы, данные об урожае с акра, весе и ценности различных цветов. Они рассказывали о парфюмерах фирмы, об эффективной цепочке поставок, помогавшей получить товар отличного качества по низкой цене. Замечательно. Но в то же самое время в каталоге C. P. Book утверждалось, что химическая парфюмерия хуже натуральной и для нее нет места в товарах фирмы. Но это было невозможно, учитывая то, по какой цене продавались в магазинах их фиалковые ароматы. Пятьдесят центов за флакон, и это при запредельной дороговизне натуральной эссенции! Их парфюм New Mown Hay («Свежее сено») едва ли смог бы появиться без добавления синтетических компонентов, таких как кумарин, чтобы придать ему необходимый запах свежего сена.
California Perfume Company начала нечто очень важное: она превратила парфюм в повседневное удовольствие для миллионов женщин. Их восхваление американских парфюмов может показаться чересчур наглым, но оно помогло вдохновить следующее поколение молодых американок обратить внимание на ароматы из города за океаном – Парижа.
Peau d’Espagne
L. T. Piver, 1908
Распутный парфюм
Peau d’Espagne – «Испанская кожа» – уже был ароматом старой школы, когда в 1908 году фирма L. T. Piver выпустила свою версию, возвращаясь к собственным истокам: компания была основана в 1769 году как магазинчик ароматизированных перчаток. Во Флоренции в эпоху Ренессанса вымачивание кож в ароматизированном воске было главным занятием парфюмеров, поэтому для многих кожа и была парфюмом. К викторианскому периоду рецепты Peau d’Espagne были всегда под рукой. Идея состояла в том, что семья могла купить необходимые ингредиенты и приготовить собственный состав, чтобы вымочить в нем полоски кожи в течение пары дней. Потом эти душистые полоски клали в ящики, чтобы они передавали свой аромат почтовой бумаге.
По мере того как девятнадцатый век заканчивался и начинался век двадцатый, оставалось все меньше желающих смешивать собственные духи. У людей появлялись новые развлечения, и парфюмерная промышленность умело предлагала готовый продукт. Во Франции, Германии, Италии, России и США существовали разные версии жидких ароматов Peau d’Espagne.
Работавший в Лондоне парфюмер Септимус Пайесс в своем трактате 1857 года «Искусство парфюмерии и методы извлечения запахов из растений» описал Peau d’Espagne как классическое сочетание цветов (нероли и розы), пряностей (гвоздики и корицы) и свежих трав (вербены и бергамота). Под этими нотами раздается шепот анималистических ингредиентов, таких как мускус и цибетин. Писатель и отец эротизма Хэвлок Эллис отметил, что «некоторые утверждают и, возможно, не без оснований, что Peau d’Espagne – единственный из всех ароматов почти повторяет запах женской кожи». Хотя он лично не был в этом убежден. И если бы вы в самом деле встретили женщину, от природы пахнущую всем перечисленным выше, то предложили бы ей обратиться к врачу.
Ассоциация Peau d’Espagne с плотью происходит, как и у парфюма Le Trfle Incarnat, в большей степени из-за его вездесущности. Запах воспринимался как аромат-тип, а не как один брендовый парфюм, и собственное название в различных аналогах предлагал почти каждый парфюмерный дом. Он был все более доступным по цене и продавался повсюду. Как только аромат стали ассоциировать с отбросами общества, он покинул модное общество. Peau d’Espagne вскоре стал ароматом, который узнавали все, и он был связан со злачными местами. В «Улиссе» Джеймса Джойса Молли отказывается от него как от низкого запаха («в этом Гибралтаре не достать приличных духов, есть только эта дешевая «испанская кожа», которая выдыхается и оставляет после себя вонь»). По другую сторону Атлантики Peau d’Espagne фигурирует в «Деловых людях» О’Генри, сборнике рассказов 1910 года о повседневной жизни ньюйоркцев. В Нижнем Ист-Сайде в пивном баре для докеров, пивших «грязный мед», все было пропитано «знакомой смесью запахов мокрой лимонной кожуры, старого пива и «испанской кожи». Воплощение гламура!
Как мы уже знаем, милые девушки предпочитали фиалковый парфюм, но дурные девицы, которые наверняка попадут в беду, пользовались Peau d’Espagne, вытравливали волосы перекисью водорода и закапывали в глаза белладонну, чтобы расширить зрачки. В наши дни эта связь и этот аромат давно забыты, а зря. Его стоило бы иметь в косметичке именно с этой целью. И все же еще живы те люди, которые, ощутив этот запах, подмигнут вам, отлично зная, в чем дело.
Театральные десятые годы
1910–1919
Некоторые манеры использования парфюма в период с 1910 по 1919 год мы бы могли назвать «истерическими». По мере того как парфюм завоевывал для себя место под солнцем и женщины им пользовались, ароматы превратились в новое хобби, а вместе с этим хобби появились и совершенно невероятные способы применения парфюма. С ароматами играли, словно с игрушкой, проверяя границы дозволенного. И хотя многие эксперименты оставались уделом богемного меньшинства, о них рассказывали в прессе как о последних экстравагантных поступках. И тон этих публикаций был наполовину осуждающим, наполовину восхищенным и интригующим.
Примером такой статьи можно считать репортаж, напечатанный в New York Times за 1912 год, в котором говорилось о том, как модные парижские дамы ищут «новых ощущений»:
Вместо того чтобы использовать морфий, кокаин или кофеин, они теперь используют стимулирующие подкожные инъекции из розового масла и парфюмов из фиалки и цветов вишни. Одна актриса первой попробовала новое развлечение. Она заявила, что в течение сорока восьми часов после инъекции парфюма, известного как «свежескошенная трава», ее кожа оставалась пропитанной этим ароматом.
Журналист не стал добавлять предупреждение: «не пытайтесь повторить это дома», и остается только надеяться, что инъекции ароматов практиковали лишь одержимые. Парфюм стал активным веществом не только потому, что он проникал через кожу, но и действовал как наркотик. Образ дамы, которая витает в мире грез, культивируемый восточными ароматами в предыдущие десятилетия, стал реальностью.
По имеющейся в нашем распоряжении информации, актриса стала первой из тех, кто испытал на себе действие подобных инъекций. Именно актрисы обычно оказывались в авангарде обонятельных экспериментов. В эти безрассудные годы ароматы часто считали неотъемлемыми спутниками искусства, особенно сценического, превратившегося в коммерческое предприятие. «Русский балет» Дягилева стал одним из самых важных и известных творческих коллективов десятилетия. Наибольшую известность ему принесла языческая постановка балета «Весна священная» (1913). Новая трактовка поразила зрителей эротической, дерзкой хореографией, возведенной до ритуала: девушка все танцевала и танцевала, пока не умерла, облаченная в экзотические невероятные костюмы, созданные Львом Бакстом. Действие разворачивалось под сумасшедшую нервическую музыку Игоря Стравинского. Парфюм был частью этого Gesamkunstwerk – всеохватного произведения искусства. Поговаривали о том, что парфюм наносили на занавес, чтобы ароматизировать воздух и настроить зрителей на нужный лад. «Русский балет» давно и прочно ассоциировался с ароматом. По мнению эксперта Давинии Кэдди, танцоры и постановки вдохновили парфюмеров на создание новых ароматов в это десятилетие, включая парфюмы Prince Igor («Князь Игорь») и Un Air Embaum («Благоухающий воздух») – оба аромата от Rigaud. В критической статье за 1915 год, опубликованной во французском журнале Comoedia Illustr, «Русский балет» называли «особо пикантным парфюмом».
Тем не менее это была не единственная труппа, использовавшая обоняние. В 1915 году Washington Herald сообщала о том, что происходило в Театре Эллиотта[8]в Нью-Йорке, где шла пьеса под названием «Опыт». Каждая актриса воплощала ту или иную эмоцию, включая Страсть и Клевету. Однако менеджеры сочли, что актрисы играют слишком «вяло» и решили призвать на помощь эксперта в области парфюмерии – профессора Гилберта Рудхауза, чтобы тот подготовил особый парфюм для каждой героини. Аромат должен был соответствовать эмоции и помогать актрисе изображать ее. «Если выбрать правильный парфюм, – писал репортер, в очередной раз связывая аромат и наркотики, – то актриса будет вести себя как скаковая лошадь (под допингом) на дистанции в полмили». В каждой гримерке стояла металлическая емкость с пульверизатором. Перед выходом на сцену актрисы получали «дозу»: горничные опрыскивали их ароматом в течение трех минут. Целые три минуты!
Элинор Кристи, исполнявшей роль Опьянения, была «прописана» амбра, китовые выделения, и она успешно справилась с ролью. «Она будто выпила пять кварт шампанского, но при этом сохраняла полный контроль над всеми своими чувствами», – отмечал журналист. Френсис Ричардс, игравшая Клевету, обратила внимание, что лимонный парфюм «заставляет ее ненавидеть всех, когда она находится на сцене». Флоренс Шорт – Страсть – пользовалась смесью из ладанника и мирры, которую профессор Рудхауз называл парфюмом Клеопатры. Он пояснил, что «ей приходилось выпивать по два стакана ледяной воды, чтобы избавиться от эффекта [аромата] каждый вечер, когда она заканчивала сцену, в которой соблазняла Юность».
В это десятилетие театральные актеры работали не просто с конкретным ароматом, но и с особыми брендами. Это был ранний опыт парфюмов знаменитостей, в число которых входил и Poinsettia английской фирмы Atkinson, о чем мы еще поговорим. Мы познакомимся и с ароатами, навеянными литературными произведениями, в частности теми, которые создавал наиболее влиятельный в мире творчества человек этого десятилетия модный дизайнер Поль Пуаре. Он так же как и Бакст, придумывал сценические костюмы для «Русских сезонов». Пуаре говорил о себе, что он находился в центре урагана высокого искусства и мог предложить изысканные, эзотерические ароматы своим богатым клиенткам.
Если охватить картину в целом, становилось очевидным, что духи начали постепенно выходить за пределы привычного круга королевских особ и аристократии. Два события ускорили этот процесс. Первым таким событием стала революция в России, одним махом погубившая российскую императорскую семью, главного покровителя парфюмерной промышленности. Судьба одного аромата – «Любимый букет императрицы» – служит поразительным примером. Созданный изначально по заказу императрицы, после революции аромат получил новое название «Красная Москва», став известной маркой советского парфюма, который выпускала государственная промышленность. Исход «белых» русских в Париж и другие страны Европы принес с собой волну парфюмерных талантов (и оппортунистов), которым предстояло освещать сцену в 1920-х годах.
Другим событием стала катастрофическая Первая мировая война. Она навсегда изменила союзы, структуру власти и состояние экономики в Европе. Понятно, что война почти на половину десятилетия сократила парфюмерное производство, хотя и не убила его. Уцелевшие парфюмеры не чурались пропаганды, словно выбор одеколона мог заявить о том, на чьей вы стороне.
Во Франции дела шли плохо, а в Америке зарождался интерес к изящным вещицам, не только к «домашним» парфюмам, поставляемым старыми добрыми фирмами Sears и Roebuck, но и тяга к более тонким ароматам. Американские солдаты, побывавшие в Европе, возвращались домой к своим матерям и девушкам. Они привозили в подарок модные европейские ароматы, которые смогли раздобыть, включая Forget Me Not («Незабудка»), выпущенные в 1916 году фирмой Caron. В Америке речь шла не о том, чтобы кого-то не забывать, а о том, чтобы заново открыть для себя эти душистые удовольствия. Когда война закончилась, спрос на ароматы резко увеличился, особенно со стороны молодого поколения женщин, рвущихся к эмансипации и в восторге открывавших для себя парфюм, который помогал им выразить себя и свои чаяния.
Special № 127
Floris, 1910
Светский парфюм
В начале девятнадцатого века существовал невероятно модный придворный журнал, «адресованный в первую очередь, леди», под названием La Belle Assemble («Прекрасная ассамблея»). Теперь его помнят в основном благодаря иллюстрациям с последними моделями одежды, важным свидетельством стиля эпохи регентства. Являясь в определенном смысле библией стиля той эпохи, «Прекрасная ассамблея» убедила немногих парфюмеров представить свои товары на страницах журнала. И они сделали это, причем громогласно. Взять, к примеру, рекламу лавандовой воды фирмы Gattie and Pierce, расположенной на Новой Бонд-стрит. Ее реклама сопровождалась портретами членов королевской семьи – столько, сколько поместилось на выделенном месте: его светлость герцог Марлборо, графиня Дарнли, графиня Ливерпуль и ее светлость герцогиня Девонширская. С их губ словно срывалось заявление: «Если леди восхищаются деликатностью вкуса и ароматом парфюма, то Treble Distilled Lavender Water будет первым среди самых изысканных».
Парфюмерные компании издавна пользовались своими королевскими связями и по-прежнему продолжают их эксплуатировать. Их истории переплелись между собой в глубине веков, и это неудивительно, поскольку в течение долгих лет знать была единственной социальной группой, которая могла позволить себе парфюм.
Основу бизнеса Guerlain в девятнадцатом веке составляли заказы русского императорского двора, и ароматы получали названия в честь своих заказчиков. В том числе «Букет герцогини Бедфорд» (1840) и «Букет императрицы» (1853). В Англии в то же самое время фирма Piesse & Lubin выпустила ароматы «Букет баронессы Ротшильд» и «Парфюм Букингемского дворца» (да, вот так вульгарно!).
Есть несколько фирм, название которых мгновенно вызывает в памяти доспехи, к ним относится и фирма Floris. Как Penhaligon и Atkinson, Floris входит в тот кластер наследуемых британских брендов, которые начинали с продажи товаров по уходу за собой (медвежий жир и щетки для волос) и лишь впоследствии приобрели репутацию благодаря своим душистым водам и одеколонам. Фирма Floris была основана в 1730 году Хуаном Фамениасом Флорисом, выходцем из Минорки, и веком позже получила первый королевский заказ. И заказан был не парфюм, а расчески. Звание «поставщик двора» было жизненно важным для подобных фирм, так как оно помогало узаконить аромат. Если он подходил для его королевского величества, то подойдет и для нас. Больше всего королевских заказов получала парфюмерная фирма Gosnell. Ее главным клиентом была принцесса Датская Александра, и фирма пользовалась этим, продавая свой парфюм Cherry Blossom («Вишневый цвет»). Эта же фирма предлагала покупательницам душистые закладки для книг, но на них была изображена молодая монахиня. Подпись гласила: «Nun Nicer». Это было и престижно, и благородно (правда, не слишком благочестиво: губы монахини были подозрительно розовыми, словно она держала баночку с губной помадой под своим апостольником[9]).
Проблема была в том, что Александра, обожавшая парфюм, без счета раздавала «королевские заказы». К началу двадцатого века их, казалось, получали все. Французская фирма Houbigant попыталась заявить свои «права» на королевскую особу, утверждая, что любимым ароматом Александры был их парфюм Coeur de Janette 1900 года.
То, что фирма Floris проделала со своим парфюмом под названием Special № 127, оказалось очень умно, если не уникально. Парфюм был создан в 1890 году для русского князя Орлова. Престижные клиенты пользовались VIP-обслуживанием, для них составляли специальные формулы и записывали их в журнал, чтобы воспроизвести аромат при следующем заказе.
У каждого клиента был личный номер. У Орлова – № 127. После его смерти парфюм поступил в общую продажу, предлагая покупателям шанс благоухать столь же изысканно, как князь, но при этом получив неброский, типично британский нумерованный флакон, чтобы не быть вульгарным. Фирма Floris намеревалась начать экспорт парфюма в США. Владельцы фирмы, вероятно, предчувствовали привлекательность подобных благородных ассоциаций для тех, кому не терпелось приобщиться к роскоши Старого Света.
Special № 127 можно назвать одеколоном с шармом: хорошо сбалансированный аромат с травянистыми и цитрусовыми аккордами и нотками герани, которые не звучат отдельно, но добавляют элемент щегольства. Аромат в сочетании с его историей вызывает в памяти образ джентльмена на отдыхе: утро в городе, поход к парикмахеру, примерка нового костюма на Севил-Роуд и перспектива провести время в клубе за чтением газеты. Тем из нас, кому такой образ жизни не доступен, Special № 127 может принести ощущение комфорта: в жаркий день это всего лишь аромат, избавляющий от пота и заглушающий волнение.
Narcisse Noir
Caron, 1911
Парфюм судебных исков
Narcisse Noir – настолько легендарный парфюм, что редко встретишь женщину, которая не слышала бы о нем. Даже те, кто входит в парфюмерный магазин, не подозревая об окружающих этот аромат мифах, вскоре встретятся с безумными глазами продавщицы, готовящей новую слушательницу к великому рассказу. Именно этот парфюм упоминается в пьесе Ноэля Кауарда «Водоворот». Монахини из фильма «Черный нарцисс» (1949) теряли голову, вдохнув его аромат. Глория Свенсон мурлыкала название этого парфюма в «Бульваре Сансет».
К тому времени как вам представится возможность понюхать аромат, этот парфюм уже приобретет для вас статус священной реликвии. Оказаться рядом с этим парфюмом – это все равно что приблизиться к пальцу святого Фомы в Санта-Кроче[10]или к Збу Будды в Канди[11]. И реакция будет схожей: либо поклонение, либо разочарование. Многие поклоняются Narcisse Noir, и лишь избранные готовы его «носить» или жить в соответствии с его обещаниями.
Как появился этот аромат, и как он стал неотъемлемым аксессуаром для высшего света в первой половине двадцатого века?
Narcisse Noir – это первый успех парфюмерного дома Caron, основанного в 1904 году парфюмером-самоучкой Эрнстом Дальтроффом, который работал вместе со своей музой Фелиси Ванпуй. Их первые парфюмы, такие как Radiant, Chantecler и Isadora, хорошо продавались, но чтобы пробиться в «высшую лигу», им потребовалось сменить название (мы еще встретимся с ними на других страницах). Narcisse Noir назван в честь цветка нарцисса, но что такое «черный нарцисс»? Такого цветка в природе нет. Черные розы селекционеры вывели ради того, чтобы удовлетворить любопытство. И есть нечто завораживающее в самой мысли, что солнечный желтый нарцисс неожиданно превращается в ночное сумрачное творение, которое ассоциируется с греческой легендой о тщеславном Нарциссе, смотревшемся в зеркало пруда. Название цветка происходит от слова «narce», что означает «ошеломлять», и этим названием он обязан своим наркотическим свойствам.
Фирма Caron, разумеется, не пыталась опровергать предположение о существовании подобного цветка. Но сам парфюм обязан своим насыщенным ароматом белых цветов флердоранжу и жасмину, к которым добавили сандаловое дерево и мускус. Иногда аромат кажется интенсивно пудровым, иногда маслянистым, он будто смазывает кожу, на которую его наносят.
Хотя Narcisse Noir – это парфюм предвоенной эпохи, его влияние сказалось в 1920-е годы, когда парфюмерная промышленность работала ради таких персонажей, которых можно отыскать в пьесе Коуарда. В своем сборнике эссе «Дом Сатаны» (1926) театральный критик Джордж Джин Нейтан назвал таких людей племенем, «имевшим тесную связь с различными континентальными салонами и морскими курортами, если не упоминать о теннисе, крикете, бридже, маджонге, безике[12], русской музыке, отеле Клэридж, клубе «Посольство» и Монте-Карло, знакомых с нашим старым французским другом – шиком и с теми салонными играми, которые сейчас в моде в Париже». Narcisse Noir, рискованный и ускользающий, отлично вписывался в набор экзотических аксессуаров подобных людей.
После успеха парфюма Narcisse Noir в Caron поняли, что необходимо защитить название аромата, чтобы этот успех не стал кратковременным. Неудивительно, что в конце 1910-х и в начале 1920-х годов появилось немало желающих нажиться на славе Narcisse Noir, предложив новые, еще более креативные решения этого концепта.
Виктор Виводу создал Narcisse de Chine («Китайский нарцисс»), A. Joncaire – Narcisse d’Or («Золотой нарцисс»), Colin de Paris – Narcisse Royale («Королевский нарцисс»), Narcisse Blanc et Noir («Нарцисс, белый и черный») предложила фирма Morny Frres. И это лишь часть многочисленных повторов аромата.
Когда название имеет такое большое значение для коммерческого успеха, парфюмеры обращаются в суд для защиты бренда. Фирма Caron подавала иски к нескольким фирмам. Среди них были и фирма Du MoIret с парфюмом Moon-Glo Narcissus («Лунный нарцисс»), и фирма Henri Muraour & Cie. с ароматом Narcisse Bleue («Голубой нарцисс»). Самым нашумевшим процессом стал иск Caron Corporation к компании Conde Limited, дошедший до Верховного суда Нью-Йорка и часто цитируемый. Фирма Caron, запатентовавшая все название целиком (Narcisse Noir), протестовала против употребления конкурентом слова «нарцисс» в любых словосочетаниях. Судья записал суть спора так: «Слово “нарцисс” является “вызывающим ассоциации”, истец [Caron] использовал его в “произвольном и модном” смысле, и в будущем истец имеет право ограничивать использование похожего слова в похожем смысле». Но судья с истцом не согласился и решил, что слово «нарцисс» в этом словосочетании является названием цветка и не «вызывает ассоциации», поэтому его может использовать кто угодно.
Стратегия Caron сработала против фирмы. Они выпустили Narcisse Noir как помещенную во флаконы эссенцию этого цветка, но теперь пытались доказать, что это они придумали черный нарцисс и разрабатывали его предыдущие пятнадцать лет (хотя другие фирмы выпускали парфюмы Narcisse еще до появления Narcisse Noir). Выдуманный цветок не перенес суда.
Владельцы Caron зря волновались, ведь теперь никто и не помнит о Narcisse de Chine или Moon-Glo Narcissus. В борьбе за наши сердца победил Narcisse Noir, а фирма Caron осталась в истории, и мы с удовольствием обо всем этом рассказываем.
Poinsettia
Atkinson, 1911
Театральный парфюм
Это малоизвестный аромат, но он заслуживает нашего внимания как ранний пример использования парфюма знаменитостями. Мы уже встречались с девушками Гибсона в первом десятилетии двадцатого века, но теперь пришло время познакомиться с девушками из «Гэйети». Не сомневайтесь, мы не станем рассказывать о Золотых девушках до раздела, посвященного 1980-м годам.
Девушки из «Гэйети», театра музыкальной комедии, были феноменом эдвардианской эпохи. Театр располагался в лондонском Уэст-Энде и предлагал зрителям не выходящие за рамки хорошего тона спектакли, полные жизни, веселья и фривольности. Представьте Гилберта и Салливана в сочетании с Коулом Портером. В названии многих спектаклей – пожалуй, слишком многих – использовалось слово «девушка» («Граф и девушка», «Солнечная девушка», «После девушки», «Девушки Готтенберга»). Спектакли следовали за развитием женщин того времени, обычно работающих, находящих свою любовь в более высоком обществе, которые бурно веселились по дороге к счастью.
Любому мюзиклу требуются неотразимые хористки, и тогда на сцене появлялись девушки из «Гэйети». Они ни в коем случае не были лишены моральных принципов. Они пели и танцевали, но не соблазняли. Девушки всего лишь помахивали руками, выстроившись в одну линию на фоне задника с изображением пляжа.
Девушки из кордебалета отлично устраивались в жизни. Они и в самом деле получали предложения руки и сердца от аристократов и становились леди, хотя происходили из рабочих семей. Поклонники роились за кулисами, отчаянно желая познакомиться с актрисами, такими как мисс Филлис Дэйр.
Девушек из «Гэйети» обхаживали с такой настойчивостью – и зрители, отделенные от них просцениумом, и аристократы, проникавшие за кулисы, – что о них обязательно рассказывали на страницах еженедельника The Play Pictorial, освещавшего новинки музыкального театра. Там были оды, воспевавшие красоту девушек из «Гэйети», явно компенсировавшие недостатки пьесы: «Каким очарованием они обладают, и какое очарование демонстрируют!.. Нужен ли сюжет, если перед глазами такие восхитительные создания? В самом деле, бог с ним, с сюжетом!» И не важно, что «отличить одну девушку от другой было практически невозможно даже с помощью программки», поскольку их «появление на сцене» оставалось «постоянным наслаждением для взора».
Это поклонение включало в себя и одержимость их нарядами. Девушки «Гэйети» привлекали фотографов, особенно когда были одеты в одинаковые сценические костюмы. Эти костюмы описывали в мельчайших подробностях, и подобный рассказ нередко занимал не меньше места, чем статья театрального критика. Посмотрите, насколько тщательно изображен портрет актрисы Габриель Рэй:
Красивая накидка из крепдешина с большим матросским воротником, украшенная длинными кисточками, и шикарная маленькая шляпка-чалма цвета розового коралла. Во время исполнения игривого дуэта она сбрасывает пальто и быстро переодевается в расшитую стеклярусом фиолетовую юбку с вышитыми на ней разноцветными тюльпанами. Юбка имеет безупречную подкладку из розового шифона.
Учитывая тот факт, что девушки из «Гэйети» были иконами стиля, которым подражали, неудивительно, что владельцы парфюмерного дома быстро смекнули: если читательницам так хочется знать, как выглядит Габриель Рэй, то им будет интересо узнать, каким парфюмом она пользуется.
В 1911 году Габриель Рэй, Филлис Дэйр, Конни Эдисс и Олив Мэй покоряли зрителей в «Пегги» – одной из самых популярных пьес предвоенных лет. Идеально выбрав момент, фирма Atkinson выпустила новый парфюм под названием Poinsettia («Пуансеттия»). Так называются алые рождественские цветы. Atkinson выбрала этих четырех девушек из «Гэйети» в качестве своих парфюмерных посланниц. Конкурирующая с ней фирма Gosnell проделала нечто похожее со своим парфюмом Cherry Blossom, связав его аромат с Мэри Роуз и ее образом в «Манон». Французская фирма Bourjois наслаждалась своим вкладом в героиню Манон Леско (вероятно, в этой трагической истории падшей женщины было нечто такое, что привлекало внимание парфюмеров).
Давно забытый парфюм получил название цветка без запаха, и описание его аромата не сохранилось, как не сохранились и достойные пьесы театра «Гэйети». Единственное, что мы можем узнать об этом парфюме, подскажет нам реклама, которую фирма Atkinson разместила в лондонской прессе. На этой рекламе предстают четыре юные звезды из «Пегги», а из текста следует, что парфюм был «создан специально для них» и они «приобрели его в большом количестве». Первыми приведены слова преисполненной энтузиазма Олив Мэй (ее настоящая фамилия Митъярд не была известна широкой публике): «Я удивлена тем, что тонкий парфюм столь редкого очарования можно купить по такой цене. Poinsettia – это ненавязчивый, но сладкий и всепроникающий аромат». Обратите внимание на то, что женщины могут наслаждаться парфюмом только в том случае, если у него достаточно нежный аромат. Ничего чрезмерного, с этой оговоркой мы будем часто встречаться на протяжении двадцатого века. Тот факт, что это мнение достойной актрисы, тоже внушал доверие.
Хотя в тексте нет прямого упоминания пьесы «Пегги», читатели знали, что это горячая премьера сезона. В шоу Олив Мэй в одном из номеров набрасывала лассо на группу юношей-хористов, напевая: «Биение сердца и свист лассо, лишь эти звуки и услышишь в прериях». Для женщин, только начинавших вырываться из пут строгой морали и правил девятнадцатого века, такое заявление обладало удивительной притягательностью. И эта актриса предпочитает парфюм Poinsettia! Покупательницы, приобретавшие парфюм, могли даже получить – в качестве дополнительного предложения – репродукции портретов актрис, выполненные красным карандашом художником Джозефом А. Симпсоном.
Мисс Мэй тоже преуспела в жизни, во всяком случае, насколько это известно. Она оставила сцену в 1912 году, чтобы выйти замуж за лорда Пэйджета. После развода с ним она снова стала женой аристократа, графиней Дрохеда. Уместно предположить, что парфюм Poinsettia не был частью ее приданого. Эта сделка была сугубо коммерческой, и кто сможет обвинить Олив Мэй и ее подруг (или их агентов), что они заработали на всеобщей мании.
Nuit de Chine
Iret, 1913
Фантастический парфюм
Некоторые люди посвящают себя тому, чтобы сделать жизнь красивой. У них от природы хороший вкус, наклонности сороки и чувство цвета. Эти люди ткут изысканные полотна, определяя образ эпохи. Поль Пуаре был одним из них. Ему была близка яркая эстетика «Русского балета». Он освободил женщин от корсета, предложив туники с драпировкой и брюки. Пуаре продавал модные наряды, мебель для дома и парфюм представителям самых богатых семей мира в 1910 и 1920-е годы. Но парфюмы канули в Лету, хотя изредка появляются пустые флаконы, которые продаются за бешеные деньги.