Дюна. Первая трилогия Герберт Фрэнк

– Да, мой принц.

– Он знает, кто я?

– Я сказал ему, мой принц.

– Отлично, идемте к нему.

– Если мой принц соизволит подождать, то я приведу этого человека сюда.

Фарад’н, улыбаясь, оглядел сад с фонтаном. Очень подходящее место для такого рода глупостей.

– Вы рассказали ему содержание моих сновидений?

– Только в общих чертах, мой принц. Он попросит вас сделать это лично.

Фарад’н отвернулся, и башар торопливо вышел. Принц задумчиво смотрел на видневшуюся над живой изгородью голову садовника, который равномерно работал ножницами, подстригая кустарник. В этих движениях было нечто гипнотическое.

Эта затея со снами – полная бессмыслица, подумал Фарад’н. Тиек неправильно сделал, что предварительно не посоветовался со мной. Странно и то, что Тиек в его годы вдруг стал религиозен. Теперь еще эти сновидения.

В этот момент послышались шаги – твердый солдатский Тиеканика и чья-то старческая шаркающая походка. Фарад’н обернулся и с интересом посмотрел на толкователя снов. Иксианская маска оказалась черным ячеистым приспособлением, покрывающим все лицо от лба до подбородка. Прорезей для глаз, естественно, не было. Иксианские хвастуны утверждали, что эта маска представляет собой один большой глаз.

Тиеканик остановился в двух шагах от принца, но старик подошел ближе.

– Толкователь сновидений, – представил его башар.

Фарад’н кивнул.

Старик в маске утробно кашлянул, словно пытался кашлем очистить желудок.

На Фарад’на пахнуло острым запахом зелья. Тот же запах исходил и от серой длинной накидки старика.

– Эта маска и вправду часть вашей плоти? – спросил Фарад’н, понимая, что хочет просто оттянуть начало разговора о сновидениях.

– Да, когда она на мне, – ответил старик гнусавым голосом с фрименским акцентом. – Ваш сон. Расскажите мне.

Фарад’н пожал плечами: Почему бы и нет? Ведь Тиек именно для этого привел сюда старика. Или нет? – Сомнения вновь охватили Фарад’на, и он спросил:

– Вы действительно специалист по онейромании?

– Я явился сюда, чтобы истолковать ваш сон, могущественный господин.

Фарад’н снова пожал плечами. Этот персонаж в маске все больше и больше действовал ему на нервы. Принц оглянулся на Тиеканика, ища у того поддержки, но башар, скрестив руки на груди, стоял, отвернувшись к фонтану.

– Так рассказывайте ваш сон, – не отставал старик.

Фарад’н перевел дух и начал рассказывать. Чем полнее проникал он в воспоминание о сне, тем легче становилось ему говорить. Он повествовал о воде, бьющей из источника, о мирах, которые, словно атомы, пляшут у него в мозгу, о змее, которая превращается в песчаного червя, а потом взрывается облаком пыли. Рассказ о змее, как с удивлением отметил принц, дался ему с большим трудом. Нежелание говорить подавляло, принца постепенно начал охватывать гнев.

Старик не проронил ни слова, когда Фарад’н закончил свой рассказ и замолчал. Черная ячеистая маска слабо шевелилась в такт дыханию. Молчание затягивалось.

Первым не выдержал Фарад’н.

– Вы не собираетесь толковать мой сон?

– Я уже истолковал его, – ответил старик замогильным голосом.

– Так рассказывай. – Гнев Фарад’на нарастал.

– Я же сказал, что истолковал его, – заупрямился старик. – Но я не согласен рассказывать вам о своем толковании.

От таких слов даже Тиеканик потерял свою обычную невозмутимость. Он опустил руки и крепко сжал кулаки.

– Что? – процедил он сквозь зубы.

– Я не обещал раскрывать свое толкование, – ответил старик.

– Тебе мало заплатили? – поинтересовался Фарад’н.

– Я не просил платы, когда меня везли сюда. – Холодная гордость ответа немного смягчила гнев Фарад’на. Старику не откажешь в храбрости – он не мог не знать, что за такое неповиновение рискует поплатиться головой.

– Позвольте мне, мой принц, – выступил вперед Тиеканик. – Ты скажешь нам, почему не хочешь рассказать о своем толковании?

– Да, господа. Сон сказал мне, что бесцельно объяснять эти вещи.

Фарад’н не смог сдержаться:

– Ты хочешь сказать, что я и сам понимаю значение своего сна?

– Возможно, это и так, мой господин, но это уже не моя компетенция.

Тиеканик встал рядом с Фарад’ном. Оба сверлили старика горящими взглядами.

– Объяснись, – потребовал башар.

– Действительно, – поддержал сардаукара принц.

– Если бы я стал говорить об этом сновидении, исследовать суть воды и пыли, змей и червей, атомов, которые пляшут в вашей голове, как, впрочем, и в моей тоже, то, могущественный господин, мои слова вызвали бы у вас только растерянность, и вы бы обвинили меня в непонимании.

– Ты боишься, что твои слова вызовут мой гнев? – спросил Фарад’н.

– Мой господин! Вы и так уже охвачены гневом.

– Значит, ты нам не доверяешь? – вставил слово Тиеканик.

– Это очень близко к правде, мой господин. Я не доверяю вам обоим по той простой причине, что вы не доверяете сами себе.

– Ты очень близко подошел к краю пропасти, – предупредил старика Тиеканик. – Людей убивали и за менее дерзкое поведение.

Фарад’н кивнул в подтверждение слов сардаукара.

– Не испытывай наш гнев, – сказал принц.

– Смертельные последствия гнева людей из Дома Коррино хорошо известны за пределами Салусы Секундус, – промолвил старик.

Тиеканик положил свою тяжелую руку на плечо Фарад’на:

– Ты пытаешься спровоцировать нас на твое убийство?

Фарад’н, который только теперь подумал о такой возможности, почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Что могло означать такое поведение? Был ли этот человек, который называл себя Проповедником, могущественнее, чем казался? Каковы могли быть последствия его смерти? Мученики – очень опасные создания.

– Я сомневаюсь, что вы меня убьете, независимо от того, что я скажу, – проговорил Проповедник. – Я думаю, вы понимаете, в чем заключается моя ценность, башар, а теперь об этом догадывается и принц.

– Так вы наотрез отказываетесь толковать сон? – спросил Тиеканик.

– Я истолковал его.

– Но не скажете, что увидели в нем?

– Вы в чем-то обвиняете меня, мой господин?

– Но какую ценность вы можете для меня представлять? – поинтересовался Фарад’н.

Проповедник вытянул вперед правую руку:

– Мне стоит только подать знак вот этой рукой, как придет Дункан Айдахо и будет мне повиноваться.

– Что за дурацкое хвастовство? – взорвался Фарад’н.

Тиеканик, однако, с сомнением покачал головой, вспомнив свой спор с принцессой Венсицией:

– Мой принц, это вполне может оказаться правдой. Этот Проповедник имеет на Дюне множество последователей.

– Почему вы раньше не сказали мне, откуда он? – спросил Фарад’н.

Тиеканик не успел открыть рот, как Проповедник заговорил, отвечая принцу:

– Мой господин, вам не стоит испытывать чувство вины перед Арракисом. Вы всего-навсего продукт своей эпохи. Это обычная реакция человека, когда его одолевает чувство вины.

– Вины? – в ярости воскликнул Фарад’н.

В ответ Проповедник только пожал плечами.

Как это ни странно, ярость принца внезапно превратилась в изумление. Откинув назад голову, он рассмеялся, чем вызвал недоумение Тиеканика.

– Ты мне нравишься, Проповедник, – сказал Фарад’н.

– Это доставляет мне радость, принц, – ответил старик.

Фарад’н с трудом подавил улыбку:

– Мы дадим тебе покои здесь, во дворце. Ты станешь официальным толкователем снов – даже если не будешь рассказывать мне о своих толкованиях. Но зато ты расскажешь мне о Дюне, мне очень любопытно это место.

– Я не смогу воспользоваться вашим приглашением, принц.

Гнев Фарад’на вспыхнул с новой силой:

– Но почему?!

– Мой принц, – тихо сказал Тиеканик и тронул своего повелителя за руку.

– В чем дело, Тиек?

– Мы привезли его сюда по жесткому соглашению с Гильдией при условии, что он вернется на Дюну.

– Меня призывают назад, на Арракис, – подтвердил Проповедник.

– Кто призывает тебя? – требовательно спросил Фарад’н.

– Тот, кто обладает гораздо большей властью, чем твоя, принц.

Фарад’н вопросительно взглянул на Тиеканика:

– Он шпион Атрейдесов?

– Не похоже, мой принц. Алия назначила награду за его голову.

– Если это не Атрейдесы, то кто же призывает тебя? – Фарад’н снова обратился к Проповеднику.

– Тот, кто сильнее Атрейдесов.

Улыбка сбежала с лица принца. Это какая-то мистическая чушь. Как такой мошенник мог обмануть Тиека? Этот Проповедник точно призван, но, по всей видимости, собственными сновидениями, а какая важность может быть присуща обыкновенному сну?

– Это была пустая трата времени, Тиек, – сказал Фарад’н. – Зачем вы разыграли со мной этот… фарс?

– Здесь имеет место двойная сделка, мой принц, – ответил Тиеканик. – Толкователь сновидений обещал сделать Дункана Айдахо агентом Коррино. За это он попросил организовать встречу с вами и истолковать ваш сон. «Или обещал это Венсиции!» — мысленно добавил он. Башаром овладели новые сомнения.

– Почему мой сон так важен для тебя, старик? – спросил Фарад’н.

– Твой сон говорит мне, что великие события подходят к логической развязке, – ответил Проповедник. – Я должен ускорить свое возвращение.

Он просто смеется надо мной, подумалось Фарад’ну.

– И ты так и оставишь меня в неведении, не дав мне никакого совета?

– Советы, мой принц, очень опасная материя. Но я скажу тебе несколько слов, которые ты можешь по своему усмотрению считать советом.

– Я буду тебе очень признателен.

Проповедник подошел вплотную к принцу, приблизив к его лицу маску:

– Правительства приходят к власти и теряют ее от причин, которые часто кажутся незначимыми, принц. Какая малость! Спор двух женщин… направление ветра в определенный день, кашель, чихание, длина платья или попадание песчинки в глаз придворного. Отнюдь не всегда ход истории диктуют могущественные имперские министры Его Величества, и не всегда рука священника движется согласно Воле Бога.

Фарад’н был немало смущен этими словами и не мог объяснить причину этого волнения.

Тиеканика же заинтересовала одна фраза. Почему Проповедник заговорил об одежде? Он подумал об имперской одежде, которую послали близнецам, и о тиграх, натренированных на людоедстве. Что если старик высказывает завуалированные предупреждения? Как много он знает?

– Как понимать этот совет? – спросил Фарад’н.

– Если хочешь добиться успеха, – ответил Проповедник, – ты должен ограничить стратегию точкой ее приложения. К чему обычно прикладывают стратегию? Ее увязывают с определенным местом и привлекают для ее осуществления определенных людей. Но даже при преувеличенном внимании к мелочам некоторые детали неизбежно ускользнут от вашего внимания. Может ли твоя стратегия, принц, быть сведена к амбициям жены какого-нибудь местного правителя?

Тиеканик ледяным тоном перебил старика:

– Что ты рассуждаешь о стратегии, Проповедник? Что, ты думаешь, будет иметь от этого мой принц?

– Ему внушают стремление к трону, – ответил Проповедник. – Я желаю ему удачи, но на этом пути ему потребуется нечто большее, чем простая удача.

– Это очень опасные слова, – заговорил Фарад’н. – Как ты осмеливаешься их произносить?

– Амбиции не подвержены воздействию реальности, – ответил Проповедник. – Я осмеливаюсь произносить эти слова потому, что ты, принц, стоишь на перепутье. Ты можешь стать достойным всяческого восхищения. Но сейчас тебя окружают те, кто не утруждает себя поисками моральных оправданий своим действиям, эти советники ориентированы только на стратегию. Ты молод, силен, крепок, но тебе не хватает некоторых навыков, которые развили бы твой характер. Это очень прискорбно, потому что у тебя есть слабости, измерения которых я только что описал.

– Что ты хочешь этим сказать? – потребовал ответа Тиеканик.

– Думай, что говоришь, – добавил Фарад’н. – Что это за слабости?

– Ты никогда не думал о том, какое общество для тебя предпочтительнее, – ответил Проповедник. – Ты не принимаешь в расчет надежды своих объектов. Ты не представляешь себе даже устройство той Империи, которой ты собираешься управлять.

Он повернулся к Тиеканику.

– Твой взор устремлен на власть, а не на ее тонкое использование и ее опасности. Поэтому твое будущее наполнено ругающимися женщинами, кашлем и ветреными днями. Как сможешь ты создать эпоху, если не способен видеть каждой детали? Твой крепкий ум откажется служить тебе. В этом и заключается твоя слабость.

Фарад’н молча рассматривал Проповедника, поражаясь глубине затронутых им проблем, его преданности давно дискредитированным понятиям. Мораль! Социальная цель! Эти мифы давно выброшены за борт поступательным движением эволюции.

Молчание нарушил Тиеканик:

– Ну все, довольно слов. На какой цене мы сойдемся, Проповедник?

– Дункан Айдахо ваш, – ответил старик. – Используйте его по своему усмотрению, но могу сказать, что это бриллиант, не имеющий цены.

– У нас есть для него подходящая миссия. – Тиеканик взглянул на Фарад’на. – Мы уходим, мой принц?

– Отправляй его, пока я не передумал, – сказал Фарад’н, потом сверкнул глазами на Тиеканика. – Мне не нравится, как вы использовали меня, Тиек.

– Простите его, принц, – вмешался в разговор Проповедник. – Твой верный башар выполняет Волю Бога, хотя и не догадывается об этом.

Поклонившись, старик направился к выходу, следом за ним поспешил Тиеканик.

Принц посмотрел им вслед и подумал: Мне надо присмотреться к религии, которую исповедует Тиек. – Он печально улыбнулся. – Каков толкователь сновидений! Но что проку? Мой сон совсем не важен.

И было у него видение доспехов. Доспехи эти не были его природной кожей, и были они прочнее стали. Ничто не могло пробить их – ни нож, ни яд, ни песок, ни пыль и иссушающая жара Пустыни. В правой руке его – держава, сила которой способна вызвать кориолисову бурю, потрясти Землю и превратить ее в ничто. Глаза его устремлены на Золотой Путь, а в левой руке несет он скипетр абсолютной, ничем не ограниченной власти. За Золотым Путем его взор проникает в Вечность, питающую его душу и неистребимую плоть.

«Вершины. Сон моего брата» из «Книги Ганимы»

– Будет лучше, если я никогда не стану императором, – заговорил Лето. – О, я не хочу сказать этим, что совершил ошибку отца и заглянул в будущее с помощью склянки зелья. Я говорю об этом из чистого эгоизма. Нам с сестрой крайне необходимо время, чтобы научиться жить с тем, что мы собой представляем.

Он замолчал и вопросительно посмотрел на госпожу Джессику. Он высказал свою точку зрения, как они и договорились с Ганимой, а теперь ждал, что ответит бабушка.

При свете желтой лампы Джессика внимательно вгляделась в лицо своего внука. Было раннее утро второго дня ее пребывания здесь, но она уже успела получить тревожное известие о том, что дети провели ночь бдения за пределами сиетча. Что они там делали? Она плохо спала и чувствовала, что в крови накопилось слишком много кислот утомления и ей надо немедленно снизить уровень регуляции, который поддерживал ее в работоспособном состоянии с момента прибытия в космопорт. Сиетч остался таким же, каким он снился ей в ночных кошмарах, но Пустыня изменилась до неузнаваемости. Откуда взялись все эти цветы? Воздух стал слишком влажным. Ношение защитных костюмов делало молодежь слабой и рыхлой.

– В чем причина того, что ты – ребенок – хочешь иметь время, чтобы изучить себя?

Лето неторопливо покачал головой – этот жест взрослого человека в соединении с детским телом производил странное впечатление, но принц напомнил себе, что его задача – вывести бабушку из равновесия.

– Во-первых, я не ребенок. О… – Он дотронулся до своей груди. – Это детское тело, в этом не приходится сомневаться, но я не ребенок.

Джессика непроизвольно закусила губу, чем выдала свое волнение. Ее герцог, много лет назад погибший на этой проклятой планете, смеялся над этой привычкой, приговаривая при этом: «Это твой единственный необдуманный ответ. Как только ты закусываешь губы, становится ясно, что ты волнуешься, и я целую тебя в губки, чтобы ты успокоилась».

И вот теперь ее внук, носивший имя герцога, потряс ее до оцепенения – мальчик улыбнулся и сказал:

– Ты взволнована; я вижу это по твоим трясущимся губам.

Джессике пришлось призвать на помощь всю закваску, полученную у Бене Гессерит, чтобы восстановить спокойствие. Это ей удалось.

– Ты смеешься надо мной?

– Смеяться над тобой? Никогда. Но я должен показать, что мы очень разные. Позволь мне напомнить о той достопамятной оргии в сиетче, когда Старшая Преподобная Мать передала тебе свои жизни и память. Она настроилась на тебя и передала эту… эту длинную цепь, каждое звено которой представляло собой чью-то память. Эти жизни до сих пор в тебе. Поэтому ты понимаешь, что испытываем мы с Ганимой.

– А Алия? – спросила Джессика, проверяя его.

– Разве ты не обсуждала это с Гани?

– Я хочу обсудить это с тобой.

– Очень хорошо. Алия отринула то, чем она была в действительности, свою истинную суть и стала тем, чего она всегда боялась. Прошлое внутри нельзя отсылать в бессознательное. Это плохо для любого человека, но для нас, тех, кто предрожден, это хуже смерти. Это все, что я могу сказать об Алие.

– Ты действительно не ребенок, – признала Джессика.

– Мне миллион лет. Это требует умения приспособиться, умения, в котором люди никогда не нуждались.

Несколько успокоившись, Джессика кивнула. Следует быть намного осторожнее с этим мальчиком, чем с Ганимой. Кстати, где она? Почему Лето пришел один?

– Так вот, бабушка, я хочу спросить: мы – воплощение Мерзости или надежда Атрейдесов?

Джессика проигнорировала его вопрос.

– Где твоя сестра?

– Она отвлекает Алию, чтобы та не помешала нашей беседе. Это необходимо. Но Ганима не скажет тебе больше, чем сказал я. Разве ты не увидела этого вчера?

– То, что я увидела вчера, касается только меня. Почему ты вдруг начал болтать о Мерзости?

– Болтать? Не надо кормить меня жаргоном Бене Гессерит, бабушка. Я верну его тебе назад, слово за словом, и буду черпать их из глубин твоей собственной памяти. Я хочу большего, чем твоя закушенная губа.

Джессика в растерянности только покачала головой, чувствуя, как на нее повеяло холодом от этой… маски, в которой текла ее кровь. Его превосходство смирило ее. Стараясь приспособиться к его тону, Джессика спросила:

– Что тебе известно о моих намерениях?

В ответ Лето хмыкнул.

– Тебе нет нужды спрашивать, совершил ли я ошибку своего отца. Я не стал выглядывать из сада времени – во всяком случае, у меня не было такой цели. Оставим абсолютное знание будущего тем моментам deja vu, которые может испытать любой человек. Я знаю о капкане предзнания. Жизнь моего отца многое рассказала мне об этом. Нет, бабушка, абсолютное знание будущего – это абсолютная ловушка. Такое знание приводит к коллапсу Времени. Настоящее становится будущим, а мне нужна большая свобода.

Джессика чувствовала, что ее язык подергивается от желания заговорить, но может ли она сказать ему то, чего он еще не знает? Это было чудовищно! Это же я! Это мой возлюбленный Лето! – Мысль потрясла ее. Какое-то мгновение ей казалось, что детская маска вот-вот упадет и откроются дорогие черты… но нет!

Мальчик, склонив голову, внимательно смотрел на бабушку. Да, в конце концов ею можно управлять.

– Когда думаешь о предзнании, что, я надеюсь, случается редко, то практически ничем не отличаешься от прочих людей. Очень многие воображают, что было бы прекрасно знать завтрашние цены на китовую шкуру или знать о том, сумеют ли Харконнены снова захватить свои владения. Но мы знаем о Харконненах и без предзнания, не правда ли, бабушка?

Она не клюнула на его приманку. Конечно, он знает о том, что проклятые Харконнены – наши предки.

– Кто такой этот Харконнен? – спросил Лето, провоцируя Джессику. – Кто этот Зверь Раббан? Он – каждый из нас, да? Но я отвлекся: суть популярного мифа о предзнании – абсолютное знание будущего! Всего будущего! Знать, что можно сделать состояние – или потерять его, – вот в чем видят абсолютное знание, верно? В это верит чернь. Она верит в то, что чем больше, тем лучше. Великолепно! И если этим людям вручить полный сценарий их жизни, неизменные до самой смерти диалоги, то это будет поистине дьявольский дар, исполненный немыслимой скуки! Каждую секунду человек будет проигрывать то, что он и так целиком и полностью знает наперед. Не будет никаких отклонений. Знать каждый ответ, каждую реплику – снова и снова, и снова…

Лето тряхнул головой.

– В незнании содержится огромное преимущество. Вселенная сюрпризов – вот о чем я молю для себя!

То была долгая речь, во время которой Джессика не могла надивиться манерой и интонациями внука, которые были так похожи на манеру говорить его отца – ее потерянного сына. Даже идеи были сходны – так мог бы говорить и Пол.

– Ты напомнил мне сейчас твоего отца, – сказала она.

– Это причинило тебе боль?

– В какой-то степени, да. Но зато теперь я знаю, что он живет в тебе.

– Ты не слишком верно представляешь, как именно он живет во мне.

В ответе внука Джессике послышалась затаенная, но сильная горечь. Она взглянула в глаза Лето.

– Или как во мне живет твой герцог, – продолжал внук. – Бабушка, Ганима – это ты! Она настолько идентична с тобой, что хранит всю твою память, начиная с того момента, когда ты родила нашего отца. И меня тоже! Я – ходячий каталог телесной памяти. Иногда это становится трудно выносить. Ты приехала сюда судить нас? Ты приехала судить Алию? Но лучше мы будем судить тебя!

Джессика изо всех сил пыталась найти ответ, но ответа не было. Что он делает? Почему так настаивает на своей особенности? Ищет ли он отвержения? Постиг ли он состояние Алии – Мерзость?

– Тебя это очень волнует, – заметил Лето.

– Да, это волнует меня. – Джессика позволила себе небрежно пожать плечами. – Да, это сильно меня тревожит, и ты прекрасно знаешь причину. Я уверена, что ты проник в суть моей подготовки у Бене Гессерит. Это признала и Ганима. Я знаю, что… сделала Алия. А ты понимаешь последствия своего отличия от прочих.

Он посмотрел на бабушку снизу вверх напряженным взглядом.

– Мы не приняли твою линию. – Его голос, казалось, был пропитан усталостью Джессики. – Мы знаем, что дрожание губ – это признак твоего волнения, не хуже, чем это знал твой герцог. Мы можем по своей воле вызвать в памяти все те ласковые слова, которые шептал тебе в спальне твой возлюбленный. Ты восприняла все это с помощью интеллекта, в этом нет никакого сомнения. Но я хочу предупредить тебя, что интеллектуальное приятие – это еще не все. Если кто-то из нас проникнется Мерзостью, то именно твое присутствие в нас сотворит это! Либо мой отец, либо моя мать! Твой герцог! Мы можем стать одержимыми каждым из вас – результат будет одним и тем же.

Джессика ощутила жжение в груди, на глаза ее навернулись слезы.

– Лето, – с трудом произнесла она, впервые называя внука по имени. Боль оказалась меньше, чем она ожидала, и Джессика смогла говорить дальше: – Что ты хочешь от меня?

– Мне придется учить мою бабушку.

– Учить меня – чему?

– Прошедшей ночью мы с Ганимой играли роли матери и отца. Мы едва уцелели, но зато многому научились. Есть вещи, которые можно знать, если осознаешь условия, в которых находишься. Действия можно предвидеть. Например, Алия – это можно утверждать с очень высокой определенностью – плетет заговор с целью вывести тебя из игры.

Джессика была потрясена таким скорым обвинением. Она знала этот трюк и сама много раз им пользовалась – человека ведут по одной линии рассуждений, а потом обрушивают на его голову рассуждение из другой парадигмы. Она сделала глубокий вдох и взяла себя в руки.

– Я знаю, что делала Алия… и кто она, но…

– Бабушка, пожалей ее. Пользуйся не только своим умом, но и сердцем. Ты же умела делать это раньше. Ты же представляешь для нее угрозу, а Алия хочет заполучить Империю, вернее сказать, этого хочет то, во что превратилась Алия.

– Как я смогу понять, что это говорит не Мерзость?

Лето пожал плечами.

– Вот здесь-то и надо воспользоваться сердцем. Мы с Гани хорошо знаем, как пала Алия. Очень нелегко противостоять воплям всей толпы внутренних образов. Попробуй подавить их «я», и они будут возникать всякий раз, когда ты решишь воспользоваться памятью. Настанет день, – Лето сглотнул слюну, чтобы смочить пересохшее горло, – и какая-нибудь сильная личность внутри тебя захочет разделить с тобой твою плоть.

– И… с этим ничего нельзя поделать? – спросила Джессика, со страхом сознавая, что знает ответ.

– Мы думаем, что кое-что можно сделать… да. Мы не можем довериться зелью – это слишком высокая вершина, а нам нельзя полностью подавлять будущее. Мы должны его использовать, сделать из него нечто вроде амальгамы, вплетая прошлое в свою настоящую сущность. Мы, конечно, перестанем быть исходными самостями, но зато и не станем одержимыми.

– Ты говорил о заговоре с целью моего устранения.

– Он очевиден. Венсиция лелеет амбиции в отношении своего сына. Алия же имеет свои собственные амбиции и…

– Алия и Фарад’н?

– На это пока нет четких указаний, но Алия и Венсиция идут параллельными курсами. У Венсиции есть сестра в доме Алии. Нет ничего проще, чем отправить послание…

– Ты знаешь о таком послании?

– Я даже дословно знаю его содержание.

– Но воочию ты его не видел?

– В этом нет никакой нужды. Надо только знать, что все Атрейдесы находятся здесь, на Арракисе. Вся вода в одной цистерне, – Лето махнул рукой, словно желая обвести контуры планеты.

– Дом Коррино не осмелится атаковать нас здесь.

– Алие будет очень выгодно, если они все же решатся, – насмешливые нотки в голосе Лето вывели Джессику из равновесия.

– Я не желаю, чтобы меня опекал собственный внук! – воскликнула она.

– Черт возьми, женщина, перестань думать обо мне, как о своем внуке! Думай обо мне, как о своем герцоге Лето!

Выражение лица и характерный жест были настолько верны, что Джессика в растерянности умолкла.