Дюна. Первая трилогия Герберт Фрэнк

Да, эта чуждая Алия с удовольствием убила бы собственную мать.

– Ты боишься своей матери, а не за нее, – сказал он.

Жена смерила Айдахо взглядом:

– Конечно, боюсь. Она доложила обо мне Общине Сестер.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Разве ты не знаешь о самом большом искушении для Бене Гессерит? – вкрадчиво спросила Алия, соблазнительно глядя на мужа снизу вверх сквозь опущенные ресницы. – Но я просто хотела сохранить силу для лучшей охраны близнецов.

– Ты говоришь о каком-то искушении, – без всякого выражения проговорил Дункан.

– Это вещь, которую Сестры прячут особенно тщательно и которой они больше всего боятся. Вот почему они считают меня воплощением Мерзости. Они понимают, что не остановят меня своими притеснениями. Это не просто искушение – они с придыханием говорят о нем, как о Великом Искушении. Видишь ли, мы, воспитанницы Бене Гессерит, способны изменять определенным образом свой обмен веществ. Это продлевает молодость – причем намного эффективнее, нежели прием меланжи. Ты представляешь последствия, если все Сестры начнут этим заниматься? Это станет заметным. Мне кажется, что ты уже просчитал истинность моих слов. Меланжа – это то, что делает нас объектом множества заговоров. Мы владеем веществом, которое продлевает жизнь. Но что будет, если все узнают, что сестры Бене Гессерит владеют еще более мощным орудием омоложения? Понял? Ни одна Преподобная Мать в этом случае не сможет считать себя в безопасности. Похищения и пытки последователей Бене Гессерит станут обычным явлением.

– Ты изменила свой обмен веществ. – Это был не вопрос, а утверждение.

– Я пренебрегла Общиной Сестер! Рапорт матери в Общину сделает Бене Гессерит самым надежным союзником Дома Коррино.

Звучит очень правдоподобно, – подумал он. Алию надо было проверить.

– Но ведь твоя мать ни при каких обстоятельствах не выступит против тебя.

– Она была воспитанницей Бене Гессерит задолго до моего рождения. Дункан, она позволила своему сыну, моему брату, пройти испытание гом джаббар! Она сама это устроила, хотя знала, что во время испытания он мог умереть! В действиях Бене Гессерит мало веры, но зато много прагматизма. Она несомненно выступит против меня, если решит, что это в интересах Общины Сестер.

Он кивнул. Слова жены звучали очень убедительно. То была грустная мысль.

– Мы должны перехватить инициативу, – сказала она. – Это наше самое острое оружие.

– Есть проблема с Гурни Халлеком, – сказал он. – Я должен буду убить своего друга?

– Гурни находится в Пустыне с какой-то разведывательной миссией, – сказала она, зная, что Айдахо знает об этом. – Он не сможет тебе помешать.

– Очень странно, – произнес вполголоса Айдахо. – Правящий регент Каладана бродит по Арракису.

– А почему нет? – с вызовом спросила Алия. – Он ее любовник – если не на деле, то в мечтах.

– Конечно, конечно, – ответил он, и, как ни странно, Алия не заметила неискренности в его голосе.

– Когда ты ее похитишь?

– Тебе лучше этого не знать.

– Да… да, я понимаю. Куда ты ее отвезешь?

– Туда, где ее никто не найдет. Оставь тревогу, она не останется здесь и не сможет тебе угрожать.

Алия не смогла скрыть ликования.

– Но где будет…

– Если ты не будешь этого знать, то тебе не придется лгать на детекторе лжи, поскольку ты и в самом деле не будешь ничего знать.

– Ах, какой ты умный, Дункан.

Теперь она верит, что я действительно убью госпожу Джессику, – подумал он.

– До свидания, любовь моя, – произнес он вслух.

Она не услышала решимости в его голосе и даже на прощание поцеловала мужа.

Идя по коридорам храма, похожим на ходы сиетча, Айдахо вытирал глаза. Мудрые аппараты мастеров тлейлаксу тоже умели плакать.

Ты любил Каладан

И оплакал его погибшее воинство —

Но боль открыла тебе:

Новая любовь не может стереть

Тех, кто стал вечными призраками.

Рефрен «Плача Хаббании»

Стилгар удвоил охрану близнецов, полностью отдавая себе отчет в бесполезности этой меры. Парень очень напоминал своего тезку – деда Лето Атрейдеса. Это замечал каждый, кто знал герцога. Конечно, мальчик не по годам серьезен и рассудителен, ему присуща осмотрительность, но это не гарантия от неожиданных поступков и опасных решений.

Ганима была больше похожа на свою мать. У девочки были такие же рыжие волосы и разрез глаз, как у Чани. Ганима трезво смотрела на трудности, приспосабливаясь к ним, и не раз говорила, что если Лето поведет, то она без колебаний последует за братом.

Лето же был готов повести их навстречу опасности.

Не раз и не два Стилгар думал о том, чтобы поделиться этой проблемой с Алией. Он не стал этого делать, потому что принцесса Ирулан бегала к Алие с любой мелочью. Придя к такому решению, Стилгар внезапно осознал, что в суждениях Лето об Алие есть немалая доля истины.

Она походя и грубо использует людей, – думал он. – Она использует, как неодушевленный предмет, даже Дункана. Можно ожидать, что в один прекрасный день она, не колеблясь, отдаст приказ о моем устранении. Она выбросит меня, как ненужный хлам.

Тем не менее он усилил охрану и постоянно обходил посты, придирчиво вникая в каждую мелочь. Ум его смущали мысли и сомнения, посеянные Лето. Если нельзя держаться за традиции, то где та скала, на которую можно бросить якорь своей жизни?

В тот день, когда состоялось большое собрание по поводу приезда госпожи Джессики, Стилгар видел Ганиму, стоявшую рядом с бабкой у входа в Палату Собраний сиетча. Было еще рано, Алия еще не приехала, и толпа ожидала ее прибытия, бросая скрытые взгляды на бабушку и внучку, проследовавших в палату.

Притаившись в темном алькове, Стилгар наблюдал за ними, отделенный от Джессики и Ганимы проходящей мимо толпой. Он не мог расслышать их голосов из-за ропота толпы. Сегодня здесь собрались представители многих племен, чтобы приветствовать возвращение прежней Преподобной Матери. Однако Стилгар во все глаза рассматривал Ганиму. Какие у нее живые глаза! Эта живость зачаровала старого воина. Темно-синие, твердые, вопрошающие, трезвые глаза. А как она резким поворотом головы отбрасывает волосы с плеч! Это же Чани. То было истинное духовное воскрешение, сверхъестественное сходство.

Стилгар переместился ближе и встал в другом алькове.

По способности Ганимы трезво наблюдать и делать выводы Стилгар не мог бы поставить рядом с ней ни одного ребенка, за исключением ее брата. Кстати, где Лето? Стилгар оглянулся на запруженный людьми проход. Охрана немедленно подняла бы тревогу, если бы что-то случилось. Стилгар покачал головой. Эти близнецы сведут его с ума. Они постоянно нарушают его душевный покой. Иногда Стилгар почти ненавидел этих детей. Можно ненавидеть родственников, но кровь (и ее драгоценная вода) требуют моральной поддержки и постоянной заботы. Эти брат и сестра – его ответственность, которую никто не в силах с него снять.

Из пещеры Палаты Собраний лился просеянный пылью коричневатый свет, оттенявший силуэты Ганимы и Джессики. Свет коснулся плеч девочки и снежно-белой накидки на ее плечах, придав неописуемый оттенок ее волосам, когда она обернулась к проходу и посмотрела на толпу.

Зачем Лето смутил мой покой своими сомнениями? – подумал Стилгар. Мальчик сделал это обдуманно и с ясным намерением. Может быть, Лето хотел, чтобы я хоть в малой степени разделил с ним его ментальный опыт? Стилгар знал, в чем состоит разница между близнецами, но не был в состоянии мышлением постигнуть, в чем именно состоит это знание. Он не воспринимал утробу матери как узилище бодрствующего сознания – сознания, которое оживает со второго месяца с момента зачатия, как ему сказал Лето.

Мальчик однажды сказал ему, что его память подобна «внутренней голограмме, которая увеличивается в размерах и охватывает все больше и больше деталей с момента потрясения, связанного с упомянутым пробуждением, но не меняет своей формы и контуров».

Сейчас, когда Стилгар наблюдал за Ганимой, он вдруг впервые понял, что значит жить в такой паутине памяти, не будучи способным спрятаться в уединенном уголке сознания. Столкнувшись с таким состоянием, человек должен интегрировать в свою психику безумие, быстро отобрав и отвергнув негодные из множества одновременно поступающих предложений, в которых ответы менялись гораздо быстрее, чем вопросы.

В таком мире не может существовать застывшая традиция. На двуликий вопрос не может существовать однозначного ответа. Что в таких условиях действует? То, что не действует. Но тогда что же не действует? То, что действует. Смысл ясен. Это тот же смысл, который содержится в старой фрименской загадке: «Что приносит жизнь и смерть?» – «Ветер Кориолиса».

Зачем Лето хотел, чтобы я это понял? – спросил себя Стилгар. Из своих осторожных расспросов Стилгар знал, что близнецы одинаково смотрели на свою особенность; для них это был источник огорчений. Родовой канал для таких – это путь бегства, – подумал он. Невежество уменьшает потрясение такого опыта, но близнецы были лишены этого спасительного невежества. На что похоже ощущение, когда живешь, все зная о тех вещах, которые могут происходить не так, как надо? Это – постоянное столкновение с сомнениями. Твое отличие постоянно будут высмеивать сверстники. Какое это удовольствие оскорблять других даже намеком на такое неравенство. «Почему я?» – вот первый же вопрос жертвы, на который никто никогда не даст ответа.

А о чем спрашиваю себя я? – подумал Стилгар. Кривая усмешка коснулась его губ. Почему я?

Дети предстали перед ним в совершенно новом свете. Теперь Стилгар понимал, почему они, не колеблясь, подвергают опасности свои детские несовершенные тела. Ганима очень кратко и точно сформулировала причину, когда однажды Стилгар отчитывал ее за то, что она взобралась на отвесную западную стену сиетча Табр.

– Почему я должна бояться смерти? Я уже бывала там, и не один раз.

Как могу я взять на себя дерзость чему-то учить таких детей? – подумал Стилгар. Кто вообще может набраться такой дерзости?

Как это ни странно, но мысли Джессики во время разговора с внучкой текли по тому же руслу. Она думала о том, как трудно быть зрелым человеком в детском теле. Разум должен знать, что тело способно совершить какое-то действие, только в этом случае оно должно ему обучаться – так формируются телесные ответы и рефлексы. Детям доступна практика Бене Гессерит по достижению прана-бинду, но даже эта техника предусматривает, что разум может подниматься на недоступные для тела высоты. Именно поэтому Гурни с таким трудом выполнял приказы Джессики.

– Стилгар смотрит на нас из алькова, – сказала Ганима.

Джессика не обернулась. Ее смутили интонации голоса внучки. Девочка любила старого фримена, как родного отца. Она любила старого воина даже когда пренебрежительно о нем отзывалась или поддразнивала его. Понимание этого заставило Джессику в новом свете взглянуть на старого наиба и в образах гештальт-психологии увидеть то, что объединяет детей со Стилгаром. Кроме того, Джессика поняла, что наиб не слишком-то одобряет нововведения на Арракисе, которые очень по нраву ее внукам.

На ум Джессике невольно пришла неуместная сейчас максима Бене Гессерит: «Прозреть, что ты смертен – это значит познать начала ужаса; познать же неизбежность смерти – это значит положить конец ужасу».

Да, смерть – это не столь уж тяжкое иго, но жизнь для Стилгара и близнецов превратилась в пытку на медленном огне. Все они находили, что мир устроен дурно и желали найти такие пути его преобразования, которые бы никому не угрожали. То были дети Авраама, которые узнают о жизни не из книг, а наблюдая полет ястреба над Пустыней.

Лето привел в замешательство Джессику сегодня утром, когда, стоя на берегу канала у подножия сиетча, сказал: «Вода загнала нас в ловушку, бабушка. Лучше бы мы жили, как пыль Пустыни, ибо ветер может вознести ее выше самых высоких скал Защитного Вала».

Джессика уже привыкла к аномальной зрелости этого мальчика, но все равно была поражена этим его высказыванием. Правда, она быстро взяла себя в руки.

– То же самое мог бы сказать твой отец.

Лето подбросил в воздух пригоршню песка, задумчиво глядя, как песчинки падают обратно на землю.

– Да, мог бы. Но тогда отец не принимал во внимание, что вода подтачивает и обрушивает любое русло, по которому течет.

Сейчас, стоя рядом с Ганимой, Джессика снова испытала потрясение от этих слов. Она обернулась и поверх голов посмотрела на неясную тень Стилгара в алькове. Стилгар так и не стал прирученным фрименом, способным только таскать ветви в свое гнездышко. Нет, этот человек остался ястребом, и когда слышал слово «красное», то представлял не прекрасный цветок, но кровь.

– Ты вдруг очень притихла, – сказала Ганима. – Что-то не так?

Джессика отрицательно покачала головой:

– Просто вспомнила, что мне сказал Лето сегодня утром, вот и все.

– Когда вы ходили в лесополосу? И что же он сказал?

Джессика вспомнила взрослое выражение лица Лето во время утреннего разговора. Теперь у Ганимы было точно такое же выражение.

– Он рассказывал о временах, когда Гурни вернулся от контрабандистов под знамена Атрейдесов, – ответила Джессика.

– А потом вы говорили о Стилгаре, – проговорила Ганима.

Джессика не стала спрашивать, каким образом это было известно внучке: близнецы без труда проникали в мысли друг друга.

– Да, говорили, – сказала Джессика. – Стилгару очень не нравилось, что Гурни называл… Пола своим герцогом, но Гурни заставил всех фрименов так его называть, а Гурни всегда говорил: «Мой герцог».

– Понятно, – промолвила Ганима. – И, конечно, Лето заметил, что сам он еще не стал для Стилгара его герцогом.

– Это так, – согласилась Джессика.

– Ты, конечно, знаешь, что он для тебя сделал, – сказала Ганима.

– Не уверена, что знаю, – призналась Джессика, и это признание очень ее обеспокоило, потому что она вообще не догадалась и не почувствовала, что Лето что-то для нее сделал.

– Он попытался разжечь в тебе память о нашем отце, – сказала Ганима. – Лето всегда хочет понять, как воспринимали нашего отца другие.

– Но разве… Лето не…

– Конечно, он может слушать звуки внутренней жизни. Это не подлежит сомнению. Но это не одно и то же. Естественно, ты говорила о нем, я имею в виду нашего отца, и говорила о нем, как о своем сыне.

– Да, – отрывисто произнесла Джессика. Ей не нравилось ощущение того, что эти дети могут делать с ней все что угодно по своему произволу, взламывать ее память, делая бесстрастные наблюдения, затрагивать интересующие их эмоции. Да ведь Ганима сейчас занимается именно этим!

– Слова Лето были тебе неприятны? – спросила внучка.

Джессика была потрясена охватившим ее гневом, который она с трудом подавила:

– Да… очень неприятны. Они обеспокоили меня.

– Тебе не нравится, что он знает нашего отца так же, как его знала наша мать, и знает мать так же, как знал ее отец, – заговорила Ганима. – Тебе не нравится, к чему это приводит – к способности знать и тебя.

– Я никогда раньше об этом не задумывалась. – Джессика заметила, что язык с трудом повинуется ее воле.

– Такое знание чувственной сферы действительно тревожит, – сказала Ганима. – Но в действительности ты просто предубеждена, потому что тебе трудно думать о нас не как о детях. Но нет ничего такого, что делали бы наши родители на людях или в приватной обстановке, о чем бы мы не знали.

На короткое мгновение Джессика испытала то же самое чувство, что и возле канала с Лето, правда, теперь ее реакция обратилась против Ганимы.

– Вероятно, он говорил о «половой чувственности» герцога, – высказала догадку Ганима. – Да, иногда Лето надо просто затыкать рот.

Существует ли на свете что-нибудь, что эти близнецы не могли бы приземлить и опошлить? – удивленно подумала Джессика. Потрясение и ярость сменились отвращением. Как они осмеливаются говорить о чувственности ее Лето? Конечно, мужчина и женщина, которые любят друг друга, получают наслаждение от своих тел! Эту чудесную тайну не должно выставлять напоказ в случайном разговоре ребенка и взрослого.

Ребенка и взрослого!

До Джессики вдруг с потрясающей ясностью дошло, что ни Лето, ни Ганима ничего не делают случайно.

Джессика хранила молчание, и Ганима снова заговорила:

– Мы неприятно поразили тебя, и я прошу прощения за нас обоих. Зная Лето, я понимаю, что он не станет извиняться. Когда он преследует какую-то цель, то забывает, насколько мы отличаемся… например, от тебя.

Джессика тем временем напряженно размышляла.

Конечно, именно поэтому вы оба так поступаете. Вы учите меня. – Удивление Джессики нарастало. – Интересно, кого еще они учат? Стилгара? Дункана?

– Лето пытается видеть вещи такими, какими их видишь ты, – сказала Ганима. – Для этого недостаточно одной памяти. Даже когда пытаешься сделать это не жалея сил, то почти всегда терпишь неудачу.

Джессика только вздохнула в ответ.

Ганима коснулась ее руки.

– Твой сын ушел, не сказав многого, но это должно быть высказано, по крайней мере тебе. Прости нас, но он любил тебя. Разве ты не знала об этом?

Джессика отвернулась, чтобы скрыть слезы, заблестевшие в ее глазах.

– Ему были ведомы твои страхи, – продолжала Ганима, – точно так же как страхи Стилгара. Милый Стил. Наш отец был «Врачом Зверей» для него. Стил был не более чем зеленой улиткой в раковине.

Она напела мелодию песни, откуда были взяты эти слова. Лирическая музыка против воли захватила Джессику без остатка.

– К несчастью, отец оставил во Вселенной слишком много людей-улиток, – сказала Ганима.

Допущение того, что человек существует в рамках исключительно изменчивой Вселенной, взятое в качестве предварительной операциональной концепции, требует, чтобы интеллект был полностью осознаваемым уравновешивающим инструментом. Однако интеллект не может реагировать на изменчивую реальность, не вовлекая в процесс реакцию целостного организма. Такой организм можно распознать по его активному, деятельному поведению. То же самое можно сказать и об обществе, если рассматривать его как организм. Но здесь мы сталкиваемся с инерцией старого. Подчиняясь импульсам, общество неосознанно стремится к сохранению древних устоев. Общество требует постоянства. Любая попытка представить Вселенную как арену беспрестанных изменений вызывает в обществе паттерны отторжения, страх, гнев и отчаяние. Так как же мы объясняем принятие обществом предзнания? Очень просто: носитель предвидения, говоря об абсолютном (то есть неизменном) понимании, радостно превозносится толпой, даже если предсказания ясновидца грозят ужасными событиями.

«Книга Лето» Харк аль-Ада

– Это все равно что сражаться в темноте, – сказала Алия.

Она гневно мерила шагами Палату Совета – от серебристых солнцезащитных занавесей на восточных окнах до диванов, расставленных возле противоположной, декорированной деревянными панелями, стены. Обутые в сандалии ноги Алии топтали ковры, паркет, гранатовые плиты и снова ковры. Наконец она остановилась около Ирулан и Айдахо, сидевших напротив друг друга на диванах, устланных серыми китовыми шкурами.

Айдахо всячески сопротивлялся приезду из Табра, но Алия приказала ему приехать. Устранение Джессики становилось насущной необходимостью, но осуществлять его сейчас было немыслимо. Требовались перцептивные способности ментата.

– Все это – звенья одной цепи, – заговорила Алия. – От них издалека несет заговором.

– Может быть, не все так страшно, – вмешалась Ирулан и вопросительно взглянула на Дункана.

Лицо Алии исказилось в презрительной усмешке: Как Ирулан может быть такой наивной? Если только… – Она бросила на принцессу проницательный взгляд. Простая белая аба подчеркивала бездонную синеву глаз, светлые волосы собраны на затылке, подчеркивая удлиненный овал лица, ставшего сухощавым после многих лет, проведенных на Арракисе. Ирулан все еще сохранила налет надменности, усвоенной ею во время пребывания при дворе ее отца, Шаддама Четвертого, и Алие часто приходило в голову, что за этим высокомерием могут прятаться мысли истинного заговорщика.

Айдахо щеголял в черно-зеленой форме придворной гвардии Атрейдесов без знаков различия. То была аффектация, над которой исподтишка смеялись настоящие гвардейцы, особенно амазонки, весьма гордившиеся своими звездочками и нашивками. Им было не по нраву само присутствие какого-то ментата, оружейного мастера, тем более что он был мужем их любимицы.

– Итак, племена желают, чтобы госпожа Джессика была вновь введена в регентский Совет, – сказал Айдахо. – Каким образом можно…

– Они требуют этого единодушно?! – Алия сорвалась на крик, показывая на лист тисненой бумаги, лежавший на диване рядом с Ирулан. – Фарад’н – это одно, но это… это пахнет совсем другим сговором!

– Что думает по этому поводу Стилгар? – спросила Ирулан.

– Там красуется и его подпись, – огрызнулась Алия.

– Но если он…

– Как он может отказать матери своего божества? – презрительно хмыкнула Алия.

Дункан взглянул на жену. Кажется, дело идет к столкновению с Ирулан. Он снова прикинул, для чего Алия потребовала его присутствия на сегодняшнем Совете, прекрасно зная, что он нужен в сиетче на случай экстренного устранения Джессики. Может быть, она слышала о послании, которое он получил от Проповедника? От этой мысли у Айдахо заныло в груди. Откуда этот нищий мистик мог знать секретный код, которым Пол всегда вызывал к себе своего верного оруженосца? Айдахо не терпелось покинуть это собрание, чтобы хорошенько поразмыслить над этим вопросом.

– Нет никакого сомнения в том, что Проповедник какое-то время отсутствовал на нашей планете, – сказала Алия. – Гильдия не осмелилась бы нас обмануть. Мне придется его…

– Берегись! – воскликнула Ирулан.

– В самом деле, тебе следует соблюдать осторожность, – поддержал принцессу Айдахо. – Половина планеты уверена, что он, – Дункан пожал плечами, – твой брат.

Ментат от души надеялся, что голос его прозвучал равнодушно и небрежно. Откуда этот человек мог знать тайный пароль?

– Но если он курьер или шпион…

– У него не было никаких контактов ни с Судом ни с Домом Коррино, – заявила Ирулан. – Мы можем быть уверены, что…

– Мы не можем быть уверены ни в чем. – Алия даже не сочла нужным скрыть свое презрение. Она повернулась спиной к Ирулан и обратилась к Айдахо. Почему он валяет дурака? Что, он не понимает, зачем его сюда позвали? Он присутствует на Совете только потому, что здесь находится Ирулан. Никто и никогда не забудет истории, связанной с появлением представительницы Дома Коррино в семье Атрейдесов. Изменивший один раз изменит снова. По мельчайшим особенностям поведения Ирулан Айдахо должен выявить ее темные замыслы.

Несколько взволнованный, Айдахо взглянул на Ирулан. Были времена, когда он смеялся над такой прямолинейностью задач, возлагавшихся на ментата. Он прекрасно понимал ход мыслей Алии, понимала это и сама Ирулан. Однако в свое время эта принцесса, законная жена Пола Муад’Диба, приняла такое решение, что в своем положении оказалась ниже королевской наложницы Чани. Однако в преданности Ирулан близнецам не приходится сомневаться. Эта женщина отреклась от семьи и Бене Гессерит во имя преданности Атрейдесам.

– Моя мать – часть этого заговора! – продолжала настаивать Алия. – По какой другой причине ее могла прислать сюда Община Сестер?

– Истерика нам не поможет, – высказал свое мнение Айдахо.

– Но, – заговорила Ирулан, – Гильдии можно не доверять в том, что…

– Гильдия… – Алия скорчила гримасу.

– Мы не можем исключить враждебности Гильдии или Бене Гессерит, – сказал Дункан. – Но мы можем со спокойной совестью записать их в категорию весьма пассивных противников. Гильдия живет только за счет своего железного закона: ни в коем случае не вмешиваться в управление. Гильдия – паразитическое образование и прекрасно это знает. Они не ударят пальцем о палец для того, чтобы убить организм, за счет которого они живут.

– Их представления о том, за счет какого организма они живут, могут сильно отличаться от наших, – растягивая слова, проговорила Ирулан. Она впервые так явно продемонстрировала свое презрение. Ленивый тон ее голоса, казалось, говорил: «Ты упустил самое главное, ментат».

Алия была озадачена – она не ждала от Ирулан такого выпада. Заговорщица вряд ли стала бы затрагивать этот пункт.

– В этом нет никакого сомнения, – согласился Айдахо, – но Гильдия никогда открыто не выступит против Дома Атрейдес. С другой стороны, Община Сестер может пойти на рискованную политическую игру, которая…

– Если они и сделают это, то скрытно, постаравшись дезавуировать одно или несколько лиц, – сказала Ирулан. – Бене Гессерит не продержался бы столько столетий, если бы не понимал ценность самоустранения. Они всегда предпочитали стоять за троном, а не сидеть на нем.

Самоустранение? – подумала Алия. – Не тактика ли это самой Ирулан?

– То же самое я могу сказать и в отношении Гильдии, – произнес Айдахо. Он находил полезным для себя этот спор и выяснение позиций – они отвлекали его от более сложных проблем.

Алия снова отошла к окнам. Она знала уязвимое место Айдахо, которым отличались все ментаты. Этим людям нужны декларации. Это несет с собой тенденцию к зависимости от абсолюта, видеть конечную границу в любом явлении, и они сами это великолепно знают. Таково непременное условие их обучения. Однако действовать они могли и за пределами параметров самоограничения. Надо было оставить его в сиетче Табр, – подумала Алия. – Ирулан надо было отправить к Джавиду для допроса.

В этот миг в мозгу Алии раздался знакомый до тошноты раскатистый голос: «Совершенно верно!»

Заткнись. Заткнись. Заткнись. Опасное ошибочное решение едва не заманило ее в ловушку. Единственным чувством Алии в этот момент было чувство опасности. Айдахо должен помочь ей выпутаться из этого затруднительного положения. Он – ментат, а ментаты именно для этого и созданы. Люди-компьютеры заменили собой электронные аппараты, уничтоженные в ходе бутлерианского джихада. И не создашь ты машину по образу и подобию человеческого разума. Но именно сейчас Алие была просто необходима послушная машина, которая не страдала бы ограниченностью Айдахо. Машине всегда можно доверять.

До слуха Алии донесся тягучий голос Ирулан.

– Притворство, притворство и еще раз притворство, – говорила принцесса. – Мы все знаем общепринятые приемы нападения на власть. Я не виню Алию за ее подозрения. Естественно, она подозревает всех, в том числе и нас. Однако не будем пока обращать на это внимания. Что остается первичной ареной движущих сил, где таится наиболее действенный источник опасности для Регентства?

– В Объединенном Совете Прогрессивной Честной Торговли, – ответил Дункан бесстрастным голосом ментата.

Лицо Алие исказилось в жестокой ухмылке. Объединенный Совет Прогрессивной Честной Торговли! Но Дом Атрейдес имеет в ОСПЧТ пятьдесят один процент акций. Священство Муад’Диба – пять процентов. Кроме того, Властвующие Дома прагматично признали, что именно Дюна контролирует производство и продажу бесценной меланжи. Эту меланжу не без оснований называют «секретным монетным двором». Без меланжи не могла бы функционировать транспортная система Космической Гильдии. С помощью меланжи на пилотов наводился «навигационный транс», посредством этого транса они могли заранее «видеть» трассу, по которой им предстояло лететь со сверхсветовой скоростью. Без меланжи и ее воздействия на иммуногенетическую систему продолжительность жизни богатых людей уменьшилась бы в четыре раза. Даже обширный средний класс употреблял меланжу в разведенном виде по крайней мере один раз в день.

Однако в голосе Айдахо слышалась искренность ментата, и Алия с трепетом ждала, что он скажет дальше.

ОСПЧТ. Объединенный Совет Прогрессивной Честной Торговли был гораздо больше, нежели Дом Атрейдес, больше, чем Дюна, больше, нежели священство и меланжа вместе взятые. Это чернильная лоза, китовые шкуры, шига-проволока, иксианские изделия и предприниматели, торговля людьми и городами, хадж, продукция разрешенных законом технологий тлейлаксу; это сильнодействующие лекарственные препараты и медицинская техника; это транспортные связи (совместно с Гильдией) и вся сверхсложная коммерческая деятельность Империи, включающей в себя тысячи известных планет, плюс некоторые секретные планеты, расположенные на передовых подступах к ее границам. Когда Айдахо произнес буквосочетание ОСПЧТ, он говорил о постоянной закваске, интриге интриг, игре мощнейших сил, где сдвиг биржевого индекса в одну двадцатую пункта означал изменение интересующего платежа на цену собственности планеты средних размеров.

Алия снова остановилась возле диванов, где сидели Айдахо и Ирулан.

– Что именно в ОСПЧТ тебя беспокоит? – спросила она.

– Некоторые Владетельные Дома во все тяжкие спекулируют акциями Пряности, – высказала догадку Ирулан.

Алия возмущенно хлопнула себя ладонями по бедрам, потом указала пальцем на тисненую бумагу, лежавшую около Ирулан.

– Это требование вас не заинтриговало; пусть все идет, как…

– Хватит! – рявкнул Айдахо. – Достаточно об этом. Что тебя останавливает? Ты же прекрасно знаешь, что нельзя отрицать данные, и тем не менее ждешь, что я буду функционировать как…

– В последнее время резко возрос спрос на людей, имеющих четыре специальности, – произнесла Алия, вдруг подумав, сообщит ли она новость сидящим напротив нее людям.

– Какие специальности? – поинтересовалась Ирулан.

– Оруженосцы, закрученные ментаты с Тлейлаксу, дипломированные медики из школы Сук и квалифицированные бухгалтеры; особенно последние.

– Почему бухгалтерия с двойным дном начала пользоваться спросом именно сейчас? – Вопрос был задан Айдахо.

Функционировать как ментат, – подумал он. – Ну что ж, это лучше, чем оставаться супругом той Алии, какой она стала. Он сконцентрировался на ее словах, проигрывая их на свой ментальный манер. Оруженосцы? Когда-то это было и его профессией. Конечно, оруженосцы были не просто мастерами индивидуальной схватки. Они могли ремонтировать силовые щиты, планировать военные операции, разрабатывать военно-инженерные сооружения, усовершенствовать оружие. Закрученные ментаты? Ну конечно, эти мастера с Тлейлаксу настояли на таком бессовестном обмане. Будучи сам ментатом, Айдахо знал ненадежность закручивания. Владетельные Дома, покупавшие таких ментатов, надеялись абсолютно контролировать их работу, но это было невозможно. Даже Питер де Фриз, который служил Харконнену в его борьбе с Домом Атрейдес, предпочел смерть предательству своего «я». Врачи Сук? Их обучение гарантировало безусловную преданность пациентам, их собственникам. Доктора Сук были очень дороги. Возросший спрос на выпускников Сук повлечет за собой изменения валютных курсов.

Айдахо взвесил эти факты и сопоставил их с повышенным спросом на бухгалтеров.

– Первичный вывод логических операций, – сказал он, подчеркивая, что сообщаемые им соображения основаны на индукции. – Совсем недавно произошло улучшение материального благосостояния второстепенных Владетельных Домов. Некоторые из них достигли уровня великих. Такие сдвиги могут происходить только в результате изменений политического устройства.

– Наконец, мы добираемся до Совета Земель, – произнесла Алия, выражая свое мнение.

– Следующая сессия Совета состоится только через два стандартных года, – возразила Ирулан.

– Политический торг не прекращается никогда, – проговорила Алия. – И я ручаюсь, что среди тех, кто это подписал, – она жестом указала на бумагу племенных вождей, – много представителей второстепенных Домов, сменивших политическую ориентацию.

– Возможно, – согласно кивнула Ирулан.

– Совет Земель, – сказала Алия. – Разве можно придумать лучший фронт для Бене Гессерит? И где Община Сестер найдет лучшего агента, чем моя собственная мать? – Алия встала прямо напротив Айдахо. – Ну же, Дункан?

Почему бы мне не быть ментатом? – спросил себя Айдахо. Он понял теперь, куда клонятся подозрения Алии. В конце концов именно Дункан Айдахо многие годы был персональным телохранителем госпожи Джессики.

– Дункан! – не отставала Алия.

– Тебе надо вплотную поинтересоваться теми законопроектами, которые готовятся для следующей сессии Совета Земель, – сказал Айдахо. – При этом они смогут занять такую правовую позицию, что Регентство не сможет наложить вето на определенные законы, особенно касающиеся изменения налогообложения и политики в отношении картелей. Есть и еще кое-что, но…

– Это был бы не слишком прагматичный шаг с их стороны, если они займут такую позицию, – заметила Ирулан.

– Согласна, – сказала Алия. – У сардаукаров давно нет зубов, а у нас есть превосходная фрименская гвардия.

– Не горячись, Алия, – предостерег жену Айдахо. – Наши враги спят и видят, как бы им представить нас в образе чудовищ. Не так важно, сколько легионов находится под твоим командованием. Власть в конечном итоге зиждется на народной поддержке, особенно в такой обширной и редконаселенной Империи, как наша.

– Народная поддержка? – недоуменно переспросила Ирулан.

– Ты имеешь в виду поддержку Великих Домов? – решила уточнить Алия.

– А со сколькими Великими Домами нам придется столкнуться при таком новом раскладе? – спросил Айдахо. – Деньги концентрируются в весьма странных местах.

– На периферии? – спросила Ирулан.

Айдахо только пожал плечами. На этот вопрос не существовало ответа. Все подозревали, что в скором времени обитатели Тлейлаксу или технологические гении с секретных планет изобретут способ уничтожения эффекта Холцмана. В тот день защитные экраны станут бесполезными игрушками. Рухнет весь межпланетный баланс сил, установленный межгалактическими феодалами.

Алия отказалась даже рассматривать такую возможность.

– Будем ехать на том, что у нас есть, – сказала она. – А у нас есть определенные сведения о том, что Совет директоров ОСПЧТ знает, что мы уничтожим Пряность, если нас к этому вынудят. Они не будут так сильно рисковать.

– Мы опять возвращаемся к ОСПЧТ, – сказала Ирулан.

– Если только кому-нибудь не удалось повторить цикл «песчаная форель – червь» на другой планете, – ответил Айдахо на предположение Алии. Он задумчиво посмотрел на Ирулан, взволнованную его словами. – Салуса Секундус?

– Нет, – без колебаний ответила принцесса. – У меня там надежные контакты.

– Тогда мой вопрос остается в силе, – сказала Алия, пристально глядя на Айдахо. – Будем ехать на том, что у нас есть.

Она меня изматывает, – подумал Айдахо, а вслух сказал:

– Зачем ты отвлекаешь меня от действительно важной работы? С этим ты вполне могла бы справиться и сама.

– Не разговаривай со мной таким тоном! – взорвалась Алия.

У Дункана расширились глаза. В какое-то мгновение он снова увидел чуждое выражение на лице жены, это было тягостное зрелище. Он посмотрел на Ирулан, но та ничего не заметила или сделала вид, что ничего не видит.

– Мне не нужно объяснять прописных истин, – продолжала Алия, все еще пылая чуждым гневом.

Айдахо примирительно улыбнулся, хотя в груди у него появилась давящая боль.

– Мы никогда не сумеем отвлечься от богатства и всего, что с ним связано, решая вопросы власти, – тягуче произнесла Ирулан. – Пол в этом отношении был социальным мутантом, и мы должны помнить, что именно он нарушил равновесие состояний.

– Такие мутации обратимы, – сказала Алия, отвернувшись, словно не желая выставлять напоказ чуждость своего облика. – Они точно знают, у кого в Империи имеются состояния.

– Они также знают, – сказала Ирулан, – что есть три человека, которые могут претерпеть такую мутацию: близнецы и… – она указала рукой на Алию.

Может быть, они обе сошли с ума? – подумал Дункан.

– Они постараются убить меня, – прохрипела Алия.

Пораженный Айдахо сидел не в силах произнести ни слова.