Дюна. Первая трилогия Герберт Фрэнк

– Стилгар найдет их, если…

– Да, я понимаю, – ясно, что теперь все зависит от Гурни Халлека. – Она отвернулась и посмотрела на каменную стену. – Алия сейчас ухватится за власть мертвой хваткой. – Джессика оглянулась на Айдахо: – Ты понимаешь? Власть надо держать очень деликатно. Если в нее вцепиться очень сильно, то рискуешь стать ее жертвой.

– Так мне всегда говорил мой герцог, – произнес Айдахо.

Шестым чувством Джессика поняла, что Дункан имеет в виду старшего Лето, а не Пола.

– Куда меня отвезут для… устранения?

Айдахо напряженно всмотрелся в Джессику, словно пытаясь проникнуть взглядом под капюшон.

Аль-Фали выступил вперед.

– Моя госпожа, вы что, всерьез думаете…

– Я уже не вправе решать свою собственную судьбу? – спросила женщина.

– Но этот… – Старик замолчал и кивнул в сторону Айдахо.

– Этот был моим верным телохранителем еще тогда, когда Алия не родилась на свет, – сказала Джессика. – Еще до того, как он погиб, спасая моего сына и меня. Мы, Атрейдесы, всегда помним такие одолжения.

– Так вы пойдете со мной? – спросил Айдахо.

– Куда ты ее отвезешь? – спросил аль-Фали.

– Тебе лучше этого не знать, – ответила Джессика старому фримену.

Аль-Фали нахмурился, но промолчал. На его лице отразилась нерешительность: он понимал мудрость слов Джессики, но не знал, можно ли доверять Айдахо.

– Что с федайкинами, которые помогли мне? – спросила Джессика.

– Они могут рассчитывать на поддержку Стилгара, если доберутся до Табра, – ответил Айдахо, и Джессика перевела взгляд на аль-Фали. – Я велю вам отправиться туда, мой друг. Стилгар сможет использовать федайкинов в поисках моих внуков.

Старый наиб склонил голову:

– Как будет угодно Матери Муад’Диба.

Он все еще повинуется Полу, – подумала Джессика.

– Нам надо быстрее убираться отсюда, – заговорил Айдахо. – Погоня будет здесь с минуты на минуту.

Джессика порывисто встала, демонстрируя плавность движений, которая была столь характерна для воспитанниц Бене Гессерит, даже испытавших удары возраста. А Джессика чувствовала себя очень старой после ночного бегства. Ум ее постоянно возвращался к разговору с внуком. Что он задумал на самом деле? Она покачала головой и поправила капюшон, чтобы скрыть невольный жест. Как легко впасть в заблуждение и попасть в ловушку, недооценивая Лето. Жизнь в окружении обыкновенных детей приводит к неверному взгляду на наследственность, которой наслаждаются ее внуки.

Ее внимание привлекла поза Айдахо. Он стоял в расслабленной готовности ответить на нападение, выставив вперед одну ногу. Когда-то она сама научила его этой боевой стойке. Джессика быстро взглянула на двух молодых фрименов, потом на аль-Фали. Сомнения все еще обуревали старика, и молодые бойцы это чувствовали.

– Я готова доверить этому человеку свою жизнь, – сказала Джессика. – Это будет не в первый раз.

– Моя госпожа, – запротестовал аль-Фали. – Это же просто… – Он метнул на Айдахо яростный взгляд. – Ведь он муж Коан-Тин!

– Но его готовили мой герцог и я! – возразила Джессика.

– Но он же гхола! – аль-Фали выкрикнул эти слова.

– Он гхола моего сына, – напомнила наибу Джессика.

Это было слишком для бывшего федайкина, который когда-то поклялся поддерживать Муад’Диба до самой смерти. Он поклонился и отступил, подав знак молодым фрименам отодвинуть занавеску.

Джессика пошла к выходу, за ней Айдахо. В проеме она обернулась и обратилась к наибу:

– Иди к Стилгару. Ему можно доверять.

– Слушаюсь… – но в голосе его звучали ноты сомнения.

Айдахо тронул Джессику за рукав:

– Нам надо уходить. Вы ничего не хотите с собой взять?

– Только свой здравый смысл, – ответила она.

– Что? Вы все еще боитесь, что делаете ошибку?

Она взглянула на него снизу вверх:

– Ты всегда был нашим лучшим пилотом, Дункан.

Эти слова не удивили Айдахо. Он шагнул вперед и быстро пошел по дороге, которой явился сюда. Аль-Фали двинулся рядом с Джессикой:

– Откуда вы узнали, что он прилетел на топтере?

– На нем нет защитного костюма.

Наиб удивился такой наблюдательности, но продолжил:

– Наши люди привезли его прямо от Стилгара. Их могли выследить.

– Вас видели, Дункан? – спросила Джессика идущего впереди Айдахо.

– Вы же не хуже меня знаете ответ, – сказал Дункан. – Мы летели ниже вершин дюн.

Они свернули в боковой проход, спустились по винтовой лестнице и оказались в расширении пещеры, ярко освещенном светильниками. У стены стоял орнитоптер. Стена оказалась фальшивой, за ней была Пустыня. Даже в этом бедном сиетче сумели позаботиться о надлежащей маскировке.

Айдахо открыл дверь экипажа и помог Джессике войти в кабину. Она села на правое сиденье. Когда Айдахо пробирался мимо на кресло пилота, она обратила внимание на прядь волос, закрывавших лоб ментата. Невольно ей вспомнилось, как именно из этой части головы Айдахо хлынула кровь в той достопамятной пещере много лет назад. Стальной оттенок искусственных глаз вернул ее к реальности. Что было, то прошло. Она застегнула ремень безопасности.

– Давно мы не летали с тобой, Дункан, – сказала она.

– Да, страшно подумать, сколько лет прошло с тех пор, – откликнулся Айдахо.

Аль-Фали и молодые фримены принялись отодвигать фальшивую стену.

– Ты думаешь, что я все еще сомневаюсь в тебе? – мягко спросила Джессика.

Айдахо занимался проверкой двигателя, включил импеллеры, взглянул на показания приборов. Нежная улыбка коснулась его сурового, жесткого лица и сразу исчезла, словно ее и не было.

– Я все еще Атрейдес, – сказала Джессика, – но Алия потеряла это право.

– Не бойтесь, – проскрипел он в ответ. – Я все еще служу Атрейдесам.

– Алия больше не Атрейдес, – повторила Джессика.

– Не надо мне об этом напоминать, – вдруг огрызнулся Айдахо. – Замолчите, сейчас мы взлетим.

Отчаяние в его голосе не вязалось с тем Айдахо, которого она помнила. Подавив новый приступ страха, Джессика все же спросила:

– Куда мы все же летим, Айдахо? Теперь ты можешь мне это сказать.

Однако в ответ Дункан лишь подал знак аль-Фали и тот, повернув рукоятку механизма, сдвинул в сторону скалу. В пещеру хлынул серебристый свет яркого дня. Орнитоптер рванулся вперед и вверх, заревели двигатели, дрожа от напряжения, машина поднялась в воздух, и Айдахо направил ее на юго-запад, к Сахайскому хребту, темневшему на фоне бескрайних песков.

Наконец Дункан заговорил:

– Не думайте обо мне плохо, моя госпожа, – сказал он.

– Я не думаю о тебе плохо с тех пор, как ты однажды явился в Большой Зал Арракина, напившись где-то пива с Пряностью и горланя непристойные песни, – сказала Джессика, однако его слова снова возбудили в ней подозрения, и она приготовилась защищаться, расслабившись и входя в состояние прана-бинду.

– Я очень хорошо помню тот вечер, – заговорил Айдахо. – Как я был тогда молод и… неопытен.

– Ты и тогда был лучшим оруженосцем в свите моего герцога.

– Не совсем, моя госпожа. Гурни оказывался лучшим в шести случаях из десяти. – Он искоса взглянул на Джессику. – Кстати, где Гурни?

– Выполняет мое поручение.

Дункан покачал головой.

– Ты хотя бы сам знаешь, куда мы летим? – спросила женщина.

– Да, моя госпожа.

– Тогда скажи мне.

– Хорошо. Я обещал, что подготовлю вполне правдоподобный заговор против Атрейдесов. Есть только один способ сделать это. – Он нажал кнопку на штурвале, и из кресла Джессики вылетели скобы, которые зафиксировали ее тело, превратив женщину в кокон. Теперь Джессика могла двигать лишь головой. – Я отвезу вас на Салуса Секундус, к Фарад’ну.

Не сознавая, что делает, Джессика попыталась вырваться из захватов, но почувствовала, что они сдавливают ее тело, когда она начинает вырываться, и распускаются, когда она расслабляется. Под защитной оболочкой угадывалась прочная шиговая проволока.

– Замок захватов отключен, – произнес Айдахо, не поворачивая головы. – Да, да, и не пробуйте на мне свой Голос. Те времена, когда он на меня действовал, давно прошли. Тлейлаксу меня научили, как бороться с этими штучками.

– Ты служишь Алие, – сказала Джессика, – а она…

– Не Алие, – возразил Айдахо. – Мы выполняем волю Проповедника. Он хочет, чтобы вы научили Фарад’на тому, чему когда-то научили… Пола.

Джессика оцепенела в ледяном молчании, вспомнив слова Лето о том, что она скоро обретет интересного ученика. Собравшись с силами, она заговорила:

– Этот Проповедник – мой сын?

Голос Айдахо прозвучал глухо, словно издалека:

– Если бы я мог знать…

Вселенная здесь, она перед вами; единственно таким образом может федайкин рассматривать ее и оставаться при этом хозяином своих чувств. Вселенная не угрожает, но и не обещает. Она поддерживает порядок вещей, недоступный нашему воздействию: падение метеорита, цветение Пряности, старение и умирание. Это реальности вселенной и воспринимать их следует, невзирая на те чувства, которые мы при этом испытываем. Вы не можете словами справиться с этими реальностями. Они войдут к вам, не произнося слов, и тогда, только тогда вы поймете, что значит «жизнь и смерть», и понимание это наполнит вашу жизнь радостью.

Муад’Диб своим федайкинам

– Нам пришлось все это задействовать, – сказала Венсиция, – и делается это только ради тебя.

Фарад’н ничего не ответил, продолжая неподвижно сидеть напротив матери в ее утренних покоях. Золотистые лучи солнца падали на принца сзади, отбрасывая его тень на пол, покрытый белым ковром. Свет, отраженный от противоположной стены, рисовал прозрачный нимб вокруг волос матери. Венсиция была одета в свое обычное белое платье, отделанное золотом, – напоминание о былом королевском величии. Сужающееся книзу лицо было напряжено, но сын понимал, что мать следит за каждым его движением. Фарад’н внезапно почувствовал пустоту в желудке. Странно, ведь он только что позавтракал.

– Ты не одобряешь наши действия? – спросила Венсиция.

– Что я могу одобрять или не одобрять? – спросил сын.

– Ну… то, что мы до сих пор скрывали это от тебя.

– Ах, это. – Он изучающе посмотрел на мать, стараясь разобраться в том сложном положении, в котором он оказался. Но в голове билась только одна мысль – совсем недавно Фарад’н заметил, что Тиеканик перестал называть Венсицию «моя принцесса». Кстати, как он ее теперь называет? Королева-мать?

Почему я чувствую боль утраты? – подумал он. – Что я теряю? Ответ был очевиден: он теряет беззаботные дни, ту свободную игру ума, которая была столь мила его душе. Если удастся заговор, который сплела мать, то прежняя жизнь навсегда канет в прошлое. Все его внимание будет занимать новая ответственность, а это вызывало чувство неприятия. Как могут они позволять себе такие вольности, распоряжаясь его временем? Даже не посоветовавшись с ним самим!

– Выскажись, – приказала мать. – Я же чувствую, что что-то не так.

– Что, если план потерпит неудачу? – спросил он первое, что пришло ему в голову.

– Как он может потерпеть неудачу?

– Не знаю… Любой план может провалиться. Каким образом ты хочешь использовать в этом деле Айдахо?

– Айдахо? К чему этот интерес к… Ах, да – тот мистик, которого привозил сюда Тиек, не посоветовавшись со мной. Он был неправ. Кажется, мистик говорил об Айдахо, не так ли?

С ее стороны это была неуклюжая ложь, и Фарад’н удивленно уставился на мать. Она-то должна была знать о Проповеднике!

– Дело просто в том, что я никогда в жизни не видел гхола, – сказал он.

Она приняла эту игру.

– Мы приберегаем Айдахо для важных дел, – сказала она.

Фарад’н в задумчивости пожевал верхнюю губу.

Венсиция внезапно вспомнила его покойного отца. Временами Далак становился точно таким же – замкнутым, сложным; его было очень трудно читать. Вспомнила она и то, что Далак приходился родственником графу Хазимиру Фенрингу – в них обоих было что-то от денди и фанатика. Неужели Фарад’н унаследовал и эти качества? Она начала жалеть, что позволила Тиеку втянуть мальчика в религию Арракиса. Кто знает, куда это заведет Фарад’на?

– Как теперь называет тебя Тиек? – спросил сын.

– Что такое? – Венсиция была явно озадачена таким поворотом.

– Я заметил, что он перестал называть тебя «моя принцесса».

Как он наблюдателен, – подумала она, удивившись охватившему ее беспокойству. – Неужели он думает, что Тиек стал моим любовником? Вздор, это его бы нисколько не взволновало. Тогда к чему этот вопрос?

– Он называет меня «моя Госпожа».

– Почему?

– Потому что таков обычай всех Великих Домов.

В том числе и Атрейдесов, – подумал Фарад’н.

– Это вызовет меньше пересудов, если нас нечаянно услышат, – объяснила Венсиция. – Некоторые подумают, что мы отказались от своих легитимных притязаний.

– Кто же эти глупцы?

Мать поджала губы, решив оставить вопрос без ответа. Мелочь, конечно, но бывало, что из-за мелочей начинались большие войны.

– Госпоже Джессике не следовало покидать Каладан, – произнес Фарад’н.

Венсиция резко тряхнула головой. Что с ним? Его мысли блуждают, как у умалишенного!

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ей не надо было возвращаться на Арракис, – сказал он. – Это плохая стратегия. Просто на удивление плохая. Было бы гораздо лучше отвезти на Каладан внуков.

Он прав, – подумала Венсиция. Какая досада, что это не пришло в голову ей самой. – Надо поручить Тиеку немедленно исследовать эту возможность. – Она снова тряхнула головой: Нет! Что задумал Фарад’н? Священники никогда не допустят, чтобы в космос полетели оба внука сразу.

Венсиция высказала эту мысль сыну.

– Священники или госпожа Алия? – спросил он, заметив, что сумел направить мысли матери в нужное ему русло. Фарад’н начал находить странную радость в своей новой значительности – оказывается, в политических интригах тоже требуется игра ума. Правда, умом своей матери он уже давно перестал интересоваться – ею было очень легко манипулировать.

– Ты думаешь, что Алия хочет власти для себя? – спросила Венсиция.

Сын отвернулся. Конечно, Алия хочет власти для себя! Это подтверждают все донесения с той проклятой планеты. Мысли Фарад’на приняли иное направление.

– Я читал об их планетологе, – сказал он. – Кажется, должен появиться ключ к пониманию феномена песчаных червей и их гаплоидной стадии, тогда, если только…

– Оставь решать эти проблемы другим. – Венсиция начала терять терпение. – Это все, что ты можешь сказать о том, что мы сделали для тебя?

– Вы делали это не для меня, – сказал он.

– Что?!

– Вы делали это для Дома Коррино, – сказал Фарад’н. – Меня лично никто не принимал в расчет.

– На тебе лежит большая ответственность! – горячо заговорила мать. – Что будет с людьми, которые всецело зависят от тебя?

Этими словами Венсиция возложила на плечи сына огромную тяжесть, которую он ощутил чисто физически – велик груз всех тех надежд и мечтаний, которые обуревали Дом Коррино.

– Да, – сказал Фарад’н, – все это я понимаю, но некоторые вещи, которые вы делали от моего имени, я нахожу безвкусными.

– Без… Да как у тебя поворачивается язык? Мы делаем все, что делают другие королевские Дома для достижения своих целей!

– Так ли? Мне кажется, что вы перестарались. Нет! Не смей меня перебивать. Если мне суждено стать императором, то приучайся слушать меня. Вы что, думаете, я не умею читать между строк? Каким образом дрессировали этих тигров?

На мгновение Венсиция потеряла дар речи, осознав способность сына к анализу.

– Понятно, – сказал он. – Я сохраню Тиеканика, поскольку это ты втравила его в некрасивую историю. Он хороший офицер и проявил свои качества во многих тяжелых ситуациях, но он будет отныне отстаивать свои принципы только на дружественном поле…

– Свои… принципы?

– Разница между хорошим и плохим офицером заключается в силе характера и способности действовать, раздумывая не больше пяти секунд, – сказал Фарад’н. – Ему придется придерживаться своих принципов всякий раз, когда им будет брошен вызов.

– Тигры были необходимостью, – сказала мать.

– Я поверю в это, если они добьются успеха, – произнес Фарад’н, – но я не стану смотреть сквозь пальцы на то, каким образом их дрессируют. Не возражай! Это очевидно. Их настроили, как механизм. Ты сама это говорила.

– Что ты собираешься делать? – спросила Венсиция.

– Ждать, что из этого выйдет, – ответил он. – Возможно, что я действительно стану императором.

Мать прижала руки к груди и вздохнула. Был момент, когда сын ужаснул ее. Она была готова поверить, что в следующую минуту он ее уничтожит. Принципы! Но теперь он вовлечен во власть, он проникся ею. В этом Венсиция была теперь твердо убеждена.

Фарад’н встал, подошел к двери и позвонил слугам матери. Он оглянулся.

– Мы закончили, не так ли?

– Да. – Она подняла руку в прощальном приветствии, видя, что сын уходит. – Куда ты собрался?

– В библиотеку. В последнее время меня очаровала история Дома Коррино. – Он вышел, унося с собой новое служение.

Будь она проклята!

Но Фарад’н знал теперь, что он проникся властью и интересом к ней. Он понял, почувствовал, что существует глубокая эмоциональная разница между историей, записанной на шиге и читаемой в минуты блаженной лени, и истинной историей, которую переживаешь на собственном опыте. Эта новая живая история охватила все его существо, унося в необратимое будущее. Принц чувствовал, что теперь его поведут устремления тех, кто связывает с ним свои чаяния. Странно только, что в эту картину не вписывались его собственные чаяния.

Говорят, что когда однажды Муад’Диб увидел, как сквозь узкую щель между двумя камнями пробивается трава, он отодвинул в сторону один из камней. Позже, когда трава разрослась, Муад’Диб накрыл ее тем же камнем. «Такова ее судьба», – сказал он при этом.

Комментарии

– Давай! – крикнула Ганима.

Лето, бежавший на два шага впереди сестры, достиг расщелины и, не колеблясь, нырнул в нее и пополз вперед, пока тьма не окутала его. Он слышал, как Ганима проникла в расщелину вслед за ним. Затем наступила тишина, в которой раздался спокойный голос Ганимы:

– Я застряла.

Лето поднялся, понимая, что становится досягаем для смертоносных когтей, повернулся в узком проходе и пополз назад, пока не ухватился за протянутую руку сестры.

– Это одежда, – сказала девочка. – Она зацепилась за скалу.

Чувствуя, как под его ногами осыпаются камни, Лето сильно потянул, но без особого результата.

Снаружи доносились тяжкое звериное дыхание и рык.

Лето напрягся, уперся бедрами в камень и изо всех сил начал тянуть. Раздался треск разрываемой ткани, и Ганима рванулась к брату, зашипев от боли. Стараясь не обращать внимания на этот звук, Лето потянул еще раз, еще сильнее. Они были еще слишком близко к наружному концу расщелины. Лето опустился на четвереньки и пополз глубже, Ганима начала пробираться за ним и вскоре оказалась рядом с братом. Каждое ее движение сопровождалось учащенным, тяжелым дыханием; это подсказало Лето, что его сестра испытывает боль. Он добрался до конца узкого прохода и выглянул наружу. Отверстие зияло на высоте около двух метров, небо было усыпано звездами, которые вдруг загородила исполинская тень.

Раскатистое рычание заполнило убежище, в котором прятались близнецы. То был нутряной, угрожающий, древний звук – хищник, говорящий со своей жертвой.

– Насколько серьезна твоя рана? – спросил Лето, стараясь сохранять спокойствие.

Ганима поддержала тон брата:

– Один из них дотянулся до меня лапой и порвал левую штанину защитного костюма. Я чувствую, как у меня по ноге течет кровь.

– Сильно?

– Из вены. Я могу остановить кровотечение.

– Прижми рану, – сказал он, – и не двигайся. Я позабочусь о наших приятелях.

– Будь осторожен, – сказала девочка. – Они намного больше, чем я ожидала.

Лето извлек из ножен оружие и приподнялся. Он знал, что тигр попытается дотянуться лапой туда, куда не может протиснуться его массивное тело.

Медленно-медленно поднимал мальчик свой нож, пока лезвие не коснулось чего-то мягкого. Лето нанес удар такой силы, что едва не выпустил нож из руки. Сверху на его руку хлынула кровь, заливая и лицо. Сверху раздался оглушительный вой. Стали видны звезды. Огромная кошка, издавая дикое мяуканье и дергаясь в судорогах, скатилась со скалы на песок.

Звезды снова исчезли, послышалось рычание следующего охотника. Второй тигр, не обращая внимания на судьбу своего предшественника, пытался проникнуть в расщелину.

– Какие они упорные, – заметил Лето.

– Одного ты точно убил, – сказала Ганима. – Послушай!

Вой и конвульсии внизу постепенно затихали, но сверху тяжкой громадиной навис другой тигр, закрывая собой звездное небо.

Лето вложил клинок в ножны и коснулся руки Ганимы.

– Дай мне свой нож. Нужен свежий яд, чтобы наверняка покончить и с этим.

– Ты не думаешь, что у них есть и третий – в резерве? – спросила сестра.

– Вряд ли, лазанские тигры охотятся парами.

– Так же, как мы, – горько пошутила девочка.

– Да, так же, как мы, – согласился Лето. Ощупав протянутый ему рукояткой вперед нож, мальчик крепко взял его в руку и снова начал осторожное движение верх. Он тянулся и тянулся, не встречая цели. Вот Лето уже приподнялся до опасной черты. Лето опять присел, решив отложить попытку.

– Ты не можешь до него дотянуться? – спросила Ганима.

– Он ведет себя не так, как первый.

– Но он все еще здесь. Ты чувствуешь запах?

Лето попытался проглотить слюну – в горле пересохло от волнения. В нос ударил гнилостный, отдающий мускусом запах дикой кошки. Звезд не было видно по-прежнему. Первой кошки больше не было слышно. Яд ножа сделал свое дело.

– Думаю, что мне придется встать, – сказал Лето.

– Нет!

– Его надо поддразнить, чтобы ударить ножом.

– Да, но мы договорились, что если один из нас будет ранен, то…

– Ранена ты, значит, ты и вернешься.

– Но если ты получишь серьезную рану, то я не смогу тебя покинуть.

– Ты можешь предложить лучший вариант?

– Отдай мне мой нож.

– А твоя нога?

– Я вполне могу стоять на здоровой.

– Этот зверь может снести тебе голову одним ударом. Может быть, пистолет…

– Если с кошками человек, то он услышит выстрел и поймет, что мы готовы ко всему.

– Я не хочу, чтобы ты рисковала!

– Кто бы ни был там снаружи, он не должен знать, что у нас есть пистолеты. Пока не должен. – Она нежно прикоснулась к его плечу. – Я буду осторожна, пригну голову.

Лето молчал, и Ганима снова заговорила:

– Ты же понимаешь, что именно я должна это сделать. Отдай нож.

Лето неохотно подчинился. Нащупав в темноте руку сестры, он вложил в нее рукоять ножа. Решение Ганимы было логичным, но все чувства Лето восставали против такой логики.

Он почувствовал, как Ганима отодвинулась в сторону, услышал шорох песчинок на ее одежде. Девочка слегка застонала, и Лето понял, что она встала. Будь осторожна! – подумал он. Он был уже готов стащить ее вниз и настоять на применении пистолета. Но это могло стать предупреждающим сигналом для человека, который прячется где-то у скал. И что тогда? Они окажутся запертыми в этой ловушке с подстерегающим их снаружи раненым тигром.

Ганима сделала глубокий вдох и прижалась спиной к стенке расщелины. Все надо сделать быстро, – подумала она. Она протянула вперед руку с ножом. В том месте левой ноги, куда дотянулась лапа тигра, пульсировала сильная боль. Штанина окончательно промокла, пропитавшись кровью, которая продолжала течь. Быстрее! Она погрузила свои чувства в спокойствие, предшествующее схватке по способу Бене Гессерит, отогнав от себя боль и все посторонние мысли. Кошка должна протянуть вниз лапу! Девочка не спеша провела ножом вдоль зева расщелины. Где же этот проклятый зверь? Она снова полоснула клинком воздух. Тигра надо спровоцировать на атаку.

Ганима осторожно потянула носом воздух. Теплое звериное дыхание доносилось слева. Она мысленно успокоила себя, сделала глубокий вдох и закричала: «Таква!» Это был старинный фрименский боевой клич, смысл которого был обозначен в самых древних легендах: «Цена свободы!» С этим кликом девочка выбросила вперед и вверх руку с ножом. Когтистая лапа ударила ее по руке прежде, чем клинок вонзился в звериную плоть. За то короткое мгновение, пока боль не стала нестерпимой, а кисть не онемела, Ганима успела ткнуть ножом вперед, поразив кошку. Клинок выпал из одеревеневших пальцев, но зато в расщелину стали снова видны звезды. Корчившееся в муках тело второго тигра покатилось вниз. Потом наступила мертвая тишина.

– Он задел мне руку, – сказала Ганима, пытаясь обмотать предплечье полой накидки.

– Сильно?