Искусство обмана Хэднеги Кристофер

– Конечно. – Она погрызла ноготь большого пальца. – Ты имеешь право услышать другое. Адам, подойдите и посмотрите.

Он одарил Кирби убийственным взглядом, заставив ее улыбнуться. Захваченный врасплох, взглянул на глину, предположил, что это неплохая попытка – ястреб с выпущенными когтями и недоделанным клювом. Сила, жизнь, песнь, вихрем вырывающиеся из его картин и из скульптур дочери, – здесь их просто не было. Адам стал искать пути отступления.

– Х-м-м, – начал он, пытаясь придумать, как отплатить Кирби.

– Видишь, он со мной согласен. – Дочь похлопала отца по голове.

– Да что он понимает! – воскликнул Фэйрчайлд. – Он же художник!

– Как и ты, папа. Великолепный художник.

Фэйрчайлд постарался скрыть удовольствие от ее слов и погрузил палец в глину.

– Скоро, о, злая, противная девчонка, я стану и великолепным скульптором.

– Я подарю тебе пластилин на день рождения. – Она взвизгнула, когда Фэйрчайлд схватил ее за ухо и потянул. – Изверг! – Она фыркнула и потерла мочку.

– Следи за своим языком, иначе я сделаю из тебя Ван Гога.

Маленький Фэйрчайлд захохотал, а Кирби, наоборот, вся застыла – лицо, плечи, руки. Плавность движений, которой до этого любовался Адам, исчезла. Невероятно, она… боялась? Не Фэйрчайлда. Адам был уверен, что Кирби никогда бы никого не испугалась, а тем более собственного отца.

Однако она быстро взяла себя в руки и задрала подбородок.

– Я собираюсь показать Адаму свою студию. Он может обосноваться там.

– Хорошо, хорошо. – Услышав резкие нотки в ее голосе, Фэйрчайлд похлопал дочь по руке, запачкав ее глиной. – Она чертовски мила, вы не находите, Адам?

– Да, это правда.

Кирби прерывисто вздохнула.

– Видишь, моя дорогая, разве теперь ты не поблагодаришь меня за те брекеты?

– Папа. – С легкой усмешкой она прижалась щекой к его лысеющей голове. – Я никогда не носила брекеты.

– Конечно нет. Ты унаследовала зубы от меня.

Он лучезарно улыбнулся Адаму и подмигнул:

– Возвращайтесь после того, как обустроитесь. Мне необходима мужская компания. – Он легонько потрепал дочь за щеку. – И не думай, что он будет крутиться вокруг твоих лодыжек, как Рик Поттс.

– Адам совсем не похож на Рика, – пробормотала Кирби, затем взяла тряпку и стала очищать руки от глины. – Рик – милый.

– А манерам она научилась у доярки, – заключил Фэйрчайлд.

Кирби взглянула на гостя:

– Уверена, Адам тоже может быть милым. – Ее голос звучал неуверенно. – Сильная сторона Рика – акварель. Он из тех мужчин, к которым женщины относятся по-матерински. Как войдет, начинает заикаться.

– Он влюблен до безумия в нашу маленькую Кирби. – Фэйрчайлд снова бы расхохотался, если бы не предупреждающий взгляд дочери.

– Это ему так кажется. Я его не поощряю.

– Тогда что за объятия мне случилось наблюдать в библиотеке? – Довольный собой, Фэйрчайлд повернулся к Адаму. – Очки ведь просто так не запотевают.

– Несомненно. – Они нравились ему, черт побери. Нравились, несмотря на то что были безобидными безумцами. Хотя, возможно, не столь уж и безобидными.

– Ты прекрасно знаешь, что инициатива исходила от него. Рик потерял контроль на некоторое время. Похоже на приступ гнева. – Она принялась чистить рукава свитера. – И хватит об этом.

– Он приедет на следующей неделе и останется у нас на несколько дней, – выдал Фэйрчайлд ошеломляющую новость, как только дочь направилась к двери.

К ее чести, она даже не замедлила шаг. Адам задался вопросом, стал ли он свидетелем хорошо продуманной партии в шахматы или спонтанного сражения в китайские шашки.

– Очень хорошо, – холодно ответствовала Кирби. – Я скажу Рику, что мы с Адамом страстные любовники, он ужасно ревнив и прячет кинжал в левом носке.

– Боже мой, – пробормотал Адам, когда Кирби вышла за дверь. – А ведь она и правда так сделает.

– Можете на это поставить, – согласился Фэйрчайлд, даже не пытаясь скрыть ликование. Он обожал путаницу. Человек шестидесяти лет имел право создавать все, что только возможно.

Вторая студия была подобна первой, разве что содержимое отличалось. К тюбикам краски, кистям и холстам добавились ножи, резцы и молотки. А еще целые пласты известняка, глыбы мрамора и бруски древесины. Вещи Адама выглядели маленьким островком порядка в этой комнате.

Длинный деревянный стол был загроможден инструментами, засыпан стружками, завален лоскутами и мятой тканью, возможно раньше служившей блузой художника. В углу находилась современная стереосистема. У стены – старая газовая плита, напротив – пустой мольберт. Весь этот хаос отображал сущность Фэйрчайлда. Комната, тихая, просторная и влекущая, была пропитана солнцем.

– Студия довольно велика, – сказала Кирби, обведя помещение широким жестом. – Садитесь, где вам удобно. Мы не помешаем друг другу. – В ее голосе прозвучало сомнение. Она должна была обо всем позаботиться. Пусть уж лучше Адам будет ошиваться здесь, у нее под боком, чем в папиной студии с Ван Гогом. – Вы импульсивны?

– Я бы так не сказал, – рассеянно произнес Адам, распаковывая вещи. – Хотя другие, возможно, скажут. А вы?

– О да. – Кирби уселась перед рабочим столом и взяла кусок древесины. – У меня случаются приступы гнева или меланхолии. Надеюсь, вас это не обеспокоит.

Он повернулся, собираясь ответить, но она задумчиво рассматривала древесину в руке, словно пытаясь поймать нечто, скрытое внутри.

– Сейчас я работаю над своими эмоциями. Но иногда не могу сдерживаться.

Заинтересовавшись, Адам оставил вещи и подошел к полке с дюжиной произведений в различной стадии завершения. Выбрал резной кусок фруктового дерева, покрытый лаком.

– Эмоции, – пробормотал он, пробегая пальцами по древесине.

– Да. Это…

– Грусть, – закончил он. Он мог видеть тоску, чувствовать боль.

Кирби не знала, радует ее или огорчает то, что Адам разглядел все так точно, особенно в этой работе, которая далась так тяжело.

– Я сделала также Счастье и Сомнение. Страсть решила приберечь напоследок. – Она поднесла к глазам брусок, который держала в руках. – Это должен быть Гнев. – Словно стараясь разозлить деревяшку, постучала по ней пальцами. – Один из смертных грехов, хотя я всегда считала, что это несправедливо. Гнев необходим.

Адам видел, как меняется выражение ее глаз, пока она рассматривала будущий шедевр. «Тайны, – подумал Адам. – Кирби всегда говорит загадками». Но когда она сидела вот так, окутанная солнечным светом, с куском древесины в руках, то казалась полностью открытой, читаемой, чистой эмоцией. Как только он постиг это, Кирби шевельнулась и рассеяла все волшебство. Посмотрела на него с дразнящей улыбкой:

– Пока я работаю над Гневом, вам придется смириться с перепадами моего настроения.

– Постараюсь относиться к этому объективно.

Кирби улыбнулась шире и нанесла немного блеска вежливости на поверхность сарказма:

– Держу пари, у вас целая гора объективности.

– Не более чем необходимо.

– Можете воспользоваться моей, если желаете. Но ее очень мало. – Все еще крутя в пальцах кусок древесины, Кирби посмотрела на вещи Адама. – Вы сейчас над чем-нибудь работаете?

– Работал. – Он встал прямо перед ней. – У меня родилась новая задумка. Хочу написать вас.

В ее глазах отразились смущение и подозрительность.

– Почему?

Адам приблизился к ней и осторожно прикоснулся к подбородку. Кирби сидела спокойно, пока он исследовал ее лицо. Она чувствовала его пальцы – каждый палец – на своей коже. Нежной коже. Адам не сопротивлялся желанию провести большим пальцем по щеке. Ее взгляд был тверд и упрям.

– Потому что, – наконец произнес он, – ваше лицо поразительно. Я хочу изобразить его, вашу выразительность, вашу сексуальность.

Ее губы потеплели под жесткой кожей его пальца, руки, сжимавшие фруктовое дерево, напряглись, но голос оставался спокоен.

– А если я откажусь?

Высокомерие, которое Кирби включала крайне редко, но весьма успешно, также интриговало Адама. Таким взглядом она могла поставить на колени любого мужчину.

Он медленно наклонился и поцеловал ее, ощутил, как она напряглась, пытаясь сопротивляться, а затем успокоилась. Она по-своему – своей защитой – принимала чувства, которые он дарил ей. Костяшки ее пальцев побелели, но он не обратил на это внимания. Оторвавшись от мягких губ, Адам видел лишь глубину ее чистых серых глаз.

– Я все равно напишу вас, – пробормотал он и покинул студию, желая дать им обоим время подумать о случившемся.

Она думала об этом. Минут сорок сидела не двигаясь, позволяя работать только мысли. Такая яркая и энергичная женщина, она обладала способностью замирать на месте, когда это было необходимо. Она рассматривала ситуацию со всех сторон и искала ответы. Это Адам вынудил ее, пробудив нечто такое, чего она никогда не чувствовала. Больше всего в жизни Кирби ценила новизну и оригинальность, а тут впервые задумалась, стоит ли пренебречь ими.

Ей нравились люди, ставившие свои желания превыше всего, она и сама была такой и не имела ничего против небольшого столкновения с Адамом. Но… В случае с ним не могла придумать достойного но.

«Будет безопаснее, нет, умнее сосредоточиться на проблемах, связанных с его визитом». Несвоевременное влечение. Она прикоснулась языком к верхней губе и удивилась, что все еще в состоянии чувствовать вкус его поцелуя. «Несвоевременное, – повторила она. – И тревожащее».

Отец должен быть более благоразумным, правда, назвать Филиппа Фэйрчайлда благоразумным – все равно что похвалить Гекльберри Финна за прилежание. Ему нужно поторопиться с этим треклятым Ван Гогом. А еще Тициан, вспомнила она. И с этим нужно что-то делать.

Адам договорился с отцом, и она ничего не могла изменить в данный момент. Еще несколько дней. Здесь не о чем волноваться. Улыбка снова озарила ее лицо. Пребывание Адама могло повеселить ее. Кирби задумалась о нем, о его серьезных карих глазах, твердых, сильно сжатых губах.

Но это опасное развлечение. Хотя что за жизнь без опасности? Все еще улыбаясь, она взялась за инструменты.

Она сосредоточенно работала в полном молчании. Адам, отец, Ван Гог были забыты. Дерево в ее руках стало центром Вселенной. В нем заключена жизнь, Кирби могла ее чувствовать. Она лишь ждала, пока творец подберет подходящий ключ и освободит ее душу, что одарит художника возвышенным удовлетворением, которое всегда идет рука об руку с открытием.

Живопись никогда не дарила подобных ощущений. Кирби играла с ней, наслаждалась, но так и не овладела по-настоящему. Живопись не смогла совладать с ней. А искусство – это любовник, требующий абсолютной верности.

Наконец дерево, казалось, сделало свой первый вздох. Она почувствовала, ясно и внезапно, дух, который искала и который пыталась освободить от заключения. Почти… почти свободен.

Услышав свое имя, Кирби резко вскинула голову.

– Тысяча чертей!

– Кирби, прости.

– Мелани! – Она проглотила ругательство, отложила инструменты, но все еще держала обломок. Не могла упустить его сейчас. – Я не слышала, как ты вошла. Входи, я не буду орать.

– А стоило бы. – Мелани оставалась у двери. – Я побеспокоила тебя.

– Да, но я прощаю тебя. – Кирби указала на стул рядом и улыбнулась подруге.

Светлые волосы аккуратно обрамляли лицо в форме сердца. На скулы, более выраженные, чем у Кирби, опытная рука нанесла немного румянца. Пухлые губки были заботливо покрыты розовым блеском. Кирби в очередной раз убедилась, что Мелани Бэрджесс обладает самым прекрасным лицом на свете.

– Ты выглядишь замечательно, Мелли. Как дела?

Мелани сморщила носик и отряхнула сиденье стула.

– Я была занята. И кстати, мои весенние дизайны хорошо приняли.

Кирби закинула ногу на ногу.

– Не понимаю, как ты можешь решать в августе, что нам следует носить в следующем апреле. – Вдохновение отступило. Уверяя себя, что оно еще вернется, Кирби положила кусок древесины на стол. – Ты снова вдоволь поиздевалась над кромкой?

– Ты все равно никогда не обращаешь внимания на такие мелочи. – Она бросила на свитер Кирби взгляд, полный отчаяния.

– Я предпочитаю оценивать мой гардероб с точки зрения жизнестойкости, а не модных тенденций. – Кирби лукаво улыбнулась, хорошо зная, как подтрунить над подругой. – Этому свитеру всего-навсего двенадцать лет.

– И выглядит он соответственно, – в том же духе ответила Мелани и сменила тему: – Я столкнулась с Элен Паркер.

– Правда? – Кирби соединила руки и положила на них подбородок. Она не считала сплетни невежеством, если из них можно было почерпнуть что-нибудь интересное. – Я не видела ее уже несколько месяцев. Она все еще трещит по-французски, когда хочет, чтобы ее не поняли?

– Ты не поверишь. – Мелани вытащила из эмалированного футляра длинную, тонкую сигарету. – Я и сама не поверила, пока не увидела собственными глазами. Ты ведь помнишь Джерри Тернера?

– Дизайнера женского нижнего белья?

– Интимной одежды, – со вздохом поправила Мелани.

– Да какая разница. Я ценю хорошее нижнее белье. Так что он сказал?

Мелани достала зажигалку с монограммой и щелкнула ей. Коротко затянулась.

– Элен закрутила роман.

– Тоже мне новость, – сухо произнесла Кирби. Зевнув, она потянула к потолку руки, выпрямила спину. – Это уже двести третий по счету или я что-то упустила?

– Но, Кирби… – Мелани наклонилась и ткнула в подругу сигаретой. – В этот раз на ее пути оказался стоматолог ее сына.

Громкий смех Кирби заставил Адама замереть на лестнице по пути к башне. Он проникал сквозь толстые каменные стены, богатый, искренний, волнующий. Адам стоял не двигаясь, пока эхо не затихло. Затем, бесшумно ступая, продолжил подниматься.

– Вообрази! Стоматолог. – Несмотря на то что Мелани, как никто другой, знала Кирби, она все же была поражена ее реакцией. – Он же… он же из среднего класса.

– Ох, Мелли, ты просто невероятный сноб. – Она издала тихий смешок, а Мелани негодующе фыркнула. – Получается, Элен может крутить амуры сколько угодно, лишь бы ее выбор соответствовал стандартам общества? А стоматолог – проявление дурного вкуса?

– Конечно, это неприемлемо, – пробормотала Мелани, пойманная в ловушку логических рассуждений.

– Вообще-то отвратительно. Элен развлекается со стоматологом, пока бедный Гарольд растрачивает состояние на исправление неправильного прикуса. Где же справедливость?

– Ты меня просто поражаешь!

– Работа стоматолога очень дорого стоит.

Раздраженно вздохнув, Мелани сменила тему:

– Как поживает Стюарт?

Адам хотел было войти в студию, но передумал и молча остановился в дверях. Улыбка Кирби угасла. Взгляд, в котором только что сверкали веселые искорки, стал холодным, мелькнуло нечто жесткое, сильное и отталкивающее. Заметив это, Адам подумал, что она могла бы стать ужасным врагом. Под маской беззаботной, остроумной, сексуальной и вызывающей богатенькой девушки скрывались твердый характер и несгибаемая воля. Нельзя забывать об этом.

– Стюарт… – произнесла она срывающимся голосом. – Я не знаю.

– Ох, дорогая, – холодно ответила Мелани, прикусив нижнюю губу. – Вы поссорились?

– Поссорились? – Она безрадостно улыбнулась. – Можно и так сказать. – В ее глазах вспыхнуло некое чувство, очевидно, то самое, которое она пыталась вырезать из куска древесины. – Я поняла, что совершила ошибку, согласившись выйти за него.

– Ты делилась со мной своими сомнениями. – Выкурив сигарету, Мелани взяла Кирби за руку. – Я думала, это всего лишь нервы. Раньше ты никогда не позволяла отношениям зайти так далеко.

– Просто в мои суждения закралась ошибка. – Да, она никогда не позволяла отношениям дойти до помолвки. Помолвка означала обязательства, а обязательства, в свою очередь, тюрьма, которой Кирби по-настоящему страшилась. – Я ее исправила.

– А Стюарт? Думаю, он был в ярости.

Кирби безрадостно улыбнулась:

– Он дал мне прекрасную возможность сбежать. Он вынуждал меня назначить дату.

– И ты избавилась от него.

– Слава богу. В любом случае я наконец-то набралась храбрости нарушить слово. Думаю, впервые в жизни почувствовала себя виноватой. – Пожав плечами, она снова взяла брусок. Это помогло ей успокоиться, сконцентрироваться на поставленной задаче. – Я пришла к нему без предупреждения, с мыслью «сейчас или никогда». Уже приготовилась произнести небольшую речь, как вдруг заметила… скажем так… несколько предметов интимной одежды, разбросанных по комнате.

– О, Кирби…

– Частично это моя вина. Я отказывалась спать с ним. Просто никакая сила не могла заставить меня сблизиться. – Кирби пыталась подобрать правильные слова. – Не было страсти. Возможно, я с самого начала знала, что никогда не выйду за него. Но я была верна. – Ее снова охватила ярость. – Я была верна ему, Мелли!

– Не знаю, что и сказать. – В голосе подруги звучало сочувствие. – Мне жаль.

Кирби покачала головой, не желая ничьей жалости:

– Я бы так не злилась, если он не стоял передо мной и не уверял, как сильно любит меня, хотя его постель согревала другая женщина. Я сочла это унизительным.

– Ты не должна чувствовать себя униженной! – с жаром произнесла Мелани. – Он глупец!

– Возможно. Было бы просто плохо, если бы вовремя остановились, но мы попрали любовь и верность. И стало отвратительно.

Ее голос затих, глаза затуманились. Снова тайны.

– Той ночью я узнала достаточно, – задумчиво пробормотала она. – Никогда не считала себя дурой, но, кажется, была ею.

Мелани снова коснулась руки подруги:

– Наверное, ужасно узнать, что Стюарт изменял тебе еще до свадьбы.

– Что? – Кирби моргнула, вернувшись к реальности. – Ах, это… Да, это тоже.

– Тоже? А что еще?

– Ничего. – Она покачала головой, прогоняя воспоминания. – Это теперь мертво и похоронено.

– Я чувствую себя ужасно. Черт подери, сама же вас и познакомила.

– Возможно, ты должна побрить голову в знак раскаяния, но я советую тебе забыть об этом.

– А ты сможешь?

Губы Кирби изогнулись в улыбке, брови приподнялись.

– Неужели ты все еще припоминаешь мне Андре Файетта?

Мелани сложила руки на груди.

– Прошло пять лет!

– Шесть, да кто считает? – Кирби, усмехнувшись, наклонилась. – К тому же вряд ли стоило надеяться, что сексуально озабоченный французский студент гуманитарного факультета обладает хоть каким-то вкусом.

Мелани надулась.

– Он очень привлекателен.

– Тем не менее примитивный. – Кирби старалась подавить усмешку. – Никакого блеска, Мелли. Ты должна благодарить меня за то, что я его соблазнила, пусть неумышленно.

Адам решил, что пора обнаружить свое присутствие, и вошел. Кирби взглянула на него и улыбнулась. От ярости и холодности не осталось и следа.

– Привет, Адам. Поболтал с папой?

– Да.

Адам, взглянув на Мелани, обнаружил, что вблизи она выглядит еще более ошеломительно: идеальное лицо, идеальная фигура, скрытая бледно-розовым платьем, стильным и в то же время простым.

– Я вам помешал?

– Мы просто сплетничали. Мелани Бэрджесс. Адам Хайнес. Адам погостит у нас несколько недель.

Адам пожал тонкую руку с розовыми ноготками, мягкую и изнеженную, лишенную грубых мозолей, покрывавших пальцы Кирби. Он спросил себя, что из случившегося за последние сутки могло заставить его предпочесть ухоженной женщине, улыбавшейся ему, неопрятную художницу. Наверное, с ним что-то не так.

– Тот самый Адам Хайнес? – Улыбка Мелани потеплела. Она слышала о нем, его безукоризненной родословной и блестящем образовании. – Ну конечно, это вы. К этому месту художников притягивает словно магнитом. У меня есть одна из ваших картин.

– Правда? – Адам поджег ее сигарету, затем свою. – Какая?

– «Этюд в голубых тонах». – Мелани склонила голову и улыбнулась, глядя ему в глаза, – нехитрая женская уловка, которую она усвоила сразу, как научилась ходить.

Кирби внимательно наблюдала за обоими. Два таких необыкновенных лица. У нее зудели кончики пальцев запечатлеть черты Адама в бронзе. Год назад она вырезала лицо Мелани из слоновой кости – гладкой, прохладной и прекрасной. В случае же с ним она бы стремилась передать внутреннюю силу его натуры.

– Я хотела эту картину. Она впечатлила меня, чуть до слез не довела, – продолжала Мелани. – Но едва не упустила ее. Помнишь, Кирби? Ты же была там.

– Помню. – Она посмотрела на Адама – ее глаза светились искренностью и любопытством, она не делала попыток заигрывать, в отличие от подруги. – Я испугалась, что она сорвется и опозорится, поэтому пригрозила купить ее. Папа пришел в ярость, когда узнал, что я этого не сделала.

– Дядя Филипп мог бы и так уже снабжать Лувр, – заметила Мелани, пожав плечами.

– А кто-то просто коллекционирует марки… – улыбнулась Кирби. – Натюрморт в моей комнате – работа Мелани. Мы учились вместе во Франции.

– Не спрашивайте, – быстро произнесла Мелани. – Я не художник. Я дизайнер, и притом довольно посредственный.

– Только потому, что боишься запачкаться.

Мелани склонила голову, не выразив согласия, но и не опровергнув замечание.

– Мне пора. Передай привет дяде Филиппу. Не хочу беспокоить его.

– Останься на ланч, Мелли. Мы не видели тебя два месяца.

– В другой раз. – Она плавно поднялась, видно, ей с детства привили манеру держать себя: грациозно вставать, ходить или даже просто сидеть. На Адама пахнуло ароматом «Шанели».

Он тоже вскочил.

– Увидимся в выходные на вечеринке. – Улыбнувшись, Мелани протянула ему руку. – Вы ведь тоже придете?