Кладбище забытых талантов Мельн Игорь

Благодарности

Посвящается всем, кто верил.

Всем, кто не верил – посвящается вдвойне.

Ли. Ле. По. Кс. Ан.

Талант №1. Умение выслушать приговор

Существует несколько причин, почему эта история начнется немного раньше того момента, когда Юрий со мной встретится. Во-первых, нужно осветить важный момент его жизни, а во-вторых, иначе было бы просто невежливо, поскольку наши судьбы переплетены в круговороте последовавших событий.

И вот теперь я могу начать.

В детской городской больнице собралось немало людей. Так вышло, что лучи солнца не достигали этого крыла этажа, отчего господствовал полумрак. И все равно люди давали о себе знать, наполняв коридор шумом десятков голосов. Была в этом и приятная сторона: своими дыханиями и раздраженными от ожидания лицами они согревали окружение, а смесью духов перебивали зловонный больничный запах.

На скамье в ожидании своей очереди томился юноша. От мысли, что он вот-вот переступит порог комнаты и получит ответ на вопрос, который терзал его долгие годы, внутри все холодело. В поисках тепла он вжался в деревянную спинку сиденья. Стало легче. Тонкая рука, будто выжатая после стирки, скользнула по лакированному дереву. Ледяное. От этого холода он застыл, наблюдав за многообразием окружавших его сюжетов.

Сидеть спокойно не получалось: ноги болтались на весу, ладони разминали короткие пальцы, смахивали капли пота со лба и поправляли взъерошенные волосы, от одного вида которых можно было подумать, что на голове поселился еж, очень странный еж.

Одним словом, волнение.

В попытке отвлечься мысли юноши крепко зацепились за порядковый номер кабинета. Четыре. Четыре стороны света. Четыре времени года. Четыре стихии природы. Четыре всадника Апокалипсиса… До того дня враждебности к числу он не наблюдал, но теперь готов был согласиться с суеверными японцами, для которых оно означает смерть.

Хлопок дверью вывел юношу из размышлений. Числа оказались настолько занимательными, что он пропустил препятствие, которое между тем уже схватилось бордовой вельветовой перчаткой за дверную ручку. Проворная и наглая женщина, верно не знавшая о существовании живой очереди, посчитала остаться в счастливом неведении. Ее дамские губки, собранные в округлый алый пучок, растянулись в знак предстоявшей победы.

Раздался праведный гром.

– Тута очередь, – сказала бабушка, что наблюдала за волнением юноши на протяжении получаса.  – За хлопчиком будете.

– За каким еще «хлопчиком»? – Женщина невольно цокнула и оскалилась, сверкнув в полутьме белыми зубами, зашипела. Однако она быстро натянула гримасу удивления и для верности мельком взглянула на скамью. Юноша зашевелился в попытке встать. – А! Молодежь. Самое прекрасное время в жизни: ни тебе домашних забот, ни тебе работы. Да и мне же только спросить!

Спасти юношу можно было одним способом, нечестным, но действенным. Только женщина развернулась, чтобы завершить начатое, как бабушка указала на ее место в жизни, заметив ужасную прическу. В ответ посыпалось мнение о некрасивости лобных морщин и бородавки на носу. Слабые искорки гнева вспыхнули, обернувшись бранью на повышенных тонах.

Тем временем юноша и не думал встревать в спор и слушать обоюдные оскорбления. Он лишь соскользнул с сиденья и незаметно заковылял в сторону двери. Когда он подобрался к женщине вплотную, в нос ударила сладость духов невиданной ужасности. Дышать было невозможно, но, что хуже, эта гадость, казалось, оседала на языке. В попытке не кашлянуть он резво преодолел остаток расстояния и вжался ладонью в дверную ручку. Юноша исчез в проходе и неслышно прикрыл дверь, несколько раз поблагодарив старую спасительницу.

От яркого света глаза вспыхнули острой болью и мгновенно захлопнулись. Поморщился юноша как-то вяло, словно нехотя, и это было его особенностью. Игра лица всегда получалась у него скудной. Даже в приступах искреннего смеха уголки тонких губ расширялись немногим более, чем у известной картины, а удивление сопровождалось едва заметным поднятием бровей.

Какое-то время, закрыв лицо рукой, юноша приучал глаза к яркой обстановке и отдался остальным ощущениям. Звук трения острия ручки о бумагу стих, но затем продолжился. Внутри было теплее, чем в коридоре, отчего щеки побагровели, заложило нос.  Наконец-то удалось окинуть взглядом помещение.

У дальней стены за потертым обветшалым столом сидел мужчина, десятки лет которого уже не удавалось сосчитать по пальцам одной руки. На столе виднелась излишняя скромность: истории болезней, подставка под шариковые ручки и литература медицинского назначения. Два шкафа окружали доктора сзади и сбоку поодаль. Один был забит разного рода документацией – среди стопок бумаг мужчина быстро отыскал нужную, – а другой назначался для хранения лекарств, что могли понадобиться в трудных случаях. Краска на стенах осыпалась повсюду, забившись в плинтусы и щели дощатого пола, но самые крупные изъяны были умело скрыты плакатами с памятками о частых болезнях.

Все рушилось, выглядело непривлекательным, точно одежда от старшего брата.

Властвовал кабинетом Александр Геннадиевич, сколько юноша себя помнил. И даже больше. По случаю стольких лет порядочной службы много раз появлялась возможность сменить лачугу если не на хоромы, то хотя бы на достойное место. Однако он отказывался без раздумий, говорив что-то про пациентов, и всегда повторял на этот счет мысль, что врачу не нужно ничего лишнего, отвлекающего.

Каждый раз при встрече юноша не мог унять восхищения, что ярко отражалось в блестевших глазах. Александр Геннадиевич привык сутулиться, боявшись задеть волосами побелку потолка, и предпочитал чаще сидеть, чтобы пациенты не поднимали голову до хруста в шее.  Про свой рост он отшучивался, говорив о том, что в детстве за один раз выпил литр молока и мгновенно вырос на десяток сантиметров. Сам он знал: молоко ни при чем.

– Здравствуй, Юрий, – сказал Александр Геннадиевич и взглядом указал на стул подле него. – Давно уж не виделись… Как успехи? – И, не дав начать рассказ, он встрепенулся и вытянул указательный палец вверх. – Точно, пока не забыл! Сейчас многие обращаются с укусами насекомых. Не замечал на себе? Никаких серьезных инцидентов, но раны нетипичны, никто не знает, что за представитель фауны такой.

Случилась короткая беседа, нужная скорее для успокоения. Поразительно, как от человеческого общения, каким доктор владел в совершенстве, считав важнейшим в его работе, улетучилось волнение. Понемногу юноша разговорился, осмелел. И эта храбрость пригодилась, когда пришло время изнурительных испытаний. Не выдержать их означало крах.

Вначале Александр Геннадиевич повел юношу через коридор в другой кабинет. Наглая женщина неожиданно пропала или же затаилась в темном углу. В процедурной комнате, помимо иного гимнастического снаряжения, располагалась новая гордость захудалой больницы.

– Наша беговая дорожка, недавно привезли. Блестит и сияет еще.

– Я думал, вы против дорогой техники.

– В другом случае мы бы ограничились бегом на месте, но ты же у нас уникальный.

Это было сказано без тени укора, напротив, от тона Александра Геннадиевича любой бы поверил, что его недуг на самом деле великая способность.

Гладкое автоматическое полотно едва возвышалось над полом; от него простирались косо вверх перила, обрамлявшие коробку передач. Юрий аккуратно подступал, точно дики зверь, маненный едой от человека, и умолял бесчувственную машину поддаться. На запястье защелкнулся поясок датчика, на табло которого тут же вспыхнули числовые значения его здоровья.

И они начали.

– Попробуем с малого.

Широкий палец легко коснулся одной из кнопок на коробке передач, и дорожка резко шевельнулась, но затем поползла медленно, как ленивая улитка. Это ничем не отличалось от размеренной ходьбы.

– Вижу-вижу! Сейчас добавлю скорости.

Всего несколько кнопок вытряхнули наивную радость – теперь это выглядело настоящим испытанием.

Через четверть минуты к лицу Юрия в полной мере прилила кровь. Ручейки пота текли со лба и собирались лужицами на широких бровях. Сначала юноша дышал носом, трепетавшим, как крылья бабочки, но вскоре стал хрипло захватывать воздух ртом. Горло иссохло, окропив язык горько-соленым привкусом.

На датчике – сорок одна секунда.

Александр Геннадиевич не мог видеть этой пытки и выключил беговую дорожку. Показатели на табло нахмурили его брови, соединив одну с другой. Он внимательно посмотрел на юношу с мыслями о том, что это только первое упражнение. И Юрий уже не справился с ним!

– Конечно, тебе лучше не бегать, но, если вдруг придется, старайся чаще перебирать ногами. Ты делаешь видимый упор на сильную левую, потому что правой хромаешь, из-за чего она устает. Равномерное распределение позволит снизить боль в мышцах, но, естественно, уставать будешь больше.

Мужчина сосредоточился на записи полученных данных в тетрадь, но скрыть выражение глаз, изменения, случившиеся в них, не сумел. Юрий обхватил перила, чтобы не упасть, и смотрел на беговое полотно, в его черноту, видев в ней образы скорого разговора. Юноша корил себя, но все же надеялся, что в следующий раз отличится большим успехом.

О какое разочарование ждало его!

– Отожмись от пола.

Юрий не скрывал стараний и показал все силы слабого тела. Лоб его продолжил поливаться жидким после первых же рывков, суставы привычно скрипели, подобно ржавым дверным петлям, и руки тряслись, как трава на ветру. На третий раз он рухнул на пол, встряхнув облако пыли. На помощь пришел Александр Геннадиевич и после того поставил крохотный крест в тетради. Несмотря на усталость, юноша вымолил последний шанс.

Приседать оказалось сложнее. Юрий терял равновесие, хватавшись за ближайшие тренажеры, но на этот раз его поддерживали две мужские руки, отчего он не боялся упасть на пол. Казалось бы, простое задание, эти приседания, но хилые ноги если и могли согнуться, то свободно вернуться в обратное положение удавалось в меньшей части случаев.

– Достаточно, – твердо сказал Александр Геннадиевич, тяжело переносивший чужие страдания.

В прежнем кабинете Юрий слишком беспечно от усталости сел на стул, отчего деревянные ножки затрещали и заскрипели. Частое дыхание, достойное загнанной ездовой собаки, еще долго не отпускало его. От довлевшей головной боли виднелись темные пятна; они скакали на угрюмом лице Александра Геннадиевича, когда юноша глядел в облачное небо. Переговоры грачей за окном слышались слабо из-за пелены, что поглотила все звуки, кроме раздражительного царапания ручки о бумагу.

– Юрий, твой долгий курс лекарств закончился. Сегодня ты показал, что это было нужно – ты без усилий можешь передвигаться, поднимать разные по тяжести предметы и даже выполнять физические упражнения. Да, с трудом и лишь малую часть, но это наш с тобой огромный труд. Ты согласен?

Во время разговора доктор ощупывал мышцы, переминал их, нагоняв то легкую щекотку, то боль. Юноша наблюдал за широкими, как полотно лопаты, руками, на которых даже под халатом различались могучие мышцы; и вдруг он мельком глянул на свои, дряблые, мелкие, недоразвитые.

– Да, – удрученно сказал Юрий. Он знал, что настолько отдаленно от главного начинают, когда хотят сообщить страшную весть. – Вы обещали быть со мной честным. Пожалуйста, не забывайте о своих словах.

Шапочка сползла с круглой головы, а вместе с ней улетучилась внешняя молодость. Александр Геннадиевич не выглядел по возрасту, однако безволосая голова, где остался только седоватый ободок на уровне ушей, уверяла в обратном.  Он потер сначала морщинистый лоб, а затем утомленные глаза, печаль в которых добавляла ему сотню лет.

В воздухе почувствовался запах беды.

– Ты прав. Скажу прямо…  – Он развернул кресло в сторону юноши, встретившись с его поникшим взглядом. – Твои мышцы окрепли, но выздоровление идет слишком медленно. Если ты и придешь в нужную форму, то лишь к глубокой зрелости.

– То есть…

– Именно так, мальчик мой. Существует второй курс лекарств, но шанс скорого излечения крайне мал. – Он заглянул в медицинскую карточку. – А тебе, как я полагаю, очень скоро предстоит выбор профессии. Что ты об этом думаешь?

– Вы знаете, кем я хочу стать.

– Знаю. Но сегодня ты должен был сделать выводы.

По другую сторону оконной рамы черный кот, словно маленькая девочка перед витриной сладостей, наблюдал за событием в кабинете. Необычайно осознанный взгляд перемежался от человека к человеку, и усы подрагивали от волнения – ему не терпелось узнать, чем завершится многолетняя борьба человека.

– Хочешь совет? Ты открылся мне – я ценю это! – и рассказывал про космос, полеты и все в этом духе. Я тебя понимаю: моя жизнь тоже сложилась совсем не так, как я хотел. Не думай, что мне нравится каждый день видеть страдания детей. Отнюдь!

– Кем вы мечтали стать?

– В детстве? – Александр Геннадиевич почесал подбородок, устремив взгляд на плафон люстры. – Да никем, собственно. Осознание пришло ко мне слишком поздно, потому-то я и восхищаюсь тобой. Если бы я решил раньше, может, все сложилось бы иначе. Безусловно, иначе!

– Вы не ответили…

– Мне было столько же лет, сколько и тебе сейчас. Может, больше, может, меньше… – Он зацепил взгляд на юноше, будто раздумывал, стоит ли доверять секрет. Видимо решив, что за десяток лет они подружились, продолжил: – Писательство. Прохладными летними ночами я любил, пока все спали, включать теплый свет лампы под одеялом и, стиснув карандаш в зубах, портить бумагу. Стоит сказать, что порой получалось даже неплохо…

– Как вы смогли бросить любимое дело?

– Понимаешь, времена были другие. Нужно было зарабатывать настоящие деньги, а не надеяться…

– Нет, – перебил Юрий. – Я спрашиваю «как». Просто мне тоже это нужно будет сделать.

– Нетрудно догадаться. – Доктор несколько раз дернул халат за борта. – Медицина тогда была единственным выходом, с каждым днем я все больше погружался в науку и… забыл о писательстве. Это прошло само. Хотя у тебя, подозреваю, так не получится. Никому другому я бы не пожелал этого, но попробуй найти то, что будет тебе нравиться и что ты сможешь осилить. В конце концов, это может быть что-то около космонавтики.

– Забыть, – повторил юноша, как выученное накануне слово. – А есть лекарство, которое поможет забыть?

Александр Геннадиевич подумал, что, несмотря на приглушенные эмоции, Юрий шутит. Однако застывшие глаза и твердость голоса выдали его. В тот момент юноша искренне просил помощи в нелегком деле.

– Почему же ты так хочешь стать космонавтом?

– Я хочу быть таким же, как они, бесстрашным первооткрывателем, служить на благо науки. Хочу сбежать из этого серого пыльного города и оказаться вдали от родителей. Я люблю их, но трудно видеть, как мать плачет по ночам, а отец устает на двух работах. Хочу другой жизни без этой болезни…

Слезы лились медленно, как молодые струи источника, и Александр Геннадиевич приобнял юношу. Сквозь складки халата чувствовался оделокон, напомнивший отцовский. Юрий видел отца лишь ранним утром и поздним вечером, бессильно падавшего на диван; когда они в последний раз проводили время вместе, никто из них не помнил.

– Знаешь, что я думал в детстве? Что все советы – это полная чушь. Сейчас же сам их даю. Не слушай меня, не слушай вообще никого. Ты и сам сможешь сделать выбор, и не важно, правильным он будет или нет. Слушай свое сердце и держи под рукой любящих тебя людей.

Он отстранился, чтобы достать из ящика стола листок.

– Ты уже достаточно взрослый, чтобы самостоятельно решить: продолжать лечение или отказаться от него.

– Я не могу так… Мои родители потратили на меня много денег. Мы переехали в тесную квартиру, скромно питаемся, отец изнуряет себя, к тому же… Хватит с них!

– Подумай несколько минут на этот счет, – сказал Александр Геннадиевич.

– Я все решил. Если космонавтом не быть, смысла в лечении тоже нет. Выберу профессию по силам… Что-нибудь ведь должно найтись!

– Хорошо. Поставь здесь свою подпись и обязательно оповести родителей.

Синяя паста оставила тонкий памятный завиток на бумаге.

Печальный взгляд Юрия вновь зацепился на окне. Ему показалось, что кот насмехался над его решением. Чувство скверное, когда весь мир за двадцать минут теряет краски, а над тобой насмехается неизвестный уличный кот. Как и водится в жизни, впечатление было обманчиво: в глубине шерсти он, напротив, сожалел.

– Спасибо, – сказал юноша и случайно сунул миниатюрную ручку в карман штанов. – За все, что вы сделали для меня, за все эти годы. Наверное, тогда мы больше не увидимся.

– Удачи тебе, мальчик мой. Помни: сердце и близкие люди.

Талант №2. Умение доверять черным котам

После физических упражнений ноги болели, и высокие ступени больничной лестницы преодолевались с трудом. Сначала, державшись за ветхие перила, Юрий спускал здоровую ногу, а после аккуратно приставлял хромую. Так продолжалось два долгих пролета, пока не показался дверной проем.

В тех редких лучах октябрьского солнца привиделись родители. С дрожью и хрипом в голосе он убеждал их прекратить лечение. Но разве мать послушает его, разве не позвонит Александру Геннадиевичу и не будет слезно просить выписать еще лекарств, разве не накричит на него за то, что позволил отказаться?

Из подсобного помещения, что находилось справа от выхода, в последний момент вылетел черный кот. На поворотах когти его несколько шаркали по полу. Он пожелал покинуть больничное здание в ближайший миг. Чтобы не наступить на длинный хвост, юноша напряг все больные мышцы и резко одернул ногу, вскрикнув от боли. И если бы не дверной косяк, послуживший опорой, он бы беспомощно распластался на полу.

Юрий щедро осыпал бранью все семейство кошачьих, перед тем как наконец выбрался из здания. На крыльце он остановился, прицелившись хмурым взглядом в обидчика. Кот пробежал по тропинке и прыгнул через белесый бордюрный камень в траву, не подав вида раскаяния.

За такой темный окрас кот был обижен на жизнь, поскольку прохожие чаще всего прогоняли «несчастливого». Несмотря на худое брюхо, он казался даже больше своих собратьев, что могло быть из-за пышной шерсти, но та была короткой. Непомерно длинный для дворовой породы хвост извивался, загребав листья в траве, и напоминал змею из рода мамб.

Это без сомнений был тот же кот, что сидел на оконной раме.

– Не веряй у приметы.

Скрипучий голос раздался со стороны входа в больницу. На скамье одиноко сидела старуха, к которой кот запрыгнул на колени и жалобно потребовал ласки. Верно, она посчитала, что юноша застопорился из-за перебежавшего ему дорогу черного кота.

– Я-то недалече живу, часто вижу его. Я веряю, что усе они приносят токмо счастье.

Когда черная голова вынырнула из морщинистых рук, человеческое сознание тотчас же выдало кличку Насмешник. Случилось это из-за морды, с которой мнимая эмоция не пропадала, и прерывистых глухих звуков, словно язвительных «хе-хе» на кошачий лад. Нельзя же вечно растягиваться в подобной улыбке – лицо, или в данном случае морда, будет болеть. Однако кот доказывал иное, и с ним трудно было спорить.

Получив ласки от старой женщины, Насмешник беззвучно спрыгнул на землю и потянулся к Юрию. Он терся о край штанов и, когда лодыжка приоткрылась, уколол ее острым когтем. Юноша вскрикнул от неожиданности и посмотрел на каплю крови, что размазалась по ноге. Он укоризненно глянул на кота, который промаршировал в сторону, возвысив хвост, словно выполнил важную задачу.

– Во-о… – протянула старуха. – Это он так играется. Иные коты и не подойдут к человеку, а этот воно как внимание привлекает. Глядишь, покажет чот интересное. Коты, они ведь лазают по усем закоулкам да знают больше нашого.

Насмешник уселся посреди тропинки неподалеку от дуба. Теперь же он мимолетно взглянул на здание пищеблока, живо изобразив несправедливость на морде. Сочный аромат разносился ветром по всей территории больницы, и кот первым определил сладкий запах мясной подливы, печально сглотнув слюну. Он ожидающе посмотрел на юношу, но тот лишь вывернул карманы, где лежали несколько монет и связка ключей.

– У меня даже ничего нет, а он голодный, наверное…

В ходе фразы Юрий повернулся в сторону старой женщины, и сердце его забилось чаще. На скамье, откуда только доносился скрипучий голос, было пусто. Ни следа присутствия человека. Не могла же она бесшумно пройти в больницу, пока юноша разглядывал кота.

Начало странных событий был положено.

От удивления ладонь ослабила хватку, и ключи стукнулись о землю. Подбежав на звук, Насмешник прикусил острыми клыками металлическое кольцо связки и —каково было удивление юноши! – приподнялся на задних лапах, точно сурикат. Юрий обрадовался необычной воспитанности животного и потянулся рукой, однако кот резко устремился вперед и замер лишь на повороте тропинки.

– Мяу, – сказал он необычайно громко и четко, несмотря на занятый рот.

Это звучало подобно вызову. «Попробуй отбери», – говорил на самом деле он.

После нескольких обманов Юрий унял надежду на возвращение ключей и уже думал, что проще сделать новые. Однако он все же следовал за проказливым созданием, уши которого должны были накалиться от проклятий. Было видно, что проводник двигался в осознанном направлении, и юноше даже стало любопытно, что может показать человеку кот. Как оказалось, многое…

Позади здания больницы недалеко от железной ограды располагалась одинокая пристройка. Старая деревянная дверь ее закруглялась кверху, а крыша, выстланная черепицей, полого клонилась к земле и впивалась в нее. Солнечные лучи развевали мрак только на первых трех ступенях, что удалялись на неизвестную глубину. В бесстрашии перед тьмой Насмешник засеменил вниз и слился с окружением. Позвякивание ключей стихло; даже засвистел холодок, будто подвал поглотил кота и издал довольный звук.

Пустой желудок намекнул на желание возвратиться домой, где его ожидал обед.

Приключений не хотелось, но потушить накалившийся интерес оказалось трудно, да и попасть в квартиру без ключей было бы проблематично. Людей по близости не оказалось, а значит никто не мог удержать юношу, и с щекотавшим чувством опасности он отправился внутрь.

Темнота. Холодная, липкая, она окутывала тело юноши, заползала под одежду, лохматила волосы и въедалась в глаза, ставшие бесполезными. В нос вонзился запах сырой земли, цемента и чего-то неизвестного. Грязные капли влаги с потолка метили в Юрия, и одна из них разбилась о щеку на несколько мелких, которые поспешили по складкам к уголкам рта. Он поморщился и протер лицо рукавом свитера.

Причиной же отсутствия света была неисправность источника, а после уже простое нежелание его чинить. В этом месте неизвестным образом перегорали новые лампы, обрывались электрические провода и даже с трудом работали принесенные фонари. Рабочие винили во всем особый состав почвы, но Насмешник имел другую точку зрения, о чем и хотел поведать.

Рассыпчатые ступени уводили вниз, пока поверхность не выровнялась. Юноша продвигался медленными шагами, ощупывав холодную стену и пространство перед собой. Кончики пальцев чувствовали некую странность: едва различимая вибрация исходила от бетона, настолько слабая, что ее можно было счесть за игру воображения.

Юрий прислонил ухо и услышал биение сердец. Первое принадлежало ему и заходилось в ритме страха, а второе медленно, но гулко отдавало толчки в стену и порождало странное трение, похожее на звук жидкости. Как же он пытался заставить себя думать, что это грунтовые воды, которые ударяются о наружную часть стен и с шорохом протекают мимо. От резкого кошачьего голоса юноша вздрогнул и, старавшись не думать о сердцебиении, отправился дальше по коридору.

В конце туннеля обнаружилась металлическая дверь, из-за которой проникал редкий свет настенной лампы. Она позволила рассмотреть многополочные стеллажи, заполненные строительными материалами, горы металлолома, отдававшие в воздух железистый запах, и почившие предметы мебели. Верно, больница хранила здесь совсем старые, негодные вещи.

Живот пронзительно заболел, а коленки затряслись в страхе. На мгновение юноша боялся шевельнуться и всматривался в окружение.

К несчастью, там оказались не только перечисленные выше вещи.

Каждый участок комнаты погряз в липкой слизи, исходившей от черных щупалец, что напоминали пиявок. Это нечто просачивалось сквозь стены, поскольку они были облеплены слизью полностью, а уже от них вязкие нити тянулись дальше. Пол представлял собой темный ковер, где, словно спасительные островки, находились промежутки бетонного покрытия. С потолка свисали частые отростки, которые вполне можно было принять за корни деревьев; они чуть покачивались из стороны в сторону, хотя не ощущалось ни малейшего сквозняка.

Сомнительно, что кто-нибудь видел худшее место.

Насмешник спокойно прыгнул на островок и велел голосом поступить так же. Однако осознание опасности накатило мощной волной: три куска металла не стоили жизни. И юноша невольно попятился к выходу, задев кроссовкой лежавшее подле дверного проема щупальце. После того черные отростки стянулись на проходе в виде паутины, а несколько из них устремились навстречу нарушителю.

Волей ситуации Юрий неуклюже прыгнул на место кота, который в свою очередь переместился на следующий островок. Ему повезло приземлиться, не задев край скользкого ковра. Щупальце ударилось о пол в том месте, где почувствовало врага, некоторое время рыскало вокруг, но вскоре успокоилось.

Насмешник ловко прошел опасную зону и оказался подле стола, над которым крепилась настенная лампа. Поверхность стола была окутана слизью; но кот нашел чистую часть с краю и уселся, стал ждать. Юрий преодолел островки с трудом, поскольку каждый прыжок отдавался резкой болью в хромой ноге, и наперво выдернул ключи из кошачьей пасти.

Тотчас же внимание привлекла записная книга, обвитая щупальцами в форме неглубокой воронки. Рядом под слоем слизи лежал складной нож, и юноша мгновенно нашел ему применение. Послышался обреченный вздох: придется коснуться вязкой жидкости, что вполне могла оставить на коже ожог или раздражение.

Взгляд кота был всецело направлен на воронку, щедро полившую книгу слизью. В надежде найти ответы на глобальные вопросы человечества Юрий аккуратно сунул руку между витками щупалец. Как только кончики пальцев достигли твердой тканевой обложки, влажной от жидкости, победный трофей медленно направился вверх. К счастью, обошлось без задевания темных отростков.

Благодаря твердой обложке набухли только края страниц – в основном бумага и синие чернила не пострадали от слизи. По форме записей выяснилось, что книга представляла собой ежедневник, куда владелец вносил расписание рабочих дней, важные дела, списки покупок, быстрые заметки и прочие мысли. Однако несколько листов были вырваны из тетради в клетку и аккуратно вложены.

В тусклом свете лампы юноша напряг зрение и начал читать.

«На днях мы с Серегой поболтали, как докатились до такой жизни. Говорит, мол, не слушал родителей, в школе был круглым двоечником, не закончил и пошел работать на стройку. А ведь думал на летчика потом… Но это все не важно. Он выдал интересную прямо-таки поэтичную мыслю. Он сказал, что теперь его хотение лежит в дальнем черном ящике и уже поздно хотеть. Я, конечно, попытался кое-как друга успокоить, но дело не в этом. Мне понравилась его мысля. Аж привиделся мне этот ящик буквально, со множеством отсеков, и в каждом отдельная папка такая с документами, прямо как личные дела на людей в иностранных фильмах. Только тут будет с детскими мечтами.

В последнее время Сереге осточертело быть грузчиком, но я отношусь к этому как-то спокойнее. Работа есть работа. Платят крохи, да, но семью кормим – и то хорошо. Но не об этом… Я вот подумал тут. Странно, что вообще не помню, кем хотел стать в детстве. Не мог же я ни о чем не мечтать?».

Несколькими днями позже запись продолжилась.

«Что-то мысля про черный ящик не дает мне покоя. Зараза! Но недавно я сам выдал кое-что другое. Почему-то вспомнилось, как в детстве закопал на заднем дворе игрушечные машинки, солдатиков…».

В очередной раз Юрий перевернул страницу, и с потолка на руку упал волосатый жук неизвестной породы. От страха юноша встрепенулся и выронил дневник; он упал на свободное от щупалец место, но легкие страницы выпали и закружились по всей комнате.

Случился момент тишины, в какой сердце неистово пыталось проломить ребра и вырваться наружу.

Слизь почувствовала легкие прикосновения бумаги. Все щупальца взметнулись вверх в поисках раздражителя и вмиг обездвижили Юрия, вцепившись в запястья и лодыжки. Несмотря на одежду, крепкие путы сжимались так, что конечности синели и холодели. На помощь пришли четыре острых кошачьих клыка, что вонзились в мягкую плоть и раскусили ее надвое. Отросток остался безжизненно висеть на руке.

Беспокойный взгляд на стол, блеск складного ножа, взмах лезвием – и вторая рука тоже лишилась болезненных ощущений. После того освободились ноги. Неприятности росли числом, отчего и кот, и юноша засеменили по островкам к выходу, уклонявшись от нападений. Нож легко разделял гибкие, но плотные щупальца, а кошачий рык замедлял их проворность, будто наводив страх. Вскоре проход был расчищен, и напоследок в липкую темную массу метнулся нож.

Что удивительно, в коридоре из стен не вылезла новая беда. Никто не пытался схватить беглецов, узнавших страшную тайну. Хотя Юрий старался направлять мысли на частое перебирание ногами, во мраке воображалась картина тех ужасов; разум пытался объяснить это путем логики и выдать приемлемый ответ: от малого проветривания подвала и мрачного настроения, что вызвали такие видения, до жутких правительственных заговоров. Тем не менее юноша бежал, словно за ним велась бурная погоня, не жалев больных мышц: пусть они позже будут болеть, но спасут его.

Все это время жалобный кошачий голосок направлял его и в какой-то момент начал возвышаться. Вверху показалось пятно света. Юрий прошел половину ступеней за то время, когда на спуске миновал лишь несколько. И вот нечто крепкое обхватило его за плечи, заслонив свет. От страха юноша вскрикнул, выпустив весь воздух из груди. Больше всего он боялся, что щупальца утащат его обратно.

– Эй, парень, – раздался мужской голос. – Ты что тут забыл?

В стену ударил луч фонаря, что, отразившись, обнажил широкое и ныне красное от удивления и гнева лицо. Мужчина был одет в специальный комбинезон, какой бывает у людей, работавших с пыльными тяжелыми предметами. Перед ним стоял хозяин дневника, страницы которого были разбросаны по всей комнате.

Юрий бегло пытался рассказать об ужасах подвала, но сознание и язык работали крайне неслаженно и получился вздор.

– Ну что ты там застрял? – послышалось со стороны входа.

– Заносите!

Грузчик посветил мигавшим фонарем под ноги товарищам, а свободной рукой прижал незваного гостя к стене, чтобы двое мужчин беспрепятственно прошли мимо них со шкафом на плечах.

– Выверни карманы. Быстро!

На вытянутых ладонях мужчина рассмотрел лишь связку ключей и несколько монет. Для успокоения души он похлопал юношу по карманам штанов и сказал:

– Шагай отсюда, не мешай нам работать!

На поверхности Юрий не мог нарадоваться дневному свету и чистому воздуху, отчего пару минут потратил на созерцание и одышку. Заметив в зубах Насмешника одну из страниц дневника, он понадеялся на продолжение и устремился в его сторону. По мере приближения юноши кот набрал скорости и помчался вдаль.

Талант №3. Умение слышать скрипку

Набережная пустовала. Серый цвет и прохлада наводили на людей тоску, отчего никто не решался сидеть на здешних скамьях вдоль аллеи и любоваться оголенными ветром деревьями. Золотистый ковер из листьев мог бы привнести теплых тонов, но был нещадно собран в пыльные кучи. Поднимавшаяся от воды влага прилипала к коже и заставляла всякий раз вздрагивать. Не слышалось живого крика, писка или рокота – только вой ветра, да скрип качавшихся стволов деревьев. Набережная пустовала.

Смесь гнетущей тишины и спокойствия разбавилась топотом кошачьих лап, а позже и человеческими стонами. Не в силах более стоять, Юрий прислонился спиной к стволу дерева и проскользил вниз, на грубо выстланную щебнем дорожку у края реки. Влажный воздух часто проникал в его ноздри и раскрытый рот, привносив болотистый вкус цветущей воды.

Городские птицы, точно стервятники, беззвучно кружили в небе, собирались в стаи над головой юноши. Он хотел парить в облачной выси вместе ними, подальше от ежедневной суеты, и завидовал созданиям, не знавшим о космосе, не понимавшим близости к нему.

В тот хмурый день Юрий навсегда отдалился от своей мечты, отчего бросать камни в воду доставляло удовольствие: на дне они становились еще дальше.

На другом берегу раскинулся ряд магазинов, за витринами которых различались силуэты. В булочной, как обычно, было много посетителей; хотя пекарь работал во внутреннем помещении, однажды удалось подглядеть за тучным мужчиной, что промок от пота и разминал усталые мышцы. В парикмахерской женщины целый день порхали между кресел с клиентами без возможности отдыха, отчего у многих к вечеру опухали ноги. Неподалеку разместился спортивный зал, где молодые люди поднимали массивные штанги и бегали по автоматическим дорожкам.

Зависть охватывала юношу в часы наблюдения за здоровыми людьми.

Ничто так не доставляло удовольствия, как рассказы о космосе, документальные фильмы о космонавтах, сотня научных энциклопедий и книг. Юрий изучал астрономию, летное дело и сам космос на протяжении многих лет. Мечта его прошла с ним трудное детство, с тех пор как он увидел по телевизору полет человека в космос, и в юности только окрепла. И все было зря? Нет, он не мог так просто забыть об этом…

Но разве с болезнью поспоришь? Разве прикажешь мышцам работать лучше?

Со стороны детской площадки послышалось явление, о каком юноша уже и забыл. Однако оно привлекло внимание и вмиг выбило из головы печальные мысли. Это был смех. Причиной неподходящего в тот час звука были девочка лет семи, что заходилась в радостных криках на скрипучей карусели, и женщина, раскручивавшая механизм. Пасмурность никак не повлияла на их настроение, напротив, они источали счастье, отчего небольшой участок набережной налился красками.

Сладкий запах, исходивший от незнакомцев, волной проносился по набережной, будто на карусели катались не люди, а карамельные сладости – верно, перед забавами они успели отобедать сдобными булками. Юрий с горечью вспомнил, что последний прием пищи был ранним утром, а по ощущениям несколько дней назад. Несмотря на пытку для желудка, он разместился на качелях неподалеку, оперев голову о холодные подвесы, и закрыл глаза.

Головокружение приятно сразило девочку, запутав ноги, и женщине пришлось подхватить ее и приземлить на скамью.

– Кого же нарисуешь сегодня? Мне кажется, дракон – это хорошая идея, но тебе бы нужно потренироваться рисовать лошадей… Или придумаешь какое-нибудь новое животное?

Однако девочка не разделила восторга, неожиданно погасив улыбку, и отвела глаза в сторону. Не раз пухлые губы отрывались друг от друга в попытке о чем-то сообщить, но тотчас же смыкались. Нахмуренные брови дрожали от напряжения, как струны.

– Я красиво рисую? – наконец сказала она.

Женщина отстранилась и взволнованно поглядела на девочку.

– Конечно! А почему ты спрашиваешь?

– А мама говорит, что мне не нужно рисовать. Она вчера посмотрела мои рисунки, а я сболтнула, что хочу учиться рисовать и пойти в школу, где меня научат. Мне кажется, она огорчилась…

В детстве Юрий думал, что родители поощряют все его начинания, потому что он болен, из жалости. Как только он рассказал, что хочет узнать больше про летное дело, родители одолжили у знакомых такую книгу. Если же просил научно-популярный фильм про космос, то в день рождения дорогая кассета оказывалась у мальчика в руках. Конечно, мысли о профессии космонавта они считали детской забавой, но не высказывались на этот счет. Лишь со временем понялось, что родители делали это из любви.

– Она точно так и сказала? Мама, наверное, просто устала. Когда люди устают, им ничего не нравится, поэтому не слушай ее и не бросай рисовать, если тебе это правда нравится. Ты же мечтаешь поступить в художественную школу?

– Еще бы! – оживилась девочка. – Иногда я вижу чужие рисунки. На красивые так и хочется смотреть и смотреть. Я тоже так хочу. Иногда у меня даже получается рисовать что-то красивое, но редко. Зато это очень здорово!

В кроссовку на мгновение уперлось нечто острое. Это был грач, бесстрашная, как оказалось, птица, если посмела потревожить юношу, который от неожиданности чуть не ударил ее. В ответ он обратил взор осуждения, и в его крохотных глазах прочлось: «Эта девочка непр-ременно станет искусной художницей, а ты всю жизнь будешь мучиться на скучной р-работе».

Из укромного места вдруг выскочил Насмешник и замахнулся когтистой лапой, словно в месть за неслышные слова. Грач отозвался гневным карканьем и взмыл в небо, осев на ветви дальнего дерева. Довольный собой, кот грациозного прошел мимо качелей с листком в зубах, после чего ускорился и прыгнул к девочке на руки.

Спустя секунды, какие потребовались для осознания, Юрий встрепенулся:

– Извините, это мое!

– Позволишь закончить? – почти потребовала женщина, не скрывав волнение во взгляде и в голосе.

Так вышло, что она уже расправила упавший на колени слюнявый листок, и Юрий медленным кивком согласился. Бумага переминалась на ветру, шелестела, а между тем глаза метались от строчки к строчке, жадно поглощав текст. Пальто на груди не шевелилось – казалось, она не дышала. Зато постукивала туфлей по земле, словно на каждую точку.

На мгновение Юрий встретился взглядом с девочкой, которая только сильнее прижала черный пушистый ком к коленям, будто юноша потребовал не листок, а кота. Насмешник выглядел радостно, вернув понятное выражение на морду, и звучно замурлыкал, как лодочный мотор. Во рту виднелся еще клочок бумаги, отчего юноша всерьез подумал, что коты используют пасть как карманы.

Билет на концерт в филармонию, помятый, получивший два отверстия от клыков, говорил о том, что владельцу стоило поспешить на представление. Менее чем через час выпускники музыкальных школ покажут полученные навыки, а лучшие юноши и девушки, замеченные жюри, получат приглашение в академию. Только известнейшие классические произведения в аранжировке скрипки и фортепиано.

– Держи. – Вернув листок, женщина выхватила Насмешника из рук девочки, впилась острым носом в шерсть и прошептала: – Этого не может быть… Неужели это ты?

Слов в долгожданном продолжении истории оказалось немного, что, помимо разочарования, вызвало недоумение: что женщина так долго и взволнованно читала? От томления строчки вмиг заняли внимание, заставив последние слова незнакомки остаться не услышанными.

«… но вообще не помню, почему закопал. И вот мне в голову пришла другая мысля. Может, где-то есть такое кладбище, где закопаны… нет, даже похоронены наши детские мечты. А происходит это, когда мы взрослеем и забываем, как и случилось с Серегой».

Следующая запись на листке датировалась уже другим днем и не была связана с мечтами.

– Это не ты написал, верно? – Женщина пристально посмотрела на Юрия, отчего он почувствовал себя преступником, жар его лица чувствовался на расстоянии. – На это указывает несколько вещей. Во-первых, ты позволил мне, чужому человеку, так просто прочитать твои мысли. Во-вторых, ты очень пристально читал страницу, как бывает только впервые. И в-третьих, я просто хорошо предчувствую.

Воздух пропитался стыдом: каждое слово оказалось правдой. Юрий испугался, что перед ним сидит сыщик, которому не составит труда по его болезненному виду определить, что он был в больнице, а там по следам и свидетелям найти владельца дневника и билета… И всем рассказать о воровских наклонностях юноши. Однако женщина лишь дотронулась его руки, подтянув ближе к скамье. Сладкий запах выпечки едва не заставил желудок истошно зарычать.

– Ух ты! Ты тоже идешь в филармонию? Ох точно! Мы ведь засиделись, скоро уже начнется. Пойдешь с нами?

Путь в филармонию лежал через аллею вдоль набережной, протягивался по мосту через реку, а дальше по нехитрому ходу между улочек… Ничего трудного, но это все нужно было преодолеть в скором времени, ведь опоздавших на представление не принимали, чтобы не сбивать музыкантов.

В тот момент, впрочем, как и в любой другой, хромота Юрия пришлась не к месту. Женщина – она представилась Кристиной –  заметила недуг юноши, но расспрос опустила. Катерина, ее племянница, была не такой мрачной и закрытой, какой показалась на первый взгляд, и все время радостно скакала вокруг нового знакомого; порой она заговаривала о болезни, но всякий раз получала неодобрительный взгляд от тети. Их сопровождал Насмешник; он то появлялся, то исчезал, отвлекавшись на явления природы.

При первых словах истории Юрия пухлое лицо Катерины налилось мрачностью, она усмирила игривость и поравнялась с тетей, ухватив ее за руку. Юноша рассказал вкратце о своей болезни, мечте и больничном подвале, опустив жуткие подробности. Девочка, равно как и женщина, задумчиво глядели на водную гладь, заходившуюся рябью от ветра.

– И мне тоже нужно будет забыть о рисовании?

– Нет. Ты никогда не поступай, как я, или потом будешь жалеть. Не забывай мечту…

Невообразимая ирония! Часом ранее юноша сам отверг мечту, а ныне утешал маленькую девочку, говорив обратное. Верно, он это понял, отчего на лице прояснилось печальное выражение.

Кристина вновь взволновалась, вспомнив про кладбище, и заговорила:

– Ты же слышал эту историю раньше? Нет? Многие пугают своих детей, чтобы слушались, страшным чудовищем, что забирает шкодников на старое кладбище, к другим детям.

Родители редко ругались на сына и такие угрозы считали неприемлемыми, да и сам болезненный мальчик не отличался баловством по понятным причинам. Однако Юрий бегло перебрал воспоминания и уже не был уверен, что не слышал подобного в детстве от ровесников.

– Мало кто знает, что изначально легенда гласит о существе который забирает именно желания, стремления, в том числе и мечты. Если у многих эта история ходит на языке как шутка, то мои предки передают ее поколениями.

– Умудрился же грузчик придумать такое…

– А если он просто побоялся написать правду? Что, если он попал на кладбище, а потом вернулся? Или узнал от того, кто вернулся? – Женщина поймала скептический взгляд, к какому она привыкла за свою жизнь. – Я работаю в антикварной лавке, где есть много старинных вещей, но записей об этом кладбище нет нигде. Только моя семья знает, да и не все верят. – Она достала из кармана визитную карточку. – Вот, приходи, если захочешь.

В пылу разговора, воспоминаний и раздумий Кристина не заметила, как рука племянницы выскользнула из ее ладони, а сама девочка с любопытством принялась рассматривать нечто в траве. Вдруг Насмешник замер, вздыбил шерстку и кратким рыком предупредил всех о беде.

Кот напряг лапы, чтобы преодолеть расстояние прыжком, а Кристина начала рыскать в сумке, но Юрий сдвинулся с места быстрее них. Внутренний голос подсказывал, что кошачий рык звучал по той же причине, что и в подвале, даже в одинаково злостном тоне. Он заковылял ближайшей скамье и, схватив с нее горлышко разбитой бутылки, рванулся к девочке.

Девочка не заметила щупальце, а между тем оно высунулось из некой подземной трубы на длину пяди[1] и уже подкрадывалось к лодыжке. Острый край стекла легко разделил скользкую плоть надвое. В отдалении от тела отросток начал корчиться и иссох на солнце, став похожим на сухую ветку дерева. В темноте трубы невозможно было что-либо рассмотреть, и Юрий быстрым шагом вернулся вместе с Катериной.

– Показалось… Слышали… что люди жалуются на укусы насекомых?

Внешний вид Кристины нисколько не скрывал удивления – она все видела и поняла, но подавила любопытство, пообещав себе вернуться для изучения места. Душа антикварщика все-таки.

В пункт назначения они прибыли без происшествий. После долгого восхождения по многоступенчатой лестнице показались колонны центрального входа, ставшие усталому юноше опорой. Поток людей ломился в последние минуты до начала представления, отчего проверявший билеты мужчина работал в поте лица и не обращал внимания на внешний вид гостей. Однако неудачным выбором одежды Юрий настолько выдавал в себе недалекого человека, что контролер недовольно прочистил горло.

По случаю животной морды Насмешник оставил попытки пробраться в здание культуры и разместился на выступе подле перил, всем видом обозначив возмущение.

Первый этаж кишел людьми, одетыми в строгую почти сиявшую одежду. Одни женщины сжимали в руках дары фуршета и заговаривали зубы ухажерам, другие же толпились около закрытого входа в главный зал и постанывали от раздражения. Как только Юрий ступил на плиточный пол филармонии, двери распахнулись, начав поглощать людей.