Капеллан Дроздов Анатолий

Я сидел, не зная, как ее утешить. Анна достала платок, утерла слезы, после чего ушла. А я достал бутылку вина и осушил ее – один.

После я не раз пытался ответить на вопрос: с чего я на нее запал? Обычная девочка, не слишком образованная, хотя и неглупая, Аня мало походила на знакомых мне женщин. В ней не было хитрости, желания доминировать, стремления настоять на своем. Искренняя и непосредственная, как ребенок, она вызывала симпатию, а не любовь. Все переменилось после операции. Новая внешность пробудила в ней уверенность в себе. Она осознала себя женщиной, достойной любви. И эта новая Аня нравилась мне куда больше прежней.

В следующее воскресенье Анна не пришла на службу. Затем – снова. Меня вызвал командир роты.

– Что у тебя с Быковой? – спросил хмуро.

– Ничего, – сказал я. – Даже не целовались, если вы о том.

– Мне донесли, что она плачет. В церковь перестала ходить. Раньше первой бежала. Мне это не нравится.

– Мне тоже, – сказал я. – Но помочь не могу.

– И почему она выбрала тебя? – вздохнул майор. – Парни возле нее вьются, замуж зовут, а она втрескалась в индюка. Или я не прав?

Я промолчал.

– Ладно! – сказал майор. – Иди! Перемелется – мука будет.

Так бы оно, наверное, и произошло. Но Бог послал мне испытание, и я провалил его. Корабль с Земли привез награды. Их было немного – в Москве сократили список. Сочли, видимо, что при таких потерях операцию успешной считать нельзя. Подумаешь, пираты! Было бы кого бить! Из штаба все видится лучше. Понизили и статус наград, заменив ордена медалями. Но, как бы то ни было, нас наградили. По традиции это предстояло обмыть. В воскресенье десять медаленосцев сели в флайер и отправились в столицу. Там мы оккупировали столик в ресторане и пустили по кругу фужер с водкой. Каждый макал в него медаль, после чего прикладывался. Еще влажные, пахнущие спиртом награды прикалывали к мундирам. Завершив церемонию, мы приступили к обеду. Звучали тосты, лилось вино, краснели лица и развязывались языки. Только Анна выглядела хмурой. Она села в отдалении и время от времени бросала на меня взгляды. Из-за этого я чувствовал себя не в своей тарелке. После первого круга тостов я встал и откланялся. Задерживать не стали: капеллан! Ему пьянствовать не с руки. Это они не видели, как святые отцы пьют…

К моему удивлению, Анна вызвалась со мной. В отличие от меня, ее проводили с сожалением. Мы вышли из ресторана и направились к станции. Я ожидал, что Анна заговорит, но она молчала. Зачем тогда, спрашивается, увязалась?

Ушли мы недалеко. За поворотом нам преградили дорогу. Трое америкосов в форме десантников явно жаждали развлечения. Впереди стоял негр с сержантской нашивкой на рукаве.

– Гляди, Джек, – сказал он ближнему рядовому, – русский капеллан. И с ним телка. Красивая.

– Зачем она капеллану? – хохотнул рядовой. В этой компании, как я понял, он был шестеркой. – Им же нельзя.

– Зато нам можно! – ощерился негр. Зубы его ослепительно блеснули.

– Пусть уступит! – поддержал рядовой.

– Слышал? – негр ткнул меня пальцем.

– Уйдите с дороги! – сказал я. – Вы оскорбляете офицера.

– Это ты офицер? – хмыкнул негр. – Я вижу святошу. Ненавижу их.

– У него и медалька есть! – подскочил шестерка.

– И вправду, – негр шагнул ближе и выдрал с мясом мою медаль. – Наверное, горячо молился. Держи! – он сунул медаль шестерке. – Сувенир. А я возьму это!

Он сорвал с меня крест.

– Сволочь!

Прежде чем я успел опомниться, Анна выскочила вперед и залепила негру оплеуху.

– Ах, сука!

Негр схватил Анну за волосы. Она зашипела от боли.

– Придержи капеллана, Джек. А мы оттащим сучку в тупик, и там трахнем по очереди.

Это было последним, что он сказал. Удар, прилетевший в промежность, заставил негра согнуться. Анну он выпустил. Отскочив, она залепила Джеку ногой в бок. Тот рухнул на тротуар. Анна нагнулась и подобрала мою медаль, которую Джек выронил. Негр по-прежнему сжимал в руке мой крест, я выдрал его и сжал в кулаке так, что край перекладины выступил между пальцами, как кастет. Негр попытался выпрямиться, но это зря. Удар! Хрустнула кость, и негр сунулся лицом в плитку.

Все это произошла так быстро, что третий америкос вмешаться не успел. Или испугался. Опомнившись, он заорал: «Хелп! Хелп!» и побежал прочь. Как оказалось, не зря. Из дверей ближнего бара повалили америкосы. Их было много, очень.

– Беги! – приказал я Анне.

– Я не брошу тебя, Кап!

– Беги, дура! – рявкнул я. – Зови наших! Я продержусь!

Анну будто волной смыло. Америкосы не успели ее перехватить. А вот мне отступать было поздно. Десантники окружили меня.

– Вот! – крикнул сбежавший трус, тыкая пальцем в тела приятелей. – Русский избил саржа с Джеком.

Америкосы сделали шаг вперед.

– Стоять! – рявкнул я. – Ваши солдаты напали первыми. Сорвали с меня медаль и крест. Хотели изнасиловать мою спутницу. Я священник и офицер. Их ждет суд. Если влезете, то и вас тоже. Вызывайте полицию!

– Обойдемся! – хмыкнул рыжий десантник, делая шаг вперед. – Сарж ненавидел священников – они мешали ему веселиться. Мне тоже. Ты зря бил его, русский!

Я сделал шаг назад. Теперь нас разделяли негр с шестеркой. Последний пришел в себя и попытался встать. Рыжий оттолкнул его и замахнулся. Кулак полетел к моему лицу, но угодил в зажатый в моей руке крест. Пальцы рыжего хрустнули. Он завопил и затряс рукой. Следующий десантник перепрыгнул через негра. При этом он на мгновение потерял равновесие. Подсечка опрокинула его назад, и он приложился затылком о тротуар.

Десантники ринулись на меня толпой. Они мешали друг другу, ругались и брызгали слюной. Мне прилетело в лицо и грудь. В ответ я бил зажатым в руке крестом, сокрушая кости и разбивая лица. Но американцев было больше, и это были десантники. Пьяные, но не потерявшие силу и навыки. Меня прижали к стене и схватили за горло. Мир вокруг начал темнеть, как рядом раздался крик:

– «Укурки»! Амеры нашего бьют!

Позже выяснилось, что мимо шли парни из другой роты. Свалка привлекала их внимание, а когда они разглядели, кого бьют… Десантников разметали в два счета, а подбежавшие награжденные, приведенные Анной, довершили разгром. После чего явилась полиция, и всех замели.

Из камеры меня вызвали к вечеру. В кабинете начальника полиции сидели незнакомый подполковник США и капеллан группировки, владыка Павел. Ну сам комиссар, конечно.

– Вот и виновник торжества! – поприветствовал меня владыка. – Присаживайся, отец Капитон! Разговаривать будем!

Я опустился на краешек стула.

– Начнем! – предложил начальник полиции.

– Как уполномоченный представитель армии США, настаиваю на привлечении виновных к суду! – выпалил американец.

– Согласен! – кивнул владыка. – Более того, настаиваю на суровом приговоре.

Американец удивленно глянул на епископа.

– Возмутительный случай! – сказал владыка. – Сколько служу на Реджине, подобного не припомню. Попытка убить офицера!

– Вы это о ком? – насторожился американец.

– О нем! – владыка указал на меня.

– Позвольте! – возмутился американец. – Пятерых американских военнослужащих отвезли в госпиталь. Сержант Хикс прооперирован – у него раздроблена челюсть. Ему придется лечиться не менее месяца. У остальных переломы ребер и пальцев. У русских – только синяки. И вы хотите сказать, что мы виновны?

– Зачем говорить? – хмыкнул владыка. – Лучше смотреть. Господин комиссар, включите запись!

Начальник полиции нажал кнопку. Вспыхнул установленный на стене экран. Запись с уличной видеокамеры была качественной, со звуком. Несколько минут все молча следили за перипетиями стычки.

– Итак! – сказал владыка, когда запись кончилась. – Что мы видели? К мирно идущему русскому капеллану и женщине-военнослужащей подошли десантники США. Они оскорбили офицера, а сержант Хикс потребовал отдать им девушку. В ответ лейтенант Головатый потребовал пропустить их и напомнил об ответственности за такое поведение. Я прав, господин комиссар?

Начальник полиции кивнул.

– Что далее? – продолжил владыка. – Сержант срывает награду с груди офицера. Этой медалью, к слову, капеллана наградили за бой с пиратами. Он спасал раненых. Напомню, что русская рота уничтожила корабль разбойников. Наши американские союзники подобным похвастаться не могут.

Американец что-то пробормотал.

– Да, господин подполковник! – повысил голос владыка. – Я давно на Реджине и что-то не припомню, чтобы десант США участвовал в боях. Это на улице они герои. Сорвать медаль с офицера! Как бы вы поступили, если были бы на месте Головатого?

Американец не ответил. Только зыркнул исподлобья.

– Напомню, что лейтенант – капеллан, – сказал владыка. – Они считаются нонкомбатантами и не участвуют в боевых действиях. Наверно, поэтому ваши солдаты и осмелились напасть. Прочих они боятся. (Американец дернулся, но промолчал.) Головатый повел себя как подобает священнику. Он не ответил на провокацию Хигса. Он даже смолчал, когда тот сорвал с него крест. Кротость и смирение – достоинства истинного пастыря, – владыка поднял глаза горе. – И лишь после того, как Хигс схватил девушку для того, чтобы подвергнуть ее насилию, лейтенант вмешался.

– Он раздробил Хигсу челюсть! – буркнул американец.

– «Сокрушил кости мои», – процитировал владыка. – Плач Иеремии, глава три, стих четыре. Что оставалось делать капеллану, господин подполковник? Наблюдать, как его духовную дочь ведут на поругание? Хочу заметить, что отец Капитон ограничился всего двумя ударами и не стал нападать на стоявшего в стороне десантника. Они бы мирно ушли, если бы ваш храбрец не побежал звать помощь.

Американец насупился.

– Когда явились другие преступники, лейтенант вновь предупредил их об ответственности. Но десантники выразили желание довершить начатое Хигсом. Их не остановило, что Головатый – священник. Я начинаю думать, что под вашим началом, господин подполковник, служат сатанисты! Иначе трудно понять их поведение. Зачем они пытались убить капеллана? Если бы не проходившие мимо солдаты…

На американца было жалко смотреть.

– Передавайте это дело в суд, господин комиссар! Думаю, что десять лет каторги охладят пыл сатанистов.

– Господин полковник! – американец встал. – От имени командования группировки приношу извинения за прискорбный инцидент. Прошу: не надо суда! Хигс и другие уже понесли наказание. Они в госпитале. Время пребывания в нем вычтут из их жалованья. Я буду ходатайствовать о понижении Хигса в звании. Другим тоже вынесут соответствующие взыскания. Пожалуйста!

– Пусть он скажет! – владыка указал на меня. – Это его били.

– Не нужно суда! – сказал я.

– Видите, подполковник! – сказал владыка. – Перед вами человек, поступающий по заповедям Господним. «Отче! отпусти им, ибо не ведают, что творят», – говорил Христос о распинавших его. Что ж, если Головатый согласен, то я не возражаю.

– Благодарю! – поклонился американец…

– Ты понимаешь, что заработал извержение из сана? – спросил меня Павел, когда мы вышли из управления полиции. – Священнику запрещено бить людей и тем более их калечить.

– Виноват! – сказал я. – Грешен.

– Вам следовало убежать, – вздохнул владыка. – Они бы не догнали – пьяные. Присоединился бы к своим, а те бы защитили. Ты слишком поддаешься чувствам, Капитон, и в этом твоя беда. Взять ту же Быкову. Ну ладно, убрал бы у нее шрам, раз из-за этого она мучилась. Но зачем делать из нее красавицу?

– Вы знаете? – изумился я.

– Нашел секрет! – хмыкнул владыка. – На Реджине нет клиник пластической хирургии, а зато имеется сын Куглера, прошедший обучение у отца. В твоем личном деле есть отзыв руководителя медицинской практики. Он в восторге от твоего дарования и рекомендует использовать его в деле. Думаешь, отчего я выбил тебе разрешение участвовать в операции? Но одно дело спасать раненых, другое – править физиономии девицам. Эх, Капитон! Куда тебя понесло? Хотел сделать добро, а что вышло? Девчонка влюбилась, сам запал, а выхода нет. Только мучаетесь.

– У нее это было всего раз, – сказал я. – В школе.

– Не имеет значения! – буркнул он. – Важен сам факт. Благословения на этот брак я не дам, даже не проси. Ослушаешься – потеряешь сан.

Я вздохнул.

– Ты можешь стать добрым пастырем, – сказал Павел. – В роте тебя приняли, – владыка ткнул пальцем в знак на моей груди. – Твоему предшественнику этого не удалось. Тебе исповедаются, появился причт… Если что помешает тебе сделать карьеру, то собственная глупость. Уразумел?

– Да, владыка! – сказал я.

– Пару месяцев не появляйся в городе. Амеры могут устроить пакость. Они злопамятные. Сторожись!

Я кивнул и склонил голову. Павел осенил меня крестом, и я пошел к ждавшим меня товарищам. В тот миг я не подозревал, что эта история будет иметь продолжение. Причем скоро…

С вожаками пиратов мы встретились в полете стрелы от стен замка. Таким было их условие – они боялись за свои шкуры. Я не возражал – так даже лучше. Единственное, чего потребовал Лан (он договаривался о переговорах), так то, чтоб войско пиратов держалось от места встречи на расстоянии. Пираты не возражали. А с чего? Их двое, а человек от князя прибудет один. Это Лан им тоже сообщил, без обиняков сказав, что посланец явится с важным предложением. В противном случае, зачем встреча? Послать осаждающих к местной матери можно и со стены.

И вот теперь я шагал от ворот к войску пиратов. Те, похоже, готовились к штурму: разбивались на отряды и тащили лестницы. То ли пытались запугать, то ли не испытывали иллюзий насчет переговоров. У меня их тоже не было. Пираты не отступят. Для них обладание Мугом – вопрос жизни и смерти. Однако попытаться спасти им жизни мой долг. Я не хочу убивать.

От войска пиратов отделились две фигуры и двинулись мне навстречу. Вскоре я смог их рассмотреть. Оба вожака оказались приземистыми и плечистыми. Оба обрядились в шлемы и кольчуги. На поясах – мечи и кинжалы. У одного из пиратов борода была ярко-рыжей, у второго – черной. Лица загорелые – моряки. Оба не старые. Ну так с их профессией не заживаются.

Вожаки остановились, не дойдя пять шагов, и с любопытством уставились на меня. Их можно было понять: я прибыл в полном боевом облачении. Для этого времени – странное существо, хищник из-за пределов Галактики. Подумав, я поднял визор.

– Ты кто? – спросил рыжебородый, разглядев, что перед ним человек.

– Мэтр Гро, – отрекомендовался я. – Великий маг. Прибыл на помощь князю. Он предлагал вас испепелить, но я добрый. Поэтому передаю ультиматум.

– Чего? – изумился рыжий.

– Катитесь из Муга, пока живы! – рявкнул я. – Срок – до заката. Иначе всем песец, Содом и Гоморра, словом. Пощады не будет.

От неожиданности рыжий поперхнулся. Чернобородый стукнул его между лопаток.

– Скажи, брат, – сказал рыжий, прокашлявшись, – ты что-нибудь слышал о мэтре Гро?

Чернобородый покрутил головой.

– А о том, что маги испепеляют людей?

Второй вожак хмыкнул.

– А ведь мы с тобой были в Блантоне и видели магов. Великих – уж точно. Сдается, что это самозванец. Который, вдобавок, много возомнил.

– Угу! – подтвердил чернобородый.

– Сейчас мы распустим его на ленты, а после пойдем на штурм. Мне надоело толкаться у этих стен. Идет?

– Ага! – подтвердил напарник и потащил из ножен меч. Рыжий выхватил свой.

– Минздрав предупреждал! – вздохнул я и выдернул из кобуры травмат.

Вожаки, оскалившись, двинулись ко мне. Мечи они держали небрежно, но по движениям читалось, что превратить меня в ленты не составит им труда. Как и моральных угрызений.

Травматический пистолет в моей руке дважды бухнул. Резиновые пули с металлическими сердечниками не пробили кольчуг, но этого и не требовалось. Удар в грудь с такого расстояния сбивает с ног быка. Вожаки выронили мечи и повалились на вытоптанную траву. А вот нефиг было ножиками размахивать!

За спиной захлопали крылья. Дига, тормозя ими, приземлилась рядом.

– Скорей! – крикнула Ноэль.

Я хмыкнул. Ошалевшее от неожиданности войско пиратов топталось в отдалении. Куда торопиться? Захочу – шагом к воротам дойду. Ноэль зашипела, и я поспешил к летающему крокодилу. Взобравшись в седло, пристегнул себя крюками. Нэси, побежав по полю, замахала крыльями и поднялась в воздух.

– Выше! – крикнул я.

Ноэль мотнула головой – дескать, сама знаю, но приказ выполнила. Дига взмыла и описала круг над войском. Пора!

Я достал из разгрузки гранаты. Они полетели вниз – прямо в лица наблюдающих за нами пиратов. Смотрите! Счас вам будет хорошо…

Первый взрыв грохнул, когда мы уже летели к замку. Ударная волна догнала нас, заставив Нэси взреветь. Вспышек мы не видели – я не дурак оглядываться, но стены замка словно озарило солнце. Светошумовая граната – это вам не от пыли чихнуть. А если рвется над головой, когда ты смотришь в небо… А куда смотреть, если там дига?

Нэси перемахнула стену замка, и я увидел изготовившихся у ворот защитников замка. Впереди застыла кавалерия с копьями на изготовку. Молодец Лан, все сделал, как договаривались! Створки ворот поползли в стороны. Дига взмахнула крыльями и села на площадке донжона. Я соскочил с седла и, на ходу доставая бинокль, подбежал к краю башни. Конница Лана неслась к пиратам. Те и не думали обороняться. Многие валялись на земле, другие очумело крутили головами, пытаясь прийти в себя. Не бойцы. Вслед кавалерии Лана бежали пехотинцы, за ними неслись мужчины из гражданских с дубинами наперевес. Князь обещал по серебряку за каждого пленного. Деньги малые, но один пират – серебряк, а двадцать – уже золотой. Большие деньги для простолюдина.

Конница врезалась в толпу, и всадники заработали копьями. Как я разглядел, воины Лана били тупой стороной. Все правильно. С мертвого пирата толку мало, живой стоит денег. Каторжники нынче в цене. Рудники королевства поглотят всех. Государству – выгода, а нам прибыль. По договору с князем мне причитается треть добычи. Если учесть, что здоровый каторжник стоит золотой… Скажете, нехорошо? А это я плыл в Муг, чтобы грабить и убивать? Пусть скажут спасибо, что плазменные гранаты кончились…

– Дай! – потребовали рядом.

Я протянул Ноэль бинокль. Она взяла его и приникла к окулярам. Пусть любуется. Вчера мне стоило большого труда уговорить ренийку принять участие в деле. Нея даже сводила дочь к беженцам, чтобы та глянула на голодных детей. Но решающим аргументом стало мое желание, несмотря ни на что, выйти к пиратам. Без помощи диги мои шансы уцелеть в переговорах смотрелись призрачными. Ноэль согласилась, скрепя сердце. Не любит она отчима…

– Бегут! – сказала Ноэль, возвращая бинокль. – К причалам.

– Летим! – предложил я.

Ноэль подумала и кивнула. Правильно. Пленники – это хорошо, но корабли стоят больше. Княжество обзаведется флотом. Моряки, как сказал Амей, у него есть. Первым делом отвезут пленников в Мерсию, сбудут их чохом и закупят товар. Княжество начнет торговать, прирастет людьми… Приятно чувствовать себя благодетелем.

Подлетели мы быстро. Пираты штурмовали корабли. Я сбросил на причал свето-шумовую гранату – последнюю из оставшихся. Сверкнуло, грохнуло. Дига заревела. На суднах воцарился кавардак, причалы враз опустели. Многие пираты бросились в воду. Доспехи мигом утянули их на дно. Другие, упав ничком, закрыли руками головы. Эти еще поживут. На королевских рудниках после десяти лет каторги дают свободу. Если доживешь, конечно. Говорят, бывает…

Дига, грозно порыкивая, описала круг над мачтами. Моряки, взобравшиеся на реи, сиганули в море. А вот нечего паруса распускать! Мэтр сказал: в плен, значит, – в плен! Скажите спасибо, что оставляем в живых. Лан этого не хотел – зуб у него на пиратов. Решающим стало слово князя, деньги он любит.

В конце улицы, ведущей к причалам, показалась конница. Впереди скакал Лан. Я узнал его по красному плюмажу на шлеме. Копья в руках всадников щетинились, как иглы огромного дикобраза. Вот и все. Нам тут делать нечего. Мавр сделал дело, теперь может отдыхать. Я тронул Ноэль за плечо, и дига, взмахнув крыльями, взяла курс на замок.

Бриз с моря несет запахи йода и рыбы. Верхняя площадка донжона – единственное место в замке, где свежо. Полуденная жара сморила обитателей – двор пуст. Все разбрелись по комнатам, где толстые камни отдают накопленную ночью прохладу. К вечеру и они прогреются. В деревянном доме лучше. У нашей семьи во Франции на берегу моря было деревянное шале, построенное по индивидуальному проекту, – Куглеры могли себе это позволить. Меня с сестрами привозила туда мать. Семья проводила у моря летние месяцы, тягостные в большом городе. Отец вырывался к нам, и в шале становилось весело. Мы купались, загорали, ловили рыбу, которую жарили на решетках сложенного из камней мангала. Нам было радостно и хорошо вместе.

Здешнее море такое же бирюзовое, и запахи у него те же. Воды кишат рыбой – Ноэль рассказывала. Земля родит злаки, леса полны дичи – живи и радуйся. Но люди и здесь убивают друг друга. Зачем? Или это извечное свойство человеческой натуры? На Земле до сих пор тлеют локальные конфликты. Ничего не изменилось и с выходом человечества в большой космос. Свои привычки и устремления люди перенесли на другие планеты. Иначе почему я здесь?

Тоска… Корабли с каторжниками уплыли. Пиратов, не церемонясь, набили в трюмы, как селедку в бочки. Если кто сдохнет дорогой – туда и дорога. После осады жители Муга разбрелись по городу, и мало кому понравилось то, что они увидели. До сих пор люди ищут свои вещи: не все удалось найти в захваченном лагере. Для бедняка и старое одеяло – ценность, не говоря о посуде или, скажем, обуви для детей. До ближайшего порта, где пиратов продадут, неделя пути. Столько же и обратно. Итого две. Тогда получу свою долю, хотя часть золота у князя я выдурил. Тратить его негде. Кабаки в Муге разграблены, борделя нет. Его и раньше не наблюдалось. Для жриц платной любви здесь нет клиентуры. Раненых я подлечил, другого занятия нет. Муг надоел, читать не хочется. Интересно, как там мои флоксы? Наверное, засохли: поливать некому, а дожди в это время года в Мерсии редкость. Жалко. Цветы напоминали мне о Земле. Они украшали клумбу в родительском доме. Шиды могли вырвать их со злости и разгромить дом. Принесла их нелегкая!..

За моей спиной шевельнулась дремавшая под стеной дига. Я не обернулся. Жрать меня не станет – сыта. Утром Ноэль отпустила ящерицу полетать. Дига вернулась с раздувшимся животом да еще притащила в пасти задушенную овцу. Можно не спрашивать, где взяла. Пираты приватизировали брошенный людьми скот, стада пасутся вблизи замка, поставляя нам свежее мясо. Хозяева у овец есть, но Нэси этим не заморачивается. Для нее любое животное – дичь. А за овец платит Ноэль.

Легкие шаги за спиной. Легка на помине! Понятно, почему пробудилась Нэси – хозяйку чует. Ноэль выскочила на площадку и подошла ко мне. Дига вздохнула и поднялась на ноги. Подойдя, сунула голову Ноэль под мышку. Та почесала ящерицу за ушным отверстием. Дига заурчала.

– Как мырх, – сказал я, вздохнув об утраченном уединении. Мырхами зовут местную популяцию котов. На котов, впрочем, они похожи мало, скорее – на крыс, коротконогих и ленивых. Любимое занятие мырхов – лежать на разогретых солнцем крышах. Хотя мышей они ловят. И мурлычут, как земные коты.

– Нэси не мырх, – улыбнулась Ноэль. – Тот укусить может, а дига – никогда!

Я с сомнением посмотрел на летающего крокодила и получил в ответ насмешливый взгляд. «Кусать я не буду, – будто говорил он, – а вот отгрызть что-нибудь – запросто!»

– Как ты ей управляешь? – спросил я.

– Отсюда! – Ноэль коснулась пальцем лба. – Мы с ней обмениваемся мыслями.

– Да ну? – не поверил я.

– Именно! – подтвердила Ноэль. – Знаешь, как покупают диг? Продавец привозит на рынок выводок, вокруг собираются покупатели, и, если детенышу кто-то понравился, он дает ему это знать – мысленно. После чего начинается торг.

– Хочешь сказать, это она тебя выбрала? – удивился я.

– Так! – кивнула Ноэль.

Я с сомнением покачал головой.

«Тебя бы не выбрала, стикуль вислозадый! – прозвучал в моей голове голос.

«Почему вислозадый?» – не успев удивиться, спросил я.

«Потому что зад у тебя откляченный, – пояснил голос. – Как курдюк».

«Курдюк у овцы, и там – жир! – возмутился я. – У меня – мышцы».

«Жир вкуснее, – сказал голос. – Но и так хорошо. Если б не хозяйка, давно б попробовала».

В смятении я посмотрел на дигу. В глазах ее прыгали огоньки. Заметив мой интерес, Нэси оскалилась и показала раздвоенный язык.

– Она говорила с тобой! – воскликнула Ноэль. – Слышал?

– Еще как! – подтвердил я. – Мне пообещали отгрызть зад.

– Она шутит! – отмахнулась Ноэль. – Нэси это любит. Но почему она заговорила и ты услышал? Это не каждому дано.

– Наверное, я красивый, – предположил я.

«Глупый стикуль!» – хмыкнуло в голове.

«Ящерица!» – не остался в долгу я.

«Все-таки я тебя съем!» – Нэси открыла пасть и рыкнула.

– Перестань! – Ноэль шлепнула дигу по морде. – Заигралась! А ты, – она обернулась ко мне, – перестань ее обижать. Нэси хорошая. Почеши ее за ухом!

Я с сомнением глянул на дигу. Та закрыла пасть и приняла невинный вид – даже глаза прижмурила. М-да… В школе у меня была подружка, державшая алабая. Она всем предлагала гладить собачку, уверяя, что та добрая. Но мы не верили. Гладить пса, ростом тебе по пояс и весом в 80 килограммов…

Ноэль смотрела на меня укоризненно. Поколебавшись, я шагнул ближе и осторожно коснулся пальцами бугристой кожи за ушным отверстием. Нэси поощрительно уркнула.

– Не бойся! – сказала Ноэль.

Я вздохнул и стал чесать кожу диги. Нэси заурчала и потерлась мордой о мою ногу.

– Ей нравится! – сказала Ноэль. – Даже странно. Ты первый, кроме меня, кому она это позволила. Даже бабушку не подпускала.

«Счастье-то какое!» – подумал я.

– Ты сможешь на ней полетать! – предложила Ноэль.

– Лучше на стикуле, – возразил я.

На этой планете два вида верховых животных. Гинтайр, похожий на земную лошадь, если забыть о костяных наростах на лбу и шпорах на копытах. Последними местные росинанты довольно умело мочат своих врагов. Растить такого бойца долго, дорого, поэтому гинтайры редки. Их всех забирают в кавалерию. Гинтайр – норовистое и злобное животное, управлять им – искусство, которому учат с детства. И все равно смерть от собственного коня – дело обычное. Стикуль похож на земного осла, но, в отличие от него, покладист и добр. На нем ездят верхом, запрягают в повозки, возят вьюки. Еще выращивают на мясо, оно у стикуля мягкое и вкусное. Если, конечно, на животном не ездили двадцать лет…

– Ты куда-то собрался? – насторожилась Ноэль.

– Нужно съездить в одно место, – сказал я.

– Далеко?

– Дней пять пути.

– Дороги небезопасны. Можно нарваться на разбойников.

Я хмыкнул. Для человека, снявшего осаду с замка, угроза встретить разбойников звучит смешно. Гранаты у меня кончились, зато стволов – море. Перестреляю бандитов – охнуть не успеют.

– Зачем тебе ехать?

– Пополнить запас оружия.

– Я с тобой!

Я хмыкнул еще раз.

– Мы полетим на диге. Будет быстрее.

Я задумался. Ноэль права: на стикуле долго… Жара, пыль, все время настороже. С Нэси бояться нечего: на стоянке она чует постороннего за версту. Минус один: арсенал у меня в боте. Ноэль любопытна и обязательно сунет нос. Придется выкручиваться… Хотя о чем это я? Я же маг! Никто здесь не удивился моим гранатам или тому же лучевику. У мага много таинственных вещей. У него может быть место, где он хранит артефакты. Ноэль узнает про бот, и что? Постороннему его не открыть. Попытаешься – огребешь. Охранная система включает пулеметы, гранатометы и лучевые пушки. Полк положить можно, прежде чем кончатся боеприпасы и энергия в накопителях. Но и потом бот не открыть – стучи, не стучи. Металлопластовую броню возьмет только плазменный резак, а откуда он здесь?

– Хорошо! – кивнул я. – Вылетаем утром.

– Тогда я – собираться! – заторопилась Ноэль.

Дига, оставшись без хозяйки, недовольно рыкнула и ткнулась мордой мне в живот. Дескать, чеши!

«А не облезешь?!» – подумал я, но отогнал эту мысль. Если ящерица читает мысли, то может обидеться. А мне с ней лететь. Откусит ягодицы… Терпи, раз попал!

Амеры прилетели во время утреннего развода. Они хорошо знали наш распорядок, как и мы – их. На утреннем построении, если не ожидается операции или учений, у военнослужащих нет оружия. «Укурки» стояли в строю, я с командиром – перед ними, когда над нами со свистом пронесся боевой флайер. ПВО не сработало – у американцев стояла система опознавания «свой – чужой», единая для группировки войск. Заложив вираж, флайер закружил над строем, поливая плац из пулеметов. Стреляли не в нас – по сторонам. Пули пятнали дырами бетонопластовое покрытие плаца, разбрасывали щебень пешеходных дорожек.

Замысел мстителей был прост. Напугать русских, а после хвастаться в кабаках Реджина, как заставили их наложить в штаны. Естественно, что командование российской группировки потребовало бы провести расследование и наказать виновных. Естественно, его бы провели. Только вот виновных вряд ли нашли бы. Дескать, флайер был угнан неустановленными лицами, разыскать их не удалось. Зуб на нас у амеров вырос большой, ждать объективности от них не следовало.

Так бы и вышло, если б не Аня. Пока строй, матерясь, смотрел в небо и скрипел зубами, она вылетела из рядов и метнулась к оружейке. Следя за амерами, мы заметили это не сразу.

– Быкова, стоять! – заорал майор вслед Ане, но она уже скрылась в дверях.

Майор перевел взгляд на меня. Приняв это за приказ, я побежал к оружейке. Вслед мне что-то кричали, но я не остановился. Рядом со мной легла очередь, кусок щебня с дорожки раскроил мне щеку, но в тот миг я даже не заметил этого. Ворвавшись в здание, побежал вверх по лестнице, но еще на пути понял, что опоздал. Сверху застучал пулемет.

Позже выяснилось, что Аня схватила первое же оружие, и им оказался легкий пехотный пулемет, предназначенный для боев на поверхности. Попутно сгребла еще кое-что. Стреляла она метко. Очередь хлестнула по борту флайера, не пробив бронированной обшивки. Тут бы амерам и улететь – дело они сделали, но взыграло ретивое. Флайер огрызнулся. Когда я вбежал в комнату, Аня сидела на полу, правой рукой сжимая обрубок левой. Тяжелая пуля практически оторвала ее по плечо. Из культи струйкой цвиркала кровь. Я метнулся к ней.

– Стреляй, Кап! – закричала Аня, отталкивая меня ногой. – Уйдет, гад!

Я понял, что, если не подчинюсь, она к себе меня не подпустит. Тогда ее не удастся спасти. На полу валялась ПЗРК «Пила», Аня захватила ее в оружейке. Обращаться с ней нас учили, как, впрочем, и с другим оружием. Зачем это священнику, не объясняли. Положено – учись!

Я вскинул трубу на плечо. Пальцы привычно включили комплекс, отщелкнули предохранитель и нажали на курок. Выстрелил я, не целясь, следя, чтоб ракета вылетела в открытое окно, а реактивная струя пришлась в створ двери. Швырнув пустую трубу на пол, я подбежал к Ане и наконец занялся ее рукой. Мне удалось остановить кровотечение и срастить мягкие ткани, когда в комнату вбежали…

– У нас будут проблемы, Кап! – сказал майор, после того как Аню увезли в госпиталь.

Когда я выстрелил, то флайер лег на обратный курс. Улетел он недалеко. Ракета «Пила» обладает способностью самостоятельно находить цель и поражать ее. Флайер она догнала. Разрыв боевой части разрезал его пополам – из-за этого комплекс и получил свое название. Экипаж погиб. В его составе оказался сын генерала, командующего американской группировкой.

Расследовать ЧП прибыла совместная комиссия. На этом настояла российская сторона: ждать объективности от амеров не следовало. Нас допросили. Мы не таились: с чего? Видеокамеры зафиксировали все до мельчайшей подробности. Сказать амерам было нечего: нападение на воинскую часть. Они заикнулись о несоразмерном применении силы, но наши парировали это просто: как повел бы себя американский десант в аналогичных обстоятельствах? Комиссия закрыла дело за отсутствием виновных. Нападавшие погибли, а русские действовали в пределах самообороны.

Все эти дни я не находил себе места. Меня не волновали выводы комиссии. Неприятностей я ждал с другой стороны. Священнику нельзя убивать – даже случайно, даже защищая себя. Я знал, что меня накажут, но надеялся на снисхождение. Владыка обещал похлопотать.

Через неделю после отъезда комиссии меня вызвали к командиру группировки. В кабинете, помимо него, находился владыка Павел. Лица у генерала и полковника были хмурыми. И я почувствовал, как похолодело в груди.

– Проходи! – сказал генерал, когда я доложился. – Стань там. Владыка?

Полковник встал и откашлялся.

– Священный синод отклонил наше ходатайство, – сказал он. – Священник Капитон Головатый извергнут из сана.

Меня словно обухом стукнули. Я так надеялся… Покаяние, ссылка в монастырь – таким виделось мне решение синода. Извержение из сана пересмотру не подлежит, это навсегда. Я потянул с шеи крест.

– Оставь! – рявкнул владыка. – Не ты его вешал, не тебе и снимать.

Он подошел и снял крест, при этом словно обняв меня. Отступив, владыка оглянулся на генерала.

– Приказом по группировке лейтенант Головатый уволен из военно-космических войск в связи с невозможностью его использования по полученной специальности, – сказал тот и добавил: – Погоны снимать я не буду – не заслужил. Сам справишься. Можно и не снимать. В связи с обстоятельствами увольнения лейтенанту Головатому даруется право ношения формы.

Оба офицера смотрели на меня, но я молчал.

– Что будешь делать? – спросил владыка.

– Первым же рейсом улечу на Землю, – выдавил я.