Джон Мелан Вероника

Гав-гав-гав! Пес счастлив, любим, доволен.

А ведь когда-то этот самый пес рылся в помойках Санкт-Петербурга. Давно это было…

Одетая в зеленый купальник Ани-Ра разносила коктейли, но я едва ли притронулась к одному из них – опасалась, что девшийся невесть куда насморк вдруг вернется, и тогда Дрейк отругает меня за спровоцировавший сей скорбный факт алкоголь. Да его – спиртного – и не хотелось. Зачем, если настроение и без того прекрасное?

«Хотя я единственная, кроме Дэйна, кому сегодня не за руль», – мысль вызывала улыбку. Интересно, что хуже – пьяный водитель или пьяный телепортер? Ответ выходил неоднозначным.

– А где сегодня твой суженый?

Расположившийся рядом со мной снайпер, потягивал голубоватый напиток из стакана величиной с ведро попкорна. Сушил мокрую косичку и плавки, провожал свою даму плотоядным взглядом, с восторгом следил за силящейся стащить с Аллертона трусы овчаркой.

– Работает.

– Он всегда работает.

Угу. Иногда я думала о том же – и почему рядом со мной не «обычный» парень, который сейчас сидел бы здесь, гладил бы мои плечи или веселился с остальными?

Или жрал бы пиво литрами, мочил скабрезные шутки и ныл: «Отстань, Дин, я пока не хочу домой… Уйди!»

Сия мысль отрезвляла всякий раз, как только появлялась. Каждому дано то, что дано, и в каждой медали две стороны – уж в таком мире мы живем – объемном. Нет черного без белого, нет хорошего без плохого, нет людей без недостатков. Вот только недостатки Дрейка были не просто «терпимыми», они были (если без вранья) любимыми. Дрейк умел работать и обожал это, что само по себе не могло не вызывать ничего, кроме восхищения. А касательно внимания к своей второй половине? Так мне его в хорошем смысле этого слова хватало.

– Такая уж у него судьба.

– А надолго он уехал?

– Говорит, что надолго.

– Блин, – Эльконто, как ни странно, довольным не выглядел.

– А к чему вопрос?

– Да к тому, что, пока Дрейка нет, над нами вовсю изгаляется Сиблинг – управление отрядом и его действиями ведь переходит к нему.

А, вон оно что… Да, Сиблинг – тот еще парень, у него не забалуешь.

«Сочувствую», – хотела сказать я, но в этот момент проходящая вдоль борта Ани поскользнулась на мокром полу – ее падение успел перехватить и выровнять Халк, но сам он от резкого движения неуклюже рухнул в воду. Раздался дружный хохот и столько брызг, что окатило не только нас, но и, кажется, весь особняк. Через секунду над поверхностью показалась голова с пепельными волосами и улыбающееся лицо, а еще спустя минуту бассейн вновь вскипел от обилия в нем дурачащихся тел – Мак, Дэлл, Аарон, Рен… кто там еще? Пятки, ладони, – брызги-брызги-брызги – фыркающие лица, разноцветные трусы, бугры мышц, – брызги, – чья-то волосатая задница…

При виде мшистых ягодиц тут же вспомнился Баал, который сегодня отсутствовал.

– Слушай, – обратилась я к снайперу, – а где Регносцирос?

Хотелось спросить: «с кем?».

– Не знаю, он давно с нами время не проводит – совсем от рук отбился, гад. То ли чем занят, то ли просто недоволен – демон же – хрен его поймешь.

Ага, ясно. С кем он проводит время, я немножко видела; чем занят – тоже, но об этом лучше умолчать – мое рыло и так «снежное» от пуха.

– Сама-то как живешь? – Эльконто шумно и со смаком тянул через трубочку коктейль.

– Хорошо живу. Нормально. Практикую чудеса, – вновь вспомнилось сегодняшнее утро и ушедший погулять насморк. Чем ни чудо?

– Ну, ты – это всегда ты. Ты создана для чудес.

– Да ну?

Его реакция меня рассмешила – все мы созданы для чудес. Просто некоторые люди почему-то постоянно об этом забывают.

Я не удержалась, поддалась соблазну и тоже потянулась к стоящему рядом многослойному красивому напитку в стакане, сделала глоток – вкусно: мандарин, ром, дыня. Напротив меня через бассейн сидел на лежаке Логан – взъерошенные темные волосы, раскачанный торс, полосатые трусы, ноутбук – интересно, ему еще причиндалы батареей не нагрело? Не подойдешь ведь, не спросишь.

Отличный все-таки вечер и прекрасное настроение. Хорошо, когда вокруг все довольны и счастливы, когда смеются, когда семьями. Тогда и любовь вокруг льется рекой и мерцает в воздухе искрами. Вот этим и запомнится мне последний день лета – ласковой погодой, улыбками, висящими над нами звездами, спрятавшимися в кустах лампочками, неугомонным Бартом, черными силуэтами деревьев на фоне марганцевого неба.

А еще тем, что дышит нос. А ведь могла бы сейчас лежать в постели…

Зашевелился рядом Дэйн, потянулся к стоящему на столике между нами стакану и крякнул от боли.

– Чертовы синяки…

Я повернула голову и только теперь заметила на его бедре внушительное бордовое пятно. А еще одно на плече и на боку, расцарапанную шею – и как пропустила все это раньше? Даже заволновалась.

– Откуда это у тебя? Вас снова посылали на задание?

– Если бы! Это все Сиблинг, я же говорю. Уж лучше бы был Дрейк…

– Что, тебя бьет Сиблинг? Домогается?

– Динка, сейчас в воду скину! Он не меня бьет, он весь отряд гоняет. Устраивает нам внеплановые учения, тренировки, марафоны – вообще продыху не дает. Блин, как нее№аная баба, ты уж прости…

Я поперхнулась коктейлем, и мои губы против воли расползлись в улыбке. А спиртное, надо отдать ему должное, шло впрок – поднимало и без того хорошее настроение, добавляло ему задоринки.

– Так он и есть, кхм… как бы это сказать – мужчина без секса.

– Ага, уже лет пятьсот как, и потому совсем одичал. Стоит Начальнику ступить за порог, так Джон, как павлин, распускает перья, делает зловещую рожу и грозит всем «настоящими» тренировками. И ведь испортит мне день рождения, сукин он сын!

День рождения Дэйна ожидался в конце следующей недели – большое событие, грандиозное – к нему готовились заранее.

– В каком смысле испортит?

– Да поставит нам на этот день очередной марафон или загонит на свои бесконечные тесты. Говорю же, ему в этой жизни больше заняться нечем, кроме как отряд изводить. Хоть бы отвлекло его что, а-а-а? Испортит ведь праздник, точно говорю – испортит.

Эльконто, похоже, не на шутку расстраивался, потому как мечтал о полноценном банкете с шутками, танцами, обниманцами и кучей веселья. И уже заранее замучил всех звонками, напоминаниями и пригласительными открытками.

– Вот что может отвлечь мужика от самых серьезных дел? Только женщина.

– Угу. Женщина и Сиблинг – понятия несовместимые. Где мы ему «электро-бабу» возьмем, чтобы не только коснуться могла, но и соснуть ему разок?

– Дэйн!

Я снова тряслась от смеха – подо мной ходуном ходил лежак, стакан пришлось отставить.

– А что? Помогает, знаешь ли! Наутро становишься размякшим, шелковым, жить хочется. И дурные желания пропадают, как то: набздюлять кому-нибудь.

– Проверял?

– Каждое утро проверяю.

Бедная Ани. Или счастливая Ани – тут смотря с какой стороны смотреть…

– А Сиблинг что? У него, помимо работы, ничего и никого! Он же все окружение замудохает, дятел недолюбленный! А ты еще говоришь, Дрейк уехал надолго. Порадуешься тут.

– Мда, надо бы Джону резиновую женщину, что ли…

– Живую ему надо. Жи-ву-ю! Мог бы, нашел бы уже давно для него кого-нибудь, но не могу – я ведь не будка-незабудка.

«Будками-незабудками» прозвали в народе не так давно установленные Комиссией новинки – кабины для поиска второй половины, которыми воспользовались, судя по опросу, почти пятьдесят четыре процента населения.

– А это мысль! – обрадовалась я. – Если бы Джон туда сходил, может, и выяснил бы, что для него тоже кто-то есть. И это бы его отвлекло.

– Еще бы! Только он туда не сходит. И силой не дотащишь. Зато все мозги нам за две недели вынесет – не сомневайся. Думаешь, у меня одного такие синяки? Да у всех – ты просто не присматривалась.

Мда, сложная ситуация. Джон действительно субъект непростой – чуть легче Дрейка на энергетике, но для обычной женщины все равно «неприкасаемый». А мысль про вторую половину для Сиблинга меня, однако, заинтриговала – интересно, существует такая или нет? Вот бы проверить.

– Слушай, а в этой будке всегда требуется личное присутствие?

– Это ты к чему?

– Ну, просто ворочаю мозгами.

– Ты это что?… Ты это про что думаешь?… – Эльконто даже растерялся – проследил за ходом моих мыслей и тут же расплылся в ухмылке. – Да он тебя с говном сожрет!

– Я же просто спросила про личное присутствие. И не говорила, что после этого приду к нему в кабинет и положу на стол листочек с именем.

А так сожрет, да. Как пить дать – сначала он, потом еще и Дрейк.

Но мысль все равно интересная.

Чтобы не ходить вдоль опасной темы, я перевела беседу в другое русло.

– Слушай, а кому Стивен оставил на время отъезда своего кота?

– Кому-кому, – фыркнули справа, – мне!

– И где ты его держишь?

– На втором этаже, блин! Барт пока живет на первом, а Пират на втором. Хотя изредка он все-таки спускается, и тогда все кувырком. И поверь, это не моя собака устраивает – это все его противный рыжий питомец!

– Ну да, ну да…

– Не веришь? Да я тебе записи с камер покажу! Особенно, когда нас нет дома, – он же такой же прохвост, как Стиви, – хитрый до безобразия!

– «Стиви» хитрый?

– А ты не знала…

Неизвестно, чем закончился бы наш разговор с Дэйном и в какие дебри завел бы, но в этот момент порядком взбодренные коктейлями Халк и Дэлл решили, что пора всем сухим представителям человечества «намокнуть», ибо последний день лета, ибо символ, ибо так и только так и должно быть!

И спустя секунду – ошарашенная, раздраженная и веселая одновременно – я уже мокла в зеленой на вид и теплой воде Эльконтовского бассейна.

Вот и проводили сезон.

Нечего сказать – славно получилось!

Домой после трех чудом очутившихся внутри коктейлей, часа игр на свежем воздухе и бурного прощания я вернулась навеселе. Тихо взобралась по лестнице, юркнула в дверь, хихикнула при виде дрыхнущих в корзине Смешариков – «пердушки на подушке» – и, не раздеваясь, упала на кровать. Дотянулась до выключателя, погасила ночник и долго лежала, глядя в темный поток и вспоминая вечер.

Хорошая вечеринка. Хорошо, что я на нее пошла, – шутки, веселье смех, знакомые и любимые лица… Не давали покоя только засевшие в памяти синяки на бедре Эльконто – неужели Джон в самом деле настолько озверел? Хотя, когда один да один, озвереть легко.

А мысль про «будку-незабудку» и в самом деле отличная – интересно, смогла бы она подобрать заместителю Дрейка вторую половину? Сумела бы найти ему подходящую женщину, если не на сто, то на восемьдесят процентов? А если не на восемьдесят, то, может, на шестьдесят или хотя бы на сорок?

И если женщина подошла бы ему на сорок процентов, то какого именно места Сиблинга она могла бы коснуться – руки, ноги, кхм… чего-нибудь еще? И надолго ли?

Я заворочалась, неуклюже стянула с себя одежду, сбросила ее на пол и, продолжая улыбаться глупым мыслям, завернулась в одеяло.

Все. Спать.

А утром, довольная жизнью, я нетерпеливо барабанила пальцами по поверхности гладкого стола, сидя в маленькой кабинете и ожидая, пока на стене загорится экран. Кажется, меня постепенно перестало гнести и одиночество, и даже тот факт, что Дрейка я пока вижу лишь «за стеклом».

Снаружи солнечное утро, нос дышит; не терпелось поскорее начать занятие.

И вот ровно в означенное время – девять утра – экран засветился, и на нем показался благоухающий бодрым настроем Дрейк.

Не в привычной серебристой форме – в голубой рубашке. Причесанный, гладко выбритый, энергичный.

И все – и меня захлестнула тоска, я вдруг поняла, как сильно скучаю по нему. Конечно, жить с Клэр и Смешариками здорово, но хотелось засыпать и просыпаться на теплом мужском плече, вдыхать родной запах, заглядывать по утрам в любимые глаза – хотелось его – Дрейка – рядом.

– Привет, любимая! Как твое утро?

И звенящий от улыбки голос лишь добавил моей тоске интенсивности.

– Было хорошо. Пока не увидела тебя.

– Я так плохо выгляжу? Уже надоел?

Я вздохнула.

– Как раз наоборот. Я вдруг поняла, как сильно мне тебя не хватает. Пока не видела, казалось, все хорошо, а тут твое лицо… И все.

Он понял без слов. Какое-то время молчал, улыбался, смотрел мягко – будто гладил пуховой варежкой.

– Иногда скучать – это тоже здорово.

– Иногда. Но я уже наскучалась.

– Потерпи. Две недели – не такой долгий срок.

– Целая жизнь.

Хотелось знать, что скоро все наладится, что он приедет, и будет здорово – еще лучше, чем раньше.

– Вот вернешься и проведешь со мной целую неделю, ясно? Без работы. Совсем!

Я дулась, как ребенок, а он – противный – притворно ахнул:

– Целую неделю? Да за неделю можно разрушить или создать новый мир!

– Вот и будешь восстанавливать мой. Изрядно порушенный одиночеством.

– Договорились, – удивительно быстро сдался мой ненаглядный, но уже через секунду добавил: – Однако пообещай мне сменить свое убеждение, что без меня жизнь становится серой, на «без Дрейка начинается удивительное время, полное приключений, наслаждений и ярких красок. Другое, но не менее хорошее».

Я хитро ухмыльнулась.

– А не боишься?

– Не боюсь! Вот мы и перешли к теме сегодняшнего занятия: «Страх как один из видов стресса»…

– Погоди-погоди, – замахала я руками, – куда же ты так торопишься? Я дышу, видишь?

И, чтобы продемонстрировать, что мои дыхательные пути прекрасно функционируют, я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов через нос.

– Дышу! Насморк прошел!

– Вижу. Он и должен был уйти, если ты поняла тему предыдущего урока. А ты ее поняла.

– Подожди, Дрейк, не торопись. Скажи, это совпадение или все-таки…

– Все-таки?

– Ну, – я замялась – не хотелось ставить под сомнение его слова, но исчезнувший за двадцать одну минуту насморк не давал покоя моей по-старушачьи вредной логике, – я хочу понять, как это получилось? И действительно ли это сработало лишь потому, что я простила собственные стрессы?

– А почему еще?

– Может, ты… помог? Дистанционно?

– Для чего – чтобы ввести тебя в заблуждение?

С него станется.

– Так это был не ты?

– Нет. Это была ты сама.

– Тогда ты мог быть рассказать мне еще немного о том, какие стрессы ответственны за определенные болезни, чтобы я могла еще раз попробовать? Я хочу понять, убедиться.

Дрейк, наконец-то, превратился в самого себя, сложил руки на груди и взглянул на меня с иронией.

– Я уже пять минут как пытаюсь к этому перейти, но ты постоянно вмешиваешься в процесс обучения.

– Извини.

– Конечно, я дам тебе шанс проверить все это на себе еще раз, но в конце занятия, хорошо? А сейчас бы я хотел перейти к пояснению дальнейшего материала. Так пойдет?

Нет, этим утром он точно вместе с чаем принял «хитрина», «иронина» и пару капель веселья.

Я улыбнулась.

– Пойдет.

И мы начали.

– Стрессы. Как думаешь, какое количество их существует? Всего.

После непродолжительных размышлений, я предположила:

– Двадцать? Тридцать?

– А вот и нет. Ты увидишься, но основных всего три, а все остальное – их производные.

– Да? Какие это?

Я взялась за ручку – появилось ощущение, что кое-что неплохо бы записать.

– Вина. Страх. И злоба.

Подвинула к себе тетрадь. Записала.

– И все?

– Да. Любой из них может перетекать и менять форму как в усиление – «Вина – Страх – Злоба», так и в погашение – «Злоба – Страх – Вина». Хотя едва ли было бы верным назвать это погашением, ибо чувство вины может заново породить все остальное. Причем очень быстро.

Я перевернула ручку и задумчиво постучала колпачком по клетчатому листу:

– Что-то я не совсем понимаю – а как же все остальные стрессы? Такие, как обида, гнев, раздражение, беспокойство, растерянность, неуверенность, депрессия и прочие?

Дрейк выглядел довольным – он, наконец-то, приступил к тому, что хотел изложить.

– Давай я объясню подробнее, и после этого ты признаешь, что даже упомянутые в вашей святой книге под названием Библия семь смертных грехов подпадают под категорию перво-стрессов. То есть тех самых, которые я уже перечислил. Итак, чувство вины – оно понятно по своей сути?

– Вполне.

– Так вот именно чувство вины рождает в людях страх.

– А можно попросить о примерах?

– Конечно. «Если я буду плохим, меня не будут любить» – страх. «Если я не буду знать правила этикета, надо мной будут смеяться в ресторане» – страх, рожденный чувством вины «если я не умею, я плохой» или «я плохой, если я не умею». Здесь все ясно?

– Да.

– Тогда второй – собственно «Страх». Из всех существующих разновидностей страха я особенно выделю один – страх «меня не любят». Именно он присутствует в ста процентах людей в той или иной пропорции, и именно он приводит к тем мыслям, поведению и, как следствие, событиям, которые происходят в людских жизнях. И страх этот – огромный пласт в сознании. Невероятно большой.

– Погоди, я не совсем понимаю, что значит страх «меня не любят». А если я не влюблена в того, кто мне не отвечает взаимностью, во мне тоже присутствует этот страх?

– И еще какой. Давай перефразируем. Страх «меня не любят» можно описать другими словами:

страх «меня не ценят / не уважают / не слышат / не слушают / не считаются с моим мнением / обо мне не заботятся» – это все есть страх «меня не любят». Так же он может звучать, как «страх, что меня не будут любить». Теперь понятнее?

– Теперь да.

Я вновь принялась записывать, а Дрейк, тем временем, продолжал.

– Итак, чрезмерно усилившееся в людях чувство вины всегда перерастает в страх, а страх при слишком большой концентрации всегда перерастает в злобу. Так есть так было и так будет – это просто нужно понимать. Понимающий и знающий, как отпускать стрессы, человек станет человеком уравновешенным. Неуравновешенный же человек всегда будет поддаваться негативным эмоциям и в обязательном порядке болеть, ибо, как я говорил на прошлом занятии, – болезнь есть не что иное, как попытка тела вывести наружу негативные эмоции – стрессы. Как положительные, так и отрицательные. Ясно?

– Ясно. А бывают и положительные стрессы?

– Конечно. Избыток радости, например.

– А чем он плох?

На этот раз в глазах Начальника мелькнула укоризна – ого, я почти успела по ней соскучиться.

– Дина, я просил тебя начать читать «Рефлексотерапию», помнишь?

– Помню.

– Думаешь, зря просил?

– Думаю, нет. Я начну.

Мой учитель успокоился – упрек в глазах временно погас.

– Так вот, когда ты начнешь читать труд древних мудрецов вдумчиво и внимательно, ты поймешь, что болезнь может родить переизбыток любой эмоции. Потому что все они взаимосвязаны друг с другом, и перехлест одной из них, всегда приведет к появлению другой – следующей по кругу первоэлементов или же противоположной ей. Уже из первой таблицы ты узнаешь, что как Огонь всегда перетекает в Землю, а следом Металл, Воду и Дерево, так и избыточная Радость всегда породит сначала Сомнение, затем Печаль, Страх и следом Гнев – назовем ее той же злобой. Элементы всегда сменяют друг друга – эмоции тоже. Но только в том случае, если их интенсивность выходит за допустимые для нормального состояния рамки. Следишь за моей мыслью?

– Относительно, – информация шла большим потоком, и я чувствовала, что в застенографированных мной строчках еще придется разбираться и разбираться. – Так я правильно поняла, что все болезни рождены основными стрессами – чувством вины, страхом и злобой?

– Да.

– А как тогда быть с обидой?

– Это разновидность страха «как вы смели меня не услышать /не понять / не оценить? Значит, вы меня не любите».

– А горечь?

– Разновидность страха «зачем я старался, если никто не оценил? Меня не любят».

– Так, понятно.

Подобные разговоры почему-то напомнили мне анекдот про студента, который на экзамен по биологии выучил лишь один билет – про блох.

«Если бы у рыбы росла шерсть, то в ней обязательно водились бы блохи…» Так и этот страх «меня не любят» присутствовал, казалось, во всем.

– А гнев?

– Рожденная из страха злоба «Ах, не любите меня? Ну, тогда я вам покажу!»

– А гордыня? Ты ведь говорил про семь смертных грехов? Как быть с ней?

– Гордыня есть не что иное, как скрытый в человеке страх быть хуже других, который толкает его на свершения. Он звучит так: «Чтобы вы меня полюбили, я докажу вам, что умею это, это и это». А как только человек доказывает что-либо, то тут же начинает презирать других. А презрение есть не что иное, как мстительная Злоба «Ну, что, увидели, что я лучше? А вы все хуже – вы этого не умеете! Теперь вы дураки!».

Ох… Хорошая выходила цепочка.

– Я наглядно демонстрирую?

– Очень даже.

– Так вот спешу заметить, что Презрение – один из худших видов злобы, который направлен на уничижение других, то есть на отмщение, что уже совсем плохо, ибо карается одной из худших болезней.

– Какой?

– Раком.

Я притихла – веселость из настроения ушла.

Дрейк, может, рассказывал все в чуть шутливом тоне, приправив это насмешкой, но рассказывал он вещи серьезные, очень серьезные, и отнестись к подобному знанию следовало с должным вниманием.

– А кем карается, Дрейк? Если я презираю других. Откуда берется рак?

Серо-голубые глаза смотрели с экрана весело и невесело одновременно – глубокие глаза.

– Давай ты сходишь в фойе, выпьешь чашку кофе, а потом мы продолжим, хорошо? Тебе нужен отдых – пяти минут хватит.

– Ладно. Но в фойе никогда не было кофейного автомата.

– Я приказал его там поставить.

Правда? Здорово.

Возможность размять затекшие ноги и взбодриться любимым напитком заставила меня без промедления подняться с места.

– Через пять минут буду на месте.

– Угу. Жду.