Тени истины Сандерсон Брендон
– Хорошо. – Покопавшись в кармане, Вакс достал небольшую стальную пластинку с гравировкой на одной стороне. Удостоверение личности, доказательство того, что он констебль. – Я здесь по полицейскому вопросу. Сколько у вас таких экипажей? – Вакс кивком указал на шеренгу карет.
Лицо Сетта вытянулось, как только он понял, что Вакс вряд ли ему за что-то заплатит этой ночью.
– Двадцать три, – ответил он наконец.
– Многие еще работают этой ночью, – заметил Вакс. – Несмотря на поздний час.
– Мы работаем до той поры, пока люди гуляют, констебль. А сегодня они гуляют.
Вакс кивнул:
– Мне нужен список извозчиков, которые еще работают, их маршруты и любые заранее оговоренные встречи с клиентами, которых они сегодня подбирали.
– Разумеется.
По дороге к маленькому домику в центре каретного двора Сетт как будто слегка расслабился. Пока они шли, приехала карета – царапин на боках не было, – которую тащила пара взмыленных лошадей с опущенными головами. Похоже, животные тоже заработались.
В доме Сетт достал из ящика стола какие-то записи.
«Что-то он слишком услужливый», – подумал Вакс, когда Сетт метнулся к нему, протягивая бумаги.
Если кто-то чересчур охотно сотрудничал с властями, у Вакса начинал дергаться глаз, поэтому, просматривая предложенные списки, он незаметно следил за хозяином каретного двора.
– В процентном соотношении, сколько непредвиденных поездок приходится на те, что заказывают заранее?
– Пятьдесят на пятьдесят для черных карет, – сказал Сетт. – Открытые экипажи чаще заказывают спонтанно. – Лицо у него было как у хорошего игрока в карты, но что-то и впрямь беспокоило этого человека. Что же он скрывал?
«Тебе вечно мерещится, будто кто-то что-то скрывает, – упрекнул себя Вакс, продолжая листать бумаги. – Сосредоточься на текущем задании».
Очень может быть, что Кровопускательница решила нанять карету, чтобы обеспечить себе отступление, а не просто поймать случайный экипаж на улице. Найти того, кто увез ее с места убийства, было бы полезно в любом случае.
Вакс просмотрел записи об извозчиках, которые все еще работали этой ночью. У каждого в течение дня имелось несколько заранее обговоренных поездок, но лишь три из них пришлись на время убийства. Причем два заказчика являлись постоянными клиентами.
Оставался один заказ. Клиента надо было подобрать в Четвертом октанте и возить «до упора», то есть пока он сам не пожелает сойти. В списке значилось имя «Шанван». Террисийское. В переводе оно означало «Секрет».
– Мне нужен этот извозчик! – ткнув в список, потребовал Вакс.
«Если он все еще жив…»
– Шестнадцатая карета. – Сетт потер подбородок. – Это Шапау. Никто не знает, когда он вернется, а вы вряд ли захотите ждать. Могу прислать весточку, когда он появится.
– Можно и так, – не стал спорить Вакс, однако уходить не спешил.
Дверь распахнулась, и влетела девушка в брюках на подтяжках:
– Босс, в «Боннвезере» поздно ночью играют пьесу. Надо будет развозить людей по домам.
– Мы уже послали туда несколько экипажей.
– Этого недостаточно, – возразила девушка. – Босс, на улицах полным-полно народа. Простых работяг, от которых богатеям делается не по себе. Театралам понадобятся кареты.
Сетт кивнул:
– Разбуди Джона и Форджерона. Отправляй всех, кого сможешь поднять. Что еще?
– Мы могли бы выкатить побольше колымаг. В особенности туда, где есть пивные.
– Алломантка-стрелок, – догадался Вакс, заметив мешочек с кусочками металла – видимо, мелкими обрезками – на поясе у девушки. – Вы используете гонцов-алломантов, чтобы выявлять многолюдные места и направлять туда кареты.
– Что в этом удивительного? – спросил Сетт.
– Дороговизна.
– Чтобы зарабатывать деньги, нужно тратить деньги, констебль. И как вы можете видеть, у меня довольно горячая ночка. Вероятно, вы могли бы предоставить мне возможность заниматься своим делом, если я пообещаю…
– Стрелок, – перебил Вакс, обращаясь к девушке, – ты видела карету номер шестнадцать? Полагаю, босс велит тебе проверять, выполняют ли извозчики свою работу?
– Но как… – начала она.
– Алломантов не нанимают ради отчетов о дорожном движении, – пояснил Вакс. – Карета номер шестнадцать?
Девушка посмотрела на Сетта – тот кивнул. Итак, если Сетт что-то и скрывал, оно вряд ли было связано с этим извозчиком. И скорее всего, не имело ничего общего с Кровопускательницей. Какое-нибудь заурядное правонарушение.
«По меньшей мере один алломант среди работников…» – подумал Вакс.
– Я не видела шестнадцатого на улицах, – сказала юная алломантка, поворачиваясь к Ваксу. – Но это потому, что Шапау сейчас в салоне гашения на Декан-стрит. Его карета стоит за углом.
– В салоне гашения?! – гневно переспросил Сетт. – Он же на дежурстве!
– Знаю. Я подумала, вы захотите узнать.
– Хм… да, – произнес Вакс. – А что с поджигателем, который на вас работает? Он тоже там?
– He-а, – ответила алломантка. – Он… – Тут она осеклась и побледнела.
В комнате стало очень тихо.
– Вы используете эмоциональную алломантию. Чтобы подстегнуть клиентов. Усилить у прохожих чувство усталости или торопливость, сделать их более расположенными к тому, чтобы взять карету, так удобно припаркованную прямо через улицу.
Вид у Сетта сделался больной. Да, Вакс попал в точку. Преступное использование алломанта-поджигателя ради продвижения бизнеса – нарушение Алломантического соглашения ‘94 года. Этим занимались целые отделения, специально созданные при министерствах. Однако, хоть преступление и было опасным, в данный момент Вакса волновало совсем другое.
– У вас нет доказательств… – начал Сетт, но спохватился. – Я поговорю с моим адвокатом. Да будет вам известно, что моих людей нельзя допрашивать без судебного ордера, который…
– Разберетесь с главным констеблем, – перебил Вакс. – Уверен, скоро он с вами свяжется. А пока что мне нужно описание этого вашего извозчика, а также клички любых домашних животных, которыми он может владеть.
Мараси прошлась вдоль стойки, на которую выложили в ряд винтовки. К каждой прилагался стальной куполообразный шлем, сложенный тяжелый жакет и коробка с боеприпасами. Ржавь! Она и не догадывалась, что в распоряжении констеблей имеется подобное.
– Ну что ж, – лейтенант Колмс повернулась к Ме-Лаан, – если вдруг какой-нибудь вождь колоссов опять решит напасть на Элендель, мы готовы.
Два капрала, оба мужчины, производили тщательный осмотр оружия, желая убедиться, что оно в хорошем состоянии. Хоть Мараси и заметила не одну пару усталых глаз, вокруг все кипело. Прибывали все новые и новые констебли, призванные на экстренное дежурство. Когда они входили через главные двери, то останавливались и, подобно Мараси, обозревали винтовки. Возможно, именно потому Арадель и приказал расположить оружие столь демонстративно. Быстрое зрительное напоминание о том, насколько опасным становится положение в городе.
Мараси обошла переднюю стойку и вошла в офис. Проходившая мимо девушка-капрал вручила ей чашку крепкого чая. Мараси сделала глоток.
Ух ты! Жуть. Она глотнула еще. Ну не позориться же и просить мед, когда все остальные, словно соревнуясь друг с другом, заглатывали эту дрянь? Ме-Лаан шла по пятам, с интересом разглядывая помещение. Роскошная фигура кандры привлекала взгляды. И, хм, пристальные. В участке редко появлялись эффектные женщины шести с половиной футов ростом, одетые в брюки и облегающую рубашку. Судя по тому, как Ме-Лаан улыбалась мужчинам, мимо которых они проходили, внимание ей, похоже, нравилось.
«Ну разумеется, – подумала Мараси. – Иначе она не выбрала бы тело с такими совершенными пропорциями».
Происходящее показалось Мараси вульгарным. В конце концов, в строгом смысле слова, Ме-Лаан и человеком-то не была!
– Не ожидала увидеть здесь женщин в униформе, – заметила кандра. – Я полагала, ты – диковинка.
– В полицейском управлении действует полное равенство. Вознесшаяся Воительница служит моделью для всех женщин. Здесь нас не так много, как, например, в конторах стряпчих, но профессию едва ли можно счесть неженской, – пояснила Мараси, направляясь в дальние комнаты, где размешался архив.
– Конечно, конечно. – Ме-Лаан улыбнулась попавшемуся навстречу молодому лейтенанту. – Но я всегда считала, что людям свойственны довольно сексистские убеждения. Как говорит Вен-Делл, это естественный результат вашего полового диморфизма.
– А кандрам не свойствен сексизм? – спросила Мараси, краснея.
– Хмм? Ну, учитывая тот факт, что кандра-самец, с которым ты беседуешь сегодня, может завтра сделаться женщиной, я бы сказала, что на все это мы смотрим несколько по-другому.
Мараси еще сильней залилась краской:
– Уверена, вы преувеличиваете.
– Не особенно. Ого, а ты легко краснеешь, да? Я-то думала, ты сочтешь это естественным, – ведь, если уж на то пошло, человеческий Бог, по большому счету, гермафродит. Одновременно добро и зло, Разрушитель и Охранитель, свет и тьма, мужчина и женщина. И тэ дэ, и тэ пэ.
Они подошли к дверям архива, и Мараси отвернулась, чтобы спрятать румянец. Она отчаянно жалела, что не знает способа, который позволил бы справиться со смущением.
– Гармония – не мой бог. Я принадлежу к Церкви Выжившего.
– А, ну да. В этом-то как раз есть смысл, разумеется. Поклоняться тому, кто умер, а не тому, кто спас мир.
– Выживший превзошел смерть, – взявшись за дверную ручку, возразила Мараси. – Он выжил, хотя и был убит, и принял на себя мантию Вознесшегося на период между смертью Охранителя и Вознесением Вин.
Ржавь… она что, ведет теологический спор с полубогиней?
Ме-Лаан, однако, взглянула на нее с интересом:
– Что, серьезно?
– Э-э… да. Гармония сам об этом написал в Словах Основания, Ме-Лаан.
– Хм. Надо бы мне и впрямь как-нибудь прочитать эту книжку.
– Вы не… – Мараси моргнула, пытаясь свыкнуться с мыслью о том, что одна из Безликих Бессмертных не знакома с доктриной.
– Я все собираюсь, собираюсь, – сказала Ме-Лаан, пожимая плечами. – Никак времени не найду.
– Вам больше шестисот лет.
– Когда в твоем распоряжении вечность, малышка, откладывать дела на потом становится чрезвычайно легко. Так мы войдем в эту комнату или нет?
Мараси вздохнула и открыла дверь в помещение, заставленное шкафами и столами, на которых громоздились гроссбухи и стопки газет. Это было детище Араделя; ему нравилось быть в курсе того, о чем говорили и писали горожане. Пока что он использовал эту коллекцию лишь для того, чтобы отслеживать сообщения о преступлениях, которые пропустили его люди, но у Мараси имелись собственные планы.
К несчастью, заведовавший архивом констебль Миклин был одним из близких друзей Редди. Когда Мараси вошла, Миклин и два других работавших там констебля подняли голову и тотчас же снова уткнулись в документы.
– Что за гражданское лицо? – поинтересовался из-за своего стола в углу Миклин.
Интересно, как же у него получалось добиваться того, чтобы волосы вот так стояли торчком? Почти как трава, растущая в горшке.
– Следователь по особо важным делам из другого ведомства, – ответила Мараси. – Ее прислал лорд Ладриан.
Миклин шмыгнул носом:
– Я так понял, эта охота за призраками – ваша идея? Не успел сегодня прийти в участок, как меня отправили сюда, искать сведения о прорыве той плотины.
– Что-нибудь нашли? – Проскользнув между двумя большими архивными шкафами – они стояли, точно часовые, – Мараси в нетерпении подбежала к его столу.
– Ничего. Тупик. Трата моего времени.
– И тем не менее я бы хотела ознакомиться с тем, что удалось обнаружить, – настойчиво произнесла Мараси. – Если это не очень трудно.
Миклин положил обе руки на стол и тихо спросил:
– Зачем вы здесь, Колмс?
– Я думала, Арадель вам сказал. Прорыв плотины мог…
– Речь не об этом. Вам предлагали постоянную должность у главного прокурора октанта, с письменной благодарностью за стажировку, пройденную под его началом. Я читал этот документ. И вдруг вы… что? Внезапно решили выслеживать преступников? Нацепив шестизарядные пистолеты, словно в каком-нибудь Дикоземье, ржавь его побери! Полицейская работа состоит не в этом.
– Я в курсе, – сухо ответила Мараси. – Но спасибо, что сообщили. Так что же вы обнаружили?
Он вздохнул, потом постучал тыльной стороной ладони по папке и пробормотал:
– Ржавь, только зря время потратил.
Мараси взяла папку и удалилась, снова пройдя между двумя шкафами. Мало этого Миклина, так еще два других констебля выразили свое мнение тихим презрительным фырканьем. Мараси чувствовала, как они сверлят ее взглядом, пока, прижимая папку к груди, выходила вместе с Ме-Лаан из архива.
– Почему они с тобой так обращаются? – спросила кандра, когда они выскользнули наружу.
– Это сложно объяснить.
– Люди обычно все усложняют. Почему ты позволяешь им так с собой обращаться?
– Я работаю над этим.
– Хочешь, я что-нибудь сделаю? – предложила Ме-Лаан. – Могу выбить из них цинизм одним махом, показать, что у тебя есть друзья, которые…
– Нет! – воскликнула Мараси. – Пожалуйста, не надо. Я уже с таким сталкивалась раньше.
Она метнулась к своему столу рядом с кабинетом Араделя, и Ме-Лаан двинулась следом. У стола стояла худощавая женщина-констебль – одной ногой на стуле Мараси – и, потягивая чай, болтала с мужчиной за соседним столом. Мараси дважды прочистила горло, прежде чем женщина – кажется, ее звали Таудр – наконец-то обратила на нее внимание и, демонстративно закатив глаза, убралась прочь.
Мараси села. Ме-Лаан подтянула поближе стул.
– Ты точно не хочешь, чтобы я…
– Нет, – повторила Мараси, зарываясь в папку. Потом перевела дух и прибавила: – Пожалуйста, не надо.
– Уверена, твой друг Ваксиллиум мог бы прийти на помощь: пара выстрелов – и злобные язычки тут же укоротятся.
«Ох, ради Выжившего, нет…»
От одной только мысли о чем-то подобном Мараси сделалось плохо.
– Я начинаю понимать, что Ваксиллиум – одна из причин того, что ко мне так относятся, – сказала она, открывая папку, которую подготовил Миклин. – Жизнь в участке подчинена иерархии. Сержанты начинают капралами, работают на улицах, выкладываются по полной десять-пятнадцать лет и наконец-то получают повышение. Капитаны начинают лейтенантами и большей частью происходят из аристократов. Время от времени случается, что кто-то из сержантов пробивается на уровень выше. Но предполагается, что каждый должен сначала поработать какое-то время на самом низу.
– А ты…
– Я все это пропустила. Я подала заявку на важную должность – на пост главного помощника Араделя, – и меня приняли. Ваксиллиум все усложняет, потому что меня связывают с ним. Он как ураган, который продувает все насквозь и оставляет после себя беспорядок. Но еще он хорош в своем деле и является аристократом высшей пробы, так что никто не жалуется слишком громко. А вот я…
– Не из благородных.
– Не совсем так. Мой отец – аристократ рангом пониже, а я незаконнорожденная. Это и делает из меня доступную мишень, в то время как Ваксиллиум вне досягаемости.
Ме-Лаан откинулась на спинку стула и огляделась:
– Призрак любил позанудствовать на эту тему: происхождение, мол, не должно иметь значения, в отличие от способностей. То, чего ты добилась, должно производить впечатление, а не создавать угрозу. Проклятье, ты же сказала, что у вас тут полное равенство.
– Так и есть, – подтвердила Мараси. – Потому-то я и получила эту работу. Что, впрочем, не мешает людям меня презирать. Я иллюстрация того, как меняется мир, Ме-Лаан, а перемены пугают.
– Хм… – произнесла кандра. – И нижние чины просто так все это терпят? На мой взгляд, им должно было скорее понравиться, как ты продемонстрировала, что можно и перепрыгнуть через несколько мест в очереди.
– Вы ведь не так уж много знаете о человеческой природе, верно?
– Конечно знаю. Я изучила и имитировала десятки людей.
– Значит, рискну предположить, вы разбираетесь в индивидах, – не уступала Мараси. – Интересная особенность людей заключается в том, что, хотя они кажутся уникальными, на самом деле ими управляют более общие закономерности. В историческом смысле рабочий класс выказывал большее сопротивление переменам, чем тот класс, который его угнетает.
– Правда? – изумилась Ме-Лаан.
Мараси кивнула. Она повернулась было к книжной полке возле стола, чтобы взять кое-какие книги, но остановилась. Сейчас не время. Не исключено, что они стали свидетелями того, как на улицах Эленделя воплощалось исключение из этого правила. Желание выйти из тупикового положения могло повлечь за собой насилие. Как в случае с паровым котлом, который раскочегарили и не сбросили пар, отчего он внезапно взял да и… взорвался.
Никому не нравится осознавать, что тебя обманывали. Жители Эленделя верили, что у них все хорошо – им с рождения твердили, что Гармония благословил всех богатой и щедрой на дары землей. Но эти речи можно слушать лишь до того момента, пока на ум не приходил вопрос: а почему, собственно, все эти невероятные сады принадлежат кому-то другому, в то время как именно тебе приходится трудиться день и ночь, чтобы хоть как-то прокормить своих детей?..
Мараси углубилась в содержимое папки, где перечислялись события, сопровождавшие наводнения на востоке. Ме-Лаан опять откинулась на спинку стула. До чего же любопытное создание! Сидит себе, высоко подняв голову, встречается взглядом с проходящими мимо людьми, ни на миг не задумываясь о том, что каждый из них про нее думает.
Миклина раздражала Мараси, но неприязнь к ней не повлияла на результат его дотошного и тщательного труда. Он включил отчеты констеблей о прорыве плотины, докладную записку инженера, который расследовал происшествие, и вырезки из элендельских газет, касающиеся катастрофы.
Что самое важное, в папке нашлась и выписка из недавнего судебного дела, которое завершилось казнью фермера, устроившего наводнение. Тот заявлял, что хотел погубить урожай соседа, организовав «несчастный случай», но перестарался с количеством динамита и проделал в плотине настолько большую дыру, что она рухнула целиком. Итог: десятки погибших и уничтоженный урожай в целом регионе, повлекший за собой нехватку зерна.
Защита призвала свидетелей, которые заявили, что саботажник – человек по имени Джонст – вел себя странно. Твердили, что он явно сошел с ума. И чем больше Мараси читала, тем сильней убеждалась, что фермер действительно тронулся умом – ведь с Кровопускательницей именно это и произошло.
– Поглядите-ка. – Мараси протянула листок Ме-Лаан. Кандра прочитала и хмыкнула:
– Он не смог вспомнить на суде имена своих детей?..
– Похоже на весомое доказательство того, что Джонста заменили, как считаете?
– И да, и нет, – проговорила Ме-Лаан. – Старая гвардия поднаторела в допросах тех, чей облик собирается принять, и в выяснении их подноготной. Нам теперь редко приходится заниматься подобным – в большинстве случаев мы становимся теми, кого выдумали сами. Но если это и впрямь была Кровопускательница… значит она очень торопилась. – Ме-Лаан указала на абзац в нижней части страницы. – А вот это выглядит куда лучшим доказательством, если хочешь знать мое мнение.
Мараси быстро подалась вперед и прочитала указанный кандрой текст:
Отчет о казни. Пленник был повешен и скончался. От последней трапезы отказался и потребовал «закончить поскорее». Могила осквернена спустя две ночи; предположительно в результате действий кого-то из тех, кто потерял семью во время наводнения.
– Ух ты… – выдохнула Мараси, забирая лист. Сама она еще не добралась до этой части. – Да. Выходит, Кровопускательница выбралась из могилы? А перед этим позволила… на самом деле себя закопать?
– Несомненно, – подтвердила Ме-Лаан. – Паалм всецело предана своему ремеслу.
– Тогда почему она забыла имена детей?
Ме-Лаан покачала головой:
– Понятия не имею.
Так или иначе, это уже можно было показать Араделю.
– Пойдемте, – поднимаясь, сказала лейтенант Колмс.
15
Жизнь в Дикоземье научила Вакса тому, что люди склонны превращать в деньги что угодно. Впервые увидев продавца воды, он удивился. Кто же продает то, что в буквальном смысле падает с неба?
Теперь, двадцать с лишним лет спустя, Вакс был удивлен тем, что в Эленделе никто не додумался ввести налог на сбор дождевой воды. За то, что кому-то требовалось, можно было взимать плату. К алломантии это относилось вдвойне, хотя некие консерваторы и порицали усиливающуюся коммерциализацию металлических искусств. Наемных ферухимиков было куда меньше, чем алломантов, – возможно, потому, что согласно террисийским традициям к их способностям относились с должным почтением.
Вакс поднялся по ступенькам к зданию, которое стояло обособленно на улице в довольно милом районе Эленделя, пусть и в темном конце тупика. Дом был двухэтажным, окна с опущенными шторами тепло светились изнутри. На подъездной дороге с правой стороны стояла припаркованная черная карета с серебристым гербом, украшенным царапинами.
Едва приблизившись к двери, Вакс ощутил волну гашения. Спокойное, нежное чувство – как эмоциональный анестетик.
Словно кто-то прижал подушку к его эмоциям, пытаясь с любовью их придавить.
«Как небрежно, – подумал он. – Надо было прихватить шляпу с алюминиевой подкладкой».
Ведь Кровопускательница могла владеть гемалургическим штырем, позволяющим гасить или разжигать эмоции. Что ж, придется забрать шляпу позже.
Вакс вошел в дом и оказался в помещении, тускло освещенном лампами красных тонов. Возлежавшие на расставленных тут и там кушетках курили сигары или трубки с благоуханным табаком, пялились в потолок, на котором был изображен симпатичный абстрактный узор, напоминавший витражное окно.
Большинство заведений в такой час закрывались, но только не салоны гашения. Один визит сюда стоил дороже целой ночи в пивной, но зато не имел никаких побочных эффектов. Или, если точнее, они были другими.
Дама в платье, подобающем почтенной женщине, – и в шляпе, скорее всего с подкладкой из алюминиевой фольги, – приблизилась к Ваксу. Видимо, намеревалась получить с него плату, но законник продемонстрировал свой констебльский жетон.
– Если думаете, что это позволит попасть сюда бесплатно, – проговорила хозяйка, – то вы точно новичок в полицейских рядах.
Вакс одарил ее сухой улыбкой и спрятал металлическую пластинку. Дама заправляла салоном гашения не самого высокого пошиба. Хоть этот род занятий не являлся противозаконным – что особенного в том, чтобы манипулировать эмоциями людей, если те сами за это платили? – она должна была привыкнуть к проверкам со стороны констеблей. Подобные места не просто привлекали тех, кто от чего-то прятался; всегда существовала возможность, что салон гашения, пользующийся сомнительной репутацией, способен использовать клиентов в своих интересах.
Никто из присутствовавших не походил на Шапау, но в салонах гашения имелось не одно помещение.
– Коротышка, – сказал Вакс. – Лысеющий. Известен как Шапау, но мог назваться другим именем.
Кивнув, владелица жестом предложила Ваксу следовать за собой. Лавируя между лежавшими на полу, она пересекла комнату Тусклое освещение и дым должны были насторожить Вакса – как раз в таких местах и происходили несчастные случаи или засады, – но было трудно бороться с гашением. Оно растворило верхние слои тревоги, обнажая то, что скрывалось ниже: беспокойство за Уэйна и Мараси. Еще ниже обнаружилась удивительная досада – даже гнев – на Бога. В конце концов даже эти эмоции покинули Вакса, точно улетающие птицы, оставив ощущение пустоты. Не спокойствие, а вакуум.
Захотелось устроиться в каком-нибудь кресле, закрыть глаза и облегченно вздохнуть. Кровопускательница пусть подождет. Она ведь точно не попытается кого-нибудь убить этой ночью. А если и попытается, с чего тревожиться? Он все равно не сумеет ее остановить.
Вакс обнаружил, что ненавидит это ощущение. Эмоции принадлежали ему – составляли ядро его сущности. Отняв их, его не сделали счастливее и не помогли забыть. Он просто почувствовал себя больным.
Он ускорил шаг, пытаясь заставить владелицу салона идти быстрее, и они наконец-то покинули комнату с кушетками и вышли в длинный коридор со множеством комнат. В одной – абсолютно белой – прямо на полу, скрестив ноги, сидели люди. В другой – полностью черной, без всякого освещения – ничего разглядеть не удалось. Попалась даже комната, стены которой были расписаны деревьями, а пол покрыт тростником, как в террисийских хижинах для собраний. Здесь на единственном стуле, закрыв глаза, сидел человек.
Возможно, именно он и был гасильщиком – где-то в салоне должен находиться по меньшей мере один, создававший маленький гасящий пузырь. Предполагалось, что стены салонов проложены алюминиевыми листами, предотвращавшими влияние эмоциональной алломантии на соседние дома, но это правило соблюдалось не всегда.
Владелица провела Вакса вверх по лестнице, в маленькую комнату на втором этаже. Из мебели здесь была лишь кушетка для массажа. Но Шапау не лежал на ней. Он расхаживал туда-сюда возле запертого на задвижку окна в дальней стене, раздражая массажистку, которая стояла неподалеку, скрестив руки. На стуле у стены сидел пожилой мужчина. Металлические флаконы в его карманах – Вакс видел тонкие рассеянные лучи, указывающие на хлопья, плавающие в жидкости, – выдавали в незнакомце алломанта.
Вакс удивленно вскинул бровь. Шапау заплатил за частный сеанс. Откуда у него такие деньги? Заметив Вакса, извозчик замер, потом взгляд его метнулся к пистолетам на поясе законника, и Шапау рухнул на колени, заливаясь слезами.
Пожилой гасильщик поднялся, громко щелкнув суставами.
– Я сделал все, что мог, госпожа Халикс, – сообщил он хозяйке. – Но этому человеку не нужна алломантия. Ему нужен врач.
– Он ваш, – повернувшись к Ваксу, сказала госпожа Халикс. – Заберите его отсюда. Он тревожит моих людей.
Вакс пересек комнату и присел рядом с Шапау. Коротышка вздрогнул.
– Шапау, – окликнул Вакс. – Посмотри на меня.
Извозчик поднял голову.
– Как зовут твоего пса? – спросил Вакс.
– Моего… у меня нет пса. Он умер несколько лет назад.
Что ж, неплохо. Это не замаскированная Кровопускательница, если только кандра не сообразила расспросить случайного извозчика о его домашних любимцах – прежде чем убить и принять его обличье.
– Что произошло? – спросил Вакс. – Почему ты здесь?
– Чтобы забыть то, что я увидел.
– Гашение так не работает, – возразил законник. – Оно не лишает воспоминаний.
– Но разве мне не должно было стать лучше?
– Зависит от эмоций, которые ты переживаешь. И от искусства гасильщика. – Вакс взял извозчика за плечо. – Что ты видел, Шапау?
Тот моргнул покрасневшими от слез глазами:
– Я видел… себя.
В кабинете Араделя, конечно, не оказалось. Это место предназначалось, как он говорил, «для того, чтобы великим лордам было где присесть, когда те являются, чтобы подать жалобу главному констеблю».
Мараси нашла его на крыше участка, где Арадель слушал донесения двух алломантов-стрелков, которые провели разведку в городе. Мараси, Ме-Лаан и несколько лейтенантов вежливо дожидались поблизости, и до них долетала большая часть новостей: «На улицах по-прежнему тысячи людей, милорд. Они собираются в пивных. Не идут домой…»
Арадель слушал, упираясь обутой в сапог ногой в невысокую стену по периметру крыши. Туман по-особому клубился вокруг каждого стрелка, отзываясь на то, как он использовал алломантию. Наконец главный констебль их отпустил. Алломанты не были настоящими констеблями – скорее, наемными работниками. Они хранили верность своим Домам. Или, в некоторых случаях, своим кошелькам.
Спрыгнув с крыши здания, главный констебль повернулся к поджидавшим его лейтенантам.
– Подготовьте людей к зачистке пивных, – негромко приказал он.
– Сэр? – не поняла одна из женщин.
– Мы их закроем. – Арадель вскинул указательный палец. – Сначала те, что на прогулочных набережных, потом займемся теми, что на улицах поменьше. Мы не сможем начать, пока я не получу от губернатора разрешение на введение в октанте военного положения, но я хочу, чтобы констебли были готовы выступить, как только мы получим известие.
Лейтенанты побежали выполнять приказ. Арадель глянул на Мараси, и та будто увидела в нем что-то от его предка – солдата, принявшего мученическую смерть во времена Вознесшейся Воительницы. В другую эпоху этот человек наверняка стал бы боевым генералом, а не полицейским.
– У вас что-то есть для меня, лейтенант Колмс? – спросил он, подзывая ее к себе.
Ме-Лаан осталась стоять, сунув руки в карманы брюк, на ступеньках лестницы.
– Наша убийца, сэр. – Мараси протянула папку – Она выбралась из собственной могилы после того, как ее «казнили» за действия, повлекшие наводнения на востоке. А несколько дней спустя неподалеку нашли кости и объявили об осквернении могилы. Разве мог кто-то предположить, что один из святых Безликих Бессмертных вселился в тело убийцы и преступника?
Арадель выдохнул – тихо, со свистом. На прогулочной набережной позади него, невзирая на поздний час, в свете уличных фонарей двигались тени.
– Выходит, это все – ее рук дело?
– Простите, сэр, но я бы сказала, что в происходящем скорее виноваты недостойные условия труда в городе. Вместе с тем, Кровопускательница, вне всяких сомнений, ускоряет процесс. Хочет, чтобы город был на грани коллапса к моменту, когда собирается совершить свой ход.
– Разрушитель… – прошептал Арадель. – Принимая во внимание все это, кажется почти банальным вопрос о том, коррумпирован ли губернатор, не так ли?
– Полагаю, зависит от того, кого вы спросите.
Внизу раздались крики; о чем-то бурно спорила двигавшаяся вдоль канала группа мужчин. Мараси не расслышала слов, но уловила тон.
– Мне по-прежнему требуются доказательства, – сказал Арадель. – Не потому, что преуменьшаю ваши усилия, лейтенант. Но я не хочу бросаться на туманных призраков, которых сам не увижу. Это касается и губернатора. Глядите в оба. Если найдете что-то конкретное, мы это используем, как только ситуация стабилизируется. И все же, повторяю, мне нужны доказательства относительно способностей вашей сверхъестественной преступницы.
– Понимаю, сэр, – ответила Мараси и кивнула Ме-Лаан, которую освещали фонари на шестах рядом с дверью на лестницу. – И у меня есть для вас кое-какие доказательства. Но будет лучше предъявить их в более уединенной обстановке.
Арадель убрал ногу с парапета.
– Вниз, – приказал он двум оставшимся констеблям – младшим капралам, в чьи обязанности входила передача сообщений.
Когда на крыше не осталось посторонних, Арадель подошел к Ме-Лаан.
– Я надеюсь, – он прочистил горло, – что мои вопросы вас не оскорбят, э-э-э… ваша светлость.