Тени истины Сандерсон Брендон

18

Значительную часть взрослой жизни Мараси готовилась стать адвокатом, и ее мама надеялась, что дочь когда-нибудь займется политикой. Политические амбиции Мараси забросила еще в юности, а недавно то же самое произошло и с амбициями по части профессии стряпчего. И у того и у другого ремесла имелся один важный недостаток: ими занимались исключительно адвокаты и политики.

Однако по иронии судьбы Мараси сейчас находилась в помещении, полном адвокатов и политиков. А точнее, в личном кабинете губернатора Иннейта, где собралась его команда – добродушно настроенная компания, и близко не выглядевшая столь измотанной, как констебли и охранники, которых призвали на службу в середине ночи. Впрочем, сложившийся кризис чиновники обсуждали, не жалея сил. Перебивали друг друга, торопясь высказать свое мнение, словно соперничающие за родительское одобрение дети.

Стоявшая у окна Мараси – губернатор сказал, что вскоре к ней обратится, – внимательно слушала, делая пометки в блокноте, и наблюдала. Конечно, если кандра затесалась среди этих людей, сомнительно, что удастся опознать ее по словесной оговорке, но раз уж Мараси велели оставаться на месте и ждать, это был лучший способ убить время.

– Все утихнет, – в очередной раз повторил начальник городского санитарного управления. Много лет назад он стажировался на адвоката по той же программе, что и Мараси. Интересно, зачем диплом юриста тому, кто занимается городской санитарией? – Реп, ты принимаешь все слишком близко к сердцу.

– Я принимаю слишком близко к сердцу попытку меня убить?! – переспросил Иннейт. Он стоял, одной рукой опираясь о каминную полку – Нападение, в результате которого погиб мой давний друг?

От этого в кабинете сразу сделалось тихо, и начальник санитарного управления стушевался и покраснел. Иннейт сменил запятнанную кровью рубашку на чистую, однако собравшиеся успели увидеть его еще до этого. Мараси склонялась к мысли, что губернатор нарочно тянул с переодеванием.

– Я говорил не о покушении на убийство, – уточнил начальник санитарного управления. – Я имел в виду волнения снаружи. Они утихнут.

– Они уже перешли к грабежам, – заметила министр торговли – дама в очках, с которой прибыли два помощника, конспектировавшие заседание. Она даже не предложила им сесть.

– Грабежи происходят постоянно! – возразил начальник санитарного управления. – Нашли чем удивить. Зачем лезть в самое пекло, когда достаточно локализовать пожар и подождать, пока сгорит то, что должно сгореть.

– Глупости, – отрезала министр образования – полная дама, которая сидела, придвинув ноги поближе к потрескивающему в камине пламени. – Пришло время для решительных действий, милорд губернатор. Вы должны показать своим противникам, что вас не так уж легко запугать. Вы ведь знаете, что в последнее время активизировались Лекали? Скандал вокруг вашего брата лишь подпитает их амбиции. Помяните мое слово, на следующих выборах они выставят своего кандидата, который попытается вас дискредитировать, опираясь на события этой ночи.

– Именно, – подал голос министр по общественным делам. – А не могут ли они стоять за покушением на убийство?

Губернатор посмотрел на Мараси, – кажется, впервые с начала совещания он вспомнил о ее присутствии. Иннейт теперь знал про Ме-Лаан: кандра продемонстрировала ему свою истинную природу еще до прихода чиновников. Губернатор отнесся к этому серьезно, даже совещание начал с того, что объяснил министрам и прочим начальникам, что они имеют дело с кандрой, сбившейся с пути. Однако собравшиеся явно сочли это глупостью и, как заведено у чиновничьего племени, пропустили губернаторский рассказ мимо ушей.

Мараси встретила пристальный взгляд Иннейта спокойно. Когда-то она мечтала принять участие в подобном совещании. Где принимались бы важные решения, составлялись проекты законов и одобрялись политические стратегии. Теперь же обнаружила, что все эти речи вызывают лишь досаду. Должно быть, сказалось общение с Ваксиллиумом, и, вероятно, не лучшим образом.

– Нет-нет, – запротестовал начальник санитарного управления. – Лекали за этим не стоят. Убийца? Вы с ума сошли, Донтон? Они бы ни за что не позволили застукать себя за участием в чем-то столь вредоносном.

– Согласна, – поддержала министр образования. – Это предпринял некто, отчаявшийся в куда большей степени. Повторяю, милорд губернатор. Решительность. Лидерство. Вы спрашивали о военном положении? Ну так вот, по-моему, это минимальная мера, которую вы должны предпринять. Отправьте на улицы армию констеблей. Расправьтесь с грабителями, разгоните бунтовщиков – пусть все видят, что вы защищаете город.

Другие тоже поспешили высказать свое мнение, но губернатор неожиданно прервал совещание:

– Мне надо подумать. Мне надо подумать! – Тон его был резким – куда резче, чем Мараси доводилось слышать раньше. – Все свободны. Дайте мне поразмыслить.

Выглядел он измученным. Советники притихли и начали один за другим покидать кабинет. Мараси с неохотой двинулась следом.

– Мисс Колмс, – окликнул ее направившийся к своему столу губернатор, – задержитесь на минуточку.

Усевшись за стол, Иннейт наклонился и отвернул угол ковра, под которым обнаружилась верхняя часть небольшого сейфа. Губернатор рассеянно отпер его ключом из выдвижного ящика, сунул руку внутрь, достал должностную печать и, выпрямившись, начал писать.

– Передайте главному констеблю Араделю, что он получит свой приказ о военном положении. На данный момент он единственный главный констебль, который обратился ко мне, и я нахожу это тревожным. До окончания кризиса наделяю его исполнительными полномочиями в качестве лорд-констебля, руководителя всех правоохранительных органов в городе. Главные констебли других октантов должны будут перед ним отчитываться.

«Остальным это не понравится», – подумала Мараси, но смолчала.

Соперничество между полицейскими управлениями октантов официально именовали дружественным, но на самом деле – с ее точки зрения – в нем было многовато яда.

– А каковы будут инструкции относительно горожан? – негромко спросила Мараси. – Следует ли констеблям поступить так, как предлагает ваша министр образования?

Иннейт посмотрел на нее, будто оценивая:

– Полагаю, в полиции вы новенькая? Вы… кузина невесты лорда Ладриана?

– Не знала, что привлекла ваше внимание.

– Не вы. Он. Это ужасный человек.

Под критическим взглядом губернатора Мараси ощутила неловкость.

– Эти толпы рано или поздно окажутся здесь, знаете ли, – постукивая ручкой по столу, продолжал Иннейт. – Придут и потребуют ответов. Придется мне с ними поговорить – обратить прилив вспять.

«Поговорить? – подумала Мараси. – Как вы уже пытались сделать это раньше?»

В той речи не было и намека на сопереживание горожанам с их проблемами.

Ржавь, неужели все это приключилось сегодня днем? Сверившись с богато украшенными настольными часами Иннейта, Мараси обнаружила, что уже почти два, – значит, речь губернатора в строгом смысле слова была вчера. Наверное, не стоило смотреть на время: увидев, насколько поздний час, Мараси лишь вспомнила о том, как сильно устала. Усталость чем-то походила на разозленного кредитора, который колотит в дверь и рано или поздно придется перестать его игнорировать.

– Скажите Араделю, – задумчиво проговорил губернатор, – пусть не останавливает людей, собирающихся возле особняка, но любые грабежи в других частях города он должен пресекать. Пусть они страшатся меча. Разумеется, мне понадобится здесь большой отряд констеблей, чтобы удержать толпы в повиновении, но я действительно хочу к ним обратиться. Эта ночь войдет в историю.

– Сэр, – начала Мараси, – я кое-что знаю о психологии толпы, и если пожелаете…

Кто-то снаружи позвал Иннейта, и он поднялся, не дослушав Мараси. Сунул ей приказ, скрепленный должностной печатью, и решительным шагом вышел из кабинета, чтобы разобраться с возникшими вопросами.

Мараси со вздохом проводила его взглядом. Оставалось лишь надеяться, что Уэйн и кандра сумеют обеспечить его безопасность. Она бы с радостью увидела, как однажды Иннейта посадят в тюрьму, но ей не хотелось, чтобы он умер. Его убийство, помимо всего прочего, сказалось бы ужасным образом на моральном состоянии города.

Положив приказ в сумочку рядом с пистолетом, Мараси вышла в коридор и прошмыгнула через зал, где некоторые члены кабинета давали указания своим помощникам или принимали чашки с горячим чаем от губернаторских слуг. В углу, задрав ноги на журнальный столик и вертя в пальцах дорогую ручку из золота и красного дерева, прохлаждался Уэйн. Один Гармония ведал, где он ее украл…

К несчастью, бак автомобиля опустел, так что для доставки приказа Араделю требовался более заурядный способ передвижения. Мараси разыскала лакея и велела вызвать карету.

Однако осунувшийся слуга лишь затряс головой:

– Придется подождать несколько минут, мисс, пока я разыщу вам экипаж. Чиновники забронировали половину карет в городе, чтобы те развозили их письма, и вы ведь знаете, какая сегодня ночь… – Он многозначительно посмотрел в сторону распахнутой двери.

Свет фонарей на крыльце едва проникал сквозь туман. Тот клубился и плясал, но казался каким-то робким. Миниатюрные язычки забирались в вестибюль и почти сразу исчезали, точно пар над плитой.

– Я подожду, – сказала Мараси. – Спасибо.

Ее ответ как будто порадовал лакея: возможно, остальные не проявили подобного понимания. Лакея кто-то позвал, а Мараси немного постояла в дверном проеме, глядя в туман. Оранжевая дымка над городом означала, что горели огни. И хорошо, если это яркое свечение окажется всего лишь совокупностью фонарей и факелов, а не полыхающими зданиями.

Пока Мараси глядела на улицу, ее посетила некая идея, которую было трудно сформулировать. Покачав головой, Мараси вернулась в особняк, собираясь найти Уэйна и спросить, что он думает о недавних событиях. В большой гостиной рядом с вестибюлем усталый слуга драил деревянный пол. Оказывается, пятна крови очень тяжело отчищать. Вдоль стены лежал аккуратно свернутый ковер – на выброс.

До гостиной Мараси так и не дошла – вместо этого она спустилась по лестнице к тайной комнате.

«Город на грани взрыва. Такое уже случалось».

В убежище губернатора было тихо и пахло мылом – здесь тоже недавно отмывали кровь. Множество книг и мягкое освещение, которое давали лампы, затененные красно-оранжевыми абажурами, создавали атмосферу спокойного пристанища ученого. Мараси обошла комнату, отметив на одной полке полное собрание Слов Основания. Книги в кожаных переплетах выглядели нетронутыми. Мараси вытащила первый том. Так и есть, страницы даже не разрезаны. Значит, никто не читал.

Давным-давно Выживший толкнул город на грань разрушения, а потом перенаправил эту ярость, превратив в восстание, которое покончило с тысячелетним диктаторством. О тех днях знал каждый школьник, но Мараси читала детальные отчеты, в том числе о ночи, когда все достигло критической точки, и поэтому прекрасно понимала, насколько та далекая ночь была похожа на сегодняшнюю.

Только вместо Выжившего в Эленделе сейчас действовала психопатка-убийца.

«Она точно все делает намеренно, – думала Мараси, шагая по комнате. – Пытается воспроизвести ту ночь, когда пал Вседержитель. Народ на грани бунта. Благородные дома грызут друг другу глотки. И вот теперь…»

Теперь – речь. Губернатор выступит перед толпой, а толпа почувствует сходство, пусть и не поймет, что именно происходит. Им всем с детства рассказывали о той ночи. Они к нему прислушаются, и он покажется им подобием Последнего Императора, который выступил с речью давным-давно, в ночь смерти Вседержителя. Последний Император пришел к власти благодаря искренним словам, которые произнес тогда.

Только вот губернатор Иннейт и рядом не стоял с Элендом Венчером.

Мараси вдруг замерла и попятилась. Она расхаживала вдоль встроенных книжных шкафов, особо не всматриваясь, и все же этого хватило, чтобы заметить нечто странное. У трех томов на длинной полке с нетронутыми фолиантами были в нижней части замяты корешки. Что такого особенного именно в этих трех из семитомного собрания сухих политических трактатов, написанных давным-давно Советником Богов?

Мараси взяла один, пролистала и не нашла ничего интересного. Возможно, губернатор Иннейт недавно что-то изучал. Но… почему потрепанными оказались только третий, четвертый и пятый тома? Она взяла другую книгу, открыла – и все сразу встало на свои места. В книге была вырезана дыра – устроен тайник, – в которой лежал ключ. Иннейт не читал старые эссе Бриза – губернатор просто забыл, в каком из томов спрятан ключ.

Держа находку в руках, Мараси оглянулась на стол посреди убежища. Посмеет ли она?..

«Конечно посмею», – подумала констебль Колмс и быстро пересекла комнату – аж юбки взметнулись.

Ее официальные полномочия, плюс озабоченность Араделя по поводу губернатора давали правовые основания для быстрого обыска. Она не хуже других разбиралась в законе.

Еще Мараси знала, что закон толкуют городские судьи, большинство из которых были благородного происхождения, а потому не проявили бы мягкости к тому, кто шпионит за губернатором. Вот почему ее пальцы дрожали, когда она попыталась открыть ящик стола. Ключ не подошел. Помедлив, Мараси отогнула ковер – как сделал губернатор у себя в кабинете, доставая печать.

И действительно, под ковром оказался сейф. Мараси повернула ключ в замке – раздался послушный щелчок. Открыла сейф и окинула быстрым взглядом содержимое.

Пистолет.

Сигары. Марку она не узнала.

Стопка банкнот, перевязанная шнурком. Глаза Мараси чуть расширились – хватит на покупку дома. Однако она продолжила поиски.

Связка писем. Их Мараси выложила на стол, ожидая обнаружить детали тайного романа или чего-то в этом духе. Бегло просмотрела, потом вчиталась – и рухнула в кресло рядом со столом, прижимая пальцы к губам.

Письма и впрямь подробно описывали связь – точнее, связи. Это была частная корреспонденция с главами Домов по всему городу. Невзирая на изобилие эвфемизмов и иносказаний, она явно свидетельствовала о коррупции.

Похолодев, Мараси одно за другим просматривала письма. Смысл использованных формулировок был расплывчатым. «Мы согласны, что будут предоставлены некоторые дополнительные любезности» или «Это приемлемые условия, которые соответствуют нашему предыдущему соглашению». Но на каждом письме стояла дата, и в уме Мараси быстро соединила их с заметками, оставшимися в участке. Вот оно, доказательство.

Она просмотрела еще несколько писем. Да, они соответствовали ее собственному статистическому анализу. Мараси держала в руках обещания Иннейта об оказании политических услуг в обмен на взятки.

С учетом обтекаемых формулировок, она, конечно, не застигла губернатора с дымящимся пистолетом, но на его руках точно имелись следы пороха. И даже лучше – чтобы не забыть об особо важных моментах, к большинству писем Иннейт оставил пометки. Вот, к примеру, письмо, которое, скорее всего, обеспечивало продвижение Иннейтом более высоких тарифов на экспортируемую в Элендель улучшенную сталь в обмен на выгодную сделку по приобретению земли, совершенную одним из его родственников. Еще в одном – относительно новом письме – говорилось о должности судьи. А ведь недавно, когда появилась вакансия, Иннейт избрал для нее приспешника Хэммондесов.

Что-то подобное Мараси подозревала, но испытала потрясение, когда предмет поисков оказался у нее перед глазами, написанный черным по белому. Она перебрала стопку. Никаких писем от Лекалей, главных противников губернатора. Ни одного письма от Ваксиллиума – что Мараси отметила с облегчением; и даже ни малейшего намека на переписку с Эдварном Ладрианом, дядей Ваксиллиума.

Под письмами находился гроссбух, в котором предположительно содержались записи о том, кто сколько задолжал Иннейту, а также сведения о состоянии его личных счетов. Однако, просмотрев по диагонали бухгалтерскую книгу, Мараси испытала некоторую досаду: информации было явно недостаточно, чтобы обрести уверенность. И все же картинка складывалась.

«Ржавь, у народа есть полное право бунтовать!»

Может, это и был ключевой элемент плана Кровопускательницы? Выпихнуть Иннейта на авансцену, а потом подорвать его авторитет, открыв сведения о коррупции, касающиеся не только самого губернатора, но и практически всех благородных семейств Эленделя? Предъявив эти письма, Мараси может сыграть твари на руку. От этого замутило. Но если Реплар Иннейт и впрямь настолько прогнил, разве не следует его разоблачить и устранить?

Решив, что письма должен увидеть капитан Арадель, Мараси поспешно спрятала их в сумочку. Затем заперла сейф, положила на прежнее место ключ и кинулась к лестнице. Не хотелось оказаться в подвале, когда лакей начнет ее искать, чтобы сообщить о прибытии кареты.

«А ведь Иннейт может заявить, что письма подложила Кровопускательница, – уже на верхней ступеньке сообразила Мараси. – И легко выпутается».

Кроме того, если он заметит их отсутствие, то легко догадается, кто их взял. Тот же самый слуга все еще драил пол и видел, как Мараси спускалась и поднималась.

Но, ржавь и Разрушитель, она не могла просто проигнорировать что-то подобное!

Летя над городом, Вакс отчетливо видел границы обитания людей. С помощью света они словно отвоевывали у тьмы пространство для жизни – огни, точно корни дерева, пронизывали ночной город.

Дядя высадил Вакса далеко от места, где тот хотел бы оказаться. К счастью, алломанту-стрелку нетрудно преодолевать даже огромные расстояния Эленделя. Однако Вакс не сразу свернул к внутренней части города, где находилось Обиталище кандры. Слова дяди все вертелись и вертелись в голове, а с ними и насмешки Кровопускательницы. Они атаковали с двух разных направлений, будто кто-то вкалывал булавки в виски.

Надо было подумать, побыть в одиночестве. Может, тогда удастся разобраться с тем, что означал весь этот бардак. Вакс приземлился на крышу, с которой открывался вид на раскинувшийся внизу просторный светящийся ковер из огней. Еще два зеленых огонька – два кошачьих глаза – следили за Баксом из-за расположенного неподалеку ящика для цветов. Вдоль улицы внизу тянулся ряд пивных. Громких, буйных. Уже миновало два часа пополуночи, а их посетители и не думали успокаиваться.

Ржавь, как же Вакс ненавидел город за то, что здесь никогда нельзя было почувствовать себя по-настоящему одиноким! Даже в уединении особняка тишину портили проезжавшие снаружи кареты.

Испугав кота, Вакс снова прыгнул в ночь. Взмыл по высокой дуге, пытаясь забраться как можно дальше, чтобы не слышать доносящиеся из пивных пьяные крики. Поиски уединенного места увели его на восток, к краю города. Приближаясь, он заметил, как из тумана, точно выбеленная спина какого-нибудь древнего монстра, всплывает мост Истбридж – массивная конструкция, пересекавшая Железновратную реку.

Разумеется, Вакс восхищался этим громадным клепаным чудом – столь массивным, что по нему можно было пустить автомобили и проложить железнодорожные рельсы. Однако сейчас, поглощенный туманом, мост здорово походил на скелет. Человечество могло творить и гордиться своими творениями, но Гармония одним своим присутствием превращал их в нечто тривиальное.

«А знал ли Он? – Вакс приземлился на одну из башен моста, звонко стукнув подошвами ботинок. – Мог ли Он спасти Лесси?»

Ответ был простым. Разумеется, Гармония знал. Верить в Бога означало принимать, что Он или Она не спасут от любой напасти. Вакс о подобном и не задумывался. Живя в Дикоземье, он свыкся с тем, что иногда надо выживать самому. Помощь приходит не всегда. Такова жизнь. Смирись.

До того, как с ним не заговорил Гармония.

Ржавь, сейчас Вакс находился здесь лишь из-за того, что Бог сам его об этом попросил! Дело становилось все более личным. Бог не спас Лесси, не предупредил Вакса. И теперь ожидал, что Вакс помчится выполнять Его просьбу по первому требованию?

«А что бы ты сделал? – двигаясь вдоль высоченной башенки моста, спросил себя Вакс. – Позволил бы городу сгореть? Позволил бы Кровопускательнице убивать?»

Конечно нет. Гармония и это знал. Вакс был связан по рукам и ногам.

«Ты там? – спросил Вакс, посылая мысль вовне. – Гармония?»

Машинально притронулся к уху и вспомнил, что снял серьгу. По необходимости, да, и тут же порадовался, что ее нет. Не стоит Богу заглядывать в его мысли, пока те не очень-то благочестивы.

Внизу по мосту еле полз одинокий автомобиль. Машинально наблюдая за ним, Вакс почти физически чувствовал, как пальцы Кровопускательницы, словно пронзая череп, проникают внутрь – она явно забавлялась. Ужасное ощущение, когда знаешь, что и с какой целью она делает, но при этом не можешь изгнать из головы вопросы, которые она задавала.

Дойдя до конца верхней части моста, Вакс приостановился. Позади тысячами сияющих огней блистал город, однако линии электропередач еще не протянули дальше моста, и здесь, на самой границе Эленделя, огни уступали место тьме сельской территории. Последние несколько фонарей на мосту напоминали маяки у начала просторной черноты моря.

«Прыгнуть бы туда, избавиться от всей этой ответственности. Перестать волноваться из-за сотен тысяч людей, с которыми не знаком, и опять помогать тем немногим, кого знаешь…» – с тоской подумал Вакс.

Свобода. Свобода для него не означала отсутствие ответственности. Вакс не сомневался, что если покинет Элендель, то снова сделается законником. Нет, свобода – это возможность придерживаться сути закона, но не буквы.

Конечно, Вакс не собирался никуда сбегать. Но все же некоторое время просто сидел и смотрел во тьму. Пытался отрешиться от людей и от погруженных во мрак предместий и наконец разглядеть за происходящим обычное преступление – во всей его бесхитростности, простоте, заурядности и примитивности. Ржавь! Он бы все отдал, чтобы променять политиков, интриги и секреты на честного преступника, который вызовет его на улицу.

«Трус…»

Его собственная мысль. Не вложенная Гармонией или Кровопускательницей. От этого она еще сильней походила на удар под дых, но Вакс знал – это правда. Он тяжело вздохнул и поднялся, мысленно опять взвалив свое бремя на спину. Отвернулся от тьмы и спрыгнул с моста; вновь оттолкнулся алломантией, направляясь в ночь. Он пришел сюда ради минуты успокоения, чтобы поразмыслить.

Оказалось, что ему не нравилось, куда ведут эти размышления.

19

Как бы ни нравились Уэйну шикарные закуски, которыми он угощался за счет губернатора, помощник законника вынужден был признать, что не может в полной мере сопереживать затруднительному положению Иннейта. В конце концов, весь смысл назначения кого-то руководителем – например, губернатором – заключается в том, чтобы сделать его потенциальной мишенью для убийц.

Для этого ведь и придумали выборы, разве нет? Иннейт получил возможность стоять у руля и отдавать приказы всем и каждому, но когда убийцам становилось скучно, они шли вовсе не к малому, который торговал рыбой на углу, чтобы дать ему по шее. Они шли к тому, кто был во главе всего. У медали две стороны, серьезно. С одной стороны, шикарные сладости в любое время суток. С другой – можно обнаружить убийцу в собственной уборной. Такова жизнь!

А этот малый, Иннейт, он прям без шуток захотел повстречаться с Железноглазым. Не убежать из города, когда точно знаешь, что за тобой охотится психопатка супералломант, способная менять облик. Он, конечно, понимал, что превратился в мишень. Когда Уэйн плелся за ним – выхватив поднос у молодой служанки, которая попыталась скрыться с недоеденными пирожками, – губернатор остановился у дверей своего кабинета.

– Мне нужно несколько минут, чтобы подумать и подготовить основные пункты речи, – заявил он Уэйну и остальным охранникам. – Вы свободны.

– Но, сэр! – воскликнула Ме-Лаан. – Вы не можете войти туда один. Мы должны вас защищать!

– А что любой из вас сумеет сделать с убийцей, который движется со скоростью молнии? Придется рискнуть и положиться на то, что констебли справятся с этой… тварью.

– Я не думаю… – начала было Ме-Лаан, но осеклась, когда Иннейт захлопнул дверь, оставив ее, Уэйна и еще двух охранников в коридоре.

Уэйн закатил глаза и прислонился к стене.

– Вы двое, – сказал он охранникам, – почему бы вам не пойти и не проследить за окном в эту комнату снаружи? А мы обоснуемся здесь.

Парни потоптались на месте с таким видом, словно были не согласны, но потом крадучись вышли из коридора.

«Интересно, – подумал Уэйн, усаживаясь на пол рядом с дверью, – не сожалеют ли они о выборе профессии? Почти все прочие губернаторские охранники уже мертвы…»

– Эй, смертные, – проговорила Ме-Лаан, взмахом руки указывая на дверь, – временами вы распоряжаетесь своими недолгими жизнями с потрясающей опрометчивостью.

– Во-во, – поддакнул Уэйн. – Скорей всего, он просто хочет устроить мне неприятности.

– Что? – изумилась Ме-Лаан. – Сделав так, чтобы его убили?

– Ну да. Этот идиот чуть раньше запретил пускать меня на свою вечеринку, а потом обманул и бросил. У него на меня зуб. Его прихлопнут, а мне потом объясняйся перед Ваксом: «Извини, дружище, виноват – позволил, чтобы твоего ручного политика разорвали напополам». И Вакс на меня как следует вызверится, хотя на самом деле я ни при чем.

Ме-Лаан села на пол возле противоположной стены и ухмыльнулась:

– С его лошадью все так и вышло?

– Ну зачем опять про это вспоминать? – пробубнил Уэйн и поерзал, устраиваясь поудобнее, потом надвинул на глаза шляпу – В тот раз я действительно не был виноват. Я был ранен и отстранился от общества.

– Это каким же образом?

– Таким, – ответил Уэйн. – Сквернословил и пил, как последний ублюдок.

Он прислонился к стене и закрыл глаза, прислушиваясь. По дому ходили слуги. Гонцы отправлялись куда-то с посланиями. Важные шишки делились мнениями в соседней комнате.

И все разговаривали. Людям всегда хотелось поговорить. Им было мало просто о чем-то подумать – нет, они должны были это разъяснить. Хотя Уэйн и сам такой. Он ведь тоже человек, в конце-то концов.

Эта убийца, эта кандра, в ней явно что-то есть от человека. Она ведь тоже говорила с Ваксом. Не смогла удержаться.

Вакс, скорее всего, ее поймает. Он не раз такое делал – про что думали, будто это невозможно. Но на тот случай, если у него вдруг не получится, Уэйн прислушивался. О людях можно было многое понять по тому, как они говорили. Разузнать их прошлое, их воспитание, их стремления – все это отражалось в словах, которые они использовали. И эта безумная кандра… рано или поздно она ошибется и употребит неверное слово. Слово, которое будет очевидным, как тип со стаканом молока посреди развеселой таверны.

Сперва Уэйн ничего не услышал, хотя обратил внимание на то, что Ме-Лаан шепчет себе под нос. Пока он прислушивался, она изменила тон голоса, сделала его глубже, хотя и оставила женским. Кандра повторяла одни и те же слова.

– Она была вторушницей, – не открывая глаз, заметил Уэйн.

– Хм?

– Твои кости, – пояснил он. – Женщина, чье тело на тебе надето сейчас. Вторушница. Из Второго октанта. Выросла на окраине.

– И откуда ты это узнал? – поинтересовалась Ме-Лаан.

– Услышал, как она выругалась, когда помогал ей, – ответил Уэйн, ощутив внезапное сожаление: женщина просто делала свою работу, пытаясь уберечь человека от убийцы.

«В каком-то смысле она все еще делает свою работу, – подумал он, приоткрыв глаз и взглянув на кандру. – По крайней мере, делают ее кости».

Если бы сам Уэйн мог выбирать, то на случай гибели в ходе попытки сделать что-то важное сам бы предпочел, чтобы его кости встали и все как следует доделали. Ржавь, да если обзавестись друзьями среди кандра, он сможет бесить Стерис еще долго после того, как отправится на тот свет.

– Так правильно? – спросила Ме-Лаан. – Второй октант, с ноткой фермера с плантаций агавы?

– Мило, – согласился Уэйн. – Растягивай концы фраз, понижай тон. Пусть в твоем голосе проявится истинный вторушнический дух.

– Так лучше?

– Как ни странно, лучше. – Уэйн выпрямился. – Ржавь меня побери, очень хорошо.

– Тен-Сун бы гордился, – чуть смутившись, заметила Ме-Лаан. – Я все еще могу изобразить трудный говор, когда требуется.

– Трудный? – чуть свысока хмыкнул Уэйн. – Это говор вторушников-то трудный?

– С ноткой фермера с плантаций агавы.

– Заурядная смесь, – отмахнулся он. – Однажды мне пришлось копировать парня, который вырос на северо-западном побережье, причем родители у него были глухие и разговаривали очень редко, а потом он поселился у террисийских фундаменталистов там же, в горах.

Ме-Лаан нахмурилась. Мимо прошла горничная со стопкой постельного белья. Кое-кто из чиновников остался на ночь – хотя сколько там той ночи! – и надо было подготовить гостевые комнаты.

– Не знаю, смогу ли я такое передать, – с нарочитой медлительностью проговорила Ме-Лаан, изображая террисийский акцент и произнося слова невнятно. – Однако задачка и впрямь забавная.

– Ха! – воскликнул Уэйн и сам перешел на террисийский акцент, который на самом деле был куда более резким, чем его изобразила Ме-Лаан. – Хорошо, но ты слишком стараешься. Оттого что его вырастили глухие родители, парень не стал тупицей. Он просто относился к миру иначе, понимаешь?

– Неплохо, – оценила Ме-Лаан.

Еще одна прошествовавшая мимо горничная одарила их сердитым взглядом: ей ведь пришлось переступать через ноги, вытянутые поперек коридора!

– У меня лучше получается, когда я в шляпе, – сказал Уэйн.

– В шляпе?..

– Ну да. Шляпа – это как маска для мозгов. Помогает думать так же, как человек, который надевал ее до тебя. Хочешь разобраться в человеке? Надень его шляпу.

– Тебе когда-нибудь говорили, что ты изумительно мудрый? – спросила Ме-Лаан.

– Все время говорят, ржавь меня побери!

– Вот идиоты. Ты не мудрый – ты морочишь им головы. Ты нарочно так делаешь. – Она ухмыльнулась. – Мне это нравится.

Уэйн чуть надвинул на глаза шляпу, улыбнулся и опять прислонился к стене:

– Но про шляпы я не вру. Они действительно помогают.

– Конечно, – признала Ме-Лаан. – Как кости.

Уэйн приоткрыл глаз и посмотрел на кандру:

– А тебя это никогда… не тревожит? То, что ты можешь жить вечно?

– С чего вдруг такое должно меня тревожить? Бессмертие – необычайно удобная штука.

– Ну, я не знаю… – проговорил Уэйн. – Мне кажется, будет приятно однажды покончить со всеми делами, понимаешь? Будто… будто участвуешь в гонке и не знаешь, где финишная прямая, но приблизительно догадываешься. И надо просто до нее добежать. Думаю, это мне по силам. Но вот у твоей гонки нет конца.

– Тебя послушать, так ты на самом деле хочешь умереть.

– Когда-нибудь. Хм… Может, мне стоит заняться политикой?

Ме-Лаан, явно сбитая с толку, покачала головой.

– Иногда вечность обескураживает, – призналась она через некоторое время. – В особенности если думать о ней с точки зрения Гармонии. Но всякий раз, когда мне становится скучно, я могу просто прожить новую жизнь.

– Надеть новую шляпу, – поддакнул Уэйн. – Стать кем-то другим.

– Поменять роль. Стать смелой, а не робкой. Прямолинейной, а не обходительной. И жизнь сразу становится интересной, бьет ключом. – Ме-Лаан помедлила. – Но это еще не все. Мы можем умереть, если захотим.

– Что, вот так просто?

– Типа того. Не знаю, читал ли ты хроники. Впрочем, там на эту тему все равно ничего конкретного, но когда Мир Пепла подходил к концу, Разрушитель попытался взять верх над кандра. Контролировать их напрямую. Ну, Тен-Сун и прочие вожаки, они были всерьез этим испуганы. Так что придумали план, и мы его обговорили. И спустя примерно век после Пепельного Катаклизма придумали способ перестать жить. Нужно немного сосредоточиться, и тело начнет путь по спирали – туда, где мы просто… закончимся.

– Мило, – кивнул Уэйн. – И очень разумно. Всегда должен быть запасной выход. – Он на секунду задумался: – Да, чуть не забыл: эти твои «а» никуда не годятся. Ты их позаимствовала из того говора, который используешь постоянно. Они недостаточно носовые. Если хочешь звучать как настоящая вторушница, растягивай их.

Ме-Лаан глянула на него с восхищением:

– Ты топишь свой талант, человек.

– Не-а, – ответил Уэйн. – Я сегодня глотнул всего лишь пару раз. – Он сунул руку в карман и проверил содержимое фляги. – Ну, может, чуток побольше «пары раз».

– Нет, я хотела сказать…

Уэйн ухмыльнулся – кандра осеклась, ухмыльнувшись в ответ. Уэйн отсалютовал ей, приподняв шляпу, потом закрыл глаза и продолжил слушать. Через некоторое время Ме-Лаан встала и начала прохаживаться по коридору. Уэйн слышал, как она на ходу упражняется, так и этак произнося звук «а».

Слушал долго и ничего аномального не услышал, хотя почти уверился в том, что начальник санитарного управления врет по поводу своего образования: этот малый никогда не учился в университете, а если и учился, то недостаточно долго, чтобы нахвататься правильных словечек. Уэйн как раз размышлял над этим, когда вдруг услышал кое-что еще. Голос звучал тихо, но перепутать его было невозможно.

Уэйн вскочил, заставив Ме-Лаан вздрогнуть.

– Бегу-бегу, – сообщил он кандре. – Следи за этим идиотом.

– Но…

– Щас вернусь, – пообещал Уэйн и, придерживая шляпу, помчался по коридору так, что полы его длинного дикоземного плаща взметнулись по сторонам. Завернул за угол и рванулся к парадному входу.

– Он велел доставить это сюда, – объясняла женщина дворецкому. – И вот я приехала. Задание было простое – всего лишь кое-что состряпать. Вряд ли для такого стоило меня будить…

Она повернулась к Уэйну. Славная женщина, сложенная, как хороший дикоземный забор, – не слишком высокая, худощавая, но сильная. С темными волосами, которые он несколько раз сравнивал с гривой пони, – и было совершенно несправедливо с ее стороны беситься: сама же собирала их в хвост и все такое. В брюках, потому что юбки – глупая вещь; и в ботинках, чтобы пинать всякую всячину.

Пусть весь мир летит в ржавую преисподнюю, но одного взгляда на нее хватило, чтобы об этом забыть. На лице Уэйна расцвела широкая улыбка.

В обмен женщина одарила его особой сердитой гримасой, предназначавшейся для него одного. По этой гримасе он понимал, что ей небезразличен. А еще, стреляя в него, она обычно целилась в те части тела, которые не так сильно болели.

– Она со мной, – подбегая, сообщил Уэйн.

– Ага, размечтался, – рявкнула Ранетт, но позволила увести себя прочь от дворецкого.

– А кто-то еще удивляется, – пробормотал тот им вслед, – что жизнь его милости оказалась под угрозой. Мы ведь позволяем каждой помойной крысе разгуливать тут, как у себя дома…

Он осекся, когда Ранетт развернулась, выхватив пистолет. Уэйн перехватил ее руку за миг до нажатия на спусковой крючок.

– Помойной крысе? – негромко переспросила она.

– Когда ты в последний раз мылась? – поинтересовался Уэйн. И чуть сморщился. – Я это… ну, из любопытства.

– Пистолетам наплевать, если я воняю, Уэйн. У меня дел невпроворот. И мне совсем не нравится, когда мною командуют. – Ранетт тряхнула небольшим мешочком из ткани, который держала в левой руке. Стоявший позади дворецкий сильно побледнел.

Уэйн завел ее в гостиную. Невзирая на сказанное, она не воняла – она пахла машинным маслом и порохом. Хорошие запахи. Запахи Ранетт.

– Что это такое? – спросил Уэйн, выхватывая мешочек, едва они оказались наедине.

– Вакс попросил меня сделать эту штуку, – пояснила Ранетт. – Кого там убили? – Она указала на все еще открытую потайную дверь, за которой находилась лестница в убежище.

Убийства всегда привлекали внимание Ранетт, пусть лишь ради того, чтобы поглядеть на трупы и проверить, насколько хорошо пули пронзили плоть.

Из мешочка на ладонь Уэйна выкатился маленький предмет.

Пуля.

Рука Уэйна начала дрожать.

– Ох, ради Гармонии… – Ранетт схватила пулю, прежде чем он ее уронил. – Придурок, это же не пистолет.

– Часть пистолета, – парировал Уэйн, сунув руку в карман и начиная глубоко дышать. Он способен удержать в руке пулю. Он все время это делал ради Вакса. Дрожь улеглась. Но все равно в этой пуле было что-то странное.