Звездная пыль Лещенко Владимир

1. Хомяк и капитан

Эта история, перевернувшая судьбы звездных империй, многих и многих миллиардов людей, да и, наверное, всей Ойкумены, началась с одной маленькой симпатичной зверушки. Точнее, с эдернийского полосатого хомячка. Звали его Князь Мышкин: в память о герое древней легенды, не то останавливавшем на скаку коней, не то рубившем топором головы злым старухам-ростовщицам, а добытые у них деньги сжигавшем в камине – в знак презрения к разлагающемуся древнему обществу.

Принадлежал хомячок скромному обер-мусорщику транспортного корвета «Туш-Кан» корпорации «Спейс-Фрок», простому парню с планеты Ивангоэ Среднегалактического союза, Питеру О'Харе. Надо сказать, мусорщик на космическом корабле – должность хотя и неприметная, но весьма важная. Дело в том, что, как известно, на каждый килограмм груза, будь то пассажир, товар или мусор, тратится энное количество горючего, а мусор в отличие от двух вышеперечисленных категорий выгоды никакой не приносит.

А значит, есть прямой резон свести количество оного мусора к минимуму.

Кроме того, санитарный надзор астропортов и орбитальных причалов имеет обыкновение беспощадно штрафовать почем зря за всякий, даже мелкий непорядок, а особо грязные суда ставить в карантин.

На «Туш-Кане» были два представителя этой почтенной, хотя и недооцениваемой общественным мнением профессии: просто мусорщик Гней Помпей – унылый мужчина лет за сорок, с лицом задумчивого алкоголика, нанятый в порту на Яворе (одна из самых глухих дыр Вселенной), и обер-мусорщик Питер О'Хара.

День-деньской, с утра до вечера, обходил он корабль, заглядывая во все закоулки, начиная свой путь от переборки реакторного отсека и заканчивая его у дверей ходовой рубки на самом носу «Туш-Кана».

Последовательно проходил он твиндек, квартердек, гондек, ахтердек, крадек, толкая перед собой большой пылесос «Вихрь-2000» и изредка помогая технике совком и веником, заглядывал в корабельные закоулки, стараясь не пропустить ни пылинки.

Окончив работу, он вызывал суперкарго, и тот, тщательно зафиксировав количество пыли, отмеченное на счетчике агрегата, вносил данные в корабельный компьютер – и счет Питера увеличивался еще на несколько кредитов.

Питер был вполне доволен своим существованием. И хотя острословы именовали его должность иронически-высокопарно – «смотритель звездной пыли», его это совсем не задевало.

Он имел возможность посмотреть разные миры и побывать на многих планетах. Получаемого жалованья хватало на жизнь, даже кое-что удавалось отложить на черный галактический день. Еще и оставалось на нехитрые развлечения в портах, где садился «Туш-Кан», – на пиво да на вечер в скромном ресторане в обществе какой-нибудь миловидной официантки или продавщицы. Благо весьма симпатичная внешность Питера легко позволяла ему заводить такие приятные и ни к чему не обязывающие знакомства.

И всё было бы хорошо, если бы не одна проблема.

Дело в том, что капитаном «Туш-Кана» был Эммануил Барбекю – в меру упитанный солидный мужчина в полном расцвете лет (более существенные приметы не имеют значения для нашего повествования). И Эммануил Барбекю имел зуб на Князя Мышкина.

При этом выражение «имел зуб» следовало понимать в самом буквальном смысле слова.

Тут следует упомянуть, что Барбекю был давним членом Интеркосмической ассоциации кулинаров-экспериментаторов и всё свободное время посвящал изобретению и приготовлению разнообразных блюд, прежде неизвестных.

И вот в данный момент он разрабатывал тему приготовления кушаний из экзотических мелких грызунов.

Надо сказать, он был личностью в своих кругах весьма известной и уважаемой.

А его статья в журнале ассоциации, посвященная некоторым малоизученным аспектам каннибализма, даже привлекла внимание не только единомышленников, но и прокуратуры. Кто-то из чиновников вспомнил, что несколько матросов с кораблей, где он служил, в разное время пропали при невыясненных обстоятельствах.

Но в данный момент его интересовала дичь, так сказать, меньшего размера, а именно – хомячок обер-мусорщика. Свою цель, надо отдать ему должное, капитан Барбекю преследовал хотя и не слишком активно, но настойчиво и упорно.

Уже не раз матросы то находили в укромных местах мышеловки с аппетитным куском кайсильской какуччи, то ненароком вляпывались в клеевые ловушки с грмасским сыром в виде приманки, а несколько раз сам Питер О'Хара натыкался в закоулках корабля, где обычно играл его маленький друг, на капитана, вооруженного большим сачком.

Надо сказать, вся команда была на стороне Питера – милое ласковое создание успело стать всеобщим любимцем. Кроме этого, капитан не пользовался большим уважением подчиненных, поскольку частенько изводил пустыми придирками матросов и офицеров. Кроме того, хотя он почти ежедневно готовил какие-то новые блюда, но не угощал ими никого и не делился ни с кем, всё предпочитая съедать сам.

В это утро Питер, как обычно, начал свой ежедневный маршрут.

Толкая перед собой большой универсальный пылесос, при необходимости помогая себе пластиковым веничком, двинулся он по своему, ставшему почти родным домом кораблю.

Его переходы, коридоры, разгрузочные аппарели, атриумы транспортных колодцев, пронизывающих палубы, анфилады полутемных помещений, будили в Питере некое романтическое чувство.

Трюмы старины «Туш-Кана» хранили множество запахов, оставленных грузами, перевезенными им за почти полвека. Чуткие ноздри Питера улавливали и аромат дорогих пряностей с Мутабора, и ни с чем не сравнимый дух херитрейского кофе, и острый мускусный запах мехов нью-альдебаранской шишниллы…

Вот тут, в седьмом трюме, на предшественника Питера набросилась кумарская дикая глокая куздра, каким-то чудом проникшая на корабль… А двумя палубами ниже, в двенадцатом контейнерном терминале, в тот год, когда Питер впервые ступил на «Туш-Кан», был пойман неуловимый космический вор Ансельм Бацилло, намеревавшийся украсть груз коллекционного джина…

Вот и офицерский коридор – тут, по традиции, почему-то всегда больше пыли и мусора.

У дверей капитанских апартаментов его внимание внезапно привлек один, неприятно знакомый ему предмет – это был сачок, с которым Эммануил Барбекю ходил на охоту за хомяком. В одном месте марля была слегка порвана, возможно, чьими-то острыми коготками. И тут же нос Питера ощутил запах свежего жаркого.

Охваченный тревожным предчувствием, Питер распахнул дверь. И замер на пороге, словно от удара.

На столе в центре капитанского салона, на блюде дорогого такийского фарфора лежал, в окружении петрушки и спаржи, свежезажаренный Князь Мышкин. Над ним лучилась скотским наслаждением масляная физиономия Эммануила Барбекю.

– Угу, – пробормотал капитан, – и лицо его стало несколько менее довольным. – Вынюхал-таки!

– Вы… вы убили его? – запинаясь и всё еще не веря в реальность случившегося, спросил О'Хара.

– Твой хомяк едва не прокусил мне палец, – недовольно поморщился капитан. – Еле-еле удержал – чуть прямо с разделочной доски не спрыгнул.

– Он… он же… он же был живой… – чувствуя, как перехватывает горло, произнес полушепотом Питер.

– Ну конечно, живой! – с искренним изумлением кивнул Барбекю. – Неужели ты думал, что я стану питаться дохлятиной?

И с этими словами он разорвал истекающую соусом тушку пополам – в этот миг Питер ощутил боль, буквально пронзившую его сердце.

– И вообще, что ты так волнуешься? – фыркнул Барбекю, обгладывая маленькую ножку. – Большое дело – какая-то крыса! Вот если бы, скажем, я обеспечил… тьфу, – обесчестил твою сестру или, не дай все святые, оскорбил твоих предков… Впрочем, что это я тут оправдываюсь? Ты кто – мусорщик? Вот и иди занимайся своим мусором. Кру-гом! – скомандовал Барбекю, отправляя в рот очередной кусок хомячатины.

…Питер шел по нижнему бортовому коридору родного звездолета, и его душили слезы. Перед глазами, сменяя друг друга, вставали воспоминания: Князь Мышкин, весело кувыркающийся на травке в крошечном зимнем саду «Туш-Кана»; Князь Мышкин, устроившийся на плече Питера, ласково тыкаясь ему в шею холодным носиком; Князь Мышкин, под смех матросов уморительно умывающийся передними лапками…

Пошатываясь, Питер зашел в механическую мастерскую – ее хозяин, старший механик Холио Эглисиус, имел привычку не запирать дверь, когда уходил по каким-то делам.

И тут взгляд его упал на тяжелый глюонный регулятор, лежавший на верстаке, в обшарпанном футляре. Этот инструмент был предназначен для того, чтобы регулировать в режиме ручного управления тахионный двигатель. Тяжелый, полупудовый механизм на пятнадцати камнях, с корпусом, изготовленным методом электростатической фрезеровки из сверхчистого хрома, с монокристаллическим узконаправленным излучателем стабилизационного поля, вставленным в заостренную головку. Пережиток глубокой древности, времен ненадежной кремниевой электроники и кораблей, управляемых штурманами-экстрасенсами. Всего лишь тяжелый кусок металла…

Словно сомнамбула, Питер протянул руку, извлек регулятор из футляра. Рубчатый пластик рукояти как влитой сидел в ладони.

К счастью (если к данному случаю применимо это выражение), в коридоре ему не попался никто из товарищей, кто задал бы себе вопрос: а куда это идет обер-мусорщик, вооружившись тяжеленной железкой, да еще с таким выражением лица?

Беспрепятственно Питер прошел чуть ли не полкорабля и вновь оказался у дверей капитанской каюты. Спрятав прибор за спину, он вошел.

Увиденное вновь наполнило его болью.

На тарелочке лежала горстка тонких косточек, уже дочиста обглоданных, увенчанная маленьким черепом. Капитан, сидевший к нему спиной, выбирал с блюда кусочком хлеба последние капли соуса.

Барбекю повернулся в его сторону.

– Что надо? – грубо спросил он, обратив к Питеру лицо, на котором блестели жирные губы.

Вместо ответа О'Хара сделал несколько быстрых шагов, отсекая капитана от двери в жилые помещения, где, как он знал, капитан хранит табельный лазер, и одновременно доставая из-за спины глюонный регулятор.

И вот теперь-то Эммануил Барбекю начал что-то понимать.

– Послушай, Питер, давай поговорим как цивилизованные люди! – затараторил капитан, жалко пытаясь заслониться от приближающегося О'Хары фарфоровым блюдом. – Я понимаю, возможно, я был не прав… Питер, я прошу прощения! Питер, я заплачу тебе… Сколько хочешь, заплачу! Питер, не надо! Пи-итееер!!!

На какую-то долю секунды Питер замер, но вновь перед его взором возник жалобно плачущий Князь Мышкин, вырывающийся из безжалостных пальцев прожорливого кулинара-новатора, распинающих его на разделочной доске… И еще почему-то лицо одного из бесследно пропавших матросов – симпатичного весельчака-толстяка Серхио Маччо.

Регулятор в руках О'Хары взлетел вверх и со всей силой опустился на голову капитана Барбекю. Потом еще раз. И еще. И еще…

2. Правосудие и справедливость

Питер вынырнул из черного глухого сна без сновидений оттого, что кто-то тряс его за плечо.

Он открыл глаза.

Над ним, на фоне низкого потолка карцера, склонилось обрюзгшее, красноносое лицо старшего капрала-надсмотрщика.

– Давай, что ли, Петрик, вставай, – прибыли… – словно извинясь, бросил он.

Всё поняв, Питер неспешно поднялся и всунул ноги в тюремные штиблеты.

Капрал щелкнул кнопкой пульта, и браслеты силовых наручников на руках О'Хары ожили, налившись тяжестью и соединившись вместе.

Питер вновь поглядел на маячившего у входа тюремщика и неторопливо шагнул через порог. Капрала этого, приносившего ему еду во время полета, Питер уже успел неплохо изучить. Он знал, что тот – эмигрант с отдаленной планеты Краковяк, случайно занесенный на Ивангоэ прихотливой судьбой, и поступил в тюремную стражу только потому, что ни на что больше оказался не годен в этом высокотехнологическом мире. Питер успел выслушать его неоднократные и горькие жалобы на долю-злодейку, небольшую зарплату, злую жену, непослушную дочь, а также узнать, что тюремщика зовут Ладислав Дупа.

Пока они шли узким полутемным коридором, чьи стены отсвечивали неокрашенным металлом, Питер невольно вернулся памятью к тому дню, когда окончательно решилась его судьба.

Процесс «Среднегалактический союз против Питера О'Хары», тянувшийся уже пятый месяц и долженствующий завершиться сегодня, почти с самого начала привлекал к себе внимание прессы и общества.

Вначале транспортный прокурор возбудил уголовное дело по статье «Убийство в состоянии сильного душевного потрясения средней тяжести», за которое Питеру грозило максимум лет пять в одной из орбитальных тюрем.

Но компания, обозленная потерей одного из лучших капитанов, подключила своих юристов, те настрочили кучу жалоб, и в результате дело было переквалифицировано в «Убийство злостное, с элементами хулиганства».

(Десять-пятнадцать лет на каторжных рудниках в астероидном поясе, после которых выжившие становились дряхлыми полуслепыми импотентами.)

Однако, раскрутившись, дело приобрело большой общественный резонанс – и в самом Среднегалактическом союзе, и за его пределами.

У здания суда возникли пикеты любителей живности, с плакатами, на которых были увеличенные фото хомяков различных видов и расцветок.

Профсоюз космоплавателей устами своего шефа (как раз приближались выборы, и нужно было лишний раз показать, что профбоссы не зря проедают профвзносы) потребовал снисхождения для своего члена, грозя чуть ли не всеобщей забастовкой.

Самая популярная и самая отвязная молодежная газета планеты – «Ивангойский комсомолец» (название, к слову сказать, пришло из такой седой древности, что никто не знал его смысла) разразилась статьей на целую страницу. Название звучало так: «Предки совсем оборзели – жрут хомяков!»

Против покойного капитана Барбекю было возбуждено уголовное дело сразу по трем статьям: «Жестокое обращение с животными», «Умышленное уничтожение чужой собственности» и «Злоупотребление служебным положением без корыстных целей» (в ходе расследования выяснилось, что хомяк был зажарен на корабельном камбузе в нерабочее время). Дело, правда, было сразу закрыто – за смертью обвиняемого.

Дальше – больше. Целых две недели Судебная палата препиралась с прокуратурой по вопросу: считать ли Князя Мышкина диким животным или домашним?

Потом еще две недели выясняли: есть ли у Питера доказательства законного приобретения хомяка в собственность, и если нет, то не приобрел ли он его преступным путем?

Потом столько же времени власти выносили частное определение в адрес таможенных и санитарных служб, и правления компании «Спейсфрок», допустивших провоз без надлежащих документов и санитарного паспорта «существа живого, малоразмерного, одна штука». (Именно так в официальном акте осмотра места происшествия был характеризован трагически погибший хомяк.)

Дело переносили из городского суда – по порту приписки «Туш-Кана» – в космический, ибо убит был всё-таки капитан, затем из космического – в планетарный и наконец в Верховный Суд Среднегалактического союза.

Больше того, его дело должен был рассматривать наряду с присяжными Главный электронный судья. Это был чудом доживший до сего дня представитель когда-то большого семейства юрискомпьютеров, искусство изготовления которых было утрачено вместе с гибелью мира Джер, сгоревшего во вспышке сверхновой, и его старались не беспокоить без нужды. Но тут казус был действительно необычным.

И решение, которое он примет, было совершенно непредсказуемым: его память была полна подробностями миллионов и миллионов уголовных дел, и что уж он из нее извлечет, кто предугадает?

Компания уже и сама была не рада, что раздула это дело, ибо «Туш-Кан», крупнейший ее грузовоз, был арестован судом в качестве вещественного доказательства – прокуратура раскопала, что именно так следует поступать по делам о злостном убийстве капитана.

Члены экипажа, как один, давали показания в пользу Питера, указывая на грубость капитана, на то, как дорог был хозяину его любимец, и при этом не забывали указать на патологическую жадность покойного Барбекю, не дававшего никому попробовать свои блюда.

У Питера сменились уже три адвоката. Первый, назначенный судом, какой-то красноносый старикашка-неудачник, посоветовал подзащитному заявить, что капитан приставал к нему с непристойными предложениями, а хомячка съел исключительно в качестве мести за отказ.

Это было даже не смешно, и молодой человек прогнал старого тупицу.

Второй, нанятый профсоюзом, лощеный молодой плейбой, предложил закосить под психа и упирать в тактике защиты на дурную наследственность О'Хары.

Он даже ухитрился раскопать в его родословной какого-то прапрадедушку – эмигранта с одной из планет Эльбрусско-Казбекского содружества, жители которого славятся своими приступами дикой ярости и редкостной мстительностью.

Наконец, «Вселенское общество защиты мелких и пернатых животных» наняло для защиты скромного обер-мусорщика знаменитого адвоката Энрико Прирезника – великого Энрико Прирезника!

Вот сейчас как раз началось его выступление.

Он поднялся на трибуну, поправил свой кис-кис с огромной бриллиантовой булавкой и начал:

– Господа присяжные заседатели! Господин прокурор! Господа присутствующие! Представьте себе, что на ваших глазах кто-то – пусть даже ваш непосредственный начальник – пожирает вашего лучшего друга, брата, родственника, жену… Или пусть даже и тещу!

Зал невольно охнул и притих.

Не давая опомниться, дон Прирезник продолжил, решительно завладевая вниманием присутствующих.

Он вспоминал различные случаи с убийствами крылатых, чешуйчатых, слизистых, хвостатых, со щупальцами и без, ручных и не очень созданий, закончившиеся плохо для убийц, зафиксированные в истории правосудия и Среднегалактического союза, и других стран.

Он привел в пример случай стопятилетней давности, приключившийся на шлюпке с потерпевшего аварию космолета «Полковник Попов». Дело это получило известность под названием «Дело о собаке суперкарго», и ведший его знаменитый ивангойский законник Фан Сай потом говорил, что такого удивительного и нелепого дела не знает история.

Среди уцелевших был и суперкарго, буквально в последний момент спасший с гибнущего корабля любимую собаку – ротвейлера Тузика.

Когда на дрейфовавшем между звезд в ожидании помощи суденышке начало подходить к концу продовольствие, уцелевшие члены команды единогласно решили ликвидировать собаку грузового помощника и употребить ее в пищу.

Но не тут-то было! Несчастный сначала размахивал тесаком, грозя убийством всем, кто попробует тронуть его любимца, а потом – когда народ схватился за бластеры – пал перед ними на колени и предложил… умертвить себя и использовать его плоть для прокормления любимого животного.

Как дальше происходило дело – в точности неизвестно, но, когда наконец на шлюпку наткнулись почти отчаявшиеся спасатели, в холодильнике обнаружилась только голова и задняя часть незадачливого суперкарго, а в кладовке – тщательно собранные обглоданные кости скелета. Бедолаги объяснили, что хотели, если им будет суждено спастись, похоронить останки супергарго по-людски. Что до собаки, то она была вполне жива, хотя и здорово отощала. Само собой, с борта спасателя космоплаватели отправились прямиком в тюрьму. При этом их рассказу полицейские, разумеется, не поверили и предположили, недолго думая, что спасшиеся просто прикончили бедолагу, чтобы сожрать. Им всем было предъявлено обвинение по статье: «Человекоедение без отягчающих обстоятельств».

И махать бы им до конца жизни (не столь уж далекого) виброкайлом где-нибудь в шахте на каторжном астероиде. Но присяжные, заслушав слезные рассказы обвиняемых, просмотрев видеозапись злополучного совещания, умилившись зрелищу обаятельного песика, доставленного в суд из приюта для осиротевших животных, неожиданно вынесли вердикт: невиновны, приписав содеянное ими душевному потрясению из-за гибели корабля, а также временному умопомешательству. А в приватных разговорах только усмехались: если сам покойный суперкарго ценил свою жизнь дешевле собачьей, то почему другие должны думать иначе?

– И если в свое время в стенах этого самого уважаемого суда, – произнес, делано пожимая плечами, адвокат, – признали, что убийство и даже возможное съедение человека может быть приравнено к съедению животного, то логично предположить, что и съедение животного может быть приравнено к съедению человека.

– Таким образом, – подошел к завершению своей короткой, но энергичной речи адвокат, – на основании прецедентов 234, 657, 907 и 1423 годов, а также 1234 и 5678 статей, пункты, соответственно, 23-прим и 111-бис Дополнительного уголовного уложения статей 2738 и 7779 Генерального Устава Космоплавания, прошу суд оправдать моего подзащитного за незначительностью деяния. У меня всё.

И с этими словами под искренние аплодисменты собравшихся дон Энрико сел.

– Суд удаляется на совещание! – возгласил пристав.

Двери зала совещаний раскрылись только через два часа, когда многие в публике стали уже позевывать.

Сначала вышли все двенадцать присяжных, а следом пристав вынес на вытянутых руках терминал Главного электронного судьи, на котором ярко горела надпись: «Оформленное решение суда».

За монитором волочилось что-то, в чем Питер с удивлением опознал кабель. Да, да – терминал был соединен с компьютером не тахионным, не нейтринным, не ультразвуковым, не инфракрасным, не УКВ-портом. Нет, с электронным судьей его связывал допотопный кабель, какие были в ходу, быть может, еще при Иване Грозном¹.[Иван Грозный – древний царь, за жестокость прозванный Васильевичем. (Именно в его честь был назван город Грозный, разрушенный полумифическим воителем страны Пабло де Мерседес.) Увлекался исследованиями в области рентгеновских лучей, о чем свидетельствует, в частности, его любимая фраза, обращенная к приближенным, зафиксированная в летописях: «Я вас, шельмы, всех насквозь вижу!»]

Поставив терминал на конторку и важно надув щеки, пристав начал читать:

– Заслушав дело «Среднегалактический союз против Питера О'Хары», всесторонне изучив его, принимая во внимание смягчающие и отягчающие обстоятельства, личность подсудимого и потерпевшего, на основании всего вышеизложенного суд постановил:

Подсудимого Питера О'Хару, бывшего обер-мусорщика большого транспортного фрегата «Туш-Кан» компании «Спейсфрок», признать виновным в убийстве четвертой степени и приговорить к смертной казни. Каковая в соответствии с пунктом 234-А Устава космического флота должна быть произведена путем оставления подсудимого в спасательной шлюпке без запасов воды, воздуха и продовольствия в ненаселенном районе космоса.

По истечении года посмертно помиловать и реабилитировать.

Судебные издержки в размере 10 000 000 среднегалактических кредитов взыскать с компании «Спейсфрок», из которых 50% перечислить на счет Вселенского общества защиты мелких и пернатых животных с возложением на последнее обязанности по увековечению памяти эдернийского полосатого хомячка, фигурирующего в деле под кличкой Князь Мышкин…

Это может показаться удивительным, но Питер выслушал свой приговор с каким-то особенным, совершенным и абсолютным равнодушием – с тем же, с каким прожил все эти месяцы в ожидании решения суда.

Не то чтобы он не хотел жить или не боялся смерти – просто странная уверенность в том, что с ним ничего не случится и всё кончится хорошо, жила на дне души.

Собственно, это спокойствие и отрешенность от мира длились все эти месяцы, с той самой минуты, когда ворвавшиеся в каюту капитана матросы, возглавляемые старпомом, обнаружили Питера стоящим над еще теплым телом капитана, с окровавленным регулятором в руках.

И с тем же чувством отстраненного спокойствия и равнодушия Питер пережил последующие недели в камере, ожидая ответ на апелляцию. Он получил отказ в помиловании, а также коробки дорогой жратвы и напитков от любителей животных, сочувственные письма со всех уголков Ойкумены, выражения сочувствия от обществ защиты прав животных, клятвенные обещания владельцев хомяков назвать потомство своих домашних любимцев его именем…

И вот наконец приход конвоя ранним хмурым утром, поездка в тюремном фургоне на космодром, погрузка на легкий крейсер «Буревестник», идущий в дальний учебный рейд, в наглухо задраенном каземате которого он провел последние дни, в ожидании того момента, когда судно достигнет необитаемых, неосвоенных областей космоса.

Он не злился на приговорившую его к смерти безмозглую железяку, у которой явно что-то переклинило в дряхлых мозгах, не обижался на людей, отказавших ему в помиловании. Более того, рассудком он понимал, что жизнь хомяка не стоит жизни человека (хотя пересчитать ребра Барбекю в любом случае стоило). Но в то же время не сожалел о своем поступке.

Сама судьба решила, чтобы всё случилось именно так, а не иначе.

В шлюзе его ждала целая шеренга людей. Капитан «Буревестника» Нгумо Таманго, его третий помощник по грузу и общим вопросам, представитель профсоюза космолетчиков – старший инспектор Кролл Брасс, прокурор по надзору за отбытием наказаний Джастин Гофман.

Все эти уважаемые и занятые люди появились тут именно из-за него – всего лишь бывшего мусорщика с транспортного звездолета. Эта мысль заставила Питера чуть улыбнуться про себя. Был тут и боцман крейсера – могучий, как дуб, дядька лет под пятьдесят, с бритой наголо головой и вислыми усами и с совершенно непроизносимой фамилией – тоже эмигрант из отдаленных миров. Надо сказать, боцман проявлял к Питеру самое большое сочувствие, вызванное, видимо, непонятной и нескрываемой неприязнью, которую питал к его стражу, и даже как-то во время одной из редких прогулок по коридорам «Буревестника» украдкой спросил: не замордовал ли его «чертов лях»? Впрочем, и надсмотрщик (к которому это непонятное словосочетание относилось) боцмана явно недолюбливал – тоже непонятно, почему…

На рифленой палубе шлюза стояла старая обшарпанная пластиковая шлюпка модели ХС-124. Питеру эта модель была знакома. В свое время их клепали в огромном количестве для колонизационных транспортов серии «Кентавр», и кое-где эти неуклюжие, но надежные спасательные суденышки еще попадались.

– Прибыли в крайнюю точку маршрута, – сообщил прокурору капитан. Координаты… – он назвал несколько цифр: насколько знал навигацию Питер, это был противоположный Среднегалактическому союзу край освоенной людьми Вселенной. – До ближайшего обитаемого мира – 10 килопарсек. В радиусе светового года приборы не фиксируют наличия космических аппаратов. Место соответствует требованиям пункта Устава 234-А, параграф 7, абзац 4.

– Судно исправно, топливо отсутствует, аварийные батареи средств связи демонтированы, запасов воды, продовольствия, кислорода – ровно на 24 часа, – всё по уставу, – доложил в свою очередь капрал. – Можно запускать приговоренного.

Начальники один за другим заскакивали на несколько секунд внутрь, словно бы подозревали служаку в нечестности.

– Постойте-постойте, – вдруг встрепенулся инспектор. – А где же, извиняюсь, гальюн? Почему на шлюпке нет гальюна? Без него не выпущу!

– Но почему? – недоуменно уставился на него Таманго.

– По уставу, – отчеканил Кролл Брасс.

– Та ведь парню ж усё равно – смертник ведь, – подал голос старший боцман. – Чего ж зря человека мурыжить?

– Согласно Генеральной Космической Конвенции запрещается выпускать в рейс суда без гальюна, – уперся старший инспектор. – А смертник там или не смертник – не важно.

– Да, в самом деле – я присоединяюсь к мнению уважаемого коллеги, – вступил в разговор прокурор. – Закон есть закон.

Повисло молчание.

– Где гальюн?! – рявкнул Таманго на боцмана. – Где гальюн, я вас спрашиваю, Басаврюк?! – уже тише переспросил он, при этом смерив его нехорошим взглядом с ног до головы, как будто тот мог спрятать оную часть конструкции шлюпки за пазухой.

– Так ведь… – неуверенно протянул Басаврюк… – Так ведь, Нгумо Тумбович, я ж не виноват: мне это старье со склада уже такое выдали – их уж лет тридцать не выпускают. Уж и не знаю, где воны його откопали?

– Вы видели, что на шлюпке нет гальюна? – холодным тоном спросил Таманго.

– Та ведь я же и говорю, – сникал на глазах могучий дядька (Питеру, честное слово, стало жаль его), – разве ж я не понимаю? Но ведь такую выдали!

– Вы видели, что гальюна нет? – словно не слыша, повторил капитан.

– Нгумо Тумбович, да разве ж я… – боцман почти всхлипнул.

– И что теперь делать? – потерянно спросил капитан, внезапно словно забыв о боцмане. – Что мне, прикажете приговоренного обратно везти? Переводить на него нормальную шлюпку не стану – мне за это голову снимут! Тут за каждую гайку отчитываешься…

– Если закон этого требует, повезете обратно на Ивангоэ, а потом вернете сюда, – сухо изрек прокурор.

– Да нет, вы не сомневайтесь, пан прокурор, – почти ласково пробормотал Басаврюк, выручая растерявшегося командира, – мы быстренько сообразим, чегой-нибудь в судовой мастерской сладим…

– Да что вы сладите? – с глубоким отчаянием в голосе произнес командир «Буревестника». – Что вы вообще можете?… Что вообще может наш флот?

– А если под ответственность экипажа? – вдруг просиял помощник. – Я ведь помню, есть же такая статья.

– А кто экипаж? – недоуменно уставился на него профсоюзный инспектор.

– Ну… вот он, – пожал плечами карго-мастер, указав на Питера.

– Ну, если только под ответственность экипажа… – протянул Гофман.

Сказано – сделано. Кролл Брасс тут же на услужливо подставленной спине боцмана написал акт о выпуске нестандартного космического судна под ответственность экипажа. Оставалось лишь получить подпись. Его, Питера О'Хары, подпись.

Подпись под его согласием на приведение приговора в исполнение.

И боцман, и надсмотрщик смотрели на него с одинаковым сочувствием. Питер только сейчас обратил внимание на то, что эти двое чем-то неуловимо похожи. Впрочем, это и неудивительно – оба уроженцы захудалых, окраинных миров, лежащих вдали от основных центров цивилизации, но сохранивших свой древний язык, свои особенности, свои праздники и то странное, на взгляд многих, мнение, что деньги – это еще не всё.

Затем боцман подошел к нему и, понизив голос, предложил:

– Слушай, Петро, будь другом – ну подпиши эту бумажку! Ну что тебе стоит? И тебе ж меньше мучиться, и нам без лишних хлопот. А?

У Питера на дне души промелькнуло было, что за сутки или двое, пока будут мастерить новый гальюн, что-то может измениться, но он тут же оставил тщетную надежду и обреченно кивнул. Почти ничего не чувствуя, он взял непослушной, как будто чужой рукой протянутое ему стило и поставил какую-то закорючку под документом.

– Ну вот и славно, – прогудел боцман. Неторопливо, не оглядываясь, Питер подошел к открытому зеву шлюпочного люка.

Басаврюк украдкой сунул ему в карман объемистую бутылку.

На руке его застегнули браслет с цепочкой, на которой болтался маленький чемоданчик (в нем был его приговор и все прочие документы), и решительно, хотя и не грубо, втолкнули в старую посудину, задраив за его спиной люк.

Из-за тонкой металлопластиковой стенки до Питера донесся торопливый грохот башмаков и лязг ворот шлюза. Затем замычал вакуум-насос, его звуки с каждой секундой становились всё глуше. Вот звук пропал, только мелкая дрожь пола еще продолжалась некоторое время. Потом удар катапульты бросил его на спинку кресла. Он отправился в свое последнее путешествие.

Амир-аль-надир пятого ранга Султанбек Рза-оглы Маджидов, командующий непонятным образованием под названием «Временная сводная военно-полицейская эскадра», раздраженно мерил шагами кают-компанию своего крейсера. В вышеупомянутом статусе он пребывал последние часы. Вскоре эскадре предстояло быть распущенной за полной неспособностью выполнить поставленную задачу, а кораблям – разлететься кто куда.

Три месяца напряженного патрулирования в нейтральном космосе, бдения в засадах на перекрестках межзвездных трасс, бессонных вахт, когда перегревались сканеры и радары, – и всё впустую.

Пират вновь как в пустоту канул.

Впрочем, с самого начала Маджидов не возлагал особых надежд и на эскадру, и вообще – на всю затею. Дело было неважно задумано и еще хуже организовано.

Сперва почти три недели корабли собирались в точке старта – одной из захолустных баз, где (что выяснилось, как водится, в последний момент) не оказалось в достатке ни топлива, ни запасов. Затем начались долгие споры: кому командовать? Прежде согласованные и пересогласованные кандидатуры отвергались, из-за чего выход на позиции откладывался трижды. Последний раз это случилось, когда к ним внезапно присоединились два допотопных космических охотника: один – с Буркина-Буркина Фассо, а второй – из королевства Джуманджи. Из каких соображений спонсировавшие затею правители Среднего Запада и Икарийской Конфедерации привлекли их к делу, ведает, должно быть, один Аллах. Может быть, потому, что давно привыкли всё делать чужими руками.

И первое, что сделали новички, – потребовали замены командовавшего тогда эскадрой контр-адмирала Зигмунда Сигурдсона – на том основании, что он представитель белого меньшинства.

Не став спорить с нахальными африканцами, межправительственная комиссия по борьбе с пиратством (учрежденная по большому счету из-за одного «Звездного черепа») назначила командующим его, Маджидова. Но и на этом проблемы не кончились…

Одним словом, к моменту долгожданного старта о планах и предполагаемых маршрутах поисков знал не только последний матрос эскадры, но и любой уборщик на базе, и даже – Иблис их побери! – любой из полусотни прибывших освещать мероприятие журналюг.

Да еще половина их увязалась вместе с эскадрой.

Результат получился вполне ожидаемый: даже следов корсара вояки и копы не обнаружили, зато еще два корабля были ограблены совсем в другом районе космоса.

И вот они возвращаются ни с чем.

«Звездный череп» останется неуловимым еще полгода как минимум, пока штатские не раскачаются собрать новую эскадру.

Если только он случайно не столкнется с патрульным крейсером или фрегатом (а ишаки на нем, что ли, сидят – лезть в районы патрулирования?). Или не обнаглеет настолько, чтобы напасть на охраняемую планету.

Впрочем, была еще одна возможность – слабая и почти невероятная. Хотя ребятам из Космопола случалось уже не раз выигрывать в почти безнадежных ситуациях. Да, только на Михайлова и его команду оставалось сейчас надеяться…

…С новостной строки Галанета

…В приграничных районах Темной Лиги наблюдается повышенная активность военно-космических сил. Несколько крупных эскадр проводят одновременные маневры. Наблюдатели невольно задаются вопросом: не свидетельствует ли подобное поведение об агрессивных замыслах, исподволь лелеемых руководством Лиги?…

…В центральном районе Нью-Парижа – столицы Французской космической федерации произошла массовая драка между представителями темнокожей и арабской общин – двух основных этнических групп федерации. По оценкам полиции, в ней приняло участие до 190 000 человек. Разграблен целый ряд банков, казино, супермаркетов, нанесен большой материальный ущерб городскому хозяйству. Пожарные до сих пор безуспешно пытаются погасить огонь, охвативший двухсотэтажный небоскреб Нью-Парижского делового центра. Уничтожено и повреждено большое количество автомобилей и глайдеров. Пострадало немало представителей белого меньшинства. Число убитых и раненых уточняется. Мэр Нью-Парижа господин Ахмед Абу Али-Мухаммед Хасан Акбар Хаттаб Исмаил-бей заявил…

Криминальная хроника. Европейский союз, Новая Швабия. Дерзкий побег из тюрьмы города Гамбургера: сообщники членов банды угонщиков, ожидавших суда в городской тюрьме, похитили из гаражей одной из планетарных частей бундесвера танк и с его помощью проломили стены тюрьмы.

За 18 часов пребывания на свободе они несколько раз брали по дороге заложников, удачно ограбили банк, совершили нападение на секцию восточных единоборств и школу полиции и сбили два патрульных глайдера. Только поднятому по тревоге бронетанковому дивизиону сил планетарной обороны удалось остановить беглецов. После задержания полицейские эксперты были поставлены в тупик: в крови самого трезвого из преступников содержание алкоголя соответствовало двум литрам недавно выпитого крепкого шнапса. Как в таком состоянии эти люди управляли сверхсложной боевой техникой – остается загадкой.

Свенска. Полицией города Упсала арестован владелец кхитайского ресторанчика, поставлявший восточным закусочным кошачье и собачье мясо. Местные жители снабжали его кошками и собаками всего по двадцать-тридцать крон за штуку. Перед убийством животных еще особым образом били в течение нескольких дней, чтобы мясо легче отставало от костей и было мягче и вкуснее. Как выяснило следствие, местные жители не только знали о печальной судьбе, уготованной несчастным домашним любимцам, но и частенько обращались к ресторатору за инструкциями, а затем точно так же избивали своих коров и свиней. Некоторые из подвергавшихся подобной экзекуции животных живы до сих пор и будут представлены в качестве вещественных доказательств на судебном процессе. Это дело обещает стать очень громким и, возможно, затмит недавнее дело о жестоком убийстве хомяка капитаном звездолета…

Экономические новости: по информации из деловых кругов Халифата, на крупнейших рабских рынках этой страны уже в течение месяца отмечено некоторое падение цен. Ряд наблюдателей связывает это с ростом пиратства и ослаблением борьбы цивилизованного сообщества с контрабандой.

…Из светской хроники: скандал, связанный с нескромной (самое мягкое выражение) выходкой наследной принцессы Амазонийской монархии – Милисенты, продолжает оставаться в центре внимания многих СМИ.

Амазония лишний раз подтвердила репутацию страны с несколько специфическими взглядами на отношения полов и на общественную мораль.

Надеемся лишь, что подобные настроения не станут преобладающими в масштабах Ойкумены – в противном случае, закат цивилизации не за горами…

3. Амазонки и другие

Ее великолепное величество Ипполита XII, императрица всея Амазонии, пребывала в весьма и весьма невеселом расположении духа.

И тому были серьезные причины. Нет, ну экономический кризис, разразившийся на двух из двухсот с чем-то планет империи женщин-воительниц, пограничный конфликт с Дзинтари и очередные мелкие безобразия, творимые кое-где поднимающей голову Лигой за равные права (тьфу, противные маскулинисты!), – это еще так-сяк. Но вот всё остальное…

Сейчас ей предстояло решить три человеческие судьбы, причем судьбы людей, ей не чужих.

Во-первых, требовалось примерно наказать охранницу гарема, уличенную в том, что, подделав ключ для пояса целомудрия, полагающегося персоналу всякого уважающего себя сераля, она нагло пользовалась мужьями Ипполиты.

Каждую из охранниц императрица знала в лицо, у многих даже бывала на днях рождения и свадьбах, некоторые служили во дворце семьями уже не одно поколение (именно из их числа была провинившаяся девица), и подобный поступок довольно сильно задел Ипполиту.

Что, интересно, делать с охранницей – дать ей сто плетей или ограничиться разжалованием с запретом содержать гарем сроком на три года? «При моей бабке эту распутницу, пожалуй, могли и на кол посадить, а теперь даже в тюрьму не посадишь!» – с неудовольствием подумала владычица Амазонии.

Задумчиво она пробежала глазами бланк распоряжения с проставленным именем и фамилией девицы. Что туда вписать – плети или просто увольнение и разжалование?

Во-вторых, ей нужно было разобраться с уличенной в крупной контрабанде генералом тыловой службы Иолантой де Сент-Люсия. Всё бы ничего, но Иоланта была ее старой подругой – еще по Особой эскадре. Причем де Сент-Люсия были семейством богатым, и генерал вовсе не умирала с голоду. (Список предметов роскоши, которые она купила на вырученные от незаконной торговли деньги, занимал три страницы распечатки.)

Скверно: если она спустит дело на тормозах, скажут, императрица покрывает старую подругу, а прижмет как следует, пойдут шептаться, что даже старую подругу не пожалела. И так и так плохо. Да, вредная у монархов работа: удивительно, почему на ней не полагается спецпитание? Куда только смотрит Амазонийская Лига охраны труда?

Но всё это, в общем, пусть и неприятно, но вполне можно пережить…

А вот в-третьих… Да, в-третьих…

Поверх груды бумаг лежало послание со Старой Земли (одной из пяти наиболее вероятных претенденток на этот статус), из дирекции лучшего в Ойкумене женского лицея, где обучалась (до недавнего времени) ее старшая дочь – принцесса Милисента.

Впрочем, подробности этого скандала были ей хорошо известны и без письма – о нем уже почти месяц трещали все информационные каналы двух десятков как минимум миров. (Каналов, к счастью, в Амазонии не принимавшихся, но содержание их передач было изложено в отчетах спецслужб.)

Теперь она имела возможность познакомиться со сведениями из первоисточника.

Как следует из послания и из публикаций, ее дочурка ни много ни мало попыталась изнасиловать директора лицея – почтенного Карло Колоддо.

Но мало того, при этом всплыло нечто такое, что затмило собой факт этих самых грубых сексуальных домогательств.

Дело в том, что почтенный Карло Колоддо, один из корифеев педагогики, в действительности оказался переодетой женщиной, долгое время скрывавшей свою сущность.

Разразившийся скандал усугубило то, что сразу после первых сообщений несколько бывших лицеисток тут же заявили о том, что состояли с ним (то есть с ней) в неподобающих отношениях, но тогда не стали поднимать шума.

Хотя директорат и уверял, что подробного служебного расследования не производилось (репутацию берегут, сволочи!), но указывалось, что имеющиеся факты скорее свидетельствуют против принцессы, чем за нее. А посему, несмотря на высокую честь, они не считают возможным дальнейшее пребывание ее высочества в их стенах.

Тем же рейсом, что прибыло это послание, заявилась и сама Милисента, теперь сидящая под замком в одном из дальних крыльев дворца. (Вначале Ипполита даже хотела сгоряча запереть ее на гауптвахте придворной кордегардии.)