Кости волхвов Роллинс Джеймс
– Возле магазина «Сэвен-Илевен» на Кедровой улице. Он заблудился, пошел не туда, куда было нужно. Хорошо хоть ему хватило ума позвонить Джону и Сьюз.
Это были соседи родителей. После звонка отца они, видимо, позвонили матери, а она, до полусмерти перепуганная, – Грею. Но уже через пять минут мама снова перезвонила. Отец уже был дома, в целости и сохранности. И все же Грей понял, что просто обязан заехать к родителям, хотя бы ненадолго.
– Он все еще принимает арисепт? – спросил Грей.
– Конечно, каждое утро. Я слежу за этим.
Вскоре после того, как родители перебрались сюда из Техаса, врачи поставили отцу страшный диагноз: болезнь Альцгеймера. Пусть и в начальной стадии, но болезнь была неизлечима. А начиналось все с невинной, как казалось, забывчивости: он стал забывать, куда положил ключи, забывать телефонные номера, имена соседей. По мнению врачей, дремавшую доселе болезнь пробудил к жизни их переезд из Техаса. Отец стал путать даты, плохо ориентироваться на местности, но, упрямый и непреклонный, он не хотел пасовать перед болезнью и постоянно пытался доказать свою состоятельность. А потом к провалам в памяти добавились вспышки беспричинного гнева. Отец перешагнул через какую-то новую, невидимую грань в своем заболевании.
– Может, отнесешь ему сэндвичи? – спросила мать. – Тем более что мне нужно позвонить в университет.
Грей взял тарелку, и на какой-то миг их руки встретились.
– Может быть, нам стоит подумать о том, чтобы пригласить к отцу постоянную сиделку?
Мать отдернула руки и отрицательно мотнула головой. Не то чтобы она возражала против этой идеи. Она просто не хотела ее обсуждать.
Грей не в первый раз наталкивался на эту невидимую стену. Во-первых, на присутствие сиделки никогда не согласится отец, поскольку в глазах окружающих он, по его мнению, станет выглядеть безнадежным инвалидом. Во-вторых, против этого была и сама мать, считавшая, что заботиться о муже должна только она, и никто больше. Но каких мучений все это стоило их семье!
– Кенни давно приезжал? – поинтересовался Грей.
Его младший брат возглавлял компьютерную фирму в соседнем штате, неподалеку от границы штата Виргиния. Он пошел по стопам отца и стал технарем, правда, специализировался не на нефти, как отец, а на электричестве.
– Ты же знаешь Кенни… – сказала мать. – Ну-ка погоди, я положу отцу маринованный огурчик.
Грей печально покачал головой. В последнее время Кенни часто говорил о том, что хочет переехать в город Купертино, что в Калифорнии. Он приводил массу аргументов в пользу этого решения, но Грей-то знал правду. Его брат просто хотел сбежать, уехать как можно дальше от всех проблем. Но Грей не осуждал младшего брата. Когда-то он и сам сделал то же самое, завербовавшись в армию. Возможно, это была фамильная, передающаяся по наследству черта их семьи.
Мать протянула ему банку с маринованными огурцами, чтобы он открыл ее, и спросила:
– Как идут дела в твоей лаборатории?
– Отлично, – ответил Грей, а затем откупорил банку, выудил из нее огурец и положил на тарелку, предназначенную для отца.
– Я прочитала в газетах, что правительство собирается сократить финансирование УППОНИР.
– Не волнуйся, меня не уволят, – успокоил он ее.
Родители не знали о том, что такое «Сигма» и какую роль играет в ней их сын. Они считали, что Грей занимается какими-то малозначащими научными изысканиями по заказу Пентагона. У них, разумеется, не было допуска к секретным сведениям подобного рода.
С тарелкой в руке Грей направился к задней двери. Мать смотрела ему вслед.
– Он обрадуется, увидев тебя.
«Если бы только я мог сказать то же самое!» – с горечью подумал Грей, направляясь к сараю, стоявшему в дальнем конце участка. Из приоткрытой двери доносились звуки музыки кантри. Они возродили в памяти не самые приятные воспоминания.
Грей остановился у дверей сарая. Он увидел отца, склонившегося над верстаком, на котором лежали ровно оструганные дощечки.
– Папа! – окликнул он.
Отец выпрямился и обернулся. Он был примерно такого же роста, как Грейсон, только более коренастый, с широкой спиной и плечами. Перед тем как поступить в колледж, он работал на нефтяных месторождениях, зарабатывая деньги и опыт в области нефтедобычи. И все было прекрасно до тех пор, пока однажды в результате аварии на нефтяной вышке ему не отрезало по колено левую ногу. В результате отец вышел на пенсию в сорок семь лет.
Это случилось пятнадцать лет назад. Половина жизни Грейсона. Поганой, надо признать, жизни.
– Грей? – Отец словно не верил своим глазам. Он утер пот со лба, размазав по нему налипшие опилки, и сердито нахмурился. – Не стоило проделывать столь долгий путь.
– А как же иначе к тебе приехали бы эти сэндвичи? – сказал Грей, показывая отцу тарелку.
– Их приготовила твоя мать?
– Ты же ее знаешь. Она старалась как могла.
– Что ж, тогда я, пожалуй, их съем. Добрые порывы необходимо поощрять. – Оттолкнувшись от верстака, отец проковылял на своем протезе к холодильнику. – Пиво будешь?
– Мне скоро нужно возвращаться на работу.
– Одна бутылка пива тебя не убьет. У меня как раз есть «Сэм Адамс» – помои, которые тебе так нравятся.
Отец был любителем таких известных сортов пива, как «Будвайзер» и «Курс», но тот факт, что он забил холодильник банками «Сэма Адамса», значило в сто раз больше, чем дружеское похлопывание по спине. А может быть, даже больше, чем объятие.
Грей просто не мог отказаться от этого предложения.
Он взял бутылку и откупорил ее с помощью открывалки, привинченной к краю верстака. Отец подошел бочком, примостился на краешек высокой табуретки и поднял бутылку «Будвайзера», салютуя сыну.
– Быть старым, конечно, хреново, но пиво хотя бы немного скрашивает этот недостаток.
– Ты прав, – сказал Грей, сделав большой глоток.
Он подумал о том, что мешать кодеин с алкоголем не самое мудрое решение, но утро у него выдалось настолько кошмарным, что сейчас подобные мелочи уже не имели значения.
Отец молча смотрел на сына, и молчание длилось так долго, что стало неловким.
– Итак, – заговорил Грей, – ты теперь и домой самостоятельно дойти не можешь?
– Да пошел ты! – с притворной злостью огрызнулся отец, а затем улыбнулся и грустно покачал головой. Он не любил недомолвок и всегда ценил искренность и откровенность. Стрельба прямой наводкой – так называл это отец. – По крайней мере, я, в отличие от тебя, не сидел в тюряге!
– Да уж, до меня тебе далеко. Тебя в Ливенуорт даже за деньги не пустят.
– Вот и замечательно, плакать не буду! Два уголовника для одной семьи – многовато.
Эта добродушная пикировка немного разрядила атмосферу, но, когда их взгляды встретились, Грей заметил в глазах отца то, чего никогда не видел в них раньше. Страх.
Отношения между отцом и сыном всегда были непростыми. После аварии отец стал сильно пить и время от времени впадал в депрессию. Техасский нефтяник в одночасье превратился в домохозяйку, и это сломило его. Он был вынужден сидеть дома и растить двоих сыновей, в то время как его супруга каждый день ходила на работу и зарабатывала деньги. Злясь, но не в силах что-либо изменить, отец превратил дом в подобие концлагеря, а Грей, прирожденный бунтарь, постоянно выступал против драконовских порядков, которые навязывал отец. Когда же ему исполнилось восемнадцать, Грей просто собрал рюкзак, ушел посреди ночи из дома и записался в армию. После этого отец с сыном не разговаривали целых два года.
Постепенно и очень осторожно мать помирила их, и все же отношения между отцом и сыном напоминали скорее вооруженное перемирие.
«Вы в большей степени одинаковые, нежели разные», – сказала как-то мать. Более пугающих слов Грей не слышал за всю свою жизнь.
– Что за дерьмо! – нарушил молчание отец.
– «Будвайзер»? – подхватил Грей. – Это точно! Вот почему я пью только «Сэм Адамс».
Отец ухмыльнулся:
– Ну и засранец же ты!
– Ты меня сам таким воспитал. По своему образу и подобию.
– То есть я тоже засранец?
– Я этого не говорил.
Отец снова усмехнулся и спросил:
– А что это ты вдруг заявился?
«Потому что я не знаю, как долго ты еще будешь меня помнить», – мысленно ответил Грей, однако вслух этого не произнес. За фасадом жесткости и независимости в душе Грея все еще жила детская уязвимость, память о прошлых обидах, желание услышать от отца хоть несколько ласковых слов. Но время стремительно таяло, и какой-то частицей своего сознания Грей понимал, что, по всей вероятности, слов этих ему уже не услышать.
– Где ты купил эти сэндвичи? – спросил отец. – Они просто великолепны.
Грею пришлось приложить определенное усилие, чтобы на его лице ничто не отразилось.
– Мама сделала, – ответил он.
– A-а, ну да… – смущенно проговорил отец.
Их взгляды снова встретились, и помимо страха Грей заметил в глазах отца еще и стыд. Пятнадцать лет назад он перестал быть мужчиной, а теперь перестает быть человеком.
– Пап, я…
– Пей свое пиво!
В голосе отца прозвучала прежняя злость, и Грей по привычке, оставшейся с детства, немного испугался.
Он молча пил пиво, не в состоянии говорить. Возможно, мать была права: они действительно слишком похожи друг на друга.
Запищал прикрепленный к поясу пейджер. Поспешно схватив его, Грей увидел на дисплее телефонный номер «Сигмы».
– Это с работы, – пробормотал он. – У меня на сегодня запланирована еще одна встреча.
– Ну и ладно, – кивнул отец, – а мне пора заняться скворечником.
Они обменялись рукопожатиями – отец и сын, два извечных соперника, не желающие уступать друг другу даже в мелочах.
Вернувшись в дом, Грей попрощался с матерью, забрал с крыльца велосипед и, сев на него, быстро поехал в сторону станции метро. На дисплее его пейджера помимо телефонного номера «Сигмы» значился еще и пароль.
911.
Экстренный вызов.
Ну наконец-то!
15 часов 03 минуты (местное время)
Ватикан
Поиск истины о судьбе останков трех волхвов напоминал тяжелейшие археологические раскопки, разве что монсиньору Вигору Вероне и его помощникам-архивариусам пришлось копаться не в пыли и камнях, а в грудах книг и древних свитков. Целая команда библиотечных работников провела кропотливую подготовительную работу в главной библиотеке Ватикана, и теперь Вигор в поисках путеводной нити просеивал информацию, находясь в самой закрытой зоне Святого города – Archivio Segretto Vaticano, печально известных секретных архивах Ватикана.
Вигор вошел в длинный подземный коридор. По правой стене тянулась вереница ламп. При его приближении каждая из ламп загоралась, а после того, как он проходил мимо, гасла. Свет словно сопровождал монсиньора и его молодого студента Джейкоба.
Коридор на самом деле являлся депозитарием манускриптов, получившим прозвище bonile, или бункера. Построенное в 1980 году, это подземное помещение имело два этажа, разделенные дырчатым стальным полом и соединенные крутыми лестницами. По одной из его сторон на многие километры протянулись стальные полки, на которых хранились миллионы документов и пергаментов. По противоположной стене тянулись точно такие же полки, но они были закрыты дверями из стальной сетки. Здесь хранились документы наиболее деликатного характера.
О Ватикане говорили, что Святой престол обладает слишком большим количеством тайн, но ему все мало. Шагая по депозитарию, Вигор усомнился в истинности этого суждения: секретов в Ватикане было слишком много даже для самого Ватикана.
Джейкоб нес лэптоп, в котором содержалась информация, касающаяся проводимого ими расследования.
– Выходит, волхвов было не три, а больше? – спросил молодой человек, когда они подошли к выходу из депозитария.
Монсиньор Верона и Джейкоб пришли сюда, чтобы перевести в цифровой формат фотографии вазы из так называемого музея Кирхера[11]. Рисунок на ней изображал библейских волхвов, но их было не три, а целых восемь! На фреске кладбища Святого Петра волхвов было всего два, а на картине в склепе Домициллы – четверо.
– В Евангелии нет упоминания относительно того, сколько было волхвов, – сказал Вигор. День выдался тяжелым, и он чувствовал огромную усталость, но, несмотря на это, не стал отмахиваться от расспросов помощника. Еще Сократ утверждал, что лучший способ разобраться в своих мыслях – проговорить их в слух, и Вигор не раз убеждался в эффективности этого метода. – О них говорится лишь в Евангелии от Матфея, да и то весьма расплывчато. Общепринятое предположение о трех волхвах опирается на количество принесенных новорожденному даров: золото, ладан и смирна[12]. Может, они и не были никакими царями. Слово «волхв» означает также «волшебник», «чародей», «маг».
– Они были чародеями?
– Не в том смысле, какой мы сегодня вкладываем в это слово. Скорее всего, они использовали некую тайную мудрость. Ведь помимо волшебника и чародея слово «волхв» означает также мудреца. Большинство исследователей Библии сегодня уверены в том, что это были последователи Заратустры, пришедшие из Персии или Вавилона. Они толковали расположение звезд и предсказали, что на западе по божественному промыслу будет рожден новый царь, а о его появлении на свет возвестит особый знак.
– Звезда Вифлеема?
Вигор кивнул.
– В отличие от того, что изображено на многочисленных картинах, восхождение Вифлеемской звезды не стало грандиозным событием. Как следует из Библии, никто в Иерусалиме даже не замечал его до тех пор, пока волхвы не пришли к царю Ироду и не рассказали ему об этом. Из их слов следовало, что, судя по расположению звезд, на свет появился новый царь, перед которым преклонит колени весь мир. Царь Ирод был потрясен, выслушав эти вести, и спросил волхвов, где они увидели взошедшую звезду. Затем он воспользовался священной книгой иудейских пророчеств, чтобы выяснить, где мог родиться новый царь, и послал волхвов в Вифлеем.
– Значит, это Ирод сказал им, куда идти?
– Да, и послал за ними шпионов. Но, как пишет Матфей, на пути в Вифлеем звезда снова взошла и указала волхвам путь к новорожденному. После этого, получив предупреждение от ангела, они тайно ушли, не сказав Ироду, где находится ребенок и кто его родители.
Джейкоб почти бежал, чтобы не отстать от своего учителя.
– Но ведь Мария и Иосиф вместе с новорожденным уже бежали в Египет, также предупрежденные ангелом. Что же произошло с волхвами?
– Действительно – что?
На протяжении последнего часа он исследовал гностические и апокрифические тексты, в которых могли содержаться любые упоминания волхвов – от Протоевангелия от Иоанна[13] до Книги Сифа[14]. Что стоит за похищением мощей библейских волхвов – тяга к наживе либо что-то другое и более серьезное? Именно его теперешние изыскания должны дать ответ на этот вопрос.
Вигор посмотрел на часы. Времени у него оставалось совсем чуть-чуть. Однако он знал, что главный архивариус продолжит его работу, передавая любые новые данные Джейкобу, который, в свою очередь, будет пересылать их ему по электронной почте.
– А верны ли исторические имена волхвов: Каспар, Мельхиор и Балтазар?
– Об этом можно только гаать. Эти имена впервые упомянуты в труде «Excerpta latina barbari»[15], относящемся к шестому веку. Впоследствии появлялись и другие сообщения, но лично я воспринимаю их как сказки, а не как серьезные исторические доказательства. Впрочем, отбрасывать нельзя ни одну версию. Выяснить это я поручаю тебе и нашему архивариусу отцу Альберто.
– Я сделаю все, что в моих силах.
Вигор нахмурился. Это была непростая задача, но, если посмотреть с другой стороны, так ли уж это важно? Сейчас главное – найти ответ на другой вопрос: зачем и почему похитили кости волхвов? Ни один правдоподобный ответ ему на ум не приходил, и Вигор сомневался, что он будет найден на тридцати километрах полок с документами секретных архивов. Но одна мысль все же начала складываться в его голове. Все истории, связанные с волхвами, намекали на существование некоего тайного знания – объемного, закрытого для непосвященных и доступного лишь для секты волхвов.
Кем же они были на самом деле? Чародеями, астрологами или служителями какого-то культа?
Вигор миновал Комнату пергаментов, и на него дохнуло запахами инсектицида и фунгицида. Должно быть, здесь недавно проводилась санитарная обработка. Эта процедура была чрезвычайно опасной, поскольку от едкого фунгицида многие пергаменты принимали фиолетовый оттенок, становились хрупкими и могли быть утеряны навеки.
Впрочем, опасность представляли собой не только химикалии, но и многое другое, и в первую очередь огромный объем хранящихся здесь документов. Добрая половина документов даже не была каталогизирована, а с каждым годом в хранилище поступало огромное количество новых, присылаемых послами Ватикана в разных странах, главами епархий и настоятелями отдельных приходов. Прочитать, описать и зарегистрировать все это было попросту невозможно.
Секретные архивы разрастались подобно раковой опухоли, распространяясь из помещения, отведенного для них изначально, на старые чердаки, в подземелья и заброшенные кельи. Вигор потратил полгода на изучение документов, составленных своими предшественниками, прежними шпионами Ватикана, тайными агентами Святого города, занимавшими различные и зачастую высокие посты в правительствах многих стран мира. Донесения были зашифрованы и содержали отчеты о политических интригах за последнюю тысячу лет.
Вигору было известно, что Ватикан, будучи не только религиозной, но и политической организацией, является объектом постоянных атак со стороны своих врагов. Именно такие люди, как Вигор, стояли между Святым престолом и внешним миром. Тайные воины, держащие линию обороны. И пусть Вигор был согласен не со всем, что делалось в прошлом и даже сегодня, его вера оставалась несокрушимой. Как и сам Ватикан. Он гордился тем, что служит Святому престолу.
Возникают и рушатся империи, рождаются и умирают философии. И только Ватикан остается несокрушимым и непоколебимым. В его камне слились и затвердели навеки история, время и вера.
Даже здесь, в сейфах, запертых сундуках и потемневших от времени деревянных шкафах архивов, хранились многие сокровища мира: письмо, написанное Марией Стюарт за день до того, как она была обезглавлена, любовная переписка Генриха VIII и Анны Болейн. Тут были документы времен инквизиции и охоты на ведьм, Крестовых походов, письма от персидского хана и императоров династии Минь. И наверное, самый таинственный артефакт хранился в запертом железном ларце, помещенном в специальное подземелье. Это было Третье пророчество Богоматери Фатимской. Одному только Папе было дозволено читать этот текст, представляющий собой воспоминания монахини Лусии душ Сантуш из Фатимы, которой в детстве, в 1917 году, явилась Богоматерь. Она предсказала начало третьей мировой войны и назвала точную дату конца света.
Однако то, что искал сейчас Вигор, охранялось не так тщательно. Вот только идти за этим нужно было очень далеко. До отъезда вместе с Рейчел в Германию он хотел проверить еще одно свое предположение.
Вигор достиг небольшого лифта, поднимавшегося на верхние этажи архива, которые назывались «piani nobli», или «благородные этажи». Придержав дверь для Джейкоба, он нажал на кнопку. Покачиваясь и дребезжа, кабина поехала вверх.
– Куда мы теперь? – спросил Джейкоб.
– В Torre dei Venti.
– В Башню ветров? А зачем?
– Там хранится один древний документ, копия «Описания мира» шестнадцатого века.
– Книга Марко Поло?
Вигор кивнул.
Лифт, вздрогнув, остановился, и мужчины вышли в длинный коридор.
Джейкоб снова ускорил шаг, пытаясь не отстать от учителя.
– А какое отношение приключения Марко Поло имеют к волхвам?
– В этой книге он рассказывает о легендах Древней Персии, в которых говорится о волхвах и о том, что с ними стало. Главное тут – подарок, который они получили от младенца Христа, камень, обладающий огромной силой. Именно этот камень стал центром, вокруг которого волхвы, как предполагается, создали тайное братство мистического знания. Я хочу проследить эту легенду.
Коридор привел их к Башне ветров. Пустующие комнаты башни были отданы под секретные архивы. К сожалению, комната, которая была нужна Вигору, находилась на самом верху. Проклиная отсутствие лифта, он начал взбираться по крутой винтовой лестнице и временно перестал читать своему ученику лекцию, чтобы сберечь дыхание для долгого подъема. Они молчали до тех пор, пока не достигли цели – одного из самых старых и удивительных помещений. Комнаты меридиана.
Джейкоб вытянул шею, чтобы лучше рассмотреть фрески, которыми были покрыты полукруглые стены и потолок. Они изображали библейские сцены, херувимов и облака. Из отверстия в стене размером с небольшую монету тянулся похожий на копье луч света, утыкавшийся в мраморный пол комнаты, на котором были выложены знаки зодиака. По нему тянулась линия, отмечавшая меридиан. В XVI веке здесь была организована обсерватория, результатом работы которой впоследствии стало принятие григорианского календаря. Здесь трудился Галилей, пытаясь доказать, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот. К сожалению, ему это не удалось. Церковь тогда показала себя не с лучшей стороны перед научным сообществом и с тех пор всячески пыталась оправдаться за подобную недальновидность.
Вигор постоял, пытаясь отдышаться, а затем вытер со лба пот и указал Джейкобу на дальний конец комнаты, где стоял массивный книжный шкаф. В нем-то и хранился необходимый им документ.
– Если верить каталогу, то нужная нам книга находится на третьей полке.
Джейкоб шагнул вперед и задел ногой тонкую веревку, натянутую вдоль порога. Вигор услышал тонкий звук натянутой струны, но предупредить парня уже не успел. Взрыв швырнул тело Джейкоба обратно к двери, прямо на Вигора. Они оба упали на спину, и в следующий миг над их головами пронесся огненный смерч, словно дыхание огнедышащего дракона.
4
ПРАХ К ПРАХУ
24 июля, 12 часов 14 минут
Вашингтон, округ Колумбия
Миссии был придан красный приоритет, черная срочность и серебряный уровень секретности. Эта цветовая «симфония» заставила директора Пейнтера Кроу печально покачать головой. У какого-то бюрократа, видимо, совсем плохо с головой.
Все эти обозначения сводились к одному: любой ценой не допустить провала. Кроме того, когда дело касалось национальной безопасности, второго места на пьедестале уже не существовало. Медаль могла быть только золотой, а серебряная и тем более бронзовая – отменялись.
Пейнтер сел за письменный стол и перечитал отчет дежурного офицера. Все, казалось, было в норме: документы оформлены, коды оперативной связи обновлены, система спутниковой связи проверена. Не была упущена ни одна деталь. Затем Пейнтер пробежал пальцем по статьям сметы расходов. На следующей неделе ему предстояло отчитываться по поводу расходования бюджетных средств перед Объединенным комитетом начальников штабов.
Он устало потер глаза. Вот во что превратилась его жизнь: бумажная возня, отчеты перед вышестоящим начальством и постоянные стрессы. Нудное, изматывающее существование. Да еще последние события: сначала – засада, устроенная «Гильдией», а теперь – операция, которую предстояло проводить за рубежом. В глубине души Пейнтер немного побаивался, думая о новых вызовах и возложенной на него ответственности. Он унаследовал «Сигму» от своего предшественника и основателя этой организации Шона Макнайта, который теперь являлся директором УППОНИР. Пейнтеру очень не хотелось разочаровать своего наставника. В течение всего утра они обсуждали последние события в Форт-Детрике, а также новую операцию, проговаривая, как в старые добрые времена, всевозможные варианты развития событий и ища оптимальные решения. Шон был удивлен тем, кого Пейнтер назначил руководителем команды, но вмешиваться не стал.
Итак, операция началась. Оставалось лишь проинструктировать оперативников. Вылет был запланирован на 2 часа 00 минут, так что времени оставалось немного. В аэропорту Даллес их уже ждал полностью заправленный и загруженный всем необходимым снаряжением частный самолет с эмблемой компании «Кенсингтон ойл». Великолепное прикрытие и щедрый дар от леди Кары Кенсингтон, которая – после личного звонка Пейнтера – с удовольствием согласилась помочь «Сигме» еще раз. «Ох уж эти американцы, ничего не могут сделать сами!» – весело уколола она его.
На столе Пейнтера зажужжал интерком. Он нажал на кнопку и произнес:
– Говорите.
– Директор Кроу, прибыли агенты Коккалис и Брайент.
– Пусть войдут.
Щелкнул электронный замок, и дверь открылась. Монк Коккалис придержал ее, пропустив вперед Кэтрин Брайент. Женщина была на голову выше бывшего «зеленого берета». Она двигалась с пластикой и скрытой силой львицы. Темно-рыжие волосы Кэтрин доходили до плеч и были стянуты резинкой, столь же обыденной, как и ее одежда: темно-синий пиджак, белые штаны и кожаные мокасины. Единственным цветным пятном в ее наряде являлась брошь на лацкане пиджака – маленькая изумрудная лягушка в золотой оправе. Это украшение как нельзя лучше сочеталось с зелеными глазами женщины.
Пейнтер знал происхождение этой броши. Она была подарена Кэтрин группой боевых аквалангистов, вместе с которыми ей пришлось участвовать в одной из операций во время службы в военно-морской разведке. Тогда она спасла двоих товарищей, доказав свою состоятельность с помощью кинжала, однако один из аквалангистов все же погиб. В память о тех событиях она и носила эту брошь. Пейнтер предполагал, что в этой истории имелись и другие любопытные подробности, но в досье Брайент о них не было ни слова.
– Садитесь, пожалуйста, – сказал Пейнтер, приветствуя вошедших кивком. – А где же коммандер Пирс?
Монк уселся на стул.
– Грей… То есть коммандер Пирс был вынужден отлучиться по срочным семейным обстоятельствам. Он только что вернулся и сейчас придет.
«Прикрывают друг друга, – подумал Пейнтер. – Хорошо!» Это являлось одной из причин, по которой он включил в команду Монка Коккалиса, а командиром решил назначить Грейсона Пирса. Они дополняли друг друга своими навыками, но что более важно, очень хорошо ладили и подходили друг другу. Монк был уравновешенным и рассудительным, эдаким книжным червем, Грейсон – более динамичным и активным. И все же Монк умел проникнуть сквозь стальной панцирь Грейсона, и тот прислушивался к его мнению в большей степени, нежели к любому другому из «Сигмы». Монк обладал даром шутливого общения, которое в спорах оказывалось гораздо эффективнее любых взвешенных аргументов и рассудительных объяснений. Они двое представляли собой отличную команду.
Но с другой стороны…
Пейнтер обратил внимание на то, как была напряжена Кэт. Она сидела так, словно палку проглотила. Нет, она не волновалась, скорее выглядела усталой, но в целом излучала непоколебимую уверенность в себе. Возможно, даже чрезмерную. Решение включить женщину в состав команды основывалось даже не столько на том, что она прошла подготовку в области инженерных дисциплин, а на том, что Кэт обладала опытом работы в разведке. Она была знакома с жизнью и обычаями стран Европейского союза, и в первую очередь средиземноморских. Однако гораздо важнее было другое: у Кэт был установлен хороший контакт с монсиньором Вероной, одним из разведчиков Ватикана, который будет курировать проведение операции со стороны Святого престола. Они с Кэт работали вместе над расследованием преступлений, связанных с похищением произведений искусства.
– Пока мы дожидаемся коммандера Пирса, вам не повредит немного почитать, – сказал Пейнтер и протянул подчиненным толстые досье в черных кожаных папках, на лицевой стороне каждой из которых красовалась серебряная буква «». Третья папка, предназначенная для Пирса, осталась лежать на столе. – Здесь содержатся все детали предстоящей операции.
Пейнтер прикоснулся к сенсорной панели, вмонтированной в поверхность его письменного стола. Три плоских экрана фирмы «Sony» – один за его спиной, второй на левой стене, третий на правой – сразу же среагировали на это прикосновение. Раньше на них был панорамный снимок гористой местности, сделанный с высоким разрешением, теперь же он исчез и сменился все тем же логотипом «».
– Хотя обычно инструктаж перед очередной миссией является прерогативой моего заместителя по оперативной работе, сегодня я проведу его сам.
– Перераспределение обязанностей? – чуть насмешливо проговорила Кэт, и в ее голосе прозвучал акцент уроженки южных штатов. Однако Пейнтер знал, что в случае надобности она могла говорить без всякого акцента или с любым другим. – Это из-за засады в Форт-Детрике?
Пейнтер утвердительно кивнул головой.
– В связи с возможной утечкой данных в настоящее время осуществляется широкомасштабная проверка нашей системы безопасности, поэтому доступ к информации ограничен.
– И несмотря на это, нам поручена новая операция? – недоуменно спросил Монк.
– У нас нет выбора. Приказ поступил от…
Зажужжал интерком. Пейнтер нажал на кнопку включения.
– Директор Кроу, – послышался голос из динамика, – прибыл коммандер Пирс.
– Пусть войдет.
Замок снова щелкнул, и в кабинет вошел Грейсон Пирс. На нем были черные джинсы «Левис», черные кожаные туфли и накрахмаленная белая рубашка. Мокрые после душа волосы были аккуратно расчесаны.
– Прошу прощения за то, что опоздал, – сказал Грейсон, остановившись между своими коллегами.
Что-то в его взгляде сказало Пейнтеру, что его подчиненный и впрямь испытывает неловкость, а его поза свидетельствовала о том, что он готов покорно принять начальственный нагоняй.
Грейсон понимал, что заслужил выговор. После истории с проникновением в ряды «Сигмы» вражеского агента меры по обеспечению безопасности стали просто драконовскими, точно так же, как и требования по соблюдению дисциплины. И все же в «Сигме» всегда – и даже теперь – царил определенный дух либерализма, и казарменные порядки здесь никогда не приживались. Мужчины и женщины, служившие в этом спецподразделении, были лучшими из лучших. В ходе проведения операций они должны действовать творчески, проявлять изобретательность и независимость, а это станет невозможным, если на базе ввести палочную дисциплину.
Пейнтер знал все про всех своих подчиненных, в том числе и о том, что отец Грейсона тяжело болен. Ему также доложили о том, что Пирс покинул базу. Посмотрев сейчас на него, Пейнтер увидел усталость, затаившуюся глубоко в глазах мужчины и спрятанную за внешней невозмутимостью. Чем она была вызвана – утренней засадой или домашними неурядицами?
Грейсон не отвел глаз. Он просто молча ждал.
Эта встреча являлась не только инструктивным совещанием. Она была еще и испытанием.
Пейнтер жестом предложил Грейсону садиться и сказал:
– Дела семейные, бесспорно, важны. Постарайтесь только, чтобы опоздания не вошли у вас в привычку.
– Слушаюсь, сэр.
Грейсон сел на стул. Его взгляд был прикован к черным кожаным папкам с досье. Между бровей пролегла складка. То, что не последовало нагоняя, слегка выбило его из колеи. «Это хорошо», – подумал Пейнтер.
Он толкнул третью папку по направлению к Грейсону и пояснил:
– Мы только начали знакомиться с материалами по предстоящей операции.
Грей взял папку и стал читать. Его глаза недоумено сузились, но он не произнес ни слова.
Пейнтер откинулся на спинку кресла и стукнул пальцем по сенсорной панели на своем столе. На трех экранах сразу же возникли три различных изображения. На левом появился величественный готический собор, на правом – снимок, сделанный внутри его. Повсюду лежали распростертые тела. На среднем экране была фотография алтаря, рядом с которым виднелись обведенные мелом очертания человеческого тела. Тут был обнаружен труп священника, отца Георга Брейтмана.
Пейнтер наблюдал за тем, как взгляды его подчиненных ощупывают каждую деталь изображений, застывших на экранах.
– Массовое убийство в Кёльне, – констатировала Кэт.
Пейнтер кивнул:
– Это произошло под конец полуночной мессы по случаю праздника Трех царей. Убиты восемьдесят пять человек. Мотив, казалось бы, лежит на поверхности – грабеж. Нападавшие взломали бесценный реликварий, хранившийся в соборе с незапамятных времен. – Пейнтер вывел на экраны изображение золотого саркофага и осколков пуленепробиваемого стекла от контейнера, в котором он находился. – Однако похитили лишь содержимое ковчега. Предположительно это были кости библейских волхвов.
– Кости? – переспросил Монк. – Они бросили огромный ящик из чистого золота, но зато забрали кучу костей? Что же это за публика такая?
– Пока неизвестно. В этой бойне остался только один выживший.
Пейнтер вывел на экраны две фотографии. На одной был изображен молодой человек, которого на носилках выносили из собора, на другой – он же, но теперь уже на больничной койке, с глазами, застывшими от шока.
– Джейсон Пендлтон. Американец, двадцать два года. Его нашли прячущимся в исповедальной кабинке. Когда его обнаружили, он был не в себе, но после того, как ему вкололи лошадиную дозу успокоительного, парень немного очухался и сумел дать более или менее внятные показания. Налет был совершен группой людей в монашеской одежде, лица которых были закрыты капюшонами, поэтому опознать кого-либо невозможно. Вооруженные автоматическим оружием, они штурмом взяли собор. Несколько человек, включая настоятеля и архиепископа, были застрелены.
На плоских экранах сменяли друг друга снимки: прошитые пулями тела, нарисованные на полу меловые контуры людей, огнестрельные раны, протянутые в разных направлениях длинные красные нити, с помощью которых вычислялись траектории пуль. Отчасти это напоминало обычное место преступления, на котором работает полиция, но уж очень необычными были декорации.
– А при чем тут «Сигма»? – спросила Кэт.
– Дело в других смертях. Необъяснимых. Чтобы взломать защитный контейнер, злоумышленники использовали какой-то прибор, который не только разрушил его металлическое основание и пуленепробиваемое стекло, но также – по крайней мере, так следует из слов единственного выжившего – поднял и погнал по всему собору волну смертей.
Пейнтер снова стукнул пальцем по сенсорной панели, и на всех трех экранах тут же возникли фотографии погибших. На лицах агентов ничего не отразилось. Они видели смерть в самых различных ее проявлениях. Тела были искривлены, головы – откинуты назад. На одном из снимков лицо покойника было запечатлено крупным планом. Его глаза были открыты, роговая оболочка глаз потемнела и стала непрозрачной, а из уголков глаз стекали кровавые слезы. Губы раздвинулись, да так и остались, застыв в жуткой предсмертной гримасе, зубы оскалены, из десен течет кровь. Перед смертью человек прикусил язык, и его кончик почернел.
Монк, обладавший подготовкой судмедэксперта, выпрямился на стуле и сосредоточенно смотрел на экран. Пусть иногда он, дурачась, изображал из себя легкомысленного шута, но Монк умел наблюдать, и в этом ему не было равных.
– В ваших папках находятся полные отчеты о вскрытии, – продолжал Пейнтер. – Первоначальный вывод коронеров состоит в том, что смерть наступила от некоего подобия эпилептического приступа, на который непонятным образом наложились другие факторы. Иначе говоря, чрезвычайно мощные конвульсии, еще больше усиленные взрывным перегревом организма, в результате чего произошло чудовищное повышение температуры тела и, как следствие, тотальное разжижение коры головного мозга. В момент смерти произошло сжатие сердца – настолько мощное, что при вскрытии в сердечных желудочках не обнаружено ни капли крови. В груди у одного мужчины взорвался электрокардиостимулятор. У женщины в бедре была металлическая спица. Ее нога сгорела изнутри, и, когда женщину нашли несколько часов спустя, она еще тлела.
Лица агентов ничего не выражали, однако Монк непроизвольно прищурил один глаз, а Кэт заметно побледнела. Даже Грей сидел как-то чересчур неподвижно и почти не мигал. Он заговорил первым:
– А вы уверены в том, что смерть этих людей сопряжена с таинственным прибором?
– Настолько, насколько тут вообще можно быть в чем-то уверенным. Свидетель утверждает, что после включения прибора он почувствовал давление в голове. Кроме того, у него заложило уши – так бывает, когда самолет идет на посадку. Как раз в этот момент и стали умирать люди.
– Однако Джейсон выжил, – сделав глубокий вдох, заметила Кэт.
– И некоторые другие – тоже. Но все они были затем убиты нападавшими. Хладнокровно расстреляны.
Монк поерзал на стуле и подвел предварительный итог:
– Иными словами, одни люди погибают страшной и странной смертью, другие – нет. Чем это объяснить? Что объединяло между собой погибших?
– Только одно, и этот факт был отмечен Джейсоном Пендлтоном. Люди, ставшие жертвами необъяснимых конвульсий, подходили к Святому причастию.
Монк растерянно заморгал.
– Именно по этой причине Ватикан обратился за помощью к властям США, в результате чего мы получили соответствующий приказ.
– Ватикан… – проговорила Кэт.
В ее глазах промелькнуло понимание. До женщины стало доходить, почему ее выбрали для этой операции, оторвав от защиты докторской диссертации в области инженерных наук.
Пейнтер продолжил:
Читать бесплатно другие книги:
