Миф тесен Баунов Александр
Тэтчер не была доброй, но ее металл, по мировым меркам, был мягок и гибок, ее железность была связана тысячей правил и условностей. Она не давила политических оппонентов, выслушивала и прочитывала тысячи слов критики в парламенте и прессе. Она уступила коллегам по партии, когда они убедили ее, что лучше уйти. Настоящие-то железные — мы знаем — не уступают и не уходят.
Для любителей железных рук, ног и голов у меня, как нынче говорится, плохое известие. Эффективность и железность не одно и то же. Если они думают, что они круты, как Тэтчер, потому что железны и никого не жалеют, и поэтому у них все получится, они обманывают себя и других.
МАНДЕЛА: РЕВОЛЮЦИЯ БЕЗ ЭКСПРОПРИАЦИИ
Когда к нам в советскую французскую школу приезжали настоящие парижские школьники, они дарили французские открытки с вполне советским лозунгом «Свободу Нельсону Манделе». Наверное, их учителя считали, что так они быстрее найдут общий язык с маленькими коммунистами. Общий язык с маленькими коммунистами гораздо легче находился по другим поводам, но, и в самом деле, Мандела и тяжелая доля чернокожего большинства в Южной Африке были тем сюжетом, где СССР и Запад к восьмидесятым годам были согласны друг с другом и действовали не то чтобы сообща, но подрывали режим апартеида каждый со своей стороны. И подорвали.
ЮАР времен апартеида была враждебной Советскому Союзу страной. Но удивительным образом русский человек не рад падению своего врага. Кризису в ЕС или трудностям в Восточной Европе — скорее рад, а тут недоволен: какую страну испортили. По какому-то странному повороту сознания, возможно связанному с собственным опытом бремени белых, мы, будучи представителями большинства в собственной стране, глядя на ЮАР, ставим себя на место правящего белого меньшинства. Точно так же, как, глядя на XIX век, воображаем себя поручиком на балу и барыней на крыльце усадьбы, а дворовая девка несет нам самовар. А самой этой дворовой девкой, спящей на сундуке в прихожей, себя не представляем. Хотя чисто статистически вероятность оказаться девкой гораздо выше.
Варвары и белые
Что страну испортили — сразу видно. Центр современного Йоханнесбурга выглядит, как Рим, захваченный готами. Пришли на форумы к базиликам, разложили костры, натянули между колонн веревки сушить белье. Бывшие офисы и отели делового центра приезжие из черных поселков превратили в гигантские коммуналки, у их подножия — стихийные рынки и автобусные станции для поездок в родную деревню. ЮАР теперь одна из самых опасных стран мира: 32 убийства на 100 тысяч населения. Как каждый москвич знает, что рано или поздно подхватит простуду, так каждый приличный житель Йоханнесбурга — что хоть раз за жизнь он подвергнется вооруженному ограблению. Вечером в городах здесь теперь не останавливаются на красный свет даже дисциплинированные потомки британцев и голландцы-буры: протестантская этика хороша, но жизнь дороже. Здесь вообще мало ходят пешком. Самый опасный момент — когда машина заезжает в гараж дома: тут в него и врываются грабители. Дома окружены проволокой с настоящим током. В чем же тогда величие Манделы?
А вот в чем. Южноафриканское общество времен апартеида было несправедливым не по большевистским, а по самым обычным буржуазным меркам. Дело даже не в специальных пригородах для ночлега черных: днем приехали на работу, а ночью — пожалуйте в специально отведенные поселки, в людскую на свой сундук. Знаменитое двухмиллионное Соуэто, где проходили труды и дни Манделы, звучит как красивое африканское слово, на самом деле это обычная наркомовская аббревиатура от South Western Township — Юго-западный поселок, Юзапос, людская для ночевки чернокожих при Йоханнесбурге.
Все эти отдельные поселки для ночлега — гуманитарная надстройка на главном: черным нельзя было иметь свой бизнес и по-настоящему учиться. Есть много стран, где для части населения прикрыта дверь в военную, чиновничью или политическую карьеру: русские в Прибалтике, китайцы в Малайзии и Индонезии, но если им же закрыта дверь в частное предпринимательство и интеллигенцию — это совсем беда. Поэтому белый режим ЮАР разваливали одновременно и большевики, и их враги — либералы вроде Тэтчер с Рейганом.
Это важно помнить, потому что в России особенно сожалеют о прежнем южно-африканском режиме те, кто любит Тэтчер и Рейгана, сторонники самой либеральной и наименее социальной экономики. Но ЮАР времен правления белого меньшинства была в каком-то смысле сверхсоциалистической страной: белый здесь не мог быть бедным, не мог опуститься и плохо жить на глазах у черного большинства. Белый — всегда господин. Поэтому он мог вообще ничего не делать, иметь от государства все и жить припеваючи.
Новые черные
В Южной Африке я разговаривал с черными бизнесменами, которые начали свое дело подпольно еще при старых порядках. Один из них, Сбу Мунгади, председатель совета директоров крупной компании, когда-то подавал специальное прошение министру белого образования о поступлении в белый техникум, где лучше учили. Министр белого образования, посоветовавшись с министром образования чернокожих, разрешил. Потом Сбу выиграл стипендию в США, но правительство отказало ему в загранпаспорте. Сбу ушел за границу нелегально, саванной.
Другая моя собеседница, Каньи Мламбо, в 19 лет пришла в Standard Bank просить образовательный кредит. «На кого хотите учиться, милочка?» — строго спросил менеджер. «На архитектора», — ответила Каньи. «Черные не учатся на архитектора, — строго возразил менеджер, — вот если бы на учительницу или медсестру, тогда бы я дал, а так до свидания». Когда мы разговаривали, Мламбо была членом совета директоров того самого Standard Bank и отвечала за кредиты частным лицам. Объезжая отделения, она добралась до того, где когда-то ей отказали в кредите. Белый менеджер сидел на своем месте. Каньи ничего не сказала, просто долго и внимательно посмотрела ему в глаза. «Кто там в малиновом берете с послом испанским говорит?»
Еще один, Гемран Машаба, начал бизнес в 1982 году, как бы мы сказали, фарцовщиком. С той разницей, что в СССР торговать запрещалось всем гражданам, а в ЮАР — черным. Машаба ездил по поселкам и продавал парфюмерию из багажника автомобиля. Если видел полицию, удирал по грязным переулкам гетто, потому что полицейским надо было показывать «пассбук» — книжечку с отметкой белого работодателя: не от себя торгую, а от хозяина. А его не было. Когда Машабе надоело бегать, он завел себе подставного белого хозяина на зарплате. Потом, вместо того чтобы продавать чужие шампуни, Машаба придумал собственную линию, Black like me, для черных особо жестких волос. В середине 2000-х его продукция продавалась по всей Африке и в Европе.
Белых не предлагать
Отъема собственности в ЮАР после смены власти в 1993 году не было, но теперь ни одна компания не может обходиться без черных сособственников и топ-менеджеров. Когда-то Машаба нанял себе белого зиц-председателя, чтобы отстала полиция. В 2000-е он сам был членом совета директоров двенадцати крупных белых компаний и чуть ли не каждый день получал звонки с предложениями.
В приложении «Вакансии» местных газет десятки заманчивых должностей: директор филиала международной компании, в скобках «АА»; глава отдела продаж, в скобках «ЕЕ»; директор по связям с общественностью, в скобках «строго АА». АА — это affirmative action, «поддержка делом»; ЕЕ — employment equity, «равенство при найме». Обе аббревиатуры обозначают одно и то же: если вы белый, не тратьте время.
Это можно было бы назвать расизмом наоборот, если бы не одно обстоятельство. На двадцатый год формального равенства большая часть бизнеса и командных должностей в нем принадлежит белым.
Число благополучных черных увеличивают за счет белого бизнеса постепенно. К 2015 году каждая южноафриканская компания должна была принадлежать на 25% черному бизнесу и в каждой компании на руководящих должностях должно быть от 25 до 35% чернокожих.
В декабре 2005 года правительство приняло BEE-Act (Black Economic Empowerment Act — Закон о поддержке черных в экономике), где впервые подробно описано, что нужно делать компании, в том числе и иностранной, чтобы работать в Южной Африке. Согласно акту, приходится не только находить черных менеджеров, но и составлять план закупок по привилегированным ценам у черных компаний, а также оплачивать повышение квалификации бывшим обездоленным.
Может показаться, что это чересчур, но крупный бизнес не бежит из Южной Африки. Страна все еще сказочно богата, а требования поддержки обделенного большинства все равно лучше, чем международные санкции 80-х, предчувствие гражданской войны 90-х или соседнее Зимбабве 2000-х, у которого с ЮАР был общий старт, но совсем разный финиш.
Будущая элита
Сами чернокожие бизнесмены предупреждают: не обманитесь, нас слишком мало. Белый бизнес покупает черную элиту. В публикациях о передаче долей белых компаний черному бизнесу подозрительно часто мелькают одни и те же фамилии. Большинство — вчерашние видные деятели Африканского национального конгресса или негритянских профсоюзов. Черный мультимиллионер Сирилл Рамафоза — бывший генсек АНК и глава профсоюза горняков. Джеймс Мотлаци — бывший президент того же профсоюза. Во время крушения апартеида они устраивали грандиозные забастовки и требовали национализации. Теперь они совладельцы тех же самых шахт. А уже новая цветная полиция свободно разгоняет и стреляет в бастующих шахтеров не менее жестоко, чем белая во времена апартеида.
Иногда белый бизнес покупает даже не элиту, а черный камуфляж. Одна крупная строительная компания привела на государственный тендер черного председателя совета директоров. Все вопросы чиновников он с начальственным видом переадресовывал своим белым замам. Министерству это показалось подозрительным, в компанию пришли с проверкой. У калитки проверяющих встретил черный директор, в фартуке и с садовыми ножницами: он постригал кусты.
«Ничего, — говорят мои южноафриканские собеседники. — Зато его дети будут учиться в серьезных университетах и станут настоящими директорами. Или архитекторами».
Африканизация без социализма
Главное — не путать. Африканизация экономики — это не отобрать все, что было у белых, в пользу новой черной власти, это — создание черной элиты. В идеале, разумеется.
Собственно, это и есть путь, который избрал Мандела для своей революции. Африканский национальный конгресс был и остается чрезвычайно разнородной организацией. В нем вместе с политиками, учившимися в западных университетах, есть коммунисты, левые профсоюзники, бывшие боевики и террористы из партизанских отрядов. Нынешний президент Зума — из таких. В мыслях многих борьба за справедливость должна была закончиться национализацией. Не только во время борьбы, но и в первые годы после победы первое чернокожее правительство колебалось между социализмом и рынком.
Но тут развалился СССР, и это спасло ЮАР: выбор был сделан в пользу капитализма с черным лицом. Между черными политиками, еще вчера совершенно левыми, черным населением и белым бизнесом было достигнуто неформальное соглашение: африканизация заменит национализацию.
В 90-е был сплошной медовый месяц: все занимались политикой, меняли белых министров на черных, пробовали на вкус свободу передвижения и жительства, выборов и печати, ликвидировали резервации — бантустаны, сливали в одно армию и партизан, перестраивали полицию. А потому придумали замену экспроприации ВЕЕ — выращиванием черной элиты внутри белых компаний, как в инкубаторах.
Горбачев наоборот
Южная Африка сейчас на взгляд приезжего смотрится менее презентабельно, чем когда-то. Но если бы вместо Манделы во главе ее в первые годы оказался другой человек, вроде Мугабе в соседнем Зимбабве, все могло быть гораздо хуже. Уехало бы не 15% белых, как в ЮАР, а все поголовно. И экономика, вместо того чтобы продолжить не очень быстрый, но стабильный рост, догоняя по по душевым показателям бедные страны Евросоюза — Румынию или Болгарию (для Африки — большое достижение), рухнула бы в беспросветную рецессию. Как в том же Зимбабве, где получилось, что в 1980 году 7 млн измученных апартеидом зимбабвийцев производили в три раза больше, чем 12 млн свободных и эмансипированных граждан Зимбабве тридцать лет спустя.
Заслуга Манделы не в том, что он руководил революцией и сверг задержавшийся во времени режим. Это много кто смог. Значение Манделы, если угодно — коллективного Манделы (ведь он был лицом процесса, лицом целой группы переговорщиков, которые повели себя на редкость разумно) в том, что он, свергнув режим, не стал ломать его экономическую основу.
Мандела в некотором роде Горбачев наоборот, вернее, Горбачев в противоположных экономических условиях. Оба реформатора — у нас и в ЮАР — меняли политический строй, стараясь не трогать экономику. Только в нашем случае это было бессмысленно: неповоротливая советская экономика и была главной причиной наших бед и первым, что нужно поменять. А в случае ЮАР — осознанно: там на момент демократизации уже существовала конкурентоспособная рыночная экономика, успешно включенная в мировую. Ее надо было по возможности спасти.
И еще вот что не только для Африки удивительно: в ЮАР не случилось символической расправы над бывшими угнетателями. Да, поменяли флаг и гимн. Но центральные улицы, площади, мосты Йоханнесбурга и Претории по-прежнему носят бурские имена Крюгера и Боты, и никуда не делись конные и пешие статуи Бот с Крюгерами, а на высоком холме под Преторией нетронутым стоит монумент бурских переселенцев: внутри мраморные барельефы, на одном зулусы убивают белых женщин и детей, на другом белые мужчины мстят зулусам. Никаких граффити и разрушений, горит вечный огонь. Только вместо государства монумент содержит частное общество.
А знаменитая площадь Манделы в Йоханнесбурге — это на самом деле охраняемый открытый двор гигантского торгового молла, где покупают больше белые, но все чаще встречаются и черные покупатели.
ОДА НА ЮБИЛЕЙ ЦАРЯ-ОСВОБОДИТЕЛЯ
Высокопоставленный плагиатор, министр обороны Германии Карл-Теодор цу Гутенберг в промежутке между тем, как списал диссертацию, и тем, как подал из-за этого в отставку, выступил с речью о Рейгане. Он стыдил берлинский муниципалитет за то, что город, который обязан Рейгану падением стены, объединением дорожной, транспортной, водопроводной и канализационной сети и, в конечном счете, всех остальных производительных сил нации, никак не почтил юбилей американского президента. «Это мерзость, что правительство города Берлина, застрявшее между глупостью и идеологией, оказалось даже не в состоянии отметить 100-летие президента Рейгана».
Цу Гуттенберг намекал на то, что в Берлине, который управляется левыми, нет ни улицы, ни площади, ни закоулка имени Рейгана. Между тем восточноевропейские соседи Германии, свободные от идеологических предрассудков, таких поназывали. В Будапеште, Варшаве и даже Лондоне есть статуи Рейгана, площади Рейгана есть в Кракове и Тарнове, парк Рейгана в Гданьске, памятник Рейгану во Вроцлаве, и, наконец, ракетный полигон имени Рейгана на Маршалловых островах.
В своей речи министр-второпечатник ни словом не упомянул о другом юбиляре — Горбачеве, хотя улицы его имени тоже нет в Берлине. Да и вообще нигде нет. В призыве почтить Рейгана немецкий министр — как и в своей диссертации — не оригинален. Он отсылает к распространенному в Европе мнению, что Рейган принудил СССР закончить холодную войну и освободить от своего обременительного присутствия Европу.
«Мистер Горбачев, сломайте эту стену», — требовал Рейган в 1987-м году. По мнению сторонников версии о Рейгане-освободителе, от этого она и развалилась. «Тут роль свою закончила стена, и может хоть совсем уйти она». Это был бы сон, просто сон в летнюю ночь, если бы стены расступались по волшебному слову президентов. А в жизни на стену кричи не кричи, ей все как барану Бранденбургские ворота. И только однажды именно так и произошло: стены упали по одному слову одного президента, только это был не Рейган, а первый и последний президент СССР — Михаил Горбачев. Это он придумал заклинание: «Перестройка, гласность, ускорение, новое мышление». Как и положено заклинанию, его слова были столь загадочны, что половину их даже не стали переводить, а произносят на всех языках, как услышали от Горбачева. И вот — мутабор, авада кедавра, трах-тибидох, оковы тяжкие пали, и свобода нас встретила радостно.
Сторонники Рейгана-освободителя ссылаются на то, что он наставил в Европе ракет и таким образом задушил СССР гонкой вооружений в одной руке и санкциями в другой. Про санкции особенно смешно. Раньше думали, что на современную Россию санкции могли бы подействовать. Потому что если их всерьез применить, исчезнут из магазинов айфоны, айпэды и айпудели, сыр «Рокфор» и сыр «Камамбер», автомобиль «Форд фокус-покус» и автомобиль «Мицубиси-Лансер», кинофильмы «Аватар» и «Гарри Поттер», вино бордо и виски «Джонни Уокер», часы «Ролекс» и духи «Шанель», утюги «Бош» за сапогами «Прада».
Села бы баба за стол,
Да стол за ворота ушел.
Сварила бы баба щи,
Да кастрюлю поди поищи!
Попробовали. И что, рухнул режим? Стоит, как стоял на камамбере, так теперь на сыре углическом. А Советский Союз от санкций ни за что бы не рухнул. Кастрюлю там давно никто не искал: все и так знали, что не найдешь, а щи варили из топора. Чтобы разрушить Советский Союз Рейгану нужно было не запрещать поставки компьютеров, а наоборот — завалить ими советский внутренний рынок, а заодно автомобилями «Форд», холодильниками «Дженерал Электрик», джинсами «Левис» (в которых ходит «Анджела Дэвис»), сигаретами «Кент» и многосерийной кинокартиной «Звездные войны». Вот это он подорвал бы суверенитет и обороноспособность. А он вместо этого придумал какую-то программу «звездных войн». Да его першинги СССР только укрепили.
Рейган освободил Европу, как же! А еще Чингисхан и Чингачгук Большой Змей, черепашки Ниндзя и мишки Гамми. Он, видите ли, был последователен в критике советского режима и в санкциях. Это, конечно, очень страшно. Сила слов американских президентов убивает через годы и расстоянья. Как проклятие Клитемнестры и великого магистра Жака де Молле. Тому на стоянке множество примеров, что дети похожи на господ тамплиеров. Мы на украинском кризисе убедились. А в грузинскую войну, а в чеченскую?
Джордж Буш был исключительно последователен в санкциях и критике исламского режима в Иране. Видимо, в результате его проклятья довольно либеральное правление президента Хатами сменилось властью неистового Ахмадинежада. А уж как американские президенты были последовательны в критике и санкциях против Кубы? Любо дорого как. Однако режим Кастро стоит, а сам Фидель переживает ренессанс уважения к собственной персоне. К нему, как к гуру или библейскому патриарху, ездят на поклон окрестные президенты. Ибо благословились в семени его все народы Латинской Америки, которая за последние пять лет стала континентом победившего социализма. А как проклята американскими президентами всех поколений и ориентаций Северная Корея. «Растяну вас и двину, негодяи, блудный Фурий и пащенок Аврелий». Дом Агамемнона и дом Валуа давно пали бы в тартар от таких проклятий, а дело и дом Ким Ир Сена живут. И больное рыхлое тело его сына Ким Чен Ира, пошатываясь, выходило на трибуну, и в роковой час сменилось молодым упитанным телом внука, до изумления похожего на дедушку.
Никто не доказал, что СССР при другом руководителе не пережил бы страшные проклятья Рональда Рейгана, гонку вооружений и даже падение нефтяных котировок. Наоборот, как показывает весь опыт XX века, долгие санкции укрепляют авторитарные режимы. Да и короткие, мы теперь знаем, тоже. Они им как здоровый морозец. А гонка вооружений для них просто подарок. Это лучший повод объяснить своему народу, почему у него нет утюгов с сапогами, перевести всю экономику на военный лад и сделать большинство населения мобилизованным, зависимым и даже заинтересованным во вражде с внешним миром. Есть вражда — есть работа.
На наших глазах все прогрессивное человечество приняло самые ужасные санкции против Каддафи. До этого оно уже однажды принимало самые ужасные санкции против Каддафи в начала 80-х, и действовали они — которые 15, которые 20 лет — до середины 2000-х. А пал безумный Каддафи не от санкций, а наоборот, после того, как мировое сообщество приняло его в качестве раскаявшегося блудного сына в семью и завалило нефтяными контрактами.
Сварливая Мадлен Олбрайт говорила: «Утверждать, что Рейган своими речами вызвал падение коммунистической системы, все равно что сказать, что петух, прокукарекав, вызвал рассвет». Те, кто не помнят, как все было на самом деле, пусть посмотрят на современные арабские революции. С таким же успехом можно уверять, что падение диктаторов арабского Востока вызвал Обама, съездив в Каир и произнеся в Каирском университете речь про демократию и уважение к исламу. Или Джордж Буш-младший своим давно позабытым планом Нового Ближнего Востока, из которого вышла только победа ХАМАС на первых свободных выборах в Палестине. Чтобы увековечить историческую роль американских президентов в деле освобождения арабов не переименовать ли Шарм-аль-Шейх в Шарм-аль-Буш.
Не знаю, восходит ли «европейская русофобия» ко временам Византии, как пишут иные историки, но у нее есть как минимум одно неприятное проявление — попытка извернуться и представить дело так, что Европу в конце ХХ века освободили и объединили американцы. Хотя в действительности это сделал российский партийный начальник Горбачев, сознательно сошедший с пути партийного начальника.
Европейцы часто вспоминают, как Россия их угнетала и лишала свободы. Но вот нашелся наконец один русский, который подарил им свободу. Но он не получает от них заслуженной благодарности. И так не очень хочется быть благодарным кому-то постороннему из чужой неприятной страны за свою свободу, а признать, что свобода получена из рук московского царя-освободителя, совсем невмоготу.
Все могло бы тянуться еще очень долго, как на Кубе или в Китае, но появился человек, его никто не заставлял, никто ему не угрожал, никто его не покупал, не шантажировал, он просто сам читал, смотрел, долго думал, мучился, сомневался и, с трудом выискивая соратников, сел и под свою ответственность начертал: «И призови с нами Божие благословение на твой свободный труд, залог твоего домашнего благополучия и блага общественного. Дан в Санкт-Петербурге, в девятнадцатый день февраля». Нет, пусть лучше это будут Рейган, бэтмен и черепашки. А в Санкт-Петербурге, то бишь в Москве просто, недоглядели, ослабли, выпили лишнего.
А ведь это у Буша с Рейганом не было власти над Кастро и Хатами, у Обамы — над Каддафи (хотя над Мубараком немножко была). А у Горбачева была вполне конкретная власть над лидерами Восточной Европы. И он использовал ее против них. Просто снять восточноевропейских социалистических старцев он не мог. Но Горбачев подрывал их власть, обращаясь через их головы напрямую к тамошнему народу. И так сказать — живым примером демократизации в СССР. А лидерам капал на мозг: меняйтесь, перенимайте передовой советский опыт.
В российской истории был удивительный момент, когда мы были свободнее наших ближайших европейских соседей. Кто жил и мыслил в то время, тот не может не помнить, как мы между 1987 и 1989-м смотрели на страны Восточной Европы. Сверху вниз, с гордым сочувствием. Как украинцы времен «оранжевой» революции смотрели на Белоруссию Лукашенко. Мы были передовыми, у нас был общественный подъем, и с каждым вздохом расширялись легкие, а у них были застой и маразм. Каждая поездка Горбачева в восточноевропейскую столицу превращалась в акт подрыва местной власти: толпа выходила на улицы с плакатами «Хотим такого, как Миша». Мы же радовались у телевизоров: у нас вода живая, текучая, а у них — мертвая, стоячая. Да что Восточная Европа! Горбачев, просто заехав в Пекин в 1989 году, мимоходом чуть не устроил революцию в Китае.
Вот сентябрь 1986 года, это еще робкий рассвет, не то что про падение стены никто не думает, а на Западе даже в «перестройку» не верят, считают ее пропагандистским ходом коварных коммунистов. Идет заседание политбюро (См.: В Политбюро ЦК КПСС...: По записям Анатолия Черняева, Вадима Медведева, Георгия Шахназарова. М., 2006, с. 82):
Горбачев: «Хонеккер жмется, когда мы ему напоминаем о стене. Надо поэтому тактичнее ему об этом сказать: о процессах, которые неизбежны... Может, пробросить идею: пусть все три немца соберутся [руководители Западной и Восточной Германии и Западного Берлина. — Шахназаров], поговорят о мировой политике... Таким образом подтянуть к европейской политике ГДР и ФРГ вместе».
Это он Хонеккеру напомнил о стене на год раньше, чем ему самому Рейган.
А вот Горбачев рассказывает политбюро о встрече руководителей соцстран в Москве (ноябрь 1986 г., там же, с. 107):
«Говорил мне, когда были один на один: смотрю, говорит, на коллег [лидеров других восточноевропейских государств] — ничего у них не выйдет. Чаушеску ничего делать не будет, о чем договорились. А другие просто не могут: стары, отстали. Давайте, говорит, с вами вдвоем воз тянуть... С Гусаком был хороший разговор. Просил помочь ему осуществить поворот. Оставил мне проект своего доклада на пленуме ЦК КПЧ. Чаушеску долдонил свое. Бросил тень на перестройку: “Чего перестраиваться-то? В Румынии все давно перестроились”. Прямо хоть орден ему давай за демократию, хотя в стране диктатура».
В апреле 1987 года Горбачев докладывает о совещании секретарей ЦК соцстран в Варшаве (там же, с. 140—141):
«Разногласия с Хонеккером в сфере надстройки. Пьесу Шатрова о Ленине расценивает как отход от традиций Октября. Недоволен, как мы поступили с Сахаровым [возвращение Сахарова из ссылки в Москву]. Мы не можем в ответ на их поведение встать на путь закрытия краников (газ, нефть)». (Вот какие возможности продвижения перестройки в соцстранах обсуждались, однако). «Наше воздействие может быть только одним: через то, что мы делаем у себя. И, как видим, общество в этих странах реагирует на нас правильно. Кадар и Хонеккер не верят, что у нас процесс необратим. Гусак выдает много комплиментов, но против всего нового у себя. В Праге карикатура появилась на улицах: на плакате написано “Мишу бы на них всех”. Имеются в виду Гусак и др. Живков говорит о кампанейщине: ваш Хрущев, мол, своими реформами вызвал 56-й год в Венгрии. А вот теперь Горбачев дестабилизирует социалистическое содружество».
И несколькими днями позже, тоже в апреле 1987 года, рассказывает о своем визите в Прагу (там же, с. 166):
«В Праге сравнивают перестройку со своим 1968 годом. Руководители почувствовали, что они проигрывают. И это накладывает на нас определенную ответственность... Неловкость была все время, когда появлялся на публике. Люди скандировали: “Горбачев, Горбачев”. Гусак рядом, а его будто и нет. Я все старался его подталкивать вперед, все время говорил: “Мы с товарищем Гусаком... ” Но это не воспринималось».
О визите в Румынию 1987 года (с. 195):
«Чаушеску страшно обиделся, когда я публично на большом собрании сказал о гласности, о перестройке, когда позволил себе конкретно рассказывать, что мы делаем в СССР. Это вывело его из себя».
Июнь 1987 года, когда ни о смене режимов, ни о падении стены никто не думал, Горбачев рассказывает о рабочей встрече генсеков правящих в Восточной Европе партий в Берлине (с. 196):
«В [западногерманской] печати активизировалась проблематика объединения Германии. Идет проверка нашей реакции через СМИ. Хотят, чтобы мы определились. Вместе с тем ясно, что на Западе за пределами Германии боятся объединения. В ГДР у народа отношение к нам очень дружественное. Хонеккеру я сказал: находите общий язык с ФРГ».
И вот совсем другая эпоха в Восточной Европе, заседание политбюро 3 ноября 1989 года, — через неделю падет стена, через две произойдет бархатная революция в Чехословакии. Обсуждают судьбу Кренца, молодого реформатора, которым заменили Хонеккера (с. 524):
«Крючков (председатель КГБ СССР): “Завтра 500 тысяч выйдут на улицу в Берлине и других городах”. Горбачев: “Ты надеешься, Кренц удержится? Но без помощи ФРГ мы его все равно не удержим”. Шеварднадзе: “Стену лучше самим убрать”. Крючков: “Если убрать, трудно восточным немцам будет”. Горбачев: “Запад не хочет объединения Германии, но хочет помешать этому нашими руками. Столкнуть нас с ФРГ, чтобы исключить возможный “сговор” между СССР и Германией. Будем вести дело в треугольнике, т. е. с участием ГДР и ФРГ, причем в открытую».
«Призвав Бога в помощь, мы решились дать сему делу исполнительное движение».
Во второй половине 80-х Россия была, несомненно, более свободной, чем страны Восточной Европы. И даже демократизировала их, как сейчас США пытаются демократизировать своих союзников — какой-нибудь Пакистан или Египет. Только у нас лучше получилось. То, что Россия может быть более свободной страной, чем их собственные, не вписывается в картину мира современных восточных европейцев. И вот в результате этого вытеснения Горбачев остается без заслуженных почестей. Чтут его вяло, по обязанности. А должен он быть провозглашен Боливаром Восточной Европы.
Комиссия по искажению истории, очнись! Пока мы бьемся за мелкие детали Второй мировой войны, у нас из-под носа уводят правду о конце холодной. Тоже мне проблема, могли или не могли форсировать Вислу неделей раньше части Рокоссовского и помочь Варшавскому восстанию. Много бы это изменило в судьбе Польши? А тут царь-освободитель лично помог варшавскому восстанию 80-х. И вот все изменилось. Есть ли в Варшаве улица имени этого человека? Нет, там есть рондо Дудаева. На глазах миллионов живых свидетелей искажают историю освобождения Восточной Европы — славную для нас. Надо бы нам праздновать вместо дефенестрации Лжедмитрия из кремлевского окошка в том же ноябре день освобождения Восточной Европы. А то мы несправедливо чужие на этом — по праву нашем — празднике. Правда, и сами виноваты: помним, как все было, но из-за собственных империалистических комплексов стесняемся — слишком легко, мол, отпустили, да мало за то выторговали, да жидко поели, да не допьяна попили. А за углом уже стоит с пыльным мешком совместный польско-голливудский продакшн c Шварценеггером в роли Рейгана-освободителя.
Горбачев, пока жив, должен не вылезать из столиц Восточной Европы, мягко там спать и переходить из одной пиршественной залы в другую, в одной пия мед, в другой пиво. Взнос в фонд Горбачева должен быть записан отдельной строкой в каждый восточноевропейский бюджет. И поляки морозным варшавским утром должны спешить на работу через плац Горбачева, и чехи пить пльзеньское под зонтиками на намнести Горбачева. И хлебник, немец аккуратный, должен открывать свой васисдас на Gorbatchow Strasse. Но не открывает. Was ist das? Нет ответа. Горбачевская улица по городу не идет.
О СВАДЬБЕ ПРИНЦА УИЛЬЯМА И НЕОБХОДИМОСТИ МОНАРХИИ В РОССИИ
Что это за стук да гром, что весь дворец затрясся? А это лягушонка в коробчонке едет по Уайтхолл и Даунинг-стрит из Вестминстерского аббатства к своему Вильяму-царевичу. В качестве коробчонки, против обыкновения, молодые выбрали не золоченую карету о шести белых лошадях, а открытый кабриолет, что значительно дешевле.
Свадьба вышла много демократичней, чем прежде, — как и сама невеста. У стен дворца она пасла гусей. Потом училась в шотландском Университете святого Андрея, где и встретила своего принца. Родители — мидл класс. Мама — бортпроводница, папа — бортпроводник (не полу-, но и не сверх-), потом авиадиспетчер. С годами остепенились, основали фирму: товары к празднику почтой, хлопушки — лучший подарок, успешно продавали украшения к вечеринкам, корпоративам и — провидчески — свадьбам. На этом и разбогатели. Интересно, какая выручка была в день свадьбы будущего свекра, принца Чарльза? Фамильный герб семья Миддлтонов получила незадолго перед въездом дочери во дворец. Где ты такую невесту нашел, небось все болота исходил?
Удостоверение девства
Короли теперь могут гораздо больше, чем прежде. Опытные царедворцы в замешательстве. Впервые не проводилась протокольная процедура удостоверения девственности невесты. А это вовсе не средневековье какое-то. Еще у Дианы в 1981-м году удостоверяли: «Дианы грудь, ланиты — Флоры!» Дворцовый доктор подписывал соответствующее заключение: невеста наследника престола — кобылица необъезженная и жемчужина несверленая.
Сейчас процедуру отменили за бесполезностью. Уильям и Кейт жили вместе, как обычный английский бой-френд со своей герл-френд, — ну разве что подольше, почти 10 лет. А даже если бы не жили, все равно бесполезно: впервые в истории королевских свадеб молодые пригласили своих «бывших». У каждого вышло штуки по три, пусть царедворцы еще скажут спасибо, что только противоположного полу.
И в отношениях у них — полнейший либерализм. Царевна, нет чтобы хлопнуть в ладоши и кликнуть: «Мамки, няньки, собирайтесь, снаряжайтесь! Испеките мне к утру мягкий белый хлеб, какой я у моего родного батюшки ела», — сама утром плелась на кухню, варила кофе и жарила яичницу с беконом. А может, и пиццу разогревала. В общем, все, как у родного батюшки.
Однако королева Елизавета на все это безобразие согласна и к внуку Вильяму была гораздо добрее, чем к сыну Чарльзу, которому не позволила жениться на своей собственной лягушонке, а привела вместо нее Диану с ланитами, известными на весь мир. Известие об официальной помолвке королева Елизавета приняла с внешним восторгом и сказала, что absolutely delighted. Во-первых, потому что внук: а отношения бабушка — внук совсем не то, что мать — сын, это вам любой Зигмунд Фрейд скажет. Бабушка и эдипов комплекс две вещи несовместные. Во-вторых, после истории Чарльза и Дианы королевский дом сделал правильные выводы: пусть лучше женится на отечественной пастушке, чем мучения, скандалы и египетские родственники. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не изменяло с арабами.
Придворные генеалоги постарались и нашли у царевича и лягушки общих предков в 12-м и 15-м колене. «Аполлон Аполлонович Аблеухов был весьма почтенного рода: он имел своим предком Адама». Самая интересная из предков — Элизабет Ноллис, племянница Анны Болейн, дочь Мэри Керри (в девичестве Мэри Болейн), старшей сестры Анны Болейн и тоже любовницы Генриха VIII. Из чего с большой вероятностью может следовать, что означенная Ноллис — дитя любви Болейн-старшей и Генриха. Это недоказуемо, но позволяет Кейт в случае необходимости обернуться Василисой Прекрасной. Потому что ударяться об пол больно и негигиенично.
Кейт будет настоящей королевой, только на всякий случай с добавкой «консорт». Случай может быть один: если Уильям, став королем, скончается раньше или будет признан невменяемым, Кейт не станет правящей королевой. Большинство английских королев жили консортами, так что Кейт нет повода тужить.
Интеллигенция, как положено, недовольна властью. «Я желаю будущим новобрачным только добра (как, впрочем, и всем молодоженам), — пишет мне русскоговорящий британский друг Эдмунд Харрис, — но меня достало, как свадьба бесконечно освещается во всех СМИ вплоть до мельчайших подробностей. За последнее время обсуждают то, кого включили в список гостей и кого — нет, и как человек мог впасть в немилость. Думать о ней я особенно не желаю. Я не республиканец (в смысле — сторонник упразднения монархии), но и не особенно фанат королевской семьи. Посмотреть венчание я не собираюсь в силу технических причин — не владею теликом, зато я буду радоваться халявному выходному. Коронация королевы в 53-м — да, это было зрелище, да и, пожалуй, венчание несчастных Чарльза и Дианы тоже, а сейчас считается хорошим тоном сделать какой-то популистский жест, чтобы показать, что, мол, нас обвинить в элитизме нельзя, и мы умеем опускаться до уровня простого народа. Думаю с ужасом о том, что будет».
Почему нужна монархия в России
Глядя на свадебные приготовления в Англии, думал, что хорошо бы и у нас реставрировать монархию. Вовсе не потому, что русский народ какой-то там по природе особенный любитель розг, связывания и прочего мазохистского секса с государем-императором.
Кажется, Честертон считал рыцарскую преданность монарху не просто прекрасным чувством, но до некоторой степени врожденным благородным инстинктом. Даже если католик Честертон полагал, что это программа, заложенная в человека творцом, самый завзятый эволюционист найдет в этом предположении смысл: человек ведь развился из стайных, стадных существ. У лошадей это будет табун, у рыб это будет косяк. У человека — племя, время, бремя, стремя, некоторое царство, тридесятое государство. Сколько их было, сколько еще будет — и в каждом по королю. Собаки, львы, быки, перелетные птицы и гуси, которых у стен дворца пасла Кейт Миддлтон, выбирают себе вожака и чтят его. «Ты мой король», — умирая, говорит Боромир Арагорну во «Властелине колец», и на зрителей это действует не меньше, чем лирическое «я тебя люблю». «Когда государь приблизился на расстояние двадцати шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Все — всякая черта, всякое движение — казалось ему прелестно в государе. Ему хотелось выказать чем-нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать». Те, кому лично доводилось бывать рядом с вожаками народов, должны признаться себе, что испытывают хотя бы малую долю переживаний Николая Ростова.
Если Честертон и Толстой правы, с этим надо что-то делать. И более-менее понятно что. Этому чувству нужен громоотвод, водопровод и канализация — в философском смысле, от слова «канал». Идеальный громоотвод — король-символ. Когда король действительно правил, или вернее, когда тот, кто действительно правил, был король, помазанник божий, избранник Аллаха, инкарнация Вишну, деваться было некуда: кто командует, того и люби. Но сейчас есть возможность развести власть и любовь к власти, перевести стрелку в тупик, на безвластное, но приятное лицо.
Там, где короля нет, население начинает обожать, чтить и направлять свои инстинктивные рыцарские чувства на действующего главу исполнительной власти. Который, признаться, для этого не особенно предназначен, ибо является лицом, во-первых, в силу должностных обязанностей, предназначенным для критики, во-вторых — временным, обреченным на уход. С ним надо бы построже. Но выше-то него никого нет. Система дает сбой, глава исполнительной ветви превращается в национального лидера, отца родного, батьку, дуче, команданте, лидера джамахирии. Происходит, с одной стороны, девиация религиозного и рыцарского инстинкта, с другой — узурпация символической роли.
К общепринятому разделению властей на ветви (исполнительная, законодательная, судебная) я бы добавил власть символическую, отделенную от исполнительной, как она сейчас отделена в Великобритании, Швеции, Дании, Нидерландах, Норвегии. Самое здоровое отношение к действующей исполнительной власти я наблюдаю именно там.
Откуда же нам взять царевича? Откуда всегда брали кандидатов на вакантные троны: из соседнего тридесятого царства. Вот у Уильяма есть младший брат Гарри, которому английская корона, скорее всего, не светит из-за малой разницы в возрасте с братом — два года всего. А, между прочим, его прапрабабушка — великая княжна Ольга Константиновна Романова, и вообще их Георг V был двоюродным братом нашего Николая, то есть принцы нашего царства внучатые племянники.
Взять Игорька, привезти в Кремль, поселить в одном синонимическом ряду с гербом, гимном, флагом и пограничным столбом Родины, найти ему Василису Прекрасную из-под Юрьева-Польского или Гуся-Хрустального (а то пусть и сам по болотам походит), провезти с нею под крики народа из Спасских ворот по Красной площади, по Воздвиженке, по Арбатской, по Пречистенскому, по Волхонке и обратно через Боровицкие и поселить там, в Кремле, а остальных оттуда вывезти. И будет он принимать парады, делать визиты, устраивать обеды и поздравлять с Новым годом дорогих россиян. А они будут испытывать чувство нежности и восторга, подобного которому не испытывали, избавив от этого груза президентов и премьеров, которые станут наконец, не обремененные излишним символизмом, спокойно работать и сменяться, когда придет их черед. И я там был, а что за мед-пиво наливали, не помню.
ВЫХОДНЫЕ ДАННЫЕ
Александр Баунов
МИФ ТЕСЕН
Серия «Диалог»
ISBN 978-5-9691-1493-7
© Александр Баунов, 2015
© Валерий Калныньш, дизайн и макет, 2015
© «Время», 2015
Издательство «Время»
http://books.vremya.ru
Электронная версия книги подготовлена компанией Webkniga.ru, 2016
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
Мифологическое сознание и лента новостей
Конспирология как мировоззрение рабов
РУССКАЯ ИДЕЯ
Россия — спаситель традиций. Новая национальная идея
Русская уникальность
Другой Путин и его новый режим
Сексуальный суверенитет родины как новая внешняя политика России
Пропаганда гомосексуализма, Новый Завет и Государственная дума
Влюбленный в Шекспира. Почему депутаты Госдумы не понимают классику
Новая концепция отечества
Конец Путина-экономиста
У какой черты остановился Владимир Путин
Убийство Немцова и деградация российского авторитаризма
НАШИ НРАВЫ
Погаси мигалку в себе
Что дал «Макдоналдс» России
Чем Путин на «Мерседесе» лучше Ахмадинежада в автобусе
Народ и искусство
Кобзон, БГ и Нопфлер
Как русская церковь упустила свой шанс
Синий камень
Откуда берутся геи в церкви и в церковном сане
О поведении бизнеса
А ну-ка убери свой чемоданчик
Воспитание чувств
Кто святее — Русь или Европа
Как Москва назначила себя самым свободным городом России
РОССИЯ В МИРЕ
Митинг на Болотной и разбитое корыто
Валютный занавес и конец потребительской революции
Путин как дух ручья
Почему России можно меньше других
Чеченцы в Бостоне
Ревнители и комедианты в Париже, России, везде
Причины и смысл русской Олимпиады
Pussy Riot как новый Малевич
Награда за очернение
За что нас спасли от Ока Саурона
Что Депардье нашел в России
Не хуже других
В инноград, мин херц!
Русские пробки и китайская дорожная революция
России не до смеха
УКРАИНА И РОССИЯ
Почему Украина не нужна Европе без России
Украинская старушка Европа
Украина и орда снаружи и внутри
Земля и люди
Мир с адским сатаной
Отложенная ассоциация с Украиной
Жизнь других. Русские, украинцы и судьба
Как свет Майдана превратился в огонь
НОРМАЛЬНЫЕ СТРАНЫ
Йоулупукки, Христос и апогей европейского единства
Почему убивают в норвежском социальном раю
Как оказаться на лондонском дне
Малыш и Карлсоны
За нашу и вашу цивилизацию
Как задолжать триста миллиардов
Пустыня к западу от России
Мальта, разводы и европейские хвостатые люди
Глас вопиющего в Курилах
Бремя желтых
Главная ошибка Израиля
Рождество без Мессии
ЯЗЫК
Партия жуликов и воров: филологический анализ
Pussy Riot и «Восстание приборов»
Письмо отменяется
Как древний римский поэт рассказал читателям о новом гаджете
Русский язык против украинской независимости
Рождественский спор об Аллахе
Язык наш — враг их
Зачем в мире много языков и для чего награждать поэтов
С КЕМ ПОГОВОРИТЬ
Месть китайского командора
Почему Чавес не Путин
Франциск. Новый папа, новые времена для церкви
За что в России Тэтчер любят больше, чем на родине
Мандела: революция без экспроприации
Ода на юбилей царя-освободителя
О свадьбе принца Уильяма и необходимости монархии в России
ВЫХОДНЫЕ ДАННЫЕ
Читать бесплатно другие книги:
