Дюна. Мессия Дюны. Дети Дюны (сборник) Герберт Фрэнк
– Приветствую вас, милорд барон…
За полем дверного щита баронской опочивальни стоял невысокий, полный, с широким лицом человек, в котором ясно проглядывали родовые черты Харконненов по мужской линии – близко посаженные глаза, массивные плечи. Он был жирноват, но еще достаточно гибок. Впрочем, было очевидно, что рано или поздно и ему придется поддерживать лишний вес генераторами силовой подвески…
«Мышцы вместо мозга – танк, да и только, – подумал барон. – Да уж, не ментат мой племянничек, далеко не… Не Питер де Врийе, хотя, возможно, для непосредственно стоящей перед нами задачи Раббан как инструмент даже ценнее… Если дать ему свободу действий… он сотрет в пыль все на своем пути. О, как же будут его ненавидеть на Арракисе!..»
– А, мой дорогой Раббан, – приветливо сказал барон, снимая пентащит со входа, впрочем, индивидуальный щит он одновременно и демонстративно перевел на полную мощность. Он знал, что в свете плавающей лампы его мерцание будет хорошо заметно.
– Вы вызвали меня… – сказал Раббан, переступая порог. Он бросил взгляд на колеблющийся воздух вокруг барона, поискал плавающее кресло, не нашел.
– Встань поближе, чтобы я тебя лучше видел, – велел барон.
Раббан подошел еще на шаг. Ясно, что чертов старик специально велел убрать все кресла – чтобы посетители стояли.
– Атрейдесы мертвы, – объявил барон. – Все до единого. Вот почему я вызвал тебя сюда, на Арракис. Эта планета снова твоя.
Раббан моргнул:
– Н-но… я думал, что вы хотите сделать Питера де Врийе…
– Питер тоже мертв.
– Питер?!
– Питер.
Барон вновь включил пентащит и перевел его в режим полного отражения любой энергии.
– Все-таки он вам надоел окончательно, а? – развязно спросил Раббан, но его голос в энергоизолированной комнате прозвучал тускло и безжизненно.
– Вот что я скажу тебе – и не собираюсь повторять, – прорычал барон. – Ты, похоже, позволил себе намекнуть, что я разделался с Питером так запросто, словно бы это был – так, пустячок? – Он прищелкнул жирными пальцами. – Вот такая мелочь, а?.. Так вот, племянничек: я не настолько глуп. И поверь, впредь я буду очень недоволен, если ты еще хоть раз словом или действием намекнешь, что я так глуп.
Казалось, Раббан начал косить сильнее обычного: он был испуган. Он-то знал, насколько далеко может зайти барон в гневе на членов собственной семьи. Правда, смертью дело кончалось редко – если такая смерть не сулила выгоды или виновный не чересчур напрашивался. Но семейные наказания могли быть весьма неприятны…
– Простите, милорд барон. – Раббан потупился, одновременно изображая покорность и скрывая гнев.
– Ты меня не обманешь, Раббан, – буркнул барон.
Раббан, не поднимая глаз, сглотнул.
– Заруби на носу, – сказал барон, – никогда не уничтожай человека, не подумав, просто, так сказать, по законам войны. Если убиваешь – убивай для дела и знай, зачем именно!
Раббан вспыхнул:
– Но вы же убили изменника Юйэ! Я видел, как отсюда вынесли его тело – вчера, когда я прибыл.
Испугавшись звука собственных слов, Раббан уставился на дядю.
Но тот неожиданно улыбнулся.
– Я просто осторожен с опасным оружием. Доктор Юйэ был предателем, он выдал мне герцога. – Голос барона зазвучал с новой силой: – Я подчинил себе доктора Суккской Школы! Внутренней Суккской Школы! Ты слышишь, мальчик? Ты понимаешь, что это значит? Но это было чересчур опасное оружие, чтобы просто бросить его. Так что его я уничтожил не бесцельно и хорошо продумав это действие…
– А Император знает, что вы сумели подчинить себе Суккского доктора?
«Вопрос прямо в точку, – мысленно скривился барон. – Неужели я недооценил племянничка?..»
– Император пока ничего не знает, – нехотя ответил он. – Но сардаукары ему обо всем доложат. Однако до того я, по каналам КООАМ, отправлю ему свой рапорт. И объясню, что мне посчастливилось найти доктора, который лишь изображал прошедшего Имперское кондиционирование. То есть фальшивого доктора, ясно? Поскольку каждый знает, что Имперское кондиционирование необратимо, – объяснение примут.
– Ах-х-х, понимаю, – пробормотал Раббан.
«Да уж, надеюсь, понимаешь, – проворчал про себя барон. – Надеюсь, ты понимаешь, что для нас жизненно важно, чтобы эта история осталась в тайне».
Внезапно барон изумился: «Зачем я сделал это? Зачем расхвастался перед этим дураком племянником, которого мне предстоит использовать и избавиться от него?..» Барон разозлился на себя. Было такое чувство, словно его предали.
– Это должно остаться в тайне, – проговорил Раббан. – Я понимаю.
Барон вздохнул.
– На этот раз ты получишь совсем иные инструкции относительно Арракиса, племянник. Когда ты правил тут раньше – я строго контролировал тебя. Теперь я требую лишь одного.
– Слушаю, милорд.
– Доходов.
– Доходов?
– Ты представляешь, Раббан, сколько нам пришлось затратить, чтобы доставить сюда такую армию? Ты хоть краем уха слыхал, сколько берет Гильдия за военные перевозки?..
– Дорого, да?
– Дорого?! – Барон ткнул в Раббана жирной рукой. – Если ты шестьдесят лет будешь сдирать с Арракиса каждый грош, который он может дать, ты едва-едва возместишь наши расходы!
Раббан открыл было рот, но снова закрыл, не в силах сказать хоть что-нибудь.
– «Дорого!» – передразнил барон с презрительной гримасой. – Проклятая монополия Гильдии на космические перевозки пустила бы меня по миру, не запланируй я эти расходы уже очень давно. Ты должен знать, что это именно мы, и только мы, оплатили всю операцию. Включая даже перевозку сардаукаров.
И – уже далеко не в первый раз – барон подумал о том, придет ли когда-нибудь время, когда можно будет как-нибудь обойти Гильдию, а то и вовсе обойтись без нее. Гильдия хитра: сперва берет ровно столько, сколько можно взять без особых возражений клиента… ну а потом клиент оказывается у нее в руках, и уж тут – плати, плати и плати…
Причем всегда самые немыслимые запросы Гильдии связаны именно с военными операциями. «Наценка за риск», как называют это приторно-услужливые и скользкие агенты Гильдии. А стоит умудриться внедрить своего агента в Гильд-Банк – они подсовывают в ответ двух своих…
Невыносимо!
– Значит, доход, – повторил Раббан.
Барон сжал руку в кулак:
– Дави, души, выжимай!
– И, пока мне удается выжимать из них доход, я волен в остальном делать все, что хочу?
– Абсолютно все.
– Пушки, которые вы привезли сюда, – с надеждой спросил Раббан, – нельзя ли их…
– Пушки я увожу, – отрезал барон.
– Но вы же…
– Эти игрушки тебе не понадобятся. Они были хороши как сюрприз – а теперь толку от них будет мало. Как металл они нужнее. Они бесполезны против щитов, Раббан. Все дело в неожиданности. Было нетрудно предсказать, что люди герцога укроются в пещерах. И наши пушки просто закупорили их там…
– Но фримены как раз не пользуются щитами.
– Можешь, если хочешь, оставить себе часть лучеметов.
– Да, милорд. И – я получаю свободу действий?
– До тех пор, пока можешь выжимать доход…
Раббан растянул губы в зловещей и самодовольной улыбке.
– Это я совершенно ясно понял, милорд.
– «Совершенно ясно» ты не понимаешь ничего, – пробурчал барон. – Так что давай договоримся с самого начала. Все, что ты понимаешь, все, что тебе нужно понимать, – это как исполнять мои приказы. Ты когда-нибудь думал, что на этой планете живут пять миллионов человек?
– Разве милорд забыл, что я уже был здесь его регентом-сиридаром? И если милорд простит поправку – эта цифра скорее всего занижена. Очень трудно сосчитать все так вот разбросанное по впадинам и котловинам население. А если считать еще и фрименов…
– Фрименов учитывать не стоит!
– Простите, милорд, но сардаукары придерживаются противоположного мнения…
Барон помедлил, в упор глядя на племянника.
– Что ты об этом знаешь?
– Прошлой ночью, когда я прибыл, милорд уже изволил отдыхать. Я… э-э… взял на себя смелость связаться кое с кем из моих… э-э… прежних помощников. Они служили проводниками сардаукарам и сообщают, что к северо-востоку отсюда фрименская банда подстерегла в засаде отряд сардаукаров и полностью его уничтожила.
– Уничтожила отряд сардаукаров?!
– Да, милорд.
– Невероятно!
Раббан пожал плечами.
– Фримены уничтожили сардаукаров! – скривившись, повторил барон.
– Я лишь довожу до вас то, что мне доложили, – ответил Раббан. – Мне также сообщили, что все та же банда фрименов до того захватила знаменитого Суфира Хавата, любимца герцога…
– Ах-х-ххх…
Барон, улыбаясь, покивал.
– Я верю докладу, – сказал Раббан. – Вы просто не представляете, сколько хлопот доставляли эти фримены…
– Может быть. Только твои люди видели не фрименов. Это наверняка были обученные Хаватом бойцы Атрейдесов, переодетые фрименами. Это – единственное разумное объяснение.
Раббан снова пожал плечами:
– Ну, сардаукары, во всяком случае, сочли их фрименами. И уже начали погром с целью истребить всех фрименов поголовно.
– Вот и прекрасно!
– Но…
– Сардаукарам будет чем заняться. А мы скоро заполучим Хавата. Я знаю это! Я это чувствую! Ах, какой день! Какой день! Сардаукары гоняются по пустыне за никому не нужными шайками этого отребья – а мы получаем самый ценный трофей!
– Милорд… – Раббан нерешительно нахмурился. – Милорд, я всегда чувствовал, что мы недооцениваем фрименов, как их число, так и…
– Забудь о них, мальчик. Они не в счет. Нас должны заботить города, поселки… Ведь там живет много людей, а?
– Очень много, милорд.
– Вот они-то меня и беспокоят, Раббан.
– Беспокоят вас?..
– О… положим, о девяти десятых и говорить не стоит. Но во всяком стаде, знаешь ли… Например, Малые Дома и все такие прочие… люди с излишним самомнением, которые могли бы затеять что-нибудь опасное. К примеру, если кто-нибудь из них вырвется отсюда с историей о том, что здесь произошло, я буду в высшей степени недоволен. Ты имеешь представление о том, насколько я могу быть недоволен?..
Раббан только сглотнул.
– Прежде всего возьми заложника от каждого Малого Дома, – велел барон. – Все, что должны знать за пределами Арракиса, – это что произошла обычная междоусобная война двух Домов. И никаких сардаукаров, ясно? Герцогу, как положено, предложили четверть имущества и высылку – но бедняга погиб от несчастного случая прежде, чем успел принять мои условия. А ведь уже собирался их принять! Вот и всё. А любой слух о каких-то сардаукарах на Арракисе достоин лишь осмеяния.
– Как угодно Императору, – кивнул Раббан.
– Да, именно. Как угодно Императору.
– А что насчет контрабандистов?
– А кто поверит контрабандистам? Их терпят – но им не верят. Впрочем, на всякий случай попробуй кое-кого из них подмазать… ну и принять другие необходимые меры. Не мне тебя учить – какие…
– Да, милорд.
– Итак, вот все мои инструкции относительно Арракиса, Раббан: доход – и твердая рука. Никакого снисхождения! Считай этих недоумков теми, кто они есть – рабами, которые завидуют своим хозяевам и только и ждут, чтобы представилась возможность для мятежа. И – ни намека на жалость или милосердие!..
– В одиночку – истребить население целой планеты? – спросил Раббан.
– Истребить? – Удивление барона выразилось в резком повороте его головы. – Кто сказал – истребить?!
– Н-ну… я понял так, что вы хотите заселить Арракис заново, и…
– Я, племянничек, приказал «выжимай», а не «уничтожай». Не расходуй людишек понапрасну – лишь приведи их к полной покорности. Ты должен стать хищником, мой мальчик.
Барон улыбнулся совсем по-детски – на пухлых щеках появились младенческие ямочки.
– Хищник никогда не останавливается. И ты не давай пощады, не останавливайся. Милосердие – это химера. Желудок отбросит его голодным урчанием; горло – хрипом жажды. Вот и будь всегда алчен, голоден и жаждущ, – барон погладил свое нежащееся в силовой подвеске тело, словно составленное из жировых шаров, – как я.
– Понимаю, милорд…
Раббан повел глазами по сторонам.
– Что-то еще неясно, племянник?
– Только одно, дядя: что сделать с планетологом, Кинесом?
– Ах да, Кинес.
– Ведь он – человек Императора, милорд. И имеет право поступать как сочтет необходимым и полную свободу перемещения. И к тому же он очень близок с фрименами… даже женат на фрименке.
– Кинес умрет до наступления завтрашней ночи.
– Опасное дело, милорд, – убивать слугу Императора.
– А как, по-твоему, удалось мне так быстро добиться всего, чего я добился? – Барон говорил тихо, но в его голосе ясно слышались не произнесенные вслух ругательства. – Кстати, нечего бояться, что Кинес покинет Арракис. Ты забыл – он же привык к Пряности.
– Да, правда…
– Кто знает – будет молчать, чтобы не лишиться Пряности, – сказал барон. – Кинес – умный человек и много знает…
– Я забыл, – кивнул Раббан.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Наконец барон снова заговорил:
– Кстати. В первую очередь займешься возобновлением моих собственных запасов Пряности. Личный запас у меня неплох, но тот рейд герцогских сорвиголов – самоубийственный, надо сказать, рейд – лишил меня почти всей Пряности, предназначенной на продажу.
– Слушаюсь, милорд, – кивнул Раббан.
Барон улыбнулся.
– Завтра прямо утром соберешь всех, кто там еще остался от администрации, и объявишь им: «Наш Великий Падишах-Император повелел мне вступить во владение этой планетой и тем прекратить раздоры».
– Понял, милорд.
– Вот теперь я вижу, что ты действительно понял все, что требовалось. А сейчас оставь меня – я не выспался.
Барон отключил пентащит двери и проводил племянника взглядом. «Да, мозги как у танка, – думал барон, – мышцы вместо мозгов. Когда он закончит разбираться с Арракисом, планета превратится в кровавую кашу. И вот тогда-то я и пошлю моего Фейд-Рауту, чтобы он освободил народ от бремени, – и народ будет ликованием встречать своего избавителя. Фейд-Раута любимый, Фейд-Раута благословенный, в сострадании народу избавивший его от Зверя. Фейд-Раута, за которым пойдут – даже на смерть. А мальчик к этому времени научится искусству подавлять без вредных для себя последствий… Да, я уверен – нам нужен именно он. Он научится. И… какое прелестное тело. Да. Прелестный мальчик».
В пятнадцать лет он уже научился молчанию.
(Принцесса Ирулан, «История Муад’Диба для детей»)
…Борясь с рычагами орнитоптера, Пауль осознал вдруг, что его разум перебирает сплетенные вокруг машины силы урагана и, много эффективнее разума ментата, просчитывает необходимые действия на основе раздробленной на мельчайшие частицы информации. Он чувствовал пылевые фронты, движения воздушных масс, турбулентности, смерчевые потоки…
Коробка кабины была освещена изнутри лишь зеленой люминесценцией циферблатов. Поток бурой пыли снаружи казался бесформенным – но его внутренняя сущность начала уже проглядывать сквозь струящуюся завесу.
Надо найти подходящий вихрь.
Пауль уже давно заметил, что буря начала понемногу стихать – но она все еще бросала и вертела легкую машину. Пауль дожидался нужного вихря.
И он пришел. Сначала это был вихревой вал, накативший и сотрясший топтер. Все в машине задребезжало.
Подавив страх, Пауль круто развернул ее влево, положив на крыло.
Джессика заметила этот маневр только по глобусу авиагоризонта.
– Пауль! – закричала она.
Вихрь мотал машину, пытался скрутить ее, поворачивал и тащил. Вдруг он подбросил топтер, точно гейзер, ударивший в дно, подбросил и поднял высоко вверх. Топтер завертелся – крылатая мошка в винтящемся пыльном столбе под лучами Второй луны.
Пауль взглянул вниз и увидел этот столб пыльного горячего воздуха, извергнувший их. Увидел затухающую бурю – пыльная река, серебрящаяся в лунном свете, текла умирать в глубь Пустыни. Она уменьшалась – топтер продолжал подниматься с восходящим потоком.
– Вырвались, – выдохнула Джессика.
Пауль вывел машину из потока и начал снижение, оглядывая ночное небо.
– От них мы ушли, – прокомментировал он.
Джессика чувствовала, как бешено стучит ее сердце, и заставила себя успокоиться, глядя вслед уходящей буре. Ее чувство времени говорило, что они мчались в сердце сплетения элементарных сил почти четыре часа – но часть ее сознания уверяла, что они провели в объятиях бури целую жизнь. Джессика чувствовала себя рожденной заново.
«Как в литании, – подумала она. – Мы встретили бурю лицом к лицу и не сопротивлялись ей. Буря прошла сквозь нас и вокруг нас. Она ушла – а мы остались».
– Не нравится мне, как крылья шумят, – сказал Пауль. – У нас явно повреждения.
Через рукоятки управления он ощущал, как скрежещут истерзанные крылья. Да, от бури они вырвались – но способность предвидения еще не вернулась к нему. Перед ним по-прежнему была тьма. И все же они спаслись, и Пауль чувствовал, как дрожит в преддверии откровения…
Да, он действительно дрожал.
Ощущение было магнетическим. Пугающим. Вдруг он обнаружил, что все время думает о том, что вызвало к жизни это необычное предзнание, эту дрожь сверхвосприятия… Отчасти причиной было большое количество Пряности в арракийской пище. Но ему казалось, что не менее важна и литания – словно ее слова обладали собственной силой.
…Я не боюсь, я не буду бояться…
Причина и следствие: он выжил вопреки обрушившимся на них враждебным силам – и он чувствовал теперь, что стоит на грани того необычного восприятия… которого не было бы без магии литании.
В его голове зазвучали строки Экуменической Библии: Каких чувств не хватает нам, чтобы воспринимать окружающий нас иной мир?..
– Со всех сторон скалы, – сказала Джессика.
Пауль не отвечал – посадка требовала внимания. Он потряс головой, чтобы прийти в себя. Он взглянул, куда указывала мать: впереди и справа из песка поднимались черные камни. Ветерок щекотал его лодыжки и крутил по кабине пыль – значит, где-то дырка, на память от бури…
– Лучше садись на песок, – посоветовала Джессика. – Крылья могут отказать при торможении…
Он кивком показал вперед, где лунный свет омывал побитые песком скалы:
– Сажусь вон у тех скал. Проверь пристежные ремни…
Она автоматически повиновалась. «У нас есть вода и дистикомбы, – думала она, – если сумеем найти в Пустыне пищу, продержимся довольно долго. Живут же тут фримены – что могут они, как-нибудь сможем и мы…»
– Как только остановимся, – отрывисто сказал Пауль, – беги к скалам. Вещи я захвачу.
– Бежать?.. – Она замолчала и, поняв, кивнула. – Черви.
– Не просто черви, а наши друзья черви, – поправил он. – Они позаботятся о топтере: никаких следов посадки не останется.
«Как он все обдумал…» – мелькнуло у Джессики.
Они планировали, спускаясь все ниже… ниже… Внезапно плавное скольжение в небе превратилось в стремительный полет – ощущение скорости создали близкие теперь тени дюн и скалы, встающие из них подобно островам. Топтер с мягким толчком чиркнул фюзеляжем о гребень дюны, перелетел низинку и коснулся верхушки следующей дюны.
Он сбивает скорость, поняла Джессика и не могла не восхититься его умением и собранностью.
– Держись! – предупредил Пауль.
Он потянул рычаг, тормозя крыльями – сначала мягко, плавно, потом все увеличивая угол. Почувствовал, как изогнулись крылья, как падает подъемная сила с изменением угла атаки. Ветер запел в отогнутых кроющих и маховых перьях.
Внезапно расшатанное бурей левое крыло вывернулось вверх и внутрь, хлопнув по борту орнитоптера. Машина шлепнулась на песчаный гребень и, кренясь влево и разворачиваясь, заскользила вниз. Ударившись о следующую дюну, она глубоко зарылась в нее носом, обрушив каскады песка. Левое, сломанное крыло оказалось внизу – топтер упал набок, – а правое задралось к звездному небу.
Пауль рывком отстегнул ремни, потянулся наверх, через мать, открыл правую дверцу. В кабину ворвался песок, а с ним – сухой запах обожженного кремня. Пауль схватил рюкзак с заднего сиденья, убедился, что мать уже освободилась от своих ремней. Затем она выбралась наружу, на металлическую обшивку топтера. Пауль, волоча рюкзак за лямки, последовал за ней.
– Бегом! – приказал он, указывая на склон дюны, над которым высилась источенная песком каменная башня.
Джессика спрыгнула с топтера и, спотыкаясь и поскальзываясь на осыпающемся песке, побежала. Пауль, тяжело дыша, следовал за ней. Наконец они выбрались на вершину песчаного гребня, плавным изгибом уходившего к скалам.
– По гребню! – скомандовал Пауль. – Так быстрее…
Они побежали по осыпающемуся песку.
И тут заметили новый, постепенно нарастающий звук: шорох, шелест, сухое наждачное поскрипывание.
– Червь, – сказал Пауль.
Звук нарастал.
– Быстрее! – задыхаясь, крикнул Пауль.
Первый скальный выступ – словно пологий берег песчаного моря – был не больше чем в десятке метров, когда позади раздался хруст и скрежет металла.
Пауль перебросил рюкзак в правую руку – при каждом шаге он хлопал его по ноге, – а левую руку дал матери. Она уже карабкалась по камню, усыпанному щебнем и окатанной песком и ветром мелкой галькой – по изогнутому каналу, прогрызенному ветром – захлебываясь сухим, колючим воздухом…
– Я не могу больше бежать, – задыхаясь, проговорила Джессика.
Пауль остановился. Втолкнул ее в расщелину и обернулся к пустыне. Вдоль их скального острова быстро ползла продолговатая песчаная гора. В лунном свете были отчетливо видны рябь на песке, волны – и гребень движущейся горы, почти на уровне глаз Пауля. До нее было около километра.
След червя – гряда низких пологих дюн – изгибался, делая петлю там, где они бросили разбитый орнитоптер.
Но червь прошел там, и не осталось даже следа орнитоптера.
Движущийся холм повернул в пустыню и пересек свой след, словно ища что-то.
– Да он больше гильдийского корабля, – потрясенно прошептал Пауль. – Мне говорили, что в глубокой Пустыне встречаются большие черви, но я не представлял… насколько большие…
– Я тоже, – выдохнула Джессика.
Чудовищная тварь вновь отвернула от скал и, набирая скорость, по плавной дуге устремилась к горизонту. Они вслушивались в звук его движения, пока зловещий шорох не растаял в тихом шелесте вечно подвижного песка.
Пауль глубоко вздохнул, взглянул на посеребренные луной скалы. Процитировал по памяти «Китаб аль-Ибар»:
– «Путешествуй ночью, днем же укрывайся в густой тени».
Перевел взгляд на мать.
– До рассвета еще несколько часов. Идти сможешь?
– Погоди немного…
Пауль сошел на усыпанный галькой и щебнем каменный «берег», вскинул на плечи рюкзак и подтянул лямки. Вынул паракомпас и принялся определять нужное направление.
– Хорошо, как только ты будешь в норме…
Она наконец оторвалась от скалы, чувствуя, как к ней возвращаются силы.
– Куда пойдем?
– Вдоль хребта. – Он махнул рукой.
– В глубокую Пустыню…
– В Пустыню фрименов… – прошептал он. И замер, пораженный отчетливо вставшим перед ним образом давнего видения – видения, явившегося ему еще на Каладане. Да, он уже видел эту пустыню! Но не совсем так. Образ был чуточку иным, как будто образ, хранившийся в памяти, при наложении на реальность несколько отличался от нее. Словно это изображение сдвинулось и он, оставаясь неподвижным, видел его под другим углом.
«Вот оно что – в том видении с нами был Айдахо, – вспомнил он. – Но теперь Айдахо мертв…»
– Ты знаешь, куда нам идти? – Джессика неверно поняла его колебания.
– Нет, – ответил он. – Но это не важно. Пойдем.
Он расправил плечи под лямками и пошел расщелиной, проточенной песком в камне. Расщелина вывела их на ровную каменную поверхность, к югу переходившую в лестницу из скальных террас.
Дойдя до первой из этих ступеней, Пауль вскарабкался наверх. Джессика следовала за ним.
Она видела, как путь превратился в череду препятствий, каждое из которых требовало внимания, – то это были занесенные песком углубления в камне, где их шаги замедлялись, то резавший руки отточенный ветрами карниз, то еще какое-нибудь препятствие, – и всякий раз приходилось решать: обходить или пытаться преодолеть?.. Рельеф задавал свой собственный ритм. Говорили они теперь только по необходимости, и голоса звучали хрипло от страшной усталости.
– Осторожно, тут песок осыпается…
– Не стукнись – карниз низкий…
Читать бесплатно другие книги:
