Танки к бою! Сталинская броня против гитлеровского блицкрига Веков Даниил

Глава восьмая

При подходе к Дубно снова заметили немецкие панцеры – те спокойно стояли на краю ржаного поля. Нападения не ждали: русские танки отступили на восток, разве могут появиться с запада? Тем не менее – вот они. Машины с красными звездами внезапно возникли в свете заходящего солнца (день уже клонился к вечеру) и пошли в бой…

Легкие БТ открыли беглый огонь, десятки черных султанов встали над рожью. Поле заволокло низким белым дымом, по колосьям пошло гулять алое пламя…

Атаку возглавил командир 67-го полка 34-й танковой дивизии подполковник Болховитин. На своем БТ он первым ворвался в расположение фашистов, расстреливая из орудия беспечные панцеры. Понятное дело, он первым же, как раньше майор Третьяков, принял на себя ответный удар. От нескольких попаданий танк ярко вспыхнул, повалил тяжелый черный дым. Через минуту последовал взрыв – желто-оранжевый столб подбросил «бэтушку» на пару метров вверх, а затем она ударилась о землю и мгновенно развалилась. Обугленную башню откинуло в сторону…

Танкисты немедленно отомстили за своего командира – яростно ударили по немцам, те в панике кинулись наутек. Но далеко не всем удалось уйти… А между колосьев стояли, догорая, оплывшие, искореженные остовы гитлеровских машин.

Нескольких фашистов захватили в плен – в том числе и начальника штаба дивизии. Высокий сухопарый седой генерал с большим достоинством прошел под конвоем к машине Николая Попеля – на допрос. Держался он надменно и посматривал на советских танкистов свысока – был абсолютно уверен, что это временное затруднение в его карьере. Через пару-тройку дней русских окончательно разобьют, Красную Армию отбросят далеко на восток, а его освободят и вернут на прежнюю должность. И он снова приступит к выполнению своих обязанностей в штабе.

Но не вышло: генерала и двух офицеров, взятых в бою, заперли в амбаре на краю города. Однако на следующий день Дубно бомбили «Юнкерсы» – целились в батарею, стоявшую на окраине, но один из фугасов случайно угодил в амбар. Все пленные погибли. Хорошо, что хоть допросить их успели.

Но это – на следующий день, а пока что передовые танки группы Попеля победоносно ворвались в Дубно. Гитлеровцы дружно побежали. Что понятно: тыловики – не самые храбрые солдаты, как правило, стараются держаться от передовой подальше. Интенданты, снабженцы, писари, портные, повара, бухгалтеры – вся тыловая рать рванула на юго-восток, догонять родную 11-ю панцерную…

Но кое-кто из них успел, как выяснилось, неплохо прибарахлиться: советские бойцы с удивлением обнаружили в брошенных легковушках вместительные баулы и чемоданы с награбленным имуществом – чайными сервизами, мехами, платьями, женскими кофтами, отрезами ткани, мужскими костюмами, пальто, золотыми часами, ценными статуэтками. А в портфеле одного из убитых офицеров нашли весьма увесистый узелок с ювелирными украшениями – цепочками, кольцами, кулонами, браслетами, сережками. Почти все – с большими красивыми камнями…

Да, изрядно фашист поживился, наверно, за счет какого-нибудь местного еврея-ювелира. Найденные украшения сдали под расписку начальнику финчасти танковой дивизии… У того же майора нашли в чемодане другое трофейное имущество: французские сигареты, вино, шоколад, а также открытки с видами Парижа. Оказалось, он прибыл на войну прямо из Франции, где служил в одном из корпусных штабов.

Во внутреннем кармане чемодана находились иллюстрированные журналы, французские и немецкие, а также целая пачка весьма фривольных открыток. Николай Попель, получив донесение о трофеях, приказал передать вино, сигареты и шоколад в медсанбат, а порнографические открытки – сжечь.

– Гадость какая! – с возмущением произнес он, бросив взгляд на слишком уж откровенные фотографии французских красоток.

В немецких легковушках и возле них, на пыльном булыжнике, лежали тела немецких солдат и офицеров. Гитлеровцы, судя по всему, и не думали оказывать сопротивления, спешили покинуть город. Но попали под огонь советских танков и почти все погибли. Правильно, получили по заслугам…

Разорванные тела немецких солдат висели еще на заборах и ветках деревьев – это уже поработали наши «КВ», разнесли фугасными снарядами засевших за оградами пехотинцев.

Единственные, кто задержался в городе и пытался оказать хоть какое-то сопротивление, – это пулеметчики. Около тридцати человек засели на городском кладбище и, укрывшись за каменными надгробиями, открыли по красноармейцам кинжальный огонь, не давая добить отступающих.

Пришлось задействовать танки – иначе не выбить! Кладбище-то старое, шляхетское, утыкано высокими каменными надгробиями. Прекрасная защита! А через каждые двадцать метров – склеп, считай, готовый дот. Установил удобнее пулемет и стреляй, пока патроны не кончатся…

Танки ударили по фашистам осколочно-фугасными снарядами – надо очистить местность! После пары залпов гитлеровцы, наконец, поняли, что драться бессмысленно, и потихоньку стали отходить.

К вечеру бой закончился, Дубно был освобожден. К счастью, город почти не пострадал во время штурма, взрывы повредили лишь несколько частных домиков. Один из снарядов, правда, угодил в горсовет, снес угол… Ветер закружил по пустым комнатам и коридорам бумаги; белые листы, как голуби, вылетали через разбитые окна и плавно садились на зеленый газон…

Горсовет осмотрели – пустое брошенное здание. Двери распахнуты, ящики шкафов и письменных столов – выдвинуты. Очевидно, гитлеровцы что-то искали. Большой черный сейф (стальной, тяжелый, дореволюционный) – взорван, однако в нем только обгоревшая бумага и пепел. Ничего ценного фашисты, очевидно, не обнаружили…

Зато, судя по всему, знатно пограбили местных жителей – трупы в гражданской одежде лежали возле многих еврейских лавок… Городские магазины – пустые, с выбитыми дверями и окнами, на земле – рассыпанная крупа, разорванные мешки с мукой, раздавленные коробки с вермишелью и лапшой…

При отходе небольшая часть гитлеровцев укрылась в Дубненской крепости, но трогать их не стали – пусть сидят! Замок старинный, с мощными приземистыми башнями и толстыми каменными стенами, танковым снарядом не пробить. А штурмовать – себе дороже, слишком много людей потеряем. Со стен легко вести круговой обстрел, все подходы под прицелом, даже несколько человек смогут остановить роту, а то и батальон… Возиться с гарнизоном смысла нет – не мешают, и слава богу!

Дубненский замок, между прочим, оказался известным, с литературной историей: именно его, согласно Николаю Гоголю, осаждали казаки Тараса Бульбы. Возле этих самых стен, в княжеском парке, атаман и застрелил за измену своего сына Андрия: «Я тебя породил, я тебя и убью!» Впрочем, гитлеровцы об этом вряд ли знали – для них крепость была всего лишь хорошо устроенным фортификационным сооружением.

После освобождения города перед Николаем Попелем встала задача – как удержать Дубно? По идее, вслед за его группой должен был идти весь 8-й механизированный корпус, но не получилось – напоролись на 16-ю панцерную дивизию. Та, как выяснилось, тоже шла на восток и с налета врезалась в мехкорпус, разорвав его на части – первый батальон 300-го мотострелкового полка успел-таки проскочить, а вот остальные – нет. Приняли встречный бой…

Сначала перевес оказался на стороне мотострелков, но затем в дело вступили панцеры. И заставили отступить… А потом стало ясно, что к Дубно не прорваться: гитлеровцы плотно оседлали шоссе, закрыли путь на восток. Генерал Рябышев принял тяжелое решение – отходить назад, к Радзивиллову.

Дмитрий Иванович понимал, что, по сути, оставляет группу Попеля без поддержки, но ничего поделать не мог: решалась судьба всего корпуса, и сохранить его боеспособность было гораздо важнее, чем спасти одну моторизованную группу.

Рябышев надеялся, что Николай Кириллович сумеет организовать оборону, тем более что с ним были опытные командиры: комдив 34-й танковой Иван Васильев, комполка Петр Волков… Он сможет продержаться до тех пор, пока к Дубно не подойдут броневые части 9-го и 19-го механизированных корпусов. Уж они-то сумеют выручить его из трудной ситуации!

И мехкорпуса шли. Медленно, упорно – но двигались к Дубно. Правда, не так быстро, как хотелось бы: гитлеровцы тоже не бездействовали, готовились к схватке, подтягивали свежие силы. Для них было важно выполнить приказ фюрера – захватить Ровно, важнейший транспортный узел.

Поэтому помятую под Клеванью 13-ю панцерную дивизию срочно заменили на 14-ю, в помощь ей бросили 25-ю моторизованную. Таким образом, 3-й моторизованный корпус всей своей мощью обрушился на ослабленные советские части, защищавшие переправу через Стырь…

Командующему 5-й армией генералу Потапову пришлось решать сразу две задачи – защищаться и нападать. Так сказать, щит и меч одновременно. Во-первых, отражать танковые наскоки у Клевани, чтобы не дать немцам форсировать Стырь и ударить на Ровно, а во-вторых – самому двигаться на Дубно, выполняя директиву Ставки. Приказали направить два мехкорпуса на юго-запад, значит, так тому и быть…

Генерал-майор Рокоссовский, получив директиву Военного совета фронта (спустили напрямую, через голову командующего корпусом), развернул свои дивизии на Дубно. Но не все. Поразмыслив, решил: пусть 35-я танковая пока остается у Клевани, обороняет город, а вот 20-я танковая Михаила Катукова идет на юго-запад. Незаметно (по возможности) переправится у Млынова через Икву и ударит по гитлеровцам с северо-востока.

Если все получится, то уже через пару дней можно соединиться с группой Попеля. Тогда в тылу 11-й панцерной возникнет мощная группа, состоящая из трех советских дивизий. И даст немцам жару!

В том же направлении, на Дубно, должен был идти и 19-й мехкорпус генерала Фекленко: прорвав немецкое полукольцо, резко повернуть на юг и, развивая наступление, ударить на Дубно, Броды и Каменку-Бугскую… Однако Фекленко застрял на дальних подступах в боях со 111-й немецкой пехотной дивизией. Так что вся надежда была на 9-й мехкорпус…

Командующий 5-й армией генерал Потапов прекрасно понимал, что в одиночку ему, понесшему тяжелые потери, не справиться с немецким моторизованным корпусом. И даже, пожалуй, вдвоем с генералом Фекленко – тоже. Оба мехкорпуса, скорее всего, погибнут под Дубно… Но на войне, как известно, без потерь не бывает, и ради спасения Юго-Западного фронта можно было пожертвовать двумя корпусами…

Пусть только ударят, потеснят гитлеровцев, а там, глядишь, и наши резервы подтянутся. Должны же они подойти, в самом деле, не будут же вечно стоять у старой границы СССР! У Красной Армии танков много, гораздо больше, чем у вермахта…

Тогда навалимся все разом и разобьем фон Клейста – или хотя бы заставим отойти. У него же силы, поди, тоже небезграничные, когда-нибудь, но должны кончиться… Немецким солдатам тоже нужен отдых, а панцерам – ремонт, а еще надо подтянуть тылы, пригнать новую бронетехнику, подвезти горючее и боеприпасы…

А мы будем бить до тех пор, пока всех не добьем. Если даже придется отдавать три наших танка за один немецкий – все равно у нас будет преимущество! Очень важно одержать первую (пусть и очень дорогую) победу, воодушевить бойцов и командиров. Одно дело – читать об успехах Красной Армии в газетах, и совсем другое – видеть их своими глазами. Особенно сожженную немецкую бронетехнику, убитых солдат и офицеров… Это лучше любого приказа и призыва!

Удар же по группе фон Клейста был вполне осуществим. Во-первых, гитлеровцы, увлекшись наступлением, образовали огромную «вмятину» на центральном участке Юго-Западного фронта, восемьдесят пять на семьдесят километров, и, таким образом сильно растянулись, оставив фланги без прикрытия… Во-вторых, у ЮЗФ был явный перевес в бронетехнике – почти в четыре раза. О качественном же превосходстве советских машин и говорить не приходилось – «Климы Ворошиловы» и Т-34 легко били любые гитлеровские панцеры. И другую бронетехнику, пригнанную со всей Европы.

С таким-то количеством прекрасных, только с конвейера новых машин – и не разгромить фон Клейста? Да быть того не может! Шесть мехкорпусов – это более трех тысяч танков! Не говоря уже о пушечных броневиках… Да мы задавим фон Клейста, забьем массой.

Значит, решено – вперед, в наступление!

Панцеры ползли по ржаному полю, оставляя после себя ровные, словно прочерченные по листу тетради, полосы. Гусеницы мяли колосья, глубоко врезались в мягкую пашню, в знаменитый украинский чернозем…

Младший сержант Борис Локтев припал к стеклу перископического прицела и неспешно считал:

– Пять, десять, пятнадцать, двадцать, двадцать шесть… Похоже, батальон. Красиво идут, как на учениях – в шахматном порядке, двумя эшелонами…

– Отлично, – кивнул Константин Чуев. – Значит, и удобнее бить будет. Как говорится, на охотника зверь бежит. Все лучше, чем гоняться за ними по лесам…

С этим трудно было не согласиться: после очередного марш-броска хотелось только одного – встретиться, наконец, с немцами лицом к лицу. Надоело глотать пыль, драться так уж драться. Как под Клеванью. Врезали тогда гитлеровцам славно, значит, можно и добавить…

Костя Чуев на «бэтушке» шел во главе полка. По идее, в авангарде должны были двигаться мотоциклисты и только после них – танки, но моторазведчики вчера погибли – во время короткого, но крайне неудачного боя у Млынова.

Строго говоря, виноват в этом был командир моторизованной разведроты старший лейтенант Федор Фоменко. После Клевани им овладело победное настроение: все, теперь погоним гитлеровцев! Успех вскружил голову старлею, он почувствовал себя если не Наполеоном, то, по меньшей мере, одним из его маршалов. Надо успеть схватить Фортуну, пока она кружится над его головой…

Удача любит отважных, это известно, и Фоменко рвался в бой. Хотел, чтобы его заметили, похвалили, а может быть, и представили к награде… И повысили тоже. Чем он не командир батальона?

Позавчера 20-я танковая дивизия Катукова, сдав позиции у Клевани, повернула на юг, к Млынову. Невелик городок, скорее – местечко, но взять его надо. Возле него – крепкий деревянный мост, самая близкая и удобная переправа через Икву. А река полноводная, с болотистыми берегами, форсировать в другом месте – затруднительно. Значит, придется выбивать немецкую 299-ю пехотную дивизию…

Михаил Катуков выдвинул вперед 40-й танковый полк майора Дымова. Неуязвимый «КВ» вместе с «бэтушками» должен был тараном снести гитлеровский заслон и ворваться в Млынов. У немецких пехотинцев панцеров нет, больших проблем не ожидается. Так, по крайней мере, думали. Но вышло иначе.

Гитлеровцы, как выяснилось, хорошо закрепились – вырыли окопы в полный рост, сделали блиндажи, оборудовали противотанковые позиции. Как будто ждали советского удара. Скорее всего, проявилась обычная немецкая склонность к порядку, но тем не менее… Позиции у реки получились весьма серьезные, основательные.

Кое-кто из немецких солдат, особенно молодых, недовольно ворчал по этому поводу (вполголоса, конечно, чтобы господин фельдфебель не услышал): «Русские драпают, надо бы идти вперед, на Киев. А мы время зря теряем! Сидим без дела…» Но приказ есть приказ. Ладно, зарылись по самую макушку, приготовились к бою. Начальству виднее, может, и правда, русские еще выкинут какой-нибудь фокус. Они, говорят, фанатики, с голыми штыками на панцеры бросаются…

И верно – не успели поесть, покурить, подремать (день выдался теплый, в сон так и клонило), как на противоположном берегу показались броневики с красными звездами. И еще мотоциклисты.

Лейтенант Фоменко решил с наскока захватить мост. Он верил в свою удачу, тем более что вчера ему крупно повезло – напал на немецкую автоколонну и полностью ее разгромил. Верный знак!

Федор, как всегда, шел во главе полка и вдруг увидел немецкие машины. Длинная вереница крытых грузовиков и автоцистерн катилась в сторону Клевани. Немцы не знали, что генерал Дюверт уже отошел к Олыко, город занят советскими войсками. Вот и попали в ловушку…

Немецкие водители заметили на гребне холма запыленные фигуры на мотоциклах и четыре броневика, но не насторожились: приняли за одну из своих моторизованных частей, передовой дозор 13-й панцерной дивизии. Даже обрадовались – повезло, не придется мотаться по полям и искать ушедшие батальоны…

Фоменко приказал подпустить колонну как можно ближе и ударить в упор. Так и сделали: подождали, пока гитлеровцы не подойдут вплотную, и открыли ураганный огонь. Каждый снаряд 45-мм пушки БА-6 попадал в цель, бензовозы вспыхивали один за другим. Затем начали взрываться в кузовах ящики со снарядами… Не прошло и пяти минут, как от колонны ничего не осталось…

После этого Фоменко ожидал как минимум похвалы от начальства (отличился!), но майор Дымов, наоборот, отругал его. Зачем было уничтожать бензовозы, когда они сами шли к нам в руки? Захватили бы… У нас в полку – «бэтушки», а им бензин очень нужен, жрут со страшной силой. Да и трофейное оружие пригодилось бы тоже. А так все пропало – сгорело без остатка…

Виктор Михайлович понимал, что старший лейтенант поступил глупо, нерасчетливо, прямо скажем, по-мальчишески. Конечно, не по злому умыслу, просто от неопытности – не привык думать вперед. Впрочем, винить его за это, наверное, не стоило: Федор искренне полагал, что его задача – громить и уничтожать врага, а горючим и боеприпасами пусть занимаются тыловые службы. Они должны заботиться о бензине, не он…

Старший лейтенант не мог предвидеть, что придется драться без тыла, без снабжения, вообще – без ничего. Его не учили военной мудрости – по возможности не уничтожать чужое имущество, а использовать для своих нужд. Все, что удалось взять у противника, прежде всего горючее, оружие, боеприпасы, продукты, – это очень нужные вещи, к ним следует относиться бережно, как к своим. Эту науку пришлось осваивать позже, уже самим постигать, так сказать, на собственном опыте. Подчас очень горьком…

В общем, Дымов отчитал Фоменко, но формально – лишь для того, чтобы в следующий раз поступил умнее, расчетливее. Или, по крайней мере, согласовывал бы свои действия с ним и с начштаба. Инициатива, конечно, вещь хорошая, но подчас может выйти боком. И тебе, и твоим товарищам, и всему полку в целом…

Федор чрезвычайно расстроился – ни за что получил взбучку. Надеялся на награду – а тут на тебе! Поэтому на следующий день, по образному выражению, рыл носом землю, хотел быстрее реабилитироваться. Командир должен выглядеть орлом, а не глупым щенком, которого ткнули носом в вонючую лужу…

И вот сегодня, увидев мост через Икву, решил – вот он, его шанс. Правда, сначала засомневался – не связаться ли с майором Дымовым или со штабом полка? Чтобы не вышло, как в прошлый раз… Но, заметив, как немцы засуетились, приготовились к бою, решил атаковать немедленно. А то взорвут мост, и все тогда. А он должен захватить его целым…

Федор высунулся из бронемобиля и махнул флажками – за мной! Первым пошел в атаку. Возможно, ему удалось бы захватить мост и заслужить, наконец, награду, но удача на сей раз отвернулась от старлея – немцы при виде советских машин не побежали, а встретили плотным огнем. В зарослях речного ивняка они тщательно спрятали четыре Pak.35/36…

Броневик вылетел на мост и попал под прицельный огонь. Хотя калибр у Pak.35/36 и невелик, всего 37 мм, но для БА-6 – достаточно. Машина Фоменко занялась рыжим пламенем…

Старший лейтенант погиб мгновенно, пали смертью храбрых и другие товарищи. Не удалось выскочить из горящих бронемашин. А мотоциклистов немцы расстреляли из пулеметов – из нескольких сразу. Спаслись всего два красноармейца – упали на землю и притворились мертвыми. В общем, полный разгром…

Но главное – гитлеровцы успели взорвать мост. Не зря же заранее минировали! Деревянные опоры разлетелись в разные стороны, пролеты рухнули в воду. Так что не вышло, как планировалось, с ходу взять Млынов…

И теперь полк не мог переправиться на другой берег – гитлеровцы не давали даже приблизиться к реке. Надо было искать новую переправу, желательно – подальше, не на виду у противника.

Кроме того, полк лишился моторазведки, и ее задачу теперь пришлось выполнять Косте Чуеву. Его «бэтушку» и три пушечных БА-10, приданных для усиления, выслали далеко вперед, в дозор. Надо узнать, можно ли где перебраться через Икву. Или вброд, или соорудив мост…

Костя шел вдоль реки, искал место для переправы. Но при этом зорко смотрел по сторонам – не хотел нарваться на засаду. И вот увидел панцеры…

Генерал фон Клейст, обеспокоенный прорывом 9-го мехкоруса, приказал командующему 14-й панцерной дивизией Фридриху Кюну прикрыть 299-ю пехотную дивизию. Генерал-майор выслал под Млынов 1-й батальон 36-го панцерного полка – посчитал, что этого достаточно.

На середине пути панцеры напоролись на Костину броневую группу. Или наоборот – та встретилась с ними. Это как смотреть… В любом случае силы оказались неравными: двадцать шесть панцеров против одной Костиной «бэтушки» и трех пушечных БА-10.

Уклониться от столкновения Чуев не мог: за ним шел весь 40-й танковый полк, надо дать время приготовиться к бою. Иначе зажмут наши танки у Иквы, загонят в болотистую, топкую пойму… Машины завязнут, встанут намертво, и все, можно бить на выбор. Или захватить как трофей, если экипажи их покинут…

И Костя смело бросился в бой.

Глава девятая

Когда тебя атакует гораздо более сильный противник, например, здоровенный бугай с пудовыми кулаками, лучше не стоять на пути, а чуть отойти в сторону, попустить мимо себя. А затем, когда уже проскочит, врезать сбоку, в скулу. С размаху, чтобы мотнул головой от неожиданного удара и взревел от боли. А потом еще добавить пинка под зад – для ускорения.

Когда же тот развернется, чтобы размазать тебя по стене, надо сразу ударить в нос, пустить кровавую нюшку. Пусть утрется! А затем еще врезать кулаком в солнечное сплетение, чтобы сложился пополам, – для добавки. Вот так и следует драться!

Эти нехитрые приемы Костя Чуев усвоил еще в детстве, когда ему приходилось схлестываться с местной шпаной. Что делать, защитить-то было некому – ни отца, ни матери, ни старших братьев. Одна лишь сестра. Пока не обзавелся друзьями в новой школе, не раз приходилось отстаивать свою честь. Поэтому основные приемы драки он запомнил на всю жизнь. Что называется, вбили намертво…

То же самое следовало сделать и теперь – по отношению к гитлеровцам, прущим на него со страшной силой. Ситуация была практически аналогичная, только в драку рвался не наглый дворовый бугай, а целый танковый батальон. Точнее – целая лавина панцеров. А он – практически один, не считая, конечно, трех БА-6…

Значит, надо уходить, маневрировать, носиться по полю зайцем, скакать, уклоняться от прямого столкновения. В общем, делать все, чтобы тебя не зажали в углу и не отмутузили по полной пудовыми кулаками.

Немецкие панцеры – хорошие машины, но все же по скорости и маневренности уступают легкой, скоростной «бэтушке». И еще гитлеровцы привыкли к строгому порядку, дисциплине – ни шагу в сторону, ни влево, ни вправо. Держаться всем вместе, сохранять строй! А его ничто не ограничивает, можно драться как угодно, как привычней…

Перед Костей стояла задача предупредить товарищей, подать знак – противник близко! И проще всего это было сделать, затеяв бой. Конечно, выиграть его он не мог, соотношение сил не то, но главное – начать сражение, дать возможность нашим танкам подготовиться к схватке, развернуться в боевой строй. Не сделает он этого – и полк уничтожат прямо на марше…

Костя высунулся из башни и махнул флажками – «делай, как я». Командиры БА поняли и скрылись в машинах. Чуев крикнул заряжающему Борису Локтеву: «Давай!» Тот закатил в казенник орудия первый бронебойный снарад.

Чуев припал к прицелу, ловя в паутинку линий головную немецкую машину. Вот она, с черным крестом на покатом лбу, совсем уже близко. Чуть поправил горизонтальную наводку, чтобы снаряд точнее лег под башню, и нажал ногой на педаль внизу.

«Бэтушка» вздрогнула, качнулась, присела на гусеницах, бронебойная чушка понеслась навстречу панцеру. Попадание! Танк встал как мертвый, орудие резко опустилось вниз. Экипаж полез вон – спасаться, пока не рвануло.

Вслед за Костей открыли стрельбу и три БА-6, забили из 45-мм орудий, выплевывая одну болванку за другой. Чуев слегка толкнул мехвода Лесового в спину – полный вперед! Двигатель взревел, «бэтушка» резво понеслась по полю. За ней пошли и броневики. Выскочили во фланг, на секунду притормозили («Короткая!») – и еще выстрел. К первой горящей машине прибавилась еще одна. Отлично, можно продолжить в том же духе…

Но гитлеровцы быстро опомнились и, не ломая строя, повернули в сторону Кости и его броневиков. Секунда – и накроют огнем. Теперь самое время уносить ноги! Снова рывок, но уже влево, и резкими зигзагами – прочь от стальной лавины. Костя знал, что его услышали, что наши готовятся к бою…

И точно – танки развернулись и ждали сигнала к атаке. Майор Дымов выдвинулся на «Климе Ворошилове» вперед – встретить первым и, если надо, прикрыть Чуева. Атаку пока не начинали – подпускали немцев поближе. Пусть сами подставятся под удар!

Костина «бэтушка» вылетела на холм, внизу – уже свои друзья-товарищи. У самой вершины – грозный «Клим Ворошилов», чтобы в лоб ударить по немецкой лавине…

Майор Дымов подождал, пока «бэтушка» Чуева и броневики не перевалятся через гребень, а затем крикнул Губину: «Давай!» Танк взревел, дернулся корпусом и тяжело, медленно пошел навстречу гитлеровцам, грозно поводя толстым «хоботом» орудия – кого накрыть первым?

Сверху открывался прекрасный вид: поле боя всё как на ладони. Просматривается (и простреливается) на два километра вперед… Это даже больше, чем надо: до противника – всего шестьсот-семьсот метров, промахов не будет…

Панцеры, сохраняя строй, шли по полю. Командир батальона Вильгельм фон Тругер понял, что его уже ждут, но не придал этому значения. Подумаешь, несколько советских машин! Не опасно, у нас же значительный перевес, расправимся за десять минут!

Гитлеровцы шли двумя волнами: впереди «двоечки» и «троечки», между ними – «чехи», а дальше уже «тройки». А позади всех – Pz.IV самого майора фон Тругера.

Дымов посмотрел на панцеры и коротко бросил Мише Стрелкову: «Бронебойный!» Тот ловко, со звоном, закатил в казенник тяжелую болванку. Выстрел – и 50-килограммовая чушка полетела навстречу ближайшей «троечке». Удар, скрежет металла – и лобастую квадратную башню своротило в сторону. Над машиной поплыли клубы черного дыма, воздух наполнился удушливо-масляной гарью…

К ней вскоре добавился тошнотворный запах тлеющей человеческой плоти: немецкие танкисты катались по земле, пытаясь сбить с горящих комбинезонов желтые языки пламени.

Для мощной 76,2-мм пушки Ф-32 шестьсот-семьсот метров – вообще не расстояние. Поймал в перекрестье прицела очередную цель, нажал на спуск – и попадание гарантировано.

Тяжелые болванки сносили лобастые башни, дырявили корпуса, ломали броню, калечили экипажи. Гитлеровцы, разумеется, стреляли в ответ: через каждые тридцать-сорок метров останавливались и давали по «Климу Ворошилову» очередной залп. Но толку от этого…

Их снаряды не могли пробить броню «КВ», лишь чиркали по поверхности, оставляя борозды и иногда еще – вмятины. Надо подойти совсем близко или бить из крупного калибра… Но у панцеров (даже у «троечек») были лишь 37-мм орудия, недостаточные для борьбы с тяжелым советским «КВ». У «четверки» майора Тругера стояла 75-мм KwK.37, однако… Слишком она была короткая, всего 24 калибра. Этого оказалось тоже мало, чтобы пробить советскую сталь.

Звонкое бабаханье Ф-32 победно раздавалось над полем, панцеры горели, сталкивались; вскоре стало ясно, что драться с «КВ» – чистое самоубийство. Скривившись, фон Тругер приказал поворачивать назад.

Была у него, правда, идея обойти русского монстра по дуге и, зайдя с тыла, поразить в корму. Ну не может «Клим Ворошилов» быть везде таким неуязвимым, хоть одно слабое место – да должно иметься! Но потом майор чуть подумал и понял, что, пока доберется до цели, от него самого ничего не останется. Против русского гиганта даже его Pz.IV – что канонерка против крейсера. А рисковать собственной шкурой не хотелось…

Немецкие машины, прочертив широкий полукруг, пошли назад. И тут из-за холма вылетели легкие скоростные «бэтушки», в том числе и Костина. Хоть и мало их было, но зато так и рвались в бой. Пошли весело, напористо – догонять и добивать противника. Во главе же «бэтушек», подминая уже загоревшиеся колосья, плыл, как гигантский флагман, «Клим Ворошилов».

Майор фон Тругер приказал прибавить скорости – надо поскорее отойти. Пока всех их не уничтожили… Немецкие машины пошли в отрыв.

Виктор Михайлович же, наоборот, высунувшись из башни, подал сигнал – всем назад, не зарываться! Машин в полку и так мало, терять последние в «кавалерийском» наскоке – крайне глупо. У нас другие задачи…

Командиры, заметив сигнал, неохотно пошли назад. Эх, только разогнались, почувствовали победу! Но раз надо… Возвращались, осторожно огибая горящие гитлеровские панцеры – длинные красно-желтые языки пламени так и норовили перекинуться на советские машины. Лучше уж держаться от этих пылающих коробок подальше…

Костя Чуев вылез из «бэтушки» и с трудом отдышался. Да, наглотался он пороховых газов… Лицо – черное от копоти, волосы – потные, слипшиеся, на лбу и щеках – кровавые ссадины. Это от мелких сколов, которые отлетали от брони и резали кожу. Слава богу, немецкие болванки лишь пару раз чиркнули по башне и ушли в сторону. Но при каждом ударе в башне раздавался тяжелый гул, а в лицо летели крошечные кусочки стали. И больно резали незащищенную кожу…

Вылез из люка и заряжающий Борис Локтев, тоже жадно глотнул воздух. Ух, жарко! Вентиляция в танке – ни к черту, после двух-трех выстрелов дышать совершенно нечем. Мехводу Ивану Лесовому было полегче – приоткрыл люк на пол-ладони, чтобы видеть дорогу, а заодно и воздухом подышал. Правда, есть вероятность словить случайную пулю или осколок, но это уж как повезет!

К Костиной «бэтушке» подошел майор Дымов. Посмотрел и махнул рукой – ко мне! Костя подбежал, вскинул ладонь, доложил, как положено:

– Командир первой роты лейтенант Чуев!

– Молодец, – похвалил его Виктор Михайлович, – грамотно дрался. И немцев вовремя заметил, и нас предупредил. Действовать так и дальше, товарищ лейтенант!

– Служу трудовому народу! – радостно ответил Костя.

Что ни говори, а благодарность от командира полка – очень приятно.

– Вы вдоль реки ходили, так? – уточнил Виктор Михайлович. – Смотрели переправу? Ну и как, нашли?

Костя достал из планшета карту, показал:

– Здесь, я думаю, можно… Иква уходит в сторону, остается только небольшая протока, метров шесть-семь в ширину. Правда, берега очень болотистые, топкие. Осока в полный рост, и грязь чавкает, сапог почти весь уходит…

– Да, не самое удобное место, – согласился майор Дымов, – но ладно, попробуем. Все равно другого нет… Спасибо за службу!

Костя козырнул и побежал к своей «бэтушке». А Виктор Михайлович забрался в «КВ» и дал сигнал – за мной! Машины пошли к реке. Дымов спустился к воде, посмотрел. Да, почва под ногами очень мягкая, топкая, мотоцикл и тот сядет, не говоря уже о «бэтушке» или тяжелом «КВ».

«Клим Ворошилов» вообще уйдет по самую башню. Совсем как бегемот – в болото… Значит, надо строить лежневку, класть бревна. Этим и занялись: отправили саперов в лес за стройматериалом. Подгонять никого не требовалось, все понимали – чем быстрее переберемся на тот берег, тем скорее дойдем до Дубно. Спилили сосны, очистили их от самых толстых веток, подтащили к Икве. Аккуратно, по бревнышку, положили на корму Костиной «бэтушки», и та, осторожно пятясь, стала спускаться к реке. Бойцы скидывали бревна в грязь, гусеницы впечатывали их в топкую землю. Просто и дешево – вот тебе и надежный настил.

А саперы перекинули самые длинные и толстые стволы через протоку, связали стальными тросами – мост готов!

Первыми по шаткой, ненадежной конструкции перебрались пехотинцы, затем – артиллерия, ну, потом вся техника: полуторки, броневики, тягачи с прицепами, «бэтушки»… «Клим Ворошилов» прикрывал переправу – на тот случай, если появятся гитлеровцы.

Но те совсем не спешили. Майор фон Труген наблюдал за переправой, но приказа идти в бой не отдавал. А зачем? Пусть уходят, скатертью дорожка! На том берегу – другой моторизованный корпус, другая танковая часть, им и разбираться с русскими, особенно с их «КВ». Это уже не его головная боль…

У него же приказ – идти к Млынову, прикрывать 299-ю пехотную. И он как дисциплинированный офицер не может его не выполнить. Тем более что командир дивизии генерал Фридрих Кюн прямо сказал: за выполнение важного задания полагается награда. Ради этого можно и постараться… Если русские уйдут за Икву, это только на руку: путь свободен… Вот и не надо дергаться.

Через час полк Дымова благополучно перебрался на тот берег. Последним, само собой, шел «Клим Ворошилов». Его постарались максимально облегчить: перенесли на руках боеприпасы, пулеметы, в том числе и зенитный ДШК, вытащили из башни все, что можно. За рычагами остался один лишь Денис Губин. Он медленно, аккуратно повел танк через мост (который, кстати, уже просел). «КВ» подстраховывали два тягача – зацепили стальными тросами. Хоть какая-то, но помощь, на всякий случай.

И помощь оказалась нелишней: на середине пути мост под тяжестью «КВ» окончательно сел, скрылся под водой. Тягачи дружно рванули и выдернули «Клима Ворошилова» фактически из реки. Денис Губин дал газ, и танк, заляпанный грязью по самую башню, выкарабкался на сухое место.

Переправа прошла успешно, ни одного человека, ни одной машины не потеряли. Мост даже не пришлось взрывать – тяжелый «Клим Ворошилов» окончательно разворотил его. Бревна рассыпались сами собой и свободно поплыли по течению.

Немцы остались на левом берегу, можно было вздохнуть свободнее. И идти дальше, на Дубно.

Оставили за спиной Икву, повернули на юго-запад. Шли с немцами параллельным курсом, но по правому берегу. Получилось как бы два потока, разделенных рекой. Советские танкисты видели панцергренадеров, те – их, но никто ни в кого не стрелял. Далеко, да и незачем – у каждого своя задача. Вот так и разошлись, как в море корабли.

40-й танковый полк пошел на Дубно – до него оставалось не так уж и далеко… И никаких препятствий! Слева и справа – жидкие перелески, между ними – поля с поспевающими хлебами. То тут, то там – небольшие хутора с хатами, покрытые прошлогодней желтой соломой.

Крестьяне по-разному встречали советские машины: одни с болью и тревогой («Уходите, а что же с нами теперь будет?»), другие – с нескрываемой злобой и радостью («Наконец-то комиссары уберутся, вот теперь заживем!»).

У одного из хуторов полк обстреляли – бандеровцы засели в старом яблоневом саду и открыли винтовочный огонь. Пришлось дать по ним пару очередей из ДТ, для острастки. Одного положили на месте, остальные сами разбежались. Дальше встретили местных колхозников, перегоняющих стадо свиней. Как оказалось, приказали доставить хрюшек на железнодорожную станцию в Млынов, чтобы отправить дальше в эвакуацию. Но в городе уже хозяйничали гитлеровцы…

Свиньи посерели от пыли и едва держались на ногах (не привыкли к долгим переходам, да еще по такой жаре), того и гляди – сдохнут. Куда же их? Не оставлять же фашистам… Выписали колхозникам документ с печатью – хрюшки конфискованы для нужд Красной Армии. Дали даже денег – из полковой казны.

Колхозники с радостью побежали обратно. В такое время идти по полям, да еще с целым стадом свиней – очень опасно. Тебя убьют, а хрюшек заберут, причем без всяких денег. А тут и дело сделали, и оплату получили.

Свиней же сразу пустили под нож – пока живые. Теперь полк был обеспечен едой на несколько дней вперед. На сытый желудок и воюется лучше, и служится веселее. Это вам любой скажет.

Всем до смерти надоела пустая пшенная каша, хотелось чего-то более вкусного и существенного. А тут – свежая свинина! Мясо пошло и в суп, и на жаркое – в виде шашлыка: большие сочные куски насаживали на штыки и готовили на кострах. И быстро, и вкусно, и сытно. А главное – врагу ничего не оставим, все сами уничтожим. Подчистую…

На ночь решили остановиться в лесу. Удар на Дубно лучше нанести рано утром, пока немцы спят. Внезапно, с первыми лучами солнца. А сейчас – всем отдыхать, завтра тяжелый бой…

Перед бригадным комиссаром Попелем стояла нелегкая задача – как и чем защищать Дубно? Захватить-то его захватили (ну, или почти – не считая небольшого гарнизона в старой крепости), но как удержать? Какими силами? Стали думать.

К сожалению, помочь осажденным генерал Рябышев уже не мог – отступил к Радзивиллову. Значит, надо самим… Николай Кириллович и полковник Иван Васильев, командир 34-й танковой, склонившись над картами, стали распределять имеющиеся силы.

Разбили оборону на три сектора, назначили ответственных. Северный сектор, со стороны Млынова, поручили командиру 67-го танкового полка майору Сытнику, юго-западный, где Подлужье, – начальнику артиллерии дивизии полковнику Семенову, а восточный, в самом городе, – командиру 68-го танкового полка Смирнову. 24-й танковый полк подполковника Волкова пока решили оставить как резерв – перекинем, куда потребуется, если немцы полезут.

В городе нашим бойцам достались хорошие трофеи: еда, горючее, боеприпасы. На окраине нашли даже немецкую ремонтную базу, там стояли, ожидая починки, панцеры. Тридцать штук, целый танковый батальон! Большинство, понятное дело, в весьма плачевном состоянии (пробитые, сгоревшие), но имелись и ничего себе. Им нужен был лишь легкий ремонт.

Комдив Васильев приказал немедленно заняться их восстановлением. Если из трех машин собирать хотя бы одну целую… Будет очень неплохо! Нам танки (пусть даже немецкие) очень нужны. Конечно, это в основном легкие машины, «двоечки» и «чехи», но все равно бронетехника.

Но главный сюрприз ожидал бойцов на северной окраине города – захватили с полсотни немецких орудий разных калибров. Вот это славно! Артиллерия – главное средство борьбы с танками, а тут – трофейные ПТО, да еще с приличным запасом снарядов…

Распределили по секторам, большую часть, конечно же, перекинули к Подлужью, где ожидался основной удар 16-й панцерной дивизии. Самое танкоопасное направление… Не зря же гитлеровцы гнали сюда свои силы!

Атаковать Дубно действительно было удобнее всего со стороны Подлужья: генерал-майор Ганс Хубе потеснил Рябышева и вплотную подошел к Вербе. А от поселка до города – всего ничего, прямая дорога. Значит, это наш рубеж обороны.

Советские артиллеристы без труда освоили трофейные орудия, разобрались, что к чему. Ну да, принцип, по сути, один и тот же. К счастью, снарядов имелось достаточно, можно было не экономить. Прикрывать новые батареи отправили добровольческий батальон из не успевших уехать в эвакуацию советских и партийных работников. Уж эти-то точно не подведут, не побегут!

Решили применять еще кое-какую военную хитрость – сделали макеты советских танков: обшили досками старые грузовики, вставили в кабины бревна (как орудия!), покрасили в зеленый цвет, нарисовали на бортах красные звезды – вот тебе и танки! Если издалека – разницы почти не видно, разве что не стреляют. Поставили их возле самого шоссе – для отвлечения. Старых грузовиков не жалко, пусть по ним бьют, лишь бы не по нашим настоящим танкам!

Их укрыли под деревьями – чтобы не заметили и не разбомбили. А то над Дубно с утра висела «рама», высматривала что-то… Шугануть бы ее, да нечем: зенитных орудий нет, а из пулеметов не достанешь – слишком высоко. Если только из ДШК… Но к нему мало патронов, надо приберечь для других целей – броневых…

Соорудили ложные артиллерийские позиции, вырыли окопы, траншеи, ходы сообщений, посадили в них соломенные чучела, одетые в старую красноармейскую форму, – тоже для отвода глаз. Пусть немцы бомбят – сколько угодно. Это же солома, не живые люди.

Пока ждали немцев (а 16-я панцерная почему-то шла очень неспешно), решали и иные задачи. Зам по тылу обнаружил на железнодорожной станции вагоны с зерном, тут же организовал пекарню. Местные тетки пекли свежий хлеб, а им за это платили мукой. Бойцы и командиры с большим аппетитом уминали круглые горячие караваи. В общем, жить стало намного лучше!

Сообщения Советского Информбюро

Оперативная сводка за 29 июня

Дневное сообщение 29 июня

Наступление танковых частей передового эшелона противника на Минском и Слуцком направлениях остановлено действиями наших войск. Танковые части противника несут большие потери.

На Луцком направлении продолжаются крупные танковые бои, в ходе которых наша авиация нанесла ряд сокрушительных ударов по танкам противника. Результаты боя уточняются.

Вечернее сообщение 29 июня

На Луцком направлении сражение крупных механизированных масс продолжается. Несмотря на ввод противником на этом направлении свежих танковых частей, все его попытки прорваться на Новоград-Волынском и Шепетовском направлениях отбиты; рядом последовательных и непрерывных ударов наших танковых войск и авиации большая часть танковых и моторизованных войск противника разгромлена. По словам пленных, одна танковая дивизия противника в бою под городом Лида полностью уничтожена.

Наша авиация вела успешные воздушные бои с авиацией противника, непрерывно бомбардировала его прорвавшиеся танковые части и моторизованную пехоту и мощным ударом с воздуха способствовала нашим войскам, особенно на Луцком направлении.

Гитлер и его генералы, привыкшие к лёгким победам на протяжении всей второй империалистической войны, сообщают по радио, что за семь дней войны они захватили или уничтожили более 2000 советских танков, 600 орудий, уничтожили более 4000 советских самолётов и взяли в плен более 40 000 красноармейцев; при этом за тот же период немцы потеряли будто бы всего лишь 150 самолётов, а сколько потеряли танков, орудий и пленными – об этом германское радио умалчивает. Нам даже неловко опровергать эту явную ложь и хвастливую брехню.

На самом же деле положение рисуется в совершенно другом свете. Немцы сосредоточили на советской границе более 170 дивизий; из них по крайней мере третья часть представляет танковые и моторизованные. Воспользовавшись тем, что советские войска не были подведены к границам, немцы, не объявляя войны, воровским образом напали на наши пограничные части, и в первый день войны хвалёные немецкие войска воевали против наших пограничников, не имевших ни танков, ни артиллерии. К концу первого дня войны и весь второй день войны только передовые части наших регулярных войск имели возможность принимать участие в боях, и только на третий, а кое-где на четвёртый день войны наши регулярные войска успели войти в соприкосновение с противником. Именно ввиду этого удалось немцам занять Белосток, Гродно, Брест, Вильно, Каунас.

Немцы преследовали цель в несколько дней сорвать развёртывание наших войск и молниеносным ударом в недельный срок занять Киев и Смоленск. Однако, как видно из хода событий, немцам не удалось добиться своей цели: наши войска всё же сумели развернуться, и так называемый молниеносный удар на Киев, Смоленск оказался сорванным.

В результате упорных и ожесточённых боёв за период в семь-восемь дней немцы потеряли не менее 2500 танков, около 1500 самолётов, более 30 000 пленными. За тот же период мы потеяли: 850 самолётов, до 900 танков, до 15 000 пропавшими без вести и пленными. Такова картина действительного положения на фронте, которую мы с полным основанием противопоставляем хвастливым сообщениям германского радио.

Итоги первых восьми дней войны позволяют сделать следующие выводы: молниеносная победа, на которую рассчитывало немецкое командование, провалилась; взаимодействие германских фронтов сорвано; наступательный дух немецкой армии подорван, а советские войска, несмотря на их позднее развёртывание, продолжают защищать советскую землю, нанося врагу жестокие и изнуряющие его удары.

Глава десятая

На следующий день гитлеровцы соизволили появиться. На окраине Подлужья оглушительно затрещали немецкие мотоциклы, а затем в дымном мареве возникли и панцеры, целых пятнадцать штук. Это была передовая рота 16-й танковой дивизии, добравшейся, наконец, до города.

Мотоциклисты вылетели из молодого осинника и покатились по шоссе. Советские бойцы рассыпались по полю, затаились в высоких колосьях. Залегли слева и справа от дороги, приготовили гранаты и бутылки с зажигательной смесью…

Гитлеровцы ехали уверенно, не ждали засады – полагали, что русские встретят их ближе к городу, где обороняться гораздо удобнее. И где накануне их самолет-разведчик засек советские танки, артиллерийские позиции и две линии траншей. Но они не знали, что все это – ложная оборона, а настоящая – вот она, выдвинутая чуть вперед. Чтобы было больше место для маневра и танкового контрудара…

Двухколесные машины отчаянно прыгали на ухабах, проваливались в рытвины, водителям приходилось крепко держаться за руль, чтобы не вылететь с сиденья. Сначала шли четыре одиночных BMW R75, а уже за ними – пять колясочных с пулеметами.

Тяжелые машины тарахтели по узкой грунтовке, лица солдат были закрыты большими прямоугольными очками – от серой пыли, витавшей в воздухе. Водители и пулеметчики страшно устали от жары и бесконечных маршей по разбитым дорогам. Скорее бы взять этот чертов город, помыться, отдохнуть, как следует! А то едем, едем, и конца-края не видно…

За мотоциклетным взводом ползли панцеры, и не какие-нибудь легкие Pz.I, Pz.II или даже «чехи», а вполне приличные «троечки». И парочка «четверок» имелась. Видимо, командир 16-й танковой дивизии генерал Ганс Хубе решил с ходу ворваться в Дубно. Как говорится, наглость города берет…

Но не получилось: советские бойцы пропустили мотоциклистов вперед и ударили им в спину. Били с нескольких сторон сразу, с близкого расстояния. Немцы резко затормозили, стали разворачиваться, чтобы дать ответ. Из колясок напористо заквохтали MG.34… Однако отбиться не сумели – по сути, попали под убийственный огонь и были обречены. К тому же к советским пехотинцам вскоре присоединились и минометчики – начали закидывать ржаное поле отчаянно визжащими минами.

Мотоциклы встали, закупорили дорогу, образовался затор – ни туда, ни сюда. Что, в общем-то, и требовалось доказать. Теперь ни одна машина не могла проехать к Подлужью…

К сбившимся в кучу мотоциклам скользнули красноармейцы с бутылками, наполненными бензином. Запалили тряпичные фитили, кинули – стекло разбилось, горючее вспыхнуло, мотоциклы дружно занялись. Пламя было такое, что даже на танке не пройти. Панцерам приходилось огибать огненный вал стороной, далеко по полю.

Красноармейцы, сидевшие в засаде, только этого и ждали – пригибаясь, бросились наперерез машинам. Немецкие экипажи их не видели – поле заволокло низким белым дымом. К тому же их больше занимали советские танки, внезапно показавшиеся на той стороне. Это вступил в бой 24-й танковый полк подполковника Петра Волкова.

На острие атаки шли два «КВ» и шесть Т-34 – главная ударная сила Петра Ильича. Драться предстояло с сильным противником, с Pz.III и Pz.IV, а это 30–50-мм броня и неплохие орудия (правда, короткие, как бы обрезанные), вот и решили бросить самые современные машины. А уже за ними – легкие Т-26 и БТ.

Немцы переключились на новую цель и перестали обращать внимание на красноармейцев, буквально снующих у них под носом. А зря: те незаметно подобрались и забросали панцеры бутылками с зажигательной смесью. Огненные струи потекли в двигатели, резко запахло горячим маслом и раскаленным металлом. Экипажи стали выскакивать из пылающих стальных гробов – умирать никому не хотелось.

Красноармейцы окружили панцергренадеров, брали в плен или добивали, если не хотели сдаваться. После того как очередной панцер оказывался захваченным, пламя спешно гасили, забрасывая горящую корму рыхлой землей, сбивали огонь. Трофейная «троечка» нам еще пригодится…

Экипажи двух последних Pz.IV попытались выйти из боя – медленно, с надрывом, пошли назад. Их плотно облепили разгоряченные бойцы, стали стучать винтовками по броне – вылезайте, черти, а не то сожжем заживо! Но панцеры продолжали упорно пятиться, да еще отстреливались на ходу. Ну, раз так… Подкинули огоньку на двигатели, полыхнуло высоко и жарко. Вскоре два взрыва завершили дело – оба танка сгорели вместе с экипажами. Советские пехотинцы едва успели отскочить в сторону…

Подчиненным подполковника Волкова даже не пришлось вступать в дело – обошлись и без них. Они, конечно, и рады были помочь, поддержать атаку, но стрелять опасались – между немецкими машинами шустро сновали фигуры в зеленых гимнастерках. А вдруг попадешь по своим? Оставалось стоять и смотреть, чем все завершится.

Завершилось, понятное дело, полным разгромом – панцеры были захвачены (кроме двух полностью сгоревших Pz.IV), экипажи – уничтожены. Уцелевшие гитлеровцы побежали к Икве – скорее в воду, сбивать пламя, лизавшее черные комбинезоны. Ударили по ним из ДТ, загнали глубоко в реку. Иква в этом месте была полноводная, быстрая, гитлеровцы, облаченные в неудобные комбезы, начали тонуть. Течение относило их тела на запад, откуда они и пришли…

В результате боя взяли тринадцать панцеров, захватили шестерых гитлеровцев – в том числе и офицера. Пригнали всех в штаб 24-го танкового полка – на допрос. Надо же выяснить, какие у немцев планы…

Первым к подполковнику Петру Волкову притащили побитого и весьма помятого обер-лейтенанта. Тот, как выяснилось, долго не хотел сдаваться, отстреливался до последнего («Двоих наших ранил, гад!»), а когда патроны закончились, решил дать деру, побежал к реке… Его догнали, повалили и хорошенько врезали – за товарищей. И потащили на допрос.

Офицер держался надменно, смотрел презрительно, свысока, всем своим видом показывая: ни на какие вопросы я отвечать не буду. Хоть режьте меня, хоть ешьте…

Подполковник Волков бросил на спесивого обер-лейтенанта быстрый взгляд, скривился, как от кислого лимона, и устало махнул рукой – в расход его! Чего возиться, видно же все… Мы тут не в тылу сидим, охранять этого гордого гуся некому, да и незачем…

Услышав слово «в расход», немец вдруг резко дернулся и произнес на чистейшем русском языке:

– Не надо меня расстреливать! Я все вам расскажу…

Петр Ильич удивленно поднял брови – откуда такое прекрасное знание языка? Говорит чисто, практически без акцента…

Генрих Шульц охотно пояснил: его мать – русская, урожденная Елена Шумкова. После большевистской революции уехала вместе с семьей в Латвию, затем перебралась в Германию, в Берлин, где ее отец получил должность инженера на химическом предприятии. Через некоторое время вышла замуж за молодого немецкого инженера, и у них родился сын.

Русский язык Генрих знал с детства, по сути, тот был его вторым родным. Но вместе с любовью к русской культуре и языку мать воспитала в сыне и ненависть к большевикам, лишившим ее семью удобной квартиры на Литейном в Петербурге, большого загородного дома у Черной речки и спокойной, сытой жизни в России…

Генрих блестяще окончил среднюю школу и решил стать офицером – чтобы защищать родину, Германию, от злых комиссаров, которые так и норовят поработить ее, а также весь остальной мир… Подал бумаги и вскоре отправился на год в армию – как положено.

Служил старательно, как говорится, не за страх, а за совесть, был отмечен командиром батаьона, поэтому с поступлением в танковое училище в Вюнсдорфе проблем у него не возникло. Через три года Генрих наконец стал лейтенантом и сразу же угодил на войну – началась Французская кампания.

Воевал он храбро, умело, проявил себя исполнительным, грамотным офицером. За отличную службу получил Железный крест 2-го класса и должность командира роты.

После победы над французами дивизию оставили под Парижем, и о такой службе можно было только мечтать – красивые женщины, рестораны, театры… Но Генрих попросился в Польшу, на восток. Он знал, что рано или поздно, но начнется война с большевиками, и он должен быть среди тех, кто первым перейдет границу Советского Союза.