Видоизмененный углерод Морган Ричард

Глава тридцатая

Подручные Кавахары выполнили свою работу безупречно.

Автоматический лимузин со сверкающими молниями логотипа компании «Джэк-Сол» остановился перед дверьми «Хендрикса» ровно в восемь часов утра. Спустившись вниз, я заглянул в пассажирский отсек и достал несколько коробок, исписанных китайскими иероглифами.

Вернувшись в номер, я изучил содержимое: два роскошных костюма песочно-жёлтого цвета, подогнанных под размеры Райкера, полдюжины рубашек ручной работы с вышитым на воротнике логотипом «Джэк-Сол», строгие ботинки из красной кожи, тёмно-синий плащ, мобильный телефон, опять-таки с логотипом «Джэк-Сол», и маленький чёрный диск с экраном и полоской считывания ДНК.

Приняв душ и побрившись, я оделся и запустил диск. На экране, поморгав, появилось изображение Кавахары.

– Доброе утро, Такеси-сан, и добро пожаловать в компанию «Джэк-Сол». Код ДНК с этого диска уже передан, кредитная линия на имя Мартина Джеймса Андерсона открыта. Как я уже говорила, корпоративный префикс «Джэк-Сол» позволит избежать конфликтов с записями о генетических данных Райкера и счётом, оформленным для вас Банкрофтом. Пожалуйста, запомните код снизу.

Пробежав взглядом по последовательности цифр, я снова уставился на лицо Кавахары.

– Счёт, открытый на ваше имя в «Джэк-Сол», позволит вам не стеснять себя в расходах. Конечно, в разумных пределах. По истечении десятидневного срока, оговоренного нашим соглашением, он будет блокирован. Если вам понадобится закрыть его раньше, дважды введите код, приложите генетическую подпись и снова дважды введите код. Трепп свяжется с вами по корпоративному мобильному телефону сегодня, так что, пожалуйста, не расставайтесь с аппаратом надолго. Ирена Элиотт будет выгружена в 21.45 по времени Западного побережья. Обработка займет около сорока пяти минут. К тому времени, как вы получите этот диск, то, что вы просили, уже будет доставлено в «Сил-Сет». Я проконсультировалась у своих специалистов и составила список аппаратуры, которая может понадобиться Элиотт, и выяснила, у каких поставщиков её можно достать без ненужных вопросов. Все затраты спишите со счёта «Джэк-Сол». Список будет сейчас распечатан на твердом носителе. На тот случай, если вам понадобится повторно прослушать какие-либо указания, диск останется пригодным к воспроизведению в течение следующих восемнадцати минут, после чего автоматически сотрёт содержимое. Действуйте!

Лицо Кавахары сложилось в улыбку, предназначенную для общения с прессой. После этого экран погас, и защебетал принтер, выдающий бумажный список. Я бегло просмотрел его, спускаясь к лимузину.

Ортега так и не вернулась.

В компании «Сил-Сет» меня встретили, как наследника семьи Харлан. Учтивые люди-секретари засуетились, обеспечивая комфорт, а тем временем техник принёс металлический цилиндр размером с галлюциногенную гранату.

На Трепп я не произвел никакого впечатления. Согласно указаниям, которые я получил по корпоративному мобильному телефону, мы встретились в баре в Окленде. Увидев мой облик, предназначенный для «Джэк-Сол», она язвительно рассмеялась.

– Ты стал похож на долбаного программиста, Ковач. Где ты раздобыл этот костюм?

– Моя фамилия Андерсон, – напомнил я. – А костюм является дополнением к фамилии.

Она скорчила гримасу.

– Когда в следующий раз пойдёшь в магазин, Андерсон, захвати с собой меня. Это позволит тебе сэкономить уйму денег, и ты не будешь выглядеть типом, вывозящим своих детишек на выходные в Гонолулу.

Я подался к ней, склоняясь над крошечным столиком.

– Знаешь, Трепп, когда ты в прошлый раз неодобрительно высказалась по поводу моего наряда, я тебя прикончил.

Она пожала плечами.

– Неудивительно. Есть люди, которые просто не могут взглянуть правде в глаза.

– Ты принесла то, что нужно?

Трепп опустила руку на стол ладонью вниз, а когда убрала её, на столе остался неказистый серый диск, запечатанный в пластик.

– Вот всё, что ты просил. Теперь я точно знаю – ты чокнутый. – В её голосе прозвучало что-то похожее на восхищение. – Ты знаешь, как поступают на Земле с теми, кто балуется с такими игрушками?

Накрыв диск ладонью, я убрал его в карман.

– Полагаю, так же, как и в других местах. Преступление карается по федеральным законам. От пары сотен и выше. Но ты забыла – у меня нет выбора.

Трепп почесала за ухом.

– Пара сотен или полное стирание. Я чуть в штаны не наложила, таскаясь весь день с этой штуковиной. Остальное у тебя с собой?

– А в чём дело? Боишься показываться на людях вместе со мной?

Она усмехнулась.

– Есть немного. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Я тоже очень надеялся на это. Громоздкий пакет размером с гранату, полученный в компании «Сил-Сет», с утра жёг карман дорогого костюма.

Вернувшись в «Хендрикс», я проверил, нет ли каких сообщений. Ортега так и не позвонила. Я поднялся в номер и стал убивать время, обдумывая, что сказать Элиотт. В девять часов я спустился вниз, снова сел в лимузин и отправился в центральное хранилище Бей-Сити.

Мне пришлось подождать в приёмной, пока молодой врач заполнит все бумаги. Затем я расписался там, где он указал, испытывая какое-то странное ощущение от того, что потихоньку начинаю привыкать к этим формальностям. Почти все условия досрочного освобождения были с формулировкой «от имени», что полностью возлагало на меня ответственность за поведение Ирены Элиотт в течение всего периода. У неё было ещё меньше прав, чем у меня, когда я выгрузился здесь же неделю назад.

Наконец Элиотт появилась из двери с надписью «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЁН». Она шла неуверенной, запинающейся походкой человека, впервые вставшего с постели после долгой, изнурительной болезни. На лице у неё был написан шок первого общения со своим отражением. Если не зарабатывать этим на жизнь, то непросто впервые взглянуть в зеркало и увидеть там совершенно незнакомое лицо. Лицо, которое приобрела Элиотт сейчас, напоминало снимок из голографического куба, показанный мне её мужем, не больше, чем Райкер напоминал мою прежнюю оболочку. Кавахара назвала эту оболочку «равноценной», и это уклончивое определение как нельзя лучше шло тому, что я увидел. У Элиотт было женское тело приблизительно того же возраста, что и её собственное, но на этом сходство заканчивалось. Высокая и мускулистая, Ирена Элиотт обладала белоснежной кожей; эта же оболочка была покрыта мелкой сеткой тонких медно-красных прожилок. Густые чёрные волосы обрамляли лицо с глазами, похожими на раскалённые угли, и губами цвета спелой сливы; тело было хрупким и худым.

– Ирена Элиотт?

Она остановилась у столика дежурного и обернулась ко мне.

– Да. А вы кто такой?

– Меня зовут Мартин Андерсон. Я представляю западное отделение компании «Джэк-Сол». Это мы устроили вам условно-досрочное освобождение.

Прищурившись, Элиотт оглядела меня с головы до ног и обратно.

– Вы не похожи на программиста. Я хочу сказать, если не брать в расчёт ваш костюм.

– Я – консультант по вопросам безопасности. Компания «Джэк-Сол» пригласила меня для того, чтобы я помог решить кое-какие вопросы. Мы бы хотели предложить вам выполнить для нас кое-какую работу.

– Вот как? Неужели не смогли найти никого подешевле? – Она обвела рукой вокруг. – В чём дело? Я стала знаменитой, пока находилась на хранении?

– В определённом смысле, да, – осторожно произнес я. – Наверное, нам будет лучше поскорее покончить с формальностями и тронуться в путь. Нас ждет лимузин.

– Лимузин?

Услышав прозвучавшую в её голосе недоверчивость, я улыбнулся – впервые за сегодняшний день.

Ирена Элиотт, словно во сне, подписала акт об освобождении.

– И всё же, кто вы такой? – спросила она, когда лимузин поднялся в воздух.

Я поймал себя на том, что в последнее время этот вопрос задают мне слишком часто. Настолько часто, что я уже сам захотел найти на него ответ.

Я не отрывал взгляда от навигационного блока лимузина.

– Друг, – тихо произнес я. – Пока это все, что вам нужно знать обо мне.

– Прежде чем мы приступим к чему бы то ни было, я бы хотела…

– Знаю. – Как раз в это время лимузин накренился, ложась на курс. – Мы будем в Эмбере через полчаса.

Я не стал оборачиваться, но даже боком почувствовал обжигающий взгляд Ирены Элиотт.

– Вы не из корпорации, – твёрдо произнесла она. – Корпорации так никогда не поступают.

– Корпорации идут на всё, что может принести прибыль. Вам надо расстаться с предубеждениями. Разумеется, если нужно, корпорации сжигают целые деревни вместе с жителями. Но если требуется продемонстрировать публике человеческое лицо, они натягивают человеческое лицо и показывают его.

– И вы являетесь этим человеческим лицом?

– Не совсем так.

– Какую именно работу я должна буду выполнить для вас? Что-то противозаконное?

Достав из кармана цилиндр с загрузчиком вируса, я передал его Ирене Элиотт. Она взяла цилиндр обеими руками и с профессиональным интересом изучила распечатку. Я предполагал, что это будет первый тест. Я вытащил Элиотт из хранилища потому, что она будет моей в той степени, в какой не будет никто из людей Кавахары. Но помимо этого мне приходилось полагаться лишь на интуицию и на заявление Виктора Элиотта, что его жена знала своё дело. Так что сейчас меня охватило беспокойство: в правильном ли направлении я иду? Кавахара была права. Благотворительность может обойтись очень дорого.

– Так, посмотрим. У вас здесь вирус Симультек первого поколения. – Она говорила медленно, презрительно растягивая каждый слог. – Музейная редкость, можно сказать, реликвия. И вы поместили его в оболочку быстрой выгрузки, сделанную по последнему слову техники и оснащённую системой постановки помех. Давайте не будем пудрить мне мозги. Скажите прямо, в чем дело. Вы собираетесь нанести удар?

Я молча кивнул.

– По какой цели?

– По виртуальному борделю. Управляемому искусственным интеллектом.

Элиотт беззвучно присвистнула.

– Освободить его хотите, что ли?

– Нет, заразить.

– Заразить? Вот этим? – Она похлопала по цилиндру. – Так что же это такое?

– Вирус Роулинга 4851.

Ирена Элиотт застыла.

– Это не смешно.

– А я и не думал шутить. У вас в руках спящий вариант вируса Роулинга. Размещён в оболочке быстрой выгрузки, как вы правильно заметили. Коды активации находятся у меня в кармане. Мы должны будем заразить Роулингом базу данных борделя с ИскИном, ввести код активации и наглухо закрыть крышку. Разумеется, будут ещё всякие побочные мелочи, связанные с системами слежения, но общая идея такова.

Она странно посмотрела на меня.

– Вы представляете каких-то религиозных глупцов?

– Нет, – слабо усмехнулся я. – Ничего подобного. Итак, вы сможете это сделать?

– Всё зависит от искусственного интеллекта. У вас есть его характеристики?

– Не при себе.

Элиотт протянула мне оболочку с вирусом.

– Вы же понимаете, тогда я не могу дать вам ответ.

– Я надеялся услышать от вас именно это, – удовлетворённо произнес я, убирая цилиндр в карман. – Как вы себя чувствуете в новой оболочке?

– Ничего. А почему вы не смогли вернуть меня в мою собственную? В ней я бы смогла гораздо быстрее…

– Знаю. К несчастью, не всё в моих руках. Вам сказали, сколько времени вы провели на хранении?

– Кажется, кто-то сказал, четыре года.

– Четыре с половиной, – уточнил я, взглянув на документы об освобождении со своей подписью. – К сожалению, за это время ваша оболочка успела кому-то приглянуться, и её выкупили.

– О.

Элиотт умолкла. Шок, который человек испытывает, впервые пробуждаясь в чужом теле, ничто в сравнении с бессильной яростью, вызванной осознанием того, что в его собственном теле сейчас разгуливает кто-то другой.

Это сродни супружеской измене, к которой примешивается изнасилование. И как в обоих случаях, самое страшное – ощущение собственного бессилия. К случившемуся просто надо привыкнуть.

Молчание затягивалось. Посмотрев на застывший профиль Ирены Элиотт, я кашлянул.

– Вы точно хотите сделать это прямо сейчас? Я имею в виду, заехать домой?

Она даже не потрудилась повернуться ко мне.

– Да, хочу. У меня дочь и муж, с которыми я не виделась почти пять лет. И вы полагаете, что это, – она указала на себя рукой, – может меня остановить?

– Нет.

Впереди на тёмной полоске берега показались огни Эмбера, и лимузин начал спускаться. Я краем глаза следил за Элиотт, отмечая нарастающую тревогу. Прикусив нижнюю губу зубами нового тела, Ирена, шумно дыша, беспокойно тёрла ладонями колени.

– Они знают о моём освобождении? – наконец спросила она.

– Нет, – коротко ответил я, не желая вдаваться в подробности. – Компания «Джэк-Сол» заключила контракт с вами. К вашей семье это не имеет никакого отношения.

– Но вы устроили нашу встречу. Почему?

– У меня слабость устраивать встречи родственников.

Я уставился на тёмную тушу севшего на мель авианосца. Мы молча приземлились. Автолимузин накренился, вливаясь в потоки местных транспортных систем, и наконец коснулся земли в паре сотен метров к северу от связного центра Элиотта. Мы мягко прокатились по набережной под огромными голографическими плакатами Анчаны Саломао и остановились напротив узкого подъезда. Неисправный монитор исчез, дверь была закрыта, но сквозь стеклянные стены конторы в задней части здания пробивался свет.

Выйдя из лимузина, мы пересекли улицу. Как выяснилось, дверь была не просто закрыта, а заперта. Ирена Элиотт нетерпеливо забарабанила по ней бронзовой ладонью, и в конторе кто-то лениво зашевелился. Через некоторое время в мутном стекле показался силуэт Виктора Элиотта, прошедшего через центр связи к входной двери. Его седые волосы были взъерошены, лицо опухло от сна. Он уставился на нас рассеянным взглядом, который мне приходилось встречать у компьютерных крыс, слишком много времени проводящих в сети.

– Какого черта… – Виктор Элиотт осёкся, узнав меня. – Что тебе надо, кузнечик, твою мать? А это кто?

– Вик? – Новое горло Ирены Элиотт было стиснуто на девять десятых. – Вик, это я.

Мгновение взгляд Элиотта метался между моим собственным и изящным лицом женщины-азиатки рядом, затем сказанное налетело на него, как тяжелый грузовик. Он вздрогнул, словно от физического удара.

– Ирена?

– Да, это я, – хрипло прошептала она.

У неё по щекам текли слезы. Какое-то мгновение супруги смотрели друг на друга сквозь стекло. Затем Виктор Элиотт завозился с запорным устройством двери, навалился на жалюзи, отодвигая их, и, наконец, женщина с бронзовой кожей упала через порог в его объятия. Он стиснул её с такой силой, что я испугался за кости новой оболочки Ирены. Моё внимание вдруг привлекли уличные фонари на набережной.

В конце концов Ирена Элиотт вспомнила про меня. Оторвавшись от мужа, она обернулась, размазывая слезы по лицу тыльной стороной руки.

– Вы не могли бы…

– О чём речь, – спокойно произнес я. – Я буду ждать вас в лимузине. Увидимся завтра утром.

Перехватив недоумённый взгляд Виктора Элиотта, покорно заходящего следом за женой в офис, я дружелюбно кивнул ему и, развернувшись, направился к стоящему напротив лимузину. У меня за спиной захлопнулась дверь. Пошарив в карманах, я нашёл смятую пачку сигарет, оставленную Ортегой. Пройдя мимо лимузина к чугунному ограждению, я зажёг согнутую и расплющенную белую палочку и, втянув в лёгкие табачный дым, в кои-то веки не почувствовал, что кого-то предаю. Внизу на песчаный берег призрачными полосками накатывал прибой. Облокотившись на ограждение, я слушал белый шум разбивающихся волн, гадая, как мне удаётся ощущать такое умиротворение, когда стоит ещё столько неразрешённых проблем. Ортега так и не вернулась. Кадмин всё ещё на свободе. Сара по-прежнему остаётся в заложниках. Кавахара по-прежнему держит меня за яйца, а я так и не узнал, почему Банкрофта убили.

И, несмотря ни на что, в моей душе нашлось место для спокойствия.

Бери то, что тебе предлагают, и иногда этого должно быть достаточно.

Мой взгляд скользнул за волнорезы. Чёрный и таинственный океан вдали плавно сливался с ночным небом. Даже массивный остов «Поборника свободной торговли» был с трудом различим. Я представил себе Мери-Лу Хинчли, летящую навстречу страшному удару о неподатливую поверхность воды, а затем, переломанную, погружающуюся на дно, где её ждут морские хищники. Как долго провела она в морских глубинах, прежде чем течения вынесли на берег то, что от неё осталось? Как долго её удерживал мрак?

Мои мысли бесцельно скакали на мягкой подушке смутного ощущения полного покоя. Я видел древний телескоп Банкрофта, направленный в небеса на крохотные светящиеся точки, на первые неуверенные шаги Земли за пределы Солнечной системы. Хрупкие ковчеги, несущие сохранённую в оцифрованном виде память миллионов первопроходцев и замороженные эмбрионы, которым, возможно, будет суждено загрузиться на далеких мирах – если окажется, что загадочные карты марсианских астрографов истолкованы правильно. В противном же случае они будут блуждать вечно, потому что вселенная, по большей части, – ночь и чёрный океан.

Успокоенный подобными размышлениями, я оторвался от ограждения и взглянул на голографическое лицо над головой. Эта ночь безраздельно принадлежала Анчане Саломао. Её призрачный лик взирал через равные промежутки на пустынную набережную. Сочувствующий, но отрешенный. Глядя на эти спокойные черты, я понимал, почему Элизабет Элиотт так хотелось достичь подобных высот. Я сам многое бы отдал за такую невозмутимую сдержанность. Я перевел взгляд на окна жилых помещений над заведением Элиотта. Там горел свет, и я увидел в одном окне силуэт обнаженной женщины. Вздохнув, я бросил окурок в сточную канаву и отправился искать убежище в лимузине. Пусть бдение продолжит Анчана Саломао. Пощёлкав наугад каналами на панели развлечений, я задремал под усыпляющий бессмысленный хоровод образов и звуков. Ночь сомкнулась вокруг машины холодным туманом, и меня охватило смутное ощущение, будто я уношусь от огней дома Элиотта далеко в открытое море, где нет ничего до самого горизонта и где зарождается шторм…

Меня разбудил резкий стук в окно прямо над головой. Усевшись прямее, я увидел Трепп, терпеливо стоящую перед машиной. Жестом предложив опустить стекло, она нагнулась, усмехаясь.

– Кавахара была права насчет тебя. Ночуешь в машине, чтобы твою компьютерщицу хорошенько оттрахали. Ковач, с таким мировоззрением надо было подаваться в монахи.

– Заткнись, Трепп, – раздражённо бросил я. – Который час?

– Около пяти. – Её взгляд метнулся вверх и влево, чтобы свериться с вживленной микросхемой. – Точнее, пять часов шестнадцать минут. Скоро начнёт светать.

Я слегка приподнялся, во рту до сих стоял привкус от вчерашней сигареты.

– Что ты здесь делаешь?

– Присматриваю за тобой. Нам ведь не хочется, чтобы Кадмин пришил тебя до того, как ты продашь Банкрофту свой товар, не так ли? Эй, а это ведь, по-моему, играют «Крушители»?

Проследив за взглядом Трепп, я оглянулся на панель развлечений, где шла какая-то спортивная передача. Крошечные фигурки носились взад и вперёд по расчерченному на ровные квадраты полю под едва слышный голос комментатора. Время от времени игроки сталкивались друг с другом, что вызывало аплодисменты, похожие на писк насекомых. Судя по всему, перед тем как заснуть, я убавил громкость. Выключив панель, я огляделся по сторонам и увидел, что Трепп права. Начинало светать. Ночная темнота размылась до мягкого синего полумрака, расползавшегося над зданиями, подобно пятну отбеливателя.

– Значит, ты не фанат «Крушителей», да? – кивнула на экран Трепп. – Мне раньше тоже не особенно нравилось, но, если долго жить в Нью-Йорке, со временем как-то привыкаешь.

– Трепп, как ты собираешься присматривать за мной, твою мать, если ты засунула голову в машину и не отрываешь глаз от экрана?

Обиженно взглянув на меня, Трепп убрала голову. Я выбрался из лимузина и потянулся, наслаждаясь утренней прохладой. Над нами по-прежнему сияла блистательная Анчана Саломао, но свет в квартире Элиотта погас.

– Угомонились всего пару часов назад, – заметила Трепп. – Я боялась, как бы они не смылись, пока ты спишь, так что сторожила у входа.

Я взглянул на тёмные окна.

– Почему они должны смыться? Она даже не знает условий сделки.

– Ну, соучастие в преступлении, караемом стиранием, делает людей пугливыми.

– К этой женщине такое не относится, – сказал я, гадая, насколько уверен в собственных словах.

Трепп пожала плечами.

– Как тебе угодно. Однако я по-прежнему считаю, что ты спятил. У Кавахары есть специалисты, которые сделали бы это даже стоя на голове.

Поскольку я отказался от помощи Кавахары, подчиняясь интуиции, я промолчал. Непоколебимая уверенность моих недавних догадок относительно Банкрофта, Кавахары и резолюции номер 653 существенно поблекла во вчерашней спешке, связанной с подготовкой к внедрению вируса, а спокойствие исчезло с уходом Ортеги. Теперь я ощущал лишь неумолимую тяжесть времени, сырую прохладу рассвета и шум прибоя. Вкус Ортеги во рту, тепло от прикосновений её гибкого тела были тропическим островком среди этой ледяной пустыни, и он уплывал к горизонту.

– Как ты думаешь, в такую рань здесь можно раздобыть горячий кофе? – спросил я.

– В таком крохотном городке? – презрительно втянула воздух сквозь зубы Трепп. – Сомневаюсь. Но по пути я заметила автоматы. Среди них обязательно найдется с кофе.

– Кофе из автомата? – скривил губы я.

– Эй, ты что, гурман? Ты живешь в отеле ИскИна, по сути дела, в одном большом автомате. Господи, Ковач, на дворе эпоха машин. Тебе никто не говорил об этом?

– Пожалуй, ты права. Далеко отсюда?

– Пара километров. Поедем на моей машине. Чтобы если наша малышка проснулась и выглянула в окно, её не охватила паника.

– Ладно.

Я прошёл следом за Трепп к приземистой чёрной машине, судя по всему, невидимой для радаров, и забрался в уютный салон, слабо пахнущий благовониями.

– Твоя?

– Нет, взяла напрокат. Ещё когда мы прилетели из Европы. А что?

Я покачал головой.

– Да так, ничего.

Трепп завела двигатель, и мы бесшумным призраком скользнули по набережной. Я смотрел в окно на море, борясь с неприятным ощущением отчаяния. После непродолжительного сна в лимузине я был на взводе. Меня вдруг снова начало раздражать всё, начиная с того, что я никак не мог разрешить загадку смерти Банкрофта, и кончая усиливающейся тягой к сигаретам. Не покидало предчувствие того, что день будет отвратительным, а ведь ещё не успело взойти солнце.

– Ты думал о том, чем займёшься, когда всё это останется позади?

– Нет, – угрюмо буркнул я.

Мы нашли автоматы в конце города, на аллее, спускающейся к морю. Несомненно, их установили для отдыхающих, однако полуразрушенный навес над ними красноречиво свидетельствовал о том, что дела здесь шли не лучше, чем в коммуникационном центре Элиотта. Трепп поставила машину лицом к морю и ушла за кофе. В окно я наблюдал, как она долго колотила по автомату сначала ладонью, затем ногой, пока тот не выдал два пластиковых стаканчика. Вернувшись к машине, Трепп протянула один мне.

– Ты собираешься пить прямо здесь?

– А почему бы и нет?

Мы надавили на крышки, и послышалось шипение нагревательных устройств. Как выяснилось, работают они плохо, но на вкус кофе оказался приличным и определенно оказал должное химическое воздействие. Я буквально почувствовал, как с меня смывает усталость. Мы пили не спеша, наблюдая за морем, погружённые в дружескую тишину.

– Я как-то раз пыталась записаться в чрезвычайные посланники, – вдруг сказала Трепп.

Я с любопытством взглянул на неё.

– Да?

– Да, давным-давно. Мне отказали после собеседования. Сказали, у меня нет задатков преданности.

– Справедливо, – проворчал я. – Ты ведь не служила в армии, так?

– А ты как думаешь?

Трепп посмотрела на меня так, словно я предположил, что на её совести числятся изнасилования и истязания детей. Я устало усмехнулся.

– Думаю, не служила. Понимаешь, при отборе будущих посланников у кандидатов ищут зачатки пограничных психопатических наклонностей. Вот почему в первую очередь ищут среди бывших военных.

Похоже, Трепп обиделась.

– А у меня есть зачатки пограничных психопатических наклонностей.

– Не сомневаюсь. Но дело в том, что число гражданских лиц, обладающих этими зачатками и при этом духом коллективизма, очень ограниченно. Одно противоречит другому. Вероятность, что оба качества разовьются естественным путем в одном человеке, практически равна нулю. Однако военная подготовка делает с естественным порядком вещей страшные вещи. Она ломает сопротивляемость психопатическому поведению и в то же время развивает фанатичную преданность команде. Эти качества становятся взаимосвязанными. Так что солдаты – идеальный исходный материал для чрезвычайных посланников.

– По твоим словам получается, что я должна радоваться отказу.

Какое-то время я смотрел вдаль, вспоминая.

– Да, должна. – Я допил кофе. – Всё, пора возвращаться.

Когда мы возвращались обратно по набережной, я обратил внимание, что в тишине позади что-то изменилось. Что-то одновременно неуловимое и в то же время такое, от чего нельзя укрыться. Нечто, подобное неумолимо светлеющему небу.

Когда мы подъехали к коммуникационному центру Эллиота, Ирена уже ждала нас, прислоняясь к лимузину и неотрывно глядя в море. Её мужа нигде не было видно.

– Лучше оставайся здесь, – бросил я Трепп, выходя из машины. – Спасибо за кофе.

– Не стоит.

– Полагаю, какое-то время я буду видеть тебя на экране заднего обозрения.

– Ковач, сомневаюсь, что ты вообще что-нибудь заметишь, – весело ответила Трепп. – У меня это получается гораздо лучше, чем у тебя.

– Это мы ещё посмотрим.

– Да-да. Ладно, до встречи.

Я направился к лимузину, и она крикнула вслед, повышая голос:

– И чтобы с вирусом всё было в порядке. Нам бы очень не хотелось, чтобы с ним что-нибудь произошло.

Сдав назад метров десять, Трепп с показной удалью резко взмыла в воздух, разорвав тишину пронзительным рёвом турбин. Едва не задев нас, машина пронеслась над головами и, развернувшись, ушла в сторону океана.

– Кто это был? – Голос Ирены Элиотт прозвучал хрипло, что можно было объяснить обильно пролитыми слезами.

– Прикрытие, – рассеянно ответил я, провожая взглядом машину, пролетающую над остовом затонувшего авианосца. – Работает на тех же людей. Не беспокойтесь, это друг.

– Возможно, она ваш друг, – с горечью поправила Элиотт. – Но не мой. Среди вас у меня друзей нет.

Я посмотрел на неё, затем снова отвернулся в море.

– Справедливо.

Тишина, нарушаемая шумом прибоя. Элиотт провела рукой по полированному кузову лимузина.

– Вам известно, что произошло с моей дочерью, – произнесла она мёртвым голосом. – Вы с самого начала знали об этом.

Я кивнул.

– И вам на это насрать, так? Вы работаете на человека, который использовал её, словно кусок туалетной бумаги.

– Вашу дочь использовали многие мужчины, – жестоко ответил я. – Она сама с готовностью отдавала себя. И, не сомневаюсь, ваш муж сказал, почему Элизабет так поступала.

Ирена Элиотт поперхнулась. Я уставился вдаль, где у самого горизонта в предрассветном полумраке быстро таяла машина Трепп.

– Она по той же самой причине пыталась шантажировать человека, на которого я работал. И по той же причине она пробовала надавить на своего хозяина, очень неприятного человека по имени Джерри Седака, и тот в конце концов её убил. Элизабет делала это ради вас, Ирена.

– Убирайся к чёртовой матери!

Ирена Элиотт начала плакать, тихие отчаянные всхлипы в утренней тишине.

– Я больше не работаю на Банкрофта, – осторожно произнёс я. – Я перебежал на другую сторону. И сейчас хочу дать вам возможность ударить Банкрофта по больному месту. Ударить чувством вины, которое никогда не возникало у него, пока он трахал вашу дочь. К тому же теперь, когда вы не на хранении, вы с мужем можете вдвоём собрать деньги и купить для Элизабет новую оболочку. Или хотя бы забрать её из хранилища и устроить в какой-нибудь виртуальный кондоминиум. Главное то, что, покинув холодильник, вы можете что-то делать. У вас есть выбор. Вот что я вам предлагаю. Я возвращаю вас в игру. Не швыряйтесь подобными предложениями.

Я слышал, как у меня за спиной Ирена борется со слезами. Я ждал, отвернувшись к морю.

– Вы без ума от своей доброты, не так ли? – наконец сказала она. – Вы полагаете, что оказываете большую услугу, но вы ведь не добрый самаритянин, правда? Я хочу сказать, хоть вы и вытащили меня с хранения, за всё надо платить, так?

– Разумеется, – тихо подтвердил я.

– Я должна запустить этот вирус. Ради вас я должна преступить закон, иначе придётся вернуться на хранение. И если я закричу или что-нибудь испорчу, мне есть что терять. Вот какую сделку вы предлагаете, разве не так? Даром ничего не делается.

Я не отрывал взгляда от волн.

– Да, именно такую сделку я и предлагаю, – согласился я.