Рыцарь Смирнов Андрей

– Волки, что ли? – пробормотал Родриго.

Тут я увидел в ночной темноте две тусклые зелёные точки. Слева, около дерева, ещё две.

– Они самые.

– Будем сторожить по очереди, – известил нас барон.

Накололи дров, развели ещё два костра. Лошадей поставили в центр образовавшегося треугольника. Первым караулил Жан. Моя очередь была третьей. Обошлось. Напасть волки не рискнули.

Утром двинулись дальше. Барон рассказывал мне, в какой стороне кто живёт, кто с кем воюет и кто с кем дружит. Я слушал и мотал на ус. Авось пригодится. Было часа четыре, когда нашу дорогу пересекла другая, тянувшаяся с севера на юг. На перекрёстке стоял кривой указатель с непонятными корявыми надписями. Родриго, махнув рукой налево, сообщил:

– Там – замок Бертрана де Ортона. День пути. А там, – он махнул рукой направо, – Монпелье. А ещё до Монпелье, если к западу принять, деревушка Чёртов Бор. Там ведьма живёт. А вот если принять вправо и южнее немного – Севеннская Община. Католика там не сыскать. Катары там живут и эти... как их... в общем, ещё какие-то еретики.

– И католики их терпят?

– Им ещё дед Роже Безьерского там разрешил селиться. Сказал: вот вам земля и живите. И носу оттуда казать не смейте.

– И не кажут?

– Пока был жив старый виконт – да. А при наследниках его... – Родриго махнул рукой.

По прошествии ещё двух часов, когда солнце начало клониться к закату, от дороги отделилась широкая утоптанная тропинка. Там, куда она бежала, за полями и огородами были видны крыши деревенских домов.

– Монастырская деревня, – сказал Родриго. – Мы почти на месте.

Ещё через десять минут мы свернули на точно такую же дорожку. Между двумя колеями, оставленными колёсами телег, получался как бы своеобразный бугорок, где росла полувытоптанная травка. Весь день мы ехали преимущественно по открытой местности и парились в доспехах, потому как солнце палило нещадно. Здесь же на нас дохнуло долгожданной прохладой. Вдоль дороги высились величественные дубы, чьи ветви образовывали как бы полог над тропинкой, и тени густо устилали землю. Свет-тень, свет-тень... Перед мордой Принца пронеслась птица. Принц фыркнул.

Вскоре показался и монастырь. Я его не замечал, пока мы не подъехали почти вплотную, – здание, чьи серые камни во многих местах были скрыты мхом, пряталось под сенью леса.

Родриго неожиданно остановил коня. Предупреждающе поднял руку:

– Вы ничего не чувствуете?

– Да нет, вроде бы... – На всякий случай посмотрел по сторонам.

– Запах, – сказал Родриго. – Не чувствуете?

Запах действительно был, но поначалу я не обратил на него внимания. За неделю, проведённую в двенадцатом веке, я уже успел притерпеться к этому запашку, сопровождавшему почти все более-менее крупные населённые пункты, которые встречались мне по пути. Запах немытых человеческих тел, отбросов и дыма. И здесь было всё то же самое. Не то чтобы сильно воняло, но так... попахивало.

– Смотрите, вон там, – подал голос Жан. Показал куда-то между деревьев.

Кострище, рядом ещё одно... Мы подъехали поближе. Здесь запах был сильнее. Всюду щепки, следы, мусор, какие-то помои... Срублены два больших дерева, ещё два – срублены лишь наполовину: работу начали, но не довели до конца. Варварство какое-то...

– Монахи здесь никогда не рубили, – негромко сказал Родриго. – Не нравится мне всё это.

Мы ещё раз огляделись. Но нет, всё тихо.

Ворота аббатства Сен-Жебрак были закрыты. Однако наше появление не осталось незамеченным, потому что когда мы спешились, из-за стены раздался голос:

– Эй! Кто вы такие?

Родриго уставился на ту часть стены, откуда доносился голос. Однако сквозь узкую щель бойницы разглядеть кричавшего ему не удалось. Тогда он закричал в ответ:

– Сам ты «эй»! Своих, что ли, не узнаёте?

– Знаем мы таких своих, – ответили ему из-за стены. – Кто вы есть, спрашиваю?!. Эй ты, не подходи, а то щас как из лука пальну!

– Я тебе пальну! – гаркнул Родриго. – Ты, дурень, живо позови аббата Рено! Уж он тебе всыплет, когда узнает, кому ты стрелой угрожал!

– Так я и спрашиваю: кто такие? – тоном ниже отозвались из-за стены.

– Я – Родриго де Эро, старинный сосед и добрый друг аббата Рено! А это...

– А я, – перебил я барона, – Андрэ де Монгель, подданный короля Франции.

Установилась короткая пауза, которую прервал шум за воротами, – судя по всему, к воротам спешило несколько человек. Шаги, голоса... Кто-то карабкался к той бойнице, где сидел невидимый наблюдатель. Голоса: «Они говорят, что...», «Да, это барон...», «Открывайте ворота!..»

Скрежет и лязг отодвигаемых запоров.

Увидев монахов, Родриго расслабился. Шагнул на мост, ведя лошадь за собой в поводу.

Очутившись за воротами, мы увидели, как по деревянной лесенке к нам со стены спешит тучный, почти совсем лысый старик. Наверху, у бойницы, вжавшись в стенку, сидел паренёк лет пятнадцати с охотничьим луком в руках. Паренёк насторожённо и недоверчиво смотрел на нас. Вместе с тем – испуганно.

Старик наконец одолел лесенку. Обнялся с бароном.

– Родриго... совсем забыл нас...

– Вот уж неправда! Вон в прошлом месяце на статую Божьей Матери четыре золотых марки пожертвовал.

– Так то на статую! А сам-то сколько времени к нам уже не заезжал!..

– Это верно. – Родриго похлопал старика по спине. – Но теперь-то я здесь!

– Да, да. А ты знаешь, у нас...

– Потом, Рено. – Тут Родриго повернулся ко мне. – Это мой друг Андрэ де Монгель. Андрэ, это господин аббат Рено Арманьяк. Мой давний друг и духовник.

Аббат протянул мне руку – ладонью вниз. Я чуть было не пожал её, но рефлексы Андрэ в который раз выручили меня: левая нога как-то сама собой согнулась в колене, я прикоснулся губами к руке аббата и, дождавшись благословения, выпрямился.

– Очень хорошо, что вы заехали, – сказал Рено. – Вы, наверное, устали с дороги?

– Да не то чтобы... – сказал я.

– Не устали, но изнываем от жажды! – объявил барон.

Аббат усмехнулся.

– Долг каждого служителя Господа – облегчать муки страждущих. Пойдёмте в трапезную.

И, приглашающе махнув рукой, повёл нас в глубь монастырского двора.

– Вы не представляете, Родриго, что тут было, – рассказывал аббат.

– А что было?

Молоденький монашек наполнил наши кубки едва на треть. Барон отобрал у него кувшин и налил как положено.

– Да на нас ведь напали!

Так вот что означали следы стоянки вблизи монастыря...

– Напали? – Барон посмотрел на Рено. – Напали... Я так и думал. Кто?

– Разбойники.

– Это понятно, что разбойники. Только вот откуда они тут взялись?

Рено развёл руками:

– Не знаю, Родриго. Но теперь-то уж, слава Богу, всё кончилось... Не допустил Господь...

– Много их было?

– Человек двадцать. Не считая женщин.

– Хм! – сказал Родриго, наливая себе по второму разу. – Женщины? Это что, бунт?

– Нет, нет... – Аббат с отвращением замотал головой. – Обычные шлюхи.

– А, ясно... Долго они вас осаждали?

– Всю прошлую ночь, – вздохнул Рено. – Всю ночь пытались сюда залезть: то с одной стороны, то с другой. То с одной стороны, то с другой... Еле-еле от них отбились. Так из братии не спал никто. А ещё до того, как на монастырь напасть, – деревню разорили нашу. Видели?

Родриго покачал головой:

– Нет, в деревню мы не заезжали.

Аббат снова вздохнул.

– Что же это за люди такие... Чуть ли не половину скота в деревне перерезали. Ну скажите: куда им столько? Всё равно ведь не съедят... Вырезали лучшие части, зажарили, а остальное крестьянам оставили – мол, живите теперь как хотите. А что до девок... – Рено тяжело махнул рукой. – Тут и говорить нечего.

– Ничего, не умрут. Деревенская девка – она многое может выдержать.

Я с любопытством посмотрел на Родриго. А где же рыцарственное отношение к дамам?.. Ах да. Пардон. Дамы это дамы. А девки – это... Это другое.

– Могут-то могут, – с некоторым сомнением согласился аббат. – Но двоих и вовсе покалечили. А вы, я слышал, с Раулем на войну ездили?

– Именно. Роберт снова на Эгиллем накинулся. Пришлось Бернарду помочь. Но теперь с Робертом всё. Благодаря Андрэ. – Родриго кивнул в мою сторону.

Аббат посмотрел на меня. Я изобразил на своём лице злобную разбойничью ухмылку.

– Нашли тоже, кому помогать... – недовольно поморщился Рено.

– Ну не Роберту же было помогать! – воскликнул барон. – Да он бы и без нашей помощи справился.

– И пускай! Два волка грызутся – нечего встревать.

– Вообще-то там был только один волк, – хмыкнул я. – И то – на птицу похожий.

Рено несколько секунд молча рассматривал меня, а потом сказал:

– Это вы... простите, я запамятовал ваше имя...

– Андрэ де Монгель.

– Это вы, эн Андрэ, – вполголоса сказал аббат, – по внешности судите. А по духовным свойствам этот Бернард ещё худший волк, чем Роберт.

– А я-то грешным делом полагал, что вы их в равной степени ненавидеть должны. Эгиллемцы свою церковь сожгли, только ведь и Роберт был не лучше.

– Оба разбойники, – твёрдо сказал аббат. – Но Бернард – разбойник много худший. Я ведь говорю: вы по внешности судите, а не по духовным свойствам. Что Роберт из Вигуэ убийца и прелюбодей – это всем известно. Но ведь, по сути, это грехи обычные, земные... Кто из нас не без греха? Даже и разорение церкви ему простить можно было бы, если б он покаялся, потому что только из жадности он так поступил. Но Бернард – не таков. Нет, не таков... Это истинно волк в овечьей шкуре. И не суета земная ему глаза на истинную веру затмевает, а он сам, сатане уподобляясь, во злобе своей против Церкви и Господа восстаёт, чудесами дьявольскими кичась и многих за собой в погибельное пекло увлекая...

Я скептически посмотрел на аббата, но промолчал.

– ...Или вот взять тех разбойников, которые сегодня ещё утром под нашими стенами стояли, – продолжал аббат. – Вы полагаете, я ненавижу их? Посылаю им проклятья? Напротив, я скорблю об их прегрешениях и молюсь, чтобы Господь направил их на путь истинный. На совести Луи, конечно, много грехов, и даже смертельных, но...

– Что?!! – заорал Родриго, вскакивая из-за стола и опрокидывая кувшин с вином. – Ты сказал – Луи?!! Это был Луи из Каора?!!

Аббат недоуменно посмотрел на барона:

– Да...

– Куда он двинулся дальше, Рено? Ты знаешь?

Аббат кивнул:

– Я послал его на юг...

Молчание. В воздухе повисла очень неприятная пауза.

– Что ты сказал? – тихим голосом переспросил Родриго. – ТЫ послал его на юг?!!

– Успокойся, Родриго...

– Какого дьявола ты меня успокаиваешь?!! Луи, может быть, уже шурует в моих собственных землях!!!

– Остынь, я сказал! Сядь и послушай меня.

Родриго сел, кое-как сдержав клокотавшую в нём ярость. Я с любопытством рассматривал аббата, гадая, в чём кроется причина его собственного спокойствия.

– До Луи ты ещё успеешь добраться, – порадовал Рено барона. – Пусть он сначала единственный раз в своей жизни сделает доброе дело.

– И какое же это он доброе дело намеревается сделать? – проворчал Родриго. – Повеситься?

– Так вот и слушай. Пока вы там, – обстоятельно начал аббат, посмотрев при этом почему-то на меня, – защищали этого дьяволопоклонника Бернарда и зло от зла уберегали зачем-то, мы со смирением и молитвой, напротив, из зла добро извлечь постарались – и с Божьей помощью достигли в том успеха. Ибо истинно – сколько ни злобствует сатана, всё равно окажутся все его козни только к славе Божьей... Так вот... Пока Луи ломился в двери дома Господнего, позарившись на какие-то выдуманные монастырские сокровища, которых, как известно, у нас нет и не было, мы не раз и не два смиренно призывали его перестать чинить разбой и с миром уйти восвояси. Луи, однако, слушать нас не желал, а только усиливал натиск. Впрочем, и братия, стоявшая за святое дело, не отступала. Когда же был спрошен Луи, отчего он, позабыв о страхе Божием, не боится и гнева светских господ, под покровительством которых находится монастырь, он нам на это ответил так: «Не опасаюсь я их, потому что солдат у Бертрана мало и нападать он на меня не осмелится, а что до барона Родриго и виконта Рауля, то в отъезде они, и это-то мне хорошо известно. А вернутся они не скоро, потому что обязательно пропьянствуют не менее недели на робертовских поминках. А потому время у меня есть и торопиться мне некуда».

Услышав это, братия приуныла, ибо ворота уже начали потихоньку поддаваться под ударами тарана... И стрелами их, окаянных, не взять никак – ибо ломились они в монастырь под покровом ночной темноты.

– Негодяи! – воскликнул Родриго. – Нападать ночью!..

– Рутьеры, что с них взять, – пожал плечами аббат. – Однако я продолжаю. Как только стало нам ясно, что помощи ждать неоткуда, начали подумывать о том, чтобы от Луи откупиться. Кое-какие средства у нас имелись, но... очень уж не хотелось нам эти деньги разбойникам отдавать. Ведь мы сколько времени их собирали... Не для себя собирали! Нет! Ради святого дела старались – хотели золотом Пресвятую Деву украсить, чтобы сердца людей, кои смотреть на неё станут, смягчались и умилялись и чтобы проступала на них роса истинной веры... И вот тогда брат Максимилиан говорит: «А давайте, братья, иначе поступим. Дадим им немного денег и займём каким-нибудь делом, обещав по исполнении его – вторую половину. Сами же пошлём гонца в Монпелье... А там, глядишь, и Родриго с виконтом вернутся».

Мысль эта пришлась всем по душе. Поторговавшись с Луи, заключили мы с ним соглашение...

– С этим разбойником!

Рено успокаивающе похлопал барона по руке:

– Разбойник он или нет, но согласился выполнить одно дело, которое вам, барон, давно надлежало сделать самому. И мы Луи за это даже половину грехов отпустили... Впрочем, от светского наказания это его всё равно не избавляет.

– Это вы о каком деле говорите? – нетерпеливо бросил барон.

– Я говорю о труде на ниве Господней, – назидательно произнёс аббат.

– Ха-ха-ха!.. – Барон схватился за бока. – Вы что, проповедовать его послали?

– Вовсе нет, – всё тем же назидательным тоном продолжил аббат. – Ибо работа на ниве Господней не в одном лишь рассеивании зёрен Слова Божьего состоит, но и в корчевании плевел, коих в графстве Тулузском в последние годы произросло количество неимовернейшее...

– Но какой же именно сорняк вы поручили ему выкорчевать?

Аббат кротко улыбнулся:

– Мы не раз, барон, просили вас вспомнить о своём христианском долге. Мало того, что вы терпите на своих землях эту Севеннскую Общину...

– Рено! – возмутился барон. – Эта деревня принадлежит Роже!

Аббат насмешливо посмотрел на Родриго.

– А я вот слышал, что в споре с Роже вы называли эту деревушку своей собственностью и утверждали, что у вас имеется даже дарственная на этот участок земли...

– Проклятье! Так оно и есть!

Аббат продолжал молчаливо усмехаться.

– Эта дарственная была дана моему отцу отцом Роже незадолго до его смерти, – объявил Родриго. – Я не знаю, почему мой отец не воспользовался ею и не заявил свои права. Но когда я нашёл в его кабинете эту бумажонку, я поехал к Роже, чтобы уладить с ним это дело. Однако Роже за давностью лет мои права признавать отказался. Ни вызвать его на поединок, ни судиться с ним я не мог – он всё-таки мой сеньор...

– ...и в результате с этой деревни поборы стали брать и вы, и он, – закончил аббат. – Родриго, мне эта история известна лучше, чем вы думаете. Так вот, сын мой: мало того, что вы терпите эту еретическую общину, вы ещё вдобавок позволяете на границе своих владений обитать какой-то ведьме!

– Это вы про Чёртов Бор говорите?

– Именно.

Я стал прислушиваться к разговору с вдвое большим любопытством.

– Хочу вам сказать, Рено, – промолвил Родриго, наливая себе вина из нового кувшина, принесённого молоденьким монашком. – Хочу я вам сказать, собственно, вот что. Деревня эта тоже не моя. Принадлежит она рыцарю Себастьяну...

– ...который погиб в Крестовом походе...

– ...оставив после себя жену и сына...

– ...а жена у него еретичка...

– ...а меня это не касается, потому что Себастьян был вассалом епископа Готфрида! Вот так-то, Рено! И ведьма эта – Готфридова забота, а уж никак не моя. И если наш епископ её терпит...

Аббат поморщился:

– Родриго, вы прекрасно знаете, что представляет собой нынешний епископ Эжля. Терпит!.. Да ему наплевать, что в его вотчине творится, лишь бы выпивка на столе да молодка в постели.

– А мне-то что за забота?

– А то, что долг каждого христианина... Впрочем, мы с вами уже говорили о том, в чём состоит сей долг.

– Да! Беседовали! И снова я вам скажу то же, что и раньше говорил. Подойдёт моё время – поеду в Палестину. А со старухами и дураками сражаться не буду. Бесчестье это!

Родриго помолчал и добавил:

– Да и не с руки мне с Готфридом ссориться. Не хочу его обижать.

– Уже не обидится, – сообщил аббат, пригубив вино из своего кубка.

У меня в желудке противно похолодело. Я, кажется, начал кое-что понимать...

– Как так? – не понял барон.

– Помните, что я вам говорил относительно того, как добро из зла нам извлечь удалось? – Аббат так и лучился от удовольствия. – Разбойника Луи мы в Чёртов Бор послали. С обязательством, чтобы он нас от этой ведьмы избавил.

– И что ж, Рено, ты думаешь – Луи своё слово сдержит?

– А отчего бы ему своё слово и не сдержать? Ведь только задаток мы ему дали, вторую половину и полное отпущение грехов пообещав по окончании. А чтобы не ошибся Луи деревенькой-то – на то брат Максимилиан с ними пошёл.

– Как же мы с ними разминулись?.. – пробормотал барон, нахмурившись.

– Так они, скорее всего, через лес пошли. Мы выждали время – и сразу же послали гонца в Монпелье. Пока Луи будет сидеть в Чёртовом Бору, жиреть на крестьянской свинине и мечтать о том, что теперь-то у него со всеми властями мир да любовь, так тут-то его и...

– Ловко придумали, – хмыкнул барон. – Ловко, ничего не скажешь.

– А по-моему, это подлость.

Родриго и аббат пристально посмотрели на меня. Взгляд у Родриго был пустой и тёмный – он уже порядочно успел набраться. Аббат, который выпил меньше, смотрел холодно и цепко. У Жана, сидевшего за одним столом с нами, отвалилась челюсть.

– Простите, – с ледяной вежливостью переспросил аббат. – Я не расслышал, что вы сказали?

– Я сказал, что это подлость.

– Эээ... кхгм... Что вы называете подлостью?

– Перетрусив, отвести от себя угрозу, натравив двадцать бандитов на двух несчастных женщин. Вот что я называю подлостью.

– Эн... эээ... Андрэ... я хочу вам напомнить, что вы находитесь в храме Божьем и...

– Я прекрасно знаю, где нахожусь. Но подлость от этого подлостью быть не перестаёт.

Аббат молчал, краснел и бледнел, а Родриго поморщился и, икнув, сказал:

– Да остынь, Андрэ! Полно тебе злиться! Ну, спалит Луи эту ведьму... Ну, испортит ещё двух-трёх девок... Ну, скажи – кому от этого хуже станет? Всё равно Луи, считай, уже в западне... Надо будет только весточку Раулю послать на тот случай, если Луи всё-таки решит от монпельерцев снова в горы уходить, чтоб Рауль там его встретил... Подумаешь, большое дело – сдохнет в Бору несколько крестьян. Тем более крестьяне не наши, а Готфрида. Стоит ли из-за этого ссориться?

Аббат взял себя в руки и, видимо, решил дать мне возможность выпутаться из этой ситуации, сохранив лицо:

– Это всё снова от того, – произнёс Рено поистине с христианским смирением, – что вы по внешности, а не по духу судите...

– По духу, значит... – негромко произнёс я. – И как же это называется «по духу»?

– По духу, – Рено снова взял назидательный тон, – это называется «святой обман». Ещё и Господь наш, Иисус Христос, пример нам в том подал, приказав легиону бесов, обитавших в одном человеке, выйти и перейти в стадо свиней, зная меж тем, что стадо свиней это поглотит морская пучина. Вот это и есть святой обман, коий применять...

– Когда они должны добраться до деревни?

Аббат недовольно замолчал. Задумался.

– Они пешие... Если весь день шли, то уже часа два тому как добрались. А если на привал остановились – а они, скорее всего, остановились, потому что ночка у них нелёгкая была, то... хотя нет, ночью они шататься по лесу не будут... Да, значит, либо завтра утром, либо всё-таки этим вечером.

– Андрэ, не беспокойтесь, – снова подал голос Родриго. – Завтра с утра мы с вами и с доном Бертраном... Вы известили его, Рено?.. Известили?.. Отлично... Завтра с утра мы с вами и с доном Бертраном навестим нашего Луи. Луи к встрече с Господом уже подготовлен, грехи ему отпущены... хи-хи...

– А вы кого-нибудь послали в Чёртов Бор, чтобы хотя бы их предупредить? – спросил я аббата.

Рено фыркнул:

– Вы шутите?

Я встал. Поставил кубок на стол. Здравый смысл во весь голос кричал, что я совершаю глупость, но я это и так знал.

– Спасибо за гостеприимство. У вас хорошее вино, аббат. Счастливо оставаться.

И двинулся к двери, чувствуя, как глаза всей честной компании сверлят мою спину. В дверях повернулся:

– Тибо!

Мой слуга вышел из ступора, вскочил и бросился вдогонку. Во дворе он пытался заговорить со мной, но, когда я не ответил на третью его реплику, заткнулся и стал молча седлать Праведника.

Из дверей вылетел Родриго:

– Андрэ, что с тобой?..

Я не ответил.

– Куда ты собираешься на ночь глядя?.. В Чёртов Бор?.. Да ты спятил! На кой чёрт тебе сдались эти крестьяне?!.

Я не ответил, продолжая оседлывать коня. Пришла мысль, что лучше бы Родриго заткнулся. А то как бы не вышло чего, о чём мы оба впоследствии будем жалеть. Адреналин плюс монастырское вино – не самые лучшие советчики в подобных беседах.

Родриго между тем подошёл ближе.

– Андрэ, ну нельзя же так!.. Рено к тебе со всей душой, а ты ему... Да послушай же ты меня!!! – И, вцепившись мне в плечо, развернул к себе.

Вот это он зря сделал. Я резко скинул его руку. Посмотрел барону в глаза. Несколько секунд мы свирепо пялились друг на друга. Потом я повернулся спиной к барону и снова занялся конём.

Родриго изрыгнул прямо-таки чудовищное богохульство. Я вскочил в седло.

– Готов? – спросил я у Тибо.

– Да, господин, – кивнул тот, утверждаясь на Праведнике.

– Тогда вперёд.

Мы рванули через двор к воротам. Те, конечно, были закрыты.

– Открой! Живо! – зарычал я на караульщика. Тот скатился вниз, отодвинул засов, толкнул одну створку, испуганно отпрянув в сторону.

Мы выехали из монастыря, сопровождаемые доброжелательным родриговским напутствием:

– Ну и проваливай! Чтобы они тебя там же и закопали, дурак!

Ночная скачка по лесной дороге – удовольствие ещё то: дороги не видно, вообще ничего не видно, едешь и не знаешь – то ли конь споткнётся и ногу сломает, то ли сам в темноте на какой-нибудь сук напорешься. Так что тут не до размышлений. Думать я стал, когда лес кончился и мы выехали на открытую местность.

Родриго прав. Я дурак. Прибьют эту ведьму или нет – не моё дело. А уж за крестьян тамошних и переживать нечего. Когда мы ночью в их деревне ночлега искали, они ведь послали нас с Тибо ко всем чертям. Так что поделом...

И всё-таки я гнал дальше. Почему – не знаю. Должно быть, это благостное повествование аббата о хитроумном способе превращения зла в добро меня так взбесило. Дурь какая-то. Или вино по мозгам ударило.

Луна спряталась. Начался дождь. Дорога мигом раскисла. В темноте мы проехали мимо перекрёстка. Пришлось возвращаться. Потеряли на этом два часа.

...Добрались до места перед самым рассветом. Если Луи собирался ночевать в лесу, то в Бору он должен был появиться только поздним утром.

Посему, доехав до посёлка, я собирался объявить, какого гостя вскоре предстоит встречать ведьминым односельчанам. Объявить – и посмотреть, как они на это сообщение отреагируют. Если соберутся воевать с Луи – помочь. Шансы отстоять деревеньку были: мужиков в ней – раза в два больше, чем разбойников, так что захватить Бор Луи мог только благодаря внезапности или врождённой крестьянской тупости и безропотности. Я собирался как-нибудь расшевелить их, а если бы не получилось – хотя бы вытащить из деревни Рихо и Жанну. Сама ведьма была мне неприятна, но я чувствовал себя обязанным за возвращение памяти. Не люблю долгов.

Но человек предполагает, а бородатый старикан, сидящий в небе на облачке, – располагает. Когда мы добрались до деревни, она уже догорала.

Собственно, сама деревня по большей части была цела – сгорели выселки, со стороны которых мы подъехали к Чёртову Бору. Над пепелищами поднимался чад. Пламя прибило дождём.

Принцу дым не понравился. Он притормозил и замотал головой, отказываясь двигаться дальше. Я шлёпнул его по крупу.

У крайнего домика я натянул поводья. Спешился. Ведьмин дом, вросший в землю, влажный и старый, сгорел лишь наполовину. Не было соломенной крыши – вместо неё из середины дома валил сизый дым. Но стены, обгоревшие лишь поверху, стояли. Сохранилась даже дверь – с совершенно целым бревном, которым эту дверь подпирали.