Ночной Странник Гжендович Ярослав

Я покупаю толстый пучок стрел. Целую вязанку, насчитывающую пятьдесят штук. Однако не натыкаюсь ни на один полезный след и в конце концов оказываюсь за столом в компании печеной половинки какой-то птахи и краюхи хлеба.

Отрываю кусочки мяса, запиваю пивом и мечтаю о круассанах с джемом. Или о гренке с salata iz hobotnice. Я высматриваю Людей Змея. Те, на корабле, имели татуировки не только на руках, но и на лицах. Одевались, скорее, в черное и имели черные же, чем-то смазанные – будто смолой – волосы. Они отличались.

Однако те, которые на меня напали, выглядели как типично местные. В коричневом, алом и в оливковой зелени, как все здесь. Портки, длинные блузы, какие-то куртецы. Когда б не татуировки и кулоны, непросто было бы распознать в них Змеев. К тому же они появились до того, как приплыли те корабли.

Были у них бороды, а Змеи бреются. Однако обычно здесь носят короткую щетину. Такую бороду можно отрастить за неделю. Не понять, свежая она или постриженная. Похоже, мои мертвые приятели старались раствориться в толпе.

– Купи мне пива, Спящий-на-Дереве, – слышу я скрипящий, резкий голос.

– Я рад тебя видеть, Воронова Тень. Что, дела идут плохо?

– Нет, но, уж если я тебя повстречал, пусть с того будет хоть какая-то польза.

– А что получу я, кроме того, что переведу здесь немного скверного пива?

– Когда глупец встречает мудрого, с этого всегда бывает польза. Люди могут подумать, что у него есть маленько мозгов, раз он сидит с мудрым.

– Это снова польза для тебя.

Однако я купил ему пива.

– Раз уж ты настолько бывалый, не скажешь ли мне, что ты знаешь о Людях Змея, или мне нужно для этого выиграть в «короля»?

– У них две руки, две ноги. Когда приходит ночь, они спят, а когда встанут, идут в кусты помочиться. По воде идут под парусом, по льду ездят на лыжах. Лучше всего убивать их железом. Глупца легко узнать по тому, Спящий-на-Дереве, что он задает глупые вопросы.

– Где они живут?

– На востоке, за Землей Огня. Можно приплыть туда, идя вдоль побережья, или с другой стороны фьорда Драгорины, или срединой – идя горами. А зачем тебе они?

– Может оказаться, что один из тех, кого я ищу, попал к ним.

– Ну тогда проблемы нет. Поставь ему где-нибудь у дороги поминальный камень и выпей за его упокой.

– Нет, пока я не увижу труп.

– Ты скорее увидишь свой собственный.

– Меня не так легко убить.

– Что ж, я слышал об этом. Слушай, что я тебе скажу, Спящий-на-Дереве. В такой край, как Земля Змеев, не входят трактами, прося о ночлеге. Говорят, он охвачен холодным туманом, а потому не верь ничему, что тебе там скажут, или даже тому, что сам там увидишь. Но здесь не будь так подозрителен. Рассудительный муж знает, кого опасаться, и умеет отличить врагов от друзей. Если некто предложит тебя подвезти – соглашайся. Если найдешь друга, не бросай его неосмотрительно, если он захочет с тобой идти. Не отказывайся и от гостеприимства. Идет осень, лучше иметь над головой крышу, чем тучи. Лучше сидеть у огня, чем брести по мокрому снегу. И, прежде всего, не позволь отобрать у тебя то, что ты приобрел. В Земле Змеев не принимай неосмотрительно ни глотка воды, ни куска мяса, ни тела женщины. И следи за ногами. Змей кусается.

Он заглядывает в кувшин и кривится, после чего решительно переворачивает его вверх дном. Я киваю и иду за следующим. Мне интересно, что старик расскажет мне еще.

Когда возвращаюсь, буквально через три секунды, лавка у стола пуста. Осматриваюсь, но Вороновой Тени нет нигде в поле зрения. Зато я вижу Грюнальди Последнее Слово, что стоит в обществе с молодым Атлейфом. Машут мне радостно. Хорошо. По крайней мере кто-то выпьет это пиво.

– Куда пошел тот, с кем я говорил?

Грюнальди приподнимает брови:

– Ты сидел в одиночестве. Смотрел перед собой, а затем встал и пошел за пивом. Я с тобой поздоровался, но ты не услышал. Не видел, чтобы ты с кем-то говорил.

Я смотрю на них, остолбенев. Атлейф кривит губы в гримасе типа «не смотри на меня, я ничего не видел» и тоже качает головой.

Я сажусь и сразу отцепляю от пояса рог. Грюнальди снимает крышку с кувшина и нюхает содержимое.

– После месяцев в море, – говорит, – любое пиво хорошее. Даже то, которое страндлинги варят на осенний тинг из козлиной мочи, рыбьих костей и помоев. Знают, что мореходы осушат все бочки.

– Когда начнется тинг? – спрашиваю я.

– Не знаешь? Он уже идет.

Чувствую себя как в школе. Отчего все вокруг откуда-то всё знают, а я – нет? Словно дурной сон. «До какого нужно сдать химию?» – «Ты что, не знал? До вчера!» И потом так всю жизнь.

Я встаю.

– Я должен туда пойти! Говорил вам – кое-кого ищу. Хотел о нем там провозгласить.

Атлейф качает головой:

– Это так не делается. Не позволят тебе ничего оглашать в Кругу Камней. Там происходят большие советы стирсманов и важнейшие суды. Там разрешают споры между целыми землями. Нельзя просто войти и что-то оглашать, тем паче что ты – чужеземец. А малых кругов, где разрешают обычные споры, слишком много. К тому же там полно зевак. Сидят даже на скалах и деревьях, потому что хотят наблюдать за поединками. А может, случится и казнь. Найми крикуна.

– Кого?

– Он прав, – говорит Грюнальди. – Крикуна. Того, у кого хорошая память и громкий голос. Дашь ему пару медяков, и он станет ходить по селению и ярмарке, выкрикивать тех, кого ты ищешь, кричать, что ты здесь сидишь. Сюда приезжают люди искать тех, кто поплыл за море и не вернулся, женщины расспрашивают о своих мужьях, люди и сами по себе теряются каждый миг. Тут же моряков как сельди в бочке. Легко найдешь крикуна: те одеваются пестро, и у них палка с петушиными перьями на конце.

Ну я и нанимаю крикуна, одетого в яркую куртку, обшитую заплатами разнообразнейших цветов и колокольчиками. Выглядит он как шут, но действительно обладает прекрасной памятью. Понятия не имею, как он это делает. Главное, что при виде серебряного секанца он аж кипит от энтузиазма. После нескольких попыток выкрикивает полное описание разыскиваемых с чуть обезображенными фамилиями, а вместе с ними – вполне понятное сообщение на английском: «Эвакуация! Возвращайтесь домой! Спасательный отряд на месте! Ищите Ульфа Ночного Странника. Станция Мидгард-II, возвращайтесь домой!» Голос у него словно иерихонская труба. От первой же попытки у меня звенит в ушах.

Формулировка «rescue team is here» по отношению ко мне одному, вероятно, несколько громкая, но я не хочу отбирать у моих потерпевших катастрофу душевные силы. Пусть воображают эвакуационный отряд из десятка человек, обвешанный оборудованием. Если поймут, конечно, что значит: «Грюбба запысательная ест дут!»

Теперь могу вернуться к столу и продолжить попойку, поднимая рог с чувством исполненного долга.

– Ты хотел идти с нами, когда мы станем покупать рабов, – замечает Атлейф. – Нам придется купить человек двадцать мужчин и несколько девушек. Я двух, Грюнальди двух. Нужны и на весла, и в дом.

– Пойду. Дело в том, что те, кого я ищу, могли попасть в неволю. Откуда берутся рабы?

– Ну, прежде всего, какой-то раб встречает рабыню, а потом… – Похоже, несмотря на коровьи глаза, на моем лице видны какие-то эмоции, поскольку Последнее Слово внезапно умолкает.

– Я спрашиваю, охотится ли кто здесь на людей, чтобы потом их продать?

– Нет. Их родичи убили бы тебя. У вас так делают? Все друг друга хватают и продают? Это пленники из чужих краев, порой – узники. Случается – после родовой распри. Есть и закон, по которому преступник может быть отдан пострадавшему, чтобы отработать вину. Но так случается не всегда: пленники идут в неволю на десять лет, узники – на двадцать, а осужденные – сколько присудят.

Я хочу еще о чем-то спросить, но внезапно у нашего стола встают двое местных в полных доспехах, один с топором в руках и со щитом, второй – с коротким копьем.

– Ты – странный чужеземец, называющийся Ночным Странником, который живет у Горючего Камня?

– Да, – говорю я, чувствуя беспокойство. – В чем дело? На него снова напали?

– Надобно тебе идти к суду. Под Боярышник Истины.

Моментально перед моими глазами встает картина улочки и лежащие там три трупа Людей Змея, а затем – перспектива утопления в сети. Цифрал реагирует на удар страха и моментально активируется.

Драккайнен окинул стражников долгим взглядом, прикидывая силы. Несмотря на приготовленное оружие, они не казались ему опасными.

Атлейф отставил рог и очень медленно встал с лавки, глядя на пришлецов. Грюнальди сунул в уголок рта большой и указательный пальцы и оглушительно свистнул.

На одном из «волчьих кораблей» раздались крики и топот ног.

– Никого, сидящего за столом с Людьми Огня, никуда не уволокут, – сказал Атлейф решительно. – Он – чужеземец. Прибыл на Побережье недавно и не может иметь здесь ни с кем ссоры, поскольку никто его не знает, кроме нас. Не может иметь спора в стране, куда только прибыл.

«Ой, могу», – подумал Драккайнен, более-менее замешанный в – легко подсчитать – пять разных убийств.

– Кроме того, он не знает наших законов, а потому нельзя его винить в их нарушении.

– Есть законы, которые во всем мире одинаковы, – флегматично ответил тот, что с топором. – А к ним принадлежит и закон насчет воровства. А нынче Лифдаг Кормитель Рыб, торговец лошадьми из Земли Соленой Травы, говорит, что сей украл у него лучшего в табуне коня, которого он вел на ярмарку.

– Тот Кормитель Рыб должен лучше охранять свой товар и не морочить голову мужам на ярмарке, – процедил Грюнальди. После чего обратился к Драккайнену: – Ты украл коня у того Лифдага?

– Нет, – ответил Драккайнен. – Но, правда, я повстречал одинокого коня в лесу и поймал его. Видел, что есть у него на шкуре некий знак, но там никого не было. Хорошо, я пойду. Поглядим. Заплачу тому Кормителю Рыб – и дело с концом.

– Один ты не пойдешь. Ты один из нас, и в таком случае все Люди Огня пойдут под Боярышник Истины.

– Как гласит ваш закон? – спросил Вуко моряка, когда они шли – с десяток – в сторону толпы на отдаленном лугу. – Если у коня есть знаки, но он сбежит от владельца, надобно его отдать?

– С чего бы! – возмутился Грюнальди. – Я вообще не слыхивал, чтобы кто-то отдал найденного коня.

Лифдаг Кормитель Рыб сразу произвел отвратительное впечатление. У него были круглые бледно-голубые глаза и редкая бороденка, выглядящая словно куча водорослей, а кроме того, был он какой-то бледный и тестоватый, словно непропеченная булка. Вокруг стояла пара человек, но, похоже, этот суд не считался очень зрелищным.

– Я Йольгвир Луна-на-Лице, глашатай закона, – объявил старик, сидящий подле костра на высоком белом камне. – Сей стоящий здесь Лифдаг Кормитель Рыб огласил, что ты отобрал у него коня, который должен был быть пожертвован богу моря Медиру. Говорит, один из его людей узнал животное, на котором ты въехал в город. Выбрал он меня, дабы я рассудил спор, поскольку утверждает, что он должен тебя убить, и хочет, чтобы с тебя сняли мир осеннего тинга. Что ты на это скажешь?

– Уважаемый Йольгвир, – начал Драккайнен. – Я не знаю Лифдага, и никогда его не видел, и ничего у него не крал. Этого коня я повстречал далеко отсюда, в лесу, когда шел над рекой от Пустошей Тревоги. Был я один и заплутал в лесу. Я поймал его, и теперь он мой. Но, если Лифдаг докажет, что на самом деле конь был его, я готов ему заплатить обычную цену, которую он берет за лошадей, добавив несколько как возмещение убытка. Поскольку коня я не отдам.

– Так из Земли Соленой Травы он гонит стада вдоль реки Вларины? Ты шел через Пустоши Тревоги? – спросил Грюнальди.

– Я шел прямо вдоль берега, – взял слово Лифдаг. – Конь был украден ночью на дюнах, семь дней дороги отсюда к северу. Забрали его силой Деющих. Услыхали мы грохот – и коня не стало. Исчез он в середине табуна. Должен был быть пожертвован в важном морском деле Медиру, а потому я понес тройную потерю. Раз – поскольку потерял коня, стоящего три гвихта. Два – поскольку пропало обещанное приношение богу. Три – поскольку тот приблуда посмеялся надо мной, въехав на моем коне в город. Два последних условия бесценны. Скажу тебе, Йольгвир, что этот бродяга должен умереть, а я должен получить назад свою собственность. И скажу еще, что у человека этого лживый язык, поскольку конь этот выбран для жертвы по жребию жреца Медира, и есть он дичайший из диких. Не знает он седла, и никто бы его не взнуздал.

– Ты сам сказал, что Ульф оскорбил тебя, поскольку ездит на этом коне, – оборвал его Грюнальди. – Что-то странное ты нам рассказываешь. Человек этот, похоже, слаб на голову, законник. Мы зря поднимались от пива.

– Пожалуй, мы должны увидеть этого коня, – сказал Йольгвир. – Пусть кто-нибудь пошлет стражника в дом Лунфа и приведет животное сюда.

– Лучше этого не делать, – сказал Драккайнен. – Этот конь убьет любого, кроме меня, если тот попытается его отвязать. Прошлой ночью он убил вора, который напал на дом Лунфа и хотел его украсть. Я сам должен его привести. Пошли меня вместе со стражником.

– Ты тогда сбежишь! – крикнул Лифдаг.

– Так пошли с ним десяток стражников, а то и пойдемте все! – вышел из себя Грюнальди. – Я и сам не прочь увидать коня, который стоит три гвихта, поскольку никогда такого не видывал. Может, он срет золотом? Плавает по морю? Пердит громче грома? И как оно случилось, что одновременно его можно и нельзя взнуздать?

В результате Драккайнен совершил прогулку к дому Лунфа под присмотром стражников и вернулся, едучи на Ядране. При виде огня и собравшихся людей, особенно Лифдага, скакун принялся фыркать и порыкивать, идти боком и танцевать, а потому Страннику пришлось его успокаивать. Он сошел на землю, погладил коня по шее и прижался головой к его лбу.

– Ядран и Вуко вместе, – прозвучало в резонаторе. – Ядран не пойдет. Плохой человек не заберет. Ядран и Вуко вместе.

Нет, я так не могу, подумал Драккайнен. Не отдам его.

– Конь как конь, – огласил Грюнальди. – Стоит, может, три шекля, не больше. И все видели, как Нитй’сефни на нем ездит.

– Твой ли это конь, Лифдаг? – спросил Йольгвир.

– Всякий видит, что Лифдага! У него наши знаки на боку! – орали люди Кормителя Рыб.

Глашатай закона встал с камня, кривясь и хватаясь за спину на высоте поясницы, а потом стукнул палкой о землю:

– Скажу так: вы, люди Соленой Травы, шли побережьем. Ночного Странника видели, как он въезжает южными вратами, а значит, шел он западным берегом Вларины. Не могло быть иначе, поскольку ни у одного из вас нет лодки. А отсюда следует, что не мог он украсть у тебя этого коня на дюнах, поскольку его там не было. Следовательно, он не отобрал у тебя имущество силой и не оскорбил тебя. С другой стороны, не подлежит сомнению, что это твой конь и что ты понес урон. Все указывает на то, что все произошло из-за силы Деющих, а закон гласит, что подобные случаи истолковываются так же, как те, что случились из-за богов или судьбы. Как удар молнии, волна на море или шторм. Разве что Деющий будет схвачен. Оттого спрашиваю вас: Ульф Ночной Странник – Деющий?

Люди Огня переглянулись, но не ответили ничего.

– Он Деющий! – орали сторонники Лифдага. – Говорили, что он избежал смерти от черного плюща в доме Скифанара.

– Он быстр и ловко владеет мечом, – громовым голосом произнес Грюнальди. – К тому же у него есть голова на плечах! Если это значит, что он Деющий, то у нас, на Земле Огня, одни Деющие! Скажи мне, глашатай закона, какой закон нарушает муж, который справляется с несчастьем? Странствующий Ночью не сажал тот живой плющ из железа, а всего лишь помог нам его вырвать, и еще убил Скифанара, что сняло заклятие. Все мы это видели. Будь он Деющим, не стал бы рисковать, вырывая плющ якорями и рубя его ножом, а испепелил бы его песней богов.

– А значит, является ли Ульф Нитй’сефни Деющим, установить невозможно, – огласил законник. – Поэтому полагаю, что дело должно закончиться возмещением убытка. Однако, когда в дело вмешивается оскорбленная честь, возмещения не хватит. Нельзя покарать Ульфа, поскольку он ничего не сделал. Однако спор остался. А потому вам придется решить его здесь, под Боярышником Истины. Довольно обычного поединка. Такого, где проиграет тот, кто переступит обозначенную границу, бросит на землю меч или сбежит за камень. Тогда нельзя его убивать, но он утратит и коня, и возмещение убытка, которое я назначаю в пять марок серебра.

– Не желаю такого поединка! – крикнул Лифдаг. – Тут, перед судом осеннего тинга, я имею право требовать поединка в Кругу Огня!

– Ну нет! Это ерунда! – кричал Грюнальди. – Чего ты от него хочешь? Он семью у тебя убил или что? Ты ведь его до сегодняшнего дня даже не видел! Круг Огня – для мстителей! Позволишь, законник, чтобы кто-то требовал права мести из-за коня за пару шеклей?

– Закон лишь говорит, что всякий имеет право требовать Круга Огня.

– Что за «Круг Огня»? – спросил Драккайнен, склоняясь к Атлейфу.

– Поле означивается кострами, – ответил молодой. – А бьются любым оружием, каким кто захочет. Входят двое, выходит один или никто. Просто нельзя по-другому. Если оба порубят друг друга так, что не смогут дальше сражаться, их оставляют в круге, пока один не умрет или не придет в себя настолько, чтобы добить другого. Так долго, сколько понадобится.

Драккайнен стиснул зубы. Значит, снова – или убьет, или умрет. Из-за коня. Что за дернутый мир!

– Рассуди, законник. Стоит ли, чтобы кто-то погибал из-за коня? – спросил Драккайнен. – Я никогда не видел этого человека. Ничего он для меня не значит. Я не хочу его убивать. Предлагал я ему отплату. Чего он еще хочет от меня?

– Если он жаждет Круга Огня, у него есть на это право, – решил Йольгвир. – Поскольку тогда любой рискует одинаково. Поэтому вот мое решение: Круг Огня!

– Я не могу отдать ему коня, – рассерженно рявкнул Драккайнен Грюнальди. – Сам я его взнуздывал и знаю, что конь убьет его и сбежит ко мне.

– Скорее он убьет коня, чтобы тебе досадить. Впрочем, он коня и не желает. Ему хочется драться. Должно быть, ты залил ему за шкуру, – отвечал Грюнальди. – Заруби его – и дело с концом. Ты ведь справишься с таким толстым скунсом?

– Не хочется иметь его смерть на своей совести.

– Такие вещи, скорее, не выбирают. Да и жизнь такого червяка – небольшой груз. Мир сразу станет лучше.

Когда принесли мешок с оружием, и рассерженный Драккайнен надел полный доспех, включая шлем и полупанцирь, костры уже разожгли. Было их восемь, на расстоянии трех метров один от другого. Новость о поединке в Круге Огня уже успела облететь толпу, и скучный спор об украденном коне внезапно стал популярен. Поле схватки окружила немалая толпа, и приятелям пришлось силой прокладывать Драккайнену дорогу.

Его противник уже стоял в кругу, и, к оторопи Странника, это был не Лифдаг. Между кострами стоял какой-то высокий и худой мужчина в черном плаще с капюшоном. Руки его были сложены на груди, лицо же пряталось в тени. Не видно было никакого оружия.

– Кто это?! – Вуко спросил сидящего на камне Йольгвира, указывая мечом. – Где тот, что меня вызывал?!

– Оружие Лифдага – его боец. Если он захотел войти в Круг Огня вместо того, это его дело. Теперь вы оба переступили Круг, и выйдет только один.

Делать было нечего.

Драккайнен подтянул ремни и поправил на голове шлем. Шум толпы, приглушенный шлемом, звучал как шум прибоя.

Были у него дурные предчувствия. И, прежде всего, он не хотел никого убивать.

Вынул меч и воткнул его в землю, после чего присел на минутку в позиции дзадзэн, пытаясь очистить мозг и превратиться в машину для убийства. Чувствовал себя уставшим и раздраженным. Фатальное состояние для такой ситуации.

Не удавалось. Мысли трепетали в голове, будто стая ворон.

Противник стоял на расставленных ногах и смотрел из-под капюшона, неподвижный, как скала. Где у него оружие? Почему он хотел войти в Круг Огня? Это серьезное дело. Почему же он так спокоен?

В чем тут дело?

Вуко вдохнул носом и выдохнул ртом. Ибуки. Энергия ци. Дорога восьми колец. Дорога воина. Бла-бла-бла.

Херня.

Он подскочил, выпрямляя ноги, выхватил меч и воткнул ладони в держатели щита.

«Ты не выбираешь ни времени, ни места, ни противника – это они выбирают тебя», – сказал Левиссон.

Собственное дыхание шумело под шлемом, словно в ведре. Противник все еще не двигался, только поглядывал хмуро. Были у него доходящие до локтей железные рукавицы. Душитель какой, или что?

– Ты не знаешь мощи темной стороны Силы, Люк, – сказал ему Драккайнен. Заметил, что, пожалуй, он разозлен, если начал невольно насмехаться. Всегда так было.

Тот без спешки расстегнул плащ и позволил ему медленно опасть на землю. Были у него зигзаговые татуировки на лице и руках, а зачесанные наверх головы длинные волосы, заплетенные в узкие косички, были пропитаны дегтем. Одет он был в черную кожаную жилетку, а кроме того, на груди у него висел амулет, подобный спирали ДНК или символу медицинской службы. Танцующие Змеи. Он со скрежетом расправил пальцы в металлических перчатках, а потом ударил кулаком в ладонь и сунул руку в кожаный полукруглый мешочек у пояса, откуда достал посверкивающий диск размером со среднюю пиццу. Толпа зашумела.

Противник прищурил скверные желтоватые гляделки и зашипел, показывая надрезанный на кончике раздвоенный язык, окрашенный чем-то черным.

– Клево. Ты, я и фрисби, – процедил Странник. – На жизнь и смерть.

Ускорение ударило в его вены еще до того, как тот выпустил диск. И правда, движением запястья, совершенно как на пляже.

Гул толпы растянулся в глухое ворчание, а диск резал воздух, вращаясь вокруг оси. Летел он несколько быстрее, чем должен был, и направлялся в сторону Драккайнена по пологой восходящей траектории. Человек Змея продолжал стоять неподвижно, с вытянутой рукой и растопыренной ладонью.

Драккайнен рассчитал траекторию полета диска и вывернулся в обратную сторону. Такое уклонение – лучше всего, хотя и трудное. Не от нападения, а к нападающему. На мгновение опасность больше, а потом траектории расходятся.

В теории.

Диск явственно задрожал в воздухе, после чего начал крениться и сворачивать в сторону Странника.

Тот не успел испугаться, но еще один уворот сделал в последний момент. Вращающееся острие лизнуло его в щит, оставляя заметную щербину, снова задрожало в воздухе и отклонилось вверх, прошло по параболе и упало прямо в металлическую рукавицу противника. Удар в щит чуть не повалил Вуко на землю.

Он этим управляет, подумалось Драккайнену. Я вывернулся, поскольку я пока далеко. У него их еще несколько. Не даст мне даже подойти. Можно в жопу засунуть айкидо и фехтование. Тут нужен револьвер.

Диск вылетел из руки Змея и полетел – теперь плоско, почти на уровне коленей. Толпа отреагировала растянутым басовым громыханьем, с опозданием почти в три десятых секунды.

«Думай, – сказал в его голове Левиссон. – Кто не думает, тот труп».

Змей стоял с вытянутой рукой, плоско распрямив рукавицу. Управляет ладонью, понял Драккайнен. Как, милость божия?!

Пришлось реагировать перед самым попаданием, так чтобы не оставить тому времени для корректировки. Когда тарелка была в паре шагов, он ударил сверху.

В последний миг круг развернулся по вертикали и разминулся с его клинком, после чего отскочил от земли и, крутясь, словно оторванное колесо грузовика, прыгнул ему прямо в лицо.

Драккайнен заслонился, продираясь сквозь загустевший, превратившийся в ртуть воздух. Подставил плоско свой щит и позволил снаряду прокатиться по нему. Промелькнуло у него, что чуть раньше он выщербил защиту, потому что крутился в другую сторону, словно циркулярка.

«Циркулярка, потому что это какой-то цирк», – подумал глуповато, ударяясь о землю.

Сотрясение вырвало у него держатель из рук, и щит оторвался от руки как в состоянии невесомости, приземляясь среди вырванных кусков дерна.

Он выбросил вверх ноги, пружиной вскидываясь над землей. Ахиллесово сухожилие отозвалось протяжной волной знакомой тошнотворной боли.

«Таким-то образом оно никогда не выздоровеет», – мелькнуло у Драккайнена в голове.

Диск вылетел из Круга Огня и ворвался между зрителями, волоча красное облако распыленной крови. Толпа взорвалась криками.

Драккайнен выстрелил прыжками в сторону Змея. Плыл сквозь масляный воздух, видя, что тот быстрее, чем должен бы, тянется в свою сумку. Оттолкнулся правой ногой, впереди был еще десяток метров, и поплыл снова, когда пальцы противника вынимали новый снаряд. Ударил другой ногой в землю, зная уже, что не добежит, когда согнутое запястье противника распрямилось и снаряд скользнул в его сторону.

Времени не было.

Драккайнен раскрыл кулак и позволил мечу выпасть из руки.

А потом ударил рукою в диск сверху, прихлопывая второй снизу, и поймал его между двумя ладонями. Нога Странника ударила в землю. Драккайнен развернул бедра, крутя в воздухе пируэт, переместил верхнюю руку, стараясь не дотрагиваться до острого, как бритва, режущего края, после чего схватил диск между большим и указательным пальцами и, продолжая вращение, выстрелил им из-под мышки.

Разминулись они едва-едва, почти отершись плечами, а потом оба остановились на миг-другой в неподвижности.

Толпа молчала.

Пальцы на металлической перчатке распрямились, и очередной диск выскользнул из них, воткнувшись в траву.

Откуда-то донесся тихий жемчужный шум, словно из садовой поливалки.

Из перерубленной наискось шеи Человека Змея бил фонтан светлой пульсирующей крови.

Кроме этого, оба не двигались.

А потом у человека в черном камзоле подогнулись колени, и он внезапно упал на землю, бессильно, как марионетка. Драккайнен вышел из боевого состояния.

Прямо в вопли толпы, рев пылающих костров и рыжий свет позднего дня.

– На пляже мне равных нет, – процедил Странник и поднял лежащий в траве меч. Он нашел и щит и, расталкивая толпу, покинул Круг Огня.

Не стирая кровь, что сочилась из носа по губе, дошел до того места, где лежали его вещи и стоял Ядран, и только там потерял сознание.

Просыпаюсь я в полной, душной тишине.

Я лежу, дыша и глядя в темноту. Прямо из кошмара, полного змей, крови, трупов и вины.

Истинный ад. Это цифрал чистит мой мозг. Я могу ходить и смотреть в зеркало, могу снести собственную личность, несмотря на то что я только что убил человека; могу подсмеиваться над собой из посттравматического шока, но цена этого – кошмары, достойные Данте.

Я ничего не вижу.

Я не связан, но на мне только штаны. Щиколотка явственно распухла, на ладони у меня любительски выполненная перевязка из каких-то пропитанных кровью тряпок.

Где я? Это подвал? Подземелье?

Пахнет солью, затхлостью, копченым мясом и смолой. Помещение резонирует деревянными отзвуками, словно внутренности гитары. Слышу где-то недалеко плеск воды, дальше – протяжный скрип линей, чьи-то шаги, звучащие звонко, словно конь переступает по мостику из дерева.

Корабль.

Я на корабле.

Лежу на деревянном полу, на нескольких толстых, но грязных шкурах, брошенных одна на другую.

Обостряю зрение и вижу, что чуть поодаль, между шпангоутами и под выгнутым бортом, лежат мои тюки, седло и сумки.

Нахожу мазь против ушибов, а еще аэрозольную повязку, а еще регенерационный комплекс. К счастью, перевязанные вчера раны не открылись. Белые полосы перевязки держатся, питают рану, проводят воздух и лечат. Зато на руку я заработал косой шрам от основания большого пальца до середины кисти. Должно быть, зацепил о диск.

Как всякий вечер. Переносная клиника. Вуко Драккайнен – единоличный отряд медпомощи.

Накладываю еще жесткую повязку на щиколотку и, почти не хромая, нахожу себе свежую одежду, а потом выхожу на палубу.

Я на «волчьем корабле» Людей Огня. На палубе в железном котле ярятся уголья, на лежащей поперек решетке шкворчат куски мяса.

– Это было нечто! – кричат, увидев меня.

Кто-то вручает мне рог. Я пью. У меня кружится голова и болят все мышцы, словно я разгрузил прицеп песка вилами.

– Но я уржался, когда та штука полетела в толпу!

Да, у вас, люди, есть чувство юмора.

– Мы думали, он тебя ранил, – объяснял Атлейф. – А потому принесли тебя сюда. Все твои вещи от Лунфа мы забрали. Конь тоже под палубой. Там, на носу, есть такое место. Привязан и получил пищу. Не хотел от тебя отходить. На корабль мы сперва внесли тебя, а потом он сам взошел по трапу. Верный конь. Стоило за него биться с тем Змеем. Оставайся с нами, Странствующий Ночью. Если захочешь искать своих, то стоит иметь место, куда можно вернуться и где можно развести огонь. В моем дворе достаточно места.

– Спасибо, Атлейф, – говорю я. Потому что – а что здесь сказать? Все равно я собираюсь в Землю Змеев, а это по дороге.

Сажусь на свернутом парусе под поставленной у форкаштеля платяной палаткой.

Грюнальди выходит по широкому трапу и ловко перескакивает на палубу. Садится и протягивает руку, ему тут же всовывают полный рог.

– Благослови тебя боги, Спалле, – говорит он с преувеличенной напыщенностью, после чего тычет критически в кусок мяса, лежащий на решетке. – Цел? – спрашивает меня, отрываясь от рога.

– Выживу.

– Я пошел поговорить с добрым Лифдагом, который первый вызывает кого-нибудь на Круг Огня и последний, когда нужно драться. У меня есть новости, – он тянется за мясом, надкусывает кусочек, жует минутку, потом перегибается и выплевывает все за борт. Снова кладет мясо на решетку и тычет кончиком ножа.

Я терпеливо жду.

– Его люди и правда узнали твоего коня. Лифдаг пришел в ярость. Поскольку любит считаться крутым и полагает себя великим стирсманом. Жаловался за пивом, и тут к нему подсел какой-то Змей и говорит, что у него тоже есть к тебе дело, поскольку ты убил его кровника. Это он подсказал Лифдагу вызвать тебя в Круг Огня и поклялся, что станет сам биться. Более того, заплатил ему за это. Кстати, это твои пять марок возмещения с извинениями от Лифдага. Просил, чтобы я тебе их передал.

– И все это Лифдаг рассказал тебе по-дружески? – машинально я принимаю горсть серебра.

– Мы подружились, потому что я предложил ему Круг Огня. Сказал, что есть у меня к нему дело, поскольку знавал я его шурина, который некогда должен был помочь мне в морской битве. Обманул меня и уплыл, а я потерял людей и вернулся без добычи, раненый, на корабле с течью. Получили мы из баллисты, чуть ли не все нам пожгли. Поскольку тот шурин уже мертв, я сказал, что будет по-честному ему самому разрешить это дело. А разговаривали мы над пропастью, где людям легко стать друзьями, даже если кто-то из них зовется Кормителем Рыб.

– А что бы ты сделал, согласись он?

– Тогда бы тинг оказался не настолько скучным.

Грюнальди вгрызается в репу и хрупает, словно конь, а я не знаю, благодарят здесь в подобных ситуациях или можно проигнорировать это. Все же благодарю его. Он смеется.

– Это не первое мое дело со Змеями, – говорю я. – Вчера один из них расспрашивал обо мне, хотя не мог меня знать. Сегодня другой хотел меня убить. В предыдущий вечер – тоже, трое напали на меня в городе.

– Так это ты убил тех троих?! – Грюнальди хихикает, лупя ладонью в колено, и давится репой. – Змеи жаждали мести, но им сказали, что те сами поубивали друг друга по пьяному делу. Хорошо иметь на борту того, кто убивает Змеев!

– Похоже, их никто не любит. Я начинаю их жалеть.

– Потому что ты их не знаешь. Живут они на горных пустошах и развлекаются знанием Деющих. Уподобляются гадам и живут так же. Говорю тебе, Нитй’сефни, ежели какой Змей скажет тебе, что день хорош, сразу проверь, день ли вообще, и что он хочет таким образом получить. Мы тут все парни не ласковые, но Змеи – нечто особенное. Они хуже амитраев. Мы, Люди Огня, живем от них близко, через горы. Ничто их не интересует – только золото и тот их безумный бог, которого они зовут Смейрингом. Похищают людей и на море, и в чужих странах, и дома и режут их в храме Змея. Говорят, приносят в жертву даже собственных детей. Их бабы пытаются колдовать. Скажу тебе так: мы лучше других знаем, каковы они, Змеи.

– Мне придется отправиться к ним. Те, кто исчез, могли попасть к ним.

– Прими хороший совет от того, кто многое видывал и желает тебе добра. Плыви с нами. А когда будешь в Земле Огня, найдешь себе славное местечко над нашим озером и построишь дом. Оплачешь тех, кого ты ищешь, и поставишь им камень, чтобы память не исчезла. А если вновь придет к тебе охота идти в Землю Змеев, то ступай в сарай да повесься на вожжах.

– У нас так не поступают, – говорю я ему. – Мы никого не оставляем. Я обещал, что найду их, освобожу, если понадобится, и приведу домой. Так оно и будет. Стану их оплакивать, только когда увижу мертвые тела.

Грюнальди вдруг свешивает голову, хмурится и отпивает пива. Потом долго глядит за борт на дома, лодки у причалов и горящие везде огни. С берега доносятся песни и крики. Он с трудом сглатывает слюну.

– Я понял, что ты говоришь, – произносит. – У нас – все так же, и некогда мы тоже вернемся в Ледяной Сад за нашими.

Потом он замолкает и больше не говорит на эту тему. Я понял уже, что не стоит расспрашивать о болезненных вещах. Захочет – сам мне о том расскажет, сам начнет. А нет – придется отнестись к тому с пониманием. Расспрашивать нельзя.

Я слышу басовое карканье.

Невермор сидит на верхушке мачты и чистит клювом перья.

Ну, значит, мы в комплекте.

На берегу вдруг раздаются резкие крики и смех, смешанные с несколькими пугающими криками отчаяния. Одни кричат с радостью и энтузиазмом, другие посылают в небеса отчаянные жалобы.

– Что происходит?

– Приплыл «волчий корабль». Тот, что подходит к берегу. Он из Земли Орлов, судя по знакам. Женщины Орлов приехали в Змеиную Глотку встретить своих мужей. А некоторые как раз узнали, что вернутся, как и приехали, – в одиночестве. Это те, кто кричит. Увидели перевернутые щиты своих мужчин, повешенные на борт. Они уже никого не поприветствуют.

– Зачем вы отплываете?

– Кто знает? Кто-то рождается бедным и может либо жаловаться на судьбу, либо взяться за меч и искать удачи. Нужно торговать, сражаться или наниматься к чужим правителям. Затем, чтобы купить невольников, коров, земли, выстроить дом, дать приданое дочерям, обеспечить богатство женам. Мы ведь – странники моря. Не умеем иначе. Некогда война изгнала нас из нашей земли. Пришел Амитрай и сжег наши дома. Остались мы, потомки тех, кто обитал на берегу. Когда невозможно стало драться, мы взошли на корабли и нашли новую землю здесь. Но с кораблей мы не сойдем. Такова наша судьба. Порой кто-то перестает плавать. Остается в доме, глядит, как растут деревья, качает детей, ведет плуг. Но проходит год-два – и он больше не может. Выходит на воду и смотрит на волны. Отчего гуси странствуют? С нами точно так же. Баба, которая обычно тоскует, теперь не может снести, что не правит домом по полгода. Носит ключи, но ей приходится считаться с тобой. И без передыха приходится глядеть на твою морду. Смеется над тобой, что ты гол и боишься встретиться в бою с судьбой. Что стал ты женовиден, и всего толку с тебя, что со старого вола. Некоторые пьют, топят свой разум в пиве. Всякий день – одно и то же…