По ту сторону проспекта Качинский Илья

– как шёлк

простыней

что в нём главное?

– оно является продолжением ночи

и началом дня с ней

* * *

волосы вокзала сплетаются

засмотрелся с моста

сигарета опалила пальцы

бутылка пуста

беспробудная скука

продам мрачному типу

ноутбук с сумкой

и в обход кассы

у проводницы с больной печенью

буду вмиг обилечен

до какой-нибудь сраной станции «Тайга»

или вовсе несуществующей

буду из окна жадно ловить лица

с поезда встречного

может мелькнет в разношёрстной

вокзальной гуще

некто с бездонным взглядом

затравленного ребёнка

вжавшийся в стену несущую

другие будут локтями колоться

сумками жать

меня всегда раздражала давка, очереди

рыкая, вылезу в шершавую ночь

табачные тучи

пусто…

сколько за жизнь встречаем

ненужных женщин и мужчин

кучи

а сейчас…

хоть бы один прохожий уличный

я трезвый, как дурак

друг

я – нам выпить куплю

а ты послушай, послушай

не рассчитал

в Сибири ещё зима

за 1200 километров спят

две нужные вещи —

она и куртка кожаная

* * *

думаешь

психически здоровые люди существуют?

вот ты

иногда утопающий в ощущении

что всё нереально

знаешь

брасом заплывать за социальные буи

в этом

сидящем на транквилизаторах мире

стало вполне нормально

* * *

город замер под луной лупой

ночь

ветер нашёптывающий тайны

в вентиляции рупор

одно горящее окно

танцевали до упаду

выпили всё снотворное

и Бордо

но сон не идёт

уставился в окно мутным взглядом

а потом во двор

считая ступени кинулся

харкнул в лицо

влажный мороз

минус 10, а как минус 30 —

нрав питерский

орал: «проснитесь»

театр одного актёра

и без зрителей

город к такому привык

взирал снисходительно

только пожурил

что не надел

единственную тёплую вещь —

подаренный на пятнадвязанный свитер

вдали шумел вокзал

потрёпанный воздушный змей

качался на проводах-нитях

как знамя

ты во сне писала

в тысячный раз

кровью менструальной

на обороте детской фотографии

письмо маме

* * *

из подъезда тянет котлетами и старостью —

обычные ароматы «сталинки»

закрытый двор маленький

тишину дома хранят стены в три кирпича

возможно, поэтому я никогда

не слышу соседей

а может, потому что с 37-го

здесь не принято кричать

щелчок замка

поворот ключа

шаги

ранний час

это та, что люблю называть по имени с отчеством

уходит

наблюдаю в окно, как в арке

растворяется профиль

так заведено

с утра сигарета и кофе

висящий в воздухе аромат сладкого парфюма

созерцание стен

пустота двух рюмок

закрыть форточку

включить обогреватель

музыку с Кубы

и лето в моём, с высокими потолками, мире

никогда не кончится

холодные трубы

бесконечное лето

квартирное одиночество

* * *

надо мной живут бесы

в квартире 13

ежедневные мессы б***ские

расширенные зрачки и тонкие пальцы

я бывал в таком танце

глядел в лица глянцевые

нырял в коридор

что пропитал кальян

мимо шляпы, рассыпанной мелочи на полу

в воздух пьяный

за угол

в темноту

в дверь

за ней яркий свет

и воздух густ

картины Уорхола пёстрые

винтажная в фенечках люстра

старый плакат с далёким островом

картины

рваные струны, мусор

в зале гости

кто с «Парламентом» и виски

кто внутри и карманах пуст

приходят случайно

до весны остаются

мастурбируют на образ осени

мусолят Пруста

с греческим носом муза

ничего не спрашивая

распускает косы

раздевается и кофе приносит

или тазик

в те моменты

когда становлюсь красив до безобразия

начинаю нюхать её волосы

целовать колени

просить наколдовать вечное лето

замуж взять взамен

сделать беременной

она улыбается

и мир застывает в бесконечной пятнице

* * *

мир вертится вокруг чемодана

с ценными лишь для тебя вещами,

не верь зарокам наркомана

любовным обещаниям

сыплет небесная манна

пеплом с завода,

снова предательски меняется мода —

и вот однотонный шевелится улей

до прихода тепла

кататься в трамвае

сев на кольцевую

залипнув в окно,

солнце кроит домов полотно

потеряйся от всех

смени окраску меха

фамилию на мою

и номер телефона

впрочем

если хочешь

сохрани sim для старых знакомых

тех

что звонят редко

с тоски

стихами

ночью

ночью тяжёлой

к крикам привыкшей

до сбитых кулаков прочной

***

тошнит Кирилла кагором

нюхает сын прокурора

и светит луна,

трогал ил дна

потом плыл строго вверх

сквозь раскатистый смех

сквозь пинки и толпу