Вещий. Разведка боем Корчевский Юрий

– Ну вот, другое дело. Веремей, ты не нужен пока, иди, кушай.

Подошедший было ратник пожал плечами, развернулся и пошел к костру.

Увы, пленный знал немного. Он из молодых, послан был в дозор на разведку, как и я. Войско их стояло недалеко, за лесом – верст пять отсюда. Сколько воинов, точно не знает, но полагает – сотен семь-восемь. Пушек нет, шли налегке. Они послали гонца к своему князю – вчера им со страху показалось, что нас значительно больше.

– Ну вот, дурашка, а ты говорить не хотел. Пусть связанным посидит, при оказии в Псков отправьте.

Плещеев повернулся ко мне:

– Молодец, хвалю, не премину воеводе в грамоте про тебя отписать. Трофей, саблей взятый, можешь себе оставить. – Он показал на коней. – Что же делать? – в задумчивости проговорил боярин. – У них сил почти столько же, опять же местность знают, преимущество у них – могут быстро помощь подослать. Надо отойти на свою землю, лагерем встать, а оттуда гонца великому князю послать. Да, пожалуй, так и сделаем.

Я пошел к своим холопам, вскоре труба протрубила «Поход», и все стали собираться.

Мы двинулись назад, к Пскову, и, простояв там немногим больше недели, вернулись на Вологодчину. Так бесславно закончился наш зимний поход.

Уже после возвращения я обдумывал причины, по которым нам не удалось добиться успеха. И первая – раздробленность сил. Малыми отрядами и дружинами ничего сделать нельзя. Княжество Литовское по площади и населению лишь немного уступает Руси, за Литвой к тому же стоит Речь Посполитая, постоянно науськиваемая католическим миром к войне с Россией. А у нас и без них врагов хватает – крымчаки, ногаи, Османская империя. Юг, восток, запад – со всех сторон Русь окружают враги, союзников нет, так же как нет и выхода к теплым морям. Портовый Архангельск в этом плане не устраивал по многим причинам. Путь до него неблизкий, море студеное, штормовое, и не каждое судно способно пройти по нему до Европы. Да пойди еще доберись с обозом до Архангельска по российским дорогам. Это не Римская империя с ее прямыми мощеными дорогами.

Конечно, возвращать земли и города, ранее принадлежавшие России, такие как Смоленск и Полоцк, надо. Но для этого требуется собрать силы в железный кулак, подтянуть пушки – без них не разрушить стены и ворота, окружить город, чтобы исключить подвоз питания и подход подкреплений. Я не воевода и не царский советник, моего мнения никто не спрашивал и вряд ли спросит. Но все же, обжегшись на таких стычках и потерпев ряд серьезных поражений, государи российские стали более осмотрительными, готовить войну начинали с разведки и подписания договоров о мире с враждебными соседями, дабы в разгар войны те не ударили в спину. Ярчайший пример – взятие Казани. Не один раз русские хаживали на Казань, чтобы наказать злобных и наглых соседей, только без толку. И лишь подготовившись серьезно, выстроив рядом с Казанью, на границе ханства Свияжск, продумав осаду и собрав войска, России удалось покорить ханство.

Но все это будет потом.

А пока я снова с головой окунулся в хозяйственные дела. Деревня требовала пригляда. Избы для новых холопов уже были построены, ветряная мельница готова – крутила ветряком, только молоть на ней было нечего – пусто у смердов было в закромах. Деревня пока только сосала деньги, как пылесос.

Как-то ехал я по зимнику в деревню и обратил внимание, что дорога в Смоляниново укатана санями. Навстречу тянулся небольшой обоз о трех санях.

– День добрый, путники. Бог в помощь.

– И тебе здоровьичка.

– Откуда путь держим?

– Из Новогорода на Великий Устюг.

Я удивился – обычно из Новгорода путь на северо-запад проходил в стороне.

– А чего здесь едете – дорога-то в другой стороне?

– Это летом. Зимою реки подо льдом, мы и переправляемся здесь – так короче будет.

– Счастливого пути!

Мы расстались, а я размышлял. Зимой путники по моим землям проходят, потому как ближе. Как лед сойдет – поедут по дороге, по наведенным мостам или бродам. Ешкин кот, вот где заработать можно. Я мгновенно решил съездить к соседу, Никите Тучкову. Его село – через реку, верстах в пяти.

Вскоре я уже спрашивал у крестьянина, тащащего на загорбке вязанку хвороста:

– Где найти боярина вашего?

– Вон же его дом – не ошибешься.

Я подскакал, постучал в ворота. Вышедшему холопу бросил:

– Пойди, доложи боярину – гость к нему, боярин Михайлов.

Холоп убежал; вскоре хлопнула дверь дома, холоп открыл ворота, и я, ведя лошадь в поводу, зашел во двор. Холоп принял лошадь, я же направился к крыльцу. На нижней ступеньке стояли Никита и жена его, которая преподнесла мне корец со сбитнем. Поздоровавшись, я принял корец с горячим сбитнем, выпил, крякнул и перевернул, показывая, что тот пуст.

– Хорош сбитень!

Мы с Никитой обнялись, как старые знакомцы. Никита под ручку проводил меня в дом.

Встреча гостей – особый ритуал. Нельзя и себя унизить, и гостя обидеть. Не встретить гостя во дворе – оскорбить его, не преподнести корец вина или сбитня – обидеть. Коли гость выше хозяина по чину или род его именитее, так хозяин должен сойти с крыльца; хозяин ровня гостю – он стоит на ступеньках; принимает хозяин худородного гостя – встречает на самом крыльце.

И подобный ритуал существует для всего.

Войдя через невысокие двери, я повернулся в красный угол, осенил себя крестным знамением.

Меня усадили за стол. Как водится, поговорили о погоде, видах на урожай, войне с соседями-схизматиками. Начинать разговор сразу о деле было признаком дурного воспитания.

Наконец Никита сказал:

– Я рад тебя видеть, но думаю – ты не только повидать меня приехал.

– Конечно! Тут вот какой интерес. Предполагаю, как лед сойдет, мост через реку поставить.

Никита изумился:

– Мы, конечно, с тобой знакомцы, но ежели повидаться охота, можно и лодкой переправиться – зачем мост?

Я рассказал о встреченном на дороге обозе.

Никита задумался.

– Ты уж прости меня, боярин, опять я чего-то не понял: построим мы с тобой мост, сократят путники и купцы дорогу – нам-то что с того?

– А вот что. Можно постоялые дворы поставить, трапезную. Люди не только зимой, но и летом ездить здесь будут, на ночь остановятся, покушают, лошадей покормят овсом или сеном – опять живая денежка в карман.

– Большие траты. Мост сделать, постоялый двор поставить – люди нужны, а прибыль получим не ранее зимы – почитай, почти через девять-десять месяцев.

– Раньше. Коли мост поставим, поедут люди. Сам подумай – двадцать пять верст лишку сейчас едут, на подводах груженых – это два дня. Для купца с товаром каждый день дорог, а уж если товар нежный…

Никита повернулся к жене.

– Накрой нам стол. Дело, чую, серьезное намечается, просчитать надо.

Мы покушали, выпили кувшинчик петерсемены. Никита ел вяло – видно, просчитывал, стоит ли овчинка выделки.

– Нет, не возьмусь я за это дело.

– Почему? Даже твоим смердам в Вологду куда как сподручнее ездить летом будет – почти напрямую.

– Недоимка у меня, о прошлом годе неурожай был.

– Лес рядом, рабочая сила есть – мост недорого обойдется.

– Нам с того моста прибыли не будет, коли постоялый двор не поставим. Значит, люди туда нужны, вино опять же покупать надо, винные ягоды не растут у нас.

– Пиво варить можно, яблочное вино делать, в конце концов – хлебное вино гнать.

– Э, брат, не то.

Не уговорил я его, с тем и уехал. Тяжел Никита на подъем оказался.

Уже дома я стал прикидывать – получится у меня, ежели сам возьмусь? Лес есть, плотников мост сделать нанять можно. Постоялый двор тоже поднять можно – дороже, конечно, чем изба, обойдется: двор огородить, подклети, сараюшку для живности, конюшню. Свинину и курятину из деревни поставлять можно – вот и сбыт будет, в город на продажу не везти. Зерно выращивать, муку на мельнице молоть – вот и хлеб, пирожки.

О! Пару рыбаков заиметь надо – рыбка свежая к столу будет.

По деньгам – осилю. Все упирается в людей.

Не откладывая в долгий ящик, я нанял плотников, расшевелил Андрея, и к весне недалеко от деревни, на дороге стоял постоялый двор. Вот только пустовал он пока. На реке ледоход, дороги развезло, и поток людей и грузов остановился. Да и были бы – нет холопов и хозяина на постоялом дворе. После ледохода можно и за мост приняться. Плотники, закончив с постоялым двором, заготавливали и свозили к реке бревна. Холопов купить можно – кухарок или прислугу. Главная проблема – найти управляющего. Незнакомого поставить – воровать будет, прибыли не получишь. А знакомых у меня и нет.

Неожиданно выручил Андрей. Помявшись, он спросил:

– Похоже, постоялый двор будет?

– Конечно, ты же знаешь.

– А кто заправлять будет?

– Не знаю пока, думаю.

– Брат у меня есть единокровный, Семен. Тоже лоточником на жизнь зарабатывает, да нужду мает – семья большая, кормить-одевать надо. Не возьмешь ли, боярин? Он мужик проворный, работящий. Коли платить будешь, в лепешку расшибется.

Вот так, довольно неожиданно я приобрел приказчика, а вместе с ним – и всю его семью в работники.

Теперь жена и старшая дочь Семена управлялись на кухне, средний и младший сын – в трапезной на побегушках. Сговорились мы на оплате в третьей части выручки. Две трети мне, треть – ему на все семейство. Негоже сажать работника на жалованье. Хочешь зарабатывать – крутись.

Тем временем плотники достраивали мост. Андрей, выпросив у меня денег, скупил по окрестным деревням поросят. Теперь, до сева, все холопы занимались выращиванием живности. Все уперлось в постояльцев, вернее, в их отсутствие. Ну не было людей, хоть умри. До меня дошло, в чем загвоздка. Так никто же не знает, что построен мост! Зимой ездили – моста еще не было, а летом – продолжают ездить по проторенной дороге, в обход.

Я позвал Андрея, с ним вместе подъехали к его брату. Обсудили ситуацию, решили – пока посетителей нет, поставить на развилках дорог сыновей Семена, пусть направляют. А если пойдет дело – людская молва быстро разнесет весть о построенном мосту, о постоялом дворе.

Медленно, постепенно на дороге стали появляться обозы, начал наполняться постоялый двор. Вылезла другая беда – не хватало мяса и птицы. Что ты будешь делать – только ноги вытащил, так хвост увяз.

Пришлось Андрею ехать в Вологду на торг, покупать живность. Не так быстро росли на крестьянских подворьях поросята и куры, как их поглощали постояльцы. Андрей объехал окрестные деревни, договорился о поставках. Все выгоднее смердам, чем в город везти, – и ближе, и налог платить не надо.

И вскоре выправилось дело, пошли первые деньги. Я перевел дух. Ничего, созреет рожь да ячмень – своя мука будет, пиво варить сами станем, тогда еще лучше заживем!

А днями в мой городской дом заехал Никита. После традиционных приветствий мы уселись за стол, обменялись новостями.

– Вот уж не думал, что ты так развернешься, сомневался я, признаюсь – был не прав. Хваткий ты, однако, Георгий. Хорошее наследство сыну отойдет. Из руин деревню поднял, однако. Так, глядишь, и меня обгонишь.

– Обгоню, – засмеялся я. – Вот немного окрепну, церкву небольшую поставлю еще – обязательно с колокольней, не все же моим холопам к тебе в село ходить на церковные службы.

Никита засмеялся:

– То не моя епархия.

А в Юрьев день и вовсе случилась приятная неожиданность. В этот день холопы, если не имели долгов перед хозяином, могли уйти от него. На приработки ли, в город к ремесленникам податься или наняться к другому боярину. Я тогда как раз в деревне был. Подошел Андрей, сделал круглые глаза:

– Там… это…

– Говори яснее.

– Смерды к тебе, в холопы хотят.

Я удивился, вышел из избы. У ворот стояли крестьяне.

– Здоровья всем! Что за дело ко мне?

– В холопы к тебе желаем! Сегодня Юрьев день.

– А долгов-то нет за вами?

Смерды полезли за грамотками.

Хм, здорово. То людей искал, а то сами пришли.

– Чего вам у старых хозяев не жилось, не работалось?

– Дык, обижали сильно. Ты вон, почитай, деревню заново отстроил, люди в хороших избах живут, от голода не пухли, никто не помер, а неурожай о прошлом годе везде был. Возьмешь?

– Рыбаки есть?

Вперед вышел рябой мужик.

– Я с отцом всю жизнь рыбу ловил.

– Семья большая?

– Семеро детей.

– Беру. Избу не дам – нет пока свободных. Подойдешь к Андрею, он тебя поселит. Хочешь – сам строй, лес дам. Хочешь – жди, пока плотники поставят.

– А лодка, сети?

Вот заморока.

– Андрей, подбери ему лодку, сетей купи. – Я повернулся к рыбаку: – С этого дня – на два года в холопах; половина улова за жилье, лодку и сети – моя, вторую половину можешь сам скушать, а можешь на постоялый двор продать – вон он стоит. Устраивает?

– Добро, согласен.

Остальные были крестьянами. Мы с Андреем определились – кому где жить и что делать. Уговор со всеми был половинный; половину от выращенного урожая холоп мог продать, половину – отдать мне.

Снова в деревне застучали топорами плотники. По моим прикидкам, для того чтобы обработать землю и обеспечить постоялый двор продуктами, надо было еще пять-шесть холопов, но и тем, что пришли, я был рад.

И тут как гром среди ясного неба – сборы боярского ополчения. Дел полно, можно сказать – невпроворот. Чего еще государь удумал? Одно утешало – Андрей приобрел опыт, умело управлялся с деревней, Семен с умом и осторожностью держал постоялый двор, ну а за свой городской дом я был спокоен – там была жена. А ведь, бывало, слыхал от бояр о воровстве приказчиков. Вернется боярин из похода, что длится три месяца, а то и полгода, – и что видит? Приказчик его сбежал с доходом от поместья, холопы с голодухи разбежались, дом растащили лихие люди, не оставляя иногда и стен. Поэтому честные, разворотливые люди – в большой цене, их надо было взрастить.

Пока собиралось ополчение, я стал припоминать историю. Мамочки мои – да никак государь Смоленск брать решил? Его осада длилась месяц, если мне не изменяет память. И армию государь собрал великую – около восьмидесяти тысяч ратников – с пушками в обозе, с пищалями. Летом собираться – не зимой. Корм лошадям брать не надо – кругом луга зеленеют, шапки да тулупы не нужны – и в поддоспешнике жарко. Снег на костре топить не надо – в любом ручейке зачерпнул воды и пей. Едешь на коне – вокруг красота, все зеленое, жаворонки в вышине заливаются.

У Пскова мы встретились с великокняжеским войском. Бросился в глаза государев стяг – черное полотнище с Иисусом Навином, попирающим солнце.

Мы присоединились к лагерю, но от государева шатра стояли далеко. К нему только воеводы земель ходили, любопытных же отгоняли рынды – в белых одеждах, с серебряными топориками – вроде телохранителей, только мне показалось, что топорики эти уж больно бутафорские. Ежели посягнет кто на жизнь государя, ими можно разве только муху прихлопнуть. Инда ладно – кто посмеет среди многочисленного воинства руку на государя поднять? Безумец только или самоубийца. Все перевороты государственные приближенными вершатся, интригами да ядами в кубок вина. А впрочем – был в истории не один случай, вспомнить хотя бы смерть бедного Павла.

Что-то меня не в ту сторону потянуло.

Я проверил, как устроились мои ратники – те уже срубили себе шалаши и разводили костер. Поход походом, а кушать надо.

По лагерю засновали гонцы, поместные воеводы потянулись к государеву шатру. Часа через два они вернулись и теперь собрали бояр. Как я понял, будут ставить задачу. К своему изумлению, рядом с боярином Плещеевым я увидел князя и государева конюшего Овчину-Телепнева-Оболенского.

– Представляю вам князя. Вологодское ополчение вместе с тверскими ноне под руку княжескую отходит. Ему и слово.

Князь обвел глазами бояр. Я в этот момент наклонил голову, скрывая лицо под тенью шлема. Не хватало только, чтобы князь меня узнал. А пуще всего – имя и фамилия у меня другие. Вдруг подлог вскроется? Я-то знал, что я не боярин, я из другого мира. За такие вольности с документами можно и на плаху попасть. Впрочем, против княжеского слова у меня документ от церкви. Одно другого стоит.

Я стал вслушиваться, о чем ведет речь князь. Он в общих чертах рассказал, как планируют взять Смоленск. Пушкари будут выдвигаться вперед, ближе к крепостным стенам, под прикрытием бревенчатых щитов. Мы же должны держать в осаде восточную часть города. За другие участки кольца осады отвечают полки иных русских земель. Восток – это хорошо. Если придет подмога, то основной удар нанесут с запада, с польских или литовских земель. И то – Смоленск завсегда был исконным русским городом.

Утром лагерь выглядел как растревоженный улей. Во все стороны сновали государевы гонцы. Собирались, седлали лошадей и уезжали на отведенные места боярские ратники.

Мы спешно доели кулеш из котла; вестимо – воевать с пустым брюхом плохо, собрали скромные пожитки, оседлали лошадей. Ждали только сигнала. Невдалеке я увидел Никиту Тучкова, помахал ему рукой. Подскакал со свитой князь Даниил Щеня.

– Выдвигаться всем, чего телешитесь?

И умчался. Мы поднялись в седла, хрипло завыла труба, и мы в походном порядке покинули лагерь.

Вот и Смоленск – весь как на ладони. Грозные, высокие стены, из бойниц глядят стволы пушек, наверху стены блестят под лучами летнего солнца доспехи защитников. Твердыня. Такую если и возьмем, то кровушки прольется немало.

Мы забирали влево, обходя город. К крепостным пушкам не приближались – что там у них на уме? Наконец поместный воевода, боярин Плещеев, дал знак остановиться. Местечко для лагеря нам досталось удобное – река рядом, за водой далеко ходить не надо, на опушке леса – дрова под рукой, луг – будет, где коням попастись.

Полдня мы занимались мелочами – ставили дозорных, точили оружие. Мне для обороны достался участок по соседству с Никитой, чему я был рад – было с кем поговорить, да и чувствуешь себя уверенней, когда рядом проверенный в бою товарищ.

Ночь спали спокойно, а проснулись рано утром от мощного залпа пушек. Выскочили из шалашей босыми, но все при оружии. Тревога оказалась ложной – то наши пушкари начали обстрел крепостных стен.

Позиции защитников города заволокло сизым дымом. Ядра били в стены, высекая каменную крошку и оставляя углубления. Несколько ядер угодили в дубовые, обитые железом ворота. Полетели щепки. Ратники восторженно заорали.

– Вы чего, как на представлении у скоморохов? Службу забыли? Сапоги обуйте, оденьтесь. Дежурные, где костер?

После завтрака я решил укрепить свои позиции. Левым краем мой участок обороны упирался в грунтовку. Вот ее я и решил перегородить бревнами. Повалили несколько деревьев с небольшими промежутками между ними. Пеший еще проберется, а конный – ни в жизнь, кони ноги переломают.

Срубили дерево, сделали вроде небольшого бревенчатого щита, поставили напротив завала.

– Так, теперь роем окопы.

– Боярин, засмеют ведь.

– Исполняйте!

Холопы, бурча под нос, стали рыть мелкие окопы. Проходящие мимо ратники других бояр поглядывали на моих землекопов с интересом, потом стали насмехаться.

Ко мне подошел Никита.

– Дал бы своим отдохнуть – неизвестно, когда в бой.

– Вот они к бою и готовятся.

– Это как же? Я пока только могилы вижу. Не рановато готовишь?

– Не могилы то – укрытие от мушкетного огня.

Никита обошел окопы, посмеялся и ушел.

Два дня грохотали пушки русские, круша стены Смоленска. На третий на штурм крепости пошли войска. Мы издали наблюдали, как ожили пушки крепости, сверкали огоньки мушкетных выстрелов. Потери были велики, и наши отступили, унося раненых.

Все мои ратники смотрели на бой со стороны и скрипели зубами в бессильной ярости.

Ужинали без аппетита, улеглись спать. И не успели мы толком уснуть, как раздался выстрел и отчаянный вопль часового:

– Литвины!

Мигом все выбрались из шалашей – кое-кто в них и не забирался, спал ввиду теплой погоды на природе, бросив под себя конский потник.

– Михайловцы, в окопы! – заорал я. Пока ничего не было понятно. Полная луна скупо освещала лес, дорогу, мелькавшие тени. Кто они? «Русские должны быть слева и справа от меня, – рассудил я, – впереди может быть только враг».

– Залпом – пли! – скомандовал я.

Громыхнул нестройный залп. Со стороны завала послышались крики раненых. Дружинники, торопясь, перезаряжали мушкеты. Не зря я их муштровал: выстрелил – сразу перезаряди, если время позволяет. Тени за завалом исчезли, но до утра мы так и просидели в окопах, вглядываясь в темень.

Утром я пошел посмотреть – что там случилось? Рядом с завалом была видна кровь, на земле – следы волочения. Не иначе – своих раненых или убитых вытаскивали подальше от завала. Не ожидали наткнуться на неприятный сюрприз. А если бы ночью конница ворвалась в лагерь? Порубали бы всех, как капусту.

С этого дня я усилил дозор. Днем воины отсыпались, ночью по двое сидели в окопах.

Утром же обнаружился неприятный сюрприз – у Никиты были убиты ночью ножами двое ратников. Шалаш их стоял от опушки чуть дальше в лес. И когда ратников пошли звать к завтраку, нашли два уже остывших тела. Ночное происшествие мгновенно насторожило: стычек еще не было, а у Никиты – потери. Благодушие сразу уступило место настороженности. Не иначе, оборону прощупать хотели – нельзя ли здесь просочиться, если осада не плотным кольцом охватывает город. Если в городе полно продовольствия и воды, то, учитывая крепость и толщину стен, Смоленск может продержаться долго.

Видимо, до наших воевод тоже дошла эта мысль, и днем пушки стали стрелять не по стенам, а раскаленными ядрами – по городу. Занялись пожары, над городом пополз дым.

После одного удачного попадания в верхнюю часть башни здоровенный кусок стены рухнул, увлекая за собой защитников. Над позициями осаждавших город русских взвились восторженные крики.

Обстрел продолжался почти весь день. Государь решил устрашить горожан. Конечно, в городе была вода, но хватало ее только для питья людей и скотины, тушить многочисленные пожары было нечем.

Вечером подоспевший отряд литвинов сделал попытку прорвать осаду с западной стороны, но был отброшен.

А у меня случился неприятный инцидент. Пропал Федька-заноза. Наши шалаши стояли по соседству, и когда я поднялся ночью, решив проверить дозорных, его шалаш оказался пуст. Я в тревоге обежал своих ратников – Федьки нигде не было.

– Небось, вино ушел пить с земляками, – ответил мне Никита, когда я поделился с ним своей тревогой.

– Не таков Федька. По бабам ходок – это верно, но службу знает, в походе без моего ведома никуда не уйдет.

– Не переживай, – зевнул Никита. – Найдется еще, выпорешь потом – и вся недолга. Нашел из-за кого переживать – из-за холопа. Спи иди лучше.

Но тревога меня не оставляла. Не случилось ли чего? Поднять шум? Не осмеют ли меня потом, если Федька найдется?

Я решил пошарить по лесу сам – вдруг найду какие следы? Предупредив своих, чтобы сдуру не пальнули по возвращении, я взял мушкет и углубился в лес. Глаза привыкли к темноте, я ступал осторожно, стараясь не наступить на ветку. Зигзагами я шел от шалаша Федьки в глубь леса.

Удалился я уже достаточно и, ничего подозрительного не найдя, решил было вернуться, как почудился вскрик. Не мнится ли мне? Может, то ночная птица крикнула? Я двинулся в ту сторону, откуда, по моему мнению, донесся вскрик.

Вскоре послышались голоса. Говорили вполголоса. Нет, значит, не послышалось. И в лесу явно чужие. Чего русским вполголоса говорить? Затаив дыхание, я понемногу продвигался вперед. Впереди открылась небольшая полянка. Две темные тени склонились над лежащим телом. Раздался удар.

– Ну будешь говорить? Пес смердящий!

Еще два удара ногой.

Я вскинул мушкет, нажал спуск. В тишине выстрел прозвучал оглушительно. На несколько секунд от вспышки выстрела я ослеп. Зажмурил глаза, открыл, бросил мушкет на землю, выхватил саблю и рванулся вперед. Сопротивления мне никто не оказывал, все лежали.

– Федька! Это ты здесь?

– Я, боярин, – раздался голос холопа. – Ты как меня нашел?

– Вставай, говорить потом будем.

– Не могу – руки-ноги связаны.

Я вбросил саблю в ножны, достал нож и разрезал путы. На всякий случай ударил каждого из лежащих ножом в грудь. Федька еще и ногой пнул.

– Как сюда попал?

– Как-как, по нужде отошел, да по башке чем-то треснули, очухался здесь.

– Сколько их было?

– Двое.

– Тогда ходу отсюда.

Я подобрал мушкет, и мы побежали в сторону своего лагеря. На опушке я придержал Федьку.

– Погодь, а то свои пальнут.

– Прости, боярин, не подумал.

– Эй, михайловцы! Это я, боярин ваш, не стреляйте, – крикнул я.

– Иди смело, мы уж по голосу узнали.

Когда мы подошли, холопы удивились:

– Федька, ты где был? Боярин тебя искал.

– Ага, нашел – на бабе, – сказал я, чтобы пресечь ненужные разговоры. – Федька, иди умойся.

Когда мы отходили, я услышал:

– Ну, теперь Федьку высекут, хоть он и старшой.

Я улегся спать – и так полночи пробегал в поисках холопа, будто он князь.

Утром у шалаша раздалось вежливое покашливание. Я выглянул. Рядом с шалашом стоял один из моих холопов, держал в руке миску с кулешом. Наверное, спал я долго, раз кулеш сварить уже успели.

Я выбрался из тесного шалаша, вытащил из чехла ложку, уселся есть. От костра доносились взрывы хохота. Интересно, что они там веселятся?

Доев, я подошел. На Федьку-занозу было страшно смотреть. Один глаз заплыл, губы разбиты.

– Это что – баба тебе в глаз кулаком засветила?

– Нет, не кулаком – сковородкой чугунной.

Все заржали.

– А по-моему, боярин ему в глаз дал, чтобы, значит, из лагеря не убегал.

Народ веселился, а Федька кривился уголком рта. М-да, хорошо ему досталось. Ладно хоть не покалечили, не убили.

Заметив меня, все вскочили.

– Отдыхайте, отсыпайтесь, – разрешил я.

Ночное происшествие осталось между мной и Федькой – ни он, ни я словом не обмолвились, только заметил я после того, что Федька в бою всегда рядом держится, в опасные моменты то щитом, то грудью своею от вражеской сабли меня закрыть пытается.

На крепости выкинули белый флаг, и в русский лагерь из Смоленска вышли переговорщики. Чем закончилось дело – мне неизвестно, но на следующий день пушки загромыхали снова.

Через три дня крепость сдалась, на всех башнях выкинули белые флаги. В Смоленск отправился боярский сын Иван Шигона с дьяком Иваном Телешовым. С июля тридцать первого числа смоленские бояре отворили ворота, били челом государю и крест на том целовали. «В град Смоленск послал государь боярина своего и воеводу Даниила Васильевича Щеня, и иных своих воевод со многими людьми, и велел им всех людей града Смоленска к целованию привести, и речь им, государем жалованную, говорить». Так поведал потомкам летописец.

В честь победы из государевых закромов было угощение боярам, да детям боярским, да ратникам. Целый день воины пили, ели, гуляли. Песен попели, поплясали под дудки да жалейки невесть откуда взявшихся музыкантов.

Потом были сборы и дорога домой. Никита кручинился:

– Второй раз в поход сходил – одни убытки токмо, никаких трофеев, да за хозяйством пригляда нету. Дома жена осталась – так что от бабы возьмешь?