Русский ад. Книга первая Караулов Андрей

Кто афиширует взятки, а? Под носом у МВД и КГБ? Только те руководители, те товарищи, у которых проблемы с головой КГБ Азербайджана прав: такие люди опасны для общества.

Алиев вызвал машину, позвал с собой председателя Комитета госбезопасности, но он (умный человек!) сказался больным, – и на Апшерон…

Настроение было хуже некуда.

Огромные заборы из красного кирпича. И кирпич играет на солнце, лоснится от жира. Наметились и дома… – зачем четыре этажа, а? Их же, эти дворцы, обжить надо, обогреть, люстры повесить, мебелью заставить, гардинами украсить…

– Вот, товарищ первый секретарь, дом… – полковник из органов запнулся… – строит товарищ… министр.

Называлась фамилия.

Вечером товарищ министр (выдающийся специалист, кстати говоря) был приглашен к Алиеву «на ковер».

Срочный вызов – чудовищный знак!

– Скажи, Полад, – Алиев сидел у зашторенного окна за огромным столом из ореха с зеленым сукном; этот стол великолепно «подавал» гостю Первого секретаря, казалось – за столом Аллах в образе человека, – …скажи, сколько сейчас стоит один… кирпичик?

– Пятак, Гейдар Алиевич, – министр по имени Полад опустил глаза, прекрасно понимая, о чем идет речь, к чему клонит Первый секретарь. – Пятак за… штуку. Дорого, конечно, Гейдар-бей, пять копеек – один кирпич…

– Ты молодец, – похвалил Алиев. – Хороший хозяин.

Цену знаешь. Умножай, Полад. Сто кирпичей – пять рублей?

– Пять, – дрогнул министр, – уже пять, Гейдар-бей… Тысяча кирпичей – пятьдесят рублей…

– А в эквиваленте?.. – Алиев поднялся над столом – надменный и красивый. – Как? По Уголовному кодексу?

Твой дворец, Полад, восемьсот квадратных метров. И забор в высоту… метра три. В эквиваленте, я спрашиваю, сколько будет?

– Хищение… в особо крупном, Гейдар-бей.

– Вот!

– …собственности социалистической…

– Правильно. И опять ты молодец, Полад, умеешь говорить коротко. И я скажу тебе коротко. За сто рублей в Советском Союзе сейчас два года дают. Ты это знаешь?.. – Алиев специально перешел на русский, потому что он говорил сейчас как бы от имени Советского Союза. – Значит, твой забор, Полад, лет на десять тянет. Так ты же еще там, за забором, пожелал дворец поставить. Словно мы все – ослепли! Словно нас – уже нет! Контролирующих органов нет! – Надо же, а? Дворец целый! Тут, дорогой, не десять лет… – Алиев медленно, гордо вышел из-за стола. – Здесь расстрел. Советская власть не прощает такие хищения. Злостное нарушение закона! Ты, Полад, кроме «Правды», иногда Уголовный кодекс читай. Если допускаешь злоупотребления. Полезная книга!

Как, каким же образом старый министр, пусть и сверхопытный аппаратчик, – каким чудом он сразу почувствовал, что Гейдар Алиевич на самом деле хочет сейчас его спасти: да, бес попутал, как говорится, но Алиев уверен, что дед Полад нужен, очень нужен их Азербайджану; из всех «дачников» Алиев только его вызвал сейчас «на ковер», это значит, у старика есть шанс остаться в живых.

В формуле «товар – деньги – товар» Карл Маркс забыл показать самое главное – как надо уходить от налогов.

– Не мой… клянусь, Гейдар-бей, не мой дом! Это сына дом, его деньги… он строит.

– Хорошо, – кивнул Алиев. – Значит, расстрел на двоих разделят. Это ты, Полад, вовремя подсказал. Молодец: никаких необоснованных наказаний! Знаешь, как русские говорят? «От трудов праведных не наживешь палат каменных!» Сын – значит, сын. Вместе с отцом. Вызывай его прямо сейчас сюда, ко мне. Гейдар Алиевич, скажи, проститься желает. Запомни, Полад: мы, коммунисты, очищались и будем очищаться от скомпрометировавших себя лиц, – Алиев разрубил ладонью воздух. – От недостойных людей. Сынку скажи, Гейдар Алиевич как руководитель республики… за родителя твоего… извиниться хочет. Потому что родитель твой – дурак набитый. Деньги украл – спрятать не умеет. А зачем тогда красть? Чтобы в тюрьме сидеть?

У старика-министра тряслись губы, но он молчал – возражать бесполезно.

– Где логика? – гремел Алиев. – Нет логики, потому как ума нет, – подвел он черту. – Такие преступные действия вызывают у меня категорическое возражение! Ты, Полад, всю республику, всех нас своими действиями… опозорил! Красиво жить решил? Во дворце! И где? Где, я спрашиваю? На глазах у всех! Рядом с дорогой!

Старик Полад медленно, как в искаженной съемке, опустился перед Алиевым на колени.

– Поднимайся, слушай, – поморщился Гейдар Алиевич, – ты не в мечеть пришел. Настоящий коммунист раньше выстрела не падает. Хотя какой ты коммунист, Полад? На ногах уже не стоишь. Мы отдельно рассмотрим вопрос о твоей партийной ответственности. На бюро вынесу, – и Алиев опять рубанул ладонью воздух. – Из всех строителей, Полад, секрет тебе открою, только одного кого-то расстреляют. Для показательного примера. Кого – я не знаю. Но Леонид Ильича я за тебя просить не буду, – махнул рукой Алиев. – Глупость я сделал, подставился я, что тебя выдвигал! Столько серьезных людей. А я тебе доверял! У кого из вас кирпичей больше найдут, того и расстреляют!..

Старик плакал, но с колен встал.

За ночь все заборы на Апшероне были снесены. Все, чистая земля.

Кого-то из «дачников» и впрямь наказали: семь лет лагерей. Другие «строители», в том числе и министр по имени Полад, работали на благо Азербайджана всю оставшуюся жизнь…

И хорошо работали: честно…

Его можно было бы сразу заменить, конечно, но Алиев не бросался людьми. Небольшая республика, незаменимые потому и незаменимые, что их замена – это уже потери!

– Никогда не реагируйте, если кто-то провоцирует вас на драку, – наставлял Гейдар Алиевич внуков (у Севиль – Зарифа и трое мальчишек). – Я вот никогда ни с кем не дрался. Сколько раз меня провоцировали, но я сразу отходил в сторону, потому что безразличие – это самый лучший ответ…

Свою работу, свой кабинет Гейдар Алиевич любил еще больше, чем свой дом, точнее дачу. Вернувшись в Баку («на ханство», как он шутил), Алиев несколько месяцев жил – вместе с детьми – в квартире брата. Комната, где он спал, была такая крошечная, что в ней даже шкаф не помещался, парадный костюм Президента висел на толстом гвозде, вбитом в стенку.

Если бы Гейдар Алиевич не вернулся в Баку, он потерял бы доверие людей. Имя.

Азербайджан – красивая, чудная страна, самое богатое (богаче Турции) государство в Закавказье, Азербайджан, его Азербайджан умирал, ибо власть оказалась в руках Народного фронта.

Президентом стал бывший научный сотрудник краеведческого архива Абульфаз Эльчибей – клинический алкоголик, валявшийся по вечерам здесь, на этих коврах (бывший кабинет Алиева!) в лужах собственной мочи.

– Эльчибей, надо же… – рассуждал Алиев, – из архива сразу на пятый этаж президентского дворца! Взлетел. Это ж какие крылья надо иметь, а?

Если народ выбирает идиотов, разве они, этот народ, не дети?

Эльчибей: грязный, небритый, вечно пьяный, но – демократ, Народный фронт…

Дети перестройки. Дети Михаила Горбачева.

Фронтовики… нашлись.

В Нахичевани, где Гейдар Алиевич, сбежав из Москвы, два с лишним года возглавлял республиканский парламент, крупно проворовалась группа руководителей местного отделения Народного фронта.

– В прокуратуру! – приказал Алиев. – Немедленно.

– Как можно, Гейдар-бей, – замахали руками сподвижники, – Народный фронт!..

– Слушай, Народный фронт – значит, воровать можно?

– Ой, Гейдар Алиевич, в Народный фронт у нас все жулики записались…

Одесса 19-го, честное слово! Бандиты идут служить в Красную армию: Миша-Япончик, Гриша Котовский…

Если бы криминал не поддержал бы тогда (по всей России) Красную армию…

Алиев умел побеждать.

Он – из бедной семьи, очень бедной, поэтому он всегда был предельно осторожен – всегда!

Такие люди умеют ждать.

Придет время, Гейдар Алиевич быстро разберется и с полковником Суретом Гусейновым, ныне – премьер – министром Азербайджана, и с «нефтяным королем» Расулом Гулиевым, ныне – Председателем Мили меджлиса, которого он называет (пока) «своим другом», – Алиев победит всех!

Если он – сильнее, то куда же торопиться?

Его покойная мама не скрывала: из всех детей (в их семье было много детей) Гейдар – главный.

Отец, железнодорожный рабочий, умер рано. Смерть произошла от постоянного недоедания, так сказал матери знакомый врач-патологоанатом: вся еда – детям.

За хлебом мама посылала только Гейдара. Только ему она доверяла карточки, только; другие дети точно прикончили бы хлеб по дороге домой.

Да, когда-нибудь Гейдар станет их могучей опорой…

Часто братья воровали у соседей виноград: в Нахичевани, в разгар сезона, всегда много винограда.

Малыши, – что в этом такого?

По чужим садам Гейдар никогда не шарился.

– Соседям самим есть нечего, – резал он…

Ельцин не ответил на приглашение Гейдара Алиевича посетить Азербайджан. Вот ведь как: Президенту великой России не о чем сегодня говорить с соседями!

Американская миссия в Баку – шестьсот человек. Русская – девятнадцать, включая шоферов и технический персонал.

К Новому году Алиев отправил Президенту России дорогие подарки: ковер – картину современного мастера из Гянджи и часы «Ролекс» – за 18 тысяч долларов.

Точно такие же часы были подарены и Виктору Васильевичу Илюшину, первому помощнику Президента России: Рамиз Ризаев, посол Азербайджана, получил (таким образом) «доступ к телу» Бориса Николаевича и лично вручил ему подарки, несколько раз повторив, что Алиев будет счастлив видеть Бориса Николаевича в Баку.

Ельцин принял дары с удовольствием, «Роллекс» особенно.

Прошел месяц. И вдруг Барсуков отправляет «Роллекс» обратно в Баку: за подарки – благодарим, часы не примем, они слишком дорого стоят…

Пощечина.

Что ж, Алиев тут же отойдет в сторону.

В сторону Соединенных Штатов и Великобритании.

Судя по тому, что Магомедали Магомедов делает сейчас в Махачкале, Дудаев в Грозном, Аушев в Ингушетии, ставшей (вдруг) «офшорной зоной», Москва уже потеряла Кавказ.

А Карабах? Как решить проблему Карабаха, если в решении проблемы не заинтересована прежде всего Москва?

Карабахский вопрос – мощнейший рычаг в давлении на Азербайджан. И на Армению тоже. – Никто не знает (и не должен знать), что он, Гейдар Алиев, лично раздал генералам Грачева взятки: несколько миллионов долларов. Какие-то средства Гейдар Алиевич выделил из собственных сбережений, самое главное – договорился с московскими бакинцами, земляки собрали (причем мгновенно) гигантскую сумму.

Только так, с чемоданами денег, в современной России можно остановить Карабах… По-другому – никак. Вообще никак.

Только деньги способны сейчас вершить чудеса.

Посол Азербайджана в России Рамиз Ризаев был посредником. Руководителям армянского землячества Гейдар Алиевич задавал один-единственный вопрос: господа завоеватели, что вы намерены сделать с Азербайджаном, если у армянской армии получится (скорее всего, получится) войти в Баку?

Невозможно же, послушайте, всех перебить, – да? ООН, США не позволят. Двадцатый век как-никак! Так кто же будет кормить разрушенный вами, вашим нашествием Азербайджан? Семь миллионов человек? У вас есть на это деньги, господа завоеватели? А?.. В условиях неизбежной партизанской войны?

Вас не звали, дорогие соседи. Вы пришли сами. Девять районов в руинах. Не только Карабах. Сегодня это зона вашей ответственности. Так кто, кто (вопрос все тот же)… изо дня в день будет кормить людей, вами обездоленных?

Война и разрушенное хозяйство… – это огромные средства на восстановление, господа. Иначе – эпидемии, техногенные катастрофы и т. д. А вам, извините, вам… самим есть нечего. В Ереване голод, у вас из страны сбежало сейчас полстраны… И еще – Азербайджан. Заклятый враг, так сказать? – Или газовые печи появятся? В Баку, в Гяндже, в Ленкорани?.. Газовые печи денег стоят, между прочим!

Победа – это всегда огромные расходы, додумайте до конца, до дна, господа армянское землячество, контраргументы, разберитесь с собой! И представьте, наконец, этот пейзаж – после битвы!

Лидию Ивановну, директора школы, где учились Сева и Ильхам, Гейдар Алиевич просил чуть-чуть занижать им оценки: он боялся, что детей Первого секретаря ЦК школа будет нарочно выпячивать как «достойный пример всей республике».

Никаких привилегий! Достаточно, что из-за города, с дачи, детей в школу привозят на автомобиле.

Сева всегда просила шофера останавливаться за квартал до школы. Брала маленького Ильхама за руку, дальше они шли пешком.

Она не хотела, чтобы девочки в классе хоть в чем-то ей завидовали…

Гейдар Алиевич не мог работать плохо: Брежнев и Политбюро тут же сняли бы его с должности руководителя Азербайджана.

Сразу! Брежнев старел, но рядом с ним всегда был Андропов, он не старел; больной человек, почки, но он не старел; Андропов всегда был в одном и том же настроении – ровный, спокойный. Полностью уверенный в себе (оттого и спокойный).

Он очень хотел закончить с Щелоковым и Рашидовым, но терпел, хотя Щелоков заворовался, это факт, а у Рашидова по хлопку – одни приписки. Если их арестовать – Брежнев огорчится, хорошо хоть Кириленко (под давлением Андропова, разумеется) сам, своей рукой написал прошение об отставке, но понимали все: Щелоков и Рашидов – уйдут, это вопрос времени…

Армяне просили у Алиева оружие.

Сохранить государство, спасти миллионы человеческих жизней в обмен на взятки генералам и несколько тонн старых железок, совершенно бесполезных, если война остановлена… – это что же, высокая цена, что ли?

Другого выхода, нет: азербайджанская армия не умеет воевать.

Ситуация Брестского мира! Любой ценой остановить безумие, кровь…

Алиев остановил.

Никогда и никому (даже Ильхам не знал) Гейдар Алиевич не говорил о подлинных условиях (взятки и оружие) этого мира. Самое интересное, что никто, вообще никто (даже журналисты), не спрашивал у него, каким чудом остановилась – вдруг – эта война…

Гейдар Алиевич боготворил Ирину Александровну Антонову, директора Пушкинского музея в Москве.

Он часто здесь бывал, приезжал всегда очень рано, часов в 6-7 утра, чтобы не стеснять других посетителей: член Политбюро, первый зампред Совмина, охрана мгновенно перекрывает сквер перед музеем, улицу, все ходы и выходы…

Нет уж, лучше с утра, пока Москва спит. Походить по музейным залам, рядом с Гейдаром Алиевичем – только Сева и Ильхам, он обязательно брал их с собой…

Только что (вчера проводили) в Азербайджане гостил один из самых уважаемых в России людей – генерал Асламбек Аслаханов.

В 90-м, два года назад, именно Аслаханов запрашивал у Генерального прокурора Советского Союза санкцию на арест Алиева.

Речь шла о денежных подношениях.

Узнав, что Аслаханов едет на Апшерон, Алиев через ветеранов КГБ, своих московских друзей, предложил встречу; ему очень хотелось поговорить с Аслахановым начистоту.

Помощники перестарались.

– У вас семь минут, господин генерал, – сообщил Тариэль, первый секретарь Президента. – Гейдар Алиевич очень занят.

– Он же меня сам пригласил, – удивился Аслаханов. – Я могу уйти.

Тариэль торжественно открыл дверь президентского кабинета:

– Вас ждут…

Алиев сидел за столом, перебирал бумаги.

– Салам, господин Президент…

Алиев кивнул головой, но не встал.

«Ничего себе – подумал Аслаханов. – Королевский прием!»

– Садитесь, пожалуйста, – Алиев поднял наконец голову. – Где вам удобно… садитесь…

Аслаханов завелся.

– Господин Президент, – стоя чеканил он слова, – докладываю! Я – генерал-майор советской милиции Аслаханов, начальник главку по борьбе с экономическими преступлениями, трижды официально, то есть с согласия министра Щелокова, обращался к Генеральному прокурору СССР за санкцией на ваш арест по статьям 173-й и 170-й. Ответственно заявляю: у МВД СССР были все необходимые основания, господин Президент, для заключения вас под стражу. Это мое мнение, я его не изменю. Не имею права… – помедлил он, – шарахаться, Гейдар Алиевич, из стороны в сторону; материалов, агентурных сведений у нас хватает.

Но… зная, господин Президент, как здесь, в Баку, развернулись впоследствии сепаратистские тенденции, резюмирую: руководители Генпрокуратуры, товарищ Рекунков и другие товарищи, неоднократно напоминавшие мне, что арест дважды Героя Социалистического Труда и бывшего члена Политбюро есть акт политический, я, Гейдарбей, признаю: руководители Генпрокуратуры правильно напоминали мне тогда о вашем исключительном влиянии. Вы, Гейдар Алиевич, принесли Азербайджану неоценимую пользу. Боюсь сказать, что было бы с Азербайджаном, если бы такой человек, как вы, Гейдар Алиевич, не взял бы страну в свои руки. На языке юристов это называется «деятельным раскаянием». Доклад закончен. Я свободен?

– Раскаиваться мне не в чем, – помедлил Алиев, – но хорошо… что вы все это сказали, генерал, – он расстегнул пуговицы пиджака и вышел навстречу Аслаханову из-за стола. – Я рад с вами познакомиться, Асламбек, и обнять вас! Не скрою, я хотел этого разговора. Вы садитесь, пожалуйста. Сейчас чай принесут, Асламбек, очень хороший чай…

Куда они делись – вдруг – его актерский дар и его должностной снобизм, восточная важность: Аслаханов видел перед собой грустного, мягкого человека, которому очень хотелось, чтобы его поняли и услышали! Он нуждался если не в друзьях, то в человеческом понимании – тех людей, чьим мнением он дорожил.

Они проговорили почти два часа.

– Поэтому так, Асламбек… что-то было, конечно. Самокритично скажу. Не так, как понаписали, разумеется… но куда, я спрашиваю, это все шло? – Я отвечу, Асламбек! Без подарка на две-три тысячи рублей для супруги завотделом ЦК в Москву лучше было совсем не приезжать, веришь? Н-ни-чего для республики не решишь. Не услышат тебя. Не воспримут. Фондов не будет. Живи, как хочешь. Такие, Асламбек, порядки были…

Ничего, сволочи, не делали! – Алиев тяжело вздохнул, махнув рукой. – Сидит он, смотрит тебе в глаза и взятку ждет, хотя я, между прочим, Первый секретарь ЦК!

Принесли чай, Гейдар Алиевич сам разлил чай в пиалы, пододвинул поближе к Аслаханову хрустальную вазу с орешками в белом сахаре и пахлаву.

– На Старой площади, Асламбек, были хорошие зарплаты. От пятисот рублей. Плюс продуктовые наборы по семьдесят целковых, хотя реальная цена им… рублей 350, не меньше.

Но в ЦК, Асламбек, уже тогда за зарплату никто не работал. Я об этом и Юрию Владимировичу говорил, обо всех… негативных явлениях, а он все… терпи, терпи.

Очень аккуратный был… Юрий Владимирович. Осторожный. Жизнь у него такая: он же сирота. С самого детства. Поэтому – осмотрительный. Сироту кто защитит? По семь раз все взвешивал. А Брежнев за кабанов в Завидове что-нибудь платил? Я встречу прошу, говорят – он на охоте. Час в день работал. Все последние годы. Только охота!

Почему Андропов не взял тогда власть? Брежнев два раза просил: отпустите. Нет! Не отпустим. Почему? Видно же: человек искренне просит. Нет, будем держать тебя до смерти.

Осторожный. Сирота, я же говорю… С виду – вроде бы решительный, жесткий, а ведь просчитывал каждый свой шаг. Власть собирал. Долго-долго собирал, осторожно. Предателей боялся. Леонид Ильич рядом с Андроповым двух своих вернейших людей поставил – Цвигуна и Цинева. Мощнейший психологический фактор, хочу сказать. И с докладом о фокусах Гали сам Андропов к Леониду Ильичу не пошел. Цвигуна отправил. Очень любил работать чужими руками, я ж говорю: осторожный!

Аслаханов сидел, не шелохнувшись.

– Вот ты, Асламбек, – продолжал Алиев, – опытный человек, всю жизнь в МВД боролся с коррупцией, возглавлял управление, и все тебя боялись. Знали – неподкупный. Мало таких. Но есть, – Алиев встал и прошелся по кабинету. – К тебе вопрос. Вот эти: Чубайс, Кагаловский, Филиппов… кто там еще? Глазков какой-то… Гламурная тусовка. Их кружки. Они все на какие деньги жили, – а, Асламбек?

Когда Алиев смеялся, он не смеялся на самом деле, а хитренько так, с добрым прищуром в глазах посмеивался.

– Скажи! – настаивал он.

– Мы же знаем, Гейдар Алиевич, чьи это деньги…

– …семинары в пансионатах на берегу Финского залива… Гайдар, кстати, всегда с супругой приезжал, отдохнуть заодно, встречи в Варшаве с «Солидарностью», потом – «шпроновские чтения» в Венгрии, это же несколько месяцев, по-моему, где Чубайс и все эти мальчики «сверяют часы» с Корнан Ноувом, Клаусом, – да? – будущим Президентом Чехии… И что, КГБ, Чебриков, Бобков, Крючков это все не отслеживали?.. Такое может быть?

Аслаханов согласно кивнул:

– Я убежден, что Андропов хотел, чтобы в Советском Союзе было бы, как в Китае. Красные знамена. И официальные миллионеры. Разве мешает одно другому?..

– …а Австрия? – продолжал Алиев. – У Чубайса на «запорожец», говорят, денег не было, а тут – Австрия, Альп – бах, Нардхаус и Дорнбуш, – Асламбек, я правильно называю фамилии?

– Вы полностью информированы, господин Президент.

– На поездки в капстрану давали тогда по 37 долларов. А эти… безработные… были там как у себя дома. Ни в чем не нуждались. Поездка за поездкой. Авен в Австрию прямо из Венгрии приехал. На «Жигулях». Это все мимо КГБ шло? Проморгали? Мимо посольства?

– Без воли КГБ перестройка была невозможна, – согласился Аслаханов.

– И я так считаю. А ты что же, Асламбек, чай не пьешь?

– Я, Гейдар Алиевич…

– В России… знаешь, как лучше всего жить? Я скажу: как государство в государстве. Вот так себя надо поставить. Это трудно. Все будут завидовать. Чем дальше от Кремля, тем лучше. В Кремле сейчас может оказаться кто угодно, ты… ты согласен со мной?

Аслаханов кивнул, – чем больше Гейдар Алиевич говорил, тем больше он ему нравился.

– Величайшее дело каждого человека, живущего сегодня в России, обезопасить себя, своих детей, их будущее от идиотов, которые рвутся к власти. Мы, Асламбек, – Алиев встал, тут же, резко, поднялся и Аслаханов, – еще обо всем поговорим.

– Буду рад, Гейдар Алиевич.

– Две ошибки у Андропова непростительные – Афганистан и Горбачев. Ведь Леонид Ильич был против Афганистана, а Андропов и Устинов настаивали. Я тебе об Андропове много могу рассказать. Знаешь, когда он полностью потерял здоровье? Что его подкосило? Я скажу, Асламбек. Ты сейчас удивишься.

Южно-корейский «Боинг». Сбитый на Дальнем Востоке.

Его сбил генерал-полковник Дмитриев. Это Дмитриев принял решение. Создали комиссию, проверили. Генерал действовал строго по инструкции.

– Он с пассажирами летел, этот «Боинг»?

– Конечно! Полный самолет.

– Говорили, вроде пустой…

– Полный, полный, – повторил Алиев. – 270 жертв. 269 – пассажиры и экипаж. 270-й – Андропов. И это был уже второй по счету «Боинг». Все Южная Корея. Первый залетел к нам в Карелию, в 78-м, вроде бы тоже небом ошибся, – мы на лед озера тогда его посадили. Двое погибли при посадке, пассажиры, экстренно собралось Политбюро, мы выразили Сеулу категорический протест.

Людей разместили в Петрозаводске, накормили, самолет вернули, прямо с озера увезли, апрель был, но апрель в Карелии – это зима, лед толстый, основательный…

– Вы производите очень сильное впечатление, господин Президент, – вдруг сказал Аслаханов.

Да?.. – притворно удивился Алиев. Кажется, он жалел сейчас, что рядом никого нет, что их никто не слышит, – Гейдар Алиевич очень любил лесть, но Аслаханов не льстил, не из тех он людей, чтобы льстить. – Пожалуйста, Асламбек, сейчас вы отдыхайте. В «Советском Азербайджане» остановились? Там позаботятся, персонал добросовестный. Не разбежались еще. Я слежу. Перед вашим отъездом обязательно встретимся. В моей резиденции. В «бунгало», как писал товарищ Ваксберг в «Литературной газете», – слушайте, откуда среди журналистов столько болтунов? Раньше так не было. Факты проверялись. Была ответственность. А сейчас черт-те что пишут: клан Алиева вывел на улицы миллион людей, поэтому руководитель республики Везиров – бежал! Асламбек: никакой кла-ан… – Алиев говорил с небольшим, мягким акцентом, – никакой кла-ан миллион людей вывести не может. Скажите это Ваксбергу, пожалуйста! Хочу, Асламбек, чтобы здесь, в Баку, вы были бы моим личным гостем…

Алиев часто бывал в школе на родительских собраниях – и у Севы, и у Ильхама. Или он, или Зарифа-ханум. Дисциплина, говорил Гейдар Алиевич, существует для всех. Прежде всего – для родителей. Как все родители, сидел в классе, за партой. «Прикрепленный» оставался в коридоре. Приезжая в Москву, Гейдар Алиевич в первый же свободный вечер шел в Театр сатиры, обожал Папанова, «Клоп» Маяковского смотрел раз пять или шесть. Но больше всего он любил симфоническую музыку – Ниязи, Светланов, Темирканов, Ростропович, в последние годы – Гергиев.

Если Алиев собирается на концерт, значит, придет все правительство Азербайджана. Семьями: жены, дети…

Рядовой афишный концерт становился правительственным…

Странно: когда он, Гейдар Алиев, вернулся в Баку, у него вдруг перестало болеть сердце.

Подхалимы осточертели:

– Как себя чувствуете, Гейдар-бей?

– Стыдно сказать, – улыбался Алиев, – все лучше и лучше!

Именно так ответила ему когда-то Светлана Аллилуева, дочь Сталина. Находясь в Грузии, она собралась посетить Баку, о чем Шеварднадзе сообщил на Лубянку.

Гейдар Алиевич (он работал уже в Москве) связался со Светланой Иосифовной по телефону:

– Как здоровье, госпожа Лана Петере?

(Аллилуева жила под фамилией мужа и сократила себе имя: Светлана.)

– Стыдно сказать, господин Алиев. Все лучше и лучше!

Нахичевань, горный воздух, грубая и чистая деревенская еда, мед, травы спасли его после инфаркта. Вторая молодость, ей-богу! Алиев настоял, чтобы официальные фотографии Президента Азербайджана были сделаны вопреки всем государственным традициям: черная водолазка, похожая на свитер, и руки, эффектно скрещенные на груди.

– Марлон Брандо! – засмеялся Ильхам, увидев новый образ отца.

Отца нации?

Единственное, что Алиев обещает сейчас Азербайджану: жизнь в стране из года в год будет все лучше и лучше.

Кто-то ему рассказывал, Болдин, кажется, что Горбачев, встречаясь с людьми на заводах, на улицах (он любил останавливать свой кортеж, но только когда рядом есть телекамеры), – так вот, встречаясь с людьми, Горбачев давал такое количество обещаний, что охрана имела приказ фиксировать их на диктофон, иначе Горбачев о них просто не вспомнит.

«Трепач!» – махнул рукой Алиев.

Перестройка, – да? Это же был только треп!

Кортеж машин Гейдара Алиевича Алиева ворвался налетное поле бакинского аэродрома: в Лондоне Президента Азербайджана ждал Джон Мейджор, чтобы еще раз, уже навсегда, решить все вопросы по «контракту века»: разведанных запасов каспийской нефти – около десяти миллиардов тонн, их вполне достаточно чтобы Азербайджан быстро, очень быстро, в рекордные сроки, стал бы вторым Кувейтом…

Самое главное – в Лондоне жила Севиль, самый-самый родной человек: он ужасно скучал по Севе, но жить в Баку сейчас все-таки опасно, если с Севой что-то случится, – Алиев сразу умрет, вот просто сразу, и об этом, между прочим, знают все его враги…