Охота на льва. Русская сова против британского льва! Федотов Дмитрий
Когда в прихожей раздался звонок, Давыдов с Блюмкиным приканчивали по третьей чашке чая с баранками. Слегка разомлевший Яшка отправился открывать, а Денис, быстро оглядев себя в висевшее между оконными проемами зеркало, пересел на диван и принялся листать свежий выпуск «Киевлянина», купленный утром на привокзальной площади.
Но вот в коридоре простучали легкие шаги, и насмешливый голос произнес:
— Good evening, Денис Николаевич!
Давыдов выронил газету. Перед ним в трех шагах стояла… Кэтрин Маккормик собственной персоной и улыбалась во все тридцать два зуба. Блюмкин с любопытством выглядывал из-за ее плеча, оказавшись почти одного роста с англичанкой.
— Кэтрин… — Денис закашлялся. — Вы — Катерина?! Руководитель киевского отделения партии эсеров?..
— Нет, Денис Николаевич, я — куратор. — Маккормик по-хозяйски села за стол и сама налила себе чаю. — А что вас удивляет?
— То, что вы так хорошо говорите по-русски… — Давыдов медленно, стараясь выглядеть естественно, поднялся и тоже присел за стол, напротив девушки. Блюмкин, оглядев обоих, тихо удалился на кухню. — Отчего же раньше вы…
— Ну, это всего лишь мера предосторожности, — пожала плечиком Кэтрин и впилась крепкими жемчужными зубками в баранку. — Всегда нелишне придержать козыря про запас. Кажется, так у вас говорят?..
— Гм, да… Получается, вы с Элис меня проверяли.
— Естественно. Ведь не могли же мы запросто довериться офицеру из учреждения, которое призвано как раз заниматься выявлением и поимкой таких, как мы?
— И каковы… результаты проверки?
— На мой взгляд, весьма сомнительные. — Маккормик отложила баранку и принялась прихлебывать чай. — Уж больно легко вы пошли на сотрудничество, а Элис чересчур увлеклась вами, что недопустимо в работе агента. И потом, зачем вы взялись сами сопровождать группу?
— То, что я легко, как вы говорите, согласился на сотрудничество, объясняется именно и в первую очередь моим чувством к мисс Веллингтон, — спокойно парировал Давыдов. — Я действительно увлекся вашей подругой, а дополнительный источник доходов мне пришелся как нельзя кстати. Я, видите ли, люблю жить на широкую ногу…
— Допустим. Но группа…
— А сопровождать господ эсеров я добровольно вызвался, потому что привык с ответственностью выполнять порученное мне дело. Получил командировку от своего начальства в Киев и решил совместить обе миссии — удобный случай.
— Хорошо… — Маккормик явно пребывала в затруднении, что-то обдумывая, и Денис позволил себе тайком перевести дух. — Но тогда как вы объясните…
Она не договорила, в прихожей снова раздался длинный, требовательный звонок. В гостиную заглянул Блюмкин и вопросительно посмотрел на Кэтрин.
— Пойди, посмотри, кто там, — приказала она.
Минута ожидания показалась обоим за столом едва ли не часом. Давыдов даже подумал, уж не группа ли его подстраховки явилась? Хотя вроде не должны были без условного сигнала — отдернутой шторы на правом со стороны улицы окне. Но это были не оперативники агентства. В гостиную стремительно не вошла — влетела самая настоящая фурия. Одета она была так, что у Кэти глаза на лоб полезли. Огромная черная фетровая шляпа была отделана топорщащимся алым шелком, гипюром кремового цвета, розой из черной соломки, величиной с большое яблоко, и еще — черным фетровым крылом, вздымавшимся вверх на пол-аршина. Ярко-синее платье в стиле Поля Пуаре, подпоясанное чуть ли не под самой грудью, было отделано настоящим горностаем, а на шее у фурии висело не меньше десятка нитей крупного жемчуга. Картину довершал алый зонтик.
— Боже мой… — прошептал Давыдов. — А эта здесь откуда?!
Меньше всего он ожидал увидеть в Киеве сумасбродную танцовщицу.
— О, Дьенис, мон шер ами, рюсски медвед?! — воскликнула Мата Хари своим неподражаемым контральто, срывая с руки тонкую перчатку и протягивая Давыдову холеную руку для поцелуя прямо через голову Маккормик. Затем она все же перешла на французский. — Какая радостная встреча на чужбине!
— Мадам, я потрясен… — пробормотал Денис, нисколько не лукавя и припадая губами к ее длинным, нервным пальцам. — Какими судьбами?!
— О, моя судьба!.. Моя судьба! Вы знаете, я родилась на Суматре, я росла красавицей, меня два раза похищали, сперва — жрец богини Сарасвати, потом священник-миссионер… Магараджа Сринагара подарил мне двух питонов, чтобы я научилась исполнять танец со змеями…
Сообщая все эти удивительные подробности, Мата Хари придвигалась все ближе к Давыдову.
— Это тоже наша сотрудница, — слегка сморщив курносый носик, сказала Кэтрин. — Да присядьте уже, Мата!
Расторопный Блюмкин тут же подвинул танцовщице стул и кинулся к буфету за еще одной чайной парой.
— А где же ваш воздыхатель? — рискнул поинтересоваться Денис. — Ну, тот, русский бабуин?..
— О, мой бабуин!.. Его больше нет! Увы, увы, его больше нет!..
Танцовщица сказала это радостно, однако от ее звонкого голоса у Давыдова мурашки по спине побежали. Ведь Бабушинский пытался изловить графа Рокетти де ла Рокка, и Мата Хари поняла, что он раскусил графа. А трудно ли ей было заманить купца туда, откуда он уже живым не вышел?
— Черт возьми… — пробормотал он и вдруг, сам от себя такого не ожидая, треснул кулаком по столу.
— Вас это огорчает? — спросила Кэти и так прищурилась, что стало ясно: она сейчас сопоставляет в голове все сомнительные факты своего с Денисом знакомства. И главным образом — то, как скоро он согласился сотрудничать…
Давыдов понял, что выдал себя. Времени на подачу условного сигнала не оставалось, и он принял единственное решение: надо их брать! Сейчас. И по возможности всех.
Сделав вид, что хочет подойти к телефону, Денис внезапно выхватил из кармана «трофейный» револьвер Блюмкина и навел оружие на рыжую англичанку.
— Внимание, мисс Маккормик, вы арестованы!
Однако, к его удивлению, это не произвело на Кэтрин никакого впечатления. Более того, она от души рассмеялась и танцующей походкой двинулась к капитану.
— Стойте, мисс! Иначе я буду вынужден стрелять!.. — почти в отчаянии крикнул Давыдов, взводя курок.
— Нет, Денис Николаевич, вы не станете в меня стрелять, и вы это знаете, — все еще улыбаясь, сказала Кэтрин, но все же остановилась в двух шагах перед ним.
Давыдов понял, что она права, и растерялся. Впервые в жизни. Всего на пару секунд. Но этого оказалось достаточно. Он даже не сообразил, отчего револьвер из его руки вдруг прыгнул высоко вверх, к потолку, а в следующий миг сильный удар в грудь сбил его с ног и бросил на диван. Револьвер с глухим стуком закувыркался по ковру и исчез под столом.
Спасли капитана рефлексы, натренированные годами регулярных занятий по физической подготовке еще со времени учебы в Академии Генштаба. Инструктором по рукопашному бою там был тогда Жорж Лефевр, ученик самого Жозефа-Пьера Шарлемона, основателя собственного стиля савата и Академии французского бокса в Париже. Русские офицеры с удовольствием изучали необычные приемы и удары — все эти фуэтэ, шоссэ и реверсы — и дивились их простоте и эффективности.
И вот теперь Давыдов, ворочаясь на диване, понял, что его атаковали именно одним из шоссэ — прямым ударом ногой в корпус. Но более всего его поразила мысль о том, что это проделала женщина. «Черт меня подери! Не хватало еще оказаться битым какой-то рыжей авантюристкой!» — со злостью подумал Денис и, сгруппировавшись, легко вскочил на ноги… чтобы с трудом отразить следующий выпад.
На этот раз англичанка ударила сбоку, выполнив совершенно немыслимый (по представлению Давыдова) для женщины, одетой в платье, фуэтэ — удар ногой с разворота. Денис лишь в последнее мгновение сумел поставить блок рукой. И все равно не удержался на ногах, упал в проход между столом и диваном, зацепив по дороге стул. Именно стул и помешал разъяренной фурии, в которую превратилась милая хохотушка, добить противника.
Давыдов успел перекатиться через плечо, вновь встать на ноги и даже оценить ситуацию в целом. Вовремя! Справа на него тут же бросился тощий Блюмкин с большим кухонным ножом. В то время как Мата Хари вжалась в угол между косяком двери и резной этажеркой с книгами и костяными слониками на верхней полке и молча смотрела на драку широко распахнутыми, испуганными глазами.
Но Яшка совершил ошибку, ставшую для него фатальной, решив, что Денис уже не способен к серьезному сопротивлению. Он сделал выпад ножом, снизу и сбоку, как научили его уличные драчуны, и грохнулся навзничь на ковер, получив мощный удар в лоб каблуком ботинка. Шоссэ в исполнении Давыдова удался на славу.
Это остановило приготовившуюся добить капитана Маккормик. Как опытный боец, она мгновенно оценила ситуацию и замерла в паре метров в обманчиво расслабленной позе, опершись рукой на стол, а другой подперев соблазнительно крутое бедро.
— Браво, Денис Николаевич! Не ожидала. Вы тоже поклонник савата?
— Я — боевой офицер, если вы не знали, мисс Кэтрин. — Давыдов продолжал внимательно следить за ней, не расслабляясь. Положение складывалось аховое. У него теперь практически не было шансов задержать всех троих, и стоило подумать, как выбраться отсюда хотя бы живым. Судя по всему, рыжая бестия не собиралась его отпускать. А если в схватку ввяжется еще и эта дура у этажерки, шансы уцелеть приблизятся к нулю. Поэтому Денис счел нужным добавить: — И уж коли так сложилось, что вы стали моим противником, предупреждаю: я не стану вас жалеть только потому, что вы — женщина. То же касается и вас, госпожа Хари. Вы поняли?
Танцовщица вздрогнула, словно выпала из транса, шумно сглотнула, оглядев всю мизансцену, и неожиданно жалобным голосом спросила:
— Дорогой, ты цел?
Давыдов растерялся, и это едва не стоило ему жизни. Маккормик рыжей молнией сорвалась с места и попыталась достать его новым фуэтэ. «Прямо балеринка, твою мать!» — успел подумать Денис, уклоняясь от удара и нанося ответный — кулаком в правое подреберье. Он очень надеялся, что англичанка — явная суфражистка по поведению — не носит корсета. Так и оказалось. Кэтрин охнула, побледнела и с трудом отскочила в сторону, схватившись за бок.
И вот тут Давыдов совершил почти смертельную ошибку. Вместо того чтобы продолжить атаку и окончательно добить противника, он попытался выхватить свой «кольт» из кобуры под пиджаком. Но револьвер зацепился курком за полу пиджака, Денис буквально на пару секунд отвлекся, высвобождая оружие, и тут же получил страшный удар в висок, отправивший его в глубокий нокаут. Поэтому он уже не видел, как Маккормик с торжествующей улыбкой подбирает из-под стола «смит-вессон» Блюмкина, подходит к Давыдову и прицеливается ему в голову; как Мата Хари с совершенно безумным лицом хватает с этажерки самого большого мраморного слоника и с криком «don’t you, bitch!»[14] обрушивает статуэтку на затылок англичанки…
Очнулся Денис от того, что кто-то шлепал его по щекам. Голова гудела набатом, пострадавший висок напоминал о себе пульсирующей болью. С трудом приоткрыв глаза, увидел над собой холеную накрашенную мордашку танцовщицы. «Господи, кошмар продолжается?..» — проползла вялая мысль.
— Ты рюски медвед, ты рюсски медвед… — повторяла Мата Хари. — Сильный-сильный… сидеть, медвед, сидеть…
Сильная рука обхватила его, потянула вверх. Приходилось поверить в невероятное: «Эта дурочка, похоже, спасла мне жизнь?!»
Денис с трудом сел и огляделся. На полу лицом вниз лежала Кэти. Чуть подальше валялся Яшка.
«Вот так же могла сейчас лежать Элис — с разбитым затылком или с пулей в груди… Как хорошо, что Элис не поехала в Киев!..»
— У вас крепкая голова, — сказала Мата Хари уже по-французски. — Продержитесь еще немного, мы вызовем врача. Только не падайте, осталось совсем немного…
— Отойдите, — велел Давыдов.
Кэти назвала танцовщицу своей сотрудницей — черт знает, чего еще от нее ожидать!
Держа Мату Хари под прицелом, Денис кое-как добрался до окна и отдернул штору, подав условный сигнал группе захвата, ожидавшей на улице. А потом прислонился к стене и, не опуская «кольта», стал ждать…
Ему было плохо. Голова трещала, мутило, и при этом Давыдов все яснее понимал: игра закончена, а Элис потеряна для него навсегда.
Группа захвата — шестеро крепких, молчаливых молодых людей в цивильном во главе с представительным мужчиной, чей более старший возраст выдавала благородная седина на висках — появилась через пять минут. Блюмкин к тому времени пришел в себя, но не делал попыток даже встать — слабо ворочался на ковре, то и дело хватаясь за голову и постанывая. На лбу его четко проступал лиловый кровоподтек в форме каблука от ботинка.
— Болит? — хрипло поинтересовался Денис. Ему принесли с кухни холодной воды, и он понемногу отпивал из стакана. Вроде от этого делалось легче.
— Шоб у вас так болело остальное!.. — огрызнулся Яшка. — У вас, часом, папаша не орловский рысак?
— Думаю, нет…
— Так шо ж вы лягаетесь, як коняга необъезженный?
— А нечего было ножиком махать, коли не умеешь.
Блюмкин ничего на это не ответил, и двое оперативников под руки повели его к выходу. К Давыдову обратился старший группы:
— Господин капитан, а с этой что делать? — кивнул на лежащую без сознания Маккормик. Затылок у англичанки был в крови.
— Она жива? Вы проверили?
— Пульс есть, но слабый…
— Вызывайте медицинскую карету. А что с боевиками на Фундуклеевской?
— Взяли точно по плану. Сейчас, должно быть, дают показания в конторе. Плюс нашли там интересные документы — списки членов боевых ячеек господ эсеров в Киеве, Чернигове, Житомире, Херсоне, Одессе и Николаеве, адреса некоторых явочных квартир, а также часть финансового отчета организации перед спонсорами из Соединенного Королевства.
— Ух ты!.. Стало быть, и в Малороссии господам из МИ-6 не пофартило.
Давыдов попытался улыбнуться, но тут же скривился от боли в виске, покосился на присмиревшую с появлением оперативников танцовщицу.
— Эту тоже забирайте.
— Не могу, — пожал плечами седой.
— Почему?! — Денис едва не поперхнулся.
— Она предъявила свои полномочия. — И оперативник протянул ему сложенный вчетверо лист.
Давыдов развернул бумагу и обомлел. Это оказалось удостоверение сотрудника отдела специальных расследований Особого департамента Канцелярии Его Императорского Величества Маргариты Зелле, подписанное его начальником, генерал-лейтенантом Николаем Ивановичем Петровым.
— Чтоб я сдох! — вырвалось у капитана. — Ну и дела!..
— Настоящи рюсски медвед! — вдруг сказала Мата Хари и рассмеялась.
— Но этого не может быть!..
— Душка медвед!..
События, в которых участвовала танцовщица, возникли в давыдовской памяти, но не целиком, а клочками, и вдруг увязались воедино требование сдать в бюро фотографическую карточку официанта Гераськи и прилепленные к тарелке бумажки с шифрованными записями. Эти бумажки, ловко выкрав во время ужина, послала ему, Давыдову, Мата Хари — и ведь они дошли по назначению! Ну, точно: медведь он несообразительный…
Глаза у нее были веселые и дерзкие. Денис вдруг понял: он ей действительно нравится, и сейчас придется принимать решение. Но Мата Хари не стала смущать его своими опасными шалостями, прижиматься и бормотать эротическую ерунду. Очевидно, она многое знала и понимала.
Танцовщица всего лишь положила свою тонкую руку на его кисть и сказала по-русски:
— Ничего, ничего! Мой бабуин говорит: пе-ре-мье-лет-са будет мука!
— Может быть… — пробормотал Денис.
— Потом, потом… как это… уйдет, уйдет… и будет хорошо!
— Ох, не знаю…
— Я знаю! Я! Пусть уйдет!..
— Да, — сказал Давыдов и вздохнул. Немало дней пройдет, прежде чем лицо Элис, такое отчетливое в его памяти, потускнеет и сотрется.
— Медвед, идем. Обед, ужин! Финь-шампань! — потребовала Мата Хари. — Много-много. Если пить — уходит… я знаю, медвед…
И вдруг ее лицо на миг изменилось. Давыдов отчетливо увидел немолодую женщину, прошедшую огонь, воду и медные трубы, многое потерявшую, но еще способную на неожиданные находки. Она пересилила свою судьбу, она справилась, она танцевала, как победительница… А он слабее, что ли?
— Идемте, мадам! Надеюсь, в Киеве найдется приличное шампанское, — сказал Денис по-французски. — Я только прослежу, чтобы всех наших пленников доставили по назначению. Служба — на первом месте…
Эпилог
Канун Рождества, 1913 год
Император стоял возле высокого окна своего рабочего кабинета в Александровском дворце и задумчиво смотрел на заснеженный парк, окружавший резиденцию, словно безмолвный страж.
«Вот и закончился последний, предъюбилейный год, — размышлял Николай Александрович, переводя взгляд на морозные узоры по краям оконной рамы. — Неплохо закончился, надобно отметить! Идея создания специальной Службы охраны высшей администрации неожиданно принесла весомые плоды. Мне-то поначалу казалось, что дело исключительно в безопасности сановников, ан вот оно как обернулось. Целую агентурную сеть раскрыли! И чью?.. Британскую!.. Да если бы только ее. Еще год назад казалось, что главная внутренняя угроза империи — это агрессивно настроенные господа из партии социалистов-революционеров и так называемых большевиков. Они никак не желают успокоиться после своей неудачи в 1905 году и продолжают попытки смутить умы заводских и фабричных рабочих, равно как студенческой молодежи и безземельных крестьян. Однако теперь всплыли более неприятные факты: зараза предательства проникла в среду просвещенной интеллигенции и даже предпринимателей…»
За спиной императора раздался тихий стук. Николай, прервав размышления, обернулся и увидел в дверях адъютанта, генерала Иванова.
— Ваше Величество, прибыл премьер-министр.
— Очень хорошо. Пусть войдет.
Николай Александрович шагнул было к письменному столу, но передумал и вернулся к окну. Спустя минуту в кабинет стремительно вошел Столыпин. Остановившись на секунду, оценил обстановку и, обойдя стол, приблизился к императору слева, таким образом попав в его поле зрения.
— Доброе утро, Ваше Величество.
— Оно действительно доброе, Петр Аркадьевич! — приветливо улыбнулся государь, и они крепко пожали друг другу руки. — Вчера вечером, после ужина, я получил большое удовлетворение, указав на дверь генеральному консулу Британской империи. А сегодня подписал вердикт об объявлении господина Локхарта персоной нон-грата.
— Это замечательно, Ваше Величество, — улыбнулся уголками губ Столыпин, — но что нам делать с его помощником, господином Рейли?
— Как я понимаю, господин Рейли обвиняется в деятельности, нанесшей серьезный вред нашему государству, — посуровел император, — а следовательно, подпадает под юрисдикцию наших, российских законов, как государственный преступник, и должен понести соответствующее наказание!
— Всецело согласен, Ваше Величество, однако, по моему разумению, будет более значимым, если мы проведем над Рейли и его соратниками публичный судебный процесс, а затем передадим всех в руки их хозяев из Туманного Альбиона. Думаю, такой поворот дела надолго отобьет охоту господам из МИ-6 строить козни против России.
— Пожалуй, вы правы, Петр Аркадьевич… Однако вернемся к нашим героям. Считаю, необходимо отметить наградами всех непосредственных участников проведенной успешной операции. Напомните-ка их имена.
Столыпин с готовностью раскрыл принесенную с собой папку в кожаном переплете.
— Непосредственными и главными исполнителями проведенной операции по ликвидации агентурной сети британской разведывательной службы, известной как МИ-6, явились офицеры Службы охраны высшей администрации, как то: подполковник Вяземский Борис Леонидович, начальник пятого управления — внутренней безопасности, капитан Голицын Андрей Николаевич, начальник оперативной группы пятого управления, также члены оперативной группы в количестве двенадцати человек. Список прилагается. Особо считаю должным отметить роль в операции гвардии капитана Давыдова Дениса Николаевича, старшего офицера связи контрразведывательного отдела второго оперативного управления Осведомительного агентства Канцелярии Вашего Величества. Капитан Давыдов принял личное участие в разработке и поимке двойного агента, некой госпожи Веллингтон, и ее помощников, что привело к полной дезорганизации разведывательной сети Британской империи и Северо-Американских Соединенных Штатов в Малороссии и ее столице. К сожалению, сама госпожа Веллингтон сумела избежать ареста и скрыться. Возможно, что ей помогли все те же господа эсеры…
— Не думаю, что после произошедших событий и катастрофического провала своей миссии госпожа Веллингтон вновь появится у нас в обозримом будущем. Прекрасный итог отлично сделанной работы, Петр Аркадьевич! — великодушно сказал император. — Готовьте указ о награждении. А каковы настроения в Думе?
— Михаил Владимирович уведомил меня, что ратификация Договора об экономическом и культурном сотрудничестве с Германской империей прошла на последнем заседании уходящего года и, по всей видимости, не встретила серьезного сопротивления, как и ранее ратифицированный пакт о ненападении с Австро-Венгерской монархией сроком на сорок девять лет.
— Что ж, поздравляю, Петр Аркадьевич! А сопротивлялись ратификации, думаю, все те же господа из левой оппозиции?..
— Не только, Ваше Величество. На этот раз к ним присоединилась определенная часть фракции конституционных демократов, и даже кое-кто из «Группы 17-го октября».
Император бросил острый взгляд на невозмутимое лицо премьера и снова вернулся к созерцанию морозных узоров на стекле окна. Столыпин прекрасно знал эту манеру государя — разговаривать о важных делах, не глядя на собеседника и даже отвернувшись. Непосвященному человеку могло показаться, что монарх заносчив и высокомерен с ним, однако все было наоборот. Николай Александрович имел весьма мягкий, если не сказать нерешительный, характер, к тому же неважно владел своим лицом и, не желая, чтобы собеседник хоть на минуту заподозрил его в этом, предпочитал принимать такую «защитную» позу. Поэтому премьер также обратился лицом к окну и устремил взор на заснеженный парк, продолжая говорить.
— Мы выиграли только первую кампанию, Ваше Величество, и сейчас самое время закрепить успех.
— Вы имеете в виду вступление в силу Указа о запрещении деятельности в России организаций и обществ «вольных каменщиков»? — нахмурился император.
— Не только!.. — Столыпин все же посмотрел на него. — Закон — что, бумага. А вот добиться его реального выполнения будет ох как нелегко. Это не британских агентов вылавливать! Позволю себе напомнить, Ваше Величество, что первая, так сказать, стадия консолидации «вольных каменщиков» успешно завершилась минувшим летом в Москве. Большинство разрозненных групп этих господ из ряда губернских и даже уездных городов прислали своих депутатов и провели два или три заседания — фактически учредительный съезд. И теперь это новое, более крупное и влиятельное общество называется Великий Восток Народов России…
— Претенциозно, но неоригинально, — пожал плечами Николай Александрович. — Гораздо важнее, какие цели эти господа поставили перед своей организацией?
— Весьма масштабные, смею вас уверить, Ваше Величество. Судя по высказываниям их руководителей, того же господина Гальперна, очень характерной для настроений подавляющего большинства членов их организации является ненависть к трону, к монарху лично. А известный вам господин Некрасов открыто декларирует, что среди политических задач Великого Востока на первом месте стоит курс на насильственную ликвидацию самодержавия. Кстати, московское отделение Осведомительного агентства попыталось вмешаться в ход консолидации новой ложи, поскольку выявились ее связи с французской, в частности, разведкой. Однако операция успехом не увенчалась. У господ «вольных каменщиков» обнаружилась весьма неплохая служба охраны, сумевшая с помощью опытного французского агента, некой Марты Бетенфельд, обмануть агента ОСВАГа.
Столыпин замолчал, ожидая реакции государя. Тот продолжал смотреть в окно, потом вдруг повернулся и прямо взглянул на премьера. Сказал сухо и жестко:
— Когда организм болен, его лечат, Петр Аркадьевич. А эта… неудача только подтверждает необходимость безотлагательного вмешательства.
— Так ведь по живому придется резать, Ваше Величество. Припарки и примочки в виде послаблений и обещаний уже не помогут.
— Иногда приходится и оперировать, Петр Аркадьевич. Вы готовы встать к операционному столу?
— Готов. Давно готов…
— Ну, Бог вам в помощь!.. — Император глубоко вздохнул, будто перед нырком в ледяную воду. — Завтра текст указа с моей подписью будет на вашем столе. Только я вас прошу, Петр Аркадьевич, назначьте… операцию после февральских торжеств. Пусть хотя бы в столицах все пройдет без неожиданностей, как планировалось.
— Именно так мы и поступим, Ваше Величество!.. — четко и бесстрастно ответил премьер.
Капитан Денис Давыдов сидел за своим рабочим столом в неприметном здании на Мойке, арендованном Канцелярией Его Императорского Величества у владельца, купца первой гильдии Рукавишникова на ближайшие десять лет. Никакой вывески, понятно, на доме не имелось, ведь Осведомительное агентство — организация тайная, шумихи не терпящая и ажиотажей не создающая.
В этот предрождественский день Денису страсть как не хотелось заниматься делами, но начальник контрразведывательного отдела подполковник Максимов, человек предельно пунктуальный и дисциплинированный, потребовал закончить отчет о киевских событиях, коих Давыдов был свидетелем и участником, до Рождества. На слабые возражения Дениса о только что пережитом потрясении — смертельной схватке с агентами британской разведки, требовавшем заслуженного отдыха и поправки здоровья (лучше на водах, ну хотя бы в Липецке!), последовал неумолимый приказ: сдать отчет, а потом — хоть на все четыре стороны.
Давыдов с тоской глянул в окно, вздохнул и заправил в печатную машинку лист. Хорошо хоть пером писать не приходится — начальство вовремя обеспокоилось и закупило для агентства целую партию «ремингтонов», оснащенную под заказ отечественной клавиатурой. Денису поначалу показалось, что эту премудрость он никогда не освоит, но уже спустя месяц лихо отстукивал на «чудо-технике» свой первый отчет о кавказской командировке. Позже так вошел во вкус, что частенько забывал чистить писчие перья и заправлять чернильницу, хотя никто не отменял составление мелких, текущих бумаг от руки.
Отчет, будь он неладен…
Такого отчета и врагу не пожелаешь.
Конечно же, там не будет ни слова о том, каким образом одному из агентов влияния британской МИ-6 в Москве, некой Элис Веллингтон, удалось избежать ареста и скрыться от наблюдения. По-видимому, ее предупредил кто-то из оставшихся вне поля зрения Осведомительного агентства помощников. Денис с усилием подавил в себе прилив тайной радости, от того что любимая женщина сейчас в безопасности, неважно — где. Да, хотя бы теперь, перед самим собой, но нужно признаться, что сие слово лучше всего описывает его отношение к Элис…
За каждым словом давыдовского отчета — воспоминания, картинки, голос… шампанское и абхазские персики в ту первую ночь… А она? Может, вспоминает, как не хотела отпускать Дениса в Киев?
Он помотал головой — все, хватит, иначе и спятить недолго. За работу, за работу!
Но едва Давыдов настучал первую фразу отчета, в комнату буквально влетел его коллега из информационно-аналитического управления, штабс-капитан Пивоваров. На радостно-возбужденном лице его лихорадочно блестели большие синие глаза, обрамленные, как у девушки, длинными пушистыми ресницами. В правой руке Пивоваров сжимал, словно рождественский букет, пучок телетайпных лент.
— Началось, Денис! — возгласил он, потрясая ими.
— Что именно, Петя? — уныло приподнял бровь Давыдов.
— Паника на Лондонской товарной бирже! Акции металлургических и сталелитейных компаний на минувшей неделе подешевели втрое!.. Британский премьер-министр сэр Герберт Асквит заявил, что правительство рассматривает вопрос об отставке ряда министров, в том числе министра промышленности и министра обороны.
— Что-то быстро они всполошились…
— Это еще не всё! — Пивоваров перевел дыхание. — Франция объявила сегодня технический дефолт из-за приостановки выполнения большинства военных заказов.
— Надо же! — К Денису постепенно возвращалось хорошее настроение. — Какой, однако, муравейник мы разворошили!
— А что мы такого сделали?
— Не ты, Петя, а мы, контрразведка. Всего лишь раскрыли агентурную сеть наших официальных союзников.
— Ну да?! Это же скандал?
— А то! Будто сам не видишь!.. — Давыдов развеселился. — Слушай, не в службу, а в дружбу. Когда составишь аналитическую записку, сделай мне копию.
Пивоваров подозрительно уставился на него.
— И зачем тебе?
— Лично. На память. А с Максимовым я улажу, не волнуйся.
К Рождеству Григорий Ефимович готовился основательно. В его квартире на Гороховой улице, в доме номер четырнадцать, с утра до вечера сновали какие-то люди с корзинами и баулами, пахло жареной рыбой, чесноком, уксусом и почему-то апельсинами. Тяжелые корзины, прикрытые холстинами и позвякивавшие, когда их передвигали, толпились во всех углах и в коридоре. Сам Распутин в малиновой рубахе, синих шелковых портах, подпоясанный витым красным кушаком с кистями, благообразный и причесанный, сидел в самой большой и светлой комнате на плюшевом диване, опираясь на расшитые подушки, и принимал ходоков и просителей. Две смазливые девицы в сарафанах и кокошниках то и дело подносили «старцу» большую чашку чаю и тарелочку с постными бубликами.
Когда настенные часы в комнате прокуковали полдень, вошел личный секретарь Распутина, купец Арон Симанович, и предложил:
— А что, Григорий Ефимович, не сполдничать ли нам?
«Старец» живо встрепенулся, отшвырнул чашку с остатками чая, соскочил суетливо с дивана, оттолкнув последнего просителя — дохлого мужичонку в штопаном армяке и облезлой заячьей шапке, которую он непрерывно комкал в узловатых крестьянских руках.
— Нешто мы не православные?! — утробным голосом взвыл Распутин. — Нешто сполдничать не могём?.. А ну, брысь отседова, недородец! — Он чувствительно пхнул под ребра нерасторопного просителя.
— Не угодно ли, свет наш Григорий Ефимович, откушать кашки гречиховой с медом? — прощебетала одна из девиц.
Распутин плотоядно оглядел ее с головы до пят.
— Годится, коли с ложечки меня покормишь, да как мамка уговаривать станешь.
Симанович громко фыркнул, не сдержавшись. «Старец» и ухом не повел, подхватил обеих девиц за задницы и повлек к дверям столовой. Но едва все расселись вокруг обильно уставленного тарелками и судками стола, как в комнату ввалились заснеженные жандармы во главе с офицером.
— Господин Распутин? — полувопросительно-полуутвердительно произнес офицер и, не дожидаясь, подтверждения, добавил: — Вам надлежит проследовать с нами.
— Позвольте! По какому праву?! — вскочил было опомнившийся Симанович, но тяжелая жандармская длань пригвоздила его обратно к стулу.
«Старец» недобро зыркнул из-под густых смоляных бровей на непрошеных гостей. Оскалился.
— Нешто не християне вы, люди государевы? Милости просим к нашему столу. Отведайте, что Бог послал…
— Господин Распутин, извольте встать и одеться, — железным голосом повторил офицер. — Две минуты на сборы!
Улыбку с лица «старца» будто ветром сдуло. Он смахнул с колен девицу и поднялся во весь свой немалый рост.
— Чего привязались, изверги? Али я натворил чего? Так Бог свидетель…
— Бог тут ни при чем! — раздраженно оборвал его офицер. — Пошли.
— Арон, — повернулся Распутин к секретарю, — телефонируй Маме, што раб Божий Григорий не приедет сегодня маленькому колыбельную петь. Забрали его супостаты, псы государевы, ни за што ни про што!..
Жандармы, ни слова не говоря, вывели «старца» из дому и усадили в закрытый экипаж. Внутри оказался только один человек — молодой, одетый в штатское. Но наметанным глазом Распутин сразу опознал в нем кадрового военного, и лишь гадал про себя: кто же он такой? Из какого ведомства? Не «охранка» — точно! Но и не разведка…
Словно прочитав его мысли, молодой человек представился:
— Капитан Голицын. Служба охраны высшей администрации Российской империи.
— Тю, капитан? — осклабился враз повеселевший Распутин. — А хочешь стать полковником?
Андрей посмотрел на него так, будто разглядывал таракана. И взглядом этим мог преспокойно убить. Распутина невольно передернуло, и он, против обыкновения, почти искренне перекрестился.
— Ну и глаза у тебя, капитан! Страсть какая… Да нешто я противу Папы мово, государя, сотворил?!
— Ты, гаденыш, уже много чего сотворил! — тихо и зло заговорил Голицын, глядя в пространство. — А если подзабыл, могу организовать встречу, например, с господином Кулябко, подполковником в отставке. Уж у него-то найдется чем освежить твою память… Ну а теперь молчи и запоминай. С сего дня вход тебе во дворец Царскосельский заказан. Явишься — шомполами бит будешь. Телефонировать или записки писать государыне Александре Федоровне не советую, не получится. А настырничать станешь — лично прибью. У меня на то полномочия имеются. Это первое. Второе: если хочешь еще в столицах пожить, покутить да простакам мозги покрутить, придется поработать. А именно — на нас, Службу охраны. После каждой встречи с любым чиновным лицом будешь писать подробный отчет и сдавать мне лично. Наврешь или профилонишь хоть однажды, отправишься прямиком в родную Сибирь. На вечное поселение. Все понятно?
Распутин шумно сглотнул, поскреб ручищей бороду.
— Не много ль на себя берешь, мил человек? Как бы пупок не развязался…
Он недоговорил. Андрей резко и коротко ударил «старца» в кадык ребром ладони. Распутин выпучил глаза и захрипел, потом попытался было выскочить из экипажа, но, получив второй жесткий удар — костяшками согнутых пальцев точно над ухом, «поплыл». Грузно откинулся на сиденье, взгляд затуманился. Распутин хватал воздух широко раскрытым ртом и смотрел теперь на Голицына с неподдельным испугом.
— Ты все запомнил, урод? — по-прежнему тихо и ровно спросил Андрей, разминая кисть правой руки.
«Старец» истово закивал и принялся креститься и бормотать что-то бессвязное.
— Тогда пошел вон!..
Распутин едва ли не кубарем вывалился из экипажа и, оскальзываясь, побежал вдоль укрытой сумерками улицы, к парадному своего дома.
Андрей спрыгнул с подножки на утоптанный снег и подошел к жандармам, стоявшим поодаль. Офицер улыбнулся ему, протянул раскрытую коробку папирос.
— Молодцы, ребята, — ухмыльнулся в ответ Голицын. Прикурил. — Разыграли как по нотам! Особенно ты, Верещагин. — Он дружески хлопнул «жандармского офицера» по плечу.
— Думаете, поверил, господин капитан?
— Конечно. Ведь я же ему сказал правду. А это то, что у меня получается лучше всего.
В угловом кабинете бастрыгинского дома на Шестой линии Васильевского острова было темно. Голицын и Вяземский стояли у окна.
— Плохо мы российскую историю учили, — сказал Вяземский. — Вот я задумался вчера о столетних юбилеях, так в Брокгауза с Ефроном лазил. Что у нас в тысяча шестьсот двенадцатом году было, а?
— Плохо было, — ответил Андрей. — Поляки в Москве сидели. В Кремле заперлись.
— Вот как раз в этом году их из Москвы и выставили. Ополчение их истребило, князь Пожарский да Козьма Минин Сухорукой… И Россия, как птица феникс, для новой жизни ожила. В тринадцатом году венчали на царство Михаила Федоровича Романова…
Голицын удивился — это были прописные истины из гимназического учебника.
— А что в семьсот двенадцатом было?.. Не мучайся, сам скажу: царь Петр столицу из Москвы в Санкт-Петербург перенес. И, опять же, с новой столицей новая жизнь началась. Про восемьсот двенадцатый ты и сам помнишь. А потом, в восемьсот тринадцатом, уже мы с победой по всей Европе прошли… Столетний цикл, Андрей. И как ему сменяться — перед роковым годом страсти и беды, перевалили роковой год — словно ожили.
— Думаешь, мы свой тысяча девятьсот двенадцатый год пережили, и теперь все дела сразу на поправку пойдут?
Вяземский усмехнулся:
— Пока пойдут, будет нам много мороки. Я был на заседании Комитета для устройства празднования трехсотлетия царствующего Дома Романовых — такого наслушался! Ждет нас великая суета. В столицу тысячи гостей со всей страны съедутся, да иностранцы валом повалят, и тут всякому жулью будет раздолье. Тем более что ожидается великая амнистия, и их полку прибудет. Но на жулье у нас полиция есть. И по случаю юбилея всюду будут появляться наши подопечные — одно открытие новой церкви у Александро-Невской лавры чего стоит. Весь свет, весь двор, вся царская фамилия, все министры…
— Да, нелегкий у нас будет февраль, — согласился Андрей. — Гляди, гляди!..
Темное небо в окошке озарилось целой радугой. Это фейерверкеры, готовясь к февральским торжествам, устроили очередную репетицию.
Оперение двух бронзовых сов, подпиравших на столе пятерку книг, пошло бликами.
— Надо же, на Крестовском палят, а будто рядом… Я ж говорил тебе, отсюда будет отлично видно. Эх, у всех добрых людей праздник, а у нас?
Читать бесплатно другие книги:
