Волчья Луна Макдональд Йен

– Лора, – сказал он, – в данных обстоятельствах, не думаешь ли ты, что будет лучше, если я сам…

– Нет, отец. Позволь мне сделать это, – не дав ему договорить, сказала она и судорожно вздохнула.

Потом, используя дуло дробовика, она молча предложила ему следовать за ней к выходу из дома.

Они вышли в холодную ночь. Лора тихо прикрыла за ними дверь, когда Логан включил свой фонарь. Она сделала несколько шагов в сторону поляны за углом дома, и он двинулся за ней. С главного участка не доносилось ни звука, и свет тоже не проникал между деревьями.

Потом вдруг жалобно взвыли собаки.

– Что это с ними? – спросил он.

– С Тоши и Мишей? По ночам я стала сажать их на цепь… если по округе бродит какой-то безумный медведь или волк, то мне не хочется, чтобы они столкнулись с ним. И, по правде говоря, они начали странно себя вести… как будто чуяли, что поблизости в лесу появилось какое-то незнакомое животное. Это единственная причина, которую я смогла придумать для объяснения их рычания и завываний после заката.

Она стояла, залитая тусклым лунным светом, покачивая в руках дробовик и собираясь с мыслями. Потом она решительно, даже вызывающе взглянула прямо на Логана.

– Послушайте. Я уже говорила вам, почему мы организовали здесь нашу лабораторию. Это не только идеальное место для наших исследований, но защита моего отца от безжалостной критики, которой подвергались его труды. Все это правда. Но этого оказалось недостаточно. Даже здесь критика доставала нас… через Интернет и электронную почту. Мой отец очень гордый человек… но в то же время беспокойный и уязвимый. Несмотря на весь свой надменный вид, он всегда был болезненно чувствительным. После нашего прибытия сюда его смятение продолжало усугубляться. Возможно, вернее будет сказать, что его состояние значительно ухудшилось. Я знаю, доктор Логан, что вы можете меня понять, поскольку, насколько я представляю, и сами вкусили это… одно дело столкнуться с неприятием, но совсем другое стать объектом презрения, даже осуждения от коллег, которым следовало бы поддержать его. А потом он опубликовал те две последние статьи… но сделал это преждевременно, издав их без моего ведома, давая в тексте многочисленные обещания, не подкрепленные, однако, научными обоснованиями и соответствующими экспериментальными данными. Подозреваю, что он хотел лягнуть своих очернителей, пытаясь доказать свою правоту. Но результат получился противоположный тому, на который он рассчитывал, – его подвергли еще более суровому осмеянию. И вот тогда он… попытался покончить с собой.

– Что? – изумленно произнес Логан. – Здесь?

Она кивнула.

– Я зашла в этот барак, когда он собирался повеситься. Опоздай я на пять минут, и уже ничего нельзя было бы исправить. Пока я обрезала веревку, он говорил, что я зря стараюсь, что он просто найдет другой способ уйти из жизни. Я не знала, что еще можно сделать, – задумчиво пожевав губу, призналась она, – ведь я сама притащила всех в эту глушь… но, увы, этого оказалось недостаточно. У меня возникло чувство полной беспомощности. И вот однажды я отправилась погулять по любимым тропам Марка. Мне хотелось уйти подальше от лаборатории, спокойно подумать, попытаться придумать, что делать. И тогда-то все и случилось. Примерно в двух милях от лаборатории я заметила труп – человеческий. Он лежал на дне Краппова ущелья, возле водопада. Этому мужчине было лет шестьдесят или семьдесят… Точнее я не могла сказать, он слишком сильно разбился и потерял много крови. Должно быть, он упал совсем недавно. Жуткая картина, – она передернулась от воспоминаний, – но было ясно, что он свалился с обрыва. Вокруг него валялись обломки камней, а наверху я увидела уступ, с которого они отвалились. В ужасе я подумала, что надо связаться с полицией… но по некоторой причине… не связалась. Понимаете, меня осенила идея, уж не знаю, что меня надоумило… Но совершенно неожиданно я подумала, что возможно… только возможно… я нашла искомый выход из нашей аховой ситуации.

Она опять глубоко вздохнула.

– Около тела валялся рюкзак. Я обыскала его. Вполне ожидаемый набор: продукты, походная кухонная утварь, спальный мешок… и дневник. Я быстро пролистала страницы. Оказалось, что погибший был фанатиком выживания в диких условиях, бродяга. Он жил в лесах годами. Этот дневник был своего рода исповедью; список его личных убеждений, его обвинения против цивилизации. У того человека не было никаких родственников, некому было сообщать о его кончине, и определенно он не имел никаких близких или любимых людей, и о нем, похоже, тоже все уже забыли; человек, порвавший связи с миром, отказавшийся от всей своей прежней жизни, он долгие годы бродил по диким лесам Северной Америки, движимый собственными желаниями и прихотями.

Лора умолкла. Молчание тянулось слишком долго, и Логан осознал, что ему придется продолжить эту историю за нее.

– Короче говоря, никто не заметил бы пропажи этого бродяги, – заключил он.

– Он был почти одного роста с моим отцом, – кивнув, сказала она, – примерно такого же телосложения и возраста. Кроме того, после падения он стал неузнаваемым. Это было как подарок. Странный, жуткий подарок. Я отправилась искать ответ… и вот он лежит буквально у моих ног. Я побежала обратно на станцию. Мне далеко не сразу удалось уговорить отца на такую авантюру, но в итоге он согласился, собственно, после того, как я объяснила, что это лучший выход, единственный способ раз и навсегда обрести свободу действий. Захватив отцовский бумажник, я бросилась обратно к водопаду и обменяла его на несколько жалких документов этого погибшего скитальца. Забрала рюкзак и зарыла его в лесу за нашей лабораторией. Дневник сожгла. Потом переселила отца сюда, в этот дальний барак, где никто не стал бы ни искать, ни беспокоить его. А на следующий день сообщила в полицию, что он пропал. Я предполагала, что для обнаружения этого погибшего не понадобится много времени… его могли найти копы, или рейнджеры, или даже Марк во время одной из своих прогулок. Так все и случилось. Естественно, обнаружив отцовский бумажник, они попросили меня опознать изуродованное тело. И я опознала… по крайней мере подтвердила его личность. Через неделю мне выдали пепел. Я рассеяла его у подножия того водопада. И должным образом сообщила о его смерти научному сообществу. Потом, заказав дополнительные приборы и оборудование, я тайно обустроила вторую лабораторию. Заново провела туда электричество. Регулярно навещая там отца, я приносила еду, помогала в работе, но только поздно вечером, когда Марк и Кевин уже ложились спать.

Внезапно, к потрясению Логана, она вцепилась в его рукав.

– Разве вы не понимаете? – напряженно спросила она. – Хорошо это или плохо, но полгода назад я осознала, что у меня нет иного выхода, никакого иного выхода для спасения отца. Он совершенно измотался, выглядел как живой труп… был только вопрос времени, когда он умрет по-настоящему.

На лице Лоры застыло печальное, до крайности измученное выражение.

– Джереми, – уже мягче произнесла она, – я не горжусь этой ситуацией. Но она никому не причинила вреда. Смерть того бродяги была трагична… но мне она показалась обнадеживающим знамением. Только отцовская «смерть» могла утихомирить так терзавшие его насмешки и язвительные замечания. Тогда он смог бы спокойно продолжать свои исследования. И знаете, в эти полгода мой отец работал более плодотворно, точно помолодел, чем за десяток последних лет. И я верю, что его открытия будут полезны миру.

– Итак… – Лора вдруг взглянула на него с прежней решимостью, – что вы теперь собираетесь делать?

Логан растерялся. Его так потрясло созерцание живого Чейза Фивербриджа, что такой вопрос еще не приходил ему в голову.

– Мы в вашей власти, – продолжила она, – мы оба. Но то, что вы говорили мне во время нашей первой встречи… о том, что вам знакомо, каково это работать, когда весь мир смеется над вашими трудами… позволяет мне думать, что вы поймете, почему мне пришлось пойти на такой шаг. Вы вышли за рамки традиционной науки, так же как мы. Вы не связаны с копами. Если вы захотите выдать нас… что ж, я не стану пытаться остановить вас. Но надеюсь, что вы не сделаете этого, что вы не осудите нас, что вы все поймете. Если вы разоблачите его перед миром… это будет его смертным приговором. Он опять попытается совершить самоубийство… и на сей раз попытка будет успешной.

Логан открыл рот, собираясь ответить ей, но промолчал и опять закрыл его. Он вдруг осознал, что попал в чертовски затруднительное положение. Формально Лора сделала нечто незаконное или по меньшей мере неэтичное – она намеренно ввела в заблуждение полицию, неверно опознав труп. С другой стороны, она сделала это из лучших побуждений. Человек погиб в результате несчастного случая, одинокий скиталец, не имевший родни и связей в обществе. Его пепел давно развеян по ветру. Он подумал о пожилом докторе Фивербридже, оставшемся в тайной лаборатории в глубине этого леса. Несмотря на краткость общения, он почувствовал исходившие от ученого интеллектуальную силу и харизматическую уверенность в правоте собственных убеждений. Он также почувствовал его отчужденность, эксцентричность – ту самую, что обычно пугает недостаточно умных людей: академиков, с готовностью отвергнувших его труды. Как напомнила ему Лора, он сам слишком хорошо знал, какие чувства испытывает человек, чьи исследования и выводы отвергаются. Логана восхитила ее преданность – он почувствовал, каких усилий ей это стоило, через какое отчаяние пришлось пройти, пытаясь помочь отцу и защитить его. Еще в их первую встречу он почувствовал в ней какую-то загадку… ощутил сложность ее внутреннего мира. Теперь он узнал ее тайну.

Он также понимал, что предложил бы ему сделать Джессап. Однако Логан мысленно спросил себя: «Имело ли здесь, в сущности, место преступление? И кто пострадал в результате?» Очевидно, никто. С другой стороны, если он обнародует правду, старик, вероятно, покончит с собой… оставив дочь одну и свою незавершенную работу.

Лаура Фивербридж не сводила с него напряженного взгляда. Он мельком глянул на дробовик в ее руках и опять задумчиво посмотрел ей в глаза. Он просто не знал пока, как разрешить эту дилемму.

– Давайте вернемся обратно.

Она помедлила, глядя на него, потом кивнула и молча прошла по поляне к тайной лаборатории.

Когда они вошли, доктор Фивербридж, по-прежнему сидевший за лабораторным столом, поднял голову и устремил на Логана спокойный, но гордый взгляд.

– Полагаю, дочь поведала вам мою историю, – сказал он. – Смятенный дух, ученый, вставший на путь саморазрушения.

Логан молча кивнул, заметив, что Лора оставила дробовик в углу.

– Я не горжусь тем, доктор Логан, что пытался свести счеты с собственной жизнью. Но я просто не мог больше выносить… обуревавшее меня яростное отчаяние. – Задумчиво помолчав, он добавил: – Вероятно, мне следует считать себя счастливейшим из отцов в этом мире, имея дочь, готовую столь многим пожертвовать ради меня. Последние полгода я жил практически как свободный человек. Понимаете, мне не важно, будут ли результаты моих исследований опубликованы посмертно, важно только, чтобы мне дали возможность закончить их вне досягаемости постоянного, сводящего с ума, злопыхательного потока оскорблений и скепсиса. За исключением того, что в последнее время мы, видимо, забыли об осторожности. Полагаю, кто-то услышал наши голоса, увидел горевший здесь свет.

– Наверняка. – Лора с горечью покачала головой, мельком глянув на Логана. – И полагаю, за ваше возвращение мы должны благодарить Кевина.

Они сдерживались, говоря очень тихо, явно для того, осознал Логан, чтобы теперь этот самый Кевин не подслушал их.

– На самом деле моя работа чрезвычайно важна. Я близок к завершению… крайне близок. – Фивербридж более пристально взглянул на Логана. – Я понимаю, что вы испытываете противоречивые чувства. Вы не знаете, надо ли предупредить власти о всей нашей афере. Возможно, вам будет легче прийти к согласию с самим собой, если я во всей полноте представлю вам сущность моих исследований, покажу вам то, чего нам действительно удалось достичь.

– Отец! – Лора стрельнула в него настороженным взглядом. – Ты уверен…

– А есть ли у нас выбор? Кроме того, твой доктор Логан может даже счесть наши достижения весьма поучительными. – Он опять взглянул на Логана. – Позвольте задать вам вопрос. Что, как вы полагаете, чувствовали наши древнейшие предки – восточноафриканские гоминиды, глядя на полную луну?

– Страх, – немного подумав, предположил Логан.

– В самую точку. Две сотни тысяч лет тому назад для среднего человекообразного двуногого существа полная луна означала сезон охоты… древние предлюди сами становились дичью. Для хищника типа саблезубого тигра полная луна, подобно прожектору, освещала добычу. Когда люди думают о действии луны, если они вообще о нем думают, то обычно воспринимают свидетельства его проявления как полную ерунду, своеобразные городские легенды, над которыми можно просто посмеяться: неудачные хирургические операции, увеличение рождаемости, вспышки насилия и безумия, шизофренические обострения. Дурацкие сенсации в духе таблоидов. – Фивербридж усмехнулся. – Но чем больше я сам думал об этом, чем больше изучал это явление, тем отчетливее осознавал, что луна, особенно полная луна, фактически всегда оказывает поистине необъяснимое влияние на земную жизнь, и более всего на животных, ведущих дневной образ жизни. Изначально оно порождало страх, как вы сами только что сказали. Позднее его считали причиной безумия, даже ликантропии. – Он пренебрежительно махнул рукой. – В последнее время второе отвергли… и современная наука, как обычно бывает, когда приходится сталкиваться лицом к лицу с древними легендами и повадками, с трудом воспринимаемыми современным человеком, вернулась к первой версии. Но тем не менее лунного влияния никто не оспаривал. И я вознамерился попытаться понять, что же именно лежит в основе оного влияния.

Ученый встал и начал мерить шагами комнату.

– Я прочел все документальные свидетельства, изучил все сообщения о случаях влияния луны. Я взялся за всестороннее изучение этой проблемы: психологическое, физиологическое и эволюционное. И хотя я мог доказать, что полная луна всегда производила необычное влияние, мне не удавалось выявить его причину. До тех пор пока я не столкнулся с сообщением о прилунении «Аполлона».

– Не понял? – услышав столь неожиданное заявление, Логан озадаченно нахмурился.

Фивербридж усмехнулся, видя замешательство Логана.

– Все нормально. Вам известно, разумеется, что, вернувшись с Луны, «Аполлон 11» доставил много образцов лунного грунта, упакованного в запечатанные металлические контейнеры, где поддерживались условия низкого лунного давления. Но когда астронавты приземлились, герметичность этих контейнеров нарушилась. Печати вскрылись. – Он подошел к ближайшему к Логану рабочему столу и, присев на него, продолжил: – И это далеко не все. Шесть раз команды «Аполлонов» возвращались с лунным грунтом в запечатанных контейнерах. И шесть раз, как они ни старались, герметичность нарушалась к тому времени, когда они достигали Земли. Не желаете ли предположить причину?

– Я даже не представляю, в какую сторону думать, – покачав головой, признался Логан.

– Пыль, – вновь рассмеявшись, произнес Фивербридж.

– Простите?

– Пыль! Лунная пыль. Видите ли, на Луне не бывает ветров. Там нет воды, нет эрозии… Луна не похожа на Землю, где скалы и булыжники становятся гладкими и округлыми благодаря абразии. Пыль на Луне – тоже пыль, но невероятно остра, как острие ножа. По сути, это измельченное в порошок стекло, крошечные осколочки. И пыль не только покрывает всю лунную поверхность, но также висит над ней, точно облачная завеса, достигая более чем пятидесятимильной высоты в лунной экзосфере. Она поднимается потоками – никто не знает конкретной причины, но некоторые допускают, что в данном случае применим принцип «фонтанной модели»: солнечная радиация выбивает электроны из атомов лунной пыли, придавая им положительный заряд и вызывая их подъем в своего рода солнечном ветре. В тринадцатом году НАСА даже запустило спутник – для исследования лунной атмосферы и пылевого окружения, для изучения, так сказать, пылевой атмосферы. Спустя шесть месяцев он намеренно врезался в темную сторону луны. Насколько мне известно, полученные данные до сих пор анализируются.

Оттолкнувшись от стола, ученый опять начал прохаживаться.

– Задайтесь вопросом: что такое лунный свет? Это просто видимое солнечное излучение, отраженное от луны, – однако, заметьте, отфильтрованное в этом странном облаке лунной пыли. В ходе дальнейшего анализа я обнаружил, что при соответствующих условиях данная лунная пыль изменяет качество самого света: изменится длина волны, она поляризуется. Эти условия включают и такую необыкновенную активность, как солнечные вспышки. Но я начал размышлять дальше: возможно ли, чтобы такое необычное качество света, видимого дневными земными тварями, воздействовало на мозг достаточно сильно для вызова изменений в поведении? И достаточно ли для такого изменения просто света полной луны?

Фивербридж подошел к большому столу около дальней стены и поманил к себе Логана.

– Вот каковы начальные посылки рабочей гипотезы: воздействие этого особого, поляризованного лунного света, проникая в мозг, может вызывать необычные отклики: страх, возбудимость, агрессию. Но, как любому почтенному ученому, мне предстояло проверить данную гипотезу. А это означало воссоздание не только самого лунного света, но и лунного света, профильтрованного эквивалентом лунной пыли, исключительно в лабораторных условиях. И это оказался на редкость сложный и долговременный процесс… порой тормозившийся из-за моих собственных обид и поражений.

Ученый помолчал, пристально взглянув на Логана и оценивая, какое впечатление произвели его слова.

– Но затем я перебрался в эту самую лабораторию. И начал серьезно работать, воодушевленный новыми надеждами. Я начал с самого лунного света. Как вы, возможно, знаете, весь видимый свет обладает так называемой цветовой температурой, выражаемой в градусах Кельвина. Температуры, превышающие пять тысяч градусов Кельвина, связаны с холодными цветами. Солнце испускает свет, проникающий в нашу атмосферу, с температурой, близкой к шести тысячам градусов Кельвина. Луна, более теплая по цвету, имеет световую температуру около четырех тысяч. Пламя свечи, для сравнения, близко к тысяче восьмистам по Кельвину.

Он развернул высокую металлическую стойку с бочкообразной лампой, замеченной Логаном при первом осмотре этой лаборатории с фонариком.

– Этот осветительный прибор производит так называемый металлогалогенный свет. Уникальное текстурирование поверхностей специальных линз, линз Френеля, позволяет смягчать или затемнять по краям ровную освещенность: то есть создается в итоге свет, сходный в зрительном восприятии с лунным светом. Металлогалоген, вещество с молекулами галогена (йода) металла (ртути), производит свет в дуговой лампе вместо обычной лампы накаливания. Это высококачественные источники света… и ужасно дорогие. И вот этот исключительно хорош, – он погладил светильник размером с половину бочки моторного масла и плавно повернул его на стойке. – Цены доходят аж до двадцати тысяч долларов. Он оборудован мощной лампой, способной создать луч диаметром двенадцать футов, силой пятнадцать сотен фут-свечей практически на расстояние в семьдесят футов. Разумеется, я не собирался, по крайней мере в моих нынешних лабораторных исследованиях, использовать его в полную силу. Однако, как показывает строгий анализ, и неполной силы при надлежащей установке вполне достаточно для создания наибольшего приближения к качеству того света, что доходит с Луны на Землю.

Подойдя к ближайшему стеллажу, он взял оттуда большой пластиковый контейнер и поместил его на рабочий стол.

– После получения температуры, соответствующей лунному свету, мне потребовалось смоделировать эффект взаимодействия солнечных фотонов с пылевой атмосферой Луны, их отражение от лунной поверхности и повторное прохождение сквозь пыль, уже на пути к Земле. Это означало, во-первых, изучение специфической химической природы лунной пыли – которая была хорошо представлена в документах НАСА, – а затем применение определенных фильтров для ее воссоздания.

Разведя в стороны шторки лампы Френеля, Фивербридж открыл большой пластиковый контейнер, снял тонкую и круглую пластину из бледного матового стекла и поместил ее под линзу. Он повторил это действие второй и третий раз, добавляя разные фильтры. Потом повернулся к Логану.

– Здесь воссоздается лунный свет, прошедший сквозь пылевую атмосферу луны, каким его видели на Земле пятьсот лет назад.

– Почему именно пятьсот лет?

– Потому что наша атмосфера, доктор Логан, за несколько последних столетий успела насытиться продуктами сгорания ископаемого топлива, парниковыми газами и всем чем угодно.

– Иными словами, явления в рамках вашей гипотезы могло быть гораздо возможнее в прошлом, чем в наши дни.

– Именно так: в связи с этим в древних документах так много свидетельств очевидцев, описывавших странное или необъяснимое поведение в периоды полнолуния. А теперь, пожалуйста, смотрите внимательно. Я собираюсь воспроизвести эффект воздействия той самой полной луны. – Пройдя к дальней стене, Фивербридж взял одну из клеток с животными, вернулся и поставил ее на стол.

– Северные бурозубки, – пояснил он и, достав из-под стола пару толстых резиновых перчаток, надел их. – Они ядовиты, но как млекопитающие отлично подходят для нашего исследования.

Открыв клетку, он извлек оттуда поочередно двух тварей размером с морскую свинку, покрытых мягким серым мехом. Послушно и вяло они сидели на столе, очевидно, только что проснувшись.

– А теперь следите внимательно, – сказал Фивербридж, оттащив осветительную стойку от стола и встав прямо за ней.

– Не смотрите на эту лампу, – предупредила Лора, впервые за время отцовских объяснений подав голос, – только на бурозубок.

Пройдя к стене, она выключила верхний свет. Лаборатория мгновенно погрузилась во мрак. Через мгновение после второго щелчка загорелся светильник Френеля, его луч был направлен на сидевших на столе животных. Свет, как заметил Логан, был слабым и бледным, почти призрачно-желтым… точно как лунный свет.

Сначала ничего не происходило. Потом подопытные твари начали проявлять признаки беспокойства. Через несколько мгновений оно усилилось до возбуждения. Они начали бурно выражать недовольство, злобно повизгивая и настороженно кружа друг за другом. Внезапно одна тварь набросилась на другую, которая принялась отбиваться когтистыми передними лапками.

Доктор Фивербридж тут же вырубил лунный светильник. В тот же миг Лора вновь зажгла верхний свет. А животные мгновенно вернулись в свое полусонное, кроткое состояние.

– Итак? – вопросительно произнес ученый, посадив тварей в клетку и вернув ее обратно на стеллаж.

– Я… – начал Логан, сознавая, что у него нет слов. Все это было слишком необычно, слишком отличалось от того, что он ожидал увидеть. Он вдруг осознал правоту доктора Фивербриджа и его дочери: это новаторское, возможно, даже революционное исследование.

– И вы можете спровоцировать такое поведение в любое время? – спросил он.

– Да, практически во всех случаях. До сих пор мы изучали в наших опытах только мелких млекопитающих. Я могу повторить эту процедуру с разными видами, если желаете – белыми мышами, крысами, полевками, – но результат будет одним и тем же: явное отклонение от обычных моделей поведения.

– А почему именно такое освещение столь сильно воздействует на мозг? – спросил Логан.

– Вспомните вопрос, который я задал вам о древних гоминидах. Полагаю, ответ кроется в эволюционном развитии, занявшем сотни тысяч, возможно, даже миллионы лет. Дневные животные спят по ночам, прячась от хищников, а в полнолуние опасность достигает максимума. Это заложено в нас на уровне инстинкта. Такое особое качество света максимально повышает гормональный уровень. Адреналин впрыскивается в кровь, включается механизм поведения «бегство или нападение». Некоторые твари склонны к бегству. Другие – подобно этим бурозубкам – становятся атипично агрессивными… крайне агрессивными. Мой собственный анализ показывает, что за многие тысячелетия по мере вымирания наших естественных хищников нормой стало как раз агрессивное поведение.

– А если бы наша атмосфера очистилась от смога и прочего загрязнения? Могли бы вернуться те древние поведенческие отклонения во время полнолуния… я имею в виду, вернуться к человеческим существам?

– Да. Да, полагаю, могли бы… в зависимости, очевидно, от физических и эмоциональных особенностей личности.

Логан попытался разобраться в собственных мыслях, осмыслить то, что только что наблюдал.

– А Кевину Пейсу известно об этом? И было ли известно покойному мистеру Артовскому? – спросил он.

– Только косвенно. Они исследуют – в случае бедного Марка речь идет, к сожалению, уже о прошлом – методы управления теми же подопытными тварями, что и мы, но только в нормальных условиях.

Фивербридж опустил голову, а когда поднял ее, его беспечное дидактическое настроение исчезло, и во взгляде внезапно проявилось страдание.

– Теперь вы понимаете, в чем проблема, доктор Логан? Мои гипотезы уже высмеяли до такой степени, что жить мне стало невмоготу. Что еще они скажут, если я обнародую дополнительные результаты? Могу представить эти язвительные заголовки: «Ученый заявляет, что космическая пыль вызывает безумие». Я не вынесу этого, – гримаса острой боли исказила черты его лица, – просто не смогу.

– Именно поэтому нам необходимо со всей тщательностью завершить исследования, – произнесла Лора Фивербридж уже спокойным, смиренным тоном, – получить все документальные подтверждения. Продолжая скрупулезно проводить всестороннее изучение. Собрать достаточно данных для противостояния самым въедливым проверкам, которым могут подвергнуть наши труды. Отец, мы ведь уже близки к завершению, верно? Нам необходимо лишь дополнительное время. То есть… если доктор Логан предоставит его нам.

Она погрузилась в напряженное молчание. Оба они, отец и дочь, пристально смотрели на Джереми.

Тот глубоко вздохнул. Это было совершенно передовое исследование. Если его прервать преждевременно, мир может многое потерять. И мир также, несомненно, потеряет блестящего ученого.

– Просто дайте нам еще немного времени, – практически взмолилась Лора и, подойдя к нему, опять ухватилась за его рукав, – для окончания нашей работы. А потом поступите так, как вам подсказывает совесть.

Логан поочередно глянул на них. И внезапно осознал то, что не приходило ему в голову раньше: вполне возможно, характер этих исследований сможет пролить какой-то свет на те убийства, что так отчаянно пытался раскрыть Джессап.

– Я ничего никому не скажу, – тихо произнес он, – по крайней мере до завершения вашей работы. Она может помочь выяснить то, что происходило в этих лесах. Причем я готов при необходимости оказать вам любую посильную помощь.

Молчание в лаборатории затянулось. Потом Чейз Фивербридж кивнул, слегка улыбнувшись. Лора отцепилась от его рукава и завладела уже рукой.

– Спасибо вам, – с чувством произнесла она. – Спасибо… от нас обоих.

В последующие дни все увиденное – и осознанное – в секретной лесной лаборатории за бывшей пожарной станцией удерживало Логана в состоянии моральной неопределенности. Исследования пожилого доктора Фивербриджа, безусловно, представлялись необычайно важными. С другой стороны, способ, благодаря которому он стал, по существу, живым мертвецом – при всем понимании Логаном приведших к тому обстоятельств, – представлялся в лучшем случае неблаговидным. Однако, коротко говоря, он просто не мог пока ничего сообщить Джессапу и любому другому человеку об этих обстоятельствах. Ведь это не только прервало бы научные труды ученого… но и почти наверняка стало бы концом его жизни.

За эти дни Джереми вновь полностью углубился в свою собственную работу, с легким сердцем отложив побочное занятие и предоставив полиции делать свою работу. Верный своему обещанию, Джессап оставил его в покое; когда Логана вновь пригласили на ужин в дом рейнджера, разговоры крутились исключительно вокруг философии, французской кухни и безобидных местных сплетен. Джереми успел проникнуться симпатией к Сюзанне, и к концу этого вечера они стали почти добрыми друзьями. Насколько он понял, Джессап теперь уцепился за версию Креншо.

К концу второй недели плотной работы Логану удалось завершить большинство из недописанных глав своей монографии. Его безвылазное пребывание в «Облачных водах» явно порадовало директора Грега Хартсхорна, которому, к его очевидному неудовольствию – как теперь убедился Логан, – стало известно об участии постояльца в расследовании недавних смертей.

В один из дней, доехав по мелким делам до озера Саранак, он встретил там Гаррисона Олбрайта, тоже выбравшегося в этот поселок для пополнения в местном магазине запасов охотничьих и рыболовных товаров. Логану понравилась лекция Олбрайта в «Облачных водах», завершившаяся чтением стихов, и он, с облегчением осознав, что поэт не сторонится его, тут же предложил вместе пообедать. Олбрайт вежливо отказался, сославшись на то, что поддерживает свое существование почти исключительно крольчатиной и олениной, добытой в лесах с помощью лука, в подтверждение чего помахал новой упаковкой стрел. Он согласился, однако, выпить кофе, и за этим занятием оба они увлеченно спорили о поэзии и литературе. Логан вдруг обнаружил, как приятно общаться с поэтом: его литературное образование представляло собой поистине необычную смесь, широкий кругозор обогащали навыки рожденного в лесах человека. Прежде Логану не приходилось сталкиваться с подобными людьми. Он избегал любых вопросов о мистических или вызывающих тревогу лесных легендах, и Олбрайт, видимо, одобрил это в своей грубоватой манере.

Логан еще не рисковал покидать территорию «Облачных вод» только ради заездов на пожарную станцию, где трудилась в лаборатории Лора Фивербридж. Несмотря на сложное отношение к тайной жизни пожилого ученого, Джереми симпатизировал по не вполне понятным ему причинам как отцу, так и дочери; Лора обладала быстрым и деятельным умом ученого, и он невольно впечатлился тем, на какие жертвы она готова ради благополучия отца. Первый визит он нанес туда однажды днем, обнаружив Лору в главной лаборатории. Они прогулялись по лесу, вяло разговаривая об успехах ее исследований, и по иронии судьбы забрели в то самое ущелье, где она нашла тело погибшего скитальца. На обратном пути она высказала предположение о том, что Логану хотелось бы еще раз поговорить с ее отцом, и пригласила его заехать к ним вечером в следующую пятницу, когда Пейс, их лаборант, уедет на выходные. Логан согласился; он невольно чувствовал все возрастающее восхищение этой изобретательной, исполненной сострадания, заботливой и преданной женщиной.

Во время очередного пятничного визита Лора опять-таки проводила его в секретную лабораторию, где доктор Фивербридж, видимо, ожидал его прихода. Логан поинтересовался тем, как продвигаются исследования, и пожилой ученый с удовольствием описал, каких успехов они добились со времени их последней встречи. Логана вновь поразили великолепный ум и харизма этого натуралиста. Освобожденный наконец от критиканства его претенциозных коллег, он не проявлял теперь ни малейших признаков душевной слабости или подавленности, о которых раньше говорила Лора. В ходе обсуждения его работы он еще раз продемонстрировал влияние лунного света – на сей раз на ночных млекопитающих, летучих лисицах. Логан также узнал о существовании в этой лаборатории особого направления передовых исследований, которые по настоянию ученого следовало держать в тайне даже от Лоры. Он поведал о своих планах: в случае удовлетворительного завершения тайного исследования позволить Лоре опубликовать его результаты под ее именем.

– Это наименьшее, что я могу сделать для нее, учитывая все, чем она пожертвовала ради меня.

– А что вы сами будете делать дальше? – спросил Логан.

– Уйду на заслуженный отдых. Видите ли, этот главный труд моей жизни почти закончен. Уеду куда-нибудь подальше… мне всегда нравилась Ибица. Или, возможно, на Амальфитанское побережье. А может, на Санторини. В спокойное местечко, не отягченное всем этим. – Он с улыбкой обвел рукой заполненное аппаратурой помещение. – Кто знает? Может, моя репутация будет реабилитирована. С другой стороны, может, и не будет. Но к тому времени меня это уже перестанет волновать… Я буду знать, и Лора будет знать, что мы добились успеха. Что мне удалось достичь желаемого на избранном пути. А это для меня самое главное.

Логан вспомнил вдруг о своей монографии, ждущей своего завершения в коттедже «Облачных вод», и просто кивнул. Он полностью разделял такое отношение к работе.

Следующим вечером, вернувшись после ужина в главном здании в свой коттедж, Логан заметил на крыльце Рэндалла Джессапа. Рейнджер сидел на верхней ступеньке там же, где две с половиной недели назад дожидался его Пейс, лаборант Лоры Фивербридж.

– Рэндалл, рад тебя видеть, – сказал Логан, пожимая руку другу, – заходи.

Они зашли в дом. Джессап снял свою шляпу и повесил ее на спинку стула, потом уселся на угловом диване.

– Чем тебя порадовать? – спросил Логан. – Кофе, чай, что-нибудь покрепче?

– Ничего не надо, спасибо.

Логан устроился на диване напротив Джессапа, размышляя, с чем мог быть связан этот визит. Они не виделись уже больше недели после второго званого ужина в доме рейнджера. И он определенно явился не просто с ответным визитом вежливости. Определенным было как раз другое: что-то явно беспокоило Джессапа. Более того, лицо его выглядело именно встревоженным.

– Есть ли какие-то успехи?

– Ничего существенного. Поисковые отряды вернулись, так ничего и не обнаружив… ни таинственных следов, ни обезумевших хищников. В основном мы пребываем в ожидании, и мне это совсем не нравится.

– Ожидании?

– Очередного полнолуния.

Логан понимающе кивнул. «Им не удалось отыскать убийцу, – подумал он, – поэтому они ждут, что он совершит новое нападение». Логан знал, что такой подход решительно не по вкусу Джессапу.

– А когда оно ожидается?

– Полнолуние? Через два дня.

Еще два дня ожидания…

– Но вы, разумеется, предприняли какие-то действия.

– Команда Креншо по-прежнему тайно следит за лачугой Сола Уодена просто на случай. Я провел кучу времени в районе Пиковой ложбины, всячески пытаясь расследовать вариант Блейкни. Жалкие крохи, как ты понимаешь, хотя я надеялся на неожиданный поворот событий. В любом случае, согласно местным слухам, как ты можешь догадаться, угроза исходит именно оттуда. Креншо выставил своих людей и возле их ограды.

– А что ты сам? Откуда, по-твоему, исходит угроза… если она еще вообще осталась?

Вместо ответа Джессап предпочел сам задать вопрос.

– Джереми, скажи лучше сам мне кое-что. Зачем ты второй раз заезжал в научную лабораторию на пожарной станции?

Этот неожиданный вопрос породил легкое дурное предчувствие, напомнив ему о своем соучастии в тайном сговоре.

– Как ты узнал? – спросил он, в свою очередь.

Джессап неопределенно махнул рукой, словно сказав: «Позволь мне сохранить мои источники в тайне».

Логан быстро подумал: «Джессап упомянул о втором посещении, значит, видимо, он узнал только о двух его дневных визитах, а не о его вечерних вылазках». Хотя, возможно, не раскрывая всех карт, он решил проверить старого друга, попытавшись выведать у него дополнительные сведения. Он пристально посмотрел на Джессапа. Но не заметил на лице рейнджера и тени задней мысли. На нем отражались лишь озабоченность, разочарование и некоторая обеспокоенность.

– Первый раз я расспрашивал там о Марке Артовском, их лаборанте, также ставшем третьей жертвой. Я познакомился с Лорой Фивербридж. И мы поговорили немного о характере их исследований.

– И что же они исследуют?

– Она изучает влияние лунного света на мелких дневных млекопитающих.

– Лунного света? – повторил Джессап.

– Есть гипотеза о странном влиянии луны, в частности полной луны, на поведение живых тварей. Применительно к людям, к примеру, полагают, что в полнолуние увеличивается число преступлений, чаще происходят зачатия и число смертельных исходов во время хирургических операций.

Испытывая легкое чувство вины, Логан намеренно упомянул о самых сенсационных и невероятных явлениях, связанных с лунным воздействием. Он осознал, что имел законный интерес в минимизации любопытства рейнджера к той секретной научной лаборатории.

– Она рассказала тебе, что случилось с ее отцом? – спросил Джессап.

– Немного, – ответил Логан, не желая лгать.

– Не это ли спровоцировало твой второй визит? – кивнув, предположил Джессап.

– А почему тебя это так интересует?

– Чистое любопытство.

– Тут нет никакого секрета. – Логан пожал плечами. – Просто приятное общение. Понимаешь, я изрядно уставал здесь, безвылазно строча и редактируя свой труд. Мы с ней прогулялись по лесу. Меня заинтересовали ее исследования. В конце концов, я энигматолог… и вопросы лунного влияния как раз мне по вкусу.

– И больше они там ничем не занимаются? Только исследованиями этого лунного влияния?

– Это все, что мне известно.

– На мой взгляд, от этого попахивает псевдонаукой.

Логан позволил себе улыбнуться.

– Что ж, мне интересна не только ее работа. Меня заинтересовала и она сама.

Джессап уже достал свой вездесущий блокнот, собираясь сделать несколько заметок. Но теперь он помедлил, удивленно подняв брови.

– Я и не знал, что ты такой шустрый малый.

– О, я не имел в виду ничего предосудительного. Мы с ней вроде бы сошлись на духовном поприще, оба работаем на границе общепринятого в науке.

Джессап задумчиво кивнул. Однако тревога не покинула его лица.

– Что именно тебя беспокоит? – не выдержал Логан.

Вместо ответа Джессап сунул блокнот в карман и поднялся с дивана. Логан тоже встал. Его раздирали противоречивые чувства из-за того, что, зная о Чейзе Фивербридже, он утаил это от друга. И тем не менее он просто не мог предать Лору – не только из-за своего обещания, но и потому, что не хотел нести ответственность за возможное самоубийство пожилого ученого.

– Не знаю толком, – произнес Джессап, вторгаясь в размышления Логана, – пока не уверен. Как я говорил, возможно, мне удалось найти неожиданную зацепку. По крайней мере, сейчас я занимаюсь ее расследованием. Если мне повезет найти нечто более определенное, вероятно, я буду более откровенен. – Он направился к двери и на пороге, обернувшись, добавил: – Просто не забывай: всего через два дня наступит полнолуние. И держи в уме еще кое-что… луна выглядит полной целых три ночи, хотя на самом деле полнолуние длится какой-то миг.

– А смысл?

– Смысл только в одном: будь очень осторожен в эти дни, мой друг.

Опять обменявшись с Логаном рукопожатием, он кивнул на прощание и удалился в вечерний сумрак.

Почти ровно через двое суток с той минуты Логан вновь услышал голос Джессапа. Сидя в гостиной коттеджа, он перечитывал заключение к своей монографии, когда зазвонил мобильный.

– Логан, – сказал он, взяв трубку.

– Джереми? Это Рэндалл.

– Привет, Рэндалл. Что случилось?

– Джереми, – помолчав, произнес рейнджер на редкость сдержанным, настороженным тоном, – не знаю даже, как сказать… как осмелиться попросить тебя об этом.

– О чем попросить-то?

– Ты помнишь наш разговор двухдневной давности? Я еще говорил, что пытаюсь кое-что выяснить… и скажу больше, если мне удастся узнать нечто более определенное?

– Да.

– Так вот, я узнал. И нам надо бы поговорить.

Что за таинственность?

– С удовольствием. Давай, может, встретимся завтра утром?

– Нет… думаю, нам надо поговорить сегодня. Мне хотелось бы, чтобы ты подъехал ко мне.

Логан глянул на часы: без четверти девять.

– Прямо сегодня вечером? С чего вдруг такая срочность?

– Я объясню тебе при встрече.

– Ладно. Где ты сейчас… дома?

– Нет. Я в том конце Пиковой ложбины, что ближе к поселению Блейкни. Ты знаешь «Уголок Фреда»?

– Ты имеешь в виду бар?

– Да. Сможешь встретиться со мной там как можно скорее?

– Конечно, если ты считаешь, что это крайне важно.

– Спасибо. Я буду ждать тебя в «Уголке». Мне надо еще проверить пару догадок, но я успею, видимо, закончить с ними до встречи с тобой.

Логан нажал клавишу завершения разговора. Он еще посидел немного, с задумчивым видом поглядывая на мобильный телефон. Потом поднялся, натянул куртку и взял ключи от джипа. Выйдя из коттеджа, он начал осторожно продвигаться по дорожке в сторону парковочной площадки.

В ясном вечернем небе сияла желтая раздутая полная луна.

В самом начале девятого вечера Сэм Уиггинз свернул с главной улицы Пиковой ложбины на шоссе 3А и поехал на запад. Его старенькая «Хонда Цивик» – в последнее время его парикмахерский бизнес не приносил особого дохода, и он не смог позволить себе купить более новую и солидную машину после того, как в прошлом году сдох его фордовский пикап после тридцати лет верной службы, – тряслась и дребезжала, продвигаясь по ухабистой дороге. Глянув в лобовое стекло, он с каким-то тоскливо-упадническим чувством разглядел за хитросплетениями ветвей яркий диск полной луны. На соседнем сиденье тихо скулил и подвывал терьер Бастер.

Он понимал, что это было безумие. Все остальные жители Пиковой ложбины, словно по молчаливому уговору, заперлись по домам, закрыли ставни и погасили свет. И только он отправился в сторону Уединенной горы. Ладно, не прямо в сторону горы, но гораздо ближе к ней, чем ему хотелось бы.

И во всем виновата его тетка Гертруда, которая жила в старом трейлере в лесу, примерно в восьми милях. Она жила там без машины, рассчитывая, что Сэм будет обеспечивать ее консервами, получать за нее социальное пособие, доставлять жалкую корреспонденцию, пришедшую на ее почтовый ящик, заполнять газовый баллон… и, самое важное, поставлять ей солидный запас дешевой водки в пластиковых бутылках емкостью под два литра, которую она постоянно потребляла. Гертруда Рэндовски была самой буйной из всех известных Сэму алкоголиков, и теперь, после смерти мужа, она напивалась еще сильнее, поскольку он уже не мог сдерживать ее пристрастие. Она опять опустошила свои запасы, и только угроза ее неистовой ярости заставила Сэма закупить в «Уголке Фреда» очередные полдюжины бутылок и отправиться в ее трейлер.

Бастер скулил уже гораздо громче. И Сэм едва ли мог ругать пса.

Оба дрожа от страха, они проехали мимо старого поселения Блейкни, куда слева уходила узкая заросшая просека с еле различимой в лунном свете пустой полицейской машиной. До чего же поганая дурища эта Гертруда. Она ведь, будучи теткой его покойной жены, даже не приходилась на самом деле ему родней… и однако же вот он, прогибаясь и дрожа от страха, ползет к ней по любой ее прихоти, точно чертов лакей. «В один из таких дней, – мрачно думал он, трясясь по извилистой дороге, – поглощая эти бутылки водки «Старый Питерсберг», она упьется ими до смерти». И хотя он никогда не говорил этого вслух, такой день явно не за горами, а тогда он сможет посвящать весь свой досуг созданию приманочных шерстяных мушек и ловле в ручье ускользающей форели…

Бах! «Дерьмо! – мысленно выругался Сэм. – Что это было… Неужели лопнула шина?» О черт, не хватало только сейчас в таком месте менять колесо.

Он снизил скорость, пытаясь осторожно ползти вперед. Ну точно, правое переднее колесо безумно вихляло. Он остановился, выключил мотор и задумался, оставив фары включенными. Он имел три возможности: выйти и поменять колесо на запаску, попытаться доехать на ободе или просто выйти из машины и пойти назад. Последний вариант он отверг сразу. Ни за что он не согласится пройти обратно мимо этих Блейкни, тем более в полнолуние и без наблюдения полицейских, отваливших, видимо, с поста на ужин или еще по какой-то надобности. И дальнейшая езда на ободе казалась почти таким же плохим вариантом, учитывая, какие из этого последуют неподъемные для него затраты на ремонт. Вздохнув, он открыл бардачок, вытащил оттуда фонарь и неохотно открыл водительскую дверцу. Судорожно сглотнув, он встал около машины и, напряженно прищурившись, огляделся по сторонам, готовый при малейшем признаке опасности запрыгнуть обратно в машину и запереть дверцу. В провале между деревьями виднелась луна, почти до смешного большая на ясном ночном небе, она набрасывала на ближайшие к нему деревья бледно-желтую вуаль своего призрачного света. Ветер совсем стих, бесчисленные обступившие деревья стояли, словно по стойке «смирно», в ожидании неведомо чего. Оставив дверцу машины открытой, он включил фонарь, обошел вокруг капота, оглядываясь по сторонам, и присел проверить шину. Слава богу, с колесом в итоге оказалось все в порядке – оно просто заехало в огромную колею на обочине разъезженной дороги. Должно быть, он въехал туда по оплошности. Сэм поднялся на ноги. Пора выполнить чертово поручение да поскорее вернуться домой. Но как только он двинулся обратно, обходя капот, что-то небольшое и шерстистое, повизгивая, пролетело у него между ног и устремилось в лесной мрак. Бастер? Он мог выпрыгнуть, пока Сэм проверял шину, и убежать.

– Ладно, это уже ни с чем не сравнимая глупость…

Бастер не отличался геройством Рин Тин Тина[23], но смелости ему было не занимать, не в его натуре было сбегать от опасности… и уж, несомненно, он не стал бы просто так бросать хозяина.

Должно быть, что-то напугало его… напугало настолько, что он забыл все свои обычные инстинкты. Сэм успел заметить, что Бастер скрылся в лесных дебрях, явно стремясь убежать подальше от поселения Блейкни.

– Бастер! – призывно крикнул Сэм, направившись к деревьям, за которыми скрылась собака. – Бас… – Внезапно он умолк, проглотив окончание слова.

Каким-то образом он осознал, что надо замолкнуть… молчать как могила. Он выключил фонарь. Теперь горели только передние фары машины и какой-то свет исходил из салона. Сначала он не заметил ничего необычного. Но вскоре почувствовал странный запах… скорее жуткую вонь: мускусное, мерзкое зловоние. Следом он услышал звуки непонятного происхождения: нечто среднее между угрожающим ворчанием разъяренного волка и гортанным сердитым лосиным ревом. И этот рев раздавался совсем близко.

Сэм Уиггинс прожил в Пиковой ложбине всю свою жизнь. С детства он слышал страшные легенды о странных тварях из лесной глуши, на них он рос, как другие дети вырастают на сказках Матушки Гусыни и приключениях кролика Питера. С годами он стал принимать их за абсолютную истину – в той или иной форме – и всячески старался избегать этой самой лесной глуши. И поэтому он умудрился никогда прежде не сталкиваться так непосредственно ни с реальными дикими и зловещими голосами, ни с дурными запахами.

Он замер на мгновение, парализованный изумлением и страхом. Почувствовал, как теплая струя из ослабшего вдруг мочевого пузыря потекла по его ногам. Зловоние стало сильнее: вонючее, кислое, козлино-похотливое. Потом вдруг затрещали кусты у обочины дороги. И он вновь услышал жуткий рев. Хриплый и алчный, алчущий крови и разодранной плоти. Казалось, одномоментно происходило множество событий. Сэм, вдруг вновь обретя способность двигаться, стремительно обежал капот своей машины и буквально занырнул в салон, когда из придорожных зарослей папоротника донесся страшный треск; в последний миг Сэм успел откинуться на спинку сиденья и, захлопнув дверцу, нажать кнопку блокировки дверей; его фонарь упал на пол, закатившись под пассажирское сиденье, а то, что он увидел за окном, совершенно лишило его способности здраво мыслить. Взрыднув от ужаса и смятения, он отпрянул назад и сжался, молотя ногами по воздуху, а оставшаяся снаружи тварь в невообразимой ярости колотила его машину. Потом яркость света, казалось, усилилась; к реву присоединился другой шум; его машину сотряс еще один мощный удар… и тогда Сэм, теряя сознание, повалился на рулевое колесо «Хонды», и на него снизошло милосердное забвение.

Поездка до Пиковой ложбины заняла у Логана больше времени, чем он ожидал. В отличие от прежних вылазок, движение на этом шоссе несколько оживилось – колымажистый старый грузовик с деревянными бортами, очевидно, перевозящий кучу технического мусора, казалось, не мог ехать быстрее тридцати миль в час. А Джереми не осмеливался обогнать его на этих темных извилистых дорогах. К его облегчению, за грузовиком он тащился только по основному шоссе до пересечения с шоссе 3А и, свернув на эту трассу, смог немного наверстать упущенное время. Тем не менее подъехал он к поселку лишь незадолго до девяти часов.

Но, приблизившись к ответвлению на Пиковую ложбину, он заметил впереди за поворотом трассы мерцание красно-синих огней. Заинтересованный столь необычной иллюминацией, Джереми проехал мимо поселка, продолжая медленно двигаться по трассе.

Вскоре глазам его предстало интересное зрелище. Ярдах в двухстах впереди, за третьим поворотом, на обочине стояли как минимум три полицейских внедорожника и две машины «Скорой помощи», у всех ярко светили фары и неистово вращались мигалки. За этими машинами двигались темные фигуры, пробивая лесную темноту мощными лучами фонарей.

Внезапно исполнившись дурного предчувствия, Логан быстро съехал с дороги и выключил мотор и фары. Посидев еще немного в машине, он попытался оценить обстановку. До него доносились звуки разговоров, но общий гул иногда прорезали восклицания скрипучего, страдальческого голоса. Приглядевшись, Логан увидел, как в свете фар перед одной из машин прошла, тяжело ступая, крупногабаритная фигура Креншо и вновь исчезла в темноте.

Даже с такого расстояния его захлестнула волна жуткого предчувствия. Однако он вылез из джипа, закрыл дверцу и украдкой, держась на обочине, чтобы не привлекать внимания полицейских и особенно Креншо, направился к скоплению машин. Приблизившись, Логан увидел еще две машины. В одной он узнал внедорожник, на которых обычно ездили парковые рейнджеры. Он выглядел точно так же, как машина Джессапа. Водительская дверца была открыта. А прямо перед ним стоял старенький, видавший виды седан. «Видавший виды» слабо сказано: даже со своей выигрышной позиции Логан понял, что эта машина побывала в гибельной аварии: большие вмятины на крыше, капоте и боковых панелях; по ветровому стеклу расходились звездчатые трещины мощных ударов. С дальней стороны на капоте в окружении полицейских с блокнотами и диктофонами сидел, сгорбившись, мужчина в расхристанной одежде.

Дурное предчувствие резко усилилось.

Логан уже подошел близко к машинам «Скорой помощи» и увидел бригаду врачей, склонившихся над кучей изодранной одежды и окровавленной плоти. Он сделал еще шаг вперед, и, внезапно благодаря переместившемуся лучу прожектора сцена предстала перед ним во всей своей жуткой ясности. Он безошибочно узнал валявшуюся в отдалении шляпу рейнджера, хотя ее исходный оливковый цвет потемнел от пятен запекшейся крови. То, что выглядело как куча изорванной одежды, оказалось на самом деле телом… изуродованным и расчлененным телом, практически потерявшим сходство с человеком. В куче изорванной одежды Логан разглядел плечевую нашивку рейнджера. И наконец – к ужасному смятению – увидел в дальнем конце этой кучи голову своего друга Рэндалла Джессапа. Ее жутко изуродовали и разодрали… но это была она. В свете прожекторов открытые глаза друга, казалось, смотрели прямо на Джереми.

– Эй! – чей-то окрик резко вывел Логана из потрясенного остолбенения.

Оглянувшись, он увидел, как к нему стремительно приближается Креншо.

– Это место преступления! – рявкнул он.