Золушка за тридцать Ёрш Ника
– С пантенолом, – кивнула я. – Только не мазь. Пена была.
– Вот. Найди и неси.
– У меня нет проблем с ожогами! – снова рявкнул Соколов. – Это у тебя проблема с подбором персонала! Вон!
И я выскочила за дверь.
Часть 4
“Это конец”, – прокомментировал случившееся ошалевший от быстроты сменяемых событий мозг.
“Чтоб у него там все сморщилось”, – подленько добавила внутренняя гадина, обычно помалкивающая. Но сегодня-то день особый – она и проснулась от долгой спячки!
Усевшись за свой стол, я вдруг поняла, что так и держу в руках спасенный контракт. Приглядевшись к нему сквозь пелену наступающих слез, прочла ниже: «образец».
“Твою мать”, – вспомнил заветные слова мозг. И даже гадина солидарно кивнула. Надо же было так опростоволоситься?! Спасти образец контракта, облив горячим кофе генерального!
Что ж, однажды… лет через десять, не раньше, я буду вспоминать это и смеяться. Наверное. Но это не точно. Потому что если вернусь на работу в больнице и в квартиру родителей, то смеяться мне расхочется навсегда.
Вскочив на ноги, я заметалась по приемной.
В голову лезли видения одно хуже другого. Как я лежу в родительской квартире, в своей детской, смотрю мыльные оперы, жирею, а на обоях висит пожелтевший от времени плакат Брюса Уиллиса… И тот смотрит на меня с укором и немного с жалостью. Нет уж! Нет!
Я уже готова была вломиться в кабинет Минаева и каяться в чем угодно, при этом пытаясь утопить всех в слезах. Они поймут, что вот-вот утонут, и Соколов вынужден будет простить бедную меня. Хотя… Ведомо ли ему, что такое жалость?
И вот в тот миг, когда собиралась опустить ручку и войти, сзади покашляли. Деликатно так, но надменно. Как умела только Мариночка.
– Макс у себя? – спросила она, кривя полные губки в подобие улыбки.
– Да, но…
Договорить мне не дали:
– Отойди, Кудряшова, – приказала дочка генерального, просто отодвинув меня плечом. – Тук! Тук!
Она вошла, произнося последние слова на ходу. И замерла в метрах трех от порога, ошарашенно проговорив:
– Папа?!
Я почти уже ушла. Почти. Осторожно выглянув из-за своего укрытия, открыла рот от пикантности открывшегося зрелища. На стуле сидел Виктор Андреевич, между ног которого была зажата запечатанная бутылка с шампанским. Макс стоял рядом, сложив руки на груди и спокойно что-то втолковывая своему начальнику. Он замолчал при виде невесты, кашлянул и загородил будущего тестя. Сам же Соколов зарычал, вскочил и… весь затрясся, глядя на меня:
– Уволена! – распорядился он, взмахивая бутылкой.
Я отпрыгнула в сторону, закрыла дверь и как-то совсем обреченно пошла собирать вещи.
С днем рождения тебя, Кира.
Стоило подойти к столу, как зазвонил телефон. Мама радостно поздравила нас обеих с появлением на свет прекрасной девочки. Меня, то есть. Желала себе крепких нервов с таким сокровищем, как я, а мне быть успешной, сильной и целеустремлённой. Напомнила, что в субботу они с отцом ждут меня дома. Спросила, как настроение.
Я собрала волю в кулак и сказала, что все отлично. Подарками, мол, завалили с самого утра, сил нет отбиваться от желающих расцеловались и потискать. Но пока справляюсь.
Мама осталась довольна моей ложью. А ведь я думала, что с годами вечная нужда врать родителям проходит.
Нажав отбой, закинула смартфон в сумочку и осмотрела стол с прилегающей к нему территорией. Брать-то, собственно, и нечего. Как пришла с одной ручкой, так с ней… а нет, и там паста кончилась.
Дверь в кабинет шефа распахнулась спустя минут пять или больше. В момент, когда я решила перестать паниковать. Собралась, так сказать, с духом и несколько раз повторила про себя, что жизнь продолжается. Почти поверила. Закон подлости сработал раньше.
Соколов вышел первым. Прошел медленно, демонстративно не глядя в мою сторону.
Следом просеменила Мариночка, прижимая к бедру красный клатч и задирая курносый нос. Красивая, зараза, как ни придирайся.
Ни один, ни вторая не попрощались, покинув место моей небывалой печали.
Третьим в приемной показался Макс.
Вышел, облокотился плечом на косяк, сложил руки на груди и давай улыбаться. Последние нервы мне вытрепал своим неадекватным поведением. Уже хотела сказать какую-нибудь гадость, но он заговорил первым:
– Кудрявчикова, – выдал этот невозможный тип, – зачем тебе коробка из-под канцелярки на столе?
– Надо, – деловито ответила я, шмыгая носом в заключение.
Оторвавшись от косяка, он сам пошел ко мне. Посмотреть. Любопытный попался.
– Пустая же, – удивился начальник, – только стикеры там.
– Хоть шерсти клок, – пробурчала я недовольно.
– Это несерьезно, – Макс осмотрел мой стол. – Что, совсем взять нечего? Нормальные люди что-то более ценное забирают.
– Например? – уточнила, решив не брезговать щедростью начальства.
– Вазу тебе коллеги дарили, – не растерялся он. – Высокая такая, с нелепыми розочками.
Еще издевается, гаденыш! Знает ведь, как я к цветам отношусь…
– Мне она не нужна. Приедет новая секретарша, найдет ей применение, – процедила сквозь зубы, пытаясь выглядеть гордой, но чувствуя себя жалкой.
– А стикеры нужны, значит? – хмыкнул Минаев, не желая отставать подобру-поздорову.
– С пустыми руками нехорошо уходить, – выдала я, – примета плохая. Еще что-нибудь спросить хотели? Или мне можно продолжить сборы?
Он обошел стол, приблизился с моей стороны.
– А куда ты уходить собралась? – спросил строго. – На обед рано. Домой тем более.
Я нахмурилась. В голове заскрипели, зашевелились извилины, закипели серые клеточки. Мозг работал на пределе, и по всему выходило, что меня никто не увольняет. Но попа, предчувствиям которой я привыкла доверять, рекомендовала не торопиться с выводами.
– Меня Виктор Андреевич уволил, – сообщила доверительно Минаеву.
А сама понимаю, что ноги не держат от перегрузки. Нащупала стул, села, руки сцепила перед собой. Прислушалась к ощущениям: надежда, минут пять назад казавшаяся безнадежно почившей, приоткрыла глаз в ожидании. Оживать ей или как?
– Он и меня регулярно увольняет, – отмахнулся Макс. – Разве не знаешь, насколько вспыльчивый Соколов мужик?
Мне бы его спокойствие.
– Со мной так впервые…
– Бывает, – пожал плечами начальник. – В первый раз всегда страшно, потом привыкнешь, может, еще и во вкус войдешь.
Мне подмигнули.
– Не смешно, – взбеленилась я, устав тянуть кота за причинное место. – Вы мне прямо скажите: что делать дальше?
Макс утомленно вздохнул. Потер переносицу, постучал по столешнице пальцами и, наконец, соизволил ответить:
– Сначала с Прохоровым разберись. Из юридического отдела. Он там что-то с бумагами напутал. Посмотри во входящих. Скажи, я был зол, когда говорил об этом. Потом подтверди встречу с представителем “Сиоланы”; напомни: я сам к ним подъеду. И поторопи Раису Семеновну с цифрами по последним контрактам. Она обещала до десяти сказать, все ли там нормально. В остальном как обычно.
Я вскочила на ноги, заулыбалась как ненормальная.
– Максим Сергеевич, – прошептала, прижимая руки к груди, – правда, что ли?
– Правда, – усмехнулся он. – Но больше кофе на него не проливай. И вообще, Кир, что на тебя нашло? Ты… Странная какая-то.
– Сама не знаю, – я нервно покрутила пуговицу у горловины блузки. – В любом случае исправлюсь. Честное слово.
– А с глазами что? – не отставал Минаев.
– А что с ними?
– Красные. Воспаленные.
– Не накрасилась, – пожала плечами и отвернулась. Вперив взгляд в потемневший монитор, старательно гнала от себя гнетущие мысли. – Решила ходить вся естественная. Разве это запрещено?
Макс, вместо того, чтоб уйти, схватил меня за подбородок и заставил повернуться к нему лицом.
– Кир, мы вроде все обговорили насчет случившегося, – сказал он тихо. – Мне показалось, что ты сама заинтересована в том, чтобы сделать вид…
– А при чем здесь это?! – поразилась я, отстраняясь и делая шаг назад. Уткнулась пятой точкой в столешницу, поморщилась. – Меня по-прежнему все устраивает. Как есть. То есть как было. До того…
– Я понял.
Минаев медленно осмотрел меня с ног до головы, развернулся и пошел к себе. Но, не дойдя пары метров, остановился. Спросил, обернувшись вполоборота:
– Значит, все как всегда? Работаем и никаких недопониманий?
– Угу, – я смахнула несуществующую пыль со стола.
– Ну, хорошо. Меня это устраивает. Если тебя устраивает.
Сердце пропустило удар. Часть прежде вполне дееспособных извилин в мозгу выпрямились, заставляя проблеять нечто бессвязное. При этом я кивала и зачем-то открыла ящик стола. Посмотрела туда, закрыла и уставилась на Макса.
– Кир? – он склонил голову к правому плечу. – У тебя точно все хорошо?
– Немного выбило из колеи увольнение, – ответила я, мысленно надавав себе по щекам.
Да приди ты в себя, Кудряшова! Ведешь себя как малолетняя дурочка. И к кардиологу сходить надо: тахикардия в тридцать лет – это не шутки.
– Ладно, – Минаев, наконец, ушел. Задумчиво так, еще и дверь прикрывал не спеша, успев дважды зыркнуть в мою сторону.
Изверг!
Самовлюбленный болван!
Неужели решил, что я из-за него ревела и теперь в таком виде на работу пришла?
Ха-ха-ха! Не на ту напал!
Где у меня валерьянка?
Хотелось бы сказать, что день промчался незаметно, но какое там! До обеда я ещё пыталась делать свою работу и не раскисать. Разобралась с Прохоровым, рявкнув в трубку так, что он лично примчался забирать неправильные документы и извиняться; потом подтвердила встречу начальства с “Сиоланой”, они назвали адрес, по которому будут ждать Макса. Хотела еще входящую электронку разобрать, но когда Минаев проскочил мимо, сказав: "Увидимся вечером, если что-то срочное будет – звони", я совсем опустила руки. При нем показывать слабость не хотелось, а без начальства стало наплевать.
Я даже попыталась поплакать. Села, сосредоточилась, нагнала на лицо вселенскую скорбь и стала ждать ливня из глаз. Дождалась нового звонка телефона.
Тетя Рита радостно поздравила меня с переходом в новый возрастной период, сообщив, что мне теперь не просто тридцать, а четвертый десяток. Пора бы, мол, замуж, если совсем не хочу в девках засидеться. Я ответила милое «спасибо» и нарисовала на листе фигу, на том мой протест был исчерпан. Грубить тете Рите – себе дороже! Мама как-то пробовала, думая, что так отвадит заядлую родственницу от дружбы. Бросила трубку и решила, что можно жить и радоваться. Не тут-то было: Рита через пару дней появилась на пороге их квартиры с чемоданом. Тетушка преодолела тысячу километров, чтобы узнать, с чего на нее вдруг обиделись, а заодно повидать братика. Моего папу. Его от счастья три дня не покидал нервный тик. С тех пор папа запретил маме быть искренней, взяв клятву мужественно терпеть редкие разговоры с его сестрой и умудряться ничем не выразить недовольства.
Тетя Рита вещала минут восемь, но в ответ гадостей не дождалась. Тогда, утомленно вздохнув, она пригрозила лично приехать и помочь устроить мой брак, тем более, что уже по всем нам соскучилась.
На это я сказала, что телефон садится, и отключилась. Не слишком вежливо, но на свою выдержку я больше не полагалась.
В обед сходила в кафе, взяла еду на вынос и закрылась в приемной. Поев, снова попыталась облегчить душу слезами, но они отказывались литься из глаз. Только нос чесался, гарантируя ни то очередную вечеринку, ни то хорошую драку. А может, и то, и другое! Пришлось ограничиться новой порцией вкуснейшего кофе и просмотром сериала.
После обеда пришло ещё несколько сообщений с поздравлениями и случились пара звонков от подруг. Все желали здоровья и мужика, как сговорились. Только Анька решила отличиться и пожелала богатства. Я хотела умилиться, но она тут же уточнила, что богатство – это не деньги, а душевный комфорт, и чтоб дом – полная чаша. Короче, закончилось все снова мужиком и детишками…
Я совсем затосковала, когда в приемную вкатилась тучная Анастасия Семёновна из кадров. Улыбнувшись мне, она уточнила на месте ли Минаев, а потом, опершись на мой стол так, что он жалобно заскулил, поделилась последней сплетней:
– Моя-то там срочно с юристами перетирает. Чтоб они тебя сегодня-завтра уже забирали.
– Куда забирали?
"Моя" – это начальница, тут все понятно. А вот с юристами я не совсем разобралась с первого раза, пришлось уточнить, что Семёновна имеет в виду.
– Не тупи, Кудряшова, – заулыбалась та в ответ, – рекомендация от самого… – она ткнула полным пальцем в потолок и подмигнула. – Там, правда, условие: чтоб ты срочно на заочку поступила. Даже с университетом договорились, тебя зачислят с небольшим опозданием. Мы незаконченное высшее пока нарисуем, и станет на одного юриста больше.
– Меня в юристы? – я закашлялась.
Анастасия Семёновна обошла стол и деловито ударила меня по спине ладонью.
– Легче? – заботливо уточнила она.
Я чуть не выплюнула лёгкие. Они ещё стояли где-то в горле, перекрывая кислород, так что вместо слов смогла лишь моргнуть.
– Вижу, ты в шоке. Ещё бы, такой карьерный рост! – Семёновна поиграла бровями. – Молодец, что действовать начала. А то уже тридцатка, в секретарях долго не задержалась бы. А так покрутила с Минаевым, и сразу место потеплее нашлось. Эх, с кем бы и мне карьеру поправить?
Она кокетливо погладила свои огромные бедра и пошла к выходу.
– Только я тебе ничего не говорила, – крикнула от лифта. – Это так, между нами, девочками. В счет сердечной дружбы и женской солидарности!
Я продолжала молчать еще минут пять. Потом осознала услышанное и поняла, наконец, две вещи: про нас с Максом пошли слухи – это первое, и во мне всё-таки увидели конкурентку его невесте – это второе.
Должно было быть приятно. Но было странно.
Я не хотела уходить из секретарей Минаева, мне вдруг стало это очевидно. С другой стороны: кто меня спросит? А попасть в юристы – это и правда обалдеть какой карьерный рост, особенно учитывая мое медицинское образование.
Совсем они там рехнулись.
Интересно, как на это известие сам Макс отреагирует? Обрадуется, наверное. Мне ведь и правда уже тридцать, а ему тут молоденьких подавай, да и ситуация с проведенной вместе ночью накладывает отпечаток. Сможем ли смотреть друг другу в глаза как раньше? Он – да, а в себе я начала сегодня сомневаться.
Поднявшись, подошла к зеркалу и посмотрела на взволнованное отражение. Усмехнулась.
По логике генерального выходило, что даже такая: отекшая, со странной прической и не накрашенная, я выглядела настолько хорошо, будто могла увести его почти зятя.
Присмотрелась поближе. У себя смогла вызвать только приступ сочувствия. Но о вкусах не спорят…
К вечеру, когда я почти собралась уходить, в приемную вошел букет цветов с ногами. Розы были ярко-красными, как и лицо Макса, спрятавшегося за ними.
– Вазу дай, – прокряхтел он, выглядывая сбоку, – тяжелые!
– Сколько же их там?! – поразилась я, вскакивая с места. Обнаружив огромную напольную вазу на старом месте в углу, подвинула ее к шефу поближе и помогла водрузить цветы в тару.
– А сколько тебе лет? – вопросом ответил Макс. – Вот и считай.
– Издеваетесь? – я посмотрела вниз. – Роз там минимум пятьдесят.
– Ага. А тебе что, меньше? – Минаев широко улыбнулся. – Столько бубнят и переживают о своем будущем только леди за пятьдесят.
– Ах ты… вы… – замахнувшись, шуточно двинула ему кулаком в плечо. – Нет, серьезно, кому это?
– Тебе.
Мы переглянулись, я нахмурилась.
– Зачем?
– С днем рождения, дорогая Куриянцева, – отозвался Макс. – Я что, не могу секретаршу поздравить? Ты, можно сказать, моя правая рука!
Я почему-то вспомнила шутку про то, как именно женщины заменяют мужчинам правую руку. Чтоб мозолей не было…
Вспыхнула, поджала губы.
– А что ваша невеста скажет на такие подарки?
– Почему она должна что-то говорить? – Макс вскинул брови, сложил руки на груди. – Ты чего так напрягаешься, Кир? Это просто цветы.
И правда, чего это я? Мне такие букеты каждый день дарят. Во сне.
– Полсотни роз, – поправила его я. – На длинных ножках. Есть от чего напрягаться.
– Сто одна, на самом деле, – обиделся Минаев. – Но кто считает? Тебе не нравится?
– Нравится.
– Ну вот. Можешь сказать спасибо.
Показалось, что он злится.
– Спасибо, – повторила на автомате. И вдруг сообщила: – Меня в юридический отдел собираются переводить. Документы готовят.
Минаев как раз нагло взял мою кружку и допил оставшийся там кофе. Подавился, закашлялся:
– Куда?
Я постучала ему по спине, повторила.
– У тебя же образование медицинское. Какой юридический? С чего ты это взяла? Смешно!
– Услышала сплетню на обеде, – пожала плечами. – Тоже немного обалдела. Но, говорят, сам Соколов за меня слово молвил. Так что не настолько это смешно, как кажется на первый взгляд.
– Вот как? – Минаев обошел мой стол, сел за него, сцепил пальцы в замок, посмотрел исподлобья. – И как ты к этой сплетне отнеслась?
– Задумалась, – призналась честно. – Мне ведь и правда не резон вечно работать секретаршей дальше. И возраст, сами понимаете, и ситуация… Да и про второе образование давно думала, а тут такой шанс.
Минаев молчал.
На самом деле до жути хотелось, чтобы он сказал снова “Смешно!” или “Не бери в голову подобные глупости!”, или что-то еще типичное. И дал новое поручение. Мол, работай, Кирочка, никто тебя не гонит. Ты незаменима и все такое…
Но вместо это Макс выдал совсем другое:
– Карьера – это хорошо. Ты права. А с моей стороны эгоистично требовать остаться. В твоем-то возрасте. В нашей-то ситуации. Даю добро на эту авантюру. Если, конечно, сплетня не окажется только сплетней. Распоряжусь в кадрах, пусть шлют кандидаток на твое место. Найдешь себе замену и можешь юриствовать на здоровье. Счастлива?
Его глаза горели, но как-то совсем не от счастья. Кажется, я впервые по-настоящему разгневала Минаева. Но чем? Вроде все правильно сказала…
Я совсем скисла.
– Спасибо, – выдавив улыбку, показала большой палец. – Класс.
– Вот и отлично. Видишь, умеешь, оказывается, благодарить, – он стукнул открытой ладонью по столу и резко поднялся. – Значит, решено. Можешь начинать скупать учебники и штудировать российское законодательство. Будешь поднимать юридический отдел с колен.
Мне подмигнули.
Еще полминуты, и шеф скрылся за дверью своего кабинета, а я облокотилась пятой точкой о стол и задумчиво погладила ярко-красные розы. Такие красивые. В жизни мне никто и никогда не дарил подобных букетов. И вряд ли еще когда-нибудь подарит…
Хотя, чего киснуть? Что не делается – все к лучшему! Наверное.
Часть 5
Покидая кабинет, не удержалась и надергала из букета пятнадцать роз. Хотела предупредить Минаева, что ухожу, но, постояв у его двери, впервые за все время работы с ним, смутилась, подумав, что это лишнее. Просто рабочее время закончилось, и мне пора было уходить, так зачем человека отвлекать?
Дорога домой была недолгой, но мучительной: давка, слякоть, беспокойные мысли в голове… Потом супермаркет и торт, у которого послезавтра истекал срок годности. Квартира, встречающая тишиной…
Я доедала третий кусок бисквита, когда зазвонил телефон. И если до этого думала, что плохой день закончился, то, ответив на вызов, поняла, насколько ошибалась:
– Кирочка? – елейный приторно-сладкий голосок Соколовой Марины Викторовны узнала с первой ноты. – Звоню узнать о вашем самочувствии и поздравить. Оказывается, у вас день рождения.
Мозг сразу подкинул образ: Мариночка в приемной стоит напротив вазы с розами и удивляется, откуда бы там взяться такому чудесному букету.
– Спасибо, все хорошо, – соврала я, с трудом проглатывая вставший комом кусок торта. – А почему вы вдруг о моем самочувствии?..
Договорить не успела:
– Вы так ужасно выглядели сегодня, – перебила меня Соколова. – Сначала я не поняла, в чем дело, но потом Максик сказал, что вам уже тридцать исполнилось.
Какой-то скрип заставил вздрогнуть. А, это мои зубы…
– Алло, – Соколова подула в трубку, – вы там, Кирочка?
– Там, – кивнула, злобно глядя на ни в чем не повинные розы, украшающие мой стол.
– Хорошо, – она вздохнула с облегчением, – думала, связь оборвалась. А ведь мы еще не договорили.
Я устало потерла переносицу, села удобней.
– Слушаю вас, – подбодрила невесту Минаева, предвкушая скрытые или явные угрозы в свой адрес. И не ошиблась.
– Вам нравится работать в фирме моего отца? – вкрадчиво запела Мариночка.
– Да.
– Так и думала, – она зачем-то засмеялась.
По ощущениям это было похоже на скрип ногтями по стеклу. Я нервно передернула плечами.
– Вам так сказочно повезло! – продолжала вещать Мариночка. – Устроиться помощницей к заместителю генерального директора и не иметь образования – это… необычно.
– У меня есть образование, – заметила, усмехаясь. Я знала, что за этим последует.
– Ах да, санитарки? Так это называется?
Поправить ее мне не удалось – Соколова просто не дала вклиниться в свой монолог.
– И вот вы уже царица принтеров и факсов, – снова этот смех! Боже, как Макс его терпит?
Отодвинув трубку подальше, включила громкую связь и пошла варить новую порцию кофе.
Соколова, естественно, не затыкалась.
– Вы не боитесь рисковать, Кирочка, – говорила она, – и это мне нравится. Прийти, не зная ничего, и занять вакантное место – это верх… бесстрашия. В вашем-то возрасте. И знаете что? Мой отец особенно ценит таких людей. Ему нравятся те, кто не боится что-то менять, даже прожив уже большую часть своей жизни.
Я подняла глаза к потолку, посчитала до десяти, но, увы, помогло мало. Хотелось сказать гадость. И не одну. Матом.
Соколова этого тоже ждала, потому что замолчала. Я даже в какой-то момент понадеялась, что она отключилась. Или застряла в лифте, а тросы оборвались… Но тогда должен был быть взрыв.
– Кирочка, – ее голос убил все надежды, – вы слушаете?
– Да, – ответила громко, тут же включая кофемолку. Равномерное громкое жужжание заполнило кухню. Прекратив свое нехитрое занятие, крикнула: – Вы говорите-говорите, Марина Викторовна. Мне не мешаете.
Вроде не нахамила, но от небольшой шпильки не удержалась.
Прикусив язык, ждала, что она ответит.
– Ха-ха, – наигранно посмеялась Мариночка, – шутите, Кирочка? Макс говорил, что у вас неплохое чувство юмора. И вообще всячески хвалил вас перед отцом. Как же эти качества? Стрессоустойчивость, коммуникабельность… Да, он говорил, вы очень общительная. Но мы это и так знаем всей фирмой.
В ее голосе появились новые ноты. Теперь она явно давала знать, что угрожает.
– Спасибо, – я подошла к столу, наклонилась над телефоном. Меня немного трясло от злости. – Думаю, к моим годам и вы уступать не будете во всех необходимых качествах. Все приходит с опытом, Марина Викторовна, не переживайте.
Она молчала.
Я уже хотела сама отключить вызов, но тут Соколова снова “ожила”:
– Мой папа переведет вас в юридический отдел, Кира Вадимовна, – жестко и грубо, будто вбивая гвозди, сказала девица. – Все решено. Вам ясно?
– Вполне.
– И Макс не против.
– Угу, я знаю. Он велел искать секретаря на мое место.
– Он? Велел? – кажется, мне удалось удивить маленькую дрянь. – Что ж, хорошо. Очень хорошо. Тогда ищите! И не задерживайтесь с этим!
И она нажала “отбой”.
Ура мне! Я сдержалась! Не ругалась, не плевалась, не уволилась в сердцах по собственному желанию! Я – кремень.
За это следовало доесть торт и выпить новую чашечку кофе!
Ночью снова не спалось. Так бывает, когда жизнь начинает преподносить сюрприз за сюрпризом, заставляя держаться на плаву только за счёт нездорового оптимизма. Здоровый загнулся бы еще после пробуждения в квартире Макса…
Мне было тревожно и сомнительно.