Эрагон. Возвращение Паолини Кристофер
– А, значит, ты все-таки пришел? – сказал Хорст. – Ну что, ничего с тобой в Спайне не случилось?
– Да нет, мне повезло.
– Тогда продолжим разговор.
– Хотелось бы знать, о чем? – вздохнул Роран, привязывая кобылу к наковальне.
Ответил ему башмачник Лоринг; лицо старого мастера было покрыто сетью глубоких и мелких морщин.
– Мы пытались по-хорошему договориться с этими распроклятыми захватчиками! – Лоринг помолчал; в его худой груди слышался какой-то неприятный металлический свист. – Но они по-хорошему не хотят. Чуть всю деревню не сожгли, и хоть бы что им! – В горле у Лоринга заклокотало; он снова помолчал и медленно, но твердо проговорил: – Они… должны… отсюда… уйти, твари такие!
– Нет, – сказал Роран. – Не твари. Осквернители.
Лица односельчан еще больше помрачнели; головы закачались в знак одобрения, и Дельвин, подхватив нить разговора, сказал:
– Дело в том, что теперь на кон поставлена жизнь всей деревни. Если бы этот пожар, к примеру, остановить не удалось, погибли бы очень многие, а те, кому удалось бы спастись, потеряли бы почти все, что имели. В общем, мы тут посоветовались и решили изгнать раззаков из Карвахолла. Ты с нами?
Роран ответил не сразу:
– А что, если они пошлют за подкреплением? Или уйдут, а потом снова вернутся? Вряд ли мы сможем победить всю армию Гальбаторикса.
– Не сможем, – сказал Хорст мрачно, – но и молчать мы тоже больше не можем. Не можем позволять этим тварям убивать людей и уничтожать наше добро. Терпеть можно лишь до определенного предела, а потом приходится драться!
Старый Лоринг засмеялся, откинув назад голову и показывая пеньки стесанных зубов.
– Но сперва нам нужно укрепить оборону, – прошептал он, радостно сверкая глазами. – Нам не стоит нападать первыми. Мы еще заставим их пожалеть, что они вообще ступили своими вонючими ножищами на нашу землю!
Возмездие
Когда Роран дал свое согласие, Хорст принялся раздавать заступы, вилы, цепы – все, что можно было использовать в качестве оружия.
Роран взвесил на ладони кирку и отставил ее в сторону. Его никогда особенно не привлекали истории, которые рассказывал Бром, но одна из них, «Песнь о Геранде», каждый раз находила отклик в его сердце. Геранд был великим воином, который оставил свой меч ради семейного счастья и куска земли, но ни счастья, ни покоя так и не обрел, потому что завистливый лорд принялся травить его семью, и Геранду пришлось снова взяться за оружие. Только на этот раз воевал он не с мечом в руках, а обычным молотом.
Роран выбрал средних размеров молот с длинной ручкой, побросал его из руки в руку, подошел к Хорсту и спросил:
– Можно мне взять его?
Хорст глянул сперва на молот, потом на Рорана и сказал:
– Бери, но без дела им не маши. – И, повернувшись к остальным, прибавил: – Послушайте, мы ведь хотим только припугнуть этих солдат, а не перебить их, верно? Можете, если так уж будет нужно, кое-кому переломать кости, но не увлекайтесь. И в любом случае – никаких поединков! Я знаю, люди вы храбрые и чувства испытываете самые благородные, да только с хорошо обученными и хорошо вооруженными воинами связываться все же не стоит.
Наконец маленький отряд двинулся к лагерю раззаков. Солдаты уже легли спать, бодрствовали лишь четверо часовых, бродивших вокруг серых военных палаток. У едва тлевшего костра были привязаны странные кони, принадлежавшие раззакам.
Хорст тихо приказал Олбриху и Дельвину взять двух часовых, а Парру и Рорану – двух других.
Роран, затаив дыхание, подкрадывался к ничего не подозревавшему солдату. Сердце у него бешено колотилось, тело напряглось, точно перед прыжком. Он притаился за углом палатки, ожидая последнего сигнала Хорста.
«Погоди, погоди…»
Хорст с ревом выскочил из укрытия, ведя свой крошечный отряд прямо на палатки. Роран стрелой метнулся к часовому, взмахнул молотом и попал тому по плечу. Раздался противный хруст.
Часовой взвыл и выронил свою алебарду, но Роран, как безумный, продолжал сокрушать его ребра. Когда он в очередной раз замахнулся молотом, часовой бросился бежать, громко зовя на помощь.
Роран попытался его нагнать, даже не сознавая, что тоже громко кричит, и на бегу изо всей силы ударил по краю палатки, круша то, что находилось внутри. Из палатки высунулась чья-то голова в шлеме, и он с размаху опустил на нее молот. Звук был такой, словно он ударил в колокол. Мимо Рорана, словно пританцовывая и ловко накалывая солдат вилами, пробежал старый хромой Лоринг. Схватка разгоралась не на шутку.
Резко обернувшись, Роран заметил солдата, прицелившегося в него и уже натягивавшего тетиву лука. Он бросился на лучника и так ударил молотом по луку, что тот разлетелся в щепки. Солдат испуганно присел, потом бросился бежать.
Из своей палатки, издавая ужасные, нечеловеческие, хриплые крики, выползли раззаки с мечами в руках, но напасть они не успели: Балдор отвязал их коней, и те галопом бросились прямо к хозяевам, грозя их растоптать. Раззаки бросились в разные стороны, потом снова сошлись; их уродливые силуэты были отчетливо видны в свете костра. Но напасть им снова не дали: совершенно утратившие боевой дух солдаты попросту смели их со своего пути.
И все как-то сразу закончилось. И наступила тишина.
Роран, застыв как изваяние, слушал свое хриплое дыхание; рука его по-прежнему судорожно сжимала рукоять молота. Придя в себя после схватки, он, обходя поваленные палатки и тела раненых, двинулся к Хорсту. Кузнец, улыбнувшись в бороду, с удовольствием сказал:
– Давненько не участвовал я в такой славной драчке!
А Карвахолл тем временем быстро оживал; за ставнями вспыхивал свет; разбуженные шумом люди пытались понять, что происходит. Вдруг Роран услышал тихие рыдания и обернулся.
Мальчик Нолфаврель стоял на коленях возле распростертого тела одного из солдат и методично ударял его кинжалом в грудь, а слезы текли и текли по его щекам. Солдат был, разумеется, уже мертв, и Гедрик с Олбрихом поспешно оттащили мальчишку от трупа.
– Не надо было ему с нами идти, – сказал Роран.
– Он имел на это полное право, – пожал плечами Хорст.
Роран промолчал. Он понимал, что убийство одного из воинов Гальбаторикса лишь еще больше затруднит и без того сложное положение жителей деревни. Теперь, чтобы раззаки со своим войском не застали нас врасплох, думал он, придется забаррикадировать главную дорогу и проходы между домами. Кое-кто из односельчан Рорана тоже был ранен; у Дельвина, например, на предплечье виднелась длинная рубленая рана, которую он, правда, сумел сам перевязать, оторвав кусок ткани от полы собственной рубахи.
Собрав свой маленький отряд, Хорст быстро отдал несколько коротких приказаний: послал Олбриха и Балдора в кузню за тележкой Квимби, а троих сыновей Лоринга вместе с Парром – в Карвахолл за теми приспособлениями, которые пригодятся при строительстве оборонительных сооружений на подступах к деревне.
У границ лагеря уже начинали собираться люди, с ужасом глядя на разгромленные палатки и мертвого солдата.
– Что случилось? – крикнул плотник Фиск.
Лоринг, сильно прихрамывая, вышел вперед и остановился перед ним.
– Что случилось? Я скажу тебе, что случилось. Мы напали на этих говнюков… Мы выгнали их – босыми, без порток – из палаток и выпороли, точно паршивых собак!
– Вот и хорошо! – громко крикнула рыжеволосая Биргит, прижимая к себе заплаканного Нолфавреля, с ног до головы перемазанного кровью. – Так им и надо! Пусть бы и умерли все, как последние трусы. Это им месть за смерть моего мужа!
По толпе селян пролетел шепот одобрения, но Тэйн возмущенно воскликнул:
– Ты что, Хорст, спятил? Даже если тебе и удалось прогнать этих раззаков с их отрядом, то Гальбаторикс наверняка пришлет новых воинов. Империя ни за что от нас не отступится, пока Рорана не заполучит.
– Да сдать его надо и дело с концом! – прорычал Слоан.
Хорст поднял обе руки:
– Я согласен; ни один человек не стоит того, чтобы рисковать целой деревней. Но даже если мы сдадим Рорана, то неужели вы всерьез думаете, что Гальбаторикс оставит нас без наказания? Ведь мы оказали сопротивление его воинам! Да в его глазах мы ничуть не лучше варденов!
– Ну, и зачем же вы на них напали? – сердито спросил Тэйн. – Кто вас просил принимать такое решение? Кто дал вам на это право? Вы же нас всех приговорили!
На этот раз ему ответила Биргит:
– А что бы ты сказал, если б они убили твою жену? – Она прижала ладони к щекам своего сына, потом показала окровавленные ладони Тэйну. И продолжила обвиняющим тоном: – А если бы они сожгли твой дом? Где же твое мужество, Тэйн?
Он потупился не в силах выдержать ее сурового взгляда.
– Они уничтожили мою ферму, – сказал Роран, – они сожрали Квимби, они чуть весь Карвахолл не сожгли! Разве можно оставить без наказания тех, кто совершил все эти преступления? Неужели мы, как кролики, будем трусливо прятаться в норах и покорно сносить удары судьбы? Нет, ни за что! Мы имеем полное право защищать себя и свой дом! – Он умолк, увидев, что Олбрих и Балдор тащат тележку. – Ладно, поспорить можно и потом. А сейчас надо готовиться к обороне. Кто нам поможет?
Вызвалось человек сорок с лишним. Задача перед ними стояла нелегкая: превратить Карвахолл в неприступную крепость. Роран трудился не покладая рук; он вбивал между домами колья, перегораживал проходы бочками, набитыми камнями, наваливал поперек главной дороги бревна. Кроме того, дорогу для начала перегородили двумя телегами, связанными вместе.
Хватаясь то за одно, то за другое, Роран наконец заметил Катрину. Она отозвала его в сторонку, обняла и сказала:
– Я так рада, что ты вернулся! И что с тобой ничего не случилось!
Он поцеловал ее и пообещал:
– Мы обязательно вскоре с тобой увидимся. Мне нужно кое-что сказать тебе. – Она неуверенно улыбнулась и посмотрела на него с надеждой. – Ты была права: глупо с моей стороны без конца откладывать разговор с твоим отцом. Судьба не бывает добра к тем, кто слишком робок.
Роран поливал водой тростниковую крышу дома Кизельта – на всякий случай, чтоб не вспыхнула при пожаре, – когда Парр крикнул:
– Раззак!
Бросив ведро, Роран помчался к повозкам, возле которых оставил свой молот. Схватив его, он увидел на дороге и довольно далеко от них одинокого раззака верхом на лошади. Стрела туда не долетит, сразу понял Роран. Уродливую сгорбленную фигуру освещал факел, который раззак держал в левой руке; его правая рука была заведена за спину, словно он собирался что-то кинуть.
Роран рассмеялся:
– Он что, камнями в нас собирается кидаться? Так оттуда ему не попасть…
Его смех оборвался, когда раззак вдруг резко выбросил правую руку, и какой-то стеклянный флакон, описав дугу, с силой ударился о повозку справа от Рорана. Секундой позже повозка превратилась в огненный шар; мощная волна горячего воздуха швырнула Рорана к стене дома.
В голове у него помутилось; он упал на четвереньки, хватая ртом воздух. Уши заложило, но он все же сумел расслышать стук копыт и заставил себя встать и повернуться в ту сторону, откуда доносился звук. Он едва успел отступить за угол – раззаки на полном скаку ворвались в Карвахолл сквозь пробитую взрывом и все еще объятую пламенем брешь в возведенной на дороге баррикаде.
Раззаки на своих мощных конях, не останавливаясь, рубили мечами направо и налево. Роран сам видел, как погибли трое. Затем Хорст и Лоринг начали было теснить раззаков своими вилами, но тут сквозь брешь в баррикаде хлынули солдаты, убивая в темноте всех без разбора и не давая жителям деревни опомниться.
Роран понимал, что их необходимо остановить, иначе Карвахолл будет взят. Он прыгнул на какого-то солдата и, застав его врасплох, ударил молотом в лицо. Солдат без единого звука согнулся пополам и рухнул на землю. Пока к ним бежали другие солдаты, Роран успел сдернуть с руки убитого щит и, прикрываясь им от ударов мечей, стал упорно продвигаться к раззакам. На ходу он сумел сразить еще одного воина, нанеся ему удар под подбородок.
– Ко мне! – кричал Роран. – Защищайте свои дома! – Он ловко ушел от удара, отскочив в сторону, и увидел, что к нему подбираются сразу пять солдат, пытаясь его окружить. – Ко мне! – еще громче закричал он.
Первыми на его зов откликнулись Балдор и Олбрих. Потом к ним присоединились сыновья Лоринга. Затаившись в боковых проулках и за изгородями, женщины и дети забрасывали солдат камнями.
– Старайтесь держаться вместе! – крикнул односельчанам Роран. – Нас в любом случае значительно больше.
Солдаты действительно почувствовали, что перевес не на их стороне, и остановились, а толпа жителей деревни, преграждавшая им путь, становилась все плотнее. Когда у Рорана за спиной собралось не менее ста человек, он стал медленно наступать на солдат.
– Не с-с-стойте, трус-с-сы! В атаку! – пронзительно зашипел один из раззаков, опасливо сторонясь нацеленных на него вил Лоринга.
Одинокая стрела просвистела в сторону Рорана, и он, отразив ее своим щитом, рассмеялся. Теперь раззаки стояли в одну линию с солдатами и злобно шипели, сверкая глазами из-под низко надвинутых черных капюшонов. Роран чувствовал, что их огненные взгляды будто пронзают его насквозь, лишая сил и вызывая странное сонное оцепенение; даже думать было трудно; невероятная усталость сковала тело…
И тут издалека, из центра деревни, донесся жуткий вопль. Это кричала Биргит. Секундой позже здоровенный камень пролетел у Рорана над головой, нацеленный в того раззака, что стоял ближе. Мерзкая тварь с невероятной ловкостью изогнулась, избегая удара, и Роран вдруг странным образом почувствовал облегчение, точно освободившись от неких усыпляющих магических чар.
Бросив щит и покрепче перехватив молот обеими руками, он поднял его высоко над головой – в точности как Хорст, когда молотом растягивал раскаленную полосу металла. Поднявшись на цыпочки и сильно прогнувшись назад, Роран резким движением выбросил молот вперед, целясь в ближайшего раззака. Тот успел прикрыться щитом, и молот, просвистев в воздухе, с оглушительным грохотом врезался в щит.
После этого Рорану стало еще легче. Магические силы раззаков явно истощились. Они что-то быстро прощелкали друг другу, глядя, как жители Карвахолла с грозным ревом надвигаются на них, потом ударили шпорами своих коней и, резко развернувшись, прорычали своему войску:
– Отступаем! – И воины в алых доспехах послушно отступили, пятясь, огрызаясь и нанося удары всякому, кто осмеливался подойти к ним слишком близко. Лишь отойдя на значительное расстояние от горящих повозок, они решились повернуться к деревне спиной.
Роран вздохнул и опустил наконец свой молот. Только сейчас он почувствовал, как болит бок, которым он ударился о стену дома, отброшенный взрывом. И вдруг увидел убитого Парра. Он печально склонил над ним голову, слушая жалобные вопли и причитания женщин: в сражении, как оказалось, погибли еще девять человек.
«Неужели все это произошло у нас, в Карвахолле?»
– Эй, идите все сюда! – услышал Роран крик Балдора и, спотыкаясь, побрел к нему.
Балдор стоял посреди дороги, а шагах в двадцати от него на своем жутком коне сидел один из раззаков, похожий на огромного черного жука. Выпростав из-под плаща руку, раззак скрюченным пальцем ткнул в сторону Рорана и прошипел:
– У тебя… запах, как у твоего братца. А мы запахов никогда не забываем!
– Что вам надо? – крикнул ему Роран. – Зачем вы сюда явились?
Раззак захихикал и еще больше стал похож на какое-то ужасное насекомое.
– Нам нужны… с-с-сведения! – Раззак глянул через плечо в ту сторону, куда ушел его отряд, и потребовал у собравшейся толпы: – Отдайте нам Рорана – и вас-с-с всего лиш-ш-шь… продадут в рабс-с-ство. А если будете его защищать, мы с-с-съедим вас всех, всех до пос-с-след-него! Ответ дадите, когда мы придем сюда в с-с-следую-щий рас-с-с. С-с-скоро! И пос-с-старайтесь, чтобы ответ был правильным.
Слезы Ангуин
Со скрипом отворились тяжелые ворота, и свет ворвался в тоннель. Эрагон зажмурился, мучительно заморгал, из глаз невольно полились слезы – он совершенно отвык от солнечного света, столько времени проведя под землей. Рядом с ним раздраженно шипела, вытягивая шею, Сапфира; видимо, и ей свет резал глаза.
Им понадобилось всего двое суток, чтобы преодолеть расстояние, отделявшее их теперь от Фартхен Дура, но Эрагону показалось, что шли они гораздо дольше – из-за постоянно окутывавшего их мрака и той странной тишины, что царила в подземных тоннелях гномов. Тьма и тишина плохо действовали и на остальных; вряд ли за это время они в целом обменялись хотя бы десятком предложений; даже на стоянках все предпочитали молчать.
Эрагон надеялся во время совместного путешествия побольше узнать об Арье, но пока единственное, что ему удалось, это смотреть на нее сколько угодно. Он никогда прежде не делил с нею трапезу и был очень удивлен тем, что она прихватила с собой какую-то особенную еду. Оказалось, что она в рот не берет мяса. Когда Эрагон спросил ее, почему, она ответила:
– Ты тоже больше не захочешь есть плоть живых существ, когда завершишь свое обучение. Может быть, только в редчайших случаях.
– Это еще почему? С какой стати мне отказываться от мяса? – нахмурился Эрагон. – Я очень его люблю.
– Я не могу объяснить это тебе сейчас. Ты сам все поймешь, когда мы доберемся до Эллесмеры и ты начнешь учиться.
Эрагон, впрочем, довольно быстро забыл об этом разговоре. Сейчас же им владело одно желание: увидеть, наконец, цель их долгого пути под землей. Он бросился к открывшемуся проходу и оказался на гранитном выступе, нависавшем прямо над озером. Внизу, футах в ста, сверкала в лучах восходящего солнца вода, казавшаяся пурпурной, и, как и в озере Коста-мерна, заполнявшая всю горную лощину целиком – от одной горы до другой. В дальнем конце озера брала свое начало река Аз Рагни и, извиваясь меж скалистых утесов, текла на север, к Беорским горам.
Справа горы казались совершенно пустынными, хотя на них он разглядел несколько утоптанных троп, а вот слева… Слева открывался вид на столицу гномов, город Тарнаг. Гномы умудрились превратить гранитные скалы и незыблемые, казалось бы, склоны Беорских гор в бесчисленные террасы. Нижние террасы служили главным образом для земледелия, там виднелись темные полукружия возделанной земли и жилища, построенные, насколько мог судить Эрагон, исключительно из камня. Верхние же террасы были почти сплошь застроены разнообразными зданиями и часто связанными между собой переходами, и всю эту гигантскую пирамиду венчал большой белый с золотом купол. Казалось, весь город представляет собой просто ступени огромной лестницы, ведущей к этому куполу. Поверхность его сверкала, как полированный лунный камень – молочного цвета кабошон, возложенный на вершину серой горы.
Орик предвосхитил вопрос Эрагона, пояснив:
– Это Кельбедиль, величайший из наших храмов; там же обитает и Дургримст Кван – клан, члены которого являются слугами и посланниками богов.
«Они что же, правят Тарнагом?» – спросила Сапфира.
Эрагон повторил ее вопрос вслух, и Арья, проходя мимо, сказала:
– Нет, этот клан хотя и очень силен, но весьма малочислен, несмотря на все свои магические способности и связь с загробным миром… Я уж не говорю о том, сколько золота в их сокровищнице. Тарнагом правит Рагни Хефтхин – Речная Гвардия. Мы остановимся у вождя клана Кван – Ундина.
Когда они следом за эльфийкой спустились с гранитного выступа и ступили под сень странных шишковатых и кривоватых деревьев, плотным покрывалом окутавших плечо горы, Орик шепнул Эрагону:
– Ты не особенно ее слушай. Она уже много лет в ссоре с Дургримст Кван. Каждый раз, когда она бывает в Тарнаге и разговаривает с кем-то из жрецов, вспыхивает очередная ссора, причем настолько свирепая, что и кулл испугался бы.
– Арья с кем-то ссорится? – удивился Эрагон.
Орик с мрачным видом кивнул:
– Я мало что об этом знаю, но слыхал, что она весьма сильно расходится во мнениях с членами Дургримст Кван относительно тех верований, которым они посвятили свою жизнь. Похоже, эльфы отнюдь не всегда придерживаются своего принципа «просить помощи лишь у воздуха и шепотом».
Эрагон, глядя в спину Арье, шедшей впереди, пытался угадать, справедливы ли слова Орика, и если справедливы, то во что же верит сама Арья. Он глубоко вдохнул чистый воздух и постарался выбросить все это из головы, наслаждаясь запахом мхов, папоротников, лесных деревьев и теплыми лучами солнца. Вокруг слышалось непрерывное гудение и жужжание пчел и других насекомых.
Тропа вывела их на берег озера, а потом начала снова подниматься к распахнутым воротам Тарнага.
– Как вам удалось скрыть такой город от Гальбаторикса? – спросил Эрагон. – Фартхен Дур – это я понимаю, он в горе, но здесь-то все на виду. И красота такая, какой я никогда в жизни не видел!
Орик тихонько засмеялся:
– Скрыть, говоришь? Нет, скрыть Тарнаг было бы невозможно. После падения Всадников нам пришлось покинуть все наши наземные города и скрываться в тоннелях, спасаясь от Гальбаторикса и Проклятых. Они тогда часто летали над Беорскими горами и убивали каждого, кто попадется им на глаза.
– А я думал, гномы всегда жили под землей.
Орик сердито насупился:
– С какой это стати? Возможно, мы действительно питаем особую любовь к камням, но простор и свежий воздух любим не меньше эльфов или людей. Однако мы лишь в последние пятнадцать лет – уже после смерти Морзана – осмелились вернуться в Тарнаг и в некоторые другие наши старинные города. Гальбаторикс, конечно, очень силен, но даже он не станет в одиночку атаковать целый огромный город. Разумеется, он и его дракон могут и сейчас причинить нам неисчислимые беды, если захотят, но они редко покидают Урубаен даже ради коротких вылетов. А если Гальбаторикс и вздумает послать сюда свою армию, то ей сперва придется заставить пасть такие города-крепости, как Бурагх или Фартхен Дур.
«Что, кстати, его армии почти удалось», – заметила Сапфира.
Эрагон ей не ответил, потому что как раз в этот момент из кустов на тропу вылетело какое-то странное животное. Эрагон замер, пораженный его видом. Животное было довольно тощим и больше всего походило на горную козу, какие во множестве водились в Спайне, но только значительно крупнее. Тяжелые ребристые рога, закрученные в баранки и почти прилегавшие к морде, казались такими большими, что по сравнению с ними рога ургалов можно было бы назвать рожками. Еще более странно выглядело то, что на спине у «козы» красовалось настоящее седло, а в нем уверенно восседал гном, целившийся в них из лука.
– Херт дургримст? Филд растн? – крикнул им странный гном.
– Орик Трифркс ментхив оэн Хретхкарач Эрагон рак Дургримст Ингеитум. Варн, аз ваньяли кархаруг Арья. Те ок Ундинз гримстбелардн. – Эрагон понял: «Орик, сын Трифка, и Губитель Шейдов Эрагон из Дургримст Ингеитум. А также эльфийка-гонец Арья. Все мы – гости Дома Ундина».
Коза настороженно смотрела на Сапфиру. Глаза у нее были ясные, необычайно умные, а морда довольно смешная; уморительно торжественное выражение ей придавала седая, словно покрытая инеем борода. Чем-то эта козья морда напомнила Эрагону Хротгара, и он едва не рассмеялся: уж больно животное походило на своих хозяев-гномов.
– Азт джок джордн раст (в таком случае можете пройти), – ответил незнакомый гном и посторонился.
Затем безо всякой видимой команды с его стороны странная коза с места совершила такой прыжок, что он вполне мог сойти за полет, и вместе со своим всадником исчезла среди деревьев.
– Что это за животное такое? – воскликнул Эрагон.
И Орик на ходу принялся объяснять:
– Это фельдуност, что означает «морозная борода», одно из пяти животных, которые водятся только в этих горах. Их именами названы пять наших кланов, но Дургримст Фельдуност, я бы сказал, самый отважный из них и самый почитаемый.
– Почему?
– Фельдуносты очень многое дают нам: молоко, шерсть и мясо. Без них мы не смогли бы прожить в Беорских горах, особенно когда на нас охотились Гальбаторикс и его Проклятые. В ту страшную пору именно члены клана Фельдуност, рискуя собой – они, впрочем, и сейчас собой рискуют, – сохранили наши стада и поля. С тех пор мы все у них в долгу.
– Неужели все гномы ездят верхом на этих… козах? На фельдуностах? – спросил Эрагон, слегка запнувшись на непривычном слове.
– Только в горах. Фельдуносты очень выносливы, и ноги у них крепкие, хотя они куда лучше приспособлены к горным утесам, чем к открытым равнинам с мягкой землей.
Сапфира в полном восторге так ткнула Эрагона носом, что Сноуфайр испуганно шарахнулся.
«Теперь-то я поохочусь на славу! Тут этих козочек хватает, так что охота будет даже лучше, чем в Спайне! Как только в Тарнаге у меня выдастся свободная минутка…»
«Нет, – твердо сказал ей Эрагон, – нам никак нельзя обижать гномов».
Она фыркнула от досады:
«Я ведь могу сперва и разрешение спросить!»
Тропа, так долго скрывавшаяся под темным пологом ветвей, вынырнула на большой открытый луг перед городскими воротами, где уже начинали собираться любопытствующие. Навстречу гостям из города выехали семь фельдуностов в парадной сбруе, изукрашенной самоцветами. Всадники держали в руках копья с флажками; флажки, как кнуты, хлопали на ветру. Натянув поводья, гном, ехавший впереди, громко сказал:
– Мы рады приветствовать вас в нашей столице, городе Тарнаге! От имени Ундина и Ганнела я, Торв, сын Брокка, предлагаю вам насладиться миром и покоем в нашем Доме. – Он говорил с каким-то странным акцентом – гремящим, скрежещущим, совсем не похожим на плавную речь Орика.
– От имени короля Хротгара и всего Дургримст Ингеитум мы с благодарностью принимаем ваше гостеприимное предложение, – ответил Орик.
– И я также – от имени королевы Имиладрис, – прибавила Арья.
Торв, похоже, остался вполне доволен официальной частью и махнул своим спутникам, которые, пришпорив своих фельдуностов, подъехали ближе, окружив гостей плотным кольцом, и ввели их в ворота Тарнага.
Внешняя стена города была футов сорок в толщину, и ближайшие к ней фермы, кольцом окружавшие Тарнаг, находились в глубокой тени, отбрасываемой этой стеной, словно в темноватом тоннеле. Далее они миновали еще пять стен, каждая из которых была снабжена весьма прочными воротами, и наконец оказались в самом городе.
В отличие от мощных крепостных валов и бастионов, окружавших Тарнаг, сами городские здания, тоже сложенные из камня, отличались столь хитроумной архитектурой и изяществом отделки, что казались необычайно легкими и светлыми. Дома и торговые лавки украшали четкие, прекрасно выполненные резные изображения, главным образом животных. Но еще более поразительным был сам строительный камень, покрытый какой-то полупрозрачной мерцающей пленкой, менявшей оттенки от ярко-алого до бледно-зеленого.
Повсюду висели знаменитые фонари гномов, «светившие без огня». Их разноцветные искры предвещали наступление долгих горных сумерек и ночи.
В отличие от Тронжхайма, Тарнаг явно строили в соответствии с ростом и пропорциям самих гномов, не особенно учитывая особенности таких возможных гостей, как люди, эльфы или драконы. Двери были не больше пяти футов в высоту, а чаще и вовсе четыре с половиной. Эрагону пока что особенно сильно наклоняться не требовалось, но и он чувствовал себя великаном, который угодил на сцену кукольного театра.
По широким улицам спешило по своим делам множество гномов, принадлежавших к самым различным кланам. Некоторые собирались группами у дверей лавок или харчевен и стояли там, беседуя и смеясь. Многие были одеты весьма странно; например, у большой группы черноволосых гномов весьма свирепого вида на головах красовались серебряные шлемы, выполненные – и удивительно похоже! – в виде волчьих морд.
Эрагон, правда, больше всего внимания обращал на здешних женщин, поскольку в Тронжхайме успел рассмотреть их лишь мельком. Они были еще более приземистыми, чем мужчины, с некрасивыми тяжеловесными чертами лица, но глаза у них сияли как звезды, прекрасные густые волосы блестели, а нежные руки умело и ласково обращались с крошечными детишками-гномиками. Украшений они почти не носили, разве что маленькие изысканной работы броши из металла и камня.
Заслышав дробный перестук копыт фельдуностов, гномы поворачивались и смотрели на прибывших, но, как ни странно, без особой радости, хотя Эрагон ожидал, что их и здесь будут приветствовать ликующими криками. Гномы просто кланялись ему и Сапфире, а некоторые шептали: «Губитель Шейдов». У многих, когда они успевали разглядеть молот и звезды на шлеме Эрагона, почтение и вовсе сменялось ужасом или даже гневом. Несколько таких разгневанных гномов уже успели образовать вокруг них небольшую толпу и, поглядывая на Эрагона, защищенного боками фельдуностов, принялись выкрикивать в его адрес проклятия.
Эрагону стало совсем не по себе; от нервного напряжения шею сзади покалывало.
«Похоже, – мысленно сказал он Сапфире, – Хротгар принял не самое популярное у его народа решение, „усыновив“ меня».
«Пожалуй, – согласилась дракониха. – Он, возможно, сумел отчасти прибрать тебя к рукам, но ценой приобретения множества противников среди своих подданных. Лучше бы нам не дразнить их и поскорее убраться отсюда, пока не пролилась чья-то кровь».
Однако Торв и остальные всадники продолжали ехать с таким видом, словно никакой толпы вокруг и вовсе не существовало. Они преодолели еще семь дополнительных укреплений, и наконец перед ними остались лишь последние ворота – ворота храма Кельбедиль. Возле этих ворот Торв свернул налево, к замку, точно прижавшемуся к щеке горы и защищенному барбаканом с двумя навесными башнями-бойницами.
Когда они подъехали ближе, откуда-то из-за домов вдруг вынырнуло множество вооруженных гномов, которые тут же построились, преграждая прибывшим путь. Длинные пурпурные шарфы закрывали их лица и спускались на плечи из-под шлемов.
Стражники на фельдуностах тут же подтянулись, выпрямились, и лица их посуровели.
– В чем дело? – спросил у Орика Эрагон, но гном лишь покачал головой и быстрым шагом, держа руку на рукояти боевого топора, подошел к шеренге гномов в пурпурных шарфах.
– Этзил нитхгеч! – крикнул один из них и даже кулаком погрозил. – Формв Хретхкарач… формв джургенкармейтдер нос эта горотх бахст Тарнаг, дур энсести рак китхн! Джок из варев аз барзулегур дур дургримст, Аз Свелдн рак Ангуин, беорн тон рак Джургенврен? Не удим эталос раст кнурлаг. Кнурлаг ана… – Он еще довольно долго что-то выкрикивал хриплым голосом, в котором все сильнее слышался неприкрытый гнев.
– Вррон! – рявкнул Торв, оборвав его тираду, и они яростно о чем-то заспорили, однако Эрагон видел, что Торв относится к этому свирепому гному с явным уважением.
Эрагон чуть сдвинулся с места, пытаясь получше разглядеть замок, к которому они направлялись. Фельдуност Торва, почти прижавшийся к нему своим боком, загораживал ему весь вид. Вдруг закутанный в шарф гном умолк, с неподдельным ужасом тыча пальцем в шлем Эрагона и вопя:
– Кнурлаг кана тирану Дургримст Ингеитум! – вскрикнул он. – Кварзул анна Хротгар оэн волфилд…
– Джок из фрекк дургримстврен? – тихо прервал его Орик, вытаскивая свой топор.
Эрагон встревоженно посмотрел на Арью, однако она была слишком увлечена спором гномов и взгляда его не заметила, и он, незаметно опустив руку, крепко сжал рукоять Заррока.
Странный гном долго, не мигая, смотрел на Орика, потом вытащил из кармана железное кольцо, вырвал из бороды три волоска, обмотал их вокруг кольца и швырнул кольцо на мостовую. Кольцо со звоном ударилось о камень, и гномы в пурпурных шарфах тут же исчезли – без какого бы то ни было приказа или жеста со стороны их предводителя.
Торв, Орик и остальные воины напряженно следили за кольцом, вращавшимся на каменной мостовой. Даже Арья казалась несколько ошарашенной случившимся. Двое самых молодых гномов побледнели и схватились за клинки, однако тут же опустили руки, поскольку Торв рявкнул:
– Нет!
Теперешнее поведение гномов встревожило Эрагона куда сильнее, чем давешний яростный спор. Орик сам поднял кольцо, положил его в мешочек, висевший у него на поясе, и вернулся на прежнее место. Эрагон тут же спросил у него:
– Что все это значит?
– Это значит, – сурово ответил ему Торв, – что у тебя здесь есть враги.
За навесными башнями открылся широкий двор; там уже стояли три длинных стола, украшенные фонарями и флажками, а перед столами выстроилось несколько гномов, возглавляемых седобородым стариком в накинутой на плечи волчьей шкуре. Он, широко раскинув руки в приветственном жесте, торжественно сказал:
– Добро пожаловать в Тарнаг и в Дургримст Рагни Хефтхин! Мы слышали немало похвал в твой адрес, Эрагон, Губитель Шейдов. Мое имя Ундин, сын Дерунда. Я глава клана Речной Гвардии.
Вперед вышел еще один гном. У него были широкие плечи и грудь истинного воина; из-под капюшона на Эрагона внимательно смотрели черные глаза.
– А я Ганнел, сын Орма Кровавого Топора, вождь клана Кван.
– Для нас большая честь быть вашими гостями, – сказал Эрагон, почтительно склоняя голову и чувствуя, как злится Сапфира: на нее-то гномы внимания и не обратили! «Терпение», – мысленно сказал он ей, с трудом подавив улыбку.
Сапфира сердито фыркнула в ответ.
Вожди кланов по очереди поздоровались с Арьей и Ориком, однако все их гостеприимство тут же испарилось, когда Орик показал им лежавшее у него на ладони железное кольцо.
Глаза Ундина изумленно расширились; он осторожно взял кольцо, зажав его между большим и указательным пальцем, точно ядовитую змею.
– Кто тебе это дал?
– Аз Свелдн рак Ангуин. И не мне, а Эрагону.
Теперь гномы уже не скрывали своей тревоги. Эрагон, видевший гномов в бою, где они в одиночку шли против великанов-куллов, понял: это кольцо означает нечто столь ужасное, что оказалось поколебленным даже беспредельное мужество гномов.
Ундин нахмурился, слушая бормотание своих советников. Потом сказал:
– Нам необходимо серьезно посоветоваться по этому поводу. Губитель Шейдов, в твою честь мы приготовили пир. Если позволишь, мои слуги проводят тебя в отведенные покои, и ты сможешь там отдохнуть и освежиться перед началом празднества.
– Да, с удовольствием. – Эрагон передал поводья Сноуфайра гному, ждавшему поодаль, и последовал за своими провожатыми в замок. Уже в дверях он оглянулся и увидел, что Арья и Орик куда-то уходят вместе с Ундином и Ганнелом. «Я ненадолго», – мысленно пообещал он Сапфире.
После бесконечных приседаний и наклонов в коридорах замка, тоже рассчитанных на рост гномов, Эрагон с облегчением увидел, что отведенная ему комната достаточно просторна и высока, чтобы можно было наконец выпрямиться в полный рост. Слуга поклонился ему и сказал:
– Я сразу же приду за тобой, как только Гримстборитх Ундин закончит совещаться.
Когда он ушел, Эрагон сел и задумался, наслаждаясь долгожданной тишиной. Встреча с закутанными в шарфы гномами не выходила у него из головы. «Хорошо, что мы в Тарнаге долго не задержимся, – думал он. – Вряд ли они успеют нас захватить».
Сняв перчатки, Эрагон подошел к мраморному бассейну, вделанному в пол рядом с низкой кроватью, и опустил руки в воду. Но тут же, невольно вскрикнув, выдернул их: вода почти кипела! Должно быть, у гномов такой обычай, решил он. Пришлось подождать, пока вода немного остынет, после чего он тщательно вымыл руки, лицо и шею, хотя от воды все еще поднимался пар.
Умывшись, Эрагон почувствовал себя значительно лучше. Сняв пропылившуюся в дороге одежду, он облачился в тот костюм, который надевал на похороны Аджихада. Мечом, правда, опоясываться не стал, опасаясь, что это может оскорбить собравшихся за пиршественным столом. Вместо меча он прицепил к поясу охотничий нож.
Затем, вытащив из заплечного мешка свиток, который Насуада велела ему вручить Имиладрис, он взвесил его на ладони, пытаясь решить, куда бы его спрятать. Столь важное послание ни в коем случае нельзя было оставить просто так: его могли прочитать или попросту украсть. Не придумав ничего лучшего, Эрагон сунул свиток в рукав, решив, что уж там-то с ним ничего не случится, если, конечно, ему не придется с кем-нибудь драться. Впрочем, если уж драться действительно придется, то ему, скорее всего, будет не до свитка.
Когда слуга вновь постучался к нему, прошло, должно быть, не более часа, однако солнце уже успело скрыться за вершинами гор; казалось, в Тарнаге уже наступили сумерки, хотя с полудня миновало лишь несколько часов. Выйдя во двор, Эрагон удивился, сколь сильно переменился город. Фонари, предвестники ночи, уже сияли вовсю, заливая улицы чистым ровным светом; казалось, весь Тарнаг объят каким-то волшебным заревом.
Ундин и другие гномы уже сидели за накрытыми столами; Сапфира устроилась в торце, заняв его весь, но никто, разумеется, и не думал оспаривать это место.
«Что произошло, пока меня не было?» – спросил у нее Эрагон, усаживаясь рядом.
«Ундин вызвал дополнительное подкрепление и велел накрепко запереть ворота».
«Он ожидает нападения?»
«Во всяком случае, он не исключает такой возможности».
– Эрагон, прошу тебя, садись со мной рядом, – пригласил его Ундин, указывая на кресло по правую руку от себя.
Эрагон пересел и обрадовался, увидев рядом с собой Орика. Арья сидела напротив. Оба, – и гном и эльфийка, – выглядели весьма мрачно. Эрагону очень хотелось расспросить Орика о кольце, но он не успел: Ундин стукнул рукой по столу и громко приказал:
– Ингх аз вотх!
Слуги ручьями потекли из дверей замка, неся на подносах червленого золота горы кушаний: различные мясные блюда, пироги, фрукты. Они выстроились в ряд возле каждого стола и с превеликим почтением принялись потчевать гостей.
Сперва подали различные супы и овощные рагу; затем последовала жареная оленина. Еще теплый хлеб оказался удивительно вкусен, как и медовые пряники, сбрызнутые малиновым сиропом. На ложе из зелени красовалось филе форели с сельдереем; рядом маринованный угорь задумчиво смотрел на тарелку с сыром, словно надеясь каким-то неведомым образом удрать со стола обратно в реку. Посредине каждого стола горделиво восседал лебедь, окруженный стайкой фаршированных куропаток, гусей и уток.
Почти во всех блюдах присутствовали грибы: приготовленные в виде сочных кусочков или же цельными шляпками, надетыми на головки жареных птиц; из грибов искусные повара выложили даже целые замки, рвы которых были заполненных соусом для жаркого. Грибов приготовили великое множество – от всем известных белых грибов с толстыми коричневыми шляпками до странных, коричневых грибочков, которые запросто могли сойти за кусочки древесной коры. Были на столах и нежно-голубые поганки, аккуратно разрезанные пополам, чтобы все могли видеть их изумительную лазоревую сердцевину.
Наконец подали главное блюдо: огромного жареного кабана, покрытого аппетитной густой подливкой. Кабан был столь огромен – не меньше жеребца Сноуфайра! – что внесли его сразу шесть гномов. Клыки у этого чудовищного зверя были длиной не меньше локтя, а в его пасть запросто поместилась бы голова Эрагона. А уж запах! Запах жареного кабаньего мяса сразу затмил все прочие ароматы застолья.
– Награ, – прошептал Орик. – Гигантский кабан. Ундин действительно постарался! Это большая честь, Эрагон. Лишь самые отважные гномы осмеливаются на нагру охотиться, а мясо его подают лишь тем, кого особенно ценят. Кроме того, мне думается, тут есть и еще один намек: похоже, Ундин готов оказать тебе поддержку против Дургримст Награ.
А Эрагон, склонившись к самому уху Орика и стараясь, чтобы больше никто его не услышал, спросил:
– Значит, это еще один зверь из тех пяти, что водятся только в Беорских горах? Каковы же остальные?
– Ну, есть еще лесные волки; они так велики, что нападают даже на нагру, и так быстры, что могут догнать фельдуноста. Потом – пещерные медведи, которых мы называем урзхад, а эльфы – беор; в их честь они и назвали эти горы, хотя мы, гномы, называем их совсем по-другому, но имя этих гор – великая тайна, и мы не раскроем ее ни одному народу. А еще…