Тень ночи Харкнесс Дебора

– Все-то у меня в первый раз, – прошептала я. – А как зовут повара?

– Шеф.

– Я спрашивала его настоящее имя, – смутившись, пояснила я.

Филипп пожал плечами:

– Раз он ведает кухней, он и есть Шеф. Я никогда не называл его по-другому. А ты, Маттаиос?

Отец и сын так выразительно поглядели друг на друга, что я с опаской подумала, не разнесут ли они разделяющий их стол.

– Но обычно шефом называют тех, кто всем управляет. Если я буду называть Шефом повара, как мне тогда обращаться к вам?

Мой резкий тон временно отвлек Мэтью. Судя по нему, он был готов опрокинуть стол и сомкнуть свои длинные пальцы вокруг отцовского горла.

– Здесь все меня называют «сир» или «отец». Какое обращение тебя больше устраивает? – спросил Филипп.

Его вопрос, заданный мягко, почти ласково, был весьма опасным.

– Да зови его просто Филиппом! – прогремел Мэтью. – У него много титулов, но от тех, что лучше всего ему подходят, у тебя волдырь на языке вскочит.

Филипп улыбнулся словам сына:

– Вижу, потеря здравого смысла не отразилась на твоей задиристости. Оставь домашние дела своей женщине, а мы с тобой прокатимся верхом. Выглядишь ты ослабевшим. Самое время поупражнять тело. – Филипп потер руки, предвкушая поездку.

– Я не оставлю Диану одну, – ответил Мэтью.

Он беспокойно вертел в руке огромную серебряную солонку – далекую предшественницу моей скромной глиняной солонки, стоявшей у меня на плите в Нью-Хейвене.

– Чего ты дрожишь над ней? – с усмешкой спросил Филипп. – Ален вполне сгодится на роль няньки.

Мэтью открыл рот, собираясь возразить.

– Отец, – мягко и вкрадчиво произнесла я, вклиниваясь в их перепалку, – можно мне поговорить с мужем наедине, перед тем как он придет к вам на конюшню?

Филипп сощурился. Он встал и медленно наклонился ко мне. Впервые движения этого вампира имели привычную для людей скорость.

– Разумеется, мадам. Потом я пришлю к тебе Алена. А пока – наслаждайся уединением.

Пока Филипп не покинул зал, Мэтью не сводил с меня глаз. Я встала и, обойдя стол, подошла к мужу.

– Диана, что ты замышляешь? – тихо спросил он.

– Почему Изабо находится в Трире? – спросила я.

– Так ли уж это важно? – спросил он, уклоняясь от прямого ответа.

Я выругалась по-матросски, и это сразу согнало с лица Мэтью маску безмятежного спокойствия. Ночью, пока я лежала в душной от запаха роз постели Луизы, у меня было предостаточно времени для размышлений. Я свела воедино события последних недель и сопоставила их с тем, что знала об этом периоде.

– Это важно, потому что в тысяча пятьсот девяностом году Трир не баловал обилием развлечений. Только охотой на ведьм!

По залу прошмыгнул слуга, торопясь к выходу. Возле очага сидели еще двое, и потому я понизила голос:

– Сейчас не время и не место обсуждать нынешнюю роль твоего отца в закладке основ современной геополитики и выяснять, почему католический кардинал позволил тебе командовать им, словно Мон-Сен-Мишель – твой частный остров. И выяснять подробности трагической гибели отца Галлогласа мы тоже не будем. Но ты обязательно мне об этом расскажешь. У нас с тобой состоится еще не один разговор наедине, где ты подробно разъяснишь мне особенности создания пар у вампиров.

Я повернулась, намереваясь уйти. Мэтью меня опередил, схватив за локоть и развернув обратно.

– Нет, Диана. О нашем браке мы поговорим здесь и сейчас.

В дальнем конце второго стола кучка слуг доедала завтрак. Одного кивка Мэтью хватило, чтобы их как ветром сдуло.

– О каком браке? – спросила я.

В глазах Мэтью блеснуло что-то опасное и сразу исчезло.

– Диана, ты меня любишь?

Меня удивил его вопрос.

– Да, – ответила я не задумываясь. – Но если бы моей любви к тебе было достаточно, события разворачивались бы просто и понятно и нам бы не потребовалось покидать Мэдисон.

– А все очень просто. – Мэтью встал. – Если ты меня любишь, никакие слова моего отца не имеют силы разрушить обещания, что мы дали друг другу. И никакая Конгрегация не заставит нас соблюдать условия завета.

– Если бы ты по-настоящему меня любил, ты бы отдал мне себя целиком. Телом и душой.

– Здесь не все так просто, – печально вздохнул Мэтью. – Я же с самого начала тебя предупреждал о сложности отношений с вампиром.

– Мне показалось, что Филипп так не думает.

– Так ложись с ним. А если тебе нужен я, ты подождешь.

Мэтью вполне владел собой, но его спокойствие напомнило замерзшую реку, где под гладкой коркой льда яростно неслись воды. С тех пор как мы выехали из Олд-Лоджа, слова Мэтью превратились в оружие. За первые словесные раны он еще извинялся, но за слова, произнесенные сейчас, извиняться не станет. Встреча с отцом внесла дальнейшие изменения. Чувства сожаления и раскаяния, столь привычные в современном мире, здесь стали у него пугающе тонкими.

– Филипп не мой типаж мужчины, – холодно ответила я. – Быть может, ты все-таки удостоишь меня объяснением, почему я должна ждать?

– Потому что разводов у вампиров не бывает. Парные узы разрывает только смерть. Некоторые вампиры, включая Филиппа и мою мать, могут на время расставаться, если у них возникают… – Он умолк, подбирая слово. – Разногласия. У них могут появляться любовники и любовницы. Время и расстояние помогают им преодолеть эти разногласия, и они соединяются вновь. Но со мной такой номер не пройдет.

– Прекрасно. Мне тоже не нравятся эти так называемые временные расставания. Я только не понимаю, почему ты так упорно избегаешь сексуальной близости со мной.

Он с внимательностью любовника изучил мое тело и все мои телесные отклики. Причина его промедления была не во мне и не в идее секса.

– Пока слишком рано ограничивать твою свободу. Едва я только окажусь в тебе и потеряюсь в твоих глубинах, исчезнет всякая возможность для твоих контактов с другими мужчинами. Никаких расставаний на время. Тебе необходимо убедиться, что ты действительно хочешь связать свою жизнь с вампиром.

– Ты говорил, что выбрал меня и будешь лишь подтверждать свой выбор. Я тоже сделала выбор. Почему ты считаешь, будто я не знаю, что у меня на уме?

– У меня была богатая возможность узнать, чего же хочу я. Твое восхищение мной может оказаться лишь способом уменьшить страх перед неведомым или желанием войти в мир существ, который ты так долго отвергала.

– Восхищение? Это не восхищение. Я люблю тебя. И не имеет значения, сколько времени пройдет: два дня или два года. Мое решение останется прежним.

– Мое обращение с тобой будет разительно отличаться от поведения твоих родителей! – не выдержал Мэтью. Чувствовалось, ему хочется поскорее уйти из зала. – Парные узы с вампиром налагают не меньше ограничений, чем заклинания, наложенные ведьмами. Ты только-только получила свободу и уже готова поменять один набор ограничений на другой. Но мои ограничения вовсе не похожи на красивые волшебные сказки. И когда на тебя начнут давить ограничения моего мира, их уже не снимешь никакими заклинаниями.

– Я твоя любимая женщина, а не твоя узница.

– А я вампир и тем сильно отличаюсь от теплокровных. Парные инстинкты примитивны и трудно поддаются контролю. Все мое существо будет сосредоточено на тебе. Никто не заслуживает такого беспощадного внимания, и меньше всего – женщина, которую я люблю.

– М-да, выбор невелик: или жизнь без тебя, или жизнь в башне, куда ты меня запрешь. – Я сердито тряхнула головой. – В тебе сейчас говорит не разум, а страх. Ты боишься потерять меня, а общество Филиппа только усугубляет страх. Если ты меня оттолкнешь, это не уменьшит твою боль. Но если мы откровенно поговорим, тебе станет легче.

– Да, теперь я снова с отцом. Мои раны открылись и кровоточат. Ты хочешь сказать, я исцеляюсь не так быстро, как ты надеялась?

В его тоне вновь зазвучала жестокость. Я вздрогнула. На лице Мэтью промелькнуло сожаление, и тут же оно опять сделалось каменным.

– Ты сейчас предпочел бы оказаться где угодно, но только не здеь. Мэтью, я это знаю. Но Хэнкок был прав: в большом городе вроде Лондона или Парижа я долго не продержусь. Еще неизвестно, нашли бы мы там ведьму, готовую мне помочь, и как скоро. Зато местные женщины сразу заметили бы все мои впечатляющие отличия. Это Уолтер и Генри проявили ко мне снисходительность. А там… День-другой – и я попала бы в руки властей или Конгрегации.

Колючий взгляд Мэтью лишь подкреплял его предостережение. Я начинала понимать, каково это – быть объектом целенаправленного вампирского внимания.

– Тамошние ведьмы тебя даже не заметили бы, – упрямо произнес он, отпуская мою руку и поворачиваясь к двери. – А с Конгрегацией я совладаю.

Несколько футов, разделявших нас с Мэтью, начали стремительно растягиваться. Нас как будто несло к противоположным полюсам. Я с раннего возраста привыкла к одиночеству и даже сдружилась с этим состоянием. Но так было до знакомства с Мэтью.

– Мэтью, мы не можем продолжать в том же духе. В шестнадцатом веке у меня нет ни семьи, ни имущества. Я нахожусь в полной зависимости от тебя.

Да, в чем-то историки были правы, говоря о структурных слабостях, присущих прошлому. Женщина без друзей и денег… Я получила целый набор этих слабостей.

– Нам нужно пробыть в Сет-Туре до тех пор, пока на меня не перестанут пялиться. Пока я не научусь действовать самостоятельно, без подсказок на каждом шагу. И начну я вот с этого. – Я протянула руку за связкой ключей.

– Хочешь поиграть в домоправительницу? – недоверчиво спросил он.

– Я не играю в домоправительницу. Бери выше: я играю, чтобы уцелеть в этой эпохе.

Мэтью скривил губы. Это было подобие улыбки. Похоже, здесь он разучился даже улыбаться.

– Иди. Отец тебя заждался. Прокатитесь с ним верхом. А я поглубже зароюсь в дела, чтобы мне было некогда скучать.

Мэтью ушел молча, не поцеловав меня. Без его привычных слов и жестов ободрения я вдруг сделалась нерешительной. Неужели я превращаюсь в женщину, неспособную и шагу ступить без мужской подсказки? Когда запах Мэтью растворился в воздухе, я кликнула Алена. Тот явился на удивление быстро, сопровождаемый Пьером. Скорее всего, они слышали каждое слово нашего разговора.

– Пьер, твой пристальный взгляд в окно отнюдь не скрывает твоих мыслей. Это один из немногих теллсов[29] твоего хозяина. Когда Мэтью начинает внимательно глядеть в окно, я знаю: он что-то скрывает.

– Теллсов? – смущенно переспросил Пьер, поскольку тогда еще не знали карточной игры под названием «покер».

– Внешних признаков внутренней тревоги. Когда Мэтью чем-то встревожен или не хочет мне что-то рассказывать, он смотрит в окно или в сторону. А когда он не знает, как поступить, то запускает пальцы в волосы. Это и есть теллсы.

– Да, мадам, у него такое бывает. – Пьер смотрел на меня с неподдельным изумлением. – А милорду известно, что вы силой ведьминого гадания заглядываете ему в душу? У мадам де Клермон есть такое обыкновение, да и у отца и братьев милорда тоже. Но вы знакомы с ним совсем недавно, а уже успели так много узнать. – Ален кашлянул, и Пьер испуганно вздрогнул. – Простите, мадам. Я забылся.

– Любопытство – это прекрасное качество. Но насчет гадания, Пьер, ты ошибся. Я просто наблюдательна, потому и узнала эти особенности своего мужа. – Почему бы здесь, в Оверни, не посеять семена грядущей научной революции? – Думаю, нам будет удобнее разговаривать в библиотеке. Пойдемте туда, – сказала я, надеясь, что по рассказам Мэтью найду дорогу.

Помещение, где де Клермоны хранили основную часть своих книг, придало мне уверенности. В Сет-Туре XVI века библиотека была наиболее знакомым мне пространством. Здесь пахло бумагой, кожей и камнем. Эти запахи частично прогнали мое одиночество. Я попала в привычный мир.

– У нас с вами множество дел, – тихо сказала я, глядя на обоих слуг. – Прежде всего я хочу взять с вас обещание.

– Клятву, мадам? – спросил насторожившийся Ален.

Я кивнула:

– Если я попрошу о чем-то, что потребует помощи милорда или, более того, его отца, сразу скажите мне об этом, и мы тут же изберем другой путь. Зачем беспокоить их по пустякам?

Мои слова не только озадачили, но и заинтриговали слуг.

– с[30], – согласно кивнул Ален.

Несмотря на благоприятное начало, наша первая встреча проходила не слишком гладко. Пьер вообще отказывался сидеть в моем присутствии, а Ален садился, только когда садилась я. Но я вовсе не собиралась сидеть. Движения хотя бы как-то гасили беспокойство, связанное с совершенно незнакомыми мне обязанностями домоправительницы Сет-Тура. И тогда я принялась ходить вокруг шкафов и полок. Пока мы кружили, я указывала на книги, которые нужно перенести в комнату Луизы, скороговоркой называла необходимые припасы, а также распорядилась, чтобы мою дорожную одежду отдали портному в качестве образцов для расширения моего гардероба. Пару дней в нарядах Луизы де Клермон я еще выдержу, а потом… Я пригрозила Пьеру, что залезу к нему в шкаф и позаимствую облегающие штаны. Перспектива стать свидетелями столь прискорбной женской нескромности повергла слуг в ужас.

Второй и третий час мы провели, обсуждая работу всего хозяйственного механизма замка. У меня не было опыта управления столь обширным и многолюдным домом, зато я умела задавать нужные вопросы. Ален перечислял замковые службы и называл имена тех, кто ими ведал. Он рассказал о более или менее значимых фигурах соседней деревни. Я узнала, кто в данный момент составляет население замка и каких гостей мы можем ожидать в течение ближайших двух недель.

Из библиотеки мы спустились на кухню, где я впервые увидела Шефа. Он был из числа людей, тощий как жердь, а ростом не выше Пьера. Как и у Попая[31], самой сильной частью его тела были руки. Выпуклые, мускулистые, они не вязались с его худощавой фигурой. Но других рук он иметь и не мог. Только они могли поднять глыбу теста и бросить на посыпанной мукой стол, после чего Шеф вооружился могучей скалкой. У нас с ним была общая черта: мы могли думать, лишь когда находились в движении.

На кухне уже знали о теплокровной гостье, обосновавшейся в комнате рядом со спальней главы семейства. Естественно, это породило множество разговоров о том, кем я довожусь милорду и кем являюсь, учитывая мой запах и пищевые привычки. Когда мы очутились в кухонном аду, полном языков и ушей, я уловила слова sorcire и masca. Так по-французски и по-окситански называли ведьму. Шеф собрал всех, кто находился на кухне. Это был целый организм, громадный и сложно устроенный. У меня была возможность увидеть их все воочию. Здесь работали вампиры и люди. Была даже одна демоница – молодая женщина по имени Катрин. Я сразу обратила на нее внимание. Катрин без всякой робости, с нескрываемым любопытством разглядывала меня. Эта демоница могла стать мне союзницей, а могла и противницей. Я решила: пока не узнаю ее сильные и слабые стороны, буду обращаться с ней очень учтиво.

Тут же, на кухне, я приняла еще одно решение: говорить на английском лишь по необходимости, но и тогда – только с Мэтью, Филиппом, Алленом и Пьером. В результате мой разговор с Шефом и его работниками превратился в сплошные недопонимания. К счастью, Ален и Пьер развязывали «лингвистические узлы», добавляя к моему французскому свой окситанский, на котором они говорили с сильным акцентом. Когда-то я мастерски умела подражать. Пришло время вспомнить былые способности. Я внимательно вслушивалась в ритм и музыку местной речи, отмечая слова, произносимые с повышением и понижением голоса. Я уже добавила к списку необходимых покупок несколько словарей. Когда в следующий раз кто-нибудь отправится в Лион, пусть купит их мне.

Я расположила Шефа к себе, похвалив его превосходный хлеб и порядок, который он поддерживал на кухне. Далее я попросила обращаться ко мне без стеснения, если ему что-нибудь понадобится для его кулинарной магии. Но его симпатия ко мне укрепилась, когда я спросила о любимой пище и напитках Мэтью. Шеф необычайно оживился. Он не заговорил, а буквально затараторил, сокршаясь о худобе милорда. В этом Шеф целиком винил англичан и их пренебрежение кулинарным искусством.

– Разве я не посылал туда Шарля, чтобы заботился о пропитании милорда? – стрекотал на окситанском Шеф, успевая одновременно раскатывать тесто. Пьер старался за ним поспеть, переводя слова повара. – Я лишился лучшего помощника, а этим англичанам все равно! У милорда такой утонченный желудок. Его непременно нужно соблазнять едой, иначе милорд начнет чахнуть.

Я извинилась от имени Англии и спросила, как могу исправить эту досадную ошибку. Правда, сама мысль о том, что Мэтью может стать еще сильнее и энергичнее, почему-то меня пугала.

– Если не ошибаюсь, милорду нравится сырая рыба, а также оленье мясо? – осторожно спросила я.

– Милорду необходима кровь. Но он пьет только свежайшую кровь.

Шеф провел меня в помещение, называемое мясницкой. Там на серебряных крюках висели туши убитых животных. У каждого была надрезана шея и оттуда в поддон стекала кровь.

– Когда мы собираем для милорда кровь, то используем только серебряные крюки. Посуду – исключительно стеклянную или глиняную. Иначе милорд откажется пить, – пояснил Шеф, указывая на туши.

– Почему? – спросила я.

– Другие сосуды добавляют крови свой запах и привкус. А здесь она чистая. Извольте понюхать.

Шеф подал мне чашку. Меня затошнило от металлического запаха. Я закрыла рот и зажала нос. Ален подал знак, чтобы чашку убрали, но я остановила его взглядом.

– Прошу тебя, Шеф, продолжай.

Шеф с одобрением посмотрел на меня и стал рассказывать о других пищевых предпочтениях Мэтью. Я узнала, что он пьет холодный говяжий бульон, сдобренный вином и специями. Мэтью не брезговал кровью куропатки, которую пил понемногу и не с самого утра. Мадам де Клермон была не столь разборчива – Шеф говорил об этом, грустно покачивая головой, – но сын не унаследовал ее отменный аппетит.

– Да, – сдержанно сказала я, вспомнив охоту, на которую брала меня Изабо.

Шеф обмакнул палец в серебряную чашку, отчего тот вспыхнул маленьким ярко-красным факелом. Затем повар поднес палец ко рту и медленно слизал животворную кровь.

– Но больше всего милорд, конечно же, любит кровь оленя-самца. По насыщенности она уступает человеческой, зато близка по вкусу.

– А мне можно попробовать? – нерешительно спросила я, протягивая к чашке мизинец.

– Милорду бы это не понравилось, мадам де Клермон, – с заметным беспокойством произнес Ален.

– Но его здесь нет.

Я опустила мизинец в чашку. Кровь была густой. Подражая Шефу, я поднесла палец к носу, принюхалась. Какие запахи чувствовал Мэтью? Какие оттенки вкуса ощущал?

Стоило мизинцу коснуться моих губ, как в мозг хлынула лавина образов: ветер, дующий на вершине каменистого холма, мягкое ложе из листьев в ложбинке между деревьями, радость безудержного бега. Все это сопровождалось равномерными громкими ударами. Звук бьющегося оленьего сердца.

Видения были недолгими и быстро потускнели. Мне захотелось побольше узнать об этом олене. Палец снова потянулся к чашке, но Ален остановил меня. Увы, информационный голод, разбуженный капелькой оленьей крови, остался неутоленным.

– Полагаю, мадам, нам стоит вернуться в библиотеку, – сказал Ален, послав молчаливое предупреждение Шефу.

Покидая кухню, я сказала повару, что подавать Мэтью и Филиппу, когда они вернутся с прогулки. Мы шли по длинной каменной галерее. Одна из дверей – низкая, ничем не примечательная – была открыта. Я резко остановилась перед ней. Пьер, шедший следом, едва не столкнулся со мной.

– Чья это комната? – спросила я.

У меня запершило в горле от пряного запаха трав, подвешенных к балкам.

– Это комната служанки мадам де Клермон, – пояснил Ален.

– Марта, – прошептала я, переступая порог.

На полках аккуратными рядами стояла глиняная посуда. Пол был чисто выметен. К запаху трав примешивался еще один, очень знакомый. Может, мята? Мне вспомнилось, что так же пахла одежда домоправительницы.

Я обернулась. Все трое – Шеф пошел с нами – по-прежнему стояли за порогом.

– Мужчинам входить сюда не разрешается, – признался Пьер и оглянулся через плечо, словно боясь внезапного появления Марты. – В буфетной бывает только сама Марта и мадемуазель Луиза. Сюда даже мадам де Клермон не заходит.

Изабо не нравились отвары и настои из трав, приготовляемые Мартой. Это я знала. Марта не была ведьмой, но ее снадобья лишь немногим уступали творениям Сары. Я оглядела буфетную. Вопреки названию комнаты в ней можно заниматься не только стряпней. Раз уж я оказалась в XVI веке, поучусь управлять не только домашним хозяйством и своей магией.

– На время пребывания в Сет-Туре я хотела бы обосноваться в буфетной.

– Обосноваться? – встрепенулся Ален.

– Да, – кивнула я. – Для занятий алхимией. Пусть сюда принесут для моих нужд два бочонка вина. Желательно самого старого, какое сыщется, но, естественно, не успевшего превратиться в уксус. А сейчас я хочу побыть здесь одна. Посмотреть, что к чему.

Пьер и Ален нервозно переминались с ноги на ногу. Такого развития событий они явно не ожидали. Шеф пришел мне на выручку, спровадив обоих.

Когда из коридора перестала доноситься воркотня Пьера, я оглядела комнату. Поверхность стола хранила следы сотен ножей, отделявших листья от стеблей. Я наугад провела пальцем по борозде и поднесла его к носу.

Розмарин. Трава воспоминаний.

«Помнишь?» – услышала я голос Питера Нокса – колдуна из XXI века. Он донимал меня воспоминаниями о смерти моих родителей и хотел заполучить «Ашмол-782». Прошлое вновь сталкивалось с настоящим. Я невольно глянула в угол возле очага и ничуть не удивилась, увидев знакомое переплетение янтарных и голубых нитей. Помимо них, я ощутила чье-то присутствие. Некто из другого времени. Я протянула к нему свои пахнущие розмарином пальцы, но опоздала. Пришелец успел исчезнуть, нити погасли, а угол вновь стал сумрачно-пыльным.

Воспоминания.

Теперь моя память воспроизводила голос Марты, называвшей травы и учившей меня готовить из них целебный чай. Он оказывал противозачаточное действие, но, когда Марта впервые угостила меня этим горячим напитком, я об этом не знала. В буфетной наверняка найдутся все травы, входящие в состав ее снадобья.

На самой верхней полке, подальше от края, стояла простая деревянная шкатулка. Чтобы ее достать, нужно было пододвинуть стул, однако я поступила иначе. Встав на цыпочки, я подняла руку и направила желание на шкатулку. Таким же образом в Бодлианской библиотеке я однажды достала книгу с верхней полки. Шкатулка послушно сдвинулась на край и соприкоснулась с моими пальцами. Тогда я взяла шкатулку и осторожно поставила на стол.

Под крышкой я обнаружила двенадцать одинаковых ячеек. Каждая была заполнена своей травой. Петрушка. Имбирь. Пиретрум. Розмарин. Шалфей. Семена дикой моркови. Полынь. Мята болотная. Дягиль. Рута. Пижма. Корень можжевельника. Марта обладала достаточными запасами этих трав, помогая деревенским женщинам сдерживать их детородную функцию. Я касалась каждой ячейки, довольная тем, что помню названия трав и их запахи. Однако мое удовлетворение быстро сменилось чувством стыда. Я ведь не знала, в какую фазу Луны положено собирать эти травы и каковы их магические свойства. Сара наверняка это знала, а в XVI веке такими знаниями обладала каждая женщина.

Я подавила стыд и недовольство собой. По крайней мере, я знала, какое действие оказывает смесь этих трав, если их заварить в кипятке или в горячем вине. Взяв шкатулку под мышку, я пошла искать слуг.

– Мадам, вы закончили осмотр буфетной? – спросил Ален, вставая при моем появлении.

– Да, Ален. Mercs[32], Шеф, – сказала я.

В библиотеке я поставила шкатулку на стол, взяла чистый лист бумаги и потянулась к стаканчику с гусиными перьями.

– Шеф говорил, что в субботу наступит декабрь. Я не хотела спрашивать его при всех, но, может, вы объясните мне эту путаницу с датами? Куда исчезла половина ноября?

Я обмакнула перо в черные чернила, приготовившись записать ответ Алена.

– Англчане отказываются признавать новый календарь, введенный папой римским, – начал Ален. Он говорил медленно, тщательно произнося каждое слово, будто я была ребенком. – Поэтому в Англии сегодня семнадцатое ноября, а во Франции – уже двадцать седьмое.

Я переместилась в прошлое на четыре с лишним столетия, не потеряв при этом ни одного часа, зато мое путешествие из елизаветинской Англии в раздираемую войнами Францию вместо десяти дней растянулось на три недели. Мое перо замерло.

– Так, значит, Рождественский пост начнется уже в воскресенье?

– Oui. Деревня и, разумеется, милорд будут поститься до самого сочельника. Обитатели замка и сеньор нарушат пост семнадцатого декабря.

Интересно, как вампиры постятся? Мои знания христианских обрядов и праздников не включали в себя такие тонкости.

– А что будет семнадцатого? – спросила я, записав и эту дату.

– Сатурналии, мадам, – ответил Пьер. – Праздник, посвященный богу урожая. Сир Филипп продолжает соблюдать старые традиции.

Эту традицию правильнее было бы называть древней. Празднование сатурналий закончилось вместе с Римской империей. Я почесала переносицу, чувствуя острую необходимость упорядочить услышанное.

– Ален, давай начнем сначала. Что именно будет происходить в замке в эту субботу и воскресенье?

Объяснения длились полчаса. Я успела заполнить еще три листа. Затем слуги удалились, оставив меня наедине с книгами, бумагами и пульсирующей головной болью. Вскоре из большого зала донесся шум, сменившийся громогласным хохотом. Меня окликнул знакомый голос, в котором появились сочность и теплота.

Мэтью.

Раньше чем я успела отложить бумаги и встать, он уже был рядом.

– Ты хоть заметила мое отсутствие?

Его лицо порозовело. Мэтью наклонился ко мне, откинул прядь волос и поцеловал в губы. На его языке не было привкуса крови. Только вкус ветра и свежего воздуха. Он хорошо прокатился верхом, но не охотился.

– Я хочу извиниться за случившееся утром, mon coeur, – шепнул он мне на ухо. – Я вел себя отвратительно. Прости меня.

Поездка благотворно подействовала на его настроение. Отношение Мэтью к отцу тоже изменилось, перестав быть скованным и неестественным.

– Вот ты где, Диана, – сказал Филипп, вслед за сыном входя в библиотеку.

Возле меня лежала книга. Решив, что я читала ее, Филипп взял книгу и подошел к очагу, неспешно листая страницы:

– Смотрю, ты читаешь «Историю франков»[33]. Уверен, не в первый раз. Книга получилась бы еще занимательнее, если бы мать Григория проверяла и правила написанное. Арментария потрясающе знала латынь. Я всегда с большим удовольствием читал ее письма.

Я вообще не читала этот известный труд Григория Турского о ранней истории Франции, но Филиппу незачем было знать еще об одном недочете в моем образовании.

– Когда они с Мэтью ходили в школу в Туре, будущей знаменитости было всего двенадцать лет. Мэтью был гораздо старше учителя, не говоря уже о других учениках. В перерывах между уроками Мэтью катал мальчишек на себе. Это у них называлось «поиграть в лошадки». – Филипп перелистал еще несколько страниц. – Где тут часть о великане? Это мое любимое место.

Вошел Ален с подносом, где стояли две серебряные чаши.

– Merci, Ален. Должно быть, вы оба проголодались. – Я указала на поднос. – Шеф прислал вам для подкрепления. Потом расскажете, где ездили.

– Мне не нужно… – начал Мэтью.

Мы с Филиппом сокрушенно вздохнули. Перед этим Филипп легким кивком поблагодарил меня.

– Нет, нужно, – возразила я. – Это кровь куропатки. Времени уже достаточно, и твой желудок ее примет. Надеюсь, завтра ты отправишься на охоту и в субботу тоже. Если ты собираешься четыре недели поститься, перед этим нужно хорошенько себя насытить.

Я поблагодарила Алена. Тот поклонился и быстро ушел, едва взглянув на хозяина.

– А для вас, Филипп, Шеф приготовил оленью кровь. Ее собрали этим утром.

– Что ты знаешь о крови куропатки и посте?

Пальцы Мэтью осторожно коснулись моего локона. Я подняла голову, заглянув в серо-зеленые глаза мужа.

– Больше, чем знала вчера, – ответила я, подавая ему чашу.

– Я подкреплюсь в другом месте, чтобы не мешать вам спорить, – сказал Филипп.

– Мы не спорим. Просто Мэтью нельзя пренебрегать здоровьем. Так куда вы сегодня ездили?

Я протянула Филиппу чашу с оленьей кровью.

Он посмотрел на серебряную чашу, затем на лицо сына, после чего снова на меня. Филипп ослепительно улыбнулся, однако улыбка не могла скрыть его оценивающего взгляда. Чашу он взял и поднял, словно намеревался произнести тост:

– Спасибо, Диана.

Голос Филиппа звучал вполне дружелюбно, а его удивительные, сверхъестественные глаза, подмечавшие каждую мелочь, продолжали следить за мной. Мэтью рассказывал, где они с отцом ездили. Ощущение весенней оттепели подсказало мне, когда внимание Филиппа переключилось на сына. Я не могла удержаться и посмотрела на хозяина замка, словно могла узнать, о чем он думает. Наши взгляды встретились, и в глазах Филиппа я прочла недвусмысленное предостережение.

Филипп де Клермон что-то задумал.

– Как тебе понравилась кухня? – спросил Мэтью, переводя разговор на меня.

– Замечательное место, – ответила я, с вызовом глядя на Филиппа. – Никогда не видела ничего подобного.

Глава 10

При всей своей обворожительности, Филипп мог свести с ума и загнать в тупик. Словом, то, что и обещал мне Мэтью.

На следующее утро, когда мы сидели в большом зале, Филипп появился буквально из ниоткуда. Неудивительно, что люди приписывали вампирам умение превращаться в летучих мышей. Я в этот момент завтракала, ковыряя ломтиком поджаренного хлеба в растекшемся желтке яйца.

– Доброе утро, Филипп, – поздоровалась я.

– Приветствую тебя, Диана, – кивнул он. – Идем, Мэтью. Тебе надо поесть. Раз ты отказываешься это делать на глазах жены, мы отправимся на охоту.

Мэтью колебался, беспокойно поглядывая то на меня, то на отца:

– Давай отложим до завтра.

Филипп пробормотал что-то себе под нос и покачал головой:

– Маттаиос, нельзя манкировать своими потребностями. Голодный, истощенный манжасан отнюдь не идеальный попутчик ни для кого, не говоря уже о теплокровной ведьме.

В зал вошли двое мужчин. Они потоптались, шумно отряхивая сапоги от снега. Вместе с ними ворвался холодный зимний ветер, для которого деревянная ширма не была особой преградой. Охота на оленей с ее скачкой по зимним лугам и перелескам не только напитает тело Мэтью. Она очистит и его разум. Вчера я это видела. Возможно, сегодня он вернется в еще более приподнятом настроении.

– Обо мне не беспокойся. У меня куча дел, – сказала я Мэтью, ободряюще сжимая его руку.

После завтрака мы с Шефом обсуждали меню субботнего праздничного ужина, предварявшего начало Рождественского поста. Затем ко мне из деревни пришли местный портной и швея. Здесь уже речь шла о моей одежде. С моим знанием французского и разницей в эпохах, я опасалась, что заказала им подобие циркового шатра. Ближе к полудню мне отчаянно захотелось на свежий воздух. Я уговорила Алена вывести меня во двор замка, устроив нечто вроде экскурсии по всем хозяйственным подразделениям. Вот оно, натуральное хозяйство! Замок почти целиком обеспечивал свои потребности, начиная от свечей и кончая питьевой водой. Я старалась запомнить все подробности, особенно такие, как работа в кузнице. Эти знания окажутся для меня ценным подспорьем, когда я вернусь к своей настоящей жизни историка.

Если не считать часа, проведенного в кузнице, в остальном мое времяпрепровождение было вполне типичным для знатной женщины того времени. Чувствуя, что я уверенно двигаюсь к намеченной цели – полностью соответствовать эпохе, – я провела несколько приятных часов за чтением вслух и упражнениях в чистописании. Сидя в библиотеке, я услышала звуки музыки. Музыканты готовились к последнему празднеству перед месячным постом. Я сошла к ним и попросила дать мне урок танцев. А затем я отправилась в буфетную, где меня ждал знакомый по старинным рисункам котел, позволяющий нагревать жидкости на водяной бане, медный перегонный куб и бочонок вина. Мне в помощь отрядили с кухни двух мальчишек – Тома и Этьена. Они должны были следить за тем, чтобы огонь в очаге горел ровно и не гас. Мальчишки налегали на кожаные мехи, которые отзывались тихим вздохом.

Оказавшись в прошлом, я получила уникальную возможность освоить на практике то, что знала лишь теоретически. Обследовав оборудование Марты, я решила заняться перегонкой вина на спирт. Спирт был основной субстанцией едва ли не во всех алхимических процедурах. Однако очень скоро это занятие перестало казаться мне увлекательным.

– Ну когда ты начнешь конденсироваться так, как надо? – вопрошала я, бормоча ругательства и сердито глядя на пар, поднимающийся от куба.

Мальчишки, не знающие ни слова по-английски, сочувственно шмыгали носами, пока я листала книгу, принесенную из библиотеки де Клермонов. На ее полках было полным-полно интересных книг, и в одной из них наверняка рассказывается, что нужно делать в моей ситуации.

– Мадам! – негромко позвал меня с порога Ален.

– Что? – спросила я, поворачиваясь и вытирая руки об измятые складки полотняного платья.

Ален с ужасом оглядывал мою алхимическую лабораторию. Длинное шерстяное платье без рукавов было небрежно наброшено на спинку ближайшего стула. Тяжелые бархатные рукава накрывали собой медную кастрюлю, а корсаж дремал на крючке, что свешивался с потолка и предназначался совсем для других целей. По меркам XVI века я выглядела полураздетой, однако на мне оставался корсет, платье с высоким воротником и длинными рукавами, несколько нижних юбок и пышная верхняя. Мне бы в голову не пришло отправиться читать лекции, навернув на себя столько одежды. Но здесь я ощущала свою наготу. То же чувствовал и Ален. Когда я дернула подбородком, чтобы выслушать, зачем он пришел, слуга благоразумно отвел взгляд.

– Шеф не знает, как быть с сегодняшним ужином, – сообщил Ален.

Я нахмурилась. Что за глупость? Шеф прекрасно обходился без моих подсказок.

– Челядь проголодалась, но они не смеют сесть за стол без вас. Пока в Сет-Туре есть хоть кто-нибудь из семьи, он или она должны сидеть за ужином во главе стола. Такова традиция.

Вслед за Алленом появилась Катрин, принесшая тазик с водой и полотенце. Я опустила пальцы в теплую, пахнущую лавандой воду.

Большой зал был полон голодных теплокровных и не менее голодных вампиров. Такое положение на современном языке называлось взрывоопасным. А я только поверила, что действительно могу управлять замком де Клермонов. После слов Алена моя уверенность начисто испарилась.

– И давно они ждут? – спросила я, принимая от Катрин полотенце.

– Больше часа. Они будут и дальше ждать, пока из деревни не придут и не скажут, что Роже закрывается на ночь. Он содержит местную таверну. Время сейчас холодное, а до завтрака еще далеко. Из слов сира Филиппа я понял… – Ален деликатно замолчал.

– Vite![34] – Я указала на разбросанную одежду. – Катрин, помоги мне одеться.

Страницы: «« ... 56789101112 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Два царевича, два сводных брата – Иван, впоследствии прозванный в народе Грозным, и Георгий, он же С...
Владимир Качан – Народный артист России, музыкант, писатель, думающий, многоопытный, наблюдательный ...
Вы любите пересматривать фильмы? Автор данного сборника так это любит, что уже 129 раз задокументиро...
Едва удалось решить насущные проблемы, как подоспели новые. Ситуация на планете Оснит обострилась, и...
Одни говорят, что в Сердце Зоны можно проникнуть, если твои стремления чисты. Другие – только если у...
Рушится однополярный «Pax Americana», основанный на гегемонии США, которые так и не смогли обеспечит...