Властелин Колец Толкин Джон
Раскаты грома отдалились, но дождь хлестал пуще прежнего. Хоббиты заползли в ущелье и схоронились под каменным навесом, правда, не очень-то это им помогло. Кругом бурлили и пенились ручьи, вода низвергалась со скалы, как по водостоку огромной крыши.
— Я бы там или захлебнулся, или меня бы просто смыло, — сказал Фродо. — Как нам повезло, что ты прихватил веревку!
— Еще больше повезло бы, если бы я, раззява, припомнил о ней раньше, — сказал Сэм. — Ведь когда эльфы грузили лодки, они же положили по три мотка веревки в каждую. Очень мне ихняя веревка понравилась, и я один моток перепрятал к себе. "Наши, — говорят, — веревки не единожды вам пригодятся", вроде это Хэлдар сказал, а может, и другой кто из них. Правильно говорил.
— Жаль, я не захватил еще моток, — сказал Фродо, — но разве упомнишь, такая была неразбериха, когда мы с тобой улизнули. А захватил бы — спустились бы сейчас проще простого. Ну-ка, сколько в ней длины?
Сэм сноровисто промерил веревку на расставленных руках.
— Пять, десять, двадцать, примерно так тридцать локтей, чуть больше, чуть меньше, — сказал он.
— Не может быть! — воскликнул Фродо.
— Ага! Не может? — сказал Сэм. — Дивный народ эти эльфы! С виду-то она тонковата, а прочная какая, упругая и мягкая-мягкая. Моток-крохоток, и весу в нем нет. Дивный народ, иначе не скажешь!
— Тридцать локтей! — соображал Фродо. — А пожалуй что, и хватит. Если гроза до ночи кончится, я возьму да попробую спуститься.
— Дождь уж почти перестал, — заметил Сэм, — да ведь как бы в сумерках снова не обмишулиться! А вой-то каков был — забыли? У меня он до сих пор в ушах стоит. Ни дать ни взять Черный Всадник — спасибо, они хоть летать не умеют: а вдруг научились? Давайте лучше отлежимся до свету в этой дыре.
— Самое место здесь отлеживаться, когда из Черной Башни так и зыркают через болота, — сказал Фродо. — Да здесь лишней минуты оставаться нельзя!
С этими словами он встал, снова подобрался к обрыву и выглянул. На востоке прояснилось, по небу ползли последние, обвислые грозовые лохмотья, и даже над Привражьем, над которым помедлили черные думы Саурона, гроза уже отбушевала. Она посекла градом и осыпала молниями долину Андуина и мрачной, зловещей тенью заволокла Минас-Тирит, сокрыв вершины Белых гор. Медленно прокатилась она по Гондору к Ристании и омрачила закат перед взорами конников, мчавшихся равниной на запад. А здесь, над пустошью и смрадными болотами, расстелился голубой полог вечерних небес и замерцали бледные звездочки, точно мелкие прорехи возле висячего месяца.
— Хорошо-то как, когда глаза видят, — сказал Фродо, глубоко вздохнув. — Знаешь, я ведь было подумал, что совсем ослеп — от молнии или от чего похуже. И вдруг увидел серую веревку, и она словно светилась.
— И верно, она в темноте вроде как серебрится, — сказал Сэм. — Раньше-то я этого не замечал, да и где ж было заметить: запихнул ее в котомку, там она и лежала, кушать не просила. А как вы ее думаете приспособить, коли уж вам невтерпеж карабкаться по скалам? Тридцать локтей — это, стало быть, от силы восемнадцать саженей: в обрез донизу хватит, и то если вы насчет высоты не ошиблись.
— Обвяжи ее вокруг пня, Сэм! — велел Фродо, немного подумав. — На этот раз пусть будет по-твоему, спускайся первый. Я тебя придержу, а ты знай себе отталкивайся от скалы руками и ногами. Ну, если где сумеешь притулиться-постоять — тоже неплохо, я передохну. Спустишься до самого низу, отдашь веревку — и я за тобой. Я уже вполне оправился.
— Как скажете, — угрюмо проговорил Сэм. — Ладно, чему быть, того не миновать!
Он закрепил веревку на ближнем к обрыву пне, другой конец обвязал вокруг пояса, повернулся и нехотя полез в пропасть.
А спуск оказался вовсе не очень страшным. Веревка не только поддерживала, но словно подбадривала Сэма, хотя, ненароком взглянув вниз, он каждый раз зажмуривался. Один был очень трудный участок — отвесная круча, да еще скошенная внутрь, он оскользнулся и закачался на серебристой бечеве. Но Фродо был начеку, он отпускал веревку равномерно и медленно — словом, все кончилось как нельзя лучше. Больше всего ему было боязно, что веревки не хватит, однако в руках у Фродо оставался еще изрядный моток, когда снизу донесся голос Сэма: "Готово!" Слышно его было хорошо, а видно не было: серый эльфийский плащ сливался с сумерками.
Фродо спускался подольше. Он тоже надежно обвязался, узел на пне был проверен, он закоротил веревку — в случае чего повиснет, а не шлепнется. И все же хорошо бы не упасть — в отличие от Сэма, он не слишком доверял тонкой серой бечеве. Однако ж дважды пришлось на нее целиком положиться: уступов поблизости не было, и даже цепкие хоббитские пальцы не находили в скале ни трещинки. Но вот и он тоже ступил на землю.
— Ну и ну! — воскликнул он. — Спустились! Прощай, Привражье! Ладно, а дальше-то что? Чего доброго, еще затоскуем по твердой земле, по камням под ногами?
Но Сэм не отвечал, он тоскливо глядел на скалистый обрыв.
— Недотепа я, недотепа! — сетовал он. — Дуботол! Веревочка моя! Завязана ты накрепко вокруг пня там наверху, а мы вон где. Эх, и лесенку мы оставили для этого лиходея Горлума! Чего там, надо было вообще указатель поставить: ушли, мол, туда-то. Чуяло мое сердце, что больно все просто получается!
— Просто не просто, а если сумеешь придумать, как нам было спуститься вместе с веревкой, то зови меня недотепой или любым другим Жихаревым словцом, — сказал Фродо. — Коли хочешь, взбирайся обратно, отвяжи ее и спускайся, я на тебя посмотрю!
Сэм почесал в затылке.
— Да нет, чего-то не придумывается, уж не взыщите, — сказал он. — И все же ох как неохота мне ее оставлять! — Он ласково погладил веревку и встряхнул ее. — Жалко расставаться с эльфийским подарком: может, ее сама Галадриэль для нас сплела. Галадриэль… — пробормотал он, грустно покачал головой, взглянул наверх и на прощание подергал веревку, легкую, крепкую, упругую.
К изумлению обоих хоббитов, веревка сорвалась с пня, Сэм перекувырнулся, и мягкие серые витки укрыли его с ног до головы. Фродо расхохотался.
— Кто, интересно, узел завязывал? — спросил он. — Еще спасибо, что до сих пор продержался! А я-то спокойно висел: Сэм, думаю, не подведет!
— Лазить туда-сюда по горам я, сударь, может, и не обучен, — обиженно сказал Сэм, — но насчет веревок и узлов прощенья просим. Это, с вашего позволения, наше семейное рукомесло. У деда в Канатчиках исстари была сучильня; досталась-то она не Жихарю, а старшему брату, дяде моему Энди, но уж ежели узел завязать — так это лучше меня вряд ли кто спроворит во всей Хоббитании, не говоря уж о Средиземье.
— Ну, значит, веревка порвалась — перетерлась, наверно, о какой-нибудь острый выступ.
— Прямо — перетерлась! — За веревку Сэм обиделся еще больше, чем за себя. Он поднял ее и осмотрел. — Целехонька!
— Стало быть, все-таки узел подгулял, — настаивал Фродо.
Сэм покачал головой и не ответил. Он задумчиво перебирал веревку.
— Вы, сударь, думайте как хотите, — наконец сказал он, — а я смекаю, что веревка сама отвязалась и прибежала, когда я ее позвал.
Он ловко смотал бечеву и любовно уложил ее в котомку.
— Прибежала, было дело, — согласился Фродо, — а прочее не важно. Давай лучше подумаем, как дальше быть. Скоро уж и ночь. Какие красивые звезды, а луна-то!
— Посмотришь — и сердцу веселее, правда? — сказал Сэм, взглянув на небо. — Что-то в них есть такое эльфийское. И месяц с прибылью. Мы же его две ночи, почитай что, не видели за тучами. Ишь рассветился!
— Да, — сказал Фродо, — а все ж таки пока тускловат. Придется нам выждать денек-другой, а то при таком свете недолго и в топь угодить.
Еще не совсем стемнело, когда они тронулись в путь. Пройдя несколько шагов, Сэм обернулся и поглядел на обрыв. Издали ущелье казалось черной зазубриной утеса.
— Хорошо, что веревка не осталась там висеть, — сказал он. — Авось оглоед потычется: куда это мы девались? Пусть-ка попрыгает с уступа на уступ на своих поганых перепончатых лапах!
Они отошли от подножия скалы и пробирались крутым откосом среди валунов, по щебняку, мокрому и скользкому после недавнего ливня. И чуть не свалились в расселину, которая внезапно разверзлась у них под ногами. Расселина была неширока, но прыгать впотьмах не стоило, к тому же где-то в глубине ее бойко журчал ручей. Она изгибалась влево, к северу, и уходила в горы, безнадежно преграждая им дорогу — не идти же ночью в обход!
— Пойдем-ка лучше подле скат на юг. — предложил Сэм. — Повезет — так сыщется какой-нибудь сухой уголок, а то и пещерка.
— Может, и сыщется, — сказал Фродо. — Я порядком устал и еле плетусь, а тут еще сплошные каменья. Волей-неволей придется отдохнуть. Эх, была бы перед нами хоть тропка — я бы шел и шел до упаду.
Идти по осыпи у подножий оказалось ничуть не легче. И Сэму не удалось сыскать ни уголка, ни пещерки: тянулся отлогий каменистый скос, а над ним все выше громоздились угрюмые отвесные кручи.
Наконец, почти падая с ног, они притулились у огромного валуна неподалеку от обрыва. Сели рядышком, как можно теснее, чтобы как-нибудь угреться среди холодных камней, и сон начал их одолевать — бороться с ним не было сил. Высоко сиял ясный месяц, в его беловатом свете поблескивали голые глыбы. Утесистый обрыв заливал серый полумрак, изборожденный черными тенями.
— Ну ладно! — сказал Фродо, поднимаясь и зябко запахивая плащ. — Поспи-ка ты, Сэм, немного, укройся моим одеялом. А я постою — вернее, поброжу — на часах. — Вдруг он замер и, нагнувшись, крепко взял Сэма за плечо. — Что это такое? — прошептал он. — Взгляни на утес!
Сэм взглянул и присвистнул.
— Здрасьте! — сказал он. — Не успели соскучиться, чтоб его! Это же Горлум! А я-то думал, мы провели его за нос, спустившись с нашего пригорочка! Нет, вы только посмотрите! Сущий паук!
По бледно озаренному — с виду гладкому и скользкому — отвесу ползло, раскинув конечности, маленькое черное существо. Наверно, все двадцать его чутких, липучих пальцев цеплялись за любые щели и выступы, но казалось, оно по-насекомьи перебирает клейкими ножками. Спускалось оно головой вниз, точно вынюхивало путь. Время от времени голова вертелась на длинной тонкой шее, и мерцали два бледных огонька — два глаза, смаргивавших в лунном свете и тут же закрывавшихся.
— Вы думаете, он нас видит? — спросил Сэм.
— Не знаю, — тихо отвечал Фродо, — но думаю, что нет. Эльфийские плащи неплохо скрывают даже от взгляда друзей: я, например, не вижу тебя в тени за несколько шагов. А он, помнится, враждует и с солнцем, и с луной.
— А чего ж он тогда прямо сюда ползет? — спросил опять Сэм.
— Тише ты, Сэм! — сказал Фродо. — Может быть, он нас унюхал. И слышит он, кажется, не хуже эльфов. По-моему, он что-то услышал: наверно, наши голоса. Мы там орали как оглашенные, да и здесь с минуту назад галдели почем зря.
— Ну, мне он малость надоел, — сказал Сэм. — Терпел я, терпел, а теперь хочу перекинуться с ним парой ласковых слов. Удрать-то от него, похоже, все равно не выйдет.
И, надвинув серый капюшон, Сэм бесшумно пополз к утесу.
— Осторожней! — прошептал Фродо, следуя за ним. — Не вспугни его! Он даром что с виду ледащий, а с ним шутки плохи!
Черная ползучая тварь уже спустилась на три четверти, до подножия утеса оставалось меньше пятидесяти футов. Недвижно притаившись в тени своего валуна, хоббиты глядели во все глаза. То ли ползти ему стало трудно, то ли он почему-то встревожился. Донеслось его сопение, потом он злобно зашипел, точно выругался, поднял голову и вроде бы сплюнул, наконец двинулся дальше. И послышался его скрипучий, сиплый голос.
— Ахх, с-с-с! Оссторожно, моя прелессть! Поспешишшь — шею ссломаешь, а мы же не сстанем ломать шею, да, прелессть? Не сстанем, прелессть, — горлум! — Он снова поднял голову, смигнул и быстро закрыл глаза. — Нам она ненависстна, — прошипел он. — Мерзкий, мерзкий, труссливый свет — с-с-с, — она подсматривает за нами, моя прелессть, она суется нам в глаза.
Он спустился еще ниже, и сиплое бормотание стало слышно совсем отчетливо.
— Где же оно, где его спрятали — Прелесть мою, мою Прелесть? Это наша Прелесть, наша, мы по ней скучаем. Воры, воры, гнусные воришки. Где они спрятались с моей Прелестью? Презренные! Ненавистные!
— Да, вроде ему невдомек, что мы здесь, — прошептал Сэм. — А что еще за прелесть? Это он про…
— Ш-ш-ш! — выдохнул Фродо. — Он уж совсем близко, ему теперь и шепот слышен.
И верно, Горлум опять вдруг замер, и его большая голова на жилистой шее моталась туда-сюда — видно, прислушивался. Замерцали его бледные глаза. Сэм затих, только пальцы у него дрожали. С гневом и омерзением он рассматривал жалкую тварь, а Горлум сполз еще ниже, шипя и пришептывая.
Он повис у них над головой, футах в двенадцати от земли, на срезе скалы. Надо было падать либо прыгать — даже Горлум не находил, за что уцепиться. Видимо, он хотел повернуться ногами книзу, но сорвался, испустив пронзительный визг и поджавшись, как падающий паук.
Сэм в два прыжка подскочил к утесу и кинулся на лежачего Горлума, но тот, ушибленный и захваченный врасплох, ничуть не растерялся. Сэм глазом не успел моргнуть, как его неодолимо оплели длинные гибкие руки и ноги, липкие пальцы подобрались к горлу, а острые зубы вонзились в плечо. Он только и сумел крепко ударить головой в физиономию Горлума. Горлум зашипел и сплюнул, но хватки не ослабил.
Худо пришлось бы Сэму, будь он один. Но Фродо был тут как тут с обнаженным мечом в руке. Он схватил Горлума за редкие сальные космы, запрокинул ему голову, и налитые злобой бледные глаза поневоле обратились к небу.
— Отпусти его, Горлум! — велел Фродо. — Это меч Терн, ты его уже видел, он очень острый. На этот раз смотри не уколись. Отпусти, а то глотку перережу.
Горлум обмяк и отвалился дряблой кучей. Сэм встал, держась за укушенное плечо и сердито глядя на беспомощного врага, с жалким хныканьем елозящего у ног, — таких не трогают.
— Не надо нас обижать! Не позволяй им нас обижать, прелесть! Они ведь нас не обидят, миленькие добренькие хоббитцы? Мы ничего, мы сами по себе, а они шасть на нас, как гадкая кошка на бедненькую мышку, правда, прелесть? Мы такие сиротки, горлум. Если с нами по-хорошему, мы будем очень, очень послушненькие, да, прелесть? Да-ссс.
— Ну и что с ним теперь делать? — спросил Сэм. — По-моему, давайте свяжем по рукам и ногам, чтоб неповадно ему было за нами таскаться.
— Это смерть для нас, ссмерть, — захныкал Горлум. — Жестокие хоббитцы! Они нас свяжут и оставят умирать с голоду на холодных, жестких камнях, горлум, горлум!
В горле у него клокотали рыдания.
— Нет, — сказал Фродо. — Убивать, так сразу. Но убивать его сейчас стыдно и недостойно. Бедняга! Да он и вреда-то нам никакого не причинил.
— Это точно, — буркнул Сэм, потирая плечо. — Не успел, только собирался. Погодите, причинит. Во сне нас задушит, вот что у него на уме.
— Похоже на то, — сказал Фродо. — Но за умысел не казнят.
Он задумался, что-то припоминая. Горлум лежал смирно и даже хныкать перестал. Сэм, насупившись, не спускал с него глаз.
А Фродо послышались далекие, но отчетливые голоса из прошлого:
Какая все-таки жалость, что Бильбо не заколол этого мерзавца, когда был такой удобный случай!
Жалость, говоришь? Да ведь именно жалость удержала его руку. Жалость и милосердие: без крайней нужды убивать нельзя.
Горлума жалеть глупо. Он заслужил смерть.
Заслужить-то заслужил, спору нет. И он, и многие другие, имя им — легион. А посчитай-ка таких, кому надо бы жить, но они мертвы. Их ты можешь воскресить — чтобы уж всем было по заслугам? А нет — так не торопись никого осуждать на смерть. Ибо даже мудрейшим не дано провидеть все.
— Да, ты прав, — сказал он вслух и опустил меч. — Я боюсь оставлять его в живых и все же убивать не стану. Ты и тут прав: нельзя увидеть его и не пожалеть.
Сэм воззрился на хозяина, который разговаривал то ли сам с собой, то ли невесть с кем. Горлум приподнял голову.
— Да, мы бедняжки, бедняжки мы, прелесть, — проскулил он. — Плохо нам жить, плохо! Хоббитцы не убьют нас, добренькие хоббитцы.
— Нет, не убьем, — сказал Фродо. — Но и не отпустим. В тебе уйма злобы и коварства, Горлум. Придется тебе идти с нами: за тобой нужен глаз да глаз. И будем ждать от тебя помощи, коли уж мы тебя пощадили.
— Да, да, да-ссс, мы согласны, — заторопился Горлум и сел. — Добренькие хоббитцы! Мы пойдем с ними и будем искать для них в темноте совсем незаметные тропочки, искать и находить, да, прелесть? А куда идут хоббитцы по жесткой и холодной каменной стране, нам интересненько, нам очень интересненько!
Он поднял на хоббитов глаза — хитрые, жадные, бледно мерцавшие из-под белесых ресниц.
Сэм гневно посмотрел на него и, сдерживаясь, сжал зубы: он чуял, что мешать не надо, у хозяина свой замысел. И все же ответ Фродо его совершенно поразил.
Фродо взглянул Горлуму прямо в лицо, тот сморгнул и потупился.
— Ты знаешь, куда мы идем, Смеагорл, — сказал он тихо и сурово. — А не знаешь, так догадываешься. Идем мы, разумеется, в Мордор, и путь туда тебе знаком.
— Ахх! Ш-ш-ш-ш! — прошипел Горлум, затыкая уши ладонями, точно слова, сказанные впрямую, язвили его слух. — Догадываемся, да, мы догадываемся и просим их туда не ходить, правда, прелесть? Зачем туда добреньким хоббитцам? Там пепел, зола и пыль, в горле першит, а водицы нет, там всюду нарыты ямы и везде шляются орки, тысячи тысяч орков. В такие места не надо ходить добреньким, умненьким хоббитцам — нет-ссс, не надо.
— Так ты побывал там? — настаивал Фродо. — И тебя снова туда тянет, против воли?
— Снова, да, сснова. Нет! — взвизгнул Горлум. — Это случилось нечаянно, правда, прелесть? Да, совсем нечаянно. Снова мы не хотим, нет, нет! — И вдруг его голос и речь неузнаваемо изменились; он захлебывался рыданиями и обращался вовсе не к хоббитам. — Оставь, отпуссти меня, горлум! Мне больно. Бедные мои лапки, горлум! Я, мы, нет, я не хочу к тебе возвращаться. Не могу я его найти. Я устал. Я, мы не можем найти его, горлум, горлум, его нигде нет. А они подстерегают, не спят: гномы, люди, эльфы, ужасные эльфы с горящими глазами. Не могу я его найти. Аххх! — Он вскочил на ноги и погрозил костистым кулаком, узлом бескровной плоти, в сторону востока. — Не станем его искать! — крикнул он. — Для тебя — не станем. — Он съежился и припал к земле. — Горлум, горлум! — скулил он, не поднимая лица. — Не смотри на нас. Уходи! Иди спать!
— По твоему слову, Смеагорл, он не уйдет и не уснет, — сказал Фродо. — Но если ты и вправду хочешь от него избавиться, то помоги мне. А для этого придется тебе проводить меня в его страну. Только до ворот, внутрь ты со мной не пойдешь.
Горлум снова сел и поглядел на него из-под полуопущенных век.
— И так известно, где он, — заскрежетал его голос. — Он всегда там, на одном месте. Орки вас доведут — здесь, на восточном берегу, они толпами бродят. Не просите Смеагорла. Бедный, бедный Смеагорл, нет его, он сгинул. У него отобрали его Прелесть, и он пропал.
— Может быть, он найдется, поищем вместе, — сказал Фродо.
— Нет-нет, никогда не найдется! Прелесть его пропала.
— Встань! — велел Фродо.
Горлум встал и прижался спиной к утесу.
— Решай! — сказал Фродо. — Когда тебе легче искать тропу — днем или ночью? Мы очень устали, но если ты скажешь — ночью, мы сейчас пойдем.
— Мерзкий яркий свет жжет нам глаза, — хныкал Горлум. — А сейчас Белая Морда в небе, сейчас еще рано. Скоро, скоро она скроется за горами, сскоро. Сперва отдохните немножечко, добренькие хоббитцы!
— Тогда садись! — сказал Фродо. — И не вздумай удирать!
Хоббиты уселись с двух сторон рядом с ним, прислонившись к скале и вытянув ноги. Сговариваться им нужды не было: оба понимали, что задремать нельзя ни на миг. Луна медленно зашла, и серые скалы почернели. На небо высыпали яркие звезды. Ни один не шевелился. Горлум сидел, упершись подбородком в колени, распластав по земле вялые ладони и ступни, глаза его были закрыты, но он весь подобрался: видно, выжидал, ушки на макушке.
Фродо и Сэм переглянулись, понемногу расслабились, закинули головы и сомкнули веки, как бы засылая. Вскоре послышалось их ровное дыхание. Пальцы Горлума затрепетали. Он едва заметно повел головой: приоткрылась одна, потом другая бледная щелка. Хоббиты явно спали.
Внезапно Горлум сорвался с места прыжком, как лягушка или кузнечик, и задал стрекача в темноту. Но Фродо и Сэм только этого и ждали. Сэм вмиг нагнал и сгреб его, а Фродо ухватил за ногу и повалил.
— Вот и опять твоя веревка пригодится, Сэм, — сказал он.
Сэм вытащил веревку.
— А куда же это вы намылились по холодным жестким камням, моя прелесть, сударь мой Горлум? — грозно спросил он. — Нам интересненько, нам очень интересненько! Голову даю на отсечение, что к своим дружкам-оркам! Ах ты, пакостная, лживая тварь! Тебе бы эту веревку на шею да петельку потуже затянуть.
Горлум лежал как колода, точно и не он улепетывал. Сэму он ничего не ответил, только смерил его ненавистным взглядом.
— Нам его просто нужно держать на привязи, — сказал Фродо. — Ноги ему не связывай — идти не сможет, руки тоже не надо, он через раз ходит на четвереньках. Привяжи его за щиколотку и сам обвяжись.
Он стоял и смотрел, как Сэм завязывает узел, но тут Горлум изрядно удивил их обоих. Он вдруг разразился диким, пронзительным, несмолкаемым визгом — при этом катался по земле, извивался и тянулся к лодыжке зубами — перекусить веревку.
Фродо наконец понял, что он не притворяется — петля, что ли, слишком тугая? Он проверил: не слишком, и даже вовсе не слишком. Сэм был грознее на словах, чем на деле.
— Да в чем дело-то?! — прикрикнул он. — Раз ты норовишь сбежать, иди на привязи, а больно тебе никто не сделал.
— Нет, нам болестно, болестно! — сипел сквозь зубы Горлум. — Она кусает, она морозит! Гадкие, жестокие хоббитцы! Мы потому и хотели спастись, правда же, моя прелесть? Мы догадались, что хоббитцы станут нас мучить. Они якшались с эльфами, злыми огнеглазыми эльфами. Снимите ее, снимите! Нам болестно!
— Нет, не сниму, — покачал головой Фродо. — Разве что, — он помедлил, — разве что ты дашь честное слово, а я ему поверю.
— Мы поклянемся слушаться, да, да, да-ссс, — стенал Горлум, корчась и хватаясь за лодыжку. — Болестно нам!
— Поклянешься? — спросил Фродо.
— Смеагорл поклянется, — вдруг сказал Горлум ясным голосом, уставив на Фродо странно заблестевшие глаза. — Смеагорл поклянется на Прелести.
Фродо резко выпрямился, и Сэма снова поразили его слова и суровый голос.
— На Прелести? Да ты что! — сказал он. — Опомнись!
Одно Кольцо покорит их
И в черную цепь скует их.
Ты понимаешь, что тебе грозит, Смеагорл? Что ж, такую клятву ты поневоле сдержишь. Но клятва тебя предаст. Берегись!
Горлум съежился, прижав уши.
— На Прелести, на Прелести! — твердил он.
— И в чем же ты поклянешься? — спросил Фродо.
— Он поклянется быть послушненьким, — сказал Горлум. Он подполз к ногам Фродо и, елозя на животе, сипло зашептал, содрогаясь, точно все кости тряслись у него со страха: — Смеагорл поклянется, что никогда, никогда не отдаст ее Тому. Никогда! Смеагорл ее упасет и схоронит. Только дайте ему поклясться на Прелести.
— Нет! Этого нельзя, — сказал Фродо, строго и жалостливо глядя на него. — Ты жаждешь всего лишь увидеть и потрогать его, хотя сам знаешь, что это безумие. На нем — нельзя. Хочешь, поклянись им, ибо ты знаешь, где оно. Оно перед тобой.
Сэму на миг показалось, что хозяин его вырос, а Горлум совсем усох: величавая тень, могучий властитель, скрывающий тайные знаки избранности под серым облачением, и у ног его — скулящая собачонка. Однако же эти двое заведомо были в родстве: они читали в сердце друг у друга. Горлум стоял на коленях, обнимая ноги Фродо, по-собачьи ластясь к нему.
— Прочь! Прочь! — сказал Фродо. — Ну, приноси свое обещанье!
— Мы обещаем, да, я обещаю! — проговорил Горлум. — Обещаю верно служить хозяину Прелести. Добрый хозяин, послушный Смеагорл, горлум, горлум]
Он вдруг заплакал и опять потянулся зубами к лодыжке.
— Отвяжи его, Сэм! — приказал Фродо.
Сэм неохотно повиновался. Горлум тут же вскочил и запрыгал вокруг, как нашкодивший пес, которого хозяин простил и приласкал. С этой минуты повадка его хоть ненадолго, а изменилась. Шипеть и хныкать он стал реже и обращался к спутникам, а не к себе и своей прелести. Он поджимался и вздрагивал от их внезапных движений, боялся подходить близко и с ужасом сторонился их эльфийских плащей, но был приветлив и жалко угодлив. Он кряхтел от смеха в ответ на любую шутку, прыгал и ликовал, когда Фродо был с ним ласков, и заливался слезами, если Фродо его корил. Сэм с ним почти не разговаривал и ни в чем ему не доверял: новый Горлум, Горлум-Смеагорл, был ему, пожалуй, чуть ли не противнее прежнего.
— Ладно, Горлум, или как бишь тебя теперь, — сказал он. — Пошли! Луна скрылась, ночь на исходе. Пора в дорогу.
— Пошли, пошли, — двигаясь вприскочку, соглашался Горлум. — Пойдемте скорее! Есть только один путь от каменной страны через болота, ни к северу, ни к югу другого пути нет. Я его нашел, давно уже. Орки там не ходят, орки его не знают. Орки боятся болот, они их обходят за много-много миль. Хорошо вышло, что вы здесь оказались. И хорошо, что нашли Смеагорла, да. Смеагорл вас выведет!
Он побежал вперед и оглянулся, словно пес, зовущий хозяев на прогулку.
— Ты полегче, Горлум! — крикнул ему Сэм. — Не больно-то убегай, я ведь далеко не отстану, а веревка — вот, наготове.
— Нет-нет, он не убежит! — сказал Горлум. — Смеагорл дал обещание.
И они пустились в путь под звездным пологом ночи. Горлум повел их назад на север, но вскоре они свернули, оставив за спиной обрывы Привражья, и спустились по каменным грудам к окраине необъятных болот. Быстро и бесшумно исчезли они в темноте. В огромной топкой пустыне перед Воротами Мордора царила сумрачная тишь.
Глава II. ТРОПА ЧЕРЕЗ ТОПИ
Горлум двигался одинаково быстро на своих двоих и на четвереньках, вытянув шею вперед и выставив голову. Фродо и Сэм едва поспевали за ним, но он, видно, раздумал улизнуть и, когда они далеко отставали, оборачивался и поджидал их. Они пришли к давешней расселине, но уже вдалеке от горных подножий.
— Ага, вот она где! — крикнул Горлум. — Там понизу тропочка, мы по ней пойдем-пойдем и выйдем во-он туда. — Он махнул рукой на юго-восток, в сторону болот, гнилое и тяжкое зловоние которых превозмогало ночную свежесть.
Горлум порыскал на краю расселины и подозвал их:
— Сюда! Здесь легко можно спуститься. Смеагорл ходил здесь однажды, я здесь ходил, прятался от орков.
Хоббиты спустились во мглу следом за ним — оказалось, и вправду легко. Футов двенадцать шириной, не больше пятнадцати в глубину, впадина служила руслом одной из бесчисленных речушек, стекавших с Привражья, пополняя застойные хляби. Горлум свернул направо, более или менее к югу, и зашлепал по ровному каменному дну. Вода ему была явно очень приятна, он радостно хихикал и даже поквакивал себе под нос нечто вроде песенки:
- Ноги грызет холод,
- Гложет кишки голод,
- Камни больно кусаются —
- Голые, словно кости,
- Грызть их нету корысти —
- Зубы об них обломаются.
- А мокрая мягкая речка
- Радует нам сердечко,
- К усталым ногам ласкается.
- И мы говорим с улыбкой…
— Ха-ха! Кому же это мы улыбаемся? — прогнусавил он, покосившись на хоббитов. — А вот сейчас скажем, кому. Он тогда сам догадался, треклятый Торбинс.
Глаза его гадко сверкнули в темноте, и Сэму это сверкание очень не понравилось.
- Живет она — не дышит,
- Безухая — а слышит.
- Как мертвая, холодна
- В кольчуге своей она.
- Все пьет и никак не напьется,
- На земле — скачет и бьется.
- Ей водомет — дыра,
- А островок — гора.
- Блестит она и мелькает,
- Гладенькая такая!
- И мы ее кличем с улыбкой:
- Плыви к нам, вкусная рыбка —
- Жирненькая!
Песенка снова навела Сэма на мысль, которая осаждала его с тех самых пор, как он понял, что хозяин решил взять Горлума в провожатые, — мысль о еде. Хозяин-то, наверно, об этом и вовсе не подумал, зато Горлум подумал наверняка. И вообще — как, интересно, Горлум кормился в своих одиноких скитаниях? "Плоховато кормился, — подумал Сэм. — Сразу видно, изголодался. Ох, не побрезгует он, коли уж рыбка не ловится, хоббитским мясцом. Заснем — и ау! — как пить дать слопает обоих. Ну смотри, Сэм Скромби, на тебя вся надежда".
Они долго брели по дну темной извилистой расселины, усталым хоббитам казалось, что и конца этому не будет. Ущельице свернуло к востоку, расширилось, постепенно стало совсем неглубоким. Серая дымка предвещала рассвет. По-прежнему проворный Горлум вдруг остановился и посмотрел на небо.
— День недалеко, — прошептал он, будто день, того и гляди, услышит его и накинется. — Смеагорл спрячется здесь, я спрячусь, и Желтая Морда меня не заметит.
— Мы бы и рады увидеть солнце, — сказал Фродо, — да сил нет выбираться наверх: ноги подкашиваются.
— Не надо радоваться Желтой Морде, — сказал Горлум. — Она нарочно выдаст врагам. Добренькие умненькие хоббитцы спрячутся со Смеагорлом, а то кругом шныряют орки и злые люди — они далеко видят. Прячьтесь, хоббитцы, здесь со Смеагорлом!
На отдых пристроились у крутого каменного ската расселины, из которой теперь высокий человек запросто мог бы выглянуть. Ручей бежал поодаль, под ногами была сухая гладь. Фродо и Сэм уселись на большом плоском камне, прислонившись к скату. Горлум плескался и копошился в ручье.
— Надо немного подкрепиться, — сказал Фродо. — Смеагорл, ты голодный? У нас у самих немного, но мы поделимся.
При слове "голодный" глаза Горлума зажглись зеленоватым светом и вытаращились так, что за ними стало не видно лица — исхудалого и землистого. Он заговорил по-старому, по-горлумски:
— Мы совсем, совсем изголодались, прелесть. А какая у них есть еда? Сочненькая рыбка?
Из-за острых желтых зубов высунулся длинный язык и жадно облизнул бескровные губы.
— Нет, рыбы у нас нет, — сказал Фродо. — Вот только это, — он показал путлиб, — и вода, если здешнюю воду можно пить.
— Да, да, да-ссс, водица чисстенькая, — сказал Горлум. — Пейте, пейте ее досыта, пока она ессть. А что это такое хрустит у них на зубах, моя прелесть? Это вкусненькое?
Фродо отломила протянул ему кусок лепешки в листовой обертке. Горлум понюхал лист, и лицо его исказилось отвращением и застарелой злобой.
— Смеагорл чует, чем пахнет! — процедил он. — Это листья из страны эльфов, кха! Ф-ф-ф, как они воняют! Он лазил по тем деревьям, и вонь пристала к его рукам, к моим милым лапкам. — Он бросил лист, отгрыз кусочек путлиба, тут же выплюнул его и закашлялся. — Аххх! Нет, — отплевывался он. — Бедненький Смеагорл из-за вас подавился. Пыль и зола, это есть нельзя. Ему придется голодать. Но Смеагорл потерпит. Добренькие хоббитцы! Смеагорл дал обещание. Он будет голодать. Хоббитская пища ему в рот не лезет, и он будет умирать с голоду. Бедненький худенький Смеагорл!
— Жаль, — сказал Фродо, — но уж тут я тебе ничем не смогу помочь. Эта пища, я думаю, пошла бы тебе на пользу, если б ты себя пересилил. Однако пока что, наверно, даже и пытаться не стоит.
Хоббиты молча хрустели путлибами. Сэм заметил, что они вроде бы стали гораздо вкуснее: Горлум напомнил, какая это чудесная еда, но он же и портил ему аппетит, провожая глазами каждый кусок, точно пес у обеденного стола. Лишь когда они сжевали по лепешке и разлеглись отдыхать, он, видимо, убедился, что никаких лакомств от него не прячут, отошел на несколько шагов, сел и похныкал от жалости к себе.
— Хозяин! — довольно громко прошептал Сэм: ему было плевать, слышит Горлум или нет. — Как ни крути, а поспать нам надо, только обоим зараз спать не дело — вон он, гад, каким голодным глазом на нас косится. Мало ли что он "дал обещание"! Горлум он или Смеагорлум — один леший: горбатого могила исправит, а он пока живой. Вы давайте-ка спите, сударь, а я вас разбужу, когда мне уж совсем невмоготу; станет. Будем спать по очереди, а то не ровен час…
— Что верно, то верно, Сэм, — сказал Фродо, не таясь. — Он заведомо изменился, но, как и насколько, пока неизвестно. Однако, по-моему, нынче нам опасаться нечего. Ну, стереги, если хочешь. Часика два дай мне поспать, а там и буди.
Фродо так устал, что уронил голову на грудь и заснул, едва договорив. А Горлум, видать, свои штучки оставил. Он свернулся калачиком и тоже уснул как ни в чем не бывало и хотя подозрительно присвистывал сквозь сжатые зубы, однако не шевелился, ровно убитый. Сэм послушал-послушал, как его спутники спят наперегонки, и чуть сам не заснул, но вместо этого встал, подошел к Горлуму и легонько его потыкал. Ладони Горлума раскрылись, пальцы задергались — и больше ничего. Сэм наклонился и сказал ему прямо в ухо: "Вкусненькая рыбка", — но Горлум даже ухом не повел и присвистывал по-прежнему.
Сэм почесал в затылке.
— Может, и правда спит, — пробормотал он. — Будь я вроде Горлума, одним Горлумом меньше бы стало.
Он со вздохом отогнал заманчивые мысли о том, и меч вот он, и за веревкой недалеко ходить, по; шел и сел рядом с хозяином.
Открыв глаза, он увидел тусклые небеса, гораздо темнее, чем когда он заснул. Сэм вскочил на ноги и понял, что раз он такой бодрый и голодный, значит, проспал весь день, а уж часов-то девять отхватил наверняка. Фродо спал без задних ног, только на бок повернулся. А Горлума было не видать. Сэму припомнились многие нелестные клички, какими, исполняя отцовский долг, награждал его Жихарь, никогда не лазивший за словом в карман; потом он сообразил, что хозяин-то был прав — стеречься не от кого. Как-никак оба целы, невредимы и ничуть не удавлены.
— Вот бродяга! — сказал он с некоторым раскаянием за свою подозрительность. — А где же он болтается, хотел бы я знать?
— Недалеко, недалеко! — сказал голос сверху, и Сэм увидел на фоне вечернего неба огромную голову и оттопыренные уши Горлума.
— Э-гей, ты чего там делаешь? — спросил Сэм, мигом став подозрительней прежнего.
— Смеагорл голодный, — сказал Горлум. — Он скоро вернется.
— А ну, воротись! — заорал на него Сэм. — Назад, кому говорю!
Но Горлума и след простыл. Разбуженный криками, Фродо сидел и протирал глаза.
— Здрасьте! — сказал он. — Что случилось? Сколько времени?
— Еще не знаю, — сказал Сэм. — Солнце, кажись, закатилось. А он удрал. Говорит — голодный.
— Ладно тебе! — сказал Фродо. — Тут уж ничего не поделаешь. Вернется, не бойся. И обещание заржаветь не успело, да и от своей Прелести он никуда не денется.
Фродо во всем разобрался, когда узнал, что они полсуток мирно проспали рядом с Горлумом, очень голодным и совершенно не связанным.
— Не поминай Жихаря попусту, — сказал он. — Ты был еле живой, и все обернулось не худо: оба мы отдохнули. А впереди трудная дорога, труднее еще не было.
— С едой плоховато, — сказал Сэм. — Сколько нам примерно за все про все времени понадобится? После-то, когда управимся, что будем делать? Я ничего не говорю, эти дорожные хлебцы тебя прямо-таки на ногах держат, спасибо и низкий поклон эльфам-пекарям, хотя в желудке все же ветер свищет, извините за грубость. Но и с ними беда — чем больше их ешь, тем меньше остается. Недельки так на три их, может, и хватит, ежели затянуть пояса и держать зубы на полке. А то мы на них здорово подналегли.
— Я не знаю, сколько нам времени нужно за все про все, — сказал Фродо. — Долгонько мы в горах проторчали. Но вот что я скажу тебе, Сэммиум Скромби, дорогой мой хоббит Сэм, друг из друзей, по-моему, незачем нам и думать, что будет после, когда мы, как ты говоришь, управимся. На это нечего и надеяться, но если это нам вдруг удастся, то уж какое там после! Представляешь: Кольцо Всевластья упадет в огонь, а мы тут рядышком! Ну посуди сам, до хлеба ли нам будет. Нет, хлеб нам больше никогда не понадобится. Дотащимся как-нибудь до Роковой Горы, и дело с концом. Дотащиться бы — мне и это вряд ли по силам.
Сэм молча кивнул, взял хозяина за руку и склонился над ней: не поцеловал, только капнул слезами, отвернулся и утер нос рукавом. Потом встал, прошелся туда-сюда, якобы посвистывая, и выговорил сдавленным голосом:
— Да куда же этот лиходей подевался?
Горлум ждать себя не заставил: неслышно подобрался и, откуда ни возьмись, вырос перед ними. Руки его и лицо были перепачканы черным илом. Он что-то дожевывал и ронял слюну. Что он там жевал, они любопытствовать не стали.
"Жуков-червяков, а может, каких пиявок, — подумал Сэм. — Бррр! Ну, оглоед, ну, бродяга!"
Горлум тоже помалкивал, покуда не напился и не умылся из ручья. Потом подошел к ним, облизываясь.
— Заморил червячка, — сказал он. — Отдохнули? Пойдем дальше? Добренькие хоббитцы крепенько поспали. Теперь верите Смеагорлу? Вот и хорошо, вот и очень хорошо.
Дальше было, как раньше. Расселина становилась все более плоской и пологой, каменистое дно стало глинистым, а скаты превратились в береговые пригорочки; ручей петлял без конца. Ночь была на исходе, но облачная хмарь скрывала звезды и луну, лишь разлитый кругом сероватый отсвет возвестил утро.
В стылый предутренний час они прыгали по мшистым кочкам, а ручей забулькал на последней россыпи каменных обломков и канул в ржавое озерцо. Шелестели и перешептывались сухие камыши, хотя в воздухе не было ни дуновения.
И впереди, и по обе руки простирались в тусклом свете неоглядные топи и хляби. Тяжелые испарения стелились над темными смрадными мочажинами. Их удушливое зловоние стояло в холодном воздухе. Далеко впереди, на юге, высились утесистые стены Мордора, словно черный вал грозовых туч над туманным морем.
Хоббитам оставалось лишь целиком довериться Горлуму. Ведь им было невдогад, что у них за спиной, в двух шагах, прячется во мгле северная окраина болот. Будь им знакомы эти края, они могли бы, слегка задержавшись, вернуться немного назад, свернуть к востоку и выйти торными дорогами на голую равнину Дагорлада — поле древней битвы у Ворот Мордора. Правда, там они вряд ли пробрались бы: на твердой каменистой равнине укрываться негде, а через нее днем и ночью маршируют туда-сюда орки и прочая солдатня Саурона. Лориэнские плащи и те бы их не спасли.
— Ну и как же мы пойдем, Смеагорл? — спросил Фродо. — Нам обязательно лезть в эти вонючие болота?
— Необязательно, вовсе необязательно, — сказал Горлум. — Хоббиты могут куда быстрее добраться до Черных гор и предстать перед Тем. Чуточку назад, немножечко обойти, — его жилистая рука махнула на север и на восток, — и попадете на большую, на жесткую, холодную дорогу, а там все дороги ведут прямо к Тому, да— да. И Тот туда все время смотрит, там он и заметил Смеагорла, давным-давно. — Горлум не сразу совладал с дрожью. — Но Смеагорл тоже с тех пор осмотрелся, да-да, и глаза у него недаром, и нос, и ноги пригодились. Я знаю другие пути. Потруднее, подлиннее, зато безопаснее, если не хотите попасться Тому на глаза. Идите за Смеагорлом! Смеагорл проведет вас через болота в туманах, в густых, хороших туманах. Следуйте за Смеагорлом — и, может быть, Тот еще не скоро, совсем не так уж скоро вас сцапает.
Утро было хмурое и безветренное, болотные испарения лежали недвижными пластами, небо плотно застилали низкие тучи. Горлум радовался, что солнца нет как нет, и торопил их. Едва передохнув, они пустились в путь — и с первых шагов утонули в туманной глуши: позади скрылось из виду Привражье, впереди — хребты Мордора. Они шли гуськом — Горлум, Сэм, Фродо.
Фродо был самый усталый, и, как ни медленно они шли, он все время отставал. Сплошная топь оказалась вблизи ячеистой: окна, заводи, озерца, раскисшие русла речонок. Наметанным глазом можно было прикинуть, а привычной ногой нащупать неверную, петлястую тропу. Уж на что сноровист по этой части был Горлум, но и ему понадобилась вся его сноровка. Голова его на длинной шее вертелась туда-сюда, он принюхивался и бормотал себе под нос. Иногда он поднимал руку: погодите, мол, дальше не суйтесь, — а сам продвигался на четвереньках, осторожно пробуя зыбун руками и ногами, а то и приникая ухом к земле.
Это было нудно и утомительно. Зима с ее мертвенным, цепким холодом еще не отступилась от здешнего захолустья. Никакой зелени и в помине не было, разве что синеватая, пенистая ряска на маслянисто-черных заводях. Сухие травы и сгнившие на корню камыши казались в тумане убогими призраками невозвратного лета.
Посветлело, туман поднялся и поредел. Высоко над гнилостными испарениями, в ясной небесной лазури сияло золотистое солнце, однако свет его едва-едва пробивался сквозь густую волнистую пелену — над головой появилось блеклое пятно. Теплее не стало, мертвенный болотный мир ничуть не ожил, но Горлум все равно ежился, вздрагивал, глухо ворчал и наконец заявил, что идти нельзя. Точно загнанные зверьки, скорчились они на краю буроватых плавней. Стояла глубокая тишина, лишь шелестели жухлые стебли да трепетали невесть отчего сломанные былинки.