Юмористическая история династии Романовых Солодихин Владимир

Глава 1. Выборы 1612.

Династия Романовых пришла к власти в России в результате победы на выборах, которые состоялись в 1612 году.

Это были уже четвертые выборы русских царей, начиная с 1598 года.

На выборах царя в 1598 году убедительные победу одержал Борис Годунов (он был единственным безальтернативным кандидатом). Народ тогда так и ломился на избирательный участок в Земском соборе, надеясь, что после голосования его жизнь изменится к лучшему. Радостные улыбки, шутки-прибаутки, обязательные сто грамм после голосования и песни под гармошку сопровождали эти выборы.

В 1606 году боярина Шуйского и в 1610 году польского королевича Владислава избирали уже без песен и фанфар, зато при вопиющих нарушениях избирательного законодательства.

К 1612 году народ полностью разочаровался в выборах, не ожидая от них ничего хорошего.

К тому времени русские люди уже испытали на себе все прелести какие только могли им дать «выбранные» цари: голод, братоубийственную гражданскую войну, полное бесправие перед лицом многочисленных армий и банд, которые рыскали по стране, в поисках наживы.

На предпоследних выборах в 1610 лучшие люди страны, московские бояре, продавили на трон польского королевича Владислава и пустили в Москву польские войска, тем самым блестяще доказав, что олигархи во все времена являлись пятой колонной.

Вслед за Москвой Владиславу присягнул цвет высшей бюрократии, большинство провинциальных князей, митрополитов и множество других церковных и светский начальников.

Быть бы Владиславу новым русским царем, но ему помешал его собственный отец – польский король Сигизмунд.

– Это что получается? Мой сын будет править царством, которое больше Польши и Литвы вместе взятых?!Вы об этом подумали? – орал он на делегацию московский олигархов, которые прибыли для приглашения Владислава на трон в только что захваченный поляками Смоленск.

– Очень нам твой Владислав нравится! Такой мальчик, такой умница! Пусть он нами правит! А мы уж не подкачаем! Все как один жизнь за него отдадим! -

со слезами на глазах умолял глава делегации патриарх Филарет.

– А как же я!? –Сигизмунд в ярости затопал ногами по еще дымящимся развалинам Смоленска: – Про меня вы что забыли?!!!

– Тебя, батюшка, мы тоже очень любим! – испуганный таким приемом бормотал Филарет. –Только мы с Владиславом уже монеты отчеканили! Жалко монет…

– А меня вам не жалко?!

– Прости нас, батюшка! Бес попутал! Мы тебя на трон хотим! – упал перед ним на колени Филарет.

– Вот и хорошо. Нехорошо только, что я – католик, а вы – православные…Неделикатно!

– Может, перекрестишься, батюшка? – опустив глаза в землю, предложил патриарх Филарет.

– Ты с кем говоришь?! Это вы перекреститесь! – снова затопал ногами Сигизмунд.

– Мы?! – вздрогнул патриарх. – Нет, я лично готов. Я уже давно хотел и даже с огромным удовольствием. Но вот все ли поймут? Народ у нас темный.

– Ничего! Я их в тюрьме просвещу! – успокоил Сигизмунд. – Так что иди – перекрещивай Россию. Хотя лучше я сам перекрещу, а то ты какой-то мутный. Посиди пока в темнице.

Отправив патриарха под арестом в Польшу, Сигизмунд продолжил чудить со страшной силой. Вместо того, чтобы ехать в Москву, где его ждали с распростертыми объятьями, он зачем-то вернулся в Варшаву.

Бояре снова прислали делегацию, чтоб умолить его занять московский престол.

– Я сам не знаю, чего я хочу! – с идиотским смехом признался Сигизмунд. – Если на небе солнце – хочу туч, а если тучи – солнца. В Польше хотел быть русским царем, а на Руси – не хочу!

– Любим мы тебя! – плакали посланники.

– А я вас – нет! – отрезал он.

– Хоть сына пришли! – умоляли его.

– Не пришлю. Он у меня живопись любит, науками увлекается. А вы его чему научите? Как бабки пилить?

– Что же нам делать? – недоумевали олигархи.

– Идите вон и ждите, пока у меня настроение изменится! – посоветовал им несостоявшийся царь.

Надо сказать, что Сигизмунд отличился чудачествами не только у нас.

В Швеции, где он тоже одно время был королем, Сигизмунд сначала объявил о смене религии (с протестантизма на католичество), а потом сбежал, оставив после себя править дядю по имени Карл. Дядя Карл напрасно ждал указаний от племянника, как ему сделать шведом католиками, когда никто из них об этом и слышать не хотел. В конце концов, не дождавшись ответа, дядя Карл не стал настаивать на перемене веры. Тогда Сигизмунд жутко обиделся, объявил войну Швеции и долго воевал с собственным королевством.

Нарвавшись на такого чудака, российские олигархи пришли в замешательство (как говорится: нашла коса на камень).

– Что же нам делать? – удивлялся на заседании боярской думы ее глава князь Мстиславский. – Так все хорошо начиналось: избрали Владислава, пригласили в Москву доблестную польскую армию. Все вроде было на мази и вот на тебе: не едет к нам Сигизмунд и сына своего не отпускает! Есть у кого-нибудь мысли, что нам делать дальше?

– Давай я царем буду! – предложил боярин Голицын.

– Ага! Щас! Мой род не хуже твоего будет, и то не лезу! – недовольно пробурчал Мстиславский.

– Деловой такой! – поддержал его Воротынский.

– Надо же, чтоб кто-то взвалил на себя этот груз! – настаивал Голицын.

– Дуля тебе под нос, а не царство российское! – показал ему кукиш Мстиславский. – Знаю я тебя. Не один год вместе заседаем. И уж извини, дорогой Вася Голицын, ничего хорошего от такого царя, как ты, ждать не приходится!

Пока бояре-олигархи увязали в бесконечных спорах о новом царе, тогда же (1612 год) в Нижнем Новгороде проходил съезд промышленников и предпринимателей.

С резкой критикой ситуации в стране на нем выступил купец Кузьма Минин, который в частности сказал:

– Экономика в глубоком кризисе. Государственный сектор не работает. А чему удивляться, что он не работает, если нет самого государя?! Частный инвестор к нам не идет, поскольку нет власти. Реальное производство остановилось. Зато махровым цветов расцветает ростовщический капитал. Жиды выдают кредиторы под грабительские проценты и потом выбивают долги через польские отряды коллекторов. Мелкий и средний бизнес убиты. Отечество в опасности!

Речь оратора неоднократно прерывалась бурными аплодисментами. В тоже время в знак протеста против «неконструктивной критике правительства» съезд в полном составе покинули поляки и жиды-банкиры. После бурных и продолжительных дискуссий, бизнесмены приняли решение оказать спонсорскую помощь отряду князя Пожарского для освобождения Москвы от поляков.

Московские бояре- олигархи пришли в ярость.

– Совсем страх потеряли! – возмущался Мстиславский. – Будут нам всякие сявки, вши и тараканы, как жить указывать! Надо их примерно наказать!

– Предлагаю объявить участников съезда в Нижнем Новгороде террористами и сепаратистами! – важно почесал бороду князь Воротынский.

– Объявить можно. Только как бы за это от царя не получить! – осторожно заметил Голицын.

– От какого из них? – не понял Мстиславский.

– Без разницы. А ну как кто-нибудь из царей все-таки приедет и скажет: чего-то это вы тут без меня распоряжаетесь?! Больно самостоятельными стали. И головы с плеч!

Бояре приуныли. В конце концов, не зная, что делать, они еще раз обратились со слезным письмом к Сигизмунду (в копии к Владиславу) приехать и править ими. Ни тот не другой так и не ответили.

В ноябре 1612 князь Пожарский вышиб польский гарнизон из Москвы и объявил о старте предвыборной гонки.

Выборы проходили в два этапа (как сейчас выбирают президента в США). Сначала города и села избирали своих депутатов в Земской собор, а затем Земской собор выбирал царя.

Однако, почти сразу дело оказалось на грани срыва, т.к. к назначенному числу депутаты в Земской собор не явились (народ их просто не выбрал).

– Сами себя выбирайте! – отмахивались люди от агитаторов. – А нам ваши выборы одни только несчастья приносят.

Глава Центральной избирательной комиссии князь Пожарский разослал циркулярное письмо по городам, в котором предупредил, что в случае повторного срыва голосования, в дело вступит армия.

Депутаты, нехотя, стали съезжаться в Москву.

С опозданием в месяц Земской собор открылся. В отличии от демократических США, где обычно на пост президента выдвигаются всего два кандидата, у нас их было много.

Во-первых, активную избирательную компанию развернул трехлетний ребенок (так называемый принц Иван). Этот малолетка был сыном Лжедмитрия второго и его польской жены Марии Мнишек. На самом деле, Мария Мнишек первоначально повенчалась с Лжедмитрием первым, который правил Россией с 1605-1606 годы (см. мою книгу «Смутное время». После его убийства (1606 год) Мнишек, пользуясь отсутствием в ее веке фотоаппаратов и камер, просто признала своим мужем совершенно другого человека, оставшегося в истории как Лжедмитрий второй. Когда люди, которые знали ее первоначального мужа, попытались ее пристыдить, Мнишек рассмеялась им лицо:

– Какие у вас доказательства? Ваше слово против моего! Но мне, жене, самим богом дано лучше знать собственных мужей, чем вам!

В конце концов, многие поверили ей и признали Лжедмитрия второго ее мужем, т.е. Лжедмитрием первым. Однако вскоре Лжедмитрию второму не повезло (его убила собственная охрана (1610)).

После его кончины к Мнишек периодически стали заявляться мужчины, требующие признать их мужьями.

– Я твой муж! – кричал под ее окнами очередной подвыпивший мужик. – Открой, Маринка! Не убили меня!

Дело стало попахивать групповым изнасилованием, однако хитрая Мнишек провела всех вокруг пальца, внезапно родив сына Ивана и объявив его наследником Лжедмитрия (она твердо придерживалась версии, что он был один). На выборах 1612 года она и ее любовник казацкий атаман Заруцкий (видимо, подлинный отец ребенка) выдвинули малыша кандидатом на престол. Избирательную компанию он вел шумно, но поскольку говорить еще не умел, только кричал и стучал кулачком по трибуне.

Действующий царь Владислав, который так и не вступил в должность и по-прежнему находился в Польше, тоже решил участвовать в выборах заочно чисто из спортивного интереса (трон он занимать не хотел).

Все московские бояре выдвинули свои кандидатуры (вдруг по ошибке изберут).

До кучи английский король Яков I был выдвинут группой избирателей, представляющих олигархов, торгующих с Англией.

Несмотря на такое обилие кандидатов, народ остался недоволен:

– Это выборы без выбора. Владислава мы уже раз избирали, а он до сих пор неизвестно где шляется. Наши бояре – проститутки, на которых клейма негде ставить. С Ванькой вообще непонятно ни чей он сын, ни чего он бормочет!

Несмотря на серьезную рекламную компанию и многочисленные случаи прямого подкупа избирателей, кандидат «против всех» несколько раз получал абсолютное большинство голосов.

Наконец, боярин Шереметев предложил компромиссную фигуру никому неизвестного шестнадцатилетнего Михаила Романова.

Его отец, патриарх Филарет, был любимцем (в хорошем смысле слова) поочередно всех царей смутного времени: Лжедмитрия первого, Василия Шуйского и Лжедмитрия второго. Он запятнал себя во всех аферах и интригах того времени (вплоть до сдачи Москвы полякам). Так что при избрании на трон его сына боярская верхушка могла не опасаться возмездия за свои делишки в смутное время (в большинстве из них деятельное участие принимал сам Филарет).

Филарет находился в хороших отношениях со всеми российскими олигархами, польскими и западноукраинскими боевиками и прочей солью земли русской. Только бесчувственный Сигизмунд не понял его души, когда тот пришел умолять его занять российский престол, и заточил беднягу в тюрьму.

Русский народ жалел «сироту» Мишу Романова, а бояре уважали его отца за гибкость позвоночника.

Что касается Михаила, то, как говорится, яблоко от яблони недалеко падает. Несмотря на юный возраст, он уже успел послужить у обоих Лжедмитриев и отметиться в числе москвичей, пустивших в Москву поляков. В день народного единства и согласия (4 ноября 1612 года) его самого вывели вместе с польским гарнизоном из Кремля и отправили под домашний арест в Кострому.

Глава Центризбиркома князь Пожарский заявил решительный протест против такой кандидатуры, однако к тому времени основная часть его отряда уже вернулась домой, а в столице распоряжались боевики из казацких отрядов с Украины, которых щедро финансировали московские олигархи. В результате самого Пожарского посадили под домашний арест и продолжили выборы без него.

Дело было на мази. Не хватало только самого кандидата в цари. Михаила попросили явиться на Собор для представления своей программы. Несколько раз к нему отправляли делегации, однако все они куда-то бесследно исчезали, а сам кандидат в цари в Москве так и не появлялся.

Об одном из его посещений членами избирательной комиссии чудом сохранился рассказ очевидца (француз, он работал поваром у будущего царя).

– А…Мои дорогие! – радостно встретил членов избиркома Михаил Романов у ворот своего дома в Костроме. – Далекий путь держали. И даже, как погляжу, не заблудились…

– Бог спас! Как из Москвы выехали, так и мчались к тебе без остановки, батюшка! – припадали к его руке изнуренные члены избиркома.

– Молодцы! Сейчас выпьете по чарке, согреемся, перекусим, чем бог послал, и пойдете смотреть мои угодья!

– Какие угодья, отец родной? Мы так к тебе неслись…Почитай весь Земской собор просит тебе передать, что ждет тебя на царствие вся русская земля! Спешить, батюшка, надо, пока ляхи, литва и свийсы нас окончательно не заели!

– Свийсы, говоришь? – задумчиво смотрел на них Михаил. – Но, без вина и закуски я вас равно не отпущу. Не по – царски это. И угодья мои вы посмотреть обязаны! Иначе вы меня, как царя, вообще не уважаете!

– Что ты, батюшка! Что ты…– испуганно крестились гости.

– А места тут красивые, кругом леса, озера да болота!

Делать нечего. Делегация садилась за стол. Под вечер они уже основательно набирались.

– Сейчас познакомлю вас с Сусаниным! – объявлял Михаил.

– Кто это? – изумленно переглядывались члены избиркома (опера «Жизнь за царя» в то время еще не была написана).

– Проводник. Или, как любят говорить поляки, экскурсовод. Весна наступает, на озерах полыньи, да и в лесу волки с медведями. А вдруг что с вами случится? Вот на этот случай у меня есть Сусанин. Он наши места как «Отче наш» назубок знает. Недавно поляков водил…

Разгоряченная вином делегация отправилась в турпоход. Больше о них никто не слышал. Видимо, Сусанин, так великолепно провел экскурсию, что эти люди, впечатленные красотой края, решили остаться в нем навсегда. Я лично в этом почти уверен, ведь слава туристической фирмы Сусанина пережила века и дожила до наших дней.

Что касается Михаила, то он так и не явился на собор и был избран царем заочно. Как выяснилось в дальнейшем, это была очень тонкая политика со стороны основателя династии. Ведь поскольку Михаил не давал никаких предвыборных обещаний, никто не мог упрекнуть ни его, ни его потомков из славного рода Романовых в обмане избирателей.

Глава 2. Михаил Романов (1612-1645). Основатель новой династии.

Первым делом, которым озаботился Михаил, после вступления на престол, было освобождение его отца из польского плена.

Один французский лакей так описывает заседание Боярской думы, проходившее в апреле 1616 года, на котором он прислуживал.

– Есть за границей сказочная птица! – стал держать речь князь Голицын.

– Тело у этой птицы огромное, как у бегемота, а вместо задницы – хобот, как у слона. Характер же и повадки имеет голубиные. Где б она не летала – всегда домой возвращается. Вот я думаю: нам бы такую птичку, чтоб она в Польшу полетела. Филаретушка в ее хоботе спрячется и улетит!

– Так зачем дело встало? – заинтересовался Михаил.

– Цена кусается! Уж больно дорога птичка!

– Казна не обеднеет! Возьми, сколько надо!

Довольный Голицын сел, потирая руки, под завистливые взгляды бояр.

– Я, когда в Италии был, слышал там о местном художнике – Леонардо да Винчи! – взял слово Воротынский. – Так он нарисовал целую летальную машину. Машина эта, как птица, только из металла…А внутри, говорят, у ней нечего и нет! Поместить бы туда Филаретушку…

– Ты ври, да не завирайся! – гневно перебил царь. – Чушь какая! А Винчи твоего поганого на костре надо сжечь, чтоб людей не смущал!

– Совершенно верно! Абсолютно с вами согласен! – пробормотал растерянный Воротынский.

– И как ты смел предложить патриарха всея Руси в адское чрево посадить?!– продолжал бушевать царь.

– Прости, батюшка царь! –побледнел Воротынский. – Совсем я мозгами поехал.

Такими прожектами по освобождению Филарета так и пестрят записи французского лакея, сама достоверность которых не вызывает сомнения. Однако, ни один прожект так и не получил воплощения в жизнь, несмотря на обильно выделяемые на это дело средства из бюджета.

Наконец, через пять лет беспрерывных заседаний, не придумав ничего лучшего, Боярская дума подготовила условия перемирия с Польшей (1618 год), которые были по меньшей мере странными (Брестский мир, заключенный Лениным, отдыхает и нервно курит в сторонке). Россия отдавала Польше весь Юг (Путивль, Новгород- Северский и т.д.) и Запад (Смоленск) страны, а взамен получала патриарха Филарета и в придачу отказ польского королевича Владислава от прав на российский престол, который ему даром был не нужен. В дальнейшем эти условия подтвердил «Вечный мир» с Речью Посполитой 1634 года (очень глупое название для мирного договора, т.к. ничего в этом мире не бывает более постоянного, чем временное и более краткосрочного, чем вечное).

В личной жизни Михаил оказался еще более несчастным, чем в деятельности на посту главы государства.

В 1616 году будучи двадцатилетним молодым царем он сильно влюбился в одну из молодых боярынь, Марию Хлопову. Пылкий Михаил предложил ей руку и сердце, и она сказала «да».

Царскую невесту уже поселили во дворце, влюбленные целовались в укромных уголках и с нетерпением ждали свадьбы, как вдруг неожиданно накануне венчания царскую невесту отравили по приказу матери царя, инокини Марфы, которой она почему-то не понравилась (ей вообще не нравились молодые, симпатичные девушки).

Бедная невеста несколько дней была на грани жизни и смерти, кое-как выкарабкалась, однако врачи признали ее бесплодной (как в дальнейшем оказалось это был ложный диагноз, также подстроенный матерью царя).

Получив медицинское заключение о бесплодности невесты инокиня Марфа подняла жуткий скандал, требуя от Михаила отказаться жениться. Поначалу Михаил отмахивался от нее, однако Марфа не успокоилась, подала жалобу в Боярскую думу и стала требовать созыва Земского собора. Испуганный Михаил пошел на попятную. Сначала он отправился за советом жениться ему или нет в Боярскую думу, где ему в самой деликатной форме рекомендовали отречься от невесты (инокиня Марфа не жалела денег на лоббирование). Затем Михаил созвал Земской собор, где подкупленные Марфой депутаты набросились на царя с яростными криками, что его женитьба погубит страну.

Сломленный царь отправил свою невесту в ссылку в Тобольск.

Силы воли в противостоянии с матерью хватило царю только на то, чтобы вообще не жениться (мать время от времени подсовывала ему разных уродок). Почти все время Михаил проводил в постели, выбираясь оттуда в основном на горшок.

Так прошло семь лет. В конце концов, истосковавшись, Михаил снова (в тайне от матери) послал медиков исследовать Марию Хлопову. Независимая медицинская экспертиза выдала заключение, что она совершенно здорова. Михаил в глубочайшей тайне (так ему по крайней мере казалось) стал готовить венчание, однако про это пронюхала инокиня Марфа и устроила такой скандал, что бедный жених слег в лихорадке и едва не отдал богу душу.

Шли годы, Михаилу исполнилось тридцать лет, а он все оставался одиноким холостяком, что по тем временам выглядело странным, а для царя вообще недопустимым (обязательно нужен был наследник престола).

Как писал в 1625 году один французский торговец, имеющий в столице кондитерский бизнес: «По Москве ходят удивительные слухи. Одни говорят, что русский царь тайно от всех женился и в первую же брачную ночь убил жену, после чего им овладел страх выходить из постели. Другие вовсе убеждают, что царь спит с мужчинами, предпочитая негров».

Чтоб развеять эти слухи инокиня Марфа женила Михаила на понравившейся ей своим не самым приятным лицом Марии Долгоруковой (1625), однако на свадьбе ее возмутило, что невеста слишком много улыбается, и она ее тоже отравила (на этот раз уже опытная Марфа дала сразу смертельную дозу).

Когда из-за лежачего образа жизни, Михаил серьезно заболел (он уже еле ходил без посторонней помощи), к нему пришел вернувшийся из польского плена отец Филарет (теперь он обладал не только духовной, но и светской властью, фактически возглавляя правительство).

Филарет прежде всего тщательно осмотрел покои царя в поисках шпионов, не поленился даже заглянуть под кровать, затем подсел к сыну (тот так и лежал, укрывшись с головой одеялом) и заговорил почему-то шепотом:

– Послушай, сыночек! Давай поговорим, как мужик с мужиком! –Филарет наклонился к самому уху Михаила. – Твоя мать и моя жена, инокиня Марфа, загубила уже не одну твою свадьбу! С другой стороны, нашему романовскому дому, да и всей Руси нужен наследник престола. В связи с этим у меня возник план!

– Какой? – выглянул из-под одеяла Михаил.

– Скажу тебе прямо как мужику, хоть ты у нас еще мальчик. Причина того, что твоя мать и моя по несчастью жена инокиня Марфа стала такой стервой кроется в ее сексуальной неудовлетворенности. Тут есть и моя вина. Во-первых, у меня не всегда стоит в силу возраста, а также потому, что твоя мать на меня постоянно орет. Во-вторых, я монах. В – третьих, она тоже монашка. – Филарет перевел дух (видно было, как нелегко ему даются слова): – Но сейчас, когда под угрозой продолжение нашего славного рода Романовых, и для блага всей земли русской я принял решение!

– Вы с мамой родите мне братика? – снял с себя одеяло изумленный Михаил.

– На это я уже вряд ли способен, но вставить ей, помолившись, еще смогу. В крайнем случае свой патриарший посох ей туда воткну. Конечно, для меня, старого монаха, это будет тяжело и физически и, прежде всего нравственно, но ради тебя, сынок, и всей православной России денек другой ее в постели поколбашу. Прошу только, сынок, о двух вещах. Во-первых, не женись на Хлоповой, а то Марфа и тебя, и меня со света сживет (тут нам и посох не поможет). Во-вторых, со свадьбой не тяни. Выбирай невесту и сразу под венец. Три дня тебе на все про все. А начнешь размусоливать, боюсь, что хоть посох у меня крепкий, да об ее штучку недолго обломаться!

Михаил в спешном порядке отправился в поисках невесты по Кремлю, где его уже поджидали вызванные на просмотр Филаретом знатные боярыни. Но понравились ему не они, а одна из прислужниц дочь бедного помещика Евдокия Стрешнева. Михаил тут же обвенчался с ней.

Инокиня Марфа, которую, как обещал, удерживал в сексуальном плену патриарх Филарет, узнала о венчании царя в последний момент и уже ничем не смогла помешать.

Поскрежетав зубами, Марфа приняла невестку. Конечно, в отместку она постоянно лезла в семью царя, командовала его женой и детьми, и время от времени устраивала истерики, крича, что «не послушавшись матери против всех божьих и людских законов обженились». Впрочем, как только Филарет показывал ей посох и при этом озорно подмигивал, Марфа сразу прекращала истерику.

В целом, несмотря на болезни царя и дурной характер его мамы, брак Михаила можно назвать счастливым. У супругов родилось аж десять детей (правда шесть из них умерли в раннем детстве).

Смерть пришла к любящим супругам, как в сказке, т.е. почти одновременно. Михаил скончался в 49 лет от водянки, а Евдокия лишь на месяц пережила любимого.

Глава 3. Алексей Михайлович тишайший или в тихом омуте черти водятся (1645-1676)

После смерти Михаила на трон взошел его шестнадцатилетний сын, Алексей.

Важнейшим событием его царствования стала революция 1648 года (более известна как Соляной бунт).

Последствия этой революции определили историю России на последующие двести лет с хвостиком.

Началось все с того, что в 1647 году глава российского правительства боярин Морозов (по случайному совпадению бывший учитель царя Алексея) для пополнения бюджета в несколько раз поднял налог на соль (этот продукт для 17 века был примерно тем же, что нефть для 21). Цена на соль взлетела,

а за ней рванули цены на все другие продукты питания.

У людей, живущих на зарплаты, в разы понизился уровень жизни, тысячи ремесленников и мелких торговцев разорились, зато сказочно обогатись бояре и купцы, контролирующие соляной бизнес.

Видя, что, несмотря на увеличение налога на соль, поступления в бюджет только сократились (простым людям платить было не из чего, а олигархи ловко уходили от налогов), правительство Морозова решает заткнуть дыру в бюджете увеличением других налогов и взысканием их недоимок за прошлые года (фокус был в том, что эти недоимки ранее простили народу, но теперь, подумав, взяли прощение обратно).

01 июня 1648 грянула революция. В этот день царь, Алексей Михайлович, возвращался с богомолья с Троцко-Сергиевского монастыря (он молился, чтобы бог послал ему мысль, какие налоги еще ввести). При въезде в Москву его встретила протестная демонстрация. Царь перекрестился и велел стрельцам (силовики того времени) разогнать толпу.

Однако на следующий день возмущенный народ вышел на несанкционированный митинг на Красную площадь. Царь вторично дал приказ стрельцам разогнать толпу, однако часть силовиков перешла на сторону народа. Восставшие начали захват правительственных зданий и дворцов знати. Весь день и всю ночь в столице шли сражения.

К утру 3 июня 1648 Москву взяли под контроль восставшие, кроме Кремля, где укрылся Алексей Михайлович с боярами и горсткой оставшихся верных ему стрельцов.

На переговоры к народу пришел патриарх Иосиф.

– Власть царя равно как порядок, установленный в государстве, идут от бога! – степенно и строго начал он. – Нарушителей же сего порядка ждет кара небесная! Посему предрекаю вам, что вы все попадете в ад коли немедленно не угомонитесь и не сложите оружие!

– У нас с вашими поборами и так не жизнь, а ад! – услышал он в ответ. – А коли ты нас проклинаешь, мы тебе дом со всем двором сожжем!

– Стопэ! – вздрогнул патриарх. – Я еще не договорил. Поскольку ваши требования об уменьшении налогов вполне справедливы, то они тоже идут от бога. Значит, разбирайтесь со светской властью сами, а мой дом оставьте в покое! Я в ваших разборках вообще никаким боком!

После неудачи патриарха на переговоры к народу вышел сам Алексей Михайлович.

– Поймите, люди добрые! – очень тихо и мягко начал царь. – Я целиком и полностью на вашей стороне! Царь и народ едины! Вместе мы сила! Пока мы вместе иноземцы нас никогда не победят!

– Так ты за нас или за бояр? – недоумевал народ.

– Обижаете, честное слово! – Алексей Михайлович вытер скупую царскую слезу. – И не стыдно вам в царе православном сомневаться? Да я самим богом поставлен вас от бояр защищать и обиду никакой чинить вам не позволю!

– А почему тогда мы так хреново живем? – удивлялся народ. – Почему нас налогами душат? Почто твои бояре нас разоряют?

– Знаю, люди добрые, что вы плохо живете! Знаю и страдаю от этого! Повинны в этом проклятые бояре, а также агенты влияния иностранных спецслужб! Я вам клянусь: потерпите немного и я им задам! До сих пор я только присматривался, но скоро (уже очень скоро!) кое-кто изведает на себе мой царский гнев.

– Ты уж не подведи, батюшка царь! – понемногу успокаивался народ. – Всыпь этим подлецам как следует! А мы уж за тебя постоим!

– Голуби вы мои! – умилился царь. – Как же я вас люблю, простые вы мои люди! Чем вам помочь? Давайте прямо сейчас все решим!

– Дело говоришь, Алексей Михайлович! – там и тут послышались одобрительные крики.

– Излагайте свои предложения! Мы же с вами одна команда! Мы с вами Россия! – крикнул царь (он повышал голос чрезвычайно редко, в исключительных случаях, но тут был как раз такой случай).

– Россия! Россия! – восторженно подхватил народ.

– Спасибо, дорогие мои! – остановил царь. – Так я слушаю! Чего вы хотите?

– Хотим, чтоб ты Морозова из правительства выгнал и вон из Москвы выслал!

– Я его в монастырь заточу! – кивнул царь.

Его слова потонули в аплодисментах.

– Налог на соль отмени!

– Вообще не вопрос. Что еще?

– Законов хотим, чтоб были справедливые. Чтоб всей землей их приняли!

– Согласен. Соберу Земской собор, и примем всем миром главный закон для нашей любимой России!

– Слава царю! – закричал кто-то, и тут же его крик подхватила толпа.

– Спасибо, друзья мои! – умиленно вздыхал Алексей Михайлович, стоя перед народом. – Спасибо, голуби!

Вечером того же дня на секретное совещание у царя собрались Морозов, патриарх и небольшая группа особо приближенных бояр.

– Надо ввести в Москву верные войска и перебить всю эту свору, как собак! – возмущенно начал боярин Морозов.

– Остынь, Боря! – мягко осадил его царь

– Как это остынь? Они мне дома будут жечь, а я сидеть сложа руки. Алексей Михайлович, дорогой, дай мне тысяч десять стрельцов, и я их всех перебью!

– Где же я тебе возьму стрельцов, если они перешли к черни? – улыбнулся царь.

– Я бы сам собственными руками этой черни дома поджег! – злобно проворчал Морозов.

– Сядь ты, горячий человек, да послушай! – жестом усадил его царь. – Значит так. Требования я их удовлетворю!

– Что?! – вскрикнул Морозов.

– Как?! – следом за ним ужаснулись бояре.

– Все по воле божьей! – тяжко вздохнул патриарх Иосиф.

– Опять вы кричите, господа. А вопросы надо решать тихо! – очень мягко продолжил Алексей Михайлович. – Послушайте лучше, что я с божьей помощью придумал, чтобы этих мудаков облопошить!

Царь налил себе из графина воды и продолжил:

– Первое. Ты, Морозов, отдохнешь месяц- другой в монастыре. Развеешься там, попьешь хорошего монастырского вина. Потом я тебя назад верну.

– Баб с собой можно взять? – заинтересовался Морозов.

– Возьми. Только по тихому их там чпокай. Второе. Пошлину на соль придется отменить, а взамен им введем такие налоги, чтоб эти мудакам мало не показалось. Детали сами обмозгуете.

– Мы уж обмозгуем, батюшка царь! – зашевелились, потирая руки, бояре во главе с Морозовым.

– Третье, самое главное. Я сегодня в толпе заметил много деревенских. Их там больше половины! Не сидится, понимаешь, этим придуркам в своих деревнях. Решили выпендриться перед моим царским величеством. Так вот вы должны придумать такой закон, чтоб всех этих мудаков из деревни навеки закабалить, чтоб они и пикнуть супротив нас больше не смели! Пущай они как в древнем Риме (я недавно о нем книжку читал) навечно нашими рабами будут!

Речь царя встретило гробовое молчание. Стало слышно, как муха жужжит и скребется по стеклу.

– Ай да царь! Ай да молодец! – прервал тишину радостный вопль Морозова.

– Ура! Ура! Виват! – восторженно подхватили бояре.

– Вот это так на самом деле божья воля! – захлопал в ладоши патриарх. – Еще бы надо статью, чтоб за неуважение к вере, патриарху и его имуществу на костре сжигать к едрене фене!

– Согласен! – кивнул царь. – Вообще пишите закон побольше и позапутанней, чтоб ни один мудак на Земском соборе догадаться не мог, что его в рабство закрепощают. К слову, сам термин «рабство» ни в коем случае не употреблять, назовем это лучше правом. К примеру, земляное право (в том смысле, что все эти мудаки теперь вечно в земле будут копошиться).

– Может, крепостное право? – предложил патриарх Иосиф.

– Отличная мысль! – одобрил царь. – Вот уже что-то вытанцовывается. И принять этот закон надо как можно быстрей, чтоб у этих мудаков времени не было очухаться!

В 1649 Земским собором было спешно принято Уложение. Это было собрание законов, которое включило в себя гражданское, земельное, уголовное, трудовое, процессуальное право.

Однако дьявол, как говорится, скрывался в деталях этого достойного документа. Среди многочисленных статей Уложения были упрятаны нормы, которые совершили переворот в экономической и социальной структуре общества. Если раньше крестьянин, у которого не было долгов перед помещиком, мог свободно переехать на другое место жительство (скажем, купить себе землю или работать на земле другого помещика или поселиться в Москве и стать ремесленником), то отныне он вместе с женой и детьми становился собственностью того помещика, где его застал несчастливый для него 1649 год. В случае, если все-таки крестьянину посчастливилось бежать, государство объявляло бессрочный всероссийский розыск и на беднягу (и его семью) начинал охоту весь государственный аппарат.

Таким образом, революция 1648 была спущена Алексеем Михайловичем в сортир и привела к самым тяжелым последствиям для ее участников (прежде всего вольного крестьянства (а это больше двух третей тогдашнего населения страны), которое было отдано в рабство помещикам).

Вскоре после принятия Уложения о Алексея Михайловича собрался кружок наиболее доверенных лиц, включая патриарха Иосифа и уже вернувшегося из монастыря Морозова.

– Неспокойно мне на душе! – тихо начал царь. –Боюсь, как бы эти мудаки крестьяне не врубились, что мы в Уложении их рабами записали, и по-новому бунтовать не начали! Что церковь по этому поводу думает?

– Во-первых от своего имени и от имени всей своей паствы разрешите поблагодарить вас, ваше величество, за статью о богохульстве в Соборном уложении, по которой теперь, наконец-то, подлежат сожжению на костре все оскорбившие словами мать нашу церковь и нас, ее пастырей! – поклонился патриарх Иосиф. – Особое восхищение вызывает то, что на костре теперь сжигаются не только провинившееся перед церковью, но и все неверующие или верующие непонятно во что! Разрешите, дорогой мой царь, по этому поводу почитать стихи моего собственного сочинения.

Пред тобой я стою убогий!

Государь всей Руси великий!

Ты поставлен Господом богом!

Вразумить народ наш дикий!