Видящий. Небо на плечах Федорочев Алексей
Что делать, что делать! Сказал бы я что! Но и так уже только матом разговариваю, карму порчу. Тем более что старый сержант не особо виноват – кто он против главврача, чтобы вовремя настоять на своем! А с Кулишникова ничего уже не спросишь – на том свете вторые сутки за все свои промахи отчитывается.
– «Капельки» я видел, сейчас выдам, что есть. На сколько-то хватит.
– Дык устройство-то тоже того… не работает.
– Да чтоб вас!.. – Я все-таки не сдержался. – Запасного, конечно, тоже нет?
– Дык нет, ваша светлость. – Завхоз аж втянул голову в плечи перед моей уже заметно ощутимой злостью.
За это его бесконечное «дык», за все косяки его службы, вообще за все, что творилось в этом чертовом госпитале в эти чертовы дни отчаянно хотелось настучать кому-то в бубен! Резко развернулся на пятках, спасая себя от соблазна зарядить по круглой физиономии. Мне ничего за это не будет, дело даже не в разнице нашего положения, хотя и в этом тоже, но прежде всего я был сейчас врачом, которого некем заменить. Даже сам он ждал, что я вот-вот его ударю, и был готов это вытерпеть, но мне стало бы потом мучительно стыдно, поэтому я торопливо направился в кабинет главврача, бросив через плечо:
– Открывай цистерну, и, не дай бог, окажется, что ты и этого сделать не сможешь!
– Дык… это-та, ваша светлость… смогу, конечно.
– Ты услышал. Я сейчас вернусь.
«Капелек» нашлось целых одиннадцать. Качество зарядки, правда, было так себе – полного десятка кубов в них явно не наблюдалось, но на безрыбье, а уж тем более безводье… других все равно нет. Активировал их по-варварски – придал импульс и сбросил в цистерну. Завхоз грустным взглядом проводил полет бусин. Ну да. Для него, наверное, это целое состояние. Может, даже потом, когда все закончится, заберется внутрь и будет искать их на дне. Плевать! Дожить бы еще!
Диспетчерская водоканала ожидаемо не отвечала. Прикинул по карте, сколько до них добираться, почти выстроил маршрут, но взгляд зацепился за Дворцовую площадь. В здании Генерального штаба засел генерал-майор Тутонин с подчиненными, в чьих руках сейчас была сосредоточена вся власть в столице, если верить передаваемым радиосообщениям. Пожалуй, проще будет там поискать помощи.
– Зёма, у тебя доспех где? – Добиваться, чтобы тебя выслушали, гораздо легче при наличии хорошо вооруженной фигуры за спиной. Имея чистый теперь послужной список, Олег давно сделал себе персональный мех, отражающий его звание и заслуги, которые должны были придать вес моим словам.
– На «Трезубце». Когда нужен?
– Чем скорее, тем лучше. Пока у меня запал пошаманить не прошел.
– Как будем шаманить? – спросил он, отдав распоряжения по рации.
– Стучать в бубен.
– Какой?.. – Олег, похоже, несколько усомнился в моей адекватности.
– Правильный вопрос не «в какой?», а «кому?» – и тут же пояснил: – Его превосходительству генерал-майору Тутонину Роману Алексеевичу.
– Майору я в бубен бил, было дело, генерал-майору не пробовал. Ты уверен, что это хорошая идея?
– Не дрейфь! – приободрил я его, переодеваясь в цивильную одежду, которую мне переправили в госпиталь заботливые домочадцы. – Бить его будет моя светлость, постараюсь аккуратно и без членовредительства. Не как ты своего майора. А ты мне нужен, чтобы процесс прошел в теплой взаимодружеской обстановке. Короче, чтоб не помешал никто!
– Принято.
Расчет оказался верен: закованная в броню фигура Олега послужила пропуском сквозь редкие патрули, курсирующие на берегу. Пилоты мехов были элитой, процент аристократии среди них на порядок превышал этот показатель в любом другом роде войск, так что нас не остановил никто.
Сама Дворцовая площадь встретила небывалой тишиной, которую нарушали только гулкие шаги идущего следом Земели. Сквозь косые струи дождя в слабом свете фонарей просматривались ряды каких-то мешков, разложенных на брусчатке. Приблизившись, с ужасом понял – трупы! Оглядывая ряды тел, конец которых терялся во тьме, впервые воочию представил масштаб бедствия. Одно дело – догадываться, даже знать, но другое – вот так увидеть!
Небольшая заминка вышла на входе в здание, но стоило Земеле рыкнуть в динамик, а мне – добавить недовольства в ауру, как нас пропустили. Рай для диверсантов!
Вопреки своим словам идти напрямую к командующему я не собирался – мне нужен был кто-то рангом пониже, кто отвечал за коммунальное хозяйство. Но проплутав по коридорам с полчаса, натыкаясь на сплошь запертые или пустующие кабинеты, я окончательно озверел. Такого бардака я и в своей родной по прошлой жизни армии не видел!
В приемной генерал-майора сидело несколько человек, но на наше эпическое появление отреагировал только адъютант:
– Его превосходительство занят! У него доклад его императорскому величеству! – истерично завопил он при нашем приближении.
– О чем, интересно, можно докладывать уже больше часа? – вполголоса, ни к кому конкретно не обращаясь, произнес седой капитан. – Чтобы сказать слово «задница», требуется гораздо меньше времени!
Остальные не проронили ни звука, но видно было, что с капитаном все согласны.
– Зёма! – кивнул я пилоту на адъютанта, тот понятливо придержал его за шиворот.
Штабного было ничуть не жаль – пока осматривался, заметил, что его телефоны были отключены, хотя должны были вовсю надрываться! Этот гаденыш просто отсоединил провода!
Тяжелая дубовая дверь была заперта изнутри и, может быть, в другой раз могла бы меня остановить, но не сегодня. Пока я здесь шарахался, в госпитале, возможно, умирали люди. Разрезанный замок жалобно щелкнул и поддался, а я рывком проник внутрь, краем глаза отметив, что Олег встал, закрыв своей спиной вход.
Сначала мне показалось, что в кабинете никого нет. Настороженно озираясь, я приблизился к столу, на котором звенело сразу пять аппаратов. Ботинок, выглядывающий из-за края стола, выдал тайну местообитания его владельца. Уже не сомневаясь, подошел, приложил пальцы к шее, хотя и так видел, что без толку. Его превосходительство генерал-майор Тутонин отправился на доклад гораздо более высокой инстанции, нежели пребывающему в Москве императору.
Выпрямившись, начал лихорадочно думать под несмолкаемое дребезжание телефонов.
В Питере уже не эпидемия – пандемия неизвестной болезни.
Город закрыт со всех сторон флотом и войсками. Неподалеку от нашей базы, после поглощения соседнего участка заимевшей крайний городской адрес, встал на якорь «Адмирал Наваров», безжалостно расстреливавший все суда, которые пытались вырваться из ставшей ловушкой столицы. Это мне из дома передали. На сухопутных и воздушных направлениях, вероятно, то же самое. Полная блокада.
Гвардия, которую не видно с утра. Состоявшая исключительно из сильных одаренных, которых болезнь косит в первую очередь. В минус.
Столичный гарнизон – в большей степени сборище бездельников и блатных, «арбатский военный округ». Кто у нас в нашем чертовом магическом обществе может пользоваться блатом? Все те же одаренные! Тоже в минус. Может, и не целиком, но в большинстве.
Кронштадтский десант. Братишки пока еще держатся. Кого могли сюда направить? Максимум – батальон охраны. Командир – майор, это потолок. Не знающий ни города, ни его проблем.
Медицина. Это даже не минус, это и определения подобрать невозможно. Пока еще не начались вторичные эпидемии, которые будут вызваны валяющимися повсюду трупами, но дело не за горами. Врачей мало, работать некому. Наш госпиталь для приема зараженных уже закрыли – банально некуда класть и некому обслуживать. По радио постоянно передают, что делать в случае приступа, но много ли людей сможет не растеряться в критических условиях? Вообще-то много. Жить захочешь – и сам себе укол вгонишь, но это только при первом приступе, а они бывают по нескольку раз в день.
Продукты и медикаменты. Уже начались погромы, а если их не пресекать, отчаявшаяся толпа разорит склады дотла. Причем не столько унесет, сколько разрушит, пожжет и уничтожит, приближая и без того видимый конец.
Коммуналка. Воды уже нет, а если не навести порядок, скоро не будет и света.
Словно в ответ на мои мысли лампочки на потолке замигали, но вскоре вернулись к ровному сиянию. Ненадолго, если ничего не предпринять. А за светом кончится и тепло. Или вперед него. А на улице – октябрь.
И на сладкое. Где-то в городе, возможно, еще остались имеющие больше прав, чем я. Более умные. Более родовитые. Но в приемной никого старше капитана не сидело. Потому что неодаренные обычно выше не поднимаются.
Как там Леха любит приговаривать? Это ж мой любимый расклад!
Никто не осудит, но если я сейчас отступлю, пойду искать знающих и ответственных – на фига была вся подготовка?
Это шанс! Джокер, пришедший намного раньше, чем требовалось, из колоды с целиком краплеными картами. Но других мне уже не сдадут.
Октябрь, двадцать девятое. Немного отстаю от классиков. Или опережаю, смотря по какому календарю считать.
Взял трубку самого главного телефона.
– Тутонин, что за шутки?! Почему не отвечаете?!
– Роман Алексеевич уже никому никогда не ответит, ваше величество.
– Кто это? Представьтесь!
– Граф Васин.
– Егор?! Ты?! Что с Тутониным?
– Умер.
– Кто за него?
– Теперь я.
– Ты?.. – На том конце воцарилась тишина.
Очень коротко доложил обстановку в городе.
– Вы, помнится, задолжали мне разумную просьбу, государь?
– Что ты хочешь?
– Утвердите мое назначение чрезвычайным губернатором Петербурга. Все равно больше некого. И те назначения, что я проведу, – тоже. Мне будет проще работать, если вы меня поддержите.
– У нас нет такой должности.
– Так введите! Мне по барабану, как она будет называться! – почти сорвался я.
– Ты понимаешь, что, пока вы не разберетесь с эпидемией, я не смогу прислать никого? – тяжело произнес Константин.
– Понимаю, государь.
– Хорошо! – решился император. – Я утверждаю ваше назначение, граф! Указ о вашем назначении будет телеграфирован во все учреждения столицы и объявлен по радио. Жду от вас личных докладов каждые два часа!
– Так точно!
Военные смотрят не в лицо – они смотрят на погоны, но снимать мундир с мертвеца – нет, до этого я еще не созрел. Открыл встроенный шкаф, где не нашел запасного, зато обнаружил висящий в чехле парадный, со всем шитьем, позолотой и эполетами. Фиг с ним, придется брать такой! Отцепил от рукава родовой знак Тутонина, приколол свой. Мимолетно глянул на себя в зеркало – коротковат, но в целом приемлемо.
Распахнул двери в приемную.
– Господа! Представляюсь по факту назначения. Чрезвычайный генерал-губернатор Петербурга граф Васин Егор Николаевич. У кого какие вопросы?
Растерянная тишина.
– Штабс-капитан! – обратился я к все еще висящему в Земелиной руке адъютанту. – Подготовьте приказ о вызове из запаса капитана Земелина-Васина с присвоением ему внеочередного звания майора и назначении его исполняющим обязанности начальника чрезвычайного штаба столицы. Майор, – это уже приподнявшему бровь Олегу, – через полчаса у нас совещание с ответственными за положение дел в городе, обеспечьте явку.
– Бараны! – бушевал император. – Нет, не бараны, у самой тупой овцы мозгов больше, чем у этих деятелей! Вам что, во время присяги лоботомию делают?!
Министр обороны, упрямо сжав челюсти, навытяжку стоял перед разъяренным правителем.
– Что замолчал?! Нечего ответить?
– Осмелюсь заметить, ваше величество, мои люди всего лишь выполняли приказ! – звенящим от негодования голосом, в котором прорезался давно забытый акцент, отчеканил маршал. – Исполнение которого никому из них удовольствия не доставляет. Убивать своих… Но все они понимают, что это вынужденная мера. И верны присяге. А раз теперь выясняется, что из общего приказа есть исключения, то я прошу представить мне их в письменном виде!
– Давид Георгиевич, уйди! Уйди с моих глаз! Нет, стой! – крикнул он в спину направляющегося к выходу министра. – Прости.
– За что, ваше императорское величество?
– Не надо так официально, – поморщился император. – Прости за срыв. Ты прав, исключений быть не может. И твои парни молодцы. Наградить за такое я, сам понимаешь, не смогу, но они сделали все правильно. Кто точно был на борту и где тела?
– На борту гидросамолета находилось четверо: пилот и трое пассажиров. Уверенно опознан только Петр Александрович Потемкин, фрагменты женского тела, скорее всего, принадлежат его супруге – Ксении Аркадьевне. Для опознания третьего и летчика требуется провести экспертизу.
– Никаких экспертиз! Тела и обломки уничтожить в соответствии с протоколом карантина! Со всех участников взять подписку с блокировкой. Тихон! Это на тебе! – приказал он Милославскому, стоявшему смирно рядом с Сурадзе. Тихон Сергеевич, облаченный в генеральский мундир, который крайне редко носил, предпочитая гражданские костюмы, кивнул. – Обо всем – ни звука! Иначе вашим орлам придется стрелять в своих еще и здесь.
В спокойствие Константина можно было бы поверить, если бы не тлеющий край столешницы, который он сжимал белеющими кулаками.
– Идите, работайте!
– Так точно! – синхронно отозвались подчиненные и поспешили исчезнуть с глаз начальства.
– Ольга Константиновна, аптечку захватите! – придержал Тихон Сергеевич великую княжну, пытавшуюся проникнуть в закрывшуюся за ними дверь.
– Опять?! Плохие новости? – спросила она у остановившихся перевести дух мужчин.
– Да откуда же им взяться, хорошим-то? – хмуро заметил Сурадзе. Милославский наклоном головы подтвердил.
– Все наладится, ваше высочество, – попытался приободрить советник совсем сникшую великую княжну. – Аптечка вон там!
– Что плохого в том, что мы все живы? – обрабатывая обожженные ладони отца, наследница выслушала целый монолог, активно перемежаемый нецензурными выражениями, но была потрясена не руганью, а последними словами.
– Оля! Ты должна понимать: как отец, муж, брат, сват, я только радуюсь этому. Как политик, глава государства… это катастрофа!
– Но почему?!
– На, можешь полюбоваться, – подвинул он к дочери распечатку на двух листах. – Здесь перечислены те, кто остался в Петербурге. Гагарины – два человека, судьба наследника до сих пор неизвестна, но он точно не успел выехать. Воронцовы – пять человек, из них трое детей младше десяти. Юсуповы – три человека, слова богу, хоть здесь одни столетние старики. Волковы, Горевы, Орловы… Все тридцать восемь фамилий. Те, кто не входит в кланы, – они вон там. – Император указал на стопки бумаг, оставшиеся на столе. – И ни одной фамилии Романов! Меня круглосуточно осаждают главы кланов и родов, требуя разрешить эвакуацию! Которую я позволить не могу – не имею права!
Отец смежил веки и обессиленно откинул голову на спинку высокого кресла. Спустя несколько мгновений он тем же глухим голосом продолжил:
– Я смотрю им в глаза и вижу затаенное: сволочь, ты-то никого там не потеряешь! И все равно отказываю! А теперь еще и это!.. – После еще одной паузы он закончил: – Нам никогда не простят.
– А если?..
– Если что?! Отправиться туда? Будь в этом толк, я бы ни минуты не раздумывал! Но риск, что я тут же свалюсь от этого вируса, не успев ничего сделать, слишком велик. И обязательно найдется подхалим, который затеет тогда спасательную операцию, распространяя заразу дальше! А под шумок кланы затеют свои. Пока я здесь, я хоть как-то их контролирую. Статистика безжалостна: из ста одаренных заболевает девяносто семь. За два с половиной дня от всей нашей гвардии осталось четырнадцать человек! Вслушайся в эту цифру – че-тыр-над-цать! – по слогам произнес он. – А знаешь, сколько их там было? Пятьсот сорок восемь! Цвет нации! Лучшие из лучших!
– Но ведь есть же не заболевшие! Надо просто выяснить общее!
– Их медицинские карты, те, что удалось получить, изучают сейчас до последней запятой. С гвардейцами проще всего: их документы уже здесь. Но там отражена лишь картина за время службы! И я тебе, не заглядывая в их бумаги, могу сказать, что в диагнозах будут сплошь переломы или травмы. Это если вообще хоть что-то, кроме данных ежегодных осмотров, будет! Но мы отклонились, я не об этом речь вел: ситуация так или иначе разрешится. Возможно, самым худшим способом, я не исключаю и этого варианта. Но в любом случае последствия для нас будут необратимыми. Я хотел для вас счастья, провернул кучу интриг, чтобы сделать тебя своей наследницей, а теперь даже не знаю, нужно ли это было. – Освободив одну ладонь из рук дочери, Константин рассеянно погладил роскошные смоляные косы своей любимицы, пока она прижимала вторую обожженную кисть к своей щеке, роняя на нее слезы.
– Неужели из всей семьи никто?..
– Почти гарантированно сложить жизнь ради призрачного величия нашего дома?! Кто рискнет?! Дочь, ты же не маленькая! Романовы уже не те, что раньше. Да и другие не лучше! У тебя в руках список из ста семидесяти восьми человек, из них двадцать три – взрослые мужчины! Двое из которых – а я почти уверен, что третьим пассажиром был Андрей Потемкин – предпочли позорно сбежать. Остальные забились по своим особнякам, боясь показать нос на улицу. А мы теперь уповаем на мальчишку, которому нет и двадцати! Я каждый раз перед сеансом связи начинаю нервничать: позвонит он или нет? И не перестаю молиться, чтобы его удачи хватило нам всем.
– Ваше величество! – В кабинет ворвался один из личных адъютантов императора. – Из Петербурга пришла телефонограмма: в рабочих районах собралась толпа и движется к центру!
Глава 6
Первая ночь моего правления запомнилась мне бесконечными совещаниями, летучками и звонками. Как же я ненавижу эту вертикаль власти! Почти вся верхушка страны собралась сейчас в Москве и каждый считал своим долгом позвонить мне и выдать свои умные и очень ценные указания! Пока я не потребовал от императора прекратить эту канитель, телефоны так и продолжали надрываться, не давая сосредоточиться ни на чем. И лишь после того, как он там одернул самых ретивых, пыл желающих мною поруководить малость унялся.
Забот хватало: коммунальщиков собирали с бора по сосенке. На каждого с трудом найденного специалиста приходилось по двойке-тройке прикрепленных недоучек, что тупо выполняли его указания, латая сети на авось и небось. О технике безопасности никто не вспоминал, так что несчастных случаев хватало. Но к утру пропавшую воду в центр подали.
О канализации я успел узнать столько, что теперь и захочу – не забуду. Забивший посреди Невского фонтан из дерьма очень способствовал скорости усвоения информации.
Медиков вытащили всех, невзирая на возраст и выслугу. Распределяли по больницам и моих однокашников, и столетних стариков, а были и такие. И никто не отказал, а многие уже и сами работали добровольно. Не обошлось без курьезов: каким-то образом в списки попали несколько докторов философских наук, но они отнеслись к произошедшему сугубо профессионально – по-философски и отправились на выделенные рабочие места до того, как разобрались с ошибкой.
Раскулачил клановых на их поредевшую гвардию. Теперь они не только патрулировали свои кварталы, но и помогали сводному столичному гарнизону. С военными дела обстояли не так уж и плохо, как мне казалось вначале: боевой вирус, а уже не приходилось в этом сомневаться, был настроен в первую очередь против одаренных, занимавших почти все офицерские звания, из нижних чинов заражались единицы.
Собственно, то же самое творилось и во всем остальном: после растерянности первых двух дней и чехарды смены власти места выбывших командиров, директоров и начальников заняли мало подверженные вирусу обычные люди и редкие обладающие иммунитетом одаренные, а жизнь столицы со скрипом и скрежетом двинулась дальше. Это не значило, что я мог, свесив ножки, почивать на своевольно занятой должности, но какой-то оптимизм внушало.
– Скажите, ваше превосходительство, вам не приходилось иметь дело с Varicella Zoster? Это…
– Я знаю, что это, – перебил я забирающего у меня кровь целого доктора наук с весьма характерной внешностью. – Приходилось. Не далее как этим летом перенес.
– Как так? – Гольдштейн от удивления резко дернул иглой, заставляя меня взвыть и вспомнить всю его родню по материнской линии – несомненно очень достойных людей.
– Перепил, – лаконично пояснил ему, когда пережил поток извинений.
– Это ж сколько надо было?.. Простите, ваше превосходительство, это не мое дело. А вы, господин майор? – обратился он к присутствующему в кабинете Земеле, который уже подвергся вампирской атаке и теперь недоуменно уставился на Соломона Ароновича, силясь понять, что тот спрашивает.
– Ветрянкой болел? – перевел я ему вопрос.
– А?.. – очнулся он. – Да болел вроде бы. В детстве. У родителей уточнить надо.
– Благодарю, – многозначительно произнес Гольдштейн, убирая пробирки в свой чемоданчик.
– Стоять, бояться! – поспешил приказать я, пока он не ушел. – С этого места поподробнее!
– В подробности, с вашего позволения, вдаваться все же не буду, – усмехнулся он в ответ на мои команды. – Неспециалисту понять трудно, поэтому только вкратце: новый вирус, мы назвали его Fugiens mortem, имеет общие корни с Varicella Zoster. Весьма элегантное решение – редко кто из одаренных имеет к нему иммунитет. Вы, ваше превосходительство, счастливчик! Впервые вижу, чтобы пьянка имела не отрицательные, а положительные последствия. Это не значит, что «летучая смерть» совсем для вас безопасна, даже обычной ветряной оспой можно заразиться дважды за жизнь, но несомненно ваши шансы на порядок выше, чем у остальных. Ваши тоже, – кивнул он Олегу.
– Вакцина от ветряной оспы существует?
– Да, существует. Это, к сожалению, не наша разработка, а наших японских коллег, но у нас есть образец, и его мы проверили при первых же подозрениях. Бесполезно! Вирус так изменен, что имеющаяся вакцина бессильна. Разве что теперь, когда мы знаем, в каком направлении работать, результат – вопрос времени.
– Хотелось бы побыстрее. – Я скривился, натягивая обратно свой неуместно парадный, но уже пропахший потом мундир.
– Всем хотелось бы, но не забывайте: у нас очень мало наработанной базы. При повсеместно принятом запрете на изучение одаренных мы до сих пор довольствовались лишь разрозненными данными.
– Кое-что по этому вопросу я вам, возможно, подкину, – сказал я, вспомнив о своей хранимой в тайнике уже целой коллекции носителей информации.
Началась она с той самой первой флешки Залесского, что когда-то давно разыскивал по доброму десятку поездов. Случайно затесался на ней целый раздел, посвященный в том числе и вирусам. Сведения крайне скудные, в основном на уровне гипотез, но кто знает, может быть, натолкнут исследователей на нужные мысли. Насколько мне было известно, только эта флешка и составила наследство Залесского, остальные материалы ненормального завуча сгинули в подвалах Приказа.
Вторым пополнением стали выписки и копии документов из архива, где я проработал без малого два года. Среди тонн мусора, которые вольно-невольно просматривал при сканировании, встречались иногда и драгоценные крупицы по теме. Если что находил – копировал и для себя. Охрана, живущая прошлым веком, только к выносимым бумагам придиралась, понятие электронных носителей еще далеко не везде прочно вошло в обиход.
Туда же добавились лабораторные журналы из Бобринского поселка, мои личные записи наблюдений за восстановлением источников, которых набралось уже за два десятка, но даже не это являлось изюминкой коллекции – по уши благодарный за дочь Сорецкий, начиная с июня, сам или с помощью своих людей периодически подкидывал мне на берег занятные посылочки. Первую, как сейчас помню, не приближаясь, издали смыл в Неву, после чего запаковывать их Папа перестал, но последующие появляющиеся на моем бревне разнокалиберные флешки я все равно никогда напрямую в руки не брал – перемещал ветрами. Что меня интересовало – вор догадывался. Неудивительно, с его-то опытом и знанием людей. Не все подарки шли в масть, встречался и откровенный бред, но полезного все же было больше. Там, я помню, тоже что-то про вирусы мелькало.
Кстати, надо узнать, что у меня по тюрьмам творится! А то, может быть, уже все заключенные разбежались, а я тут сижу и ни сном ни духом!
Пока я прикидывал, что отдать на откуп ученым, Гольдштейн закончил паковать свой груз и вопросительно смотрел в ожидании разрешения удалиться.
– А чем-то еще помочь я вам могу? Люди? Назовите фамилии, я вам их найду, если они здесь и живы. Материалы, оборудование, больные, трупы… Что вам нужно?
– Список людей мы сюда уже подавали, видимо, до вас не дошел. Я вам сейчас, ваше превосходительство, еще раз набросаю, это несложно! Тех, кто действительно может помочь, прискорбно мало. Оборудование… оборудование у нас лучшее, материалов тоже хватает. Я бы только попросил вас не дергать нас так часто, мы и без того работаем на износ.
– Хорошо, учту.
Подождал две минуты, пока Соломон Аронович скрипел ручкой по бумаге.
– А это как читается? – спросил я, споткнувшись на первом же имени, прочитав… не буду уточнять, что я прочитал!
– Хун Хунли. Понимаю, непривычно для нашего слуха. Это видный китайский ученый, прибыл вместе с их делегацией на свадьбу ее высочества. До того как началась эпидемия, у него был запланирован ряд лекций, встреч, в том числе и на нашей кафедре. Не думаю, что он уехал в Москву.
Посольства и дипмиссии стали моей отдельной головной болью. Слава богу, хоть большинство успело выехать из столицы на свадьбу заранее, вместе с двором. Но и тех, кто остался, мне за глаза хватало – далеко не все их сотрудники владели русским языком, а объясняться с ними как-то приходилось. Теперь вот с китайцами пообщаться придется, и идти явно самому надо, иначе мои подчиненные могут дров наломать.
– Я вам тоже подброшу информации к размышлению, – вмешался Олег, видя, что Гольдштейн собирается уходить. – Собрали первую статистику: большая часть заболевших – в северной или северо-западной части города. Окраины подвержены меньше. Данные, конечно, приблизительные, подсчеты нам еще вести и вести, но общую картину видно уже сейчас. Таблицы вам направлены, я просто заостряю ваше внимание.
– Обязательно посмотрю, – и, попрощавшись, ученый покинул мой кабинет.
– А как же наши? – спросил я Олега, вспомнив об устроенном дома лазарете. База стояла на южной окраине, а лежала сейчас, как я знал, почти четверть общего состава «Кистеня».
– Многие как раз из центра приехали, – пояснил он. – И я не говорю, что не заражаются совсем, но на первом отстойнике около порта заболеваемость намного выше.
– Надо будет Окунева насчет ветрянки просветить, пусть ребят по этому признаку распределяет. Надо же, детская болезнь, а какую дрянь из нее слепить можно! Значит, говоришь, на севере эту «смерть» выпустили… – Я подошел к уже порядком потрепанной карте города.
– Мне от тебя нужен приказ о начале эвакуации людей из северной части. Я к тебе с ним и шел, когда Гольдштейн перехватил.
– Где будем размещать? – спросил я, ставя автограф.
– Разберемся, поспи хоть час, на тебя смотреть больно. Третьи же сутки на ногах!
– На том свете отдохнем. Мне еще этого Хун Хунли приглашать, не матросов же в посольство отправлять!
В посольстве Китая нас никто не ждал, и это настораживало – когда сказал, куда направляюсь, мне все уши успели прожужжать протоколом и этикетом. Миновали закрытые, но никем не охраняемые ворота, зашли внутрь особняка. В нос пахнуло жуткой смесью винных паров, благовоний и чего-то явно наркотического, а в глубине здания раздавалось подобие музыки, живо напомнившее достопамятный концерт сестричек. У них тут что, пир во время чумы?
Оказалось – да. Пройдя на звук, мы нашли просторный зал, дальняя часть которого терялась за стеной плотного дыма. В центре на коврах возлежало четверо почти в хлам пьяных и одурманенных мужчин, которые тянули пары из раскочегаренных кальянов, а перед ними мельтешило несколько скудно одетых девушек, услаждавших затуманенные взоры танцами и музицированием. Девушки тоже явно были под кайфом. Услышав недвусмысленные стоны, обнаружил ложе, где полуголая парочка вяло занималась… понятно чем.
– Кто из вас Хун Хунли?
Один из лежащих сделал слабый взмах вглубь особняка. За неимением другого ответа пошел туда, куда послали.
Ученый был более оригинален: развалившись на самом ярком диване, что я видел в жизни, он вдыхал благовония из разожженной курильницы и слушал стихи, декламируемые юной девой без единой ниточки одежды.
Вслушавшись, узнал автора – Ли Бо. Давний совет Осининой – учить китайский я запомнил и помимо постоянной разговорной практики с Ли и Ваном нанял себе еще и учителя, который был ярым фанатом этого великого китайского поэта. Репетитор считал, что только через стихи можно понять язык, и заставлял меня заучивать их наизусть. Знал бы он, в каких обстоятельствах можно услышать строки Ли Бо!
Я накинул на чтицу валявшееся на полу покрывало и легким движением выставил из комнаты.
– Хаос уже настал. Пора прибавить порядка. Вы могли бы помочь. – Никак не ожидал, что придется обходиться без переводчика, а в своем произношении сомневался, поэтому старался говорить короткими предложениями.
– Увы, мой друг, люди всегда умирают, среди нас нет бессмертных. Я уже болен и скоро уйду к моей драгоценной Джиао!
– Н-да! – Конструктивного диалога у нас что-то не получалось, поэтому я бесцеремонно приступил к осмотру.
А проведя его – выругался. Не было у него Fugiens Mortem, а была начальная стадия пневмонии, которая лечилась если не на раз-два, то где-то близко. Для меня, по крайней мере.
Откуда-то сбоку выползли два укуренных охранника и попытались мне помешать. Указал на них своим сопровождающим и больше уже ни на что не отвлекался – раз этот китаец был первым в списке Гольдштейна, значит, он действительно ценный специалист-вирусолог.
Придя в себя, Хун Хунли оказался вполне нормальным человеком. Правда, только после того, как мне на моем корявом китайском удалось его убедить, что я не его предсмертный бред, а сам он в ближайшее время не умрет.
– У вас всегда так весело? – спросил я его, проходя обратно через общий зал.
– Страх делает нас слабыми, – отозвался ученый.
Отконвоировав и представив китайца Гольдштейну, озадачился – как они будут общаться? К счастью, Хунли неплохо знал французский – и на фига я язык ломал, объясняясь с ним? Так что языковой барьер не стал помехой, и вскоре они уже резво грассировали о своем, забыв обо мне. Лишь бы с пользой!
Пушка отстрелялась ровно в полдень, напоминая о несгибаемости Питера. И вместе со звуком выстрела ко мне в кабинет ворвался Олег с одним из порученцев.
– Ваше превосходительство, на юге собралась толпа, движется к центру!
– Много?
– Навскидку – несколько десятков тысяч, – вместо испуганного рядового ответил Земеля.
– Собирай оставшихся гвардейцев и сам облачайся, – приказал я ему. – К арсеналу их подпускать нельзя!
– В своих стрелять?..
Я сосчитал до десяти, добавляя энергии в свой «шарм». Мой штаб не знал, что их спокойствие и работоспособность во многом зиждились на моей искусственно раздутой ауре. Иначе было нельзя – когда я начинал, на многих лицах читалось уныние и отчаяние. «Шарм» стал моей палочкой-выручалочкой и проклятием. Ведь теперь я не имел права даже на минуту бессилия, одним своим присутствием внушая уверенность и надежду окружающим. Павел Потемкин, мой отец, определенно был не лучшим человеком, но за его невольные уроки я сейчас испытывал к нему самую глубочайшую благодарность.
– Понадобится – будешь!
Пилот, повинуясь моей воле, сухо кивнул. Он был счастливчиком и не знал ту историю, что проходил в школе я-Георгий. Даже просто отчаявшаяся толпа была опасной, а уж вооруженная! Меньше всего я хотел бы пережить то, о чем читал лишь на страницах книг. Тем более что в наших обстоятельствах бунт был обречен на провал – идущий рука об руку с эпидемией, он будет рано или поздно подавлен.
– Какие лозунги у толпы? – обратился я к дрожавшему как осиновый лист посыльному.
– Не знаю, ваше превосходительство.
– Олег, узнай, я в гарнизон!
История, даже несбывшаяся, любит повторения, пусть и гротескные. Батальон кронштадтских моряков с частью гарнизона собрался на брусчатке Московского проспекта. А я с установленного на постамент катера (где ты, мой броневичок?) толкал им речь:
– Наш город как корабль терпит бедствие! Кричит SOS на всех волнах! И все мы прикладываем усилия, чтобы он не потонул! Работаем из последних сил! А кто-то этим пользуется и разжигает вражду! Я не допущу анархии во вверенном мне городе! И для этого мне нужны вы! Отважные и честные моряки и военные, верные присяге! Так встаньте же со мной на его защиту!
На самом деле я мог орать хоть: «Зенит-чемпион!» – слова значения почти не имели. Радиус облака силы растянулся уже на уверенную сотню метров вокруг меня, влияя на настрой собравшихся, внушая им уверенность и решительность. За что я потом буду расплачиваться страшной мигренью, потому что удерживать его было чертовски сложно.
– Мы не будем стрелять в своих!!! – раздался выкрик из толпы черных бушлатов. О, нашелся кто-то устойчивый к «шарму»!
– А я не призываю вас открывать огонь первыми! Более того, тот, кто выстрелит до приказа, будет расстрелян мною лично как смутьян и подстрекатель к бунту! Но я требую, чтобы вы как один встали за моей спиной и были готовы к любому приказу вплоть до самого худшего! Если вы сейчас промешкаетесь, засомневаетесь, эти «свои» сметут последний оплот порядка в столице! И вы, и я знаем, что это от отчаяния, но когда они начнут вешать вас и ваших товарищей на фонарях, принципиальность никому не поможет! Мы все здесь заложники эпидемии, и, пока не найдено лекарство, ни меня, ни вас не выпустят из города точно так же, как и их, и всех остальных, кто сидит сейчас по домам у постелей больных или трудится, обеспечивая жизнь города! Вакцина будет найдена, уже есть первые результаты, так давайте постараемся сохранить наш Питер таким, каким мы его все помним!
Спрыгнул с катера, давая возможность командирам построить личный состав. Особого времени на раскачку не было – нам еще следовало занять намеченные перекрестки.
Успели. Поредевший гарнизон перекрыл северные выходы с Технологической площади до того, как первые ряды митингующих появились в поле зрения.
На площади не было памятников, на которые я мог бы взгромоздиться, но о помосте я позаботился заранее. Броневик, выдернутый из какой-то учебки, не имеющий даже боевых снарядов, послужил мне трибуной. Я ж говорю, что история любит поиздеваться!
Море. Море лиц окружило меня. Десяток моряков вскарабкались следом за мной на броню, но, если бы толпа захотела, они бы не спасли. Выходы с площади были перекрыты, деваться людям было некуда, поэтому я ждал, пока максимум собравшихся попадет в мое поле.
– Люди!.. – Что я нес, я и под страхом смерти не повторю – штамп на штампе, набор лозунгов. Вся надежда была на «шарм». – Вы шли ко мне? Вот он я, перед вами!
Проблема была в том, что народ и сам не знал, чего хотел, им просто было страшно.
– Пусть уберут тела с улиц!
– Уберем! Уже работаем!
– Нам нужен хлеб!
– Его величество Константин Второй уже распорядился отправить в Петербург эшелоны с продовольствием! Тем, кто нуждается, будет представлен продуктовый паек. Пункты выдачи организовываются при церквях и школах во всех районах!
– Нам нужны врачи!
– Врачей мало, и те, что есть, уже работают в больницах и госпиталях! В Москве сейчас собирается корпус добровольцев, уже к вечеру будут здесь! По радио постоянно передают сообщения, слушайте их внимательно! Мы пока не знаем, как победить болезнь, но что делать, чтобы отсрочить смерть, уже известно – сбивать температуру и следить за состоянием!
– Мы хотим уехать!
– Уехать?! Так я тоже хочу! Но я здесь и делаю что могу! И парни за моей спиной занимаются тем же самым! И еще тысячи людей по всему городу! Чтобы у вас были вода и тепло!
– У нас уже нет тепла!
– Все аварии на сетях сейчас под моим личным контролем! Потерпите чуть-чуть! Тепло будет!
– Во всем виноваты кланы! И одаренные!
– Одаренные?! – развернулся я в сторону выкрика. – Одаренные от этой заразы страдают первыми! Из всех моих знакомых на ногах осталось только двое! Кто-то провел чудовищную диверсию, убивающую нас в первую очередь. Не вас!!! Хотя вы тоже под угрозой! И вы сейчас движетесь в самые опасные районы!
Толчок в грудь почти сбил меня с башни, заставляя прикладывать усилия, чтобы не свалиться позорно в толпу. Восстановив равновесие, увидел заваливающееся на броню тело матроса, закрывшего меня от выстрела. Людское море колыхнулось, отпрянув от броневика, а я спрыгнул на колеса, чтобы только успеть закрыть мертвеющие глаза на знакомом лице. Я, без ложной скромности, очень сильный одаренный, может быть, даже сильнейший! Но увы, я не бог. Оживлять при прямом попадании в голову…
Забыв, что мой настрой влияет на собравшихся, я позволил истинным чувствам взять верх. А они у меня сейчас были отнюдь не позитивные. Со скачком эмоций произошел и резкий прорыв в способностях – расстояние перестало иметь значение. Облако силы, что еще недавно с трудом контролировал в пределе ста – ста пятидесяти метров, рывком разошлось по всей площади, по-прежнему служа проводником моей воли.
Обстановка кардинально поменялась. Теперь не я опасался толпы (а до сих пор на краю сознания такие мысли все-таки были) – теперь толпа боялась меня. Заигравшийся многоликий зверь, которого я терпеливо пытался успокоить, уже не сопротивлялся, а, жалобно скуля, молил о пощаде. Даже моряки, взявшие на себя функции по моей охране, инстинктивно стремились отодвинуться подальше.
Это их рефлекторное отшатывание немного отрезвило меня. Ярость, застилающую глаза, удалось взять в узду.
Читать бесплатно другие книги:
