Жестокий принц Блэк Холли
Но, может быть, знание кое-каких важных деталей моего прошлого поможет понять, почему я такая, какая есть. Понять, как страх пропитал меня до мозга костей.
Почему я всегда такая дерганая.
Итак, вот три вещи, о которых я должна была сказать, но не сказала:
1. Когда мне было девять, один из стражей Мадока откусил кончик моего безымянного пальца на левой руке. Мы были не в доме, и, когда я вскрикнула, он толкнул меня так, что я врезалась головой в деревянный столб в конюшне. А потом заставил меня стоять и смотреть, как пережевывает мой палец. Он рассказал мне в подробностях, как сильно ненавидит смертных. Крови было много – никогда бы не подумала, что из пальца может столько вытечь. Когда кровь перестала идти, страж объяснил, что мне лучше помалкивать о случившемся, потому что, если только я проболтаюсь, он съест меня целиком. Конечно, я никому ничего не сказала и только вот теперь говорю вам.
2. Когда мне было одиннадцать, меня заметили прячущейся под банкетным столом во время очередного пиршества. Меня, отбрыкивающуюся и вертящуюся, один скучающий гость выволок за ногу. Не думаю, что он знал, кто я такая, – по крайней мере так я себе говорю. Но он заставил меня пить, и я выпила – травянистого зеленого вина, нектаром протекшего по моему горлу. Он танцевал со мной вокруг холма. Сначала было весело. Страшно и забавно, как бывает, когда половину времени ты визжишь и просишь опустить тебя на землю, а вторую половину у тебя кружится голова и тошнота поднимается снизу. Но потом, когда веселье выветрилось, а я все не могла остановиться, остался только страх. А его это только забавляло. В самом конце пирушки меня нашла принцесса Эловин: я рыдала, и меня рвало. Ни о чем не спрашивая, не поинтересовавшись даже, как я оказалась в таком положении, она просто, как брошенную в неподобающем месте вещь, передала меня Ориане. Мадоку мы об этом ничего не сказали. А какой смысл? Все, кто меня видел, подумали, наверно, что я отлично веселилась.
3. Когда мне было четырнадцать, а Оуку четыре, он зачаровал меня, но сделал это не нарочно, по крайней мере он так и не понял, почему не должен был так поступать. Никаких защитных чар на мне не было, потому что я только-только вышла из ванны. Оук не хотел спать и попросил меня поиграть с ним в куклы, и мы стали играть. Он приказал мне играть с ним в догонялки, и мы носились по залам. Потом заставил меня шлепать себя по щекам, и это было так весело. Через несколько часов на нас наткнулась Таттерфелл и, увидев мои красные щеки и слезы в глазах, побежала за Орианой. Еще через несколько недель хихикающий Оук пытался заставить меня таскать для него сладости, поднимать его над головой или плевать на обеденный стол. И хотя ничего из этого не сработало, поскольку со времен его первой шаости я постоянно носила на шее нитку ягод рябины, понадобилось несколько месяцев, прежде чем у меня пропало желание стукнуть его об пол. За эту сдержанность Ориана так меня и не простила, посчитав, что, не поквитавшись за обиду тогда, я лишь отложила месть на потом.
Вот почему я не люблю эти истории: они показывают мою уязвимость. Как бы осторожна я ни была, рано или поздно я совершу еще одну ошибку. Я слабая. Я хрупкая. Я смертная.
И вот это я ненавижу больше всего.
Если даже, каким-то чудом, я превзойду их, я никогда не стану одной из них.
Глава 7
Они с отмщением не медлят.
Уроки истории продолжаются всю вторую половину дня и начало вечера. Котоголовый гоблин по имени Ярроу читает наизусть баллады и задает вопросы. С каждым моим правильным ответом Кардан злится все сильнее и уже не скрывает своего неудовольствия: жалуется Локку – мол, какие скучные эти уроки, – высмеивает преподавателя.
На этот раз заканчиваем еще засветло. Мы с Тарин отправляемся домой, и сестра то и дело бросает на меня предостерегающие взгляды. Солнечный свет слабеет, проходя между деревьями. Я делаю глубокий вдох, втягивая в себя запах сосновых иголок. Понимаю, что поступила глупо, но ощущаю странное спокойствие.
– Это на тебя не похоже, – говорит наконец Тарин. – Ты же обычно не ищешь ссор.
– Умиротворять их, делать вид, что ничего не случилось, этим делу не поможешь. – Я подцепляю ногой и отшвыриваю камешек. – Чем больше им сходит с рук, тем сильнее они укрепляются в мысли, что им это дозволено.
– Так ты что, собираешься учить их хорошим манерам? – вздыхает сестра. – Даже если кто-то и должен это сделать, то не обязательно ты.
Тарин права. Ярость, что кружит голову, пройдет, и я еще пожалею о неуместной шутке. Возможно, хорошо выспавшись, я ужаснусь содеянному так же, как она. Конечно, пролить бальзам на уязвленную гордость всегда приятно, но что в итоге? Одной проблемой больше.
«Ты не убийца.
То, чего тебе недостает, не зависит от тренировок».
И все же сожалений нет. Ступив с края, я хочу лишь падения.
Начинаю говорить, и вдруг чья-то ладонь зажимает рот. Пальцы впиваются в кожу вокруг губ. Бью, разворачиваюсь и вижу, как Локк держит Тарин за талию. Меня хватают за запястья. Вырываюсь, кричу, но в мире фейри крики все равно что птичье пение – обычное дело, не привлекающее внимания.
Нас ведут через лес. Смеются, вопят. Слышу, как Локк говорит что-то о жаворонках, но его слова тонут в шуме веселья. Кто-то толкает меня в плечо, и я падаю в обжигающе холодную воду, накрывающую меня с головой. Отплевываюсь, пытаюсь дышать. Во рту вкус грязи и камыша. Мы с Тарин по пояс в реке, и течение толкает нас ниже, на глубину. Погружаю ноги глубже в ил, чтобы не унесло. Тарин ухватилась за камень. Волосы у нее мокрые – должно быть, поскользнулась.
– Здесь, в реке, никси, – сообщает с берега Валериан. – Не выберетесь быстро, найдут, утащат под воду и будут там держать. Да еще кусать своими острыми зубами. – Он клацает, изображая, как именно никси будут нас кусать.
Вся компания собралась на берегу. Ближе всех Кардан, рядом с ним Валериан. Локк проводит ладонью по верхушкам камышей и рогозы. Вид у него отсутствующий. И добрым он сейчас не кажется. Похоже, ему все надоели: и друзья, и мы.
– Никси, они такие, – говорит Никасия и бьет ногой по воде. Брызги летят мне в лицо. – Сама не заметишь, как утонешь.
Я еще глубже погружаю ноги в ил. Вода наполняет сапоги, двигать ногами становится все труднее, но зато мне удается стоять неподвижно. Вот только как добраться до Тарин, не поскользнувшись?
На берегу Валериан опустошает наши школьные сумки и вместе с Никасией и Локком швыряет содержимое в реку. Мои тетради в кожаном переплете. Рулоны бумаги, растворяющиеся в воде. Книги с балладами и рассказами падают с внушительным всплеском и застревают, вклинившись между двумя камнями. Моя чудесная ручка и перья поблескивают на дне. Чернильница разбивается о камни, и река окрашивается алым.
Кардан наблюдает за мной. Хотя он еще и пальцем не шевельнул, я знаю, чьих это рук дело. В его глазах я вижу неприкрытую враждебность фейри.
– Весело? – кричу я. Меня переполняет ярость, и места для страха просто не остается. – Забавляетесь?
– По полной, – отвечает Кардан, и его взгляд скользит от меня туда, где под водой прячутся тени. Никси? Не знаю. Я понемногу продвигаюсь к Тарин.
– Это же просто игра, – говорит Никасия. – Но иногда мы играем слишком жестоко и не жалеем наши игрушки, а они ломаются.
– Но мы сами вас топить не станем, – добавляет Валериан.
Нога скользит по камню, и я ухожу под воду, бьюсь беспомощно, подхваченная течением, глотаю мутную воду, паникую, выбрасываю руку и хватаюсь за корень дерева. Снова становлюсь на обе ноги, пытаюсь отдышаться, откашляться.
Никасия и Валериан смеются. На лице Локка застыло бесстрастное выражение. Кардан шагнул в камыши, как будто чтобы лучше все видеть. Взбешенная, я возвращаюсь к Тарин, которая подается ко мне и крепко хватает за руку.
– Думала, ты утонешь. – Голос у сестры дрожит, и я вижу, что она на грани истерики.
– Все в порядке. – Тянусь к камню, нахожу побольше и поднимаю. Он зеленый и скользкий, весь облепленный водорослями. – Если на нас набросятся никси, отобьемся.
– Отступись. – Кардан смотрит прямо на меня. На Тарин он даже не взглянул. – Не надо было тебе заниматься с нами. Оставь все мысли о турнире. Скажи Мадоку, что тебе там не место, что мы лучше вас. Сделаешь это, и я вас спасу.
Я смотрю на него в упор и молчу.
– Тебе нужно только сдаться, – добавляет он. – Легко.
Поворачиваюсь к сестре. Тарин промокла и напугана, и это моя вина. Лето жаркое, но в реке холодно, а течение сильное.
– Тарин ты тоже спасешь?
– О, так ради нее ты все же сделаешь то, что я скажу? – Кардан пожирает меня жадным взглядом. – А это благородно? – Он берет паузу, и в этой тишине я слышу лишь сбивчивое дыхание сестры. – Благородно?
Я смотрю на никси, выжидаю, но никаких признаков движения с их стороны не видно.
– Что ты хочешь знать?
– Интересно. – Кардан делает еще шаг к воде и опускается на корточки. Теперь наши глаза на одном уровне. – В Фейриленде так мало детей, что я никогда не видел среди нас близнецов. И каково оно, быть близняшкой? Как ты себя чувствуешь? Словно тебя удвоили или как будто поделили? – Я не отвечаю. Вижу, как Никасия берет под руку Локка, наклоняется и шепчет ему что-то. Он смотрит на нее уничижительно, и она недовольно надувает губы. Может, им досадно, что нас никто не ест.
Кардан хмурится.
– Сестра-близняшка. – Он поворачивается к Тарин, и на его губах снова вспыхивает улыбка, как будто ее зажгла какая-то очередная ужасная идея. – А ты принесешь похожую жертву? Давай выясним. У меня есть к тебе щедрое предложение. Вылезаешь на берег и целуешь меня в обе щеки. Сделаешь это, и, если не станешь защищать сестру словом и делом, я не буду считать тебя ответственной за ее дерзкое поведение. Ну что? Хорошая сделка? Но для начала ты выходишь сюда, к нам, а ее оставляешь там. Покажи ей, что она всегда будет одна.
На мгновение Тарин замирает, словно заледенев.
– Иди, – говорю я. – Обо мне не беспокойся.
И все равно смотреть, как она бредет к берегу, больно. Но, конечно, так нужно. Тарин будет в безопасности, а цена значения не имеет. Нечто бледное отделяется от остальных и плывет к ней, но, завидев мою тень в воде, приостанавливается. Я делаю движение, будто бросаю камень, и оно дергается. Им нравится легкая добыча.
Валериан берет Тарин за руку и, словно некоей важной особе, помогает выйти из воды. Ее платье промокло, с него стекает вода, и она идет, будто водный дух или морская нимфа. Ступив на берег, Тарин прижимается посиневшими губами сначала к одной щеке Кардана, потом к другой. Глаза у нее закрыты, у него же открыты, и он наблюдает за мной.
– Скажи «я отрекаюсь от сестры моей Джуд», – говорит ей Никасия. – «Я не стану помогать ей. Она мне даже не нравится».
Тарин бросает в мою сторону быстрый, извиняющийся взгляд.
– Я не обязана это говорить. В сделку такое не входило.
Все смеются. Кардан раздвигает ногой камыши и чертополох. Локк пытается что-то сказать, но Кардан перебивает его.
– Твоя сестра отказалась от тебя. Видишь, чего можно достичь несколькими словами? И это еще не самое плохое. Мы можем сделать и кое-что похуже. Можем околдовать тебя так, что ты станешь бегать на четвереньках и лаять, как собачонка. Можем наложить проклятие, и ты зачахнешь из-за того, что никогда не услышишь какую-то песню или доброе слово от меня. Мы – не смертные. Мы сломаем тебя. Ты всего лишь девчонка, хрупкая и слабая. Нам даже стараться не придется. Сдавайся.
– Нет, – говорю я. – Никогда.
Он усмехается.
– Никогда? «Никогда», как и «всегда», слишком сложное понятие для смертных.
Тени в воде остаются на месте. Возможно, эти существа не решаются напасть из-за присутствия Кардана и других, которых они воспринимают как моих друзей и которые, если что, придут на помощь и защитят меня. Я жду следующего шага Кардана и внимательно за ним наблюдаю. Надеюсь, вид у меня не покорный, а дерзкий и вызывающий. Он пристально и ужасно долго разглядывает меня, потом говорит:
– Думай о нас. Всю долгую дорогу домой. Мокрая и униженная. Думай над своим ответом. Это меньшее из того, что мы можем сделать, – с этим Кардан отворачивается от нас, и через мгновение его примеру следуют остальные. Я провожаю его взглядом. Смотрю им всем вслед.
Наконец они скрываются из вида, и я вылезаю на берег и падаю на спину в грязь, рядом со стоящей Тарин. Пытаюсь отдышаться. Никси поднимаются к поверхности и смотрят на нас жадными, с молочным отливом глазами. Одна начинает выползать на берег.
Я швыряю камень, промахиваюсь, но брызги летят во все стороны, и наступление приостанавливается.
Постанывая, поднимаюсь и иду. Тарин плетется рядом и всю дорогу тихонько всхлипывает, а я думаю о том, как ненавижу их и как ненавижу себя. А потом уже ни о чем не думаю, а просто переставляю одну за другой ноги, которые несут меня мимо терновника и папоротника, вязов и вишен, барбариса и чернослива, мимо древесных духов, притаившихся среди розовых кустов, спешу домой, к ванной и постели в мире, который не мой и, возможно, никогда моим не станет.
Глава 8
Будит меня Вивьен. Запрыгивает на кровать и стаскивает одеяло. Голова гудит. Я прижимаю к лицу подушку, поворачиваюсь на бок и стараюсь не обращать на нее внимания.
– Вставай, соня. – Она снова стягивает с меня одеяло. – Мы идем в торговый центр.
Я бормочу что-то и отмахиваюсь от нее.
– Вставай! – Она снова прыгает на кровать.
– Нет. – Я зарываюсь поглубже в постель. – Мне надо подготовиться к турниру.
Виви перестает прыгать, а я вдруг вспоминаю, что готовиться не к чему. Что драться уже не придется. Я, правда, заявила Кардану, что никогда не сдамся, но…
Вспоминаю реку, никси и Тарин.
И как сестра оказалась права, а я, блестяще и великолепно, не права.
– Я куплю тебе кофе. С шоколадом и взбитыми сливками, – безжалостно продолжает Виви. – Идем. Тарин уже ждет.
То ли сползаю, то ли сваливаюсь с кровати. Поднимаясь, чешу ногу и сердито смотрю на старшую сестру. В ответ она мило улыбается, и я вдруг ловлю себя на том, что раздражение вопреки всему уходит. Виви часто бывает эгоисткой, но относится к этому добродушно, никогда не унывает и пробуждает радостное себялюбие в других, так что с ней легко и весело.
Я быстро одеваюсь в человеческую одежду, которую держу в самой глубине гардероба: джинсы, старый серый свитер с черной звездой и пару блестящих серебристых конверсов.
Прячу волосы под вязаной шапочкой, и, когда ловлю свое отражение в высоком, в полный рост, зеркале (украшенном по обеим сторонам фигурами двух непристойно ухмыляющихся фавнов), на меня словно смотрит совсем другой человек.
Может быть, та, какой я стала бы, воспитывай меня человек.
Кем бы он ни был.
В детстве мы постоянно говорили о том, как вернемся в мир людей. Виви снова и снова повторяла, что это можно будет сделать, как только она освоит начала магии. Мы собирались найти брошенный особняк, а Виви планировала заколдовать птиц, чтобы те заботились о нас. Они приносили бы нам пиццу и сладости, а в школу мы бы ходили, только когда сами того хотели.
Однако, к тому времени когда Виви узнала, как попасть туда, в наши планы вмешалась реальность. Выяснилось, например, что птицы, даже заколдованные, не могут покупать пиццу.
Встречаю сестер перед конюшнями Мадока, где фейрийские кони с серебряными подковами стоят в стойлах рядом с огромными оседланными жабами и оленями с широкими, увешенными колокольчиками рогами. На Виви черные джинсы и белая рубашка, кошачьи глаза прячутся за солнцезащитными очками с зеркальными стеклами. Тарин надела розовые джеггинсы, пушистый кардиган и полусапожки.
Мы стараемся подражать девушкам в мире людей, девушкам в журналах и на экранах кинотеатров, в которых мы едим такие сладкие конфеты, что у меня сводит зубы. Что думают люди, когда видят нас, я не знаю. Эти одежды для меня – костюм. О том, какие чувства вызывает девушка в сияющих конверсах, я знаю не больше, чем девчушка в наряде дракона знает о том, что означает для настоящего дракона цвет ее чешуи.
Виви срывает несколько стебельков крестовника, растущего возле корыт с водой. Найдя три, отвечающих ее требованиям, она берет первый и дует на него, приговаривая:
– Встань, скакун, и неси нас, куда я прикажу.
С этими словами она бросает стебелек на землю, и он превращается в тощего желтого пони с изумрудными глазами и гривой, напоминающей ажурную листву. Пони издает странное ржание. Виви бросает на землю два оставшихся стебля, и секундой позже уже три пони храпят и шумно втягивают ноздрями воздух. Пони немного похожи на морских коньков и могут бегать как по суше, так и по небу, подчиняясь командам Виви. Сил им хватает на несколько часов, после чего они падают и снова превращаются в траву.
Оказывается, перемещаться между миром фейри и миром смертных вовсе и не трудно. Фейри живут как около, так и под городами людей, в их тени, в холмах, долинах, на возвышенностях и в брошенных смертными зданиях. Виви – не единственная фейри с наших островов, которая регулярно перебирается через море в мир смертных, маскируясь под людей и смешиваясь с толпой. Всего лишь месяц назад Валериан хвастал тем, как он с друзьями обманным путем заставил каких-то туристов объедаться палыми листьями, которые в глазах людей выглядели деликатесами.
Забираюсь на своего пони и обнимаю его за шею. Каждый раз, когда мы отправляемся в путешествие и пони трогает с места, я невольно улыбаюсь. Наверно, все дело в невероятности происходящего: пролетающих мимо лесах, в захватывающем дух прыжке в небо, когда ощущаешь приток чистого адреналина.
Я проглатываю поднимающийся вверх по горлу восторженный вой.
Мы летим над скалами и морем, наблюдая за резвящимися в сияющих волнах русалками и нежащимися вдоль линии прибоя селками. Над туманом, постоянно окружающим острова и скрывающим их от смертных. Мы устремляемся к берегу – мимо государственного парка, поля для гольфа и аэропорта. Приземляемся на лесистом участке, через дорогу от торгового центра. Рубашка Виви трепещет на ветру.
Мы с Тарин спешиваемся. Виви произносит несколько слов, и три наших пони превращаются в три полузасохшие травинки, не отличимые от обычной травы.
– Запомните, где припарковались, – усмехается Тарин, и мы направляемся к моллу.
Виви здесь нравится. Она пьет манговый смузи, примеряет шляпки, покупает все, чего бы мы ни пожелали, и расплачивается желудями, которые кассиры принимают за деньги. Тарин не любит то, что делает Виви, но ей здесь весело. А вот я чувствую себя призраком в торговом центре.
Шествуем через отдел «Джей Си Пенни», словно мы опасная банда. Но когда я вижу семьи, особенно семьи с хихикающими, вымазанными сладостями сестрами, мне становится не по себе.
Меня охватывает злость.
Я не представляю себя вернувшейся в такую же, как у них, жизнь. Я представляю, как приду и напугаю всех до слез.
Не напугаю, конечно.
То есть… не думаю, что напугаю.
Тарин, похоже, замечает, что мой взгляд цепляется за хнычущего рядом с матерью ребенка. В отличие от меня Тарин легко приспосабливается. Знает, что и когда нужно сказать. Если нас зашвырнет в этот мир, она и здесь будет в порядке. Влюбится, как и сказала. Станет женой и будет растить детей-фейри, которые будут обожать мамочку и переживут ее. Единственное, что ее удерживает, – это я.
Хорошо, что она не знает, о чем я думаю.
– Итак, – говорит Виви, – мы здесь потому, что вам обеим нужно взбодриться. Ну так вперед!
Смотрю на Тарин, делаю глубокий вдох… Я готова извиниться. Не знаю, это ли имела в виду Виви, но мысль сидит у меня в голове с самого утра.
– Извини…
– Ты, наверно, злишься, – выпаливает одновременно со мной Тарин.
– На тебя? – Я делаю большие глаза.
Тарин опускает голову.
– Я дала слово Кардану, что не стану помогать тебе, хотя пошла с тобой, чтобы помочь.
Трясу головой.
– Это ты должна сердиться. Правда, Тарин. Тебя ведь из-за меня бросили в реку. И ты правильно сделала, что выбралась оттуда. Я бы никогда не стала злиться.
– О… Ладно.
– Тарин рассказала, какую шутку вы сыграли с принцем, – говорит Виви. Я вижу свое множащееся отражение в ее очках и Тарин рядом. – Неплохо, но теперь вам предстоит сделать кое-что похуже. У меня есть некоторые идеи.
– Нет! – горячо возражает Тарин. – Джуд ничего не нужно делать. Она просто расстроилась из-за Мадока и турнира. Если она не станет обращать на них внимания, то и они перестанут. Может, не сразу, но перестанут.
Прикусываю губу – думаю, Тарин обманывается.
– Забудь Мадока. Служить рыцарем в любом случае скучное занятие. – Виви одним махом разделывается с тем, к чему я стремилась и готовилась годами.
Вздыхаю. Досадно, конечно, но, с другой стороны, мне легче оттого, что она не придает большого значения тому, из-за чего я уже начала отчаиваться.
– Так что ты придумала? – обращаюсь я к Виви, потому что хочу поскорее закончить это обсуждение. – Пойдем в кино? Или посмотрим губную помаду? Ты ведь вроде бы обещала мне кофе.
– Я хочу познакомить вас с моей подругой, – говорит Виви, а я вспоминаю розоволосую девушку на фотографиях. – Она попросила меня переехать к ней…
– Сюда? – спрашиваю я, как будто есть какое- то другое место.
– В молл? – Виви видит что-то забавное в наших лицах и смеется. – Мы с ней встретимся здесь сегодня, но для жилья подыщем, наверно, что-то другое. Хизер не знает о существовании Фейриленда, так что и вы о нем не упоминайте, ладно?
Превращать крестовник в пони Виви научилась, когда нам с Тарин было лет десять. Через несколько дней мы втроем сбежали из дома Мадока. Возле заправочной станции Виви наложила чары на какую- то случайно встретившуюся женщину и убедила ее взять нас домой. До сих пор помню ее пустое, невыразительное лицо. Я пыталась ее рассмешить, но, как ни старалась, какие рожицы ни строила, ничего не действовало. Мы переночевали в ее доме, наевшись до тошноты мороженого. Я наплакалась и уснула, прижавшись к всхлипывающей Тарин.
На следующий день Виви нашла комнату с плитой в мотеле, и мы учились готовить макароны с сыром из пакета. Еще варили кофе, потому что помнили, как пахло им в нашем старом доме, смотрели телевизор и плавали в бассейне с другими остановившимися в мотеле детьми.
Меня от всего этого разве что не тошнило.
Мы с Тарин выдержали так две недели, а потом упросили Виви вернуть нас домой, в Фейриленд. Нам не хватало наших постелей, пищи, к которой мы привыкли, магии.
Думаю, это разбило Виви сердце, но мы вернулись. Что ни говори о Виви, в нужный момент она стояла за нас.
Наверно, мне не стоит удивляться, что оставаться навсегда наша старшая сестра не планировала.
– Ты почему нам не сказала? – возмущается Тарин.
– Вот и говорю. И уже сказала. – Виви ведет нас мимо магазинов с видеоиграми, ярких витрин с бикини и струящимися платьями макси, претцелей с сыром и прилавков с сияющими брильянтовыми сердечками, обещающими вечную любовь.
Рядом идут люди, группки подростков в свитерах, пожилые, держащиеся за руки пары.
– Надо было сказать раньше, – заявляет, подбоченясь, Тарин.
– Уверена, мой план приободрит вас, – говорит Виви. – Мы все возвращаемся в мир людей. Находим жилье вместе с Хизер. Джуд не придется беспокоиться из-за рыцарства, а Тарин не надо будет вешаться на какого-нибудь глупого мальчишку-фейри.
– А Хизер об этом твоем плане знает? – скептически спрашивает Тарин.
Виви с улыбкой качает головой.
– Ну конечно. – Я пытаюсь превратить все в шутку. – Вот только ничего такого, за что платят, я делать не умею; только мечом размахивать да загадки придумывать.
– Мир смертных – это мир, где мы выросли, – стоит на своем Виви и, вскочив на скамейку, идет по ней, словно актер по сцене. – Вот увидите, вы снова к нему привыкнете.
– Где ты выросла. – Ей было девять, когда нас забрали, и, разумеется, она помнит о людях намного больше, чем мы. И это несправедливо, потому из нас троих она единственная, кто знает магию.
– Но ведь фейри и дальше будут обращаться с вами как с мусором. – Виви соскакивает со скамейки прямо перед нами. Ее кошачьи глаза вспыхивают. Какая-то леди с детской коляской резко сворачивает, чтобы не налететь на нас.
– Что ты имеешь в виду? – Я отворачиваюсь от Виви и сосредотачиваюсь на узоре на керамической плитке под ногами.
– Ориана ведет себя так, как будто тот факт, что вы обе смертные, – это сюрприз, который сваливается на нее каждое утро. Мадок убил наших родителей. А еще есть те придурки в школе, о которых вы даже говорить боитесь.
– Я как раз и говорила об этих придурках. – Не хочу показать, как шокирована ее словами о наших родителях.
Виви ведет себя так, словно мы не помним, словно такое можно забыть. Так, будто это ее личная трагедия.
– И кажется, тебе это не понравилось, как они себя вели. – Виви чрезвычайно довольна собой. – Неужели ты действительно думала, что если станешь рыцарем, то все изменится к лучшему?
– Не знаю.
Виви поворачивается к Тарин.
– Ну а ты?
– Фейриленд – единственный мир, который мы знаем. – Тарин поднимает руку, предвосхищая возможное возражение. – Здесь у нас не было бы ничего. Ни балов, ни магии, ни…
– Что ж, а вот мне здесь нравится, – бросает, перебивая ее, Виви и направляется к магазину «Эппл стор».
Разумеется, мы уже обсуждали эту тему раньше. Виви считает нас дурочками, потому что мы не в состоянии сопротивляться энергии фейри и хотим и дальше оставаться в этом опасном месте. Может быть, проведя несколько лет, мы настолько испортились, что принимаем плохое за хорошее. А может, мы просто глупы, как глупы все те смертные, которые сохнут и чахнут без гоблинского фрукта. Или, может быть, это все неважно.
У входа в магазин какая-то девочка играет со своим телефоном. Нет, не какая-то девочка, а та самая девушка. Хизер – маленькая, с тусклыми розовыми волосами и смуглой кожей. На ней футболка с нанесенным вручную рисунком на груди. На пальцах – чернильные пятна. До меня вдруг доходит, что она, возможно, и рисует те комиксы, от которых не отрывается Виви.
Я уже начинаю присаживаться в реверансе, но вовремя вспоминаю, где мы находимся, и неловко протягиваю руку.
– Сестра Виви – Джуд. А это – Тарин.
Девушка пожимает мне руку. Ладонь у нее теплая, рукопожатие такое слабое, что почти и не ощущается.
Как интересно. Виви, изо всех сил старавшаяся ни в чем не походить на Мадока, в конце концов, как и Мадок в свое время, влюбилась в смертную девушку.
– Хизер, – говорит девушка. – Рада с вами познакомиться. Ви о своей семье почти никогда не рассказывает.
Тарин и я переглядываемся. Ви?
– Посидим или как? – Хизер кивает в сторону фуд-корта.
– Мне кое-кто должен кофе. – Я выразительно смотрю на Виви.
Делаем заказ, садимся, пьем. Хизер рассказывает, что учится в местном колледже на факультете искусств. Говорит о своем увлечении, комиксах и о музыкальной группе, в которой играет. Мы отбиваемся и уклоняемся от неудобных вопросов. Врем. Потом Виви поднимается и уходит с нашим подносом – отнести мусор, а Хизер спрашивает, первая ли она подружка Виви, с которой та позволила нам встретиться.
Тарин кивает.
– Наверно, это означает, что ты очень ей нравишься.
– Так что, я теперь смогу побывать у вас? Мои родители уже готовы купить Ви зубную щетку. Как же получилось, что я еще не познакомилась с вашими?
Я едва не расплескиваю свой мокко.
– А она рассказывала тебе о нашей семье?
Хизер вздыхает.
– Нет.
– Наш папа придерживается очень консервативных взглядов.
Какой-то парень с торчащими наподобие шипов волосами и бумажником с цепочкой бросает улыбку в моем направлении. Что ему надо? Представить не могу. Может, он знает Хизер? Она никак на него не реагирует. И я не улыбаюсь в ответ.
Потом мы все вчетвером гуляем по торговому центру, пробуем фиолетовую помаду и угощаемся засахаренными яблоками, от которых зеленеет язык. Я в полнейшем восторге от этой химии, которая, несомненно, отравила бы всех придворных лордов и леди.
Хизер симпатичная и милая, но понятия не имеет, во что впутывается. Возле «Ньюбери комикс» мы вежливо прощаемся. Виви жадными глазами наблюдает за тремя мальчишками, выбирающими забавные фигурки с трясущимися головами. Интересно, о чем она думает, бывая среди людей? В такие вот моменты сестра напоминает волка, изучающего повадки овец. Но, целуя Хизер, Виви абсолютно искренна.
– Рада, что вы соврали ради меня, – говорит она, когда мы снова идем по моллу.
– Рано или поздно тебе тоже придется ей соврать. Если, конечно, у тебя и впрямь все так серьезно. Если ты и в самом деле намерена перебраться в мир смертных, чтобы быть с ней.
– И когда ты переберешься, она все равно захочет познакомиться с Мадоком, – напоминает Тарин, хотя я и вижу, что Виви желала бы максимально оттянуть этот момент.
– Любовь – дело благородное. – Наша старшая сестра качает головой. – Как может быть плохим то, что совершается во имя благородного дела?
Я фыркаю. Тарин жует губу.
В конце экскурсии по моллу останавливаемся возле аптечного киоска, и я покупаю тампоны. Каждая такая покупка служит напоминанием о том, что, хотя фейри и похожи на нас, они все-таки другая порода. Даже Ви – другая. Рву упаковку пополам и отдаю половину Тарин.
Знаю, что вас интересует. Нет, у них месячные не раз в месяц. И, да, они у них есть. Раз в год. Иногда чаще.
В общем, тема деликатная.
Мы уже возвращаемся через автомобильную стоянку к нашим заколдованным пони, когда какой-то парень примерно нашего возраста касается моей руки, и его теплые пальцы смыкаются над запястьем.
– Привет, милашка. – Черная, на пару размеров больше нужного рубашка, джинсы, бумажник с цепочкой, волосы-колючки. Из ботинка выглядывает рукоятка дешевого ножа. – Я тебя видел и хотел…
Думать некогда – молниеносный поворот, и мой кулак с хрустом врезается в челюсть. Тяжелый ботинок проваливается в живот, и обидчик падает и катится по тротуару. Я моргаю и обнаруживаю, что стою над парнишкой – тот хватает открытым ртом воздух и жалобно всхлипывает. Моя нога в тяжелом ботинке поднята, и я готова ударить в горло, перебить трахею. Несколько остановившихся поблизости смертных с ужасом смотрят на меня. Нервы звенят, но это возбуждающий звон. Я готова продолжать.
Думаю, он пытался флиртовать со мной.
А я даже не помню, как решила его ударить.
– Идем! – Тарин дергает меня за руку, и мы втроем срываемся с места и бежим. Кто-то кричит.
Оглядываюсь через плечо. Один из приятелей того паренька бросился за нами вдогонку.
– Дрянь! – кричит он. – Дрянь психованная! Мило кровью исходит!
Виви шепчет несколько слов и делает какое-то движение у нас за спиной. Из тротуара, раздвигая трещинки, стремительно пробивается трава-росичка. Наш преследователь вдруг останавливается с растерянным выражением на лице, когда перед ним проносятся пикси. Словно потеряв чувство направления, он бредет между рядами машин. Чтобы найти нас, ему нужно вывернуть наизнанку одежду, но поскольку он об этом не знает, то и поиски обречены на неудачу.
Останавливаемся в самом конце парковки.
– Мадок бы тобой гордился, – хихикает Виви. – Его малышке обучение пошло на пользу. Цветок романа безжалостно растоптан на корню.
Потрясенная случившимся, я молчу. Впервые за долгое время я сделала что-то настоящее, достойное уважения и теперь чувствую себя не просто лучше, а великолепно. То есть не чувствую ничего, только восхитительную пустоту.
– Видишь, – говорю я Виви. – Мне нельзя возвращаться в этот мир. Посмотри, что я с ним сделаю.
На это ей возразить нечем.
О случившемся думаю всю дорогу домой, а потом еще и в школе. Сидим на деревьях, а преподавательница из Прибрежного Двора объясняет, как все увядает и умирает, рассказывает о разложении и смерти. Кардан бросает в мою сторону многозначительные взгляды, но я думаю о том спокойствии, которое ощутила, когда ударила мальчишку. А еще о завтрашнем Летнем турнире.
Я мечтала о своем триумфе на нем. Никакие угрозы Кардана меня бы не остановили. Я бы сражалась во всю силу. Теперь же его угрозы и есть единственная причина, обязывающая меня драться. Не отступить, не сдаться – в этом своя, особая гордость.
В перерыве мы с Тарин забираемся на дерево и едим сыр и овсяные лепешки, намазанные черемуховым вареньем. Потом меня подзывает Фанд. Спрашивает, почему меня не было на репетиции.
– Забыла, – отвечаю я. Поверить в это нелегко, но мне наплевать.
– Но ты же будешь драться завтра?
Если откажусь, Фанд придется перетасовывать команды.
Тарин с надеждой смотрит на меня, словно ожидая, что я опомнюсь.
– Буду, – отвечаю я, поворачивая туда, куда толкает гордость.
Занятия уже заканчиваются, когда я замечаю Тарин и Кардана, стоящих у кустов боярышника. Моя сестра плачет. Мне бы отвернуться и заняться книжками, сложить их в сумку. Я даже не видела, что там случилось и как Кардан отвел Тарин в сторону. Но я знаю, что она пошла бы независимо от повода. Тарин еще верит, что если мы будем делать все так, как они хотят, то рано или поздно им это надоест, и нас оставят в покое. Может, она и права, но мне наплевать.
По ее щекам текут слезы.