Мститель. Долг офицера Шмаев Валерий
Вообще-то я знал, что я наглый сын самки собаки, но не до такой же степени. Но все по порядку. Нам уже было пора на дневку. Свою норму по расстоянию мы выполнили и даже перевыполнили. Надо уже отдыхать, и помыться бы не мешало. Я только в кителе, а спарился уже и задолбался рулем крутить, особенно на разбитом участке дороги. А как там Вера? Она в дубленке и под брезентовым фартуком коляски. Голову мы ей, как и вчера Виталику, замотали бинтами, чтобы косы не торчали, и она как в парилке. Как только держится девчонка?
На удивление, этот участок дороги был пустынен. Изредка только проносились встречные машины, обдавая нас клубами пыли. Здесь дорога восстановлена, причем засыпали ямы недавно, но уйти с дороги было просто некуда, слева было поле, а справа приличных размеров озеро. Пленных я увидел не сразу, вернее, не сразу признал. Человек сорок работали на дороге, и охраняли их вшивые шесть фрицев. Мы сначала их проскочили. Каюсь, тормознул. Как-то дико было осознавать, что такую толпу охраняют только шестеро. Двое, правда, на мотоцикле с коляской при пулемете. Причем все шестеро собрались у мотоцикла. Проехали мы метров сто пятьдесят, после чего я остановился. Разговаривать было не о чем. Если есть возможность убить шестерых немцев и освободить толпу пленных, то надо это делать, а не репу чесать. Мне пленные по большому счету на ухо не вперлись, но если они потом хотя бы десяток немцев грохнут, все польза.
– «Седьмой», стреляешь после нас. «Третий». Останавливаемся, глушим мотики, не торопясь слезаем. Помни, мы для них мелкое, но начальство. Они, нас увидев, прихорашиваться начнут. Я начинаю слева, ты справа, учти, автомат закидывает вверх. Так что лучше бей короткими очередями. Коротко, патрона три-четыре, ты умеешь. – Приготовив автоматы, развернулись и медленно покатили обратно.
Так и получилось. Я свалил четверых, с пулеметчиком во главе. Виталька двоих, они как раз от мотоцикла в сторону пленных направились, контролировать работу, типа. Неплохо я Витальку стрелять в свое время научил. Двоих завалил и не поморщился. Надо сказать, что пленные сообразили сразу, восемь человек с ходу рванули к нам. Сразу видно, инициативная группа. Среди них выделялся здоровенный, явно выше меня ростом, дядька. Мало того, что выше меня, так он в плечах раза в полтора больше. Меня он одним ударом завалит, если попадет, правда, это далеко не всем удается, но это к делу не относится. Пришлось тихим незлобным матом направлять энергию в нужное русло.
– Командиры, сержанты и коммунисты, ко мне! Кто старший?
Вперед на полшага выступил невысокий коренастый парень в грязной нательной рубахе и с перебинтованной таким же грязным бинтом головой.
– Организовать продолжение работы, а то начнут разбегаться, всех запалят! Выделить мне пять бойцов. Остальные – быстро хватаете немцев и тащите на озеро. Там раздеваете и застирываете кровь на их форме, и сами искупайтесь.
«Третий»! Выдай китель, пусть тоже простирнут. Что стоим? Немцев ждем? Вашу мать!
Процесс пошел. «Коренастый» шустро убежал к остальным, и оттуда, так же бегом, прискакали пятеро. Четверых я тут же отправил на озеро отмываться, отстирываться и одеваться в немецкую форму. Добавил только, чтобы все, кроме сигарет, из карманов собрали и мне принесли. На пятого напялил каску, один из плащей и посадил в коляску за пулемет.
– «Третий»! Дойди до стройки, проясни обстановку. Пусть работу изображают. Потом со старшим ко мне.
– «Седьмой»! – Вот Вера у нас в прострации. Слишком быстро у нас все происходит, не успевает девчонка. – «Седьмой»! Душу твою невоспитанную! Сходи на озеро, скажи, чтобы те, кому подходит форма, побрились. Пусть надевают мокрую и вооружаются, и пришли ко мне самого здорового. Подожди, бритву возьми, и сама сполоснись и бинт сними.
Бритвенные приборы я специально вчера отдельно отложил, вместе с мыльно-рыльными принадлежностями. Классные бритвы, мне одна такая от деда досталась, а он с той войны привез. По пути смел все в один вещмешок, кинув в него пять банок тушняка из наших запасов, круг колбасы и почти полный каравай домашнего хлеба. Охранники тоже себе в еде не отказывали – хлеб свежий. Вера своим несуразным видом напрочь сразила нашего псевдопулеметчика. Он чуть из коляски не выпал. Я бы тоже удивился, если бы впервые увидел Елену Прекрасную, одетую как огородное пугало, с чалмой на голове и с двумя «Наганами» в руках. Вера, если ее отмыть и переодеть, реально красивая девчонка.
– Стой. «Наганы» мне отдай. – Догнал немного отошедшую Веру. – Разговаривать будешь со здоровым дядькой. И громко, чтобы все слышали, скажешь: «Товарищ капитан госбезопасности приказал подойти, как помоетесь и переоденетесь». Поняла? Выполнять.
Вовремя мы. Как только все разбежались, прошла пара грузовиков. Первый притормозить вроде хотел, но, увидев фельджандармов, с хрустом переключил передачу и покатил дальше.
– Фух! Думал, попали на ровном месте, – сказал я, обернувшись к побледневшему пулеметчику. – Руки прямо сами тянутся к гранатам, – добавил, дружелюбно улыбаясь.
Глаза бывшего пленного стали принимать осмысленное выражение, хотя сидел он так, как будто с низкого старта собрался рвануть куда глаза глядят.
– Чего ты напрягся-то? Немцев не видел? А какого мужского полового органа я тебя за пулемет посадил?
Вот засранцы! Это я уже про Виталика с «Коренастым». Идут чуть не под ручку, как пионеры на зорьке, шепчутся дружелюбно, улыбаются. Хорошо, на дороге никого нет. Понятно, что водила глаза вылупил – охранник с пленными разговаривает, а они его не убили еще. Сейчас получат свои заслуженные аплодисменты.
– Товарищ старший лейтенант госбезопасности! Вы с головой совсем не дружите? У нас война или прогулка в парке Шевченко? Мать, мать, мать, мать! – И еще около минуты великого и могучего русского языка.
«Коренастый» впечатлился по самое не могу. Старлей госбезопасности по армейским меркам – майор, а его, как рядового, по маме, по папе и по остальным родственникам в придачу.
– «Третий»! Водила, глядя на вас, чуть из машины не выпал. А доложит сейчас? Делать что будем? По лесам ныкаться? – Виталик, умница, просек фишку сразу.
– Извините, товарищ капитан госбезопасности, – говорит, – не подумал.
– А сейчас, падшая женщина, подумал? – Продолжаю нагнетать обстановку. – Я – рядовой, ты – унтер, а передо мной навытяжку стоишь! Разверни мотоцикл, чтобы дорогу в противоположную сторону держать. Представьтесь, – уже обращаясь к «Коренастому».
– Лейтенант Карпов! Командир минометного взвода пятого полка двадцать второй дивизии внутренних войск НКВД СССР.
– Капитан госбезопасности Новиков. Теперь быстро, лейтенант, давай на озеро и гони мне всех, на кого форма налезла, и сам побрейся. Через десять минут минимум трое должны стоять здесь. Чистые, бритые, с оружием и желанием воевать. Еще я там девочку послал, чтобы помылась, проконтролируй, чтобы не пялились и не обидели. Бегом!
Через десяток минут трое в форме стояли передо мной.
– Бойцы! Кто из вас может снять часового ножом? – обратился к ним. Вызвался только один. – «Третий»! Остальных на пулеметы. Покажешь, как пользоваться.
Боец! – обратился я к своему псевдопулеметчику. – Возьми форму и попробуйте вон на того здорового надеть, скажешь, я передал, китель там. Куда поперся в каске и плаще? Бегом!
Вот так и построил всех. Специально, между прочим, если они сейчас думать начнут, много несоответствий могут выявить или документы у меня спросить. Мы же с Виталиком в немецкой форме.
– «Третий»! Кителя у всех расстегнуть на пуговицу или две, рукава закатать, а то они как на параде, и так, чтобы отметин пулевых спереди не видно было. Проконтролируй.
Каюсь, с дырками в груди – это двое моих крестников, больно далеко стояли и вразброс, и так исхитряться пришлось. Двоим-то в голову прилетело, а этих не доставал, как получилось, так получилось. Виталькины оба в спину, ему было проще. Пока прихорашивались, остальные четверо подошли. Во главе со здоровым, китель «правильного» ему подошел, но на горле все равно еле застегнулся, и рукава короткие. Смотреть на этого дылду с красным от натуги лицом было забавно.
– Как дети, блин, – обратился к нему и, подойдя, сам расстегнул на нем пару пуговиц. – Рукава закатайте, представьтесь.
Дядька солидным басом представился:
– Старшина Мамошин! Вторая резервная застава Таурагентского пограничного отряда. – Старшина, значит. Хорошо. Мне этот мужик нравился все больше и больше.
– Кто из вновь прибывших может ножом снять часового?
О как! Все четверо. Они из одного подразделения или мне так повезло?
– Ставлю задачу! Нам необходимы две машины, поэтому я торможу одиночные грузовики и режу водителей. Мне нужен боец, который с улыбкой зарежет пассажира или под предлогом «прикурить». Пулеметчики, если в кузове пехота, живым никто уйти не должен. Стрелять только по кузову, по колесам и мотору стрелять запрещаю. Старшина. Вы лучше знаете людей, нужны водители, чем больше, тем лучше. Направьте двух бойцов к работающим пленным. Задача: делать вид, что наблюдают за работой, не подходить, не давать закурить, не разговаривать. Можно вполголоса объяснить обстановку.
«Третий»! Ты и двое бойцов в резерве, старшине выдай ППД и пару гранат.
Пока старшина раздавал целеуказания, а Виталик показывал третьему бойцу, как пользоваться пулеметом, я развернул карту и глянул обстановку. Чуть дальше была развилка. Дорога прямо выходила на главное шоссе и дальше на Миоры и Дриссу. Направо, огибая озеро, через полтора десятка километров выходила к Себежу. Налево километров через пять упиралась в небольшую деревню и мизерное озерцо у самого леса. То, что надо. Виталик к тому времени вооружил старшину. Хорош! ППД на груди у него выглядел детской игрушкой. Этому дяде «Печенег» бы в руки, а не это убожество.
– Старшина, вас откуда привели? Где лагерь? Здесь, в этой деревне, были? В течение дня смена караульных приезжает? Обед им привозят? – Вопросы я задавал быстро, показывая старшине все по карте. Вовремя мне фельджандармы попались. Маленькое озерцо на краю леса с дороги не просматривалось, а деревня вообще была километрах в трех от него на берегу другого немаленького озера.
– Нет, товарищ капитан госбезопасности, не были. Нас возят на машине из Себежа. Смены караула нет, но в середине дня охранникам на мотоцикле обед привозят. Нас кормят только вечером в лагере. – Голос у старшины был почтительно-уважительным, видно, с Верой накоротке переговорил.
– По какой дороге охране обед привозят? – спросил я. Еще окажется, что из этой деревни.
– Вон оттуда, товарищ капитан, – показал старшина в том направлении, куда мы ехали.
– Там перекресток, дальше откуда? Вас возят по какой дороге? – Времени у меня не было. Половины еще не знаю.
– Отсюда на перекрестке направо, – ответил старшина. Ф-у-у. Уже лучше. От перекрестка направо до первой деревни километров двенадцать. В это время на дороге появилась машина, с той стороны, откуда мы приехали, и я тут же скомандовал:
– К бою. Старшина со мной. Заходим с двух сторон, автомат на плечо повесьте и за спину уберите. Руки должны быть свободными. Нож на поясе передвиньте на живот. – Сам палку гаишную поднял. Прикольная палка. Тоненькая ручка сантиметров сорок с красным кругом на конце. Я ее в багажнике мотоцикла нашел. Водитель меня издали заметил. Смотрю, машина пустая, рессоры не просевшие. Притормозил он, даже из машины выскочил, а зря. Я ему с ходу кулаком в солнышко, водила пополам сложился, потом по загривку, чтобы шкурку не портить, форму, в смысле. Один он, пассажира нет, очень кстати. – Старшина! Что стоим? Водитель где? Оружие из кабины приберите.
Старшина, похоже, не ожидал такой скорости исполнения. Я и сам не ожидал, если честно. В смысле, не ожидал, что водила выскочит, а так что один водила, что трое, откровенно все равно, нападения-то он не ждет.
– «Третий»! Документы забери и в кабине глянь. У водилы наверняка продукты есть и ранец.
Бойцы, немца раздеть, потом зарезать, только не перепутайте, чтобы форму потом не стирать. Водителю – бриться и переодеваться. Бегом! Бегом!
Забегали, нашли, тоже мне, палочку-выручалочку. Пусть носятся. Разделение труда, тудыть его в качель!
– «Третий»! Кузов проверь, может, есть что полезное. Горючее посмотри.
А вот и вторая машина с другой стороны, и, похоже, не пустая, но пришлось пропустить, хотя водила был один, но за ней еще одна нарисовалась, тоже груженная по самое не могу. Как бы они не в паре, еще окажутся с пехотой, будем все иметь бледный вид. Следующая машина, тоже с той стороны, одна и загружена не так, в кабине двое, не торопясь катят. Торможу, захожу со стороны водителя, встаю на подножку и молча сую водиле под нос ствол «Нагана». Немая сцена. Сам не ожидал, что так получится. Но старшина молодец! Сразу все понял, что я шуметь не хочу и в кабине офицер. Он этого офицера из кабины, как щенка, выдернул, тот пикнуть не успел, а водила больше и не успеет. Хорошая штука «Наган», крепкая, лучше кастета тем, что еще и стреляет. Командовать не пришлось. Я только с подножки спрыгнул, а водилу с офицером уже к озеру потащили. Сам к кузову направился. Глянуть, что там. А там! Ну Клондайк не Клондайк, но в нашем случае прямо сказочный подарок. Особенно когда у тебя столько голодных и обессиленных людей. Полмашины продуктов – это вам не цацки-пецки. Не совсем, конечно, полмашины, поменьше, но много, там еще что-то, не разберу от борта. Это, видимо, интендант местный, его до вечера точно не хватятся, а вот дальше могут быть проблемы.
– Старшина! Командуйте погрузку, шанцевый инструмент взять с собой, если есть где кровь, закопать и заровнять.
Загрузились быстро. Что значит правильная организация труда и личный авторитет. Старшина красавец, нашел-таки двух водителей и сам за руль мотоцикла сел.
– Лейтенант. Двигаемся вот сюда, вот к этому пруду. Все остальное там. Грузитесь.
Я убрал карту, по которой показывал лейтенанту маршрут нашего движения, и оседлал свой мотоцикл. Ну, вроде двинулись. Я первый, за мной Виталик с Верой, потом старшина с пулеметчиком, за ним два грузовика. На перекрестке, на мое удивление, никого не было, а я мысленно уже к бою готовился. Не основной перекресток, но все же. Совсем немцы мышей не ловят. Минут через пятнадцать были на месте, даже съезд в поле был к озерцу. До деревни по дороге километра четыре, судя по карте. Докатились до озерца и, развернув технику, остановились. Для лейтенанта у меня сюрприз, отдам я ему Виталькину форму, пусть порадуется и человеком себя почувствует.
– Лейтенант, старшина, подойдите ко мне! Бойцы, всем мыться и приводить себя в порядок!
Лейтенант, выделите мне трех бойцов в немецкой форме, двое из них должны быть водители. Поедем обед ловить. – Вижу, лейтенант не врубается. – Обед немцам привезут? А вас нет, на трупы наткнутся, тревогу поднимут, облаву устроят и перебьют всех. А нам это надо? Вот то-то же, а так до вечера никто не всполошится. «Третий», выдай лейтенанту свою форму, ППД и все диски с патронами. Оружие мы себе еще добудем, немцы на дороге пока не перевелись. – Вижу, лейтенант, что-то сказать порывается. – Все потом, лейтенант, времени совсем нет. Мыться, бриться, стираться, переодеваться. Людей покормить. Еще. Девочку тебе пока оставляю, проследи, чтобы присмотрели, и вообще позаботься, покорми. День у нее вчера был очень хреновый. Старшина, поставь двоих в форме в боевое охранение у пулемета. Смотри только, чтобы нас на обратном пути не подстрелили. Отправь в деревню пяток надежных бойцов, а лучше сходи сам. Продукты, одежда, не дадут – купи. Деньги тебе «Третий» отдаст. У меня девочка не одета. Надо полный комплект мужской одежды на нее, никаких платьев и кофт, и обувь обязательно. Сам посмотри, что на нее найдешь. Не продадут, раздень любого пацана, а то она голая под шубой, хоть укради, хоть пугало ограбь, мне все равно, где ты возьмешь. Немцы все здоровые попадаются, никак одеть ее не могу. Постарайся тихо, мне сейчас война не нужна, до вечера хотя бы. «Третий», отдай старшине все немецкие деньги, других все равно нет, там еще часы наручные и кольцо серебряное у офицера было, и бинокль пока отдай.
Пока я с лейтенантом и старшиной разговоры разговаривал, Вера у нас стала «Дочкой», так ее солдаты обозвали, а по мне, «Дочка» и «Дочка», лишь бы ее на воспоминания не наталкивало. Но нет, вроде все нормально. Вообще-то странно она себя ведет, заторможенно, как будто от вчерашнего шока еще не отошла. Надо будет чуть позже Виталика к ней приставить, пусть понянчится. И ему, и ей польза от личного общения, а мне не париться их из шока выводить.
– Старшина. Бинокль с возвратом, у меня один. В деревню возьми немецкие сапоги получше, может, сменяешь, сам разберешься на что, только ничего не отбирай, иначе местные нас сдадут и будут правы, – и, уже обращаясь к лейтенанту: – Где бойцы, что со мной едут? Эти? Так, бойцы, один со мной, двое к старшему лейтенанту, винтовки сменить на автоматы.
Ну вроде все, поехали. Мать вашу! Как же одному проще, проехали бы мимо, сейчас спали спокойно, а вместо этого ношусь, как бешеная белка. С другой стороны, девять фрицев в минус ушли, что само по себе очень неплохо.
На перекрестке вставать не стал, проехал чуть дальше, до края леса. Озадачил Виталика едой на всех, но слегка, по паре бутербродов. Пронумеровал бойцов. Трое у нас? Вот и станут «Четвертым», «Пятым» и «Шестым», буду я еще в именах путаться. «Четвертый», кстати, из группы лейтенанта. Они все поведением отличаются и движениями, это если уметь смотреть. «Четвертому» «Наган» отдал напрокат. Объяснил порядок действий. Самое главное, чтобы не лезли поперек батьки. Через полчаса машина показалась, груженая, и не думал останавливать, так водитель сам притормаживать стал. Вот урод. Пришлось подходить, он, похоже, заблудился.
Ну и на ухо мне столько формы рядовых? Опять карабин в кабине. С другой стороны, от машины с продуктами не отказываются. Неплохая, кстати, бибика – «Опель Блиц», да еще трехтонный и новый. Муха не сидела. Где-то недалеко, видимо, армейские склады. Тогда пустая машина, наверное, ехала на склад, интендант с продуктовым набором и этот заблудший с продуктами. Да ладно бы просто с продуктами, три тонны тушенки – это драгоценность неимоверная, особенно через год. Вот не откажусь я. Грузовик мой, это никому не отдам, сам съем. Так всем и сказал, вызвав немаленький смех, а я не пошутил ни разу. Мне здесь еще жить. Жрать мы зимой что будем?
Мотоцикл показался еще через час. Точно наши клиенты. В коляске что-то лежит, накрытое брезентом, и пулемета нет, а вот у обоих немцев автоматы. Но великая сила фельджандармерии и правильно примененный «Наган» действуют безотказно.
– Ну вы, товарищ капитан госбезопасности, и ловко, – восхитился «Четвертый». – Я глазом моргнуть не успел, а оба лежат! «Нагана» же в руках не было.
– Они по этой дороге каждый день катаются. Раньше никто здесь не стоял, а сегодня мы, да при двух пулеметах. Подпустят они меня близко с «Наганом». Щаз! Я с чем подходил? С сигаретами. Они мне вообще не подчиняются, могут и не остановиться. Это же охранное подразделение. У них подозрительность в крови, но обстановка мирная. Водила в движке копается, трое вообще на них внимания не обращают и между собой что-то трендят, да еще двое из них к ним спиной повернулись. Автомат я специально на руль повесил. Один, без оружия, опасности не представляю. Они ко мне подкатили, пылью обдали, взгляды на меня, у меня левая рука вдоль бедра, в правой руке сигарета. Я к ним боком стою, правую руку они с сигаретой видят, а левая пустая. Теперь смотри фокус.
Ну да, этого не ждут. Я по шву на форменных штанах разрез сделал, а на бедре переделанную кобуру от травмата закрепил. Вчера вечером еще, пока Виталик автомат изучал. На соплях, правда, но держится. Потом края разреза двумя стежками прихватил. Не очень удобно, но в некоторых случаях может жизнь спасти. Я вчера этот фокус придумал. Мне все равно машина была нужна. На ней удобней, хозяйством-то обрастаю, а на мотоцикле много не увезешь. Мне главное было, чтобы второй руки с автомата убрал, а то ствол мне прямо в живот смотрел. Потому и подходил к заднему, обходя его сзади слева, переднему я почти не виден. Ему, чтобы меня увидеть, крутиться надо. Я бы с линии огня все равно ушел, но зачем нам лишний шум? Этим двоим я специально в голову стрелял, потому и подходил так близко. Мне форма эсэсовская нужна, и желательно без дырок, а так бы влупили из двух автоматов в упор, и все дела.
– Что стоим, как на именинах? В лес их, и раздеть не забудьте, документы «Третьему» отдать. – Так и покатили, на трех мотоциклах и машине, немало удивив лейтенанта и бойцов. Я, правда, первым ехал, остальные чуть приотстали. Боялся я, что дозор нас неласково встретит, но обошлось как-то. Хотя, будь я на месте дозорных, обделался бы сразу, в такой грузовик сорок солдат влегкую входит, а сама машина просевшая от тяжести. Если бы пустил грузовик впереди себя, могли бы получить в упор очередь из пулемета во весь диск. На месте дозорных я так бы и поступил.
Как только подъехали, приказал машину и мотоциклы сразу развернуть. Все же хоть один пулемет в нужную сторону смотреть будет, а то мне как-то не по себе. Двигаться вдвоем по территории противника я наглостью не считаю, а вот с таким сборным стадом это реально беспредельно нагло. Разбегаться пора, но сначала необходимо осуществить одну свою задумку.
– «Третий»! Посмотри, что нам немцы пожевать привезли, и накрывай на всех, что с нами были. Война войной, а обед по распорядку, тем более нас немцы обедом обеспечили.
Пока мы обедали, лейтенант маялся со своими бойцами. Старшина с десятком помощников еще не вернулся, но должен был вот-вот быть. Вроде все нормально, ни стрельбы, ни суеты, ни шума на дороге, наблюдатели в дозоре бдят и окрестности осматривают. Вера так и парилась в своей дубленке, но белье немецкое простирнула все. Оно уже и высохло почти. После обеда озадачил Виталика и Веру ревизией нового грузовика, а водителям приказал переливать горючку из пустой машины в две остальные. После чего подозвал лейтенанта.
– В общем, так, лейтенант. Ты меня сначала послушай, потом скажешь, что думаешь. Я тебя не спрашиваю, как ты со своей группой попал в плен, как в плен попал старшина, мне тоже не интересно. И не делай удивленное лицо, я не вчера родился. У вас четверых моторика движений одинаковая. Старшина двигается совсем иначе. Можешь мне вообще ничего не говорить. Я с тобой спорить не собираюсь и тебе ничего о себе не расскажу. Все как есть – встретились и разбежались.
У нас в запасе несколько часов, надо решить, что ты будешь делать. В том смысле, сейчас расходимся или вечера ждем. Со мной ты пойти не можешь. У нас свое задание, и ты мне только мешать будешь. Если ты идешь к фронту, я тебе помогу, но у меня будет к тебе просьба, не приказ, а именно просьба, ты можешь отказаться. Теперь иди, поговори со своими бойцами, но только со своими бойцами и старшиной. Не со всеми. Как решите, подойдете ко мне, а я посплю пока, а то с ног валюсь. Двое суток на ногах. – Я собирался импровизировать на грани фола, но если есть командир, который представляется лейтенантом-минометчиком, а при этом двигается, как разведчик с немалым опытом, и с ним еще трое таких же бойцов, имеет смысл использовать его втемную. Тем более что информация, которую я ему дам, проверяется влегкую, и заинтересовать она может только тем, что получена она лейтенантом тогда, когда ее еще ни у кого нет. Просчитал я это мгновенно. Притом что никакой технической конкретики, я ему не доверю. Если он немец, что вряд ли, просто, скорее всего, оказался в ненужном месте, в ненужное время и, главное, без оружия, или попадет к немцам, ничего конкретного они не получат и будут ловить меня, как воздух, и наобум.
Пока озадаченный лейтенант занимался своими немудреными лейтенантскими размышлениями, я откатил к грузовику наши мотоциклы, разделся и сполоснулся в пруду. После чего надел свою капитанскую форму и произвел некоторые нехитрые манипуляции с поясом. Может, пригодится в разговоре. С Веры чуть не насильно снял дубленку и приказал надеть немецкое белье. Так что выглядеть она стала как прекрасное привидение.
Красивая все же девчонка, я прямо загляделся, но не время, года через четыре можно будет попробовать поближе познакомиться. Шутка. Я женат, целых два раза и одновременно. Вот так вот повезло в жизни. Пока занимались хозяйством, вернулся старшина с нормально так загруженными бойцами. Пару мешков картошки они притащили точно и одежду Вере. Ко мне старшина подходить не стал, отдал вещи Вере, и она отправилась одеваться.
Форму немецкую, кстати, бойцы стирают, это мне Виталик сообщил, я же вроде для всех сплю. Ладно, пора вроде просыпаться. Все равно не сон, солнце печет так, что хочется залезть в пруд и там уснуть. Погода супер, сейчас бы на пляж с приятными девочками и холодным пивом, а лучше с коктейлем, что-то типа «Куба либре» или «Голубые Гавайи» со светлым ромом, но это у меня явно не сегодня. А вот и Вера в своих обновках. Ну, старшина! Отдельное спасибо ему выпишу из своих стратегических запасов. Вера у нас теперь реальный пацан. Это я шучу, конечно, шикарные волосы никуда не делись, но выглядит как мальчишка. Все, одной заботой меньше.
Раз все в сборе, позвал старшину и в торжественной обстановке, при Вере, в смысле, выдал ему две бутылки французского коньяка из вчерашних трофеев и «Вальтер», что недавно снял с одного из эсэсовцев. Честное слово, не жалко. Ребенок у меня помыт, покормлен, одет и обут, даже ремешок на штанах есть. «Наганы» только так в руках и таскает, но этот вопрос не к старшине. Так и сказал, немало при этом смутив саму Веру, вон как краской вся залилась. Плюс ко всему, Вера все время с людьми, которые ее заботой и участием окружают, а это лучше всего душу лечит. Выдал старшине две кобуры и попросил Вере на пояс приладить, так, чтобы под обе руки было. Заметил я, что Вера левой рукой лучше владеет, вернее, чаще.
Старшина
«Дочка» эта, красивая, светлая, ладненькая вся такая, как две капли воды похожа на мою племяшку Оксану, глаза чистые, доверчивые, волосы только другие. Оксанка-то черненькая в папу, а «Дочка» русая, и не белобрысая, как некоторые, а красавица просто, косы длинные до пояса. Она на озеро пришла в шубе своей и тихо так мне, еле слышно: «Дяденька, товарищ капитан госбезопасности сказал, как помоетесь, к нему прийти», и бритву мне протягивает.
Бритва та немецкая, как и китель, что для меня принесли, а в кителе дырка под лопаткой и от штыка СВТ, похоже. Вот кто бы попробовал меня штыком ткнуть. Силен капитан! Как он охранников наших, и не побоялся среди бела дня, и быстро так. Три короткие очереди – и четверо лежат, ногами дергают. Да еще двое на дороге – старшего лейтенанта крестники. Этим в спину прилетело, они и сообразить ничего не успели. Хлоп – и нет нашей охраны. А потом девочка мыться пошла, в воду до колен зашла, и все, а под шубой-то и нет ничего. Отвернулись мы, помылась она и голову помыла. Я, дурак старый, взял и спросил, отчего это, а она только головой замотала и заплакала.
Время уже поджимает, пора с лейтенантом разговоры разговаривать, гляжу, за ним еще шестеро тянутся. Тормознул я их на полпути, вернее, у нашего грузовика обратно развернул и лейтенанту предложил за ними пойти, если не устраивает. Гляжу, надулся, как мышь на крупу, желваками так и играет.
– Проходи, лейтенант, садись, есть с нами будешь? Рассказывай, что надумал? – Отошел уже лейтенант, человеком себя почувствовал. Привычная форма и оружие в руках быстро его в норму привели, да и поел впервые, за сколько-то дней по-человечески.
– Что мы могли надумать, товарищ капитан? Мы к фронту пойдем. – Ну это нормально. Отвечает решительно, не юлит и не мямлит.
– Я вот почему завернул твоих бойцов, лейтенант, мне с вами двоими поговорить надо. Несколько дней назад у нас целая группа была, да погибли все, трое нас осталось, а у меня сведения есть, которые нашим передать необходимо. Послать мне некого, «Третий» специалист очень ценный, не могу я его одного никуда отпустить, да и не дойдет он один. Есть еще «Первый«, он у немцев в штабе служит и здесь должен остаться. Мы – единственные, кто о нем знает. Так что люди мне нужны, связь с Москвой. Товарищ старшина, приказывать вам не имею права, но хотел бы, чтобы вы с нами остались и водитель, что с машинами ковырялся, Никифоров, очень он умелый. Подумайте сами, с Никифоровым поговорите. Нужны вы мне очень. Пойдем, лейтенант, пошепчемся. – Отойдя с лейтенантом в сторонку, к пруду, продолжил: – У меня задание, лейтенант, в этом районе такое, что проще о сосну убиться, не так больно будет, а сделать надо. Я сделаю, но сведения нам попали такие, что не передать их нельзя, а мне, как ты понимаешь, не разорваться. Немцы задумали полное уничтожение граждан нашей страны на оккупированной территории. Всех. Женщин, детей, стариков, пленных будут сгонять в лагеря смерти. Есть секретный приказ Гитлера. Называется план «Ост». О нем знают пока единицы. Так что нужно, лейтенант, чтобы ты обязательно дошел до наших. Вот теперь, лейтенант, иди за своими бойцами, я и тебе приказывать не могу, так что это не приказ, решение за тобой. Но если решишь, многих спасти можешь. С собой сейчас приведешь только тех, за кого можешь поручиться, как за самого себя.
Сильно загрузил я лейтенанта, он белее мела стал, но, гляжу, справился. К бойцам чуть не вприпрыжку побежал. Ну а у меня забота другая, мне собираться пора и нужных людей себе поискать. Старшина с Никифоровым у нашего стола сидят, меня увидели, зашеве-лились.
– Сидите, – говорю, – ответ мне не давайте, лейтенант подойдет, послушаете, потом решите. Пока давайте поедим, а то когда мне еще поесть придется, одному богу известно.
Покосились они на меня оба, непривычна фраза о боге от командира НКВД, а я ее специально вставил. Мне надо, чтобы они обо мне как о человеке думали, а не как об убивце кровавом.
– «Третий», налей по тридцать капель. Не пьянства ради, а дабы не отвыкнуть. – «Налей» – это не мне, а старшине с Никифоровым. Мне не дай бог, а то война для меня закончится, не начавшись. Пристрелят пьяного идиота первые же фрицы, а все, кто здесь у озера находятся, попадут обратно в плен, да и то если их немцы на месте не перебьют. И вся война. Я однажды по пьяни даже Виталику мимоходом три зуба выбил. В самом начале нашего знакомства, поэтому пью я крайне редко и совсем чуть-чуть.
Мы уже дожевывали, как лейтенант со своими бойцами подошел.
– Подожди, лейтенант, – говорю. – «Третий», «Дочка», займитесь немецкой формой и мотоциклами. Подойдете, когда прикажу. Выполнять.
Присаживайся, лейтенант, бойцы, ко мне за спину не заходить, садиться передо мной. – Не скажу, чтобы удивились эти шестеро. – Старшина, пуговицы мне на гимнастерке расстегни.
Форма энкавэдэшная забавная, у нее две пуговицы на горле и на груди четыре, а дальше пуговиц нет, под пояс затягивается. Так вот, у меня сверху гимнастерки пояса нет. На меня то старшина, то лейтенант все время косятся неодобрительно. Вроде старший по званию, а одет не по форме.
– Что видишь, старшина? Громко вслух всем скажи. – Говорю негромко, но приказную нотку в голос добавил.
– Две гранаты Ф-1, чеки разогнуты, связаны бечевой, – отвечает напрягшийся старшина.
– Мне живым к немцам попадать нельзя, я и вам пока не сильно доверяю, кроме старшины и Никифорова. Объясню почему: у Никифорова профессия на руках написана, в руки так масло въелось, что ничем не отмыть. Старшина заметный очень, таких здоровяков в погранотряде наверняка больше нет. Его многие в округе если не знают, так слышали или видели мельком. За остальных ты отвечаешь, лейтенант, ты их привел, теперь это твоя ответственность. В плен к немцам вы больше попасть права не имеете.
Несколько дней назад нам в руки попали секретные немецкие документы. В документах есть в том числе и информация о стратегических планах немецкого командования. При захвате документов погибла вся наша группа, а главное – радист с рацией. Теперь повторю для всех, что сказал тебе. Немцы задумали полное уничтожение граждан нашей страны на оккупированной территории. Всех! Женщин, детей, стариков, пленных будут сгонять в лагеря смерти. Запланировано полное уничтожение Москвы и Ленинграда со всеми жителями. Вместо Москвы хотят сделать озеро. План «Ост» предусматривает уничтожение всего населения нашей страны независимо от возраста, положения или национальности граждан. Но сначала немцы будут массово уничтожать евреев. На всей оккупированной территории будут создаваться специальные лагеря – гетто, где будут проводиться массовые расстрелы. Убивать будут всех, от стариков до новорожденных детей и беременных женщин.
Через несколько дней немцы недалеко от Риги, в местечке Саласпилс, откроют лагерь смерти для детей. У детей будут брать кровь для раненых из расположенного в Риге госпиталя. После чего дети будут умирать от истощения и потери крови. Планируется уничтожение от двух с половиной до шести тысяч детей в год, в возрасте до десяти лет. Там же на детях, гражданских и военнопленных будут ставиться медицинские опыты. Люди будут заражаться смертельными болезнями. На них будут испытывать боевые отравляющие вещества, газы и яды.
Мне необходимо, чтобы при переходе к нашим ты передал в НКВД, чтобы прислали связь отряду «Второго». У меня есть сведения особой государственной важности. То, что я сказал вам, я сказал только вам, информация должна дойти до наших. Это только общие сведения. Основную информацию я могу передать только пришедшим от вас связным. Мне необходима связь.
Кроме информации, понесете два жилета, называются разгрузочные жилеты. В них удобно носить запасные диски к автомату, гранаты, обоймы к винтовкам. Это секретная разработка финнов, но немцы тоже заинтересовались, от них и пришло. Жилет равномерно распределяет груз, который несет боец, то есть патроны, гранаты и перевязочные пакеты находятся постоянно под рукой. Боец меньше устает. Кроме всего, вещи, лежащие в карманах жилета, могут отклонить пулю и спасти жизнь бойца. Надевается на форму. Делали мы их сами по чертежам. – Сказать, что я их загрузил, – это не сказать ничего. Никифоров аж посерел, но ему лет тридцать, у него свои дети наверняка есть, а вот на реакцию остальных мне посмотреть необходимо. Мне надо, чтобы из этой группы хоть один дошел живым, тогда о нас будут знать. Придет первая информация. Ни о каких связных и речи нет – никто никого наобум отправлять не будет, но информация осядет.
Я хочу передать наши вещи и то, что мы с Виталиком написали за те дни, пока готовились к выходу, но не выходя на связь сам и не подставляя Виталика. Я не верю ни местному подполью, ни НКВД, ни кому бы то ни было. Попадать в подвалы советского гестапо у меня нет никакого желания. В то же время мои знания, информация и материалы не должны пропасть бесследно. Может, это хоть немного поможет моей стране и людям, которые в ней живут. Как это сделать, я пока не знаю, но пробовать буду.
Но нет, вроде все нормально, пробило всех. Старшина кулаки сжал, аж костяшки побелели, а кулаки у него чуть поменьше боксерских перчаток. И группа профессиональных убийц, как я окрестил про себя группу лейтенанта, ведет себя именно так, как я и предполагал. Информация, которую я на них вывалил, не дает никакой конкретики, но в то же время о ней сейчас знают единицы. Ко всему прочему, я надеюсь, что принадлежность к этой информации в будущем позволит старшине и его группе, которая останется со мной, выжить.
– Кроме старшины и Никифорова, мне нужны любые люди, которые знают немецкий, польский, литовский, латышский, эстонский языки. Если есть – врач, санинструктор, радист, механик-водитель, снайпер, сапер. Нужны местные или те, кто давно здесь служит и знает местных жителей, а те, соответственно, знают его. Для того чтобы сведения не попали к врагу, для связи со мной останется старшина. Со старшиной должны остаться еще двое из вашей группы. Ты, лейтенант, договоришься со старшиной о месте связи и условных сигналах, но лучше будет, если на связь придешь ты или кто-то из тех, кто уйдет с тобой. Думайте сами. О ваших договоренностях я знать не буду. Это делается мной для того, чтобы доверия со стороны командования к старшине было как можно больше.
Кроме меня, на связь со старшиной могут выйти только «Третий» и «Дочка». Только они могут знать, где находится закладка с информацией. Только их ты, лейтенант, и твои бойцы знаете в лицо. В случае если мы с «Третьим» погибнем, «Дочка» передаст мое сообщение старшине. Сейчас она пока ничего не знает, но она сирота и останется с нами. Вероятнее всего, мы будем располагаться где-то недалеко, если сумеем удержаться.
Немцы будут массово уничтожать евреев. Все бойцы моего отряда будут евреи. Никого другого я в отряд брать не буду. Это я сделаю для того, чтобы ко мне было больше доверия с нашей стороны, и для того, чтобы никто из бойцов моего отряда не смог сдаться в плен. Группа старшины будет группой для связи с тобой. Выход на меня, повторяю, только через него. Ни с кем больше я контактировать не буду. Это единственное и обязательное правило. Позывной старшины так и оставим «Старшина», остальные бойцы получат позывные внутри группы. Это делается для того, чтобы никто даже внутри группы или отряда не знал наших имен. И последнее. Если от вас не будет известий три месяца, «Старшина» пойдет за линию фронта сам или я буду искать другой выход.
Теперь дальше. Сейчас у тебя сорок семь человек. Предложи большей части людей, распределив продукты, выдвигаться самостоятельно. После того, как отберешь тех людей, которых я тебе назвал. Можешь отдать большую часть продуктов и немецкие винтовки, отгрузим еще сто банок тушенки из расчета три банки на руки. Тебе дополнительно еще сто банок, мне все равно в грузовике место свободное нужно. Оставшихся с тобой бойцов переодевай в немецкую форму и вооружай автоматами. Заберешь одну машину и мотоцикл с коляской и пулеметом.
Твоя группа должна быть не больше двадцати человек. Оба ППД отдам тебе, не жалко, ящик немецких гранат у меня лишний, но тебе не хватит. Сделаю я тебе подарок, но пешком до этого подарка тебе далековато, вот смотри по карте. Если брать по шоссе, четвертый поворот направо, через десять километров после второй деревни тоже направо и почти до упора. Дорога будет тупиковая, после поворота проходишь деревню, затем вторую, третья совсем маленькая, после четвертой деревни дорога пойдет по лесу. Километра через три, в лесу справа, будет небольшое озеро. На берегу озера лежат два здоровых камня, становишься спиной к левому камню и отмеряешь сто пятьдесят два шага. Мы там прикопали ящик с винтарями, РПД, пяток «Наганов», боеприпасы, гранаты, продукты и немного медикаментов. Продукты из расчета на двадцать человек на неделю.
Извини, больше нет, и так тебе свою заначку отдаю. Карту не дам, у меня одна, нарисуй копию. После второго поворота в первых двух деревнях были немцы, но, похоже, только ночевали. Во второй деревне мы с «Третьим» вчера немного нахулиганили. Зарезали двух часовых и угнали мотоцикл – надоело пешком ходить. На основной дороге, вот в этой деревне, троих фельджандармов вчера вечером – не люблю, когда маленьких девочек обижают. Но все без шума, ножами.
На мотоцикл сажай в форме СС, и чтобы у борта машины тоже сидели эсэсовцы. К ним обычно очень не любят цепляться. Рассаживай бойцов так, чтобы на виду были в одной форме, может, проскочишь. Лучше всего будет, если прицепишься к какой-нибудь колонне на марше. Маршевые колонны редко тормозят. Для тебя есть только одна опасность – фельджандармы. Это патрули на мотоциклах в такой же форме, как у нас.
Остающимся можешь сказать, что едете забирать секретные документы Полоцкого укрепрайона. Тех, кто пойдет пешком, уже к завтрашнему вечеру переловят и перебьют, а кого-то обязательно возьмут живым. Так что пусть немцы тебя в другой стороне ищут. И не надо на меня так смотреть. Что ты на меня вылупился? Всех не спасем.
Вы все через пяток месяцев должны были погибнуть от голода и холода в концентрационных лагерях. Зимой ни у кого шансов нет, а вы все в летнем обмундировании. Или ты думаешь, немцы тебя одевать будут? Ты сам только что из лагеря. Долго ты на такой кормежке протянешь? На вторую машину горючки не хватит, а пойдете пешком все, всех и перебьют. Немцы хорошо организованы. Пару рот прочесывания с разных направлений выдвинут и всех за сутки переловят. Для меня главное, чтобы ты дошел до наших войск, а я еще здесь немного пошумлю, чтобы они тебя по дороге на Полоцк ловили.
В пути обязательно собирай документы и личные жетоны убитых тобой немцев. Не брезгуй деньгами и личными вещами. Обязательно забирай письма, даже не дописанные, приказы, если попадутся – награды, значки и вообще любые мелочи. Все, что может представлять интерес для командования, НКВД и разведки. Какой-никакой, а результат, пригодится, когда к нашим выйдешь. Не тебе, так разведке, которая потом к немцам пойдет. Можешь так следователю, который тебя будет допрашивать, объяснить. Те документы, что мы за двое суток собрали, тебе отдадим, может, зачтутся тебе, а себе мы еще соберем.
Никифоров. Если пойдешь с нами, выбери из знакомцев еще двоих. Нужны хозяйственные, деревенские, рукастые мужики. Если смогут обращаться с топором – здорово, но лучше, конечно, саперы, и водитель еще один не помешает.
Старшина. Дай команду снять брезент с грузовика, с которого бензин слили, прикроем тех, кто в кузове поедет, да и помягче, все не на банках и ящиках сидеть. Отгружай тушенку. Лопаты в каждый грузовик закинь. Пригодятся. На все про все у нас два часа. Надо набить землей гимнастерки и нательные рубахи и уложить получившиеся мешки вдоль бортов грузовика лейтенанта. Пули точно удержат, на мешки сзади поставьте второй пулемет.
Лейтенант. Когда дойдешь до оружия, машину отгони оттуда подальше, если сможешь, хотя бы на пятьсот метров, а мотоцикл утопи. Иди в сторону Москвы. Несколько дней назад немцы взяли Новгород и идут на Ленинград. Ни в коем случае не двигайся дальше на машине. Ближе к фронту контроль над дорогами усиливается, нарвешься почти сразу, а ты живой дойти должен. Все, за работу.
Никифоров
Я пойду. Со старшиной я куда угодно пойду, а сейчас уже и поеду, и саперов возьму. Есть у меня двое знакомцев на примете, рукастее некуда, и водитель есть. Хороший водитель, надежный. Как только капитан этот появился, все сразу поменялось. Утром еще скотиной бессловесной были, за миску баланды глотки друг другу рвали. Саша не дожил, четыре дня назад на немца бросился, так его собаками затравили и в канаву сбросили, как падаль какую. А война – она и здесь война. Тем более я здесь нужен, пока еще до фронта дойдем, а здесь вон этот фронт, никуда ходить не надо. Сел и поехал. Немцев убитых я увидел и сам в лес их таскал. Ничего, и сам убью, никуда они не денутся, но главное я уже видел. Того немца, что Сашу убил, собственными руками раздевал и плюнул на него. Я за это с капитаном куда угодно пойду, хоть в огонь босиком. С ним можно.
25 июля 1941 года. Вечер. Пока еще «Четвертый»
Я остался. Это был шанс. Манюсенький, эфемерный, призрачный, но шанс, и сложностей не возникало. Все рвались на фронт, к нашим. Я бы тоже туда рвался, но знаю, что со мной будет там, за линией фронта, где сражаются и умирают тысячи простых солдат. Сначала будут люди, которые отберут у меня оружие и вежливо, чуть ли не с поклонами и подобострастными улыбками, сменяя друг друга в бесконечном калейдоскопе инстанций, привезут в неприметный двухэтажный особняк на одной из тихих московских улиц. Потом будут лестницы, коридоры и строгие, с красными ковровыми дорожками и дубовыми дверями кабинеты, и, наконец, этот кабинет, с большим столом, затянутым зеленым сукном.
Вежливый человек с благородной проседью в коротких волосах, внимательно выслушает мои сбивчивые и невнятные объяснения, поглядывая на меня пристальным взглядом стальных глаз. Задаст пару незначительных вопросов, протянет руку и возьмет трубку телефона. Затем в кабинет войдут другие люди и отведут меня на два этажа ниже, где в тиши и смертельном ужасе бетонного подвала сержант или лейтенант НКВД будет задавать мне бесконечные и несправедливые вопросы, требуя подписать собственный приговор. И я все равно подпишу его, и все это закончится в другом коридоре этого бесконечного подвала.
Выезжали мы через два часа. Перед самым отъездом я передал лейтенанту гранату, замотанную по «рубашку», чтобы не прижимать рычаг запала брезентом. В этом импровизированном пакете лежало мое письмо и краткая аннотация к лекарствам из моей аптечки. Лейтенанту я посоветовал пакет не вскрывать, а в случае возможного захвата немцами гранату взорвать. Предупредив, что в случае попадания письма к немцам пытать его будут так, что он пожалеет о собственном рождении.
Всего, кроме «Старшины» и Никифорова, набрали шесть человек. Среди них был тот самый человек лейтенанта, которого я при засаде на дороге окрестил «Четвертым». Посадил я его в кабину грузовика с Верой и Никифоровым. Я ни на секунду не сомневался, что лейтенант поставит своего соглядатая, что, впрочем, мне было на руку. Судя по некоторым мелким деталям, его долго и неплохо учили. Вторым человеком лейтенанта был пограничник. Высокий, не меньше метра восьмидесяти, жилистый и белобрысый парень, которого я, не заморачиваясь, с ходу окрестил «Погранцом», выдав ему свой автомат. Было еще двое саперов, неуловимо похожих друг на друга, за что я, абсолютно неверующий, горячо поблагодарил бога, и еще один водила, немолодой, степенный дядька. Шестым был санинструктор, молодой, с побитым оспой лицом, мелкий и суетливый. Слишком суетливый не по делу.
Я был за рулем мотоцикла, на пулемете «Старшина», а за спиной у меня сидел Виталик. Мы трое были в форме фельджандармов, Никифоров так и не снимал форму рядового вермахта, а на «Четвертого» натянули офицерский мундир. Остальных загрузили в кузов и накрыли брезентом, на них не было ни формы, ни оружия. К снайперской винтовке я запретил им даже прикасаться, замотав ее в брезент и Верину дубленку, а оба ППД отдал группе лейтенанта. После перекрестка лейтенант пойдет направо, а я – на прежнее место засады, где буду ждать грузовик из лагеря. Чуть больше чем за двое суток мы с Виталиком убили семнадцать немцев. В общем, неплохой результат, хотя и сегодня еще не вечер. Остановившись на месте засады, я подозвал «Четвертого»:
– Ты по званию кто? И по батюшке? Представьтесь, а то «Четвертый» слишком длинно.
– Старший сержант Михайлов, – отвечает. Меня от этого на смех пробило, сержант, значит. Ню-ню.
– Ты такой же старший сержант, как я испанский летчик. Будешь «Серж», так короче, я «Второй», и на «ты» привыкай. Если вдруг опасность, проще сказать: «Серж», бойся, справа», чем «товарищ старший сержант, уберите, пожалуйста, задницу, а то вам ее сейчас отстрелят на фиг». Остальные – «Погранец» и «Старшина». Санитара и саперов с водилами потом переименуем, посмотрю сначала на них. Мои – «Третий» и «Дочка».
Засаду я устроил на том же месте, только в этот раз сделал несколько иначе. Никифорова на грузовике выдвинул на двадцать метров ближе к перекрестку. Сам с Виталиком и «Старшиной» остался у мотоцикла. «Сержа» и «Погранца», вооруженных автоматами, расположил на противоположной стороне в лесу, метрах в тридцати впереди, чтобы контролировали кузов остановленного нами грузовика и секли поляну на случай появления с той стороны незапланированных немцев. Остальных спрятал в лесу на той стороне дороги прямо напротив нашего грузовика, чтобы не попали под раздачу и не нарвались на случайную пулю. Такое количество свободного народа мне было нужно, чтобы мы максимально быстро обобрали трупы и транспорт. Себе я взял СВТ, надо было аккуратненько снять водителя грузовика.
Грузовик появился без двадцати девять, вот только мотоциклов было два, и оба с пулеметами. Впрочем, помогло это немцам мало, очередность стрельбы была мною расписана подробно. Огонь мы открыли практически в упор, метров с сорока. Все пять немцев, на мотоциклах их сидело по двое, были убиты мгновенно. Нападения они не ждали. Один мотоцикл завалился в кювет, второй заглох на дороге. Машина, на которой я сначала убил водителя, а потом пробил правое переднее колесо, тоже одним колесом ушла в противоположный от нас кювет, но не перевернулась, так как скорость была небольшая.
Прошло все быстро, хотя нашумели мы изрядно. Через перекресток за это время проскочила только одна груженая машина, но, видимо, водила был один, и, по словам Никифорова, он только прибавил газу. Так что уже минут через двадцать мы тронулись в том же составе в сторону основной дороги. Ограбили немцев, ободрали машину с мотоциклами, облили все бензином и подожгли. Шуметь так шуметь. В лагере сообразят не скоро. За это время и мы, и лейтенант километров на пятьдесят отсюда уедем. Да и не знает никто, что мы на машинах. Пока информация о сбежавших пленных дойдет до какого-нибудь штаба или тыловой комендатуры, лейтенант в пешехода превратится. Если в пути не нарвется на тех же фельджандармов.
Наши же покойнички откуда-то вылезли. Значит, самое позднее сегодня вечером их должны начать искать со всеми собаками. То, что их найдут, я ни разу не сомневаюсь. Просчитывается легко. Выцепят причину: сестренку Веры они поймали в деревне и куда-то отвезли. Они одни развлекались или утащили девочку в комендатуру? Дойдут до крестьянина, подвесят за бейцы, тот укажет направление движения Веры, и через пару часов найдут трупешники. Они как раз к вечеру пованивать уже начнут – жарко. Вопрос только во времени. Их сегодня утром начали искать или вечером? Если вечером, то лейтенанту хорошо, а мне во всех случаях откровенно фиолетово – все равно шуметь буду в противоположной стороне.
Тогда, в ту единственную поездку в Миоры, еще в той моей жизни, я, ведомый любопытством, заехал в Верхнедвинск, а потом, дома, пробежался по инфе о районе, да и карту подробную надо было скачать. Так в интернете и наткнулся на подробности устроенной нацистами резни, охватившей весь этот немаленький район от Полоцка до латвийского Даугавпилса, где во время войны располагался крупный лагерь военнопленных. Центр этой зачистки находился в Верхнедвинском районе, где, как я уже говорил, немцы разместят крупнейшее в Беларуси гетто. Впрочем, этих гетто в Беларуси, Литве, Латвии и Эстонии будет очень много. Людей будут убивать, и помочь я им ничем не смогу, но вот их палачей буду вырезать с максимальной жестокостью.
Вот уже несколько часов я мучительно думал, припоминая карту, где мне сделать опорную базу. Ехать туда надо сразу, пока немцы не начали ловить нашу группу. Промедление даже на сутки может окончиться фатально. Немцы здесь уже почти месяц, у них налажена связь и взаимодействие, а я не знаю вообще ничего и рассчитываю только на свою наглость и разрозненную инфу карт. Я не сильно обольщался по поводу своих возможностей. Вдвоем с Виталиком мы пройдем намеченный мной путь максимум за сутки, по пути вырезая одиночные патрули, захватывая нужный нам транспорт, обходя опорные пункты и уничтожая все, до чего можно дотянуться. А вот обремененные грузовиком и ослабленными голодом и тяжелой работой пленными можем это недалекое расстояние вообще не пройти, нарвавшись, к примеру, на усиленный бронетранспортером патруль фельджандармов, контролирующих перекресток. К тому же теперь я вынужден менять свои планы. Сейчас необходимо быстро дойти до относительно безопасного места и заныкаться хотя бы на сутки, чтобы люди хоть немного перевели дух.
Двигаться на Дриссу и Миоры смысла не было никакого. Дело в том, что через год немцы убьют там практически все местное население. Только в Миорах из восьмисот жителей немцы вырежут шестьсот евреев и вообще разнесут этот район так, что восстанавливать его будут лет двадцать. И хотя от Полоцка до Браслава сплошные леса, соваться туда – верх глупости. В эти леса ломанутся все кому не лень. И убиваемые евреи, и местные активисты, и комсомольцы, и окруженцы, и, соответственно, каратели. К зиме голод выгонит людей на дороги и в редкие деревушки, где их будут ждать полицаи и немцы, а наводить карателей будут простые деревенские жители. Своя рубашка ближе к телу, а уж своя семья и свои детишки – тем более.
Только не надо мне рассказывать, что «весь советский народ как один встанет на борьбу с немецкими захватчиками». Я в это в детстве верил, а потом случайно нарвался на информацию о русских, понятно, что не только русских, но и белорусах, украинцах, татарах и прочих, даже евреи были, воевавших на стороне немцев, и реально охренел. Евреи, правда, не воевали, а руководили в гетто и были полицаями в том же гетто. Но какая разница? Голод не тетка, что в гетто, что в окрестных деревнях уже через год жрать будет нечего. Я же не просто так тушенке обрадовался.
Будь у меня побольше времени и место, где можно было бы пересидеть, я бы охоту на грузовики устроил, но, к сожалению, отсюда надо сваливать. Через несколько часов немцы накроют этот район не меньше чем батальоном загонщиков и к завтрашнему полудню переловят всех, кто пошел пешком. Это к бабке не ходи. Может, конечно, кому и повезет, но только самому шустрому и умному. Тому, кто найдет озеро с камышами, залезет в это озеро по ноздри и проживет в нем дня два, сторожась каждого шороха. Судьба остальных незавидна. Их переловят и показательно убьют, выбив показания о нас.
Мне очень понравилось одно место в Латвии. Там были сплошные озера, мелкие и средние, они располагались хаотично в небольших лесах и куцых перелесках. Деревушек было мало, и были они мелкие, и главное – дальше была дорога, соединяющая два города и выходящая в дальнейшем на Псков. Еще там была железная дорога на Даугавпилс и дальше на Вильнюс, Каунас, Кенигсберг и Варшаву. Главное, там не было больших лесных массивов, а значит, эти места были непривлекательны для партизан и, соответственно, их загонщиков. Судя по карте, туда можно было проехать проселками, минуя Дриссу, в которой необходимо было пересечь два переезда и станцию, забитую немцами. Просто затемно мы туда не успевали. Впрочем, есть у меня одна задумка, как всегда, наглая до полнейшего беспредела. Заодно шумну в направлении Полоцка. Ну а сейчас мы выходили на основное шоссе. Направо был Себеж, а мы повернули налево, на Дриссу, Миоры и Полоцк. Расстояние до нужной мне деревни было небольшое, и до темноты мы должны были его пройти, а пока не торопясь, километров сорок в час, мы ехали по шоссе.
«Погранец»
Ну наглец! Это же надо так придумать! В лес надо уходить! В лес! Он не выдаст, я по нему с завязанными глазами пройду. Вот только как все это тащить? Это же целых три пулемета, и автоматы, и патроны, и еда. Вот только что ничего не было, и уже в руках не утащишь. А девочка эта! Как она на него смотрит! Она ему верит. Вот каждому его слову верит. И ведь получается у него, все, что делает, получается, и так легко. Может, и сейчас получится?
До намеченной мной деревни мы добрались уже почти в темноте. В деревне были немцы, на что я, собственно, и рассчитывал. Мы не торопясь проехали всю деревню и остановились у предпоследнего дома, сразу за поставленным у дома грузовиком. Когда я рассказывал о своей задумке, остановившись за километр перед деревней, глаза у моих собеседников были квадратные, а челюсти лежали на дороге. У всех, кроме Виталика, который знал меня как облупленного и что-то такое предполагал.
Дело в том, что я не собирался заныкиваться на ночь в лесу. Комары, некомфортные условия, да и нарваться можно на ровном месте, если в лесу остались окруженцы, то ли дело в доме, на теплой хозяйской перине. Это я, конечно, глумлюсь. Просто на таких перинах сейчас отдыхают маршевые батальоны. Вон их сколько по дорогам шарится. Спать они ложатся в деревнях. Вот и надо с ними поближе познакомиться. Заодно и нашумим, как получится, а получится, так и кайф им обломаем, а то они как у себя дома, в своем фатерланде.
Как я заметил вчера, въездных постов в деревнях немцы не ставят – часовые стоят только у техники. Поэтому, выгрузившись, мы внаглую вместе с «Сержем», подсвечивая себе ноги фонариком – пришлось все-таки воспользоваться светодиодом, – подошли к часовому у крайней машины. Удивиться он не успел, я ослепил его светом, а «Серж», мгновенно зайдя сзади, ударил ошарашенного немца ножом под лопатку. Все же не ошибался я в его квалификации. Очень шустро у «Сержа» получилось, еще и рукой оседающий трупешник придержал, вытирая о мундир немца штык от немецкого «Маузера». Место часового занял Виталик, которому я отдал свою винтовку СВТ с примкнутым по такому случаю штыком, наточенным мною до бритвенной остроты. Свет в домах не горел, и я надеялся, что все уже угомонились, после традиционных возлияний. Солдаты разных армий мира на марше мало чем друг от друга отличаются.
Воздух в просторной горнице ближайшего дома, у которого стоял грузовик с часовым, несмотря на приоткрытое окно, был спертый, наполненный густым перегаром, запахами самогона, остатков еды, ваксы, нестираных носков. Всем тем, что извечно сопровождает солдата на привале. Внутри было несколько человек, лежащих в разных местах большой комнаты, куда, оттеснив меня, просочились «Серж» с «Погранцом». Через несколько минут все было кончено. Немцев было шестеро, проснуться они не успели, хотя хрипы были. Беззвучно убить спящего человека ножом – это искусство, ребятам, похоже, пока недоступное. Я знаю, что нужно человека сначала разбудить, а потом зарезать, тогда шума практически не будет. Надо потом поделиться с ребятами хотя бы теорией. Хотя как беззвучно разбудить шестерых здоровых, уставших и накачанных деревенским самогоном мужиков, я даже не представляю.
Занавесили окна одеялами, зажгли керосиновую лампу и обнаружили еще одну дверь, не замеченную нами сразу, в другую половину дома. Эфиоп вашу мать. Впрочем, нашуметь мы не успели, а за дверью оказалась хозяйская половина, где на хозяйской кровати и, похоже, с хозяйкой вольготно развалился, видимо, унтер. Надо все же выучить их звания. Хозяйку убивать не стали, унтер-офицеру повезло меньше. Кипящий праведным гневом «Серж» хотел зарезать и хозяйку, но я не позволил. Как будто от хозяйки здесь хоть что-то зависело или ее кто спрашивал. Она просто дополнительное приложение к кровати – пойди попробуй, откажи десяти здоровым, наглым, вооруженным мужикам. Расскажи о своих правах, о демократии и свободе.
Развалившись в кресле, у горящего камина, с бокалом мартини или сидя за компом в уютном кожаном кресле и стуча по клавишам под грозным или язвительным ником в полнейшей безопасности, удобно рассуждать, что эта молодая и здоровая женщина могла бы отравить своих насильников или сжечь дом с захватчиками. Современному человеку вообще сложно представить ситуацию, когда ты остаешься один на один с не просто одной из самых мощных армий мира, только что раздавившей несколько стран Европы, а главное – с безжалостной организацией, в которой свои правила, и место твое в этой организации – за чертой жизни. Так что у этой рано постаревшей молодой женщины не было вообще никаких шансов на жизнь. Тем более что деревня, где ей не повезло родиться, находилась на одном из центральных шоссе, по которому катилась, порыкивая бессчетным количеством машин, эта мощнейшая армия мира, останавливающаяся каждую ночь в бесплатных гостиницах с бессловесной и бесправной обслугой. А там поднеси штык к горлу ребенка и делай с хозяйкой все, что хочешь, хоть отделением, хоть взводом, да хоть всем батальоном сразу. Завтра будет другая хозяйка, потом еще и еще, пока батальон не придет на фронт. Правда, через очень короткое время батальон поедет порознь обратно. Кто в санитарных поездах, а кто в качестве стандартных извещений о смерти, удобрив перед этим болото под Питером.
Я оказался прав. Двое детей спали на печке, а трое немцев – во дворе, накидав сено прямо на грядки в огороде. Козлы! Так что пришлось сходить на огород. Кстати, об этих вольготно развалившихся на свежем воздухе козлах рассказала нам хозяйка, а так могли бы и вляпаться. Привычно обобрали трупы и закинули все нахомяченное в свободную машину. Хозяйку пришлось связать и уложить на печку, наказав сидеть тихо, а трупы живописной кучей свалили прямо у калитки, немало удивив таскавших их «Погранца» со «Старшиной», но у меня были свои соображения. Во-первых, чтобы потом не досталось хозяйке. Во-вторых, чтобы не смердело в и так испоганенном деревенском доме. И в-третьих, что самое для меня главное, чтобы удобнее было минировать, а то нарвутся на гранату хозяйкины малыши, в жизни не отмоюсь.
Надо было торопиться. Я не знал, когда будет смена часовых и кто их меняет, сам унтер, или смена происходит централизованно, с разводящим. Наш часовой, кстати, охранял сразу четыре машины, второй часовой был через три дома. Я засек его, когда проезжал мимо. Пришлось из наших сидельцев позвать водилу на вторую машину. «Старшина» с «Погранцом» и Виталиком, вооруженным светодиодным фонариком, продолжали чистить дом и машины, в кузовах которых было немало ништяков, а мы с «Сержем» встали на шухер у третьего от нас дома. Наших грабителей слышно не было, звуков никаких не доносилось.
Если честно, сначала я хотел просто вырезать солдат из крайнего дома и заминировать пару машин, но желание напакостить по полной программе пересилило. Второй часовой охранял легковую машину и большой грузовик с наращенными бортами. Мы с «Сержем» вполне в состоянии часового зарезать и немного нахулиганить. Поэтому вернулись обратно, наши бойцы уже заканчивали и ждали нас. Я шепотом изложил идею.
Второй водитель. Пока еще без имени.
Вот что он еще придумал? Бежать надо. Бежать отсюда, пока не убили, а с другой стороны, что одна машина, что две. Я-то все равно за рулем, и у меня будет своя машина. А эти как по центральной улице у себя дома ходят и грузят что-то. Вот как такое может быть? Это же немцы! Немцы! Целый батальон! А машина хороша! Ой, хороша! Я тебя всю обцелую, сейчас только до привала доберемся! Что? Уже едем? Давай, родная! Не подведи!
Идея была настолько безумна, что вполне могла прокатить. Что мне и сказал Виталик. «Старшина», «Погранец» и «Серж» промолчали. Они еще не привыкли к моим выкрутасам. Лиц видно не было, но спина от их беззвучных и однозначно матерных выражений у меня отчаянно чесалась. Мы с Виталиком сверили часы, через двадцать минут они должны завести моторы грузовиков и отъехать от деревни на километр, на всякий случай приготовив пулеметы, что лежат в нашем грузовике. Хотя погони я совершенно не опасался. Да хрен кому я позволю себя преследовать. У меня что, гранаты перевелись? Пару лимонок из темноты под ноги закатить – и не торопясь пешком можно уйти. «Старшина» должен ждать нас у мотоцикла метрах в трехстах от околицы. Ну а пока традиционные мелкие пакости, минирование трупов и одной машины. Закончил быстро, забрал у Виталика светодиод, и мы с «Сержем» по-тихому пошли развлекаться.
Опасались мы зря, часовой спал, комфортно расположившись на скамейке у калитки. Света звезд и луны вполне хватало, чтобы не наткнуться на него в темноте. Беспечные все же ребята. То, что вас здесь батальон, мне откровенно фиолетово, жаль, не грузовики с боеприпасами, но вам и так будет не скучно.
Часовой, «Наган», висок. О, автомат! А должна быть винтовка и весомый солдатский ранец, прислоненный к скамейке. Документы, бумажник, зажигалка, сигареты, часы, пояс с магазинами и две гранаты, которые засунул себе за пояс сзади. Чего он здесь пил? Нет, при свете звезд не разберу. Гурман, блин, вино какое-то. Кагор, судя по запаху. Это, по ходу, местный денщик, за провинность отправленный на пост. «Серж» в это время тихонько свистнул, и я отвлекся на него, а потом в пять шагов дошел до машины.
В грузовике, в котором «Серж» уже по-хозяйски откинул борт, был, судя по запаху, бензин. Это мы удачно зашли. Надо жечь. Бочки были здоровые, литров на двести, и стояли прямо у края. Чего «Серж» туда полез? Послышался плеск, потом журчание, бензином запахло острее. Мать его! Как он в такой темноте вообще хоть что-то видит? Вот «Серж» выбрался из кузова и спрыгнул на землю. Чуть отстранив меня рукой, он сразу начал крутить пробку на крайней бочке. Шустряк-самоучка. Мне здесь делать нечего, он и в одно лицо справится. Поэтому, пока «Серж» открывал бочки, я метнулся к легковушке, но в ней был только еще один ранец, в который я смел все, что было в машине, даже ключи какие-то автомобильные, водилы потом разберутся. Ну и по пути открыл бензобак на грузовике, хоть какая-то от меня польза.
Заработали движки на наших машинах. Что, уже прошло двадцать минут? Шустро. Только-только успели. Ну а теперь дискотека. Вспыхнул бензин. Теперь ноги в руки, до взрыва секунд тридцать. Мы были уже на околице, когда рвануло сначала один раз, потом грохнуло сильнее. Во! Пошла потеха! Другое дело! Стало светло, ну не как днем, но все же. Только сейчас увидел, что «Серж», пригибаясь под тяжестью, тащит какой-то ящик. Еще один хомяк на мою голову! Пришлось отобрать, а то помрет во цвете лет.
– «Серж»! Выхухоль ты загребущая. Нахухоль ты его упер, такой тяжелый? С ящиком на горбу я еще не бегал. Мне не похухоль, с чем таскаться ночами. На, хоть автоматы забери и один ранец, а то у меня сейчас пупок развяжется. Как ты его пер-то? – не сдержал я эмоций. Второй ранец я сразу на спину себе закинул, его сразу и не снимешь. – Ноги надо делать шустрее с этого пляжа, пока поклонники не прочухались. Ты бы еще прицеп у грузовика оторвал! Утроба ненасытная. Грузовика с тушняком ему мало!
В деревне продолжалась веселуха. Стали слышны отдаленные вопли. Видимо, проснувшиеся немцы скорбели по горящим личным ништякам. Понимаю. Обидно. А что делать? Война-с. Ну не мог я проехать мимо. Грузовик опять-таки не лишний, да и людям настроение поднял. Пока я так мысленно радовался, что вовремя свалил, мы не торопясь трусили по дороге. Теперь «Серж» меня обгонял, еще бы, в ящике было килограммов тридцать.
– У, хомяк беспредельный! Если там кирпичи, я тебя сам прибью.
Начальнику штаба
284-й охранной дивизии
подполковнику Генриху Штайнеру
Рапорт.
Докладываю Вам, что 25 июля 1941 года совершила побег группа военнопленных в количестве 47 человек, содержавшихся в дулаге номер 107 и направленная для расчистки и ремонта подъездных путей. Группа предположительно скрылась в лесу. Преследование в связи с наступившей темнотой не проводилось.
Потери охраны дулага составляют 13 нижних чинов. Кроме того, уничтожена автомашина и три мотоцикла.
В результате поисковых мероприятий 26 июля обнаружены еще четыре тела предположительно военнослужащих Вермахта, личности которых устанавливаются. У всех убитых похищены оружие, документы, личные вещи и верхняя одежда. Одиннадцать военнослужащих уничтожены из автоматического оружия калибром 9 миллиметров, двое, предположительно, из револьвера системы «Наган», остальные холодным оружием. Характер ранений указывает на то, что все нападения были совершены с близкого расстояния.
26 июля был произведен поиск бежавших с привлечением служебно-разыскных собак и прочесывание ближайшего лесного массива. К поиску были привлечены две роты первого батальона 94-го охранного полка 284-й охранной дивизии. В результате прочесывания леса была обнаружена грузовая автомашина марки «Рено», а позднее найдены и уничтожены 16 бежавших военнопленных. Еще пятеро военнопленных были захвачены и допрошены. По результатам допроса было выяснено следующее. Военнопленных освободили двое неизвестных, одетых в форму фельджандармерии, двигающихся на двух мотоциклах и оказавшихся впоследствии капитаном и старшим лейтенантом войск НКВД. После побега группа военнопленных разделилась. Группа в количестве 22 военнопленных отправилась пешком в лес, остальные на двух грузовиках и двух мотоциклах выехали в направлении Миоры – Полоцк. Согласно показаниям пленных, целью двигающейся диверсионной группы противника является розыск секретных документов, находящихся в районе Полоцкого укрепленного района и оставленных при отступлении.
Кроме того, ночью 26 июля было совершено нападение на маршевый батальон 126-го пехотного полка 254-й моторизированной дивизии. В результате нападения погибли восемнадцать солдат Вермахта, шестеро солдат ранено. Взорваны и сгорели три грузовые автомашины марки «Опель Блиц» и одна легковая автомашина. Одна автомашина марки «Опель Блиц» похищена со всем вещевым имуществом первого взвода второй роты маршевого батальона. Из восемнадцати убитых военнослужащих двенадцать было убито холодным оружием, что позволяет сделать вывод, что в диверсионной группе противника находятся лица, прошедшие специальную диверсионную подготовку.
Исходя из имеющихся данных, можно предположить, что данное нападение совершено лицами, напавшими на охрану дулага номер 107. Вероятнее всего, данная группа, усиленная сбежавшими пленными, действительно двигается в направлении Полоцкого укрепленного района. Причем двигается в темное время суток, на захваченной технике и по дорогам. Оружие и обмундирование погибших военнослужащих Вермахта используется ими для собственного вооружения и снаряжения. Поиск диверсионной группы противника продолжается.
Командир полевой комендатуры обер-лейтенант фельджандармерии Ганс Шлоттер.
26 июля 1941 года. «Старшина»
От хлопцы! От молодцы! Вот как это? У немцев же и служба поставлена, и часовые, а они так, от бисовы дети! Как горит все! Зарево в полнеба! Бегут! Точно бегут! И тащат что-то! Да куда же! И так машину загрузили! Ну капитан! Молодец!
Вот и «Старшина», подпрыгивающий от нетерпения на месте. Посадил «Сержа» в коляску и с наслаждением свалил ему на колени ящик, автоматы и сверху отшлифовал ранцем, сгрузив его чуть ли ему не на голову, просто было больше некуда. Сам сел за спину к «Старшине». Ну надеюсь, что все эти мучения недаром. Доехали до машин и, обойдя их, прежним порядком двинулись по дороге, сначала сгрузив ящик с «Сержа» во вторую машину. Пока не торопясь катились, этот обормот залез в нахомяченный мною ранец и жрет уже что-то. Зараза энкавэдэшная! Носились, как три зарплаты вдвоем, а мечет хавку в одно лицо. Хоть бы поделился.
Ехали мы не быстро. Я боялся пропустить в темноте поворот. Метров через восемьсот должен быть поворот на проселочную дорогу. Именно поэтому я и выбрал эту деревню. Теперь, если меня кто засек или немцы отловят и разговорят пленных, то искать меня будут дальше по дороге на Полоцк. Никому и в голову не придет, что я затихарился прямо под носом у загонщиков. Дальнейший путь я собирался проходить проселками. Есть там одна дорога, петляющая по полям, и идет она совсем не в направлении Полоцка. До рассвета был еще час, и уйти надо было как можно дальше, хотя все находятся на пределе человеческих сил.
Поворот мы чуть не пропустили. Был он совсем невзрачным и сразу за густым перелеском. Повернули и, здорово не торопясь, попилили по совсем уж неприличной дорожке. Одну за другой прошли две мелкие деревни, пустые и тихие, и уже на рассвете сразу после небольшого перелеска я увидел полевую дорогу. Хлопнув «Старшину» по плечу, я остановил колонну, без слов указал «Старшине» на дорогу рукой, и мы на нее свернули. Еще через полтора километра дорога уходила налево, а здесь, у края леса, была небольшая поляна, на которую мы и загнали всю нашу технику.
Сойдя с мотоцикла, я отошел на пяток шагов, сел прямо на мокрую от свежей росы траву, откинулся на спину и закрыл глаза. После грохота движков, тряски мотоцикла, пыльной дороги, бессонной ночи, после стрельбы, убитых мною немцев, смертельной опасности и жуткой ответственности за доверившихся мне людей хотелось только одного: раствориться в этой траве хотя бы на десять минут. Роса приятно холодила мое умотанное вторым днем моей войны тело, в наступившей тишине слышались трели соловьев или еще каких-то лесных птах, пощелкивали натруженные, остывающие движки машин, да тихонько переговаривались около них спасенные нами с Виталиком люди. Я отключился, казалось, на несколько мгновений, как будто кто-то выключил звук. Почувствовал я их по запаху. Ну да, бензином от «Сержа» так и несет, а когда открыл глаза, увидел их всех, молча стоящих и с каким-то благоговением смотрящих на меня.
«Серж»
Моя жизнь обретает смысл. Сейчас я делаю то, что умею делать лучше всего. Я остался, чтобы оттянуть приговор, но с каждой минутой мне все интересней и интересней. Ну капитан! Ну везунчик! Даже я на такое не способен. Можно зарезать часового, украсть винтовку и гранаты и даже угнать машину. Но меньше чем за сутки перебить полвзвода немцев, угнать три машины, уничтожить еще две, машину с бензином, четыре мотоцикла и со сбродной командой совершенно неподготовленных к диверсиям людей, вооружив, накормив и посадив их на технику, двигаться по территории, занятой противником. Что это, если не безграничное везение?
– Ладно! Не смотрите на меня, как на икону! Я от смущения описаюсь! – легкой пошлостью разрядил обстановку. – «Погранец»! «Старшина»! Дайте мне свои мужественные руки, а то ноги не держат старичка.
Заулыбались и выдернули меня вверх, как репку. Все же «Старшина» здоров, пушку «сорокапятку» таскать может влегкую. Жаль, выбьют этих здоровяков на этой войне, и вообще слишком много мужиков навсегда ляжет в густых лесах и на бескрайних полях моей Родины. Цвет нашей нации.
– Так! Кто у нас спал больше всех? Видимо, я. Ребятки, давайте еще немножко потрудимся – и спать. Выдергивайте брезент из машины и расстилайте в тени, не на земле же почивать.
«Старшина», ты на продуктах. «Погранец», возьми карту и «Третьего» и найдите родник. «Серж», с ними в охранение, возьми «Санитара» и все фляги, заодно и отмоешься, а то нас немцы по запаху твоему найдут. «Дочка», радость моя! Помоги «Старшине», а я пока гляну, что мы с вами надыбали. – Родник оказался совсем рядом, я только взглядом успел окинуть то, что они в кузов навалили. Ой. Е! Научил я их мародерить. Даже два запасных колеса уперли и, похоже, вытряхнули все из кабин. Так водилы с Виталиком загружали. Чтобы водила прошел мимо халявного запасного колеса? Да я вас умоляю! Колеса да инструменты правильному водиле сами к рукам прирастают. А про Виталика я и не говорю. Все в дом. Моя школа! Короче, загрузили все, до чего дотянулись. Нет, одному не разобрать. Вытащили с Никифоровым только флягу, ранец, что я у офицерского холуя забрал, да пару автоматов.
Через полчаса я сидел во главе стола с кружкой в руке. Рядом со мной сидели голодные, замотанные люди, но все равно никто не притронулся к еде. Все ждали, что я скажу.
– Ну что, бойцы. Говорить много не люблю. За победу! – И протянул кружку, чокаясь. После раннего, но плотного завтрака распределил дежурства. В первую смену почти насильно уложил спать «Старшину», «Сержа», «Погранца», саперов, Виталика, водителей и Веру. Люди отрубились почти мгновенно – все смертельно устали. Сам я остался дежурить с «Санитаром». Мне надо было с ним поговорить, к тому же он не работал, а только катался.
«Санитар» показался мне мутным – глаза у него постоянно бегали, ладони были потными. Выдал я ему немецкий карабин и пару запасных обойм. Отойдя немного ближе к полю, сели в тень кустов, я достал припрятанную здесь флягу и протянул «Санитару». Рассусоливать долго не стал, через пятнадцать минут заплетающимся языком сказал, чтобы он посидел, а я посплю. Просто я боялся, что уснут «Старшина» с «Погранцом». Сомнений в «Старшине» у меня не было, а «Погранца» он знал лично. Уснул я ничком, всхрапнув для убедительности и уткнувшись в траву лицом.
«Санитар»
Вертел я всех вас на колодезном журавле, товарищи, особенно тебя, выскочка. Явился не запылился красный командир на лихом коне. Меня ты спросил? Надо мне с тобой по лесам скакать? Санитар им нужен. Я не санитар, а ветеринар. Какая, вашу мать, разница? Органы, что ли, другие? Или бинты с зеленкой? Имел я вас всех в виду. Мне до дома двести верст.
Через полторы минуты «Санитар» подобрал мой автомат и, прихватив вещмешок с продуктами, который Старшина заботливо приготовил по моей просьбе, направился обратно по дороге. Туда, откуда мы приехали. Простенькая проверка, но действенная. Знать о том, что на меня такое количество алкоголя действует бодряще, здесь мог только Виталик, а для того, чтобы уснуть, мне надо найти хоть какое-то укрытие. На открытом месте я не усну никогда. Приобретение прошедшей войны, которое я получил вместе с контузией и нехилой дыркой в спине. Все чувства мои были обострены до предела, но шаги отдалились от меня, а потом стали удаляться по дороге. Я поднял голову и увидел привставших пограничников.
«Санитара» я догнал по лесу. Шел он по дороге не торопясь, винтовку уже выбросил, а автомат повесил на плечо, стволом вниз, копаясь на ходу в сидоре, поэтому на меня, сидящего по-турецки прямо на дороге, он разве что только не наступил. Увидев меня, «Санитар» аж подпрыгнул при следующем шаге, испуганно дернувшись всем телом и уронив вещмешок, но потом как-то подобрался и, чуть пригнувшись, отступил на пару шагов.
– Знаешь, – негромко сказал я – если бы ты попросил, я бы тебя отпустил, даже продуктов и оружие дал. Просто бессмысленно заставлять воевать. В партизаны идут добровольно – риск слишком большой.
«Санитар» отступил еще на шаг и, как-то недобро прищурившись, поднял ствол автомата.
– Не успеешь! То, что у меня оружия нет, для тебя ничего не значит.
Но «Санитар» вдруг, некрасиво ощерившись, решительно нажал на курок. Сухо клацнул боек.
– Так оно не стреляет. Как ты думаешь, зачем я гильзы на месте засады подбирал? Все автоматы, что под руками лежат, так заряжены. Первые два патрона – стреляные гильзы. Сам заряжал. Даром, что ли, я вас за водой посылал? Нет, ребята. Мне еще жить хочется. Все видели? – спросил я у пограничников, одновременно вставших на ноги из травы. Казалось, «Старшина» с «Погранцом» вылезли из-под земли, так неожиданно это получилось. Умеют эти ребята ходить совершенно бесшумно, в их профессии это основа выживания. «Санитар» судорожно оглянулся назад.
Давно, сразу после войны и госпиталя, еще в той моей жизни, меня учили кидать нож. Об этих людях, не дающих о своей деятельности никакой рекламы, я узнал через своих друзей. Несколько месяцев моей беззаботной и безбедной жизни превратились в сплошную непрекращающуюся пытку. Меня будили ночью и на рассвете, дергали на стройке и на рыбалке. Дома я кидал совершенно разные ножи десятки раз в день, из разных положений и разными руками. Мои инструкторы доставали меня даже в туалете и в ванной, резко открывая дверь. А однажды даже сняли меня с девчонки, выставив в открытом на третьем этаже окне непривычную для меня мишень и напугав эту строгую, прагматичную, высоко ценящую себя брюнетку до жуткой истерики.
Инструкторы, два невысоких, кряжистых мужика, и их неизвестные мне и многочисленные помощники отработали на все сто или даже тысячу процентов. Заплатил я за науку бешеные деньги, но никогда, ни разу, ни на секунду не пожалел об этом. Мне до сих пор жалко только одного. Того, что на войне у меня такого умения не было. Я умел кидать нож и до этого, и вообще умел очень многое, но не умел так.
Об этих ножах, сделанных по специальному заказу, только под мои руки, идеально сбалансированных, стоящих баснословные деньги и закрепленных у меня на запястьях, не знал никто, кроме Виталика. Теперь вот пограничники знают. «Санитар» уже никому и ничего не расскажет. Оттащили труп в лес и вернулись на стоянку, предсказуемо увидев «Сержа», сидящего за пулеметом. И почему я не удивлен?
– Вы спите, – сказал я «Старшине» и «Сержу». – Мы с «Погранцом» подежурим. Просто я так не усну. Через пару часов подниму «Третьего», саперов и «Дочку», пусть обед готовят. Заодно и машины замаскируют. Мы с водилами спим до вечера, нам еще работать. – В одиннадцатом часу я растолкал Виталика, выдал ему целеуказания, залез под машину и отрубился. Проснулся уже под вечер, рядом дрых «Погранец». У колеса стоял котелок с похлебкой и лежала фляга с водой. Достойное продолжение дня, думаю, семеро одного не ждали. Котелок был еще теплый, поэтому я разбудил «Погранца», и мы на пару отужинали.
Много есть поголодавшим людям нельзя, о чем я и сказал утром Виталику и Вере, оставшимся на хозяйстве. Они супец и сварганили. Тушенки у нас полно, вода под боком, пару травок на опушке выдернули – и суп готов, а всухомятку сразу и много нельзя. Нести будет всех, как фанеру над Парижем. В принципе туалет, в смысле лес, у нас рядом, но придется в таком случае задержаться на пару дней, пока люди в себя не придут, да и то не факт, что пары дней хватит. Так что жиденького и понемногу.
Виталик ненавязчиво опекал Веру, загружая ее привычной для нее работой и потихоньку натаскивая на войну. Подо что мы ее будем затачивать, я еще не знаю, но девочка одинаково работает обеими руками, то есть руки у нее одинаково развиты, что само по себе невероятная редкость. Виталик с Верой и саперами спали, на фишке был «Старшина», все остальные разбирали и чистили оружие, разложенное недалеко от машин.
«Погранец»
Вот как у него так получается? Я проснулся, а котелок с супом прямо перед носом стоит, а капитан ложку протягивает, и вкусно так! И когда они приготовить успели? Ого, к вечеру уже? А вчера я по лесу уйти хотел. Вот и бегал бы сейчас по лесу, кусок хлеба себе искал. Капитан ловок! Он когда про «Санитара» сказал, я не поверил, но всякое бывает. Потом «Санитар» автомат забрал и продукты, а винтовку выбросил. Мы со «Старшиной» за ним, а капитан уже перед «Санитаром» сидит, и чудно так, враз и не встанешь. Говорок тихий такой, капитан вообще тихо говорит, негромко, но весомо.
«Санитар» попятился и щелк, осечка. Гнида! Вдруг он падает! Я и движения не увидел, а потом гляжу – ножик, небольшой такой и почти без ручки, из горла торчит, а «Санитар» на дороге дергается. Я такого и не видел никогда. Потом автоматы эти глянул, и действительно в обоих автоматах, что на поляне под руками лежали, сверху патронов две стреляные гильзы. Вот когда он вставить их успел? А собрать когда? Значит, еще с засады на дороге готовился. Получается, что он так нас всех проверял, а не только «Санитара». И еще я теперь «Погранец»! Как он меня так назвал? Прямо влет, а мне нравится. И еду мне всю оставил. Сказал: «Ешь, тебе нужнее», а я и не заметил, как суп в котелке закончился.