Посох Гурама Басов Николай

Глава 1

Лотар Желтоголовый, Драконий Оборотень, прозванный Охотником на демонов, грелся на чистом весеннем солнышке, развалясь на чурбаках, предназначенных, вероятно, для господского камина, и по его виду никто бы не догадался, что в замке происходит что-то необычное. Зато Сухмет ходил взад-вперед, что-то бормотал и даже ломал пальцы, пока Лотар не попросил его этого не делать.

В огромном дворе княжеского замка Пастарины царило ленивое спокойствие хорошо защищенного места. Лучники тренировались в стрельбе из небольших восточных луков, что в безветренном каменном колодце замка было не так уж трудно, на плацу красный от натуги десятник заставлял дружинников делать с алебардами какое-то упражнение, а у кухни трое ветеранов приставали к служанкам, вышедшим на солнышко чистить свои кастрюли.

За спиной Лотара здоровая и вполне веселая лошадка хрустела сеном, подбирая его с последнего снега. Иногда она потряхивала головой, и тогда в воздухе разливался тонкий звон удил. Иногда Лотар, как лошадь, потряхивал коротко стриженной головой и улыбался.

– Что развеселило тебя, господин мой? – спросил Сухмет. Не дождавшись ответа, он добавил: – Если мы будем сидеть здесь и дальше, никто не заключит с нами контракт даже на поиски прошлогодних подсолнухов.

Лотар попытался, не слишком, впрочем, настойчиво, отодвинуть морду лошади, которая вдруг вздумала поискать сено у него за шиворотом.

– Чувствуется ученик Харисмуса.

– Я просто осмелился посоветовать тебе больше ценить наше время, иначе…

– Да, действительно, что тогда?

– Тебе придется драться с каждым лешим, который скиснет у любой деревенской бабки молоко!

– Молоко скисает само, а леший молоко сквашивает. Живем в этих горах уже три года, а ты даже правильно говорить не хочешь научиться.

Желтоватое сухое лицо Сухмета стало розовым.

– Я… говорил на этом диалекте, господин мой, когда здесь еще ни одного человека не было!

– Тем более ужасно, что ты так и не научился…

Лошадь наклонилась и теперь уже не стесняясь облизала всю соломенно-желтую, круглую голову Лотара. Драконий оборотень рассмеялся. Сухмет посмотрел на него, обреченно махнул рукой и отошел. Но Лотар еще не успел скормить лошади краюху хлеба, которую достал из сумки под ногами, как старик уже вернулся.

– Господин мой, ты не наводишь на лошадей никакой магии. Почему они тебя так любят?

– Спроси у них. Ведь Харисмус умел, по твоим словам, разговаривать с животными.

– И с животными, и с птицами, и с рыбами, – кивнул Сухмет. – Но я не Харисмус, поэтому спрашиваю тебя.

Хлопнула дверь, и на высокое крылечко княжеского терема, как пробка из бутылки с перебродившим вином, вылетел дуайен торгового сословия Пастарины, старейшина купеческой палаты, как сказывали, самый богатый человек этих гор – господин Покуст. Он был зол и что-то орал, доругиваясь с кем-то, кого в запале обозвал «непроходимым ослом».

Осознав, что теперь его видят все, Покуст поправил меховую шапку и широким, злым шагом спустился с крыльца. Не замечая мутноватых весенних луж, он прошагал к Лотару, остановился перед горой чурбаков, на которых сидел Охотник на демонов, и, не глядя в его сторону, просипел посаженным от крика голосом:

– Он ничего не хочет понимать. Говорит, что ему нет нужды принимать тебя, что у него, в крайнем случае, есть своя дружина. – Покуст зло зыркнул в сторону ветеранов, которые наперебой гомонили перед служанками. – Это он о своей-то банде дармоедов, которые за последние три года ни разу не выползли хотя бы за ворота города! – Покуст фыркнул так, что его усы воспарили над толстыми красными губами, и снял шапку. – Но, может быть, он все-таки вышлет к тебе какого-нибудь своего шута, так что придется подождать.

– Может быть, и вправду, – подумал вслух Лотар, – перевалы еще не открылись?

– Перевалы в этом году были проходимы в течение всей зимы, – резко ответил дуайен. – Это проверено.

– Были бы они проходимы, на знаменитую ярмарку в Пастарину собирался бы весь торговый люд побережья.

– В том-то и дело, что весенняя ярмарка уже не состоится. Она должна была начаться несколько дней назад, но если никого нет – остается только считать убытки и надеяться, что дурная слава рассеется до осенних торгов.

– Сама по себе дурная слава не рассеивается, для этого нужно сделать что-то довольно громкое, – сказал Сухмет.

Покуст покосился на золотой ошейник, который Сухмет никогда и не пытался скрыть, и счел ниже своего достоинства отвечать рабу. Помолчав, он надел шапку. Сухмет как ни в чем не бывало снова спросил:

– Мы люди приезжие, господин, может быть, ты растолкуешь, где здесь собака зарыта?

Покуст опять посмотрел на раба, теперь уже на его роскошную саблю, отделанную не виданными в Пастарине восточными самоцветами.

На всякий случай Лотар произнес:

– Когда-то он и вправду был рабом и с тех пор завел дурную привычку считать свой ошейник чем-то вроде беспроцентного депозита. Но теперь он свободный человек и имеет такое же право носить оружие, как ты или я.

Покуст оторвал от чурбака сухой длинный прутик и стал говорить:

– Слушай, чужеземец. Пастарина стоит в замкнутой узкой долине, которую связывают с остальным миром два перевала. – Дуайен нарисовал на рыхлом песке что-то, по форме напоминающее кувшин, повернутый горлышком к его сапогам. – Восточный, который еще называют Верхним, могут пройти только пешие люди без поклажи.

– Мы, кажется, пробрались сюда именно этой дорогой, – заметил Сухмет и передернул плечами. – Должен заметить, путешествие было не из приятных. Бездонные пропасти, тропа шириной в полтора фута…

Покуст нарисовал у кувшина небольшое отверстие в верхней правой части днища.

– Вообще-то весной там не рискуют ходить даже горцы, кроме самых молодых и глупых. – Покуст нарисовал второе отверстие слева, в середине кувшина. – Второй перевал называется Широким, и у него то преимущество, что он представляет собой хорошую, вполне безопасную дорогу…

– До недавнего времени безопасную, – поправил его Сухмет. Заметив, что Покуст помрачнел, он поспешно добавил: – Но, господин Покуст, как же вы вывозите свои товары?

На это дуайен торгового сословия нарисовал внутри кувшина большую восьмерку. От ее ободка вниз и через горлышко пошла извилистая линия. Не вызывало сомнения, что это река.

– Вот наше озеро. Верхнее – то, которое называется Хрустальным Кувшином, – использовать не удается, потому что оно отрезано от Нижнего водопадом. – Покуст ткнул прутиком в середину восьмерки. – От Нижнего наша река течет уже без особых помех в Мульфаджу и дальше к морю.

– Что вывозите? – спросил Сухмет.

– Лес, пушнину, кожи, руду, воск, шерстяные ткани. А нашему полотну из горного льна нет равных на свете, – запел Покуст. Чувствовалось, что на эту тему он мог говорить часами.

– Я слышал, – подал голос Лотар, – что подняться по реке невозможно, мешают пороги и слишком быстрое течение.

– Потому-то так важна весенняя ярмарка, когда возвращаются наши купцы, которые вывезли товары прошлой осенью и зимовали в нижних долинах. Они привозят и нашу выручку практически за весь предыдущий год, и новые товары, которые мы не производим сами – хлеб, оружие, вино, стекло, ковры… Да мало ли что!

– Но если на реке есть пороги, как же вы вывозите столько товаров? – поинтересовался Сухмет.

– Мы строим плоты, – хмуро, думая о чем-то другом, ответил Покуст. – А на плот, который тянется на десятки туазов, многое можно нагрузить.

– Значит, тот, кто перехватил ваших купцов, возвращавшихся к весенней ярмарке, должен сорвать хороший куш? – очень вежливо спросил Лотар.

– Он заграбастал доход практически всей долины.

– А есть какие-нибудь подозрения? Кто бы мог решиться на это?

– Что ты имеешь в виду? – Глаза Покуста стали узкими и непроницаемыми. Так он, должно быть, торговался с самыми неудобными для себя агентами.

– Я имею в виду тех, кто считает, что заслуживает большего, и самое главное – имеет возможность настаивать на этом.

– Для того чтобы узнать ответ на этот вопрос, я и пригласил тебя. – Покуст отшвырнул прутик. – Ну ладно, плохим настроением делу не поможешь. Если князюшка ни на что не решится, вечером приходи ко мне. Как бы там ни было, без дела не останешься. Никто из разведчиков с перевала не вернулся, значит, что-то делать придется.

Вздохнув, Покуст пошел по лужам, яростно разбрызгивая грязь высокими ярко-красными сапогами из мягкой кожи.

– Ну и что, будем ждать? – не очень уверенно спросил Сухмет.

Лотар улыбнулся и полез в котомку за следующим куском хлеба. Лошадь звонко чмокнула губами, чтобы Лотар не забыл, кому этот хлеб предназначен, и наклонилась к его рукам, возбужденно переводя дыхание.

Наступил полдень. Лучники ушли. Дружинники с десятником каким-то образом оказались совсем близко от ветеранов и служанок, которые восприняли это подкрепление весьма благосклонно. Лошадь, убедившись, что у Лотара в котомке не осталось ни крошки, пошла искать сено в тень под стеной. Сухмет почти успокоился.

Потом где-то прокричали о том, что обед почти съели, и если эти бездельники еще хотят сегодня набить свои животы, им лучше поторопиться. Солдаты с гоготом понеслись в сторону казармы, а девушки, разочарованные стремительным исчезновением поклонников, ретировались на кухню со всеми своими чанами и таганками.

Стало по-настоящему жарко. Лотар достал из сумки большую флягу с водой и выпил едва ли не половину. Никто им не предложил не то что обеда, но даже кружки воды.

Потом воины появились снова и попытались тренироваться, но теперь даже десятнику это казалось откровенной глупостью. Солнце еще не закатилось за Часовую башню, как вояки ушли, похоже, в город. Сухмет уже был совершенно спокоен.

Внезапно на крылечке приоткрылась дверь. Так незаметно, так тихо, что Сухмет негромко, не шевеля губами, спросил:

– Видишь?

Лотар маловразумительно заворчал:

– Значит, они все еще раздумывают.

Дверь закрылась. Потом открылась снова, но уже широко и почти гостеприимно. На крыльце показался – кто бы мог подумать – сам Принципус, капитан княжеской дружины. Он был в легких доспехах, а вокруг его большой, совершенно лысой головы наискось проходила черная повязка – Принципус был одноглаз, половиной своего зрения доказав верность князю Везу, и было это еще в далекой, туманной юности обоих. Капитан взмахнул рукой и голосом, от которого по двору прокатилось эхо, прокричал:

– Желтоголовый, тебя ждет князь.

Лотар неторопливо поднялся с чурбаков, сунул флягу в мешок, поправил Гвинед за плечами и пошел к крыльцу. Сухмет, подхватив сумку, засеменил следом. Принципус нахмурился:

– Рабу следует подождать.

– Он всегда со мной, – ответил Лотар, не сбавляя шаг.

Принципус нахмурился еще суровее:

– Тогда пусть войдет с заднего входа. Парадное крыльцо не для рабов!

Лотар уже поднялся до промежуточной площадочки. Сухмет, бесшумно переводя дыхание, стоял за его плечом. Принципус протер свой единственный глаз – только что этот немощный на вид старик стоял едва ли не в дальнем углу двора, и вот он уже здесь.

– Ты опоздал со своим предупреждением, Принципус, – лениво произнес Лотар. – Либо мы поднимаемся, либо уходим.

Капитан огляделся по сторонам. Конечно, он не заблуждался по поводу происходящего ни на мгновение, кто-то обязательно видит, что происходит, и сегодня же вечером обо всем будет доложено князю. Но внешне вокруг было тихо, спокойно, безлюдно. Скрипнув зубами, Принципус шагнул назад, давая чужеземцам пройти.

В низких, очень удобных для обороны дверях внутренних палат капитан пастаринской стражи вынужден был сгибаться чуть не вдвое. Лотар с усмешкой наблюдал, как этот гигант, проиграв стычку во дворе, пытается теперь демонстрировать пренебрежение, но так как ему приходилось поторапливаться, это не очень-то получалось.

Веза они нашли в небольшой полутемной комнатке у открытого стрельчатого окна, в которое широкой струей вливался быстро холодеющий воздух. Он мелкими глотками пил молоко, которое наливал из высокого, дивной красоты стеклянного кувшина с замысловатым, как изморозь, рисунком. После второго кубка князь повернулся к вошедшим.

В его глазах, казалось, навеки застыл холодок властности и настороженности. Чересчур бледная для мужчины кожа казалась совершенно естественной для человека с такими глазами и ранней сединой. Тонкие, почти нежные руки князя не выдавали никаких эмоций. Этот человек умел владеть собой, даже если сие не входило в его намерения.

– Итак, – заговорил Вез из Пастарины низким, раскатистым голосом, – ты и есть тот Желтоголовый, Охотник на демонов, равного которому нет ни в одной из известных нам стран?

Лотар быстро наклонил голову и тут же выпрямился. Любому блюстителю церемоний это движение показалось бы скорее кивком, чем поклоном. Зато Сухмет стал выписывать такие замысловатые и долгие пируэты, что шуршание его плаща длилось едва ли не дольше, чем Вез до этого пил молоко. Впрочем, князь не обратил на него внимания.

– Покуст утверждает, что мне необходимо нанять тебя, чтобы убрать какую-то преграду, закрывшую Широкий перевал и сделавшую ярмарку невозможной. По его словам, тебе это вполне по силам.

– Если мы договоримся, я попробую узнать, что помешало ярмарке, и убрать эту преграду.

– Ты думаешь, преграда действительно существует?

– Не знаю, я там не был. Но я верю в чутье Покуста.

Вез отошел к высокому стулу с резной спинкой, стоящему в центре комнаты, и сел. Все остальные продолжали стоять.

– Я не понимаю, почему Покуст забил тревогу. Не понимаю, почему должен нанимать каких-то побирушек, да еще за колоссальную для наших мест сумму! Не понимаю, как тебе удастся справиться с тем, что остановило охраняемые караваны… – Вез скептически осмотрел Лотара. – Силачом ты не выглядишь.

Лотар слегка усмехнулся, но ничего не ответил. В комнате стало тихо.

Внезапно Принципус подал голос:

– Господин, караваны что-то задержало, и нам все равно придется отправиться на перевал. Почему бы не нанять этого мальчишку, чтобы не рисковать обученными воинами, которые служат тебе много лет и верность которых проверена?

Вез раздраженно хлопнул себя по коленке. Не так уж он был спокоен, как хотел казаться.

– Да потому, что этот мальчишка обойдется мне не дешевле, чем содержание трех десятков тех дармоедов, которые не верность свою мне доказывали, а проедали казну, демонстрируя решительность только в одном – когда задирали служанкам юбки.

Принципус покраснел, но его голос не дрогнул:

– Если дело так рискованно, как говорит Покуст, он погибнет, и платить не придется. А мы в любом случае узнаем, чего опасаться.

– Ты уже говорил это, – медленно произнес Вез, стараясь понять, какое впечатление эти слова произведут на Лотара. Но на лице Желтоголового не дрогнул ни один мускул.

– Я хотел убедиться, что ты не забыл этот довод, господин.

– Кстати, половину суммы придется заплатить заранее, – сонно проговорил Лотар.

На этот раз тишина в комнате стояла еще дольше. Наконец Вез произнес:

– А что ты скажешь по существу, чужеземец?

Лотар медленно усмехнулся:

– Все владетели тех городов, с которыми мне приходилось иметь дело, всегда начинали так же, как ты сейчас. Вероятно, они полагали, что высокомерие поможет им справиться с угрозой. Но… не помогало ни разу. Удивительно, что такой неосмотрительный человек, как ты, продержался у власти столь долго. Или ты в самом деле полагаешь, что никто не способен занять твое место?

Принципус схватился за меч, Вез вскочил со своего стула. Теперь на его лице не осталось и следа надменности.

Лотар спокойно продолжил:

– Или тебе кажется, что ничего скверного не может случиться, потому что за последние годы, насколько я знаю, у тебя не было ни одной серьезной проблемы?

– Да как ты, наемник, смеешь?..

Но владетель Пастарины не продолжал, а Лотар и не собирался отвечать на этот вопрос. На противоположной стене замкового двора часовые занимали свои посты. При желании можно было услышать каждое слово, произнесенное сержантом.

Вез скорее упал, чем сел на свой стул. Слабым жестом он провел перед собой рукой, словно перечеркнул Лотара и Сухмета. С лязгом, от которого стало холодно, Принципус выхватил меч. Но не пускал его в ход и не звал стражников.

– Полагаю, ты понимаешь, Желтоголовый, что теперь соглашения между нами быть не может? – шепотом, напоминавшим шипение змеи, произнес Вез.

– И все-таки подумай, князь. Что могло намертво перекрыть перевал – ведь ни один воин, купец или хотя бы лошадь, потерявшая седока, не появились на заставе по эту сторону границы? И учти, это не армия, иначе ты об этом уже знал бы – обнаружить вторжение твои дружинники сумели бы. И еще, князь, попытайся представить, что говорят в казармах твои вояки, которые ведь тоже понимают, что платить тебе нечем, потому что купцы не вернулись.

Лотар повернулся. Его легкий короткий плащ сухо прошуршал в воздухе. На Принципуса, который так и не поднял обнаженный меч, он даже не взглянул. Сухмет, нервно и коротко поклонившись, поспешил за своим господином.

Лотар спустился во двор, равнодушно растолкал дюжину копейщиков, неизвестно откуда появившихся у нижних ступеней крыльца, и пошел по двору. Ни копейщики, ни их командир не сделали ни малейшей попытки остановить чужеземцев. Лотар и Сухмет уже прошли половину расстояния до ворот, когда сзади прогремел голос Принципуса:

– Остановитесь! Остановитесь, или мне придется проверить, так ли вы хорошо рубитесь, как болтаете!

Шум со стороны копейщиков показал, что они готовы действовать решительно и быстро. Им казалось, что двое небогатых наемников не способны оказать серьезного сопротивления, а значит, есть возможность без усилий выслужиться перед капитаном. Солдаты, стоявшие у ворот, тоже взяли оружие на изготовку.

Сухмет вздохнул и положил руку на эфес Утгелы – своего меча.

– Желтоголовый, князь приказал тебе взяться за дело и шлет вот это!

Лотар повернулся к крыльцу. Принципус делал вид, что улыбается, хотя от его оскала, вероятно, шарахнулись бы боевые кони. Но он очень старался и при этом протягивал вперед весомый кожаный кошель.

– Это золото, – шепотом сказал Сухмет, который, когда хотел, мог видеть сквозь предметы на значительном расстоянии.

– Да, – согласился Лотар, которого интересовало совсем другое. Еще раз прочитав что-то в сознании капитана пастаринской дружины, он произнес: – Сегодня они на нас не нападут. Теперь и вправду придется браться за дело.

Глава 2

Первую ночь, как и было условлено, они провели в доме Покуста. Дуайен торгового сословия долго и безуспешно пытался выяснить, что и как было сказано у князя, но Лотар лишь улыбался и толком не ответил ни на один вопрос. Снег встретился им задолго до заставы – грубого, торопливо срубленного из вековых бревен форта, который тем не менее был так удачно расположен, что казался почти неприступным. В форте они провели следующую ночь, потому что здесь их уже ждали. Сухмет очень порадовался эффективности княжеской системы оповещения, позволившей им избежать сложных объяснений.

На следующее утро, когда они вышли на неохраняемую часть широкой, все время уходящей вверх дороги, пришлось уже идти по снегу. Впрочем, пара волов, запряженных цугом, могла протащить по этой дороге даже основательно нагруженную телегу.

Миновав несколько голых рощ, путники вышли на неширокий – не более полумили – горный карниз, относительно ровную поверхность которого то и дело разрывали острые, обнаженные скалы. Попетляв, дорога пошла прямо на сплошную стену черных гор, закрывавших полнеба. В этом гигантском каменном пороге был только один разрыв – перевал, который и назывался Широким.

Дорога тоже была не по-горному широкой. Снег на ней местами уже сошел, и ноги путников стали вязнуть в липкой грязи. Сухмет вдруг стал поносить эту дорогу на чем свет стоит. Лотар удивленно поднял на него взгляд.

– А вот это как тебе понравится? – Сухмет поднял ногу повыше, и Лотар увидел, что подошва его сапога отвалилась, обнажив ступню старика почти до пятки.

– Раньше нужно было думать, – бросил Лотар и пошел вперед, вдыхая воздух, напоенный запахом первых горных трав.

– Да кто же мог подумать, что нам предстоит такое? – В голосе Сухмета было почти настоящее возмущение. – Если бы ты не тащил меня…

– Никто не тащит тебя насильно.

– Один ты не справишься.

Хладнокровие Лотару не изменило.

– Я хочу сказать, что ты берешься за предприятие довольно рискованное, – повысил Сухмет голос.

Лотар все так же, не оборачиваясь, шагал по грязи, поднимая ноги повыше.

Сухмет вздохнул, допрыгал на одной ноге до края дороги и сел на светло-серый валун, похожий на прикорнувшего медведя.

– Подожди, пока я подвяжу подметку.

Лотар остановился, обернулся:

– Могу дать тебе ремешок.

– У меня есть свой. – Сухмет порылся в котомке, которую нес за плечами, достал тонкий сыромятный шнурок, отрезал от него кусок фута в три и принялся старательно укреплять сапог.

– Это еще не грязь, – буркнул Лотар. – Вот если бы по дороге ездили, ты бы понял, что такое настоящая грязь.

– Есть предметы, с которыми я не стремлюсь свести слишком короткое знакомство.

– А то, что закрыло перевал, из этого списка? – спросил Лотар.

Сухмет встал, притопнул сапогом, перетянутым ремнем, и пожаловался:

– Снег забился внутрь и тает.

– На привале пришьешь подметку, будет лучше прежнего.

Сухмет проговорил едва ли не льстиво:

– А чем плохо здесь? До обеда осталось совсем немного.

Лотар осмотрелся. До места, где дорога терялась в каменной гряде, оставалось не больше двух миль.

– Прежде посмотрим, нет ли там чего-нибудь интересного.

Лицо Сухмета стало на мгновение непроницаемым, потом он очень серьезно сказал:

– Ничего не чувствую. Такое впечатление, что впереди нет ничего живого, даже птиц или полевых мышей. А ведь должно быть. – Он еще раз попробовал определить возможную опасность, которая находилась впереди. – Нет, абсолютно спокойно.

– Вот и у меня то же ощущение. – Лотар покрутил головой. – Красиво здесь. Даже когда смотришь магическим взглядом, все равно красиво.

– Может быть, – осторожно сказал Сухмет, – в этой красоте и заключена главная опасность? – Лотар удивленно поднял брови. – Я хочу сказать, ты как-то уж очень рвешься вперед.

– Я проверяю каждый камень на дороге.

Но он понял, что старик прав. Ему следовало бы разобраться, что заставляет его спешить.

– Несомненно, – улыбнулся Сухмет. – Но те люди, которые угодили в эту ловушку, думали так же.

Лотар сдался. Он подошел к Сухмету и присел на камень рядом со стариком.

– Ты прав.

Сосредоточившись, Лотар стал думать о том, что, возможно, заставило его торопиться. Но как он ни старался, не чувствовал даже следов магии. Могло, правда, оказаться, что колдовство было слишком мощным, когда почувствовать его изнутри практически невозможно, как невозможно понять, откуда исходит запах, когда к нему уже привык. И Лотар перевел внимание на то, что лежало впереди.

Дорога была пустынна, тиха и совершенно безопасна.

– Может быть, ловушки уже нет? Караванов больше не предвидится, и тот, кто ее поставил, вынужден был уйти.

Сухмет серьезно покачал головой. Он был очень сосредоточен, помогая Лотару, вливая в него свою энергию, пытаясь поднять уровень восприятия Желтоголового до предела. Внезапно Лотар расхохотался.

– Ай да хитрец! Значит, ты специально подстроил эту штуку с сапогом, чтобы притормозить меня.

Лицо Сухмета стало удивленным.

– А мне казалось, господин мой, что я хорошо спрятал свои мысли.

Лотар снял налобник, выкованный из темной бронзы, провел рукой по коротким волосам.

– А я не мысли прочитал. Просто на разошедшемся шве остался след твоей магии.

Сухмет внимательно, сузившимися глазами посмотрел на свой сапог.

– Здорово. Нет, в самом деле, здорово. Ты почувствовал след, который не могу, при всем желании, почувствовать даже я. Кажется, зря я говорил…

Внезапно стало тихо, очень тихо. Так тихо, что Лотар вскочил на ноги и схватился за кинжал. Впрочем, больше он ничего не предпринимал, потому что ничего и не случилось.

– Вот так-то, – сказал наконец Сухмет. – А мы летели вперед, как пришпоренные.

– Что это было? – Кто-то умер.

– Скорее что-то. Нечто со слабой аурой, похожее на неодушевленный предмет…

– Но не животное.

Лотар снова протянул вперед свое восприятие, как нежнейший цветок, и вдруг все понял.

– Это была птица. Она погибла на лету. Как это может быть? Она кружила довольно низко, но ничто не убивает так, как погибла она… Словно ее мгновенно что-то задушило.

Сухмет вздохнул:

– Теперь у нас есть ответ – капкан не снят. Он так же готов действовать, как прежде.

Лотар посмотрел на перевал, разрезавший черные горы, и прикусил губу. Теперь настороженность изменила, кажется, сам цвет его светло-серых глаз – они стали темнее.

Когда они пошли дальше, Лотар попытался объяснить:

– Понимаешь, мне все время кажется, что здесь нам не придется очень уж трудно работать. – Он еще раз провел рукой по волосам и надел налобник. – По-моему, наши противники затеяли дело, которое им не по плечу.

– А кто наши противники? – живо спросил Сухмет.

– Ну кто же это знает, кроме их самих? – удивился Лотар.

Сухмет задумался. Они шагали по рыхлому, хлюпающему снегу, и горы становились все ближе. За низкими серыми тучами угадывалось солнце. Где-то недалеко сорвался пласт подтаявшего снега и гулко хлопнулся о землю. По-прежнему удивляло и настораживало отсутствие птиц.

Лотар обернулся. Ближайший лесок почти полностью закрыл долину, но между верхушками деревьев и полосой туманной мглы, давящей сверху, проглядывала земля, изрисованная разводами первой, удивительно яркой травы. Он догнал Сухмета.

– А знаешь, – заговорил старик, не поворачивая головы, – у меня такое же ощущение. Как будто мы столкнулись с новичками, которые не понимают сил, запущенных в действие. И они не способны теперь выбраться из положения, в котором оказались. В общем, мы напали на каких-то недоучек. – Он протопал еще десяток туазов и завершил свое сообщение: – Но это не значит, что мы не можем попасть в передрягу.

Внезапно Сухмет остановился. Заметив его напряженную спину, Лотар тоже замер и лишь тогда осознал, что его рука наполовину вытащила Гвинед из-за плеча. Оба стояли совершенно неподвижно, всматриваясь в темное, припорошенное снегом, смазанное пятно, появившееся впереди в трех сотнях шагов.

Это была перевернутая телега. Она ехала вниз, в долину, хотя и не наверняка. Уж очень трудно было сейчас определить, что здесь произошло. Обе лошади, тащившие ее, исчезли. Немного в стороне лежал труп возницы.

– Мертв уже много дней, – сказал Лотар.

– А ведь он почти вырвался.

– Пожалуй. К нему можно подойти, вокруг чисто.

Телега была из тех тихоходных, но очень надежных повозок, на которых местные жители переправляли товары на большие расстояния. Передняя ее часть была расколота, словно, до предела разогнавшись на этом склоне, она налетела на нечто несокрушимое. Товаров, как ни странно, не было. Постромки были оборваны… Нет, вся сбруя была вырвана из крепежных пазов крепкого, как камень, твердого дерева.

– Чтобы так рвануть, нужно быть великаном, – заметил Сухмет.

Они подошли к трупу. Это был житель долины, решил Лотар. У него были слишком характерные прямые русые волосы. Он был молод, не старше Лотара. Его белое от ночных морозов лицо напоминало лик статуи. В засыпанных льдинками глазах застыло спокойствие, и это было странно, потому что нижняя часть его туловища была оторвана: так нетерпеливый обжора разрывает тушку цыпленка. Кровь из разорванного живота впиталась в снег бледно-серым пятном.

– Удивительно, – подал голос Сухмет, – что его не обгрызли шакалы. Понимаешь, еще очень голодно, но ни один зверь не покусился на… Такое впечатление, что зверей тут вообще не осталось.

– Не знаю, есть ли тут шакалы, барсы или хотя бы лисицы, но те, кого интересуют ткани и золото, здесь определенно водятся.

Лотар попытался оценить своим магическим видением, что же здесь произошло, но ничего не увидел. То ли слишком много времени прошло, то ли все здесь было умело стерто. Он перепробовал все, что могло остаться, – запах, волоски шерсти, след оружия, остатки тонких, разреженных полей, составлявших след ментальной магии… Но ничего не обнаружил.

– Может быть, холод как-нибудь подействовал, – предположил Сухмет, который читал мысли Лотара.

– Что-то должно было остаться, а получается… Ладно, впереди еще не один такой сюрприз.

Они пошли дальше. Следующую повозку они обнаружили через две сотни шагов. С ней все было проще, ее просто перевернули на бок. Лошадей и трупов людей не было. Товаров тоже. Дальше все так и пошло – ни трупов, ни товаров. Но количество разбитых и сломанных повозок ошеломляло. Наконец Сухмет не выдержал:

– Да сколько же здесь награбили! Пожалуй, Покуст не преувеличил, когда сказал, что на перевале можно перехватить заработанное жителями долины за целый год трудов.

Внезапно среди множества разбитых и разграбленных повозок они нашли второй труп. Его наполовину засыпало осколками фаянсовой посуды, которая разлетелась на куски от чудовищного удара, обрушившегося сверху. Даже после этого он оставался жив и собирался драться – его ухоженные пальцы сжимали рукоять боевой секиры. Но ее лезвие было чисто, купец не сумел подняться или не успел освободиться от остатков своего некогда прекрасного товара. И тогда его кто-то добил точным, как удар палача, выпадом под подбородок. Сухмет указал на характерный след от редчайшего в этих краях трехгранного клинка, оставившего ранку, похожую на запекшуюся от крови остроугольную звездочку.

– По такому клинку нетрудно будет отыскать убийцу.

Лотар кивнул:

– Посмотри, сталь прошила мягкие ткани и вошла в мозг снизу. Это сделал кто-то, кто всю жизнь зарабатывал мечом свою кружку вина. Сомневаюсь, что кто-нибудь из тех лоботрясов, которых мы видели в замке Веза и которые воображают себя бывалыми бойцами, может так ударить.

Колея, пробитая в камне бесчисленными повозками, стала эже. Иногда она напоминала пешеходную тропу. Лотар попытался понять, как же они здесь проезжали, но ничего не мог придумать. Сухмет рассеянно улыбнулся:

– Там, где проехать не удается, повозку можно перенести на руках.