Пешка в большой игре Сухинин Владимир

– «Вершина», я Пятый, прошу связи, – вызвал Синаев свой Центр и передал приметы и госномер автомашины «ВАЗ-2106», осуществлявшей параллельное наблюдение за фигурантом Каймаковым, обозначенным в оперативных документах псевдонимом Унылый.

Служба наблюдения одиннадцатого отдела присвоила Каймакову псевдоним Кислый. Наблюдатели – хорошие физиономисты, умеющие подмечать характерные черты внешности и определять доминирующие особенности личности.

Но если бы сейчас Синаев или Сенченко заглянули в квартиру номер пятнадцать на четвертом этаже контролируемого ими дома, они бы не нашли в облике Каймакова ни кислоты, ни унылости.

После двухсот граммов коньяка и сытной закуски непьющий Каймаков расслабился, терзающие его страхи и сомнения исчезли, и, глядя на исполняющую стриптиз Верку, он блаженно улыбался, хлопая в ладоши в такт негромкой музыке, льющейся из колонок проигрывателя. Сейчас он не видел выступающую вперед нижнюю челюсть, крупный плоский нос, огромный выпуклый лоб, и внешность девушки не казалась отталкивающей. Внимание сосредоточилось на другом: гладкой коже плеч, крепких правильной формы ногах, округлых бедрах.

Как опытная стриптизерша, она оставила на себе две детали туалета и оттягивала миг, когда все покровы будут сброшены. Каймаков почувствовал себя так, будто в обеденный перерыв в закутке сектора статистики ничего не происходило.

– Давай скорей, снимай все! – Он потянулся к девушке, но она отпрянула, и Каймаков чуть не упал с дивана.

Верка сделала пируэт, приспустила на миг трусики, обнажив гладкие белые ягодицы, и вновь прикрыла их тканью. Приблизилась, пританцовывая, и, оттянув трусы на животе, пропела:

– Положи сколько не жалко, хоть десять штучек...

Но Каймаков вместо денег запустил в открывшуюся щель руку, нащупав пальцами жесткие, коротко подстриженные волосы.

– А это долой! – Верка ударила его по руке, ногтями оцарапав кожу.

Каймаков ощутил раздражение.

– Ну хватит, хватит...

Напевая и пританцовывая, Верка отступила на несколько шагов. «Рабочий вариант» для многих мужчин института, особенно после вечеринок и всяких междусобойчиков, когда алкоголь обостряет влечение и снижает требования к внешности избранницы, сейчас она чувствовала себя королевой, очаровательной и желанной. И хотела как можно дольше продлить это состояние, для чего следовало максимально отсрочить момент соития, после которого мужчины немедленно теряли к ней интерес, с брезгливостью смотрели, как она приводит одежду в порядок, и торопились уйти, категорически отвергая предложения «заняться любовью как люди» у нее дома.

– Иди сюда, зайка, – сдерживая раздражение, сказал Каймаков. Блаженная улыбка исчезла, он искусственно поднимал углы рта, от чего щеки напряженно деревенели.

Он знал: выпив, Верка любила выделываться, набивая себе цену. Сколько раз, прервав минет, она аккуратно заправляла все его хозяйство, застегивала «молнию» и сообщала: «На сегодня – все! Если хочешь – закончим у меня дома».

Поскольку ценность Верки состояла в возможности быстрого облегчения в непосредственной близости от рабочего места и при минимальных затратах времени, перспектива тащиться через полгорода и канителиться весь вечер, а чего доброго, и всю ночь не могла прельстить его даже в состоянии крайнего возбуждения.

Подавляя поднимающуюся злобу, он принимался уговаривать Верку, которая с важным и независимым видом курила длинную черную сигарету и время от времени отрицательно качала головой и говорила: «Не-а!» Все решала плоть – если она не успокаивалась, Каймаков продолжал уговоры, фальшиво улыбался, называл ее «зайкой» и «рыбкой», иногда добивался своего, иногда терпение лопалось, и он уходил, хлопая дверью, и давал себе слово никогда не переступать порога будто пропахшей вульвой каморки. Если плоть, восприняв изменение обстановки, опадала, он спокойно говорил: «Как хочешь, зайка, пока» – и выходил из комнаты с теми же обещаниями. Но через некоторое время Верка исправлялась, и все возвращалось на круги своя.

– Мы же у тебя дома, есть возможность раздеться и лечь в настоящую постель, как ты всегда хотела, – ненатуральным медовым голосом убеждал Каймаков Верку, а про себя думал: «Почему я должен уговаривать эту суку? Послать ее подальше и поехать домой, что ли...»

Не слушая его, Верка вертела бедрами, сладострастно извиваясь в эротическом, по ее представлению, танце. Потом стала исполнять канкан, высоко вскидывая то одну, то другую ногу. В комнате запахло спортзалом.

«И чего я сюда приперся?» – спросил себя Каймаков и внезапно все вспомнил.

– Где у тебя машинка? Мне надо кое-что написать.

В это время Верка сбросила бюстгальтер и швырнула ему в лицо. Грудь у нее была хорошая, и Каймаков помягчел.

– Ну, работу можно и отложить... А сейчас...

Воспользовавшись тем, что девушка находилась в пределах досягаемости. Каймаков наклонился вперед и вцепился в ажурные трусики. Верка отпрыгнула, раздался треск рвущейся материи и тонкий крик раненого зайца.

– Что ты наделал! Я за них тридцать тысяч заплатила!

Слезы градом катились по некрасивому лицу, трусики теперь болтались на одном бедре, и Верка, быстро сдернув их, принялась изучать размер ущерба.

– Я их сейчас нарочно надела, чтоб красиво было, специально для тебя... А ты!

Теперь в ее голосе слышалась неприкрытая злость.

– Да брось, зайка, чего ты. – Каймаков жадно разглядывал голую Верку. Он впервые видел ее полностью обнаженной и должен был признать, что сейчас она здорово выигрывала. – Тебе вообще нужно голой ходить, смотри, какая фигура! Можно скульптуру лепить!

– Да, умный, голой! Горбишь, горбишь, чтобы одеться прилично, а если каждый рвать будет... Фигурно выстриженный лобок приковал взгляд Каймакова.

– Я тебе другие трусы куплю, – сказал он, сажая девушку рядом с собой на мягко просевший диван. – Кончай плакать...

Рука скользнула по гладкой коже, вновь ощутив пикантную колкость коротко подстриженных волос. Он попытался уложить ее на податливые подушки, но Верка резко вырвалась.

– Трусы он купит, – пробурчала она, вытирая слезы. – А дальше что? Ты знаешь, что у меня несворачиваемость крови?

Каймаков опешил.

– При чем одно к другому?

– Да притом! – Верка опять заплакала, тонко и жалобно подвывая. – Ты меня сейчас...

Верка не утруждала себя эвфемизмами и прямо назвала слово, обозначающее, что сделает с ней Каймаков на мягком уютном диване.

– ...И я забеременею. – Она заплакала громче. – А аборт мне делать нельзя, придется рожать... Ты всунул – и в кусты, а я со своей девочкой на сорок пять тысяч нищенствовать буду!

Верка зарыдала навзрыд.

«К черту! – Каймаков вскочил и стал быстро собираться. – Она психбольная. Видно, на почве походного секса чокнулась... И чего я, идиот, к ней поперся! Надо быстро дергать к себе».

Каймакову нельзя было идти домой: там его поджидал убийца. Но он об этом не знал.

Не знал он, конечно, и о том, что на недавнем оперативном совещании в отделении подполковника госбезопасности Дронова его жизнь и поведение подверглись подробному анализу.

– Первый этап прошел без осложнений, – докладывал ведущий разработку майор Межуев. – Объектом манипулирует наш агент – Мальвина. Кислый, ничего не подозревая, с интересом взялся за наши цифры, сам пришел к выводу об утечке мыломоющих средств, мысль о статье мы ему подбросили, но и здесь оказалось достаточным намека, он его подхватил и сделал довольно профессиональный газетный материал. С публикацией проблем не было, сейчас любые жареные факты заглатывают с аппетитом...

Дронов поморщился, но ничего не сказал. Он был педантом и не терпел неслужебных терминов, но не настолько, чтобы перебивать инициативного сотрудника, успешно проводящего важную операцию. Да еще в присутствии генерала.

– Мы только чуть подтолкнули через свои каналы, чтобы сразу – в печать. На Западе было труднее: из четырех газет сумели реализовать только в двух, но зато с комментариями. Дескать, не подтверждает ли пропажа мыла и порошка слухи о подземном оружии невиданной силы?

Межуев заглянул в поспешно заполненный листок.

– Кстати, три часа назад «Немецкая волна» передала анализ сейсмических катастроф применительно к политической ситуации в пострадавших местностях. Они довольно недвусмысленно намекнули на их искусственный характер, а в подтверждение сослались на публикации нашего фигуранта, называя его "крупным российским социологом... ". Он бы радовался, если б услышал.

– Еще услышит, – кивнул Верлинов. – Только что пришла информация: Би-би-си готовит развернутый обзор с комментариями специалистов. В нем нашего друга называют доктором наук! Да, кстати... – Генерал обратился к Дронову: – Все агенты, успешно сработавшие по данному делу, должны быть поощрены. Подготовьте представление на списание соответствующих сумм. Особенно обоснуйте валютные траты.

– Продолжайте, товарищ майор, – мягко сказал начальник одиннадцатого отдела. Он мог вызвать подчиненных к себе, но демократично пришел в кабинет Дронова, расположившись не на месте хозяина, а на стуле в торце стола, хотя тумба мешала вытянуть ноги и сидеть там было неудобно.

– На втором этапе операции мы должны были передать фигуранту некоторые материалы по «Сдвигу» и сориентировать его на быстрое их опубликование.

Межуев рассказывал для начальника отдела и двух его спутников – незнакомых людей с суровыми и решительными лицами. Один был похож на уволенного командира «Альфы» Карпенко, который не мог здесь находиться, во втором угадывался коллега, в звании не ниже генерал-майора. Начальника отдела "Т" Борисова Межуев никогда раньше не видел, но принадлежность к Системе и звание определил правильно.

– С целью психологической подготовки фигуранта ко второму этапу мы осуществили акцию воздействия, высказав от лица неконкретизированной преступной организации угрозу убийства.

Межуев сделал паузу и оглядел присутствующих чуть виноватым взглядом.

– С этого момента в операцию вклинились очень подозрительные случайные факторы. Вопервых, на фигуранта кто-то совершил покушение, а он каким-то необъяснимым образом сумел его отразить. Естественно, фигуранта это напугало. Очень обеспокоился и наш агент. Мальвина требует, чтобы безопасность Кислого была гарантирована. Мы дали рекомендации, чтобы Кислый не ночевал дома. Они выполнены. Во-вторых, опередив нас в передаче материалов для второго этапа, к Кислому инициативно явился по газетной публикации некто Боруля. Он служил в подразделении «Сдвига», там получил травму, добивается компенсаций, но их не получает, а потому чувствует себя обиженным. Этот Боруля выложил Кислому все, что мы собирались ему сообщить.

– Из какой он части? – перебил Верлинов. Вид у генерала был непривычно встревоженным. – Вы проверили его?

Межуев вспомнил, что на пленке было упоминание о части-прикрытии, но, заглянув в свои записи, этого номера не обнаружил.

– Проверить не успели, – ответил майор, ощутив кожей, как похолодел взгляд Дронова.

– Мы устраним недоработки в ближайшее время, – вмешался подполковник.

– Сделайте это немедленно! – приказал Верлинов. – И имейте в виду: на днях в Москву прибывает офицер ЦРУ Роберт Смит. Как раз в связи со «Сдвигом». Надо «подвести» к нему способного агента и напитать нужной нам информацией. То есть использовать его для «Расшифровки». Заявление правительства Соединенных Штатов – это посерьезнее газетных публикаций. Так?

– Так точно, товарищ генерал! – в один голос отозвались Дронов и Межуев.

Энтузиазм оперативников не был наигранным. Подчиненные уважали Верлинова за профессионализм, который редко встречается у руководителей высокого уровня. А чтобы принципиально новая информация шла не снизу вверх, а наоборот... Такое встречается еще реже.

Источник высокой осведомленности генерала был известен: служба электронного наблюдения одиннадцатого отдела осуществляла постоянный съем информации с терминалов органов внешней разведки, федеральной контрразведки, МВД, Минобороны, резиденту иностранных посольств и еще очень многих организаций и учреждений.

– Какие еще «случайные факторы»? – спросил Верлинов.

Карпенко и Борисов в ход совещания не вмешивались, но слушали внимательно и, насколько Межуев мог определить по бесстрастным лицам, заинтересованно.

Межуев секунду помешкал.

– Кислый заходил к другу детства – вору в законе Зонтикову. Потом, по его рекомендации, к Седому. А в то же время люди Седого перебили подручных Зонтикова. И наша седьмая бригада оказалась в той бойне...

– Значит, там погиб Якимов? – перебил генерал. – Кстати, деньги не нашлись?

– По нашим данным – нет, – ответил за подчиненного Дронов.

– Где сейчас Кислый?

Межуев без запинки назвал адрес. Верлинов ценил компетентность сотрудников.

– Хорошо. Охрана должна быть внимательной. Не исключены еще покушения. Ориентируйте Мальвину на скорейшую реализацию второго этапа. И еще... Генерал ненадолго задумался.

– Насколько полезно расследование покушения на Кислого? Ведь можно поднять шум вокруг этого... Факт-то жареный: человек разоблачает преступление, а его пытаются убить...

– Да сейчас таких фактов! – нарушил молчание Карпенко.

– И все же... Как мнение исполнителей?

Дронов кашлянул.

– Мы пытались раскрутить это дело сразу же. Милиция отпихивалась как могла, я нажал через их министерство... Но вы же знаете – все вязнет, как пуля в подушке... А сейчас, думаю, идти этим путем смысла нет. К тому же у них правило: нет пострадавшего – нет и расследования. ";

– Раз нет смысла – не надо. Но обеспечьте сохранность доказательств – вдруг понадобятся... Верлинов улыбнулся.

– А насчет пострадавшего: это капитан ГРУ Василий Вертуховский, сорока одного года, из подотдела физических воздействий.

Повернувшись к Карпенко и Борисову, начальник одиннадцатого отдела сказал:

– Засекретили все, на любых уровнях. А на бюрократии прокололись: лекари передали в медуправление акт вскрытия трупа по факсу, им это для статистики очень нужно.

В последних словах генерала чувствовался явный сарказм.

Но «прокалываться» на мелочах свойственно не только врачам секретного госпиталя. Заканчивая совещание, Верлинов не напомнил о необходимости тщательной проверки «инициативника» Борули. Но Межуев об этом и так помнил. Однако генерал не подчеркнул важности точного установления) номера его войсковой части. И майор начисто упустил из виду этот момент.

Кровавой бойней у квартиры гражданина Зонтикова занимались несколько органов. Следствием – районная прокуратура, раскрытием – региональное управление по борьбе с организованной преступностью и местный уголовный розыск.

Следователь прокуратуры был молод, тяготел к сфере бизнеса и не любил опасностей. Поэтому должностные возможности он использовал для содействия коммерсантам, представительства интересов предпринимателей в органах власти, «консультирования» при привлечении бизнесменов к ответственности, часто выступал ходатаем в налоговой инспекции.

Все это приносило доход, несопоставимый с должностным окладом, и открывало широкие возможности в других сферах. Он ездил на новых автомобилях, переданных по доверенности и обслуживаемых специальными людьми, парился в сауне с коммерческими директорами, администраторами и менеджерами различных фирм, спал с поставляемыми ими девочками, вкусно ел на многочисленных званых обедах, приемах и презентациях, ремонтировал купленную недавно одним из акционерных обществ квартиру, ездил в престижные круизы, благодаря в мыслях родителей – торговых работников, у которых хватило мудрости и дальновидности пропихнуть упитанного Вовочку Ланского на юрфак и определить его дальнейший жизненный путь.

Путь этот был прям, ясен и определенен. Проявлять гибкость в работе, дружить с руководством, расширять полезные знакомства, крепить контакты с нужными людьми, уметь оказываться полезным и не стесняться просить об ответных услугах, уступках и одолжениях.

Это сулило медленное, но верное продвижение по служебной лестнице и постоянное укрепление материального благополучия. Он уже взял в банке льготный кредит, и частная строительная фирма приступила к возведению дачи в ближнем Подмосковье. Потом можно будет продать ее за баксы и построить новую, а там подойдет время сменить квартиру на более комфортабельную. Словом, дел предстояло много.

Должность давала ему ключ к благополучию и обеспечивала неприкосновенность, потому что ни милиция, ни контрразведка не имеют права «разрабатывать» прокурорского работника, а тем более вести следствие в отношении его. Угроза могла исходить только от вышестоящих прокурорских чинов, но те не располагали собственным оперативным аппаратом, а самое главное – желанием подрывать свои же корни, связывающие с «землей» и исправно подающие наверх животворные соки.

Некоторые коллеги Ланского, ведомые охотничьим азартом и старомодными представлениями о служебном долге, с утра до вечера копались в грязи, крови и человеческих испражнениях, жгли собственные нервы, портили желудки, получали зарплату продавца коммерческого киоска, угрозы от «заинтересованных лиц» и постоянные нахлобучки и выговоры от начальства, приобретали неврозы и сердечные заболевания, превращаясь к сорока годам в загнанных ломовых лошадей, не имеющих зачастую собственного угла.

Их пример подтверждал убежденность Ланского в правильности избранного им пути и служил наукой другим: с каждым годом фанатиков следствия и надзора становилось в прокуратуре все меньше и меньше.

Дело о явно бандитской разборке никаких дивидендов или полезных знакомств не сулило и могло принести только неприятности, если невзначай слишком глубоко копнешь.

С другой стороны, за ним не стояло сколь-либо влиятельных сил, требующих обязательного раскрытия, как в случае с похищением дочери главы районной администрации. Это избавляло от необходимости будоражить те, другие, заинтересованные в анонимности силы, которые угадывались в почерке и масштабах происшедшего.

Ланский добросовестно допросилсвидетелей: гражданина Зонтикова, которому ничего не было известно по причине отсутствия в момент перестрелки, членов милицейской спецгруппы, заставших уже финальную картину, воспроизведенную в протоколе осмотра места происшествия, двух соседей с третьего и четвертого этажей – единственных, кто явился по восьми посланным повесткам, и, естественно, тоже ничего не знающих.

Больше допрашивать было некого: семеро убитых не могли дать показания. Их тела исследовали судебно-медицинские эксперты, они написали акты о характере и локализации телесных повреждений и их причинной связи с наступившей смертью.

Один эксперт – дедушка пенсионного возраста – с въедливостью, присущей судебным медикам старой закваски, позвонил следователю.

– Я посмотрел пули под микроскопом, – дребезжащим голосом сообщил он.

– Они одного калибра и системы, но следы на них разные. Обратите на это внимание, когда будете назначать баллистику.

Ланский вслух поблагодарил, а про себя выругал старика за то, что лезет не в свое дело. Но баллистическую экспертизу для страховки назначил.

Криминалисты окончательно запутали картину происшедшего.

«... пять извлеченных из трупов пуль выпущены из представленных на исследование пистолетов „ПМ“ специального образца и имеют дополнительные следы, связанные с применением прибора „ПБС“. Три пули выпущены из двух пистолетов „ПМ“, не имеющих прибора „ПБС“ и на экспертизу не представленных».

Ланский собирался свести ситуацию к обоюдной перестрелке, в которой все участники оказались убитыми, а следовательно, привлекать к ответственности некого и можно прекращать дело с чистой совестью. Но раз были еще два «ствола», которые унесли с места происшествия...

Впрочем, это не слишком огорчило следователя. Он сел за машинку и отстучал письмо начальнику УВД округа: «Прошу поручить подчиненным вам сотрудникам провести оперативно-розыскную работу с целью установления лиц, совершивших преступление...»

Он знал: девяносто девять шансов из ста за то, что через месяц-полтора придет ответ: «Принятыми мерами розыска установить преступников не представилось возможным».

Тогда он с чистой совестью приостановит расследование «до розыска преступников», а фактически – навсегда, если, конечно, не произойдет чудо, которое в жизни хотя и редко, но случается.

Отдельное поручение с резолюцией начальника УВД спустилось к начальнику уголовного розыска Котову. РУОП и так занималось работой по раскрытию преступления, входящего в его компетенцию.

– Эти четверо – «торпеды» Седого, – неторопливо рассказывал старший опер РУОП Диканский – длинный двадцативосьмилетний парень с «набитыми» костяшками пальцев. – Двое – охранники Клыка. Федор – его порученец. До поры до времени все понятно: на дело пошли трое, хлопнули двух охранников, при попытке войти в квартиру Федька двух положил, третий его добил, но сам получил две пули в спину. От кого? Непонятно.

Диканский развернулся на стуле, вытянув ноги в проход.

– Четвертый не собирался участвовать в акции – у него оружие без глушителя, но вошел в подъезд и сам получил пулю в лоб! От кого? Тоже непонятно.

Для высоких людей требуется специальная мебель – Диканский явно томился за столом.

– Ранений и следов рикошета меньше, чем выпущено пуль. Куда делась одна пуля?

Опер внимательно разглядывал майора Котова.

– Это совсем простые вопросы, – невозмутимо сказал тот. – Там находились два сотрудника госбезопасности. Лишние пули – из оружия. Исчезнувшая пуля – в одном из них. Он убит.

Диканский не сумел сдержать удивления. Руоповцы считают, что они профессиональнее уголовного розыска, и, когда убеждаются в обратном, переносят разочарование весьма болезненно.

– Откуда это известно?!

– Оперативная информация, – небрежно бросил Котов. На самом деле завесу тайны ему приоткрыл командир группы немедленного реагирования. Сделано это было во время совместного распития водки и с условием соблюдения строжайшей секретности. Ответ Котова исключал дальнейшие расспросы: у сыщиков не принято интересоваться источниками оперативной информации и выдавать их.

– Вот оно что. – Руоповец сразу стал проще. – Я чувствовал: тут дело нечисто – сразу три пэбээса! Какой же у них интерес?

– Может, казна? Общак-то пропал... Диканский пожал плечами.

– Давай займемся оружием, – сказал Котов. – Специальные пистолеты производит только Тула. И делают их не так много. Номера сточены... Разве что-эксперты прочтут... Диканский подумал.

– Ладно, отрабатывайте оружие. У нас сейчас о другом голова болит: как бы на похоронах воры и группировщики не начали мочить друг друга. Ответственность-то на РУОП – это наш контингент... И общак проклятый ищем не хуже, чем они... Котов встал.

– Тогда будем обмениваться информацией.

Они попрощались почти дружески.

В квартире не раздавалось ни звука. Уличный фонарь светил в окно, стол и стулья отбрасывали на голую стену косые тени. В одной из них притаился человек. Он легко открыл замок отмычкой, бесшумно осмотрел санузел, кухню, заглянул в кладовку и занял наиболее выгодную позицию. Он мог ждать долго, пока не потребуется следующая доза. Но ему дали кайфа и с собой, потому он был спокоен. Ему дали и пистолет, который лежал рядом. Человек сидел и смотрел на входную дверь. Он ни о чем не думал, не волновался и не переживал.

Человека послал Рваный. Он считал, что, если сомнения возникли, надо смывать их кровью. Этого штымпа следовало пришить сразу, как побили ребят и забрали кассу. А раз пропали Дурь и Скокарь, ждать больше нечего, разве что когда всех перебьют. Кто за ним стоит – дело третье. Он варит кашу, значит, его и надо убирать. А дальше – жизнь подскажет. Клык, конечно, согласился с неохотой, у них, видать, свои дела, но сказал: хотите – ставьте на перо... Рваный этого захотел.

Возле дома Верки Носовой никаких внешних изменений не происходило. По-прежнему неподвижно стояли «шестерка» на площадке для сушки белья и серая «Волга» возле мусорных баков. Но напряжение в обеих машинах заметно усилилось.

Сенченко принял сообщение, что «Волги» с таким номером в природе не существует. То же самое узнал Синаев про номер «шестерки». Оба Центра приняли решение проверить подозрительные машины силами милиции.

Два патрульных автомобиля с разных сторон подъехали к блочной пятиэтажке. Лейтенант и два сержанта подошли к «Волге». Сержант держал автомат на изготовку.

– Попрошу документы, – постучал в боковое окно лейтенант. Через секунду он прочел в бордовой кожаной книжечке: майор Петров – командир группы розыска Управления конвойной охраны внутренних войск.

– Все в порядке. – Он вернул удостоверение и направился к коллегам, только что проверившим документы у экипажа «шестерки».

– Войсковики, группа розыска. А у вас что?

– Главк уголовного розыска МВД, – ответил усталый капитан. – Как бы они не перестреляли друг друга...

– Это их проблемы, – пробурчал младший по званию.

Милицейские автомобили уехали.

Через несколько минут ожила рация в машине одиннадцатого отдела.

– У них прикрытие внутренних войск, – сообщил дежурный. – Соблюдайте осторожность. Высылаем ударную группу. Надо наконец выяснить, что это за птицы.

Примерно такой же текст получила бригада Синаева.

– У них милицейское прикрытие. Сейчас прибудет первое отделение и заглянет под их «крышу». Будьте наготове.

Из разных районов к дому Верки Носовой мчались машины с вооруженными, решительными и хорошо подготовленными бойцами.