Пушки царя Иоганна Оченков Иван

Пока стрельцы поили неведомо откуда взявшихся всадников, к острожку прискакал жилец с требованием Михальскому немедля предстать пред светлы царские очи. Людей его пустить внутрь и накормить с дороги, а стрельцам продолжать заниматься своим делом. Корнилий тут же с легкостью вскочил в седло, как будто и не провел в нем бог знает сколько времени, но прежде чем двинуться в царскую ставку, обернулся и коротко приказал невысокому юноше, одетому на польский манер:

– Янек, ступай за мной.

Измученный предыдущим переходом парень тяжело поднялся, но, не посмев перечить, с трудом залез на свою смирную кобылку и потрусил вслед за грозным паном Михальским.

Стрельцы, проводив их взглядом, опять отложили оружие и взялись за работу. Только чернобородый Семен, зло усмехнувшись, пробурчал:

– Ишь как сотник перед ним согнулся, будто его придавило чем.

– Молчал бы ты, пока на нас всех беды не накликал, – одернул его кто-то из товарищей.

Тот хотел было добавить по адресу сотника еще что-то уничижительное, но видя недобрые взгляды остальных, заткнулся и с новыми силами принялся за работу.

Когда пришла весть о том что Корнилий наконец-таки вернулся, я был в своем шатре и разбирал одно крайне неприятное дело. Началось все с того, что сегодня утром сын Пожарского Петр, что называется, «ударил челом» на московского дворянина Колтовского. Оный дворянин был недавно назначен вторым воеводой в Можайск, под начало князя Пожарского, но прибыв на место службы, принялся всячески манкировать своими обязанностями. Иными словами, затеял любимую игру московской знати под названием «местничество». Что на него нашло, я, честно говоря, не постигаю. Роду он был нельзя сказать чтобы очень уж знатного. Чин тоже совсем невелик, а вот поди же!.. «Николи не бывало, чтобы Колтовские под Пожарскими ходили!» – и все тут!

В принципе, может, оно и так, но князь Дмитрий Михайлович, за многие свои заслуги перед отечеством, был из стольников пожалован прямо в бояре. А это привилегия только самых знатных родов в Русском царстве. Колтовские же, при самом удачном развитии карьеры, могли претендовать самое большее на чин окольничего к старости, и то если уж совсем повезет. Так что местничество в данном случае выглядело, мягко говоря, совершенно неуместным. Что самое интересное – сам Иван Колтовский был участником второго ополчения, которым и руководил князь Пожарский. Служил он ревностно и честно, был неоднократно ранен, за что и пожалован впоследствии, и… вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

Кстати говоря, сам Дмитрий Михайлович и не думал жаловаться на своего второго воеводу, очевидно, надеясь, что старый соратник образумится. А вот Петька, узнав о подобном отношении к отцу, возмутился и «ударил челом». Хочешь не хочешь – пришлось собирать совет, выслушивать обе стороны, думать, как разрешить конфликт с наименьшими потерями. С одной стороны, очень хотелось почтить неразумного дворянина «высокими хоромами с перекладиной», сиречь виселицей. Все-таки затевать смуту при приближении врага – это даже хуже измены: это глупость! С другой – по той же самой причине не хотелось доводить дело до крайности. Накажешь такого паче меры, а у него друзья, родня… того и гляди, обидятся и еще большую глупость учинят. Но ведь и спускать никак нельзя! В общем, куда ни кинь, везде клин. Так что известие о прибытии Михальского было как нельзя кстати, ибо давало небольшую отсрочку перед принятием решения.

– Вот что, болезные, – заявил я собравшимся, – ступайте покуда, не до вас сейчас! Но далеко не расходитесь, мало ли…

Едва Колтовский и представлявший интересы расхворавшегося отца Петр Пожарский вышли, в шатер зашел мой верный Корнилий в сопровождении какого-то нескладного парнишки в скромном кунтуше.

– Где ты пропадал столько времени, чертяка? – обрадованно поприветствовал я своего бывшего телохранителя. – Я уж и забыл, как ты выглядишь!

– И вам многие лета, государь; вот я и вернулся.

– Вести-то хоть добрые принес?

– Увы, те вести, с которыми к вам отправился Мелентий, и без того были не хороши…

– Мелентия чуть не убили под Москвой, – перебил я его. – Он всего несколько дней как пришел в себя.

– Проклятье! Но кто осмелился на подобное злодеяние?

– Судя по его словам, Телятевский.

– Но злодея схватили?

– Да где там… как сквозь землю провалился, подлец! Однако сейчас мне не до него. Итак, у Владислава перед выходом было около двадцати пяти тысяч войска. Сколько-то он оставил у Смоленска, так что, полагаю, наши силы будут почти равны. У него преимущество в кавалерии, у меня – в пехоте и артиллерии, кроме того, у нас есть укрепления. При таком раскладе я бы сказал, что шансы у нас неплохие.

– Все гораздо хуже, ваше величество, – печально покачал головой Корнилий.

– Что ты имеешь в виду?

– На соединение с королевичем идет Сагайдачный.

– Что?! Не может быть!

– К сожалению, это правда. И у него почти двадцать тысяч запорожцев.

– Проклятье!

– Вам не надо было идти навстречу полякам. Следовало дождаться их у стен Москвы и обороняться там.

– Чтобы меня там в спину подстрелили?.. – прохрипел я в ответ. – Нет уж, будем драться здесь!

– О чем вы? – насторожился Корнилий.

– Потом у Никиты спросишь, – отмахнулся я. – Ты мне вот что скажи, далеко ли от нас запорожцы?

– Да кто же их знает, проклятых. Если на засечной линии не застрянут, то через неделю будут.

– Через неделю?

– На самом деле я думаю, что так быстро им не пробиться, однако следует учитывать и такой вариант.

– А Владислав должен подойти через два дня…

– Скорее, что через три, их очень задерживает обоз. Но возможно, что королевич задерживается нарочно, чтобы подойти одновременно с казаками.

– Похоже, что немного времени у нас есть…

– Я знаю, о чем вы думаете, государь, но с Владиславом идет гетман Ходкевич. Он опытный и осторожный военачальник и вряд ли допустит какую-нибудь оплошность.

– Как знать, как знать… – задумчиво протянул я, – кстати, а что это за молодой человек?

– О, позвольте рекомендовать вам, ваше величество. Мой новый друг пан Ян Корбут!

– И где же ты его выкопал?

– Молодой человек совершенно добровольно изъявил желание поступить ко мне на службу.

– Вот как?

– Его милость пан Михальский говорит неправду, – обиженным тоном заговорил паренек, – он обманом заманил меня в западню и взял в плен.

– Да ты растешь, дружище, – засмеялся я, – вон каких сановных людей в плен захватываешь!

– Это ваше величество еще не знает, кому прежде служил Янек, а то бы вы не смеялись над своим верным слугой.

– Да что ты говоришь, и у кого же служил сей витязь?

– У пана Карнковского!

– Постой-постой, у того самого?

– Именно, но этот славный малый служил не только ему, а еще и…

– Только не говори, что панне Агнешке!

– Да, ей, но не это самое главное! Наша общая знакомая по-прежнему очаровательна, и ее сети все так же не пустуют!

– И кто же угодил в них на сей раз?

– Ну, один из этих бедолаг сейчас перед вами!

– Зачем вы смеетесь над бедным сиротой? – едва не заплакал Корбут. – Уж если судьба оказалась ко мне злой мачехой, так зачем еще и насмехаться?

– О господи… – только и смог сказать я.

– Ваше величество, – обернулся ко мне Янек, – про вас говорят, что вы воплощение рыцарства, хоть и не в обиду вам будет сказано, еретик. Зачем вы мучаете меня? Я не богат и родни у меня нет, так что выкуп заплатить будет некому. Пан Карнковский прогнал меня со службы, и все что у меня осталось, так это жизнь, да мое чувство к прекрасной панне Агнешке, хоть она и отвергла его. Если вам будет угодно, велите меня повесить, но только прикажите не говорить о панне худо в моем присутствии.

– Эти слова делают вам честь, молодой человек! – громко сказал ему я и, обернувшись к Корнилию, тихонько спросил: – Ты зачем этого клоуна притащил? Меня сейчас стошнит от его выспренности!

– Как, разве вы не хотите узнать, кто стал самым большим уловом вашей старой знакомой? – так же тихо ответил Михальский.

– Ну и кто же этот счастливчик?

– Королевич Владислав!

– Да иди ты!..

– И более того, она сейчас находится при нем. Днем скрывает свой пол в мужском наряде, а ночью…

– Однако!

Польско-литовская армия неотвратимо накатывалась на земли своего старинного врага. Не раз и не два московитские орды тревожили пределы шляхетской республики, но пробил час мщения! Осталось последнее усилие, чтобы дикая и заносчивая варварская страна окончательно склонила свою шею перед европейской цивилизацией, олицетворением которой, несомненно, была Речь Посполитая – идеальное государство, поставившее права своих граждан выше тирании монархов и свято следовавшая этим принципам на протяжении своей истории. Образованным и культурным шляхтичам самим Провидением было уготовано стать господами для варваров-московитов, чтобы принести им свет истинной веры и настоящую европейскую культуру вместо темной азиатчины.

Именно так рассуждали многие участники похода, от крупных магнатов, ведущих в поход собственные полки, до нищих шляхтичей, снарядившихся на последние деньги, взятые в долг у ростовщиков под залог давно разоренных маетков. А чтобы ревность к правому делу не угасала в сердцах храбрых воинов, королевский капеллан пан Калиновский всякий раз, служа мессу, произносил горячие проповеди к своей воинствующей пастве. Выслушав напутствия ксендза, ясновельможные паны отправлялись к себе, чтобы выпить за правое дело по доброму кубку вина и предаться сладостным мечтам о том, как будут нести свет просвещения схизматикам. По утрам же, наскоро опохмелившись, славные воины садились на коней и, прикрикнув на собиравших хозяйское добро холопов, чтобы ничего не потеряли, отправлялись дальше.

Наблюдавший за ними королевич Владислав был неизменно любезен и приветлив, однако идти предпочитал с более дисциплинированными войсками. Стойкой немецкой и венгерской пехотой, валашскими, казачьими[48] и рейтарскими хоругвями и конечно же гордостью армии Речи Посполитой – крылатыми гусарами. При взгляде на проходящие войска в сердце старшего сына короля Сигизмунда просыпалась гордость. С такой армией он непременно разобьет этого выскочку – герцога Иоганна Альбрехта, и отберет у того принадлежащий ему по праву трон. А вот тогда… впрочем, что будет «тогда», королевич пока не думал. Ну или почти не думал. Все-таки Московское царство – большое и богатое государство, и если его присоединить к Речи Посполитой, то получившаяся держава будет превосходить по своей мощи все окрестные страны. К тому же русские хоть и дики, тут королевич был вполне согласен с Калиновским, но нельзя сказать, чтобы у них не было совсем никаких достоинств. Например, они послушны воле своих царей. И если за спиной Владислава, когда он станет королем, будут неисчислимые московитские орды, то магнатам будет не так легко перечить его воле, как они делают это сейчас по отношению к его отцу. Впрочем, это дело будущего, а сейчас молодой человек учился искусству управления войсками у старого и опытного гетмана Ходкевича, стараясь не возбуждать в своих будущих подданных подозрений на свой счет.

– Какое прекрасное зрелище, ваше высочество, – отвлек его от размышлений голос панны Агнешки.

– Вы совершенно правы, дорогая моя, – обернулся он к ней и тут же зажмурился, сделав вид, что ослеплен ее красотой. – Боже, как вы прелестны!

Переодетая в мужское платье девушка выглядела и впрямь весьма импозантно. Отороченная лисьим мехом шапочка красиво обрамляла белизну лица прекрасной панны, стянутый кушаком нарядный кунтуш подчеркивал тонкость стана, а с какой грацией она сидела в седле!.. Нет, положительно панна Карнковская выглядела совершеннейшей амазонкой. Эдакой Ипполитой, вышедшей на тропу войны.

Комплимент от возлюбленного был принят с благосклонностью, и Агнешка, легонько тронув поводья, подъехала к нему. В отличие от отца, при всяком удобном случае намекавшем королевичу, на какие жертвы пошла его дочь ради Владислава, сама она никогда не жаловалась на тяготы и неудобства похода. Напротив, панна неизменно пребывала в хорошем расположении духа и старалась всячески ободрить Владислава, если что-то шло не так. Если же вокруг него были люди, то она умела делаться незаметной, совершенно не привлекая к себе внимания. Принц был всем для нее: воздухом, которым она дышала, водой, которую она пила, пищей, которая давала ей сил. Двусмысленность положения нимало ее не смущала. Какое ей дело до людской молвы? Главное, что он был рядом и любил ее, а остальное не важно! Королевич улыбался – и сердце девушки наполнялось радостью, а хмурился – печалью.

– Ваше высочество, – почтительно обратился к Владиславу только что подъехавший Казановский, – наши разведчики наткнулись на вражеские следы. Пан Кишка уверен, что эта та самая банда, которая не давала нам покоя в последнее время.

– Вот как? – обрадованно воскликнул тот. – Было бы недурно изловить этих разбойников.

– Тогда поскачем к ним.

– С восторгом!

– А это не опасно? – забеспокоилась, глядя на загоревшегося этой идеей принца, Агнешка.

– На войне все опасно, – немного рисуясь, отвечал ей пан Адам, – но с нами надежный эскорт, и мы можем ничего не опасаться. Впрочем, если вам страшно, вы можете оставаться здесь.

– Вот еще! – вспыхнула девушка. – Разумеется, я отправлюсь с вами!

– Ого, милочка, а вы не забыли, что ваше время – по ночам? – осторожно шепнул ей фаворит принца, убедившись, что их никто не услышит.

– Не сомневаюсь, пан Адам, вы уверены, что справились бы с этими обязанностями не хуже меня, – не осталась в долгу панна Карнковская.

– Хо-хо! У мягких лапок кошечки оказались коготки? Все же поберегите их, прекрасная панна. Не забывайте, это я познакомил вас с его высочеством, но при надобности могу так же легко развести.

– Что вы сказали?..

– Я сказал, чтобы вы не путались под ногами. Война – мужское занятие!

– Это, несомненно, так, а вы здесь при чем? – с очаровательной улыбкой шепнула ему Агнешка и, дав шенкеля своей кобылке, поскакала вслед за принцем.

Как оказалось, жолнежи пана Кишки, многие из которых начинали служить еще у покойного Лисовского, и впрямь выследили в лесу вражеский отряд. Застать врага врасплох, впрочем, не получилось, и встревоженные чем-то московиты, вскочив на коней, попытались удрать. Поляки и литвины с гиканьем и свистом бросились за ними в погоню. Королевич хотел было присоединиться к преследователям, но неизвестно откуда взявшийся Ходкевич преградил ему дорогу.

– Прошу прощения у вашего высочества, – внушительно заявил он ему, – но у нас достаточно войск для такого рода работы!

– Хорошо, пан гетман, – с досадой отозвался Владислав, – просто мне хотелось немного развлечься.

– Вы выбрали для этого неподходящее время, ваше высочество.

– Да ладно вам, не такой уж большой подвиг – перерезать несколько десятков казаков и татар.

– Разве вы ничего не слышите?

– А что? – прислушался королевич. – Бой как бой, ничего необычного…

Действительно, до них издалека доносились звуки выстрелов, звон сабель и яростные крики сражающихся. Однако Ходкевич, очевидно, считал иначе и, прислушиваясь, только хмурился.

– В таком случае, почему звуки боя приближаются к нам?

– И вправду… тогда, может, надо прийти к нашим на помощь?

Вдруг из-за поворота показались отступающие жолнежи пана Кишки, преследуемые московитской конницей. Тут же запели трубы, и польские хоругви, повинуясь их сигналам, стали выстраиваться в боевой порядок. Впрочем, русские, увидев врага, немедленно остановили преследование и сомкнули ряды.

– Вы были правы, пан гетман! – воскликнул побледневший Владислав. – Хорош бы я был, кинувшись в эту атаку…

– Не печальтесь, ваше высочество, в молодости мы все стремились в драку. Однако ваше дело командовать войсками, а не махать саблей.

– Вы полагаете, это войска герцога Мекленбургского?

– Не думаю, – пожал плечами Ходкевич, – я слышал, что его армия хоть и немногочисленна, но обучена по-европейски. А это казаки и немного поместной конницы. Хотя не могу не признать, что засаду они организовали весьма умело. Похоже, что вяземский воевода относится к своим обязанностям куда ревностнее Прозоровского.

– А кто там воевода?

– Григорий Валуев.

– Этот изменник?!

– Да, именно он.

– Хм, я слышал, что Вязьма – небольшая крепость. Стало быть, он совсем не в чести у герцога Иоганна?

– Да уж, похоже, его предательство не слишком пошло ему на пользу… – пробурчал Ходкевич и взмахнул гетманской булавой.

Повинуясь его приказу, несколько казачьих и валашских хоругвей дружно двинулись на противника. Как и следовало ожидать, трусливые московиты не приняли боя и повернули коней. Храбрые польские воины, видя, что их противник пустился в бегство, с гиканьем и свистом погнались за ними.

– Браво! – не смог удержаться от восторженного крика наблюдавший за их атакой королевич. – Похоже, они не ожидали, что попавшая в их сеть рыбка будет так велика.

– Все же я бы рекомендовал вашему высочеству вернуться к основным силам.

– Ах, пан гетман, дайте мне посмотреть на настоящую войну! Кстати, а что это вы делаете?

Спутники Владислава обернулись на его слова и увидели, что на том месте, где только что была легкая конница, выстраиваются тяжелые панцирные и рейтарские хоругви.

– Пан гетман полагает, что посланных сил окажется недостаточно? – немного удивленно воскликнул Казановский.

– Пан гетман полагает, – огрызнулся Ходкевич, – что кто бы ни был русским воеводой, он далеко не дурак!

– Там еще засада?

– Вполне возможно. По крайней мере, я бы сделал именно так.

Через несколько минут выяснилось, что предчувствия не обманули старого вояку. Едва казаки и валахи стали достигать удирающих от них московитов, во фланг им ударили прячущиеся до той поры в лесу враги. Оказавшись в окружении, храбрые шляхтичи принялись отчаянно рубиться с противником, но на них со всех сторон наседали, и все могло кончиться худо, если бы не своевременно посланное подкрепление. Впрочем, русские вовремя заметили грозящую им опасность и повернули назад, оставив поле боя за поляками.

– Мы будем преследовать? – с надеждой спросил горячащий коня королевич.

– Ну уж нет! – отрезал гетман. – Я достаточно повоевал с татарами, чтобы не знать этот прием. Наверняка ваши будущие подданные приготовили вам еще несколько таких сюрпризов.

– С татарами?

– Да, это их тактика. Но надо сказать, что московиты делают это ничуть не хуже.

– И что же делать нам?

– Остановимся, подтянем подкрепления и ударим как следует. Впрочем, их воевода не станет нас ждать и наверняка уведет свой отряд.

– Но ведь это победа? – нерешительно спросил Казановский.

– Если не считать, что на каждых трех убитых московитов мы потеряли минимум пятерых, то – да.

– Вы так спокойно об этом говорите…

– Если бы затея русского воеводы удалась, наши потери были бы вдвое выше! Поймите это их земля, их леса. Они знают тут каждую тропку, каждую лисью нору или медвежью берлогу. В чистом поле мы бы стоптали их копытами своих коней, даже не заметив, но здесь их стихия!

– Так мы, пожалуй, всю армию потеряем, пока до Москвы дойдем… – удрученно пробормотал королевич.

– Все не так плохо, ваше высочество, – не согласился с ним гетман. – Рано или поздно герцогу придется дать нам открытое сражение, и ни стойкость его немецких наемников, ни азиатская хитрость московитов ему не помогут. А пока надо стиснуть зубы и идти вперед, усилив разведку. Говоря по совести, мне сильно не хватает покойного Лисовского, уж с ним бы такой оплошности точно не случилось.

Как и говорил Ходкевич, русский воевода, а это действительно был Валуев, не стал ждать, пока его зажмет польская кавалерия, и отвел свой отряд к Вязьме. Последние русские ратники еще входили в ворота крепости, когда показались идущие за ними враги. Едущий в окружении пышной свиты королевич внимательно посмотрел на укрепления крепости, поморщился от дыма полыхающего посада и вопросительно взглянул на гетмана. Ходкевич, как будто отвечая на незаданный вопрос, махнул рукой одному из своих офицеров, и тот понятливо кивнув, сорвался с места и вскоре в сопровождении трубача и жолнежа с белой тряпкой на пике подскакал к самым воротам.

– Позовите воеводу! – требовательно прокричал он.

– Что тебе нужно? – последовал ответ с воротной башни.

– Я послан выборным русским царем Владиславом. Он милостиво обещает всем вам прощение, если вы откроете ворота!

– Скажи Владиславу, что он еще не царь!

– Григорий, это ты?

– Да, Александр, я!

– Пся крев, грязный изменник! Ты и сам голову сложишь, и людей своих погубишь.

– Зачем ты так ругаешься, Сашка!

– Затем, что ты предал королевича Владислава.

– Врешь ты все! Это Владислав нас предал, когда отказался выполнять обещанное. И ты свою веру ксендзам продал за тридцать сребреников! Даже ругаться стал как поляк. Пошел прочь отсюда, а то стрелять велю!

Парламентер, скрипнув зубами, вернулся к королевичу с гетманом и доложил им обо всем. Ходкевич выслушал его без особого интереса, а вот Владислав принялся расспрашивать офицера.

– Как вас зовут?

– Александр Новицкий, ваше высочество.

– Вы русин?

– Да.

– И, вероятно, православный?

– Пока да.

– Что значит «пока»?

– Я дал обет перейти в католичество, если Господь дарует нашему оружию победу в этом походе.

– Да будут все ваши обеты исполнены!

– Аминь.

– Вы, как я вижу, знакомы с Валуевым?

– Да, мы прежде были друзьями.

– Ступайте, мы довольны вашей службой.

Когда Новицкий отъехал, королевич еще раз окинул взглядом городские укрепления и спросил у гетмана:

– Кажется, стены этой крепости не слишком и крепки?

Действительно, в отличие от построенного из кирпича Смоленска, стены Вязьмы были деревянными и лишь несколько квадратных приземистых башен были сложены из белого камня. Впрочем, вокруг стен был выкопан глубокий ров и наполнен водой, так что совсем легкой добычей вяземский кремль не выглядел. Так и не дождавшись ответа, королевич продолжил:

– Вероятно, разбить их не составит особого труда?

– Ваше высочество, – почтительно отвечал ему Ходкевич, – раз уж мы не стали задерживаться у Смоленска, то совсем уж не стоит отвлекаться на эту ничтожную крепость. Когда мы возьмем Москву, она сама упадет к вашим ногам, а ее жители притащат вам Валуева в цепях. Вы ведь этого хотите?

– Пожалуй, я бы не отказался посмотреть, как этот изменник будет висеть в петле.

– У вас будет такая возможность. А сейчас мы, оставив здесь небольшой заслон, двинемся дальше.

– Что же, я вполне согласен с вашими доводами. Прикажите нашей армии поворачивать.

– С вашего позволения, я уже сделал это. Тут в нескольких милях переправа через один из притоков реки Вязьмы. Наплавной мост. Разведка проверила – все чисто. Мы перейдем на другой берег, а оставшиеся рядом с крепостью жолнежи будут всю ночь палить костры, чтобы враг думал, что здесь вся наша армия. После чего утром нас догонят.

– Прекрасный план, – буркнул королевич, немного обиженный, что гетман не посоветовался прежде с ним, и повернул своего коня.

Когда они оказались у переправы, дело шло к вечеру. Речка была в этом месте невелика и неглубока, однако берега с обеих сторон были очень крутыми. Авангард армии уже заканчивал переправу на восточный берег, и вслед за легкими хоругвями шагала выбранецкая пехота.

– А ведь здесь прекрасное место для засады, – заметил Владислав, внимательно оглядывая окрестности.

– Вы правы, – согласился с ним чувствующий себя немного неловко Ходкевич, – но я послал разведку, чтобы убедиться в отсутствии врага.

– Как вы думаете, пан гетман, а почему Валуев не устроил нам засаду здесь?

– На западном берегу трудно укрыться, а с восточного – вернуться в крепость. Вот если бы мекленбургский герцог был где-то рядом, то он непременно устроил бы какую-нибудь пакость.

– Но вы уверены, что его здесь нет?

– Нет, не уверен. И поэтому настоятельно рекомендую вам оставаться на этом берегу, пока не переправятся основные силы.

– Что же, быть по сему.

Как и ожидалось, переправиться всей армии не удалось. К авангарду присоединились только несколько баталий венгерской пехоты с пушками, а основная часть войска заночевала на западном берегу. Окружив место ночлега возами и выставив караулы, доблестные шляхтичи принялись укладываться спать. Впрочем, заснуть сразу у них не получалось. Воспоминания о случившейся днем стычке с противником многим взбудоражили кровь, так что заснуть без доброго куфеля ароматной старки не было никакой возможности. Выпив же, ясновельможные паны принялись рассказывать друг другу о своих подвигах, и чем больше спиртного проваливалось в ненасытные глотки, тем большие орды схизматиков оказывались начисто вырубленными в только что случившемся деле. Разумеется, далеко не все в польском лагере предались безудержной пьянке. Многие жолнежи, особенно из числа действительно побывавших в бою, наскоро поужинав, легли отдыхать, неодобрительно посматривая в сторону своих совершенно распоясавшихся товарищей. Доверенные офицеры гетмана всю ночь проверяли караулы, безжалостно наказывая заснувших и поддерживая по возможности порядок среди никак не желавших угомониться.

Владиславу тоже не спалось. Какое-то время он беседовал с Казановским, не обращая внимания на томные взоры, бросаемые панной Карнковской. По правде говоря, из-за всех случившихся днем перипетий слуги королевича не успели поставить ему походный шатер, а устроиться с фавориткой на возу молодой человек немного стеснялся. К тому же у него еще были иллюзии по поводу того, что ее инкогнито остается нераскрытым. Словом, прождав любовника некоторое время, Агнешка разозлилась и отправилась спать в возок отца. В конце концов, она действительно всем для него пожертвовала, а он… и ведь даже этот несносный пан Адам, слащавое лицо которого в последнее время вызывало у панны ненависть пополам с презрением, говорил, что ночь – ее время!

Увы, ночь не принесла ей успокоения. Проворочавшись на жестком ложе без сна, она встала в ужасном расположении духа. А ведь будь она рядом с Владиславом, любая дерюга показалась бы ей мягче перины! Впрочем, он ведь тоже спал один, так что, решив, что королевич уже достаточно наказан за свою неучтивость, Агнешка направилась к нему. Несколько времени спустя девушке пришло-таки в голову, что прежде чем появляться перед королевичем, следовало хотя бы попытаться привести себя в порядок. Но, к сожалению, эта мысль пришла ей в голову слишком поздно. Увидев ее неумытой, с опухшими от слез глазами и спутанными волосами, этот несносный пан Казановский тут же расхохотался. А ее принц, вместо того чтобы защитить даму своего сердца… тоже улыбнулся!

Этого разочарования нежная душа панны Карнковской вынести уже не могла, и она, рыдая во весь голос, бросилась к коновязи. Найдя среди лошадей королевича одну оседланную, Агнешка, птицей взлетев в седло, ударила в бока бедного животного каблуками. К несчастью, это была н смирная кобылка, на которой обычно передвигалась панна верхом, а настоящий боевой конь. Почувствовав энергию всадника, благородное животное с места поднялось в галоп и вихрем пронеслось через весь лагерь. Все, что смогла вцепившаяся в поводья девушка, это направить его в сторону переправы. Оторопевший от увиденного Владислав кинулся было наперерез, но где там! Агнешка вихрем промчалась мимо него, а уже через несколько секунд копыта ее коня гулко стучали по бревенчатому настилу моста. Пан Адам первым сообразил, что так ее не остановить и, вскочив на другого коня, поскакал следом. Увы, он опоздал всего лишь на несколько мгновений. На мост уже вступил отряд панцирной кавалерии, ротмистр которого едва увернулся от несущейся на коне обезумевшей от горя панны Агнешки. Ничего не поделаешь, нужно было ждать, когда этот отряд перейдет, надеясь, что девушку смогут остановить на том берегу.

Беда была лишь в том, что времени уже не оставалось. Никто не заметил, как ночью какие-то люди, добравшись до моста вплавь, закрепили на нем маленький плот с бочонком пороха. Один из них остался рядом с переправой до утра, притаившись за большим камнем. Когда начало светать, прохладная вода вытянула из его тела последние остатки тепла. Плохо понимая, что происходит вокруг, русский ратник, стиснув зубы, следил за мостом. Когда же по его бревнам загрохотали копыта коней, он из последних сил улыбнулся и потянул за просмоленную бечевку. Черный как смоль шнур натянулся подобно струне, но ничего не происходило. Обеспокоенный подрывник едва не запаниковал, однако собравшись с силами дернул бечеву посильнее. Наконец хитроумный механизм внутри бочонка пришел в движение, и на крутящееся рифленое колесико упал курок с зажатым в нем кусочком пирита. Сноп искр воспламенил запал, и через мгновение прогремел взрыв. Переправу затянуло дымом, обломки бревен полетели в разные стороны. Пронзительно заржали испуганные лошади, сбрасывая с себя седоков, а стоны раненых, заглушала яростная ругань уцелевших.

Григорий Валуев перешел на нашу сторону вскоре после смоленского похода. Говоря по совести, даже не знаю, чем отцу Мелентию удалось его прельстить. В Литве благодаря богатому боевому опыту и воинским талантам русский воевода был в чести. Но вот поди же ты, бросил все и вернулся, причем вместе со своим отрядом. Получив назад свои вотчины, весьма успешно служил на засечной линии. Несколько раз был награжден за то, что громил мелкие банды крымцев, а год назад я перевел его воеводой в Вязьму. Собственно, это не совсем моя инициатива. В русском войске, как впрочем, и во всей администрации, идет постоянная ротация кадров. Один год помещик служит, другой занимается хозяйством. Служит тоже не в одном месте, а там, куда пошлет Родина, сиречь я. Один и тот же дворянин может служить при дворе стольником, потом отправиться в город воеводой, затем в действующую армию, после чего и вовсе в посольство.

С одной стороны, в этом явный плюс. Скажем, воеводы на местах не успевают обзавестись связями и слишком уж провороваться. С другой – изначально чувствуя себя временщиками, частенько не слишком уж заботятся о вверенных им территориях. Другой минус в том, что способности у всех разные. У одних хорошо получается водить в бой рати, у других – вести дипломатические переговоры. Третьи – умелые управленцы, а четвертые не способны вообще ни на что, и таких не сказать чтобы мало. Но проклятое местничество требует, чтобы они получали чины и должности в соответствии со своим происхождением. Ох, доберусь я до разрядных книг!..

Впрочем, это я отвлекся. Таких людей как Григорий Валуев я помню и держу на контроле, поэтому назначения он все эти годы получал по военной части, хотя и не слишком высокие. Вязьма тоже городок небольшой, однако отряд у Валуева довольно крупный, и что самое главное – он там первый воевода. То есть над ним никого нет. Это в будущих местнических спорах большое преимущество, так что, надеюсь, он не в претензии. Устроить засаду на авангард королевича было его инициативой. Тактический прием этот – древний как мир. Перед наступающим войском противника гарцует небольшой отряд, изображающий из себя разведчиков или просто заблудившихся. Враги, разумеется, настороже, и посылают, скажем, кавалерийскую сотню избавиться от соглядатаев, но едва та бросается за удирающим разъездом, как на нее наваливаются две сотни. Враги, опешив от наглости, ждут подвоха, но своих выручать надо, и в бой идет полк. Добравшись до места боя, он попадает под удар двух полков… и так может продолжаться довольно долго. У казаков такой прием называется вентерем.

Пока поляки гонялись за Валуевым, мои войска затаились в лесу недалеко от предполагаемого места переправы. Первоначально я думал, что опытный Ходкевич не станет делить свое войско и переходить на наш берег, а сделает это утром. Ну а когда его армия начнет переправу, можно будет нанести по ней чувствительный удар и тут же отступить. Однако мои предположения не подтвердились. Польско-литовский авангард, после разведки, перешел на наш берег и, окружив место ночлега возами, занял круговую оборону. Всего переправилось около пяти тысяч войска при четырех больших пушках и десятке мелких. Разбить такой отряд сразу было невозможно, тем более что сил у меня было ничуть не больше. Драгуны, рейтары и стрельцы стремянного полка. Те же пять тысяч ратников при двенадцати пушках конной артиллерии. Нужно было что-то придумать, и я вспомнил про свои опыты с подрывными устройствами. Сделать мину из просмоленного бочонка с порохом и колесцового пистолета – дело несложное. Сложнее было найти людей, умеющих правильно ее установить, но, надеюсь, они справятся. Ближе к утру мои ратники начали занимать места для атаки.

– Я здесь, ваше величество… – шепотом сказали кусты совсем рядом со мной.

– Тьфу ты, чуть не напугал! – отозвался я так же шепотом. – Все готово?

– Так есть, – ответил Михальский, покидая свое убежище.

В просыпающемся польском лагере слышался шум. Одни ругали нерадивых слуг, другие седлали лошадей, третьи готовили еду. Над речушкой клубился густой туман, до поры скрывавший готовившихся к атаке стрельцов и драгун.

– И впрямь туманы здесь по утрам, – удовлетворенно заметил я.

– Оттого здешние места так и называют – Тумановка, – пояснил Корнилий.

– И откуда ты все знаешь?

– Так бывал я тут, – пожал плечами бывший лисовчик.

– Что-то подрывники кота за хвост тянут…

– Может, запал не сработал или порох отсырел?

– Вполне вероятно, – вздохнул я. – Все впопыхах, на коленке. Вот вернусь в Москву, озадачу этого мастера мины делать. Как его?..

– Исаев.

– Во-во.

– Давно пора.

– Что ты сказал?

– Я сказал, что у вашего величества довольно занятий, помимо изготовления мин. Вы давно могли найти какого-нибудь мастера, да и обучить его этим хитростям.

– Но-но! – строго посмотрел я на своего телохранителя. – Царя поучаешь?

– Вы же знаете, что я прав.

– Ни черта ты не прав, – скорее из упрямства возразил я, – научить дело не хитрое – а вот если он перебежит, как…

– Как я?

– Казимеж, ну что ты мне мозги крутишь? Ты – совсем другое дело! Ладно, заканчиваем эти разговоры, надо начинать атаку.