Застывшее время Говард Элизабет Джейн

Тем временем перешли к сливовому пирогу, и Руперт, по настоянию матери, принялся рассказывать историю про Тонкса из Академии.

– Бывало, он обходил студию – медленно так – и молча вглядывался в работы студентов. Однажды он подошел к особенно неумелому рисунку одной девушки. Долго так стоял, смотрел… Тишина, все замерли… И тут он спрашивает: «Вы умеете вязать?» – Руперт сидел рядом с Вилли и обратил свой вопрос к ней. Та, прекрасно знавшая эту историю, тут же подыграла, перевоплотившись в робкую студентку: нервно хихикнула и кивнула. – «Ну так пойдите домой и займитесь вязанием!»

– Ужас! – воскликнула Джессика. – Бедная девушка!

– Он был талантливым учителем; просто не считал нужным терпеть бездарей, от которых совсем никакого толку.

– Но ведь твои работы ему нравились, правда же? – уточнила Зоуи.

– Ну, по крайней мере, он не спрашивал, умею ли я вязать.

– Вот и хорошо, – вставил Эдвард, – а то вязальщик из тебя вышел бы неважный.

Тут Фло взвизгнула от смеха и нечаянно подавилась пирогом; Долли пришла на помощь и стукнула ее по спине – намеренно сильно, кусочек вылетел из носа и шлепнулся на стол.

– Эдвард, дай ей скорее платок, – воскликнула Вилли, когда Фло перестала кашлять и принялась чихать.

Тот порылся в карманах.

– Что-то не найду.

Реймонд предложил свой. Вилли принесла Фло стакан воды. Та постепенно успокаивалась.

– Все, пропал ваш платок, – резюмировала Долли. – Фло в жизни не вернула ни одного платка!

– Зато у меня есть чувство юмора, – возразила Фло между чиханиями, – чего не скажешь о некоторых.

Рейчел поймала взгляд Сид и подмигнула, словно приласкала; та улыбнулась и подмигнула в ответ.

За ужином в Грушевом коттедже, помимо прочего, обсуждали войну в диапазоне от тревоги до веселой лихости. К лагерю последних принадлежали Тедди, Саймон, Нора, Лидия и Невилл (Лидия с Невиллом напросились ужинать в столовую под двойным предлогом: облегчение работы слугам и тот факт, что их уже давно ничем не развлекали). Полли с Клэри были возмущены присутствием малышни: их самих лишь недавно стали допускать в столовую, да и то не всегда.

– В них нет ни капли справедливости! – негодовала Клэри, подразумевая своего отца и тетю Вилли.

Кристофер с Полли выступили единым фронтом: оба не одобряли войну и боялись ее. Луиза колебалась: одно дело – не одобрять, другое – испортить карьеру; с третьей стороны, по ощущениям, грядут захватывающие события. Мисс Миллимент, сразу догадавшись, что ее присутствие в Большом доме нежелательно, тактично выразила желание остаться с детьми и теперь сохраняла заинтересованный нейтралитет. Она сидела за столом в темно-коричневой юбке и кардигане, который утром обнаружила на дальней полке в шкафу. Пожалуй, не надевала года два, и трикотаж поела моль – к счастью, в малозаметных местах. Маленькие серые глазки весело поблескивали за стеклами очков в стальной оправе.

– Вот бы Гитлер подождал годика три, – рассуждал Тедди. – Я бы вступил в ВВС и забросал его бомбами! – Летом у него начал ломаться голос, и теперь он говорил слишком громко.

– Ты же вроде собирался стать истребителем, – напомнила Луиза.

– Да, но мало ли – вдруг придется…

– А ты, Кристофер, чем бы хотел заниматься? – спросила мисс Миллимент: ей показалось, что Тедди слишком забивает его собой.

– Ну, не знаю… – пробормотал тот.

– Кристофер у нас совестливый отказник, – пояснил Саймон.

– Отказник совести, – поправила его Нора.

– А что это такое? Что надо делать? – встрял Невилл.

– Отказываться идти на войну, болван!

– Не надо обзываться! Мисс Миллимент, а я с ним согласна.

– Правда, Полли? Я не знала.

– Ты хочешь сказать, что возражаешь против войны? Как странно!

– Невилл, ты вообще ничего не понимаешь, так что лучше заткнись!

– Мне кажется, Невилл как раз и хочет понять, – мягко вмешалась мисс Миллимент.

– Можешь водить машину «скорой помощи» или выполнять еще какую-нибудь скучную работу, – предложил Тедди.

– Или просто будешь эвакуированным. Мы их сегодня видели.

– Кто это – мы?

– Лидия со мной.

– Мы с Лидией, – поправила его Клэри.

– Они такие мерзкие, фу! – вставила Лидия. – Один из них отодрал корку с ранки на колене и съел!

Невилл обернулся к ней.

– Да ты сама так делаешь, я видел!

– Ничего ты не видел!

– Еще как видел! Такое не часто увидишь, – пояснил он для мисс Миллимент, – так что вряд ли забудешь. В ванне, когда ты купалась!

Лидия порозовела.

– Я просто не хотела, чтобы корка упала в воду, – оправдывалась она.

– Ну и кто теперь мерзкий? – констатировала Нора.

– А что поделать, если такое мерзкое случается?

– Если бы тебя здесь не было, мы бы нашли и более интересные темы!

Повисло молчание: все доедали пирог с рыбой и фасоль.

– А когда Джуди возвращается? – наконец спросила Клэри. Ей было не особенно интересно, скорее хотелось показать, что она умеет вести светские беседы – не в пример некоторым.

– Папа забирает ее завтра. Она в Роттингдене у школьной подруги. В начале каникул ей удалили миндалины, и мама решила, что морской воздух пойдет ей на пользу.

– А как поживает Анджела? – спросила мисс Миллимент.

– Нашла какую-то работу, снимает квартиру с подругой; мы ее почти не видим. Мама хочет, чтобы она выходила в свет, теперь, когда у нас есть деньги, но та и слышать не желает.

– И вы считаете это интересным разговором, мисс Миллимент? – внезапно встрял Невилл.

– У одного из эвакуированных глисты, – заявила Лидия прежде, чем мисс Миллимент успела ответить. – И еще им пришлось сбрить волосы, потому что там завелись маленькие животные. В общем, никудышные они какие-то…

– Неправда! – возразил Невилл. – Наверняка докторам лучше, когда один тяжелобольной, чем когда все подряд болеют по пустякам. Представь, что у тебя ветрянка, и корь, и свинка – все сразу, – добавил он, увлекаясь, – ты вся покроешься пятнами, да так, что они сольются в одно большое пятно, и его даже видно не будет! А зато потом выздоровеешь на всю оставшуюся жизнь! Если б я был врачом, я бы всех заражал…

– Заткнись! Я так и знала, что не стоило их сюда пускать…

– В этом и заключается суть прививки, – пояснила мисс Миллимент. – Благодаря вакцине в нашей стране люди больше не болеют оспой. Вам всем в детстве сделали прививку.

– Ну вот, – воодушевился Невилл. – Теперь нам осталось только заразить немцев оспой – они заболеют и не смогут воевать. От этого можно умереть?

– Да, раньше люди умирали.

– Вот я и говорю!

– Не клади косточки на стол, – сделала ему замечание Клэри: она видела, что Полли напрягается каждый раз, когда упоминают о войне.

Похоже, мисс Миллимент тоже это заметила, поскольку тут же пустилась в подробное описание экспериментов доктора Дженнера с вакциной. На Кристофера это произвело большое впечатление.

– Он, наверное, спас тысячи жизней! – Его очки затуманились, лицо покраснело от волнения. – Вот бы мне изобрести что-нибудь этакое!

– Подобные открытия обычно происходят в результате внимательного наблюдения, – заметила мисс Миллимент. – Ты вполне можешь что-нибудь открыть, если очень захочешь.

– Богач, бедняк, нищий, вор, – бормотала Лидия детскую считалку, перебирая сливовые косточки. Запихав в рот еще одну сливу, она выудила косточку и повторила ритуал заново. – Богач! – воскликнула она, изображая неподдельное изумление.

– А я по-другому считаю, – заявил Невилл.

– Как?

Он прищурился и задержал дыхание.

– Машинист, пират, сторож в зоопарке, грабитель, – объявил он наконец. – Я-то не жульничаю, как ты, потому что не против стать любым из них.

– Ты, как всегда, ничего не понял, – упрекнула его Клэри. – Смысл выбора в том, что должны быть и неприятные вещи.

– Например, выйти замуж за вора, – предположила Лидия.

– Ну не знаю, может, это не так уж и плохо, – задумалась Полли. – Возвращаются домой вечером и приносят всякие интересные штуки. Если у вас одинаковый вкус, можно целый дом обставить.

Тедди, уже доевший свою долю пудинга, попросился обратно в Большой дом: у них с Саймоном осталось незаконченное дело.

– Ох уж мне эти женщины и дети! – пожаловался он на бегу. – Иногда просто бесят!

Саймон выразил солидарность. На самом деле старшие девочки не вызывали у него таких чувств, однако он считал это слабостью и надеялся со временем стать таким же суровым, как Тедди.

– А что у нас за дело? – спросил он. Неудобно получится – Кристофера не позвали.

– Сейчас увидишь.

Темнело. Добежав до подъездной аллеи, Тедди свернул куда-то в сторону и принялся изучать живую изгородь, окаймлявшую небольшую рощицу.

– Где-то здесь была дыра, – бормотал он. – Мне Кристофер показал в прошлом году.

– В лесу будет темно, хоть глаз выколи. – Саймон понемногу начинал нервничать.

– Неа. Сейчас увидишь… А, вот она!

Он шустро нырнул в узкую щель. Саймон последовал за ним, продираясь сквозь заросли ежевики, мох, свисающий с ветвей, и высохшие зонтики купыря. Когда он уже начал жалеть, что не остался дома, с Кристофером – сидели бы сейчас, разглядывали его коллекцию старых открыток или кормили сову, – Тедди остановился.

– Ну вот мы и пришли, – объявил он и сел на землю.

Саймон уселся рядом. Вокруг был обычный лес, ничего интересного. Тедди достал из кармана свечу и коробку спичек.

– Надо расчистить ровное место, – сказал он, и Саймон послушно отгреб в сторону листья и ветки. Надеюсь, он не собирается колдовать, подумал он, но промолчал.

– Так… – Тедди достал свой массивный перочинный ножик.

– А это зачем? – опасливо спросил Саймон – вдруг Тедди хочет смешать их кровь, как делают индейцы, заключая договор.

– А вот зачем!

И тот извлек на свет потрепанную сигару.

– Где ты ее взял?

– Бриг оставил в пепельнице; забыл, наверное. Это не кража – я просто взял. – Он примостил сигару на колено и принялся распиливать пополам. – Я подумал – вдвоем веселее.

Саймона охватили противоречивые чувства: гордость за то, что его посвятили в тайные забавы для избранных, и одновременно страх – бог знает, чем дело кончится!

– Надо обсосать один конец, чтобы стал влажный, – пояснил Тедди, протягивая ему половину, затем чиркнул спичкой и зажег свечу. Лицо его раскраснелось от пробежки.

– Давай, прикуривай.

Тедди протянул ему спички. Саймон израсходовал три штуки, но ничего не получалось. Сигара крошилась во рту, оставляя горький привкус старых листьев.

– Дай я сам.

Вернув ему зажженную половинку, Саймон посоветовал:

– Ты затягивайся чаще, а то потухнет. Ну, за все хорошее!

С этими словами он выудил из-за пазухи маленькую бутылочку; на этикетке было написано «Фиговый сироп». Осторожно поставив ее на землю, Тедди достал еще одну, по виду – тоник, и, наконец, пластиковую кружку, с какими ходят на пикник.

– Будем пить и курить, – объявил он. – И провозглашать тосты!

Саймон облегченно выдохнул: никакого колдовства и кровопускания не ожидается.

– Вообще-то, – продолжил Тедди, наливая поровну из каждой бутылки, – это не настоящий тоник. Настоящего я не нашел – выпили, наверное, поэтому я смешал порошок для желудка с водой – почти то же самое.

Он зажег свою сигару, затянулся и тут же умолк. Саймон спохватился – его сигара успела погаснуть. Пока он прикуривал заново, Тедди отхлебнул из кружки и протянул ему.

– Теплая – нагрелась, пока носил, а лед взять было негде.

Саймон осторожно глотнул: не похоже на апельсиновую газировку – вообще ни на что не похоже.

– Газы уже выветрились, – с сожалением констатировал Тедди.

Саймон не ответил: затянувшись, он почувствовал, будто падает куда-то в пропасть.

– Так, за что пьем? Давай – смерть Гитлеру! – Он сделал глоток и протянул кружку брату. – Ты тоже повторяй.

– Смерть Гитлеру, – прохрипел Саймон, чувствуя, как первый глоток поднимается вверх, навстречу второму. Он глотнул несколько раз, и желудок успокоился.

– Может, выпьем за здоровье? – предложил он.

– Хорошая мысль. За Стрэнгвейса.

Стрэнгвейс был капитаном их школьной команды по регби; Саймон не осмеливался даже заговаривать с ним.

– Ты что-то мало пьешь – давай, там еще полно.

Саймон послушно глотнул, надеясь, что привыкнет, однако надежды не оправдались.

– Пожалуй, я просто покурю, – сказал он, но Тедди велел ему не глупить и снова наполнил кружку.

Выпили за Лорела и Харди, Бобби Риггса, мистера Чемберлена, Сесилию Кортнидж и, наконец, за короля. Тут Тедди потребовал пить стоя, что оказалось ужасно трудно. Он кое-как поднялся на ноги, смеясь и раскачиваясь.

– Кажется, я немного пьян, – констатировал он, помогая Саймону встать, однако едва отпустил, как тот внезапно рухнул на землю, и его тут же вывернуло, да так, что слезы из глаз полились; пришлось оправдываться, что он вовсе не плачет. А, ерунда, отозвался Тедди; наверняка все дело в рыбе – стухла небось, пока везли из Гастингса в фургоне.

– Неважно, – сказал он. – Вообще все на свете – пустяки!

Когда Саймону полегчало, они задули свечу и отправились домой.

– Да, чудной мир…

Это прозвучало как легкое неодобрение: дескать, не хочу никого обидеть, однако могло быть и получше. Миссис Криппс никогда не понимала, что он подразумевает: личную жизнь, к которой она испытывала острый интерес, или внешнюю политику, которая ее нисколько не волновала.

– Да, пожалуй, – осторожно поддакнула она, наливая себе немного чая, чтобы посмотреть, достаточно ли настоялся.

– Конечно, они не имеют никакого отношения к Империи. – Он следил за тем, как она наливает чай ему в чашку: темная жидкость смешалась с молоком, получившийся цвет напоминал листья бука. Шоферская фуражка – серая, с черной кокардой – лежала на столе рядом с тарелкой пирожных.

– Поймите меня правильно – я совсем не против поляков как таковых…

Ее сердце упало. Что он имеет в виду?

Повисло молчание, пока он методично размешивал три куска сахара – никогда не оставлял сахар на дне, не то что некоторые.

Они сидели в маленькой гостиной рядом с кухней, где она частенько отдыхала по вечерам. По молчаливому уговору остальные слуги сюда не заглядывали, кроме Айлин – та иногда пила с ней чай. Ужин только что закончился, издали доносились звуки граммофона мадам; в буфетной девочки мыли посуду.

– Не желаете ли пирога, мистер Тонбридж? – предложила она.

– От вашей выпечки не откажусь, миссис Криппс. После вас.

Он пододвинул ей тарелку, и она взяла кусочек ради приличия.

– Душно было в Лондоне? – светски поинтересовалась она. Ей до смерти хотелось узнать, что произошло там, в городе.

– Не то слово, – вырвалось у него.

Он глотнул немного – она всегда заваривала отличный чай, – борясь с нахлынувшим желанием рассказать ей ужасные подробности. Нет, все это слишком больно и унизительно – он рискует навсегда потерять ее уважение.

– Мы на грани, миссис Криппс, в этом нет никакого сомнения – вот куда нас завели наши политики – и Польский коридор тут ни при чем.

Что еще за коридор? Какое отношение он имеет к началу войны? На всякий случай она изобразила на лице легкую озабоченность. Его послали в Лондон на день, чтобы забрать кое-какие вещи; ходили слухи (Айлин прислуживала за завтраком), что ему разрешили привезти жену с ребенком, – однако вернулся он один.

Поразмыслив, она решила прибегнуть к его любимому высказыванию.

– Я думаю, политикам доверять нельзя, мистер Тонбридж.

– Здесь я с вами полностью согласен. – Он чуть пододвинул к ней чашку; она проворно выплеснула заварку и налила ему свежего.

– К тому же большей частью они сами не понимают, что делают.

– Именно так, миссис Криппс, да еще и от нас скрывают.

Она пододвинула ему тарелку с пирогами, и его рука автоматически потянулась за ними, однако сам он этого даже не заметил и не поблагодарил.

– Но, как говорится, кто в итоге платит за музыку?

Она сверкнула улыбкой, демонстрируя золотую пломбу, которую он – в числе прочих редко видимых или всецело скрытых деталей – находил весьма привлекательной.

– Ой, не говорите! – проворковала она, чуть подавшись вперед, так, что бюст слегка колыхнулся в вырезе платья.

Какая славная, подумал он (уже не в первый раз).

– Для женщины у вас удивительный ум. Вам ничего не нужно объяснять, все понимаете. С вами так приятно разговаривать – не то что с некоторыми…

Этим мимолетным, но определенно негативным намеком на миссис Тонбридж ей в итоге и пришлось удовлетворить свое любопытство. Похоже, визит все-таки состоялся и закончился не слишком хорошо. Если и вправду начнется война – разумеется, лично ее такая перспектива совсем не радовала, – то семья останется здесь. Работы, конечно, прибавится, зато и Фрэнк (так она звала его про себя) будет рядом. Пожалуй, стоит сделать завивку, размышляла она в постели, устраивая поудобнее натруженные ноги – страшно болели вены после целого дня работы.

А Тонбридж, аккуратно повесив униформу на спинку стула, расстегнул кожаные краги, расшнуровал ботинки и теперь стоял в темноте у комода, охваченный ужасными воспоминаниями…

Разумеется, сперва он выполнил поручение и на Госпорт-стрит выбрался не раньше двух. В доме было тихо, занавески задернуты. Забрезжила надежда: может, уехала к матери? Едва он закрыл за собой дверь, как наверху послышались голоса. Он начал было подниматься по лестнице, но тут дверь спальни открылась, и оттуда вышла она, на ходу запахивая халат, щелкая шлепанцами по линолеуму.

– А, это ты! Ну и чего тебе надо?

Он рассказал ей о великодушном предложении мадам перевезти их за город.

– Ну спасибо, что снизошел до меня! – саркастически отозвалась она, преграждая ему путь.

– Ты чего? – спросил он, заранее боясь ответа.

Она сложила руки на костлявой груди и захохотала.

– Джордж! Ты не поверишь, кто к нам пришел!

Снова отворилась дверь спальни, и к ним, застегивая ширинку над пивным пузом, вышел здоровяк ростом около шести футов – ему пришлось пригнуться, – с курчавыми рыжими волосами. Его ручищи походили на бараньи ноги и были сплошь покрыты татуировками.

– Джордж обо мне позаботится, – заявила она, – так что можешь проваливать.

– Шпионит за нами, а? Подглядывает?

Здоровяк шагнул вперед, и половицы жалобно скрипнули.

– Я приехал забрать ее и увезти подальше от бомбежек. И ребенка, – пояснил он слабым голосом.

– Я отправила его в школу.

– Куда?

– Не твое собачье дело. Тебе-то что?

Он возразил было, что это его ребенок, но она снова захохотала.

– Не смеши меня! С чего, по-твоему, я за тебя вышла, чучело ты эдакое?

Правда вылезла наружу. Он всегда подозревал, но гнал эту мысль подальше – не хотелось верить.

– Тогда я заберу свои вещи, – сказал он и двинулся вверх по лестнице, однако ноги тряслись, и ему пришлось ухватиться за перила.

– Не смей меня трогать! – вскрикнула она.

Джордж спустился ниже и положил ей на плечо пятерню, похожую на связку сосисок.

– Отдай ему, Этель, – распорядился он. – Мне они все равно без надобности. А он подождет снаружи, тихо, как… – Он сделал паузу; светло-голубые глаза излучали презрение. – Мышонок, – закончил он.

Так и вышло. Она открыла окно и пошвыряла одежду прямо на тротуар, в канаву – носки, рубашки, две пары туфель и зимнюю униформу, – а он собирал и относил в багажник, пока Джордж стоял в дверях и наблюдал. Его в жизни так не унижали; вся улица, наверное, видела…

Забравшись в машину, он поскорее отъехал подальше, однако, повернув за угол, был вынужден остановиться – слезы застилали глаза, а ведь он всегда бережно относился к автомобилям мистера Казалета. Тот, бывало, говорил, что в заботе о машине ему нет равных. «Я бы доверил тебе новенький «роллс-ройс», если б у меня был», – заявил он не так давно. Тонбридж служил у мистера Казалета больше двадцати лет – немногие могут этим похвастаться! Дело ведь не только в вождении; главное – содержание и уход. Попробуйте найти хоть одно грязное пятнышко или неотполированный кусочек, хоть малейшую неисправность в моторе! Он высморкался, дрожащими пальцами нашарил в кармане пачку сигарет и закурил. А теперь мистер Казалет потерял зрение и зависит от него как никогда прежде. «Я полагаюсь на тебя, Фрэнк, – сказал он прошлым летом – тогда впервые запахло войной. – Я знаю, что всегда могу на тебя рассчитывать». Настоящий джентльмен не станет болтать попусту! Даже когда у них возникли разногласия с мистером Казалетом – тот привык ездить по правой стороне дороги, как на лошади, – он смело заявил: «Я решительно против! Или вы ездите слева, или я сам вожу!» Теперь он возил его всегда, как и мадам, и мисс Рейчел – такая славная леди, не говоря уж о миссис Хью с миссис Эдвард. «Вы – член семьи, – сказала ему мисс Рейчел, когда навещала в больнице – язва обострилась. – Вы ужасно храбрый!» Храбрый… Мисс Рейчел нипочем бы не стала врать. Он оглянулся: надо раздобыть коробку или ящик – нельзя же возвращаться с барахлом, рассыпанным по всей машине, все-таки у него есть остатки гордости…

Шмыгнув носом, он напряг бицепсы и скосил глаза на предплечье, однако большой разницы не заметил. Она называла его тощим. «Ноги у тебя кривые», – заявила она в другой раз. Даже униформу пришлось шить по заказу – до того узкие у него были плечи. Что поделать, все люди разные, думал он с горечью. На полу стояла нераспакованная коробка с вещами. Завтра, пожалуй. Надо постараться выбросить все это из головы. Хорошо, что он не рассказал Мейбл (так он звал ее про себя): ведь она его уважала, смотрела снизу вверх, как и полагается женщине; рядом с ней было легко, спокойно. Забравшись в постель, он вдруг понял, что у него больше нет дома – теперь, когда там этот человек… Наверное, его дом здесь, где семья – и всегда тут был.

Он думал, что будет лежать всю ночь без сна, терзаемый мучениями, однако пироги благотворно подействовали на желудок, и вскоре он провалился в сон.

Это был последний мирный день.

Когда Чемберлен закончил речь и детей отослали спать, Бриг предложил сыновьям – и Реймонду, разумеется, – перейти в кабинет и обсудить дальнейшие планы, однако Дюши решительно воспротивилась: в обсуждении должны участвовать все члены семьи. Это прозвучало так резко, что он сразу капитулировал. Мисс Миллимент тихо поинтересовалась, не уйти ли ей, однако никто не услышал, так что она скрестила лодыжки и озабоченно уставилась на свои туфли – шнурки развязались. Бриг медленно раскурил трубку и постановил: жить будем здесь. Дома в Лондоне нужно закрыть, разве что один оставить…

– А как же школы? – хором спросили Вилли и Сибил.

Наверняка их не закроют – все-таки в глубинке безопаснее, жаль прерывать обучение. Было решено, что Вилли позвонит в школу Тедди и Саймона, а Джессика выяснит насчет Кристофера и курсов домоводства, которые посещали Нора с Луизой.

Повисла пауза. Тут Вилли вспомнила про детский приют. Вряд ли нянечки переживут зиму в теннисном павильоне: крыша стеклянная – значит, будет зверски холодно, не говоря уже о том, что бедняжкам негде хранить вещи и нет возможности их стирать. Даже уйти после работы некуда, добавила она. Бриг ответил, что как раз собирается внести некоторые изменения, предусматривающие решение проблем, но тут Дюши заявила резким тоном, что об этом и речи быть не может. Воцарилось молчание; все поняли, что она расстроена, и только Рейчел знала почему.

Реймонд объявил, что весьма признателен за доброту, однако они с Джессикой и потомством через неделю переберутся в свой дом во Френшэме, как и собирались. Руперт изъявил намерение вступить во флот, да и Эдвард, насколько он знает, уже наметил определенные планы. Хью останется в Лондоне; старшие дети в школе – так почему бы им не отдать нянечкам коттедж, а самим жить в Большом доме?

Хотя эта идея и не вызвала конкретных возражений, на лицах присутствующих ясно читалось внутреннее сопротивление. Ни Сибил, ни Вилли совсем не улыбалось лишиться собственного хозяйства; у Дюши имелись серьезные опасения: справится ли миссис Криппс с готовкой на такое количество народа; Рейчел беспокоилась из-за того, что выживает золовок из дома ради своего благотворительного проекта, а Бриг не желал, чтобы вмешивались в его распоряжения насчет теннисного павильона. Никто не высказал свои опасения, но тут Дюши резюмировала: поживем – увидим, и тогда некоторым схема показалась вполне разумной. Вдруг Рейчел спохватилась: им с Сид пора бежать на ферму, где они устраивали экономку с детьми. Эдвард предложил всем выпить, и они с Рупертом занялись приготовлениями.

– Ты что-то притихла, милая, – заметил Руперт, когда Зоуи вышла вслед за ними.

– Я не нашлась что предложить, – ответила та. – Руп, неужели ты и вправду собираешься во флот?

– Если возьмут. Надо же что-то делать. – Взглянув на нее, он добавил: – Конечно, могут и отказать.

– А я как же?

– Мы обязательно все обсудим.

Эдвард протянул ему поднос с бокалами, и Руперт повторил:

– Не волнуйся, мы обо всем поговорим – чуть позже.

Не ответив, Зоуи развернулась и побежала наверх. Эдвард поднял брови.

– Наверное, ее расстроили разговоры о детском приюте. Сейчас все на нервах.

Кроме тебя, подумал Руперт с неприязненным восхищением. Эдвард способен что угодно – даже войну – превратить в интересное приключение.

После обеда детям велели идти за черникой: пока есть сахар, нужно наварить побольше варенья про запас.

– Лучше пусть занимаются чем-то полезным, – решила бабушка, и матери с тетками согласились. Луизу с Норой назначили за главных; те велели Невиллу и Лидии надеть резиновые сапоги, что вызвало бурю протеста.

– Ты-то сама небось не надела, – упрекнула Лидия сестру, – а мы почему должны?

– Потому что вы маленькие, ноги поцарапаете.

– Так они поцарапаются и поверх сапог!

– Ага, – встрял Невилл, – и тогда кровь натечет в сапоги, прямо на мозоли!

– Или все пусть надевают, или никто, – заявила Клэри. Отвратительно, до чего эти двое корчат из себя взрослых, пожаловалась она Полли.

– А Тедди с Кристофером почему не идут? – снова возмутилась она в буфетной, пока Айлин искала подходящие емкости.

– Потому что Бриг велел им работать в павильоне, – пояснила Луиза.