Взгляд василиска Оченков Иван

– Как, вы знакомы? – воскликнула мадам Егорова, от которой не укрылось смущение сестры.

Людмила не нашлась, что ответить, но молодой человек тут же пришел к ней на помощь:

– Вряд ли эту мимолетную встречу можно назвать знакомством.

– Но когда же это случилось?

– Во время бала у наместника, – пролепетала еще больше смутившаяся девушка.

– Ты была на балу?!

– Ну что ты, нет, конечно!

– Это произошло после того, как я покинул бал, – пояснил Алеша.

– Ах, какая жалость, что мы не встретились с вами на балу, – защебетала Капитолина Сергеевна. – Вы знаете, наш Сереженька заболел, и я не смогла, а Милочка не захотела оставить нас одних. Ах, она такая внимательная и добрая!

– Действительно, очень жаль, – вежливо отвечал великий князь, – но, к сожалению, мне пора. Честь имею!

Когда лейтенант отошел от них, мадам Егорова решительно обернулась к сестре и со значением в голосе проговорила:

– Мила! Ты немедленно должна мне все рассказать, и будь уверена, ты это сделаешь!

– Право, нечего рассказывать, – попыталась уклониться от ответа сестра. – Мы случайно встретились, и я крайне удивлена, что он вообще запомнил мое имя.

– Удивлена, говоришь? А я вот совершенно уверена, что он не просто запомнил твое имя. Ты, дорогая моя, определенно произвела на него впечатление!

– Ну, что ты выдумываешь, Капа! Он даже не посмотрел в мою сторону.

– Не знаю, не знаю…

– Дамы, а не пора ли нам домой? – робко спросил мало что понявший в разыгравшейся перед ним сцене Ефим Иванович.

Вопрос этот оказался весьма своевременным, и вскоре семейство отправилось к себе на квартиру. Но едва они переступили порог, Сережа снова атаковал тетку:

– Мила, а отчего ты прежде не рассказывала, что знакома с офицером флота?

– О боже, и ты туда же! Да потому, дружок, что тут совсем нечего рассказывать. Ну, встретились, ну, познакомились, что же тут рассказывать?

– Да как же! Это же лейтенант флота! Скажи, а он тебе нравится?

– Сережа, что ты такое говоришь! И ничего он мне не нравится! Да он и не смотрел в мою сторону, чурбан бесчувственный.

– Капочка, – Ефим Иванович попытался привлечь внимание жены, живо интересующейся разговором Сережи с Милой, – посмотри, пожалуйста, на эту фотографию.

– Какую фотографию, Фима?

– Да вот на эту, в газете.

С этими словами чиновник протянул супруге «Новый край», на передовице которого было фото с бала у наместника.

– Тебе не кажется, что наш знакомый очень похож на великого князя?

– Фима, как тебе не стыдно напоминать мне, что ты лишил меня единственного развлечения! К тому же что за странная идея? Великие князья не путешествуют таким образом. Хотя действительно что-то общее есть…

– К тому же его фамилия Романов, и зовут Алексей Михайлович, и здесь написано, что он прибыл инкогнито…

– Мы знакомы с великим князем! – удивленно и одновременно восторженно воскликнул Сережа.

– Нет, это решительно невозможно, – твердо высказала свое мнение Людмила Сергеевна, осмотрев фотографию, – тогда бы унтер в участке обращался бы к нему полным титулом…

– Мила, ты была в участке?!

Пока семья Егоровых обсуждала своего знакомого, сам Алеша направлялся ко дворцу наместника, куда его вызвали, едва «Полтава» бросила якорь на внутреннем рейде. Командир броненосца Успенский уже успел побывать у Старка и вернулся от адмирала совсем успокоенным. Что именно он рассказал флагману эскадры, никто не знал, поэтому предположения строились иной раз довольно дикие. Сам же виновник переполоха шел туда, где решится его судьба, с истинно римским спокойствием. И дело тут даже не в том, что высокое происхождение внука императора надежно защищало его от гнева любого начальства. Просто молодой человек был так устроен, что если его голову занимала какая-то идея, то ничего другое его просто не трогало. Вот и сейчас возникшая внезапно мысль заполнила великого князя целиком. Все дело в том, что поговорив со всеми доступными ему свидетелями их боя с вражеским крейсером, Алеша пришел к довольно странному выводу: Хотя их снаряды неоднократно поразили японский корабль, больших повреждений ему это, как ни странно, не нанесло. Как одно сочетается с другим, было пока не ясно, но мысль эта неотступно следовала за ним и не давала покоя.

Во дворце наместника в этот момент тоже обсуждали лейтенанта Романова. Командующий эскадрой адмирал Старк в самых решительных выражениях требовал наказания или хотя бы удаления несносного офицера с вверенной ему эскадры. Алексеев же был настроен несколько иначе, хотя и не одобрял, разумеется, разнузданного поведения великого князя.

– Любезнейший, Оскар Викторович, – мягко выговаривал он Старку, – я прекрасно понимаю и целиком и полностью разделяю ваше негодование, однако хочу заметить, что все не так плохо. Точнее, все очень плохо, но, как ни странно, поведение Алексея Михайловича привело и к положительным результатам.

– Боюсь, я вас не понимаю, – буркнул в ответ адмирал.

– Так я вам растолкую, – ничуть не обескураженно продолжал наместник. – Судите сами. Японцы, напав на наш флот, повредили три лучших корабля, так?

– Так, – с тяжелым вздохом согласился тот.

– Еще два корабля блокированы в Чемульпо, так? Причем у меня на их счет весьма нехорошие предчувствия.

– Чемульпо – нейтральный порт, ваше высокопревосходительство.

– Не надо повторять мне мои же слова. К сожалению, японцы продемонстрировали нам, как они придерживаются международных норм.

– Это все так, но я не понимаю…

– Терпение, Оскар Викторович, терпение! И среди всех этих неприятностей единственный положительный момент, если не считать прибытия «Маньчжурии», это бой «Полтавы» с японским крейсером. Ах, если бы они его еще и потопили, то лучшего желать просто нельзя. Вступить в бой с превосходящими силами вероломного врага и отогнать, нанеся ему потери… Да-с! Но и так совсем неплохо.

– Но непростительное поведение великого князя…

– Ваше превосходительство, а была бы вся эта история, если бы не «непростительное поведение великого князя»? Мы-то с вами оба знаем, что нет!

– Тем не менее я настаиваю, чтобы в Петербург доложили о возмутительных поступках!

– Позволю спросить, обо всех возмутительных поступках, или о каких-то прикажете умолчать?

– Я не понимаю…

– Да что же здесь непонятного? Я спрашиваю, докладывать ли о том, как ваше превосходительство крыло по матери члена августейшей фамилии? Великий князь Михаил Николаевич, полагаю, узнает о сем происшествии с любопытством. С крайним любопытством, я бы сказал!

– Но что же делать?

– Делать надо было, когда «Полтава» в атаку на японца пошла. Поддержи вы ее тогда – сейчас бы героем были. Да-с! А что до молодого человека, то мы, очевидно, напрасно назначили его на броненосец. Таких даровитых офицеров надобно держать под присмотром, лучше всего в штабе.

– Увольте, ваше высокопревосходительство, он же башибузук какой-то! Да я его боюсь просто…

Алексеев с любопытством рассматривал разволновавшегося адмирала. «А мысль-то недурна», – подумал он, но вслух сказал другое:

– Ну, зачем же к вам? Назначим-ка его к Греве. Работы в порту много. Найдется, куда молодую энергию девать, а корабли маленькие, с ними много не напортачишь.

– Как будет угодно вашему высокопревосходительству!

Провожая взглядом фигуру выходящего адмирала, наместник в первый раз пожалел, что вместо беспокойного и инициативного Скрыдлова вытребовал в начальники эскадры послушного Старка. В мирное время он был, безусловно, удобен, но войны с таким пожалуй что и не выиграешь.

– Его императорское высочество великий князь Алексей Михайлович, – объявил заглянувший адъютант. – Прикажите принять?

– Принять? – переспросил Алексеев. – Пожалуй, нет. Скажите великому князю, что я теперь занят, и вручите предписание. Пусть послужит пока, а там поглядим, может, еще и на эскадру. Надо же кому-то этого пентюха в спину толкать!

Перевод на берег хоть был и неприятен, был все же воспринят Алешей стоически. Вполне понимая, что если в Петербург доложат обо всех обстоятельствах дела, его могут и отозвать, он и не подумал возражать. Напротив, немедленно направившись в порт, он доложился адмиралу и стал ожидать распоряжений.

Сказать, что адмирал Николай Романович Греве крайне удивился подобному назначению, значит ничего не сказать. Об эксцентричности великого князя, несмотря на краткость его пребывания в Порт-Артуре, стали ходить самые дикие слухи, и получить такого подчиненного было не самым приятным сюрпризом. Тем не менее он радушно принял молодого человека и старался быть любезным до приторности.

– Рад видеть в вашем лице, ваше императорское высочество, нового сотрудника и надеюсь на плодотворную совместную службу!

Алеша с готовностью выразил полное согласие с новым начальником, а Греве продолжал:

– Работы в порту крайне много, и весьма ответственной! Взять хотя бы разгрузку «Маньчжурии», так удачно прорвавшейся к нам. На ней множество ценнейших грузов, при том что документы оформлены донельзя небрежно! Нет, не пугайтесь, столь ответственной работой я вас не нагружу. Вы, Алексей Михайлович, имеете сегодня время для устройства личных дел, а завтра направитесь на суда, занимающиеся минными постановками. Командиры там опытные, дело свое хорошо знают, а вам полезно будет опыта набраться.

Немного подивившемуся расстановке адмиральских приоритетов великому князю ничего не оставалось, как откозырять и отправиться заниматься «личными делами». Расставание с «Полтавой» прошло на редкость душевно и волнующе. После боя с японскими крейсерами, за броненосцем закрепилась репутация «лихого корабля», и все от командира до последнего трюмного механика прекрасно знали, кому обязаны этой славой. К тому же вежливый и деликатный, но при этом хорошо знающий свое дело Алеша пришелся по сердцу сослуживцам. Господа офицеры вышли провожать его в полном составе и преподнесли на память фотографию броненосца в красивой рамке, изготовленной местным умельцем. Матросы-артиллеристы, в свою очередь, подарили недолго покомандовавшему ими лейтенанту икону с изображением покровителя моряков Николы Мокрого. Растрогавшийся великий князь тепло попрощался со всеми и в сопровождении верного Архипыча отправился на берег.

Дома его ожидал еще один сюрприз: наконец-таки прибыл столь задержавшийся вагон-салон с остальной прислугой и личными вещами. Впрочем, великий князь не пожелал покидать понравившуюся ему квартиру и остался жить в доме, снятом для него Прохором. Тем более что после приезда остальных слуг комфорт в нем только увеличился. На слугах стоит остановиться подробнее. С Прохором и Архипычем мы уже знакомы, а кроме них в штате были еще повар Федор Михайлович, лакей Семен и двенадцатилетний сын повара, ранее бывший на побегушках, а ныне исправляющий должность кофишенка, Ванька. Надо сказать, что необходимыми для столь ответственной должности знаниями и умениями мальчишка не обладал. Однако оставшегося после смерти матери сорванца девать было некуда, и сердобольный великий князь принял его на службу, повелев учить.

Впервые за долгое время ужин Алексея Михайловича проходил в строгом соответствии с этикетом. Сам великий князь сидел за столом, и Прохор ему прислуживал, Федор Михайлович приносил уже приготовленные блюда из кухни, а Ванька был на подхвате. Кейко была тут же и ждала, когда господин насытится и ему можно будет подавать чай. Кофишенк поначалу ревниво воспринял подобную смену вкусов хозяином, но получив подзатыльник от отца, возмущаться более не стал.

– Как тебе живется, Кейко, тебя не обижают? – спросил у девушки Алеша.

Ответом ему были почтительный поклон и милая улыбка восточной красавицы.

– Чего изволите? – переспросил не расслышавший господина Прохор.

– Да вот, спрашиваю у нашей хозяйки, не обижаете ли вы ее.

– Что вы, Алексей Михайлович, как можно-с! – сделал строгие глаза камер-лакей, про себя подумавший: «Обидишь ее, как же!»

– Ну, вот и славно, – благодушно отвечал великий князь, – а что в городе, все спокойно?

– Да как же спокойно, ваше императорское… поначалу просто Содом и Гоморра творились. Люди перепугались, бегали как ошпаренные, потом как японцы стали с пушек бомбы кидать, попрятались, конечно…

– Что, и сюда снаряды долетали?

– Так только сюда и долетали, в Новый город, сказывают, ни одна бомба не прилетела, все сюда. Купцу здешнему Тифонтаю, прямо в сад угодила, да одну фанзу под Перепелиной горой разбило, вместе с китайцами, там жительствующими. Ужас просто!

– А потом?

– А что потом? Китайцы, у кого деньги есть, кинулись в порт да давай на суда грузиться, чтобы, значит, бежать отсюдова. Ну, а наш брат – россияне, те поначалу тоже пужались, а потом по винным лавкам кинулись. Сами, поди, знаете наш обычай, хоть с горя, хоть с радости, а надо выпить!

– Что-то я пьяных не видал.

– Так то поначалу, а потом армейские патрули выставили, так попрятались. Ну, а те, что не успели, стало быть, уже в участках. Так что теперь все спокойно и хорошо…

– Ну, раз все хорошо, так давайте ложиться спать. Мне завтра на службу рано.

– Как вам будет угодно-с.

Так уж заведено во дворцах, что слуги могут поесть, лишь когда угомонятся их хозяева. Где бы ни жил до сих пор наш великий князь, правило это неукоснительно соблюдалось, поскольку и Прохор и Архипыч полагали его правильным, а потому бдительно следили за выполнением. Поскольку сам Алеша был в пище весьма умерен, а наготовил Федор Михайлович от души, то стол ломился от яств. Когда все уже собрались, а повар взялся за графинчик с водкой, старый матрос решительно сказал:

– Надо бы Кейку кликнуть, а то не по-христиански.

– Вот еще, – немедленно в пику ему отозвался Прохор, – она же язычница!

– Язычница не язычница, а его высочеству вместе с нами служит, значит наша. Эй, Ваньша, ну-ка метнись за девкой!

Кофишенк не понаслышке знавший, что Архипыч возражений не терпит и скор на расправу, тут же, не чинясь, кинулся исполнять распоряжение и вскоре привел семенящую девушку. Та сразу поняла, что от нее хотят, и, поблагодарив поклоном, тут же присела с краешку.

– Ну, теперь можно, – удовлетворился старый матрос и, подняв стопку, с чувством произнес: – Давайте выпьем за то, что все пока благополучно. Все добрались, все живы-здоровы, и за то, чтобы и дальше так было!

Все присутствующие, кроме Ваньки и девушки, чинно выпили и взялись за еду. Некоторое время ели молча, но когда первый голод утих, Прохор, довольно улыбаясь, проговорил, обращаясь к повару:

– Эх, где только столоваться не приходилось, а лучше тебя, Федор, никто не готовит!

– Это верно, – поддержал его Архипыч, – Федька свое дело знает! Одначе надобно это дело попридержать. Я говорю, роскошествовать поменее!

– Чего это, – отозвался с набитым ртом лакей, – али тебе больше всех хозяйское добро жалко? Я чаю, не обеднеют!

– Дурак ты, Семка! – не раздумывая, отвечал ему старик. – Жизни не нюхал, а туда же! Оно, конечно, на харче великих князей не разоришь, а только понимать надобно, что вокруг война и Артур, стало быть, уже на осадном положении! А ну как осада и впрямь начнется?

– И чего? Ну, чуть дороже будет, делов-то!

– Сказано дурак! Это хорошо, если чуть дороже, а ежели совсем ничего, ни за какие деньги не будет?

– Это как?

– А вот так! Хлебнешь тогда с шила патоки, так увидишь.

– А ведь Архипыч дело говорит, – поддержал старика обычно не встревающий в разговоры повар. – Запас-то у нас и впрямь не велик.

– И что же делать будем? – осознал проблему Прохор.

– Ну, как чего, перво-наперво прикупим какой ни есть провизии, что храниться может. Консервов там всяких, круп, сала… за деньгами-то ты у нас следишь, вот и расстарайся.

– Свинью надо купить, – задумчиво произнес Федор Михайлович, глядя на своих собеседников.

– Какую еще свинью?

– Пожирнее, чтобы засолить можно было. Если и впрямь прижмет, то и солонина за венскую ветчину пойдет.

– Ну, уж нет, – возразил с брезгливой физиономией лакей, – я в мясники не нанимался!

– А тебя никто и не заставляет, – усмехнулся Архипыч, – раз город на осадном положении, то скоро всем статским лбы забреют. Возраст у тебя подходящий, пойдешь в армию, а там тебя ротный командир накормит.

– Это как же, – чуть не поперхнулся Семен, – нет такого закона, чтобы людей хватать, да на службу! Нешто Алексей Михалыч не заступятся?

– Может, и заступится, – не стал разубеждать лакея старый матрос, – а может, иконой благословит заместо матушки с батюшкой, дескать, послужи царю и отечеству. Ему вон и икону подарили давеча.

– Вот злой ты человек, Архипыч! – разразился бранью лакей. – Злой да завистливый, сам всю жизнь положил на военной службе, и других туда загнать хочешь!

– Цыть, тля худая! – сдвинул брови старик, но разволновавшийся Семен его уже не слушал, а, вскочив, выбежал из людской.

– А сейчас-то покушать можно? – жалобно спросил недоуменно глядевший на перепалку кофишенк.

– Кушай, Ваньша, кушай, покуда есть что, наедай шею, как у быка… хвост! – усмехнувшись, разрешил ему старый матрос и обернулся к Кейко: – И ты, девонька, ешь, не стесняйся. Вон какая худая, сразу видать, отчего не замужем. Ты на нас не смотри, это мы еще не бранимся, это мы так – ласково.

Китаянка, разумеется, ничего не поняла из разговоров русских слуг, и лишь застенчиво улыбалась, когда к ней обращались.

Утром великий князь, наскоро позавтракав, отправился на службу в самом радужном расположении чувств, но едва переступил порог, на него обрушились плохие известия. Во-первых, были получены, наконец, новости о блокированных в Чемульпо русских судах. По словам зашедшего в Порт-Артур капитана английского парохода, японская эскадра вызвала их на бой, который завершился полной победой Страны восходящего солнца. «Варяг» был потоплен, а «Кореец» взорвался от попадания в артиллерийский погреб. Большинство русских моряков погибло. Впоследствии, правда, оказалось, что информация англичанина была не слишком точной, но тогда произвела гнетущее впечатление. Алеша тоже очень расстроился от полученных известий. Гибель сразу двух кораблей была сама по себе большим несчастием, но к тому же великий князь хорошо знал командира «Варяга», Всеволода Федоровича Руднева. Сойдясь на почве любви к маркам, они долго состояли в переписке, и Алеша надеялся, прибыв на Дальний Восток, возобновить знакомство и даже, может быть, чем черт не шутит, выменять у Руднева вожделенного «Голубого Маврикия».

К сожалению, это тяжелое известие было не единственным. Казалось, злой рок продолжает преследовать русскую эскадру. Отправленный на постановку мин к Талиенвану минный транспорт «Енисей» подорвался на собственной мине и вскоре затонул. Как это могло случиться, было решительно непонятно, поскольку его командир капитан второго ранга Степанов был одним из опытнейших минеров нашего флота. К тому же с берега сообщили, что слышали ожесточенную перестрелку, и предположили, что на «Енисей» напали японцы. Адмирал Старк немедленно послал туда крейсер «Боярин» и четыре миноносца, но никаких известий пока не было.

Все минные постановки были немедленно прекращены, а проводившие их суда вернулись в порт. Заняться великому князю было решительно нечем, он, крайне переживая, что не смог отправиться в спасательную экспедицию на «Боярине», с тревогой ожидал новостей. Увы, беда не приходит одна, и к вечеру сообщили, что посланный на помощь крейсер также подорвался на своем же минном заграждении. Кроме того, пришли подробности о катастрофе на «Енисее». После того как случился взрыв, его командир Степанов отдал приказ экипажу спасаться, сам лично проследил, чтобы все заняли места в шлюпках, после чего остался на тонущем корабле. Его пытались увести с судна силой, но он вынул револьвер и приказал оставить его в покое. На «Боярине» картина была несколько иной. После подрыва, от которого погибло более десяти человек, крейсер погрузился по самые иллюминаторы. Попытка подвести пластырь ни к чему не привела, и командовавший кораблем Сарычев приказал команде эвакуироваться. Экипаж оставил судно в полном порядке, последним с него сошел сам командир. Эта история вызвала известный резонанс в офицерской среде. По крайней мере, в управлении порта все только и обсуждали поступки Степанова и Сарычева, до хрипоты споря, кто поступил более правильно. В большинстве все сходились, что Сарычев абсолютно прав, что не стал жертвовать собой вместе с погибающим кораблем. И, разумеется, никто и не подумал упрекнуть в трусости получившего Георгиевский крест за Таку командира «Боярина».

– А что вы думаете, Алексей Михайлович? – обратился к великому князю кто-то из спорщиков.

– Трудно сказать, господа, – замялся тот в ответ, – все обстоятельства дела еще неизвестны, но в любом случае я полагаю, что для русского офицера более прилична смерть в бою, нежели от собственной руки. Кстати, а вы не знаете, скоро ли затонул «Боярин»?

– Очевидно, в самом скором времени, – отозвался спрашивавший, – взрыв мины – это не шутка.

Увы, на следующий день пришло известие, что спорщики и сам капитан второго ранга Сарычев ошиблись. Подорванный крейсер и не думал тонуть. Как доложили наблюдавшие его с берега, «Боярина» носило течением по всей бухте, но пока он оставался на плаву и погружаться в пучину вод не собирался. Оставшийся на ночь в управлении и потому получивший это известие первым Алеша кинулся к Греве, требуя немедленно организовать спасательную экспедицию. Адмирал с минуту поразмыслил и, велев подать себе экипаж, отправился к наместнику согласовать действия. Определенный резон в данном поступке был. Имеющимися у начальника порта средствами вполне можно было спасти крейсер, но только при отсутствии противодействия японцев. Если рядом окажется даже занюханный миноносец или канонерка, то отбиться им будет весьма проблематично. Дать прикрытие спасателям мог только Старк, а поскольку он без совета с Алексеевым ничего не предпринимал, то вполне логично было первым отправиться к нему. Увы, даже такой хитрый маневр не привел к ускорению дела. Просовещавшись целый день, адмиралы лишь к вечеру постановили наутро направить на поиски и спасение «Боярина» миноносцы «Выносливый» и «Грозовой». Принятое решение привело великого князя в отчаяние. Зимой совсем не редки были ветра, которые вполне могли увлечь незнамо куда многострадальный крейсер. Нельзя было терять ни секунды, но, к сожалению, сделать ничего было нельзя. В черной меланхолии вышел Алеша из здания Управления и направился к пристани. Там постоянно шла какая-нибудь суета, и он надеялся хоть немного развеяться.

– Лейтенант, у вас такой вид, будто вы бабушку похоронили! – вывел его из прострации чей-то громкий голос.

Обернувшись, великий князь с изумлением увидел гору, одетую в форму офицера флота. Если бы он послужил в Порт-Артуре немного долее, то непременно узнал своего собеседника, но пока лишь смотрел на того с видом крайнего удивления.

– Лейтенант Балк Второй, Сергей Захарович, – между тем представился ему великан, – а вы, я полагаю, великий князь Алексей Михайлович?

– Точно так, – изумленно отвечал ему Алеша, – я, кажется, что-то слышал о вас…

– Если что-то хорошее, то врут, – улыбнулся в бороду Балк, – а вот если что дурное, то чистая правда!

– Забавно.

– Ничего забавного, Алексей Михайлович, ну если не считать того, что вы лишили меня репутации.

– Каким образом? – удивлению великого князя не было предела.

– Очень просто, ваше императорское высочество, – невозмутимо отвечал тот, – раньше я был главным возмутителем спокойствия на эскадре, отчего, собственно, меня и сослали на буксир, а теперь им стали – вы! И боюсь, я никогда не смогу превзойти вас, поскольку не имею обыкновения пугать начальство браунингом.

Заявив это, огромный лейтенант отрывисто захохотал. Алеша, сперва решивший, что говорит с сумасшедшим, вскоре переменил мнение и присоединился, поскольку смех его был уж очень заразителен. Надобно сказать, что говоря о своей репутации, лейтенант Балк нисколько не погрешил против истины. Не то что на эскадре, а во всем русском флоте вряд ли был более недисциплинированный, но вместе с тем и лихой офицер. Немало помучившееся с ним начальство сочло за благо отправить его командовать портовым буксиром и совершенно неожиданно не прогадало. «Силач» – так называлось суденышко, куда сослали опального офицера – приобрел знающего и лихого командира, умеющего творить чудеса. Какой бы шторм ни бушевал в море, какой бы ветер ни валял утлый буксир, не было еще случая, чтобы он не смог выполнить свою работу. В любое время дня и ночи таскавший по акватории порта огромные корабли и маленькие шаланды портовый буксир был настоящим тружеником, и таким же тружеником был его командир.

– Так что у вас приключилось? – снова повторил он вопрос.

– У меня ничего, а вот флот наш скоро потеряет крейсер, – сумрачно проговорил Алеша.

– Вы про «Боярина»? – помрачнел Балк. – Как же, слышал… Сарычев сволочь, бросил корабль!

– Но говорят, что он… – неуверенно протянул великий князь.

– Георгиевский кавалер? – закончил за него великан. – Должен вас разочаровать, среди кавалеров тоже случаются сволочи!

– Но что же делать, барометр падает, и бог знает, что может произойти завтра!

Балк на секунду задумался, а потом улыбнулся так, что всякому хоть немного знавшему его стало бы страшно.

– А вы знаете, Алексей Михайлович, кажется, я знаю, что делать… Скажите, браунинг у вас с собой?

Утро застало «Силача» подходящим к Талиенванской бухте. Балк и великий князь, как два заговорщика, стояли рядом у фальшборта, напряженно оглядываясь по сторонам. Положение взявшихся за поиск пропавшего крейсера осложнялось тем, что никто точно не знал, где покойный Степанов выставил заграждение. Несмотря на малую осадку, «Силач» вполне мог налететь на мину, сорванную с якоря.

– Стоп машина! – зычно крикнул командир, заметив в воде что-то подозрительное.

– Есть стоп машина, – немедленно отозвались в ходовой рубке.

– Плавающая мина прямо по курсу, – определил, наконец, опасность Балк.

– И еще одна, на правом крамболе, – добавил великий князь.

– Доброе утро, господа, – поприветствовал всех только что поднявшийся на палубу мичман Якубовский и тут же, переменившись в лице, встревоженно спросил: – А мы где?

– Довольно странный вопрос для штурмана, – пробасил в ответ командир, направляясь в ходовую рубку.

– В Талиенванской бухте, – вежливо пояснил мичману Алеша.

– «Боярина» ищем? – в глазах Якубовского мелькнуло понимание. – Странно, что Сергей Захарович не сообщил мне сразу о получении приказа. Кстати, а где сопровождение?

– Э, видите ли, уважаемый…

– Александр Антонович.

– Очень приятно. Алексей Михайлович, – закончил церемонию знакомства великий князь, и офицеры обменялись рукопожатием. – Так вот, некоторым образом, приказа у нас нет.

– Ничего себе, – округлил глаза мичман, – я, конечно, пока с Балком служу, ко всякому привык.… Погодите, вы ведь не просто Алексей Михайлович, а великий князь?

– Виновен, – вздохнул в ответ Алеша.

– Замечательно! А в кармане у вас браунинг.

– Господа, а что здесь происходит? – с такими словами к ним присоединился только что поднявшийся корабельный врач Августовский.

– О, ничего страшного, Николай Иосифович, – с нескрываемой иронией воскликнул Якубовский, – просто наш «Силач» захвачен!

– Кем, простите, захвачен?

– Так вот же, прошу любить и жаловать, его императорское высочество великий князь Алексей Михайлович!

– Черт знает что такое! – страдальчески поморщился доктор, не приняв шутки мичмана. – Мне на берег нужно, за лекарствами! Я ведь докладывал…

– Ничего не могу поделать, как Малеева отозвали в экипаж, наш голиаф совершенно распоясался.

Пока они так мило беседовали, Балк, сам вставший за штурвал, аккуратно провел свое утлое суденышко мимо рогатой смерти и вернулся на палубу.

– Вот что, господа, – тоном, не терпящим возражений, заявил он собравшимся, – сейчас ищем «Боярина». Как вернемся в Порт-Артур, можете на меня жаловаться хоть наместнику, хоть господу богу, а теперь извольте выполнять!

– Пожаловаться, конечно, можно, – поморщился Августовский, – только какой в этом прок?

– Вот и славно, команда, кроме занятых на вахте, имеет время завтракать!

– Есть! – козырнул Якубовский.

Сам командир спускаться в салон не стал, а приказал подать себе и своему гостю чаю наверх. Наскоро перекусив, они продолжили наблюдение, и вскоре их усилия увенчались успехом. У южной оконечности острова Саншантао сиротливо качался на волнах пропавший крейсер. Балк снова сам встал к штурвалу и виртуозно подвинтил «Силача» к бывшему еще совсем недавно красой и гордостью тихоокеанской эскадры «Боярину». Едва были заведены швартовочные концы, великий князь сделал попытку подняться на борт, но командир буксира бесцеремонно остановил его.

– Ваше императорское высочество, – безапелляционно заявил он Алеше, – извольте оставаться на корабле и в случае чего принять командование. И попрошу глазами не зыркать, я вам не Успенский!

Великий князь попробовал было возразить, но Балк был неумолим. Взяв с собой пару самых расторопных матросов, лейтенант отправился на осмотр терпящего бедствие судна. Отсутствовал он не слишком долго, но Алеше это время показалось вечностью. Наконец, изрядно повеселевший великан вернулся и довольно заявил:

– Все нормально! Пробоина в районе миделя под средней кочегаркой. Задраено все надежно, и пластырь подведен. Голову бы Сарычеву оторвать за такие дела!

– Что будем делать? – вздохнув с облегчением, спросил великий князь.

– А что тут сделаешь, – пожал плечами командир буксира. – Сейчас зацепим, да и оттащим подальше от мин. Потом отведем в Дальний и там воду откачаем. Ну, и взыскание получим, как же без него. Только бы наши желтолицые друзья не появились и всю малину нам не испортили.

– Надо орудия зарядить, – решительно заявил Алеша, – на всякий случай!

– Ну, не знаю, у меня комендоров нет.

– А я на что?

Крыть было нечем, и Балк скрепя сердце выделил великому князю двух матросов, с которыми тот и перешел на крейсер. Быстро осмотрев пушки и найдя их в полной исправности, Алеша велел раздраить кранцы первых выстрелов. Боеприпасы также были на месте, так что появилась надежда если не отбиться, то хотя бы отпугнуть не слишком мощного врага. Тем временем «Силач» начал потихоньку буксировать крейсер к ближайшему порту.

Когда наши войска заняли Порт-Артур и правительство объявило его главной военно-морской базой на русском Дальнем Востоке, было решено, что он будет закрытым для иностранцев городом, а чтобы не страдала торговля, для иноземных коммерсантов выстроят другой порт. Сказано – сделано, и вскоре на месте китайской деревушки у бухты Талиенван возник новый город, названный русскими Дальний. Как это обычно бывает в России, строгость законов компенсировалась необязательностью их исполнения. Иноземные негоцианты, впрочем как и русские, продолжали пользоваться Порт-Артуром, а стоивший почти двадцать миллионов Дальний простаивал. Может быть, поэтому злые языки и прозвали этот город «Лишний». Тем не менее талиенванская бухта была очень удобна, как и большие пирсы и огромные склады.

Когда «Силач» дотащил, наконец, многострадальный крейсер до места назначения, погода изрядно испортилась. Еще недавно спокойное, море ощутимо штормило, а порывистый ветер швырял в лица вахтенных снежную крупу. Как бы то ни было, в бухте «Боярин» был в безопасности, и даже если бы что-нибудь приключилось, то поднять его было бы не сложно. Буквально через час после этого в бухту, страдая от качки, вошли два эсминца – «Выносливый» и «Грозовой». Посланные на поиски крейсера, они, разумеется, ничего не нашли и, застигнутые непогодой, предпочли укрыться от нее в Дальнем. Сказать, что командовавший экспедицией капитан первого ранга Матусевич был удивлен, значило не сказать ничего. Первой его реакцией был безудержный гнев, и потому он немедленно потребовал от командира буксира прибыть для объяснений. Впрочем, когда перед ним помимо Балка появился еще и великий князь, командир отряда миноносцев, хотя и с трудом, но сумел сдержаться.

– Ваше императорское высочество, – начал он, стараясь подбирать слова, – что это все означает?

– Я полагаю, что полный успех порученной вам спасательной экспедиции, – бесхитростно ответил ему Алеша.

– Да вы что, издеваетесь? – выпучил глаза Матусевич.

– Никоим образом, – преданно глядя в глаза, сообщил Балк, – вы здесь, крейсер тоже здесь…

– Любопытно, – задумчиво проговорил только что гневавшийся начальник, – похоже, что ни малейшего раскаяния вы не чувствуете.

– За что? За то, что спасли крейсер?

После этих слов Матусевич задумался. Хотя самоуправство было налицо, также было совершенно очевидно, что без него крейсер не успели бы привести в гавань. Что могло произойти с лишенным команды кораблем, было одному богу известно. К тому же быстроходных крейсеров второго ранга в Порт-Артуре было только два. Не считать же за таковые древние клипера и «Забияку». Так что подрыв на мине «Боярина» был чувствительной потерей.

– Эх, Алексей Михайлович, Алексей Михайлович, – сокрушенно посетовал капитан первого ранга, – ну ладно Балк, но вы-то куда? Ладно, ступайте, пусть с вами Старк с наместником разбираются, кто кого на эту авантюру уговорил!

Оба лейтенанта синхронно, будто тренировались, отдали честь и собрались выйти, но перед тем Матусевич остановил Алешу.

– Ваше императорское высочество, – негромко сказал он ему, – ваша привычка чуть что хвататься за браунинг стала уже притчей во языцех, вы бы хоть приобрели таковой, что ли?

Через два дня шторм утих. На ожившем крейсере появилась доставленная поездом команда. Поскольку командир и старший офицер крейсера были отданы под суд, возглавлял ее минный офицер лейтенант Никитин. Осушив затопленные отсеки и подкрепив пластырь, они приготовили «Боярин» к переходу в Порт-Артур. Сопровождать крейсер должны были миноносцы и «Силач». В связи с отсутствием командира, на него перешел Матусевич, приказавший великому князю следовать за собой. Не то чтобы Алеша попал под арест, но, видимо, многоопытный офицер опасался, что он еще что-нибудь выкинет, и старался держать при себе.

Возвращение в Порт-Артур обернулось подлинным триумфом. Хотя все знали, что экспедиция по спасению крейсера увенчалась успехом, но знать – это одно, а увидеть собственными глазами – совсем другое. Первыми крейсер приветствовали дежурные миноносцы и «Ретвизан», продолжавший оставаться на внешнем рейде. Хотя его пока не удавалось разгрузить и ввести в гавань, командование решило извлечь выгоду из сложившейся ситуации. Окружив броненосец двойным кольцом противоминных сетей, его превратили таким образом в неприступную для вражеских минных судов крепость. Хорошо вооруженный корабль стал одним из узлов обороны и вместе с береговыми батареями и канонерскими лодками надежно охранял вход в бухту от посягательств противника. Обменявшись сигналами с «Ретвизаном», крейсер вошел во внутренний бассейн. Здесь его ждал не менее теплый прием. Хотя официальных распоряжений на этот счет не было, матросы и офицеры русских кораблей высыпали на палубы, крича при этом «ура» и бросая вверх фуражки и бескозырки. Всеобщее воодушевление охватило русскую эскадру, и даже кислая физиономия Старка не могла испортить людям праздник. Умнее всех в данной ситуации поступил наместник. Опытный бюрократ и царедворец недолго думая направил в Петербург депешу, в которой представил спасение «Боярина» как большой успех, и, в общем, был недалек от истины. Особо была выражена благодарность отличившимся. Более всех отличились, разумеется, сам Евгений Иванович, а также адмиралы Старк и Греве, как разработавшие и с блеском воплотившие в жизнь совершенно великолепный план. Исполнители также не были обойдены, Алексеев с удовольствием доносил, что капитан первого ранга Матусевич и командиры миноносцев с честью выполнили свой долг. Не забыли и нижестоящих участников: скупо отмечалась расторопность экипажа буксира «Силач» и временно прикомандированного к нему великого князя Алексея Михайловича.

Сам виновник переполоха не обратил на неудовольствия начальства ни малейшего внимания. Спасение крейсера само по себе казалось Алеше достаточной наградой, и чувство собственной причастности к такому лихому и в высшей степени полезному делу согревало душу. Его непосредственный начальник, адмирал Греве, сообразил наконец, что оставлять такого деятельного молодого человека, как лейтенант Романов, без порученного ему дела есть верный способ нажить себе неприятностей в формуляр. Посему встретив своего подчиненного и ни словом не обмолвившись о спасательной эпопее, он дал Алексею Михайловичу очень ответственное поручение.

Как оказалось после разгрузки «Маньчжурии», среди ее грузов помимо снарядов для эскадры, консервов для гарнизона, огромного количества разнообразных материалов для ремонтных мастерских, двух десятков комплектов телеграфных станций, находился еще и воздухоплавательный парк. Если с телеграфными станциями дела обстояли более-менее понятно, то о воздушных шарах этого сказать было нельзя. Несмотря на то что опыты по их использованию проводились уже довольно много лет, ни специалистов, ни просто энтузиастов воздухоплавательного дела в Порт-Артуре не было. Наверное, именно поэтому многомудрое начальство рассудило за благо взвалить эту ношу на крепкие плечи лейтенанта Романова.

Тот, верный своим принципам, и не подумал отказываться и с энтузиазмом принялся за выполнение поручения. Увы, все, что удалось сделать великому князю в первый день, это убедиться в том, что груз действительно существует. Несколько больших ящиков были, не мудрствуя лукаво, выгружены прямо на пристань, где и находились под охраной часовых. На вопрос, отчего казенное имущество хранится столь небрежно, портовый чиновник честно ответил, что все складские помещения заняты другими грузами и более он ничем помочь не может. Делать было нечего, убедившись, что по крайней мере внешне все в порядке, великий князь задумался. Отступать было не в его характере, но средств выполнить приказ он пока не видел. В конце концов, решив, что утро вечера мудренее, изрядно проголодавшийся молодой человек отправился домой.

В маленьком доме с загнутыми вверх концами черепичной крыши возвращение блудного лейтенанта встретили с ликованием.

– Ваше императорское высочество, Алексей Михайлович, да как же так! – восклицал преданный Прохор. – Мы уж и не чаяли вас живым увидеть.

– Ну-ну, пустое, – отмахнулся от его назойливости Алеша, – дома-то все благополучно?

– Да что мы, вы-то как?

– Говорю же, все хорошо. А где Кейко?

Маленькая китаянка, будто услышав его вопрос, тут же вышла и склонилась в почтительном поклоне. Молодой человек с удовольствием остановил взор на ее хрупкой фигурке и сложной прическе с венчающим большим черепаховым гребнем. Лицо ее было совершенно бесстрастно, но ему все же показалось, будто в уголках глаз девушки мелькнули радостные искры.

– Да вот она, чего ей сделается-то, – встретил ее появление бурчанием Прохор.

– Хорошо, сейчас ванну, затем ужинать и спать. Кстати, а где Архипыч?

– Да здесь я, – отозвался только что зашедший старик, – пока вы «Боярина» спасали, мы тут тоже делом занимались.

– Подожди, – изумился камер-лакей. – Это что же, ты знал, где Алексей Михайлович, а нам ничего не сказал?

– Мы, флотские, все знаем, – отрезал старый матрос, – а вам, штафиркам, это и вовсе не обязательно!