Хроники Черного Отряда: Черный Отряд. Замок Теней. Белая Роза Кук Глен

4

Шепот

Тот бой дал нам максимум результатов ценой минимума усилий. Я даже не припомню столь легкой победы и чтобы сражение разыгрывалось полностью по нашим нотам. Для мятежников оно стало серьезной неудачей.

Мы срочно покидали провинцию Клин, где оборона Госпожи рухнула без преувеличения в одночасье. Вместе с нами спасались бегством от пятисот до шестисот солдат регулярной армии – остатки разбитых подразделений. Чтобы выиграть время, Капитан выбрал прямую дорогу на Лорды через Облачный лес, а не более длинную, огибающую лес с юга.

Нас преследовал, отставая на день или два, батальон регулярной армии мятежников. Мы могли бы развернуться и прихлопнуть его, но Капитан решил смыться. Мне понравился ход его мыслей. Сражения под Розами оказались жестокими, погибли тысячи, а к Отряду присоединилось так много беспомощных новичков, что я терял раненых, не успевая оказывать им помощь.

Нам было приказано прибыть в Лорды и поступить в распоряжение Крадущегося в Ночи. Душелов полагал, что Лорды станут целью для следующего удара мятежников. Мы уже очень устали, но ожидали еще нескольких жестоких сражений до прихода морозов, которые замедлят поступь войны.

– Костоправ! Глянь-ка сюда! – К тому месту, где сидели я, Капитан, Молчун и еще несколько наших, мчался Блондин, перебросив через плечо обнаженную женщину.

Ее даже можно было бы назвать привлекательной, не будь она изнасилована до полусмерти.

– Неплохо, Блондин, неплохо, – отозвался я и вновь склонился над рукописью.

Там, откуда прибежал Блондин, все еще слышались вопли и улюлюканье – солдаты пожинали плоды победы.

– Просто варвары, – беззлобно заметил Капитан.

– Иногда нужно спускать их с привязи, – напомнил я. – И лучше здесь, чем в Лордах.

Капитан неохотно согласился. Он с трудом переносил грабежи и насилие, хотя они и неотъемлемы от нашей профессии. Он мне казался тайным романтиком, по крайней мере, когда дело касается женщин. Я попробовал его приободрить:

– Они сами напросились, взяв в руки оружие.

– Сколько все это уже тянется, Костоправ? – мрачно спросил он. – Целую вечность, верно? Ты хоть способен вспомнить то время, когда не был солдатом? Какой смысл в войне? Почему мы вообще здесь? Продолжаем выигрывать бои, но Госпожа проигрывает войну. Почему бы не плюнуть на всю эту бодягу и не отправиться по домам?

Отчасти он был прав. Начиная с Форсберга одно отступление за другим, пусть мы и делали свое дело хорошо. Клин был в полной безопасности, пока на сцену не вышли Меняющий и Хромой.

Во время последнего отступления мы и наткнулись на эту базу мятежников. Похоже, она служила главным учебным и штабным центром в кампании против Крадущегося. К счастью, мы заметили мятежников раньше, чем они нас. Мы окружили лагерь и перед рассветом атаковали. У них было огромное численное превосходство, но сопротивления мы почти не встретили – большинство врагов были зелеными новобранцами. Больше всего нас поразило наличие в лагере полка амазонок.

Конечно, мы слышали о них и раньше. Несколько женских отрядов имелось и на востоке, в окрестностях Ржи, где велись более жестокие бои, чем здесь. После одного из них в Отряде стали относиться к женщинам-воинам с пренебрежением, хотя они сражались лучше своих соотечественников-мужчин.

В нашу сторону поползли облака дыма – солдаты жгли казармы и здание штаба. Капитан пробормотал:

– Костоправ, пойди проследи, чтобы эти дурни не подпалили лес.

Я встал, подхватил свою сумку и пошел на шум.

Повсюду валялись тела. Мятежники, должно быть, чувствовали себя в полной безопасности, потому что даже не окружили лагерь частоколом или рвом. Тупицы. Первым делом надо обеспечить оборону, даже если знаешь, что на сто миль вокруг нет ни единого врага. Крышу над головой сооружают потом. Лучше промокнуть, чем лечь в землю.

Пора мне привыкнуть к подобному зрелищу. Я уже давно с Отрядом, и последствия сражений тревожат меня меньше, чем следовало бы: я прикрыл уязвимые места моей морали пластинами брони. Но по сей день мой взгляд избегает самых худших картин.

Ты – тот, кто сменил меня и теперь пишет эти Анналы, – уже понял, что у старины Костоправа не хватало смелости записывать всю правду о нашей шайке мерзавцев. Ты знаешь, что они злобны, жестоки и невежественны. Это откровенные варвары, воплощающие в жизнь свои самые свирепые фантазии, и их поведение лишь незначительно смягчается присутствием нескольких достойных людей. Я редко отображаю сию особенность Отряда, потому что эти люди – мои братья, моя семья, а в детстве меня приучили не говорить скверно о родне. Старые уроки забываются трудно.

Ворон смеется, читая мои записи. Он называет их «сиропчиком со специями», грозится взять Анналы в свои руки, чтобы описывать происходящее, каким оно виделось ему.

Суров Ворон. Насмехается надо мной. Но кто это носится по разгромленному лагерю и вмешивается всякий раз, когда у солдат возникает желание развлечься пытками?

Кто возит за собой десятилетнюю девочку на старом смирном муле? Не Костоправ, братья. Не Костоправ. Костоправ не романтик. Душевные порывы закреплены за Капитаном и Вороном.

Естественно, Ворон стал лучшим другом Капитана. Они частенько рядом, словно два валуна, и ведут такие же беседы, какие вели бы два валуна. Их интересует лишь компания друг друга.

Эльмо возглавляет поджигателей – наших братьев не слишком юного возраста, успевших удовлетворить голод по женской плоти. Те, кто еще сильничает повсюду плененных дам, – по большей части наше молодое пополнение.

Под Розами мы славно намяли мятежникам холку, но враг оказался слишком силен. Тогда против нас выступила половина Круга Восемнадцати, а на нашей стороне были лишь Хромой и Меняющий. Эта парочка потратила куда больше времени на взаимный саботаж, чем на противостояние Кругу. В результате разгром – самое унизительное поражение Госпожи за последние десять лет.

Как правило, Круг сохраняет сплоченность. И мятежники не тратят на междоусобную грызню больше энергии, чем на борьбу с общим врагом.

– Эй, Костоправ! – позвал Одноглазый. – Повеселись с нами!

Он швырнул горящий факел в распахнутую дверь казармы. Здание мгновенно взорвалось, тяжелые дубовые ставни снесло с окон. Язык пламени окутал Одноглазого, он отскочил. Курчавые волосы под полями его дурацкой широкой шляпы затлели. Я повалил Одноглазого на землю и, беспощадно шлепая по голове одолженной у него же шляпой, спас ему шевелюру.

– Ладно-ладно, – проворчал он. – Вовсе ни к чему так усердствовать.

Невольно улыбнувшись, я помог ему подняться:

– Ты цел?

– Слегка обжегся, – признался он, напуская на себя фальшивую величавость, что присуща котам, совершившим какую-нибудь выдающуюся глупость.

Нечто вроде: «Именно это я и собирался сделать давным-давно».

Пожар ревел, взметая с крыши горящую солому.

– Капитан послал меня проследить, чтобы вы, дурни, не устроили лесной пожар, – сообщил я.

Тут из-за угла горящего дома вышел Гоблин, и его широкий рот растянулся в ехидной ухмылке.

Одноглазый завопил:

– Ага, червивые твои мозги! Так это ты подстроил мне пакость!

И с душераздирающим воплем он пустился в пляс. Пламя заревело еще басовитей, у танца огненных языков появился ритм. Вскоре я разглядел фигуру, скачущую в пламени за окном.

Гоблин тоже ее увидел. Его ухмылка исчезла, он сглотнул, смертельно побледнел и сам принялся плясать. Теперь оба колдуна завывали и вопили, полностью игнорируя друг друга.

Конская поилка извергла свое содержимое, она описала в воздухе дугу и обрушилась на пламя. Следом взвилась вода из бочки. Рев пожара поутих.

Одноглазый подскочил к Гоблину – и давай тыкать в него пальцем, мешая сосредоточиться. Тот отмахивался, уклонялся и взвизгивал, не прерывая танца. В пламя выплеснулась новая порция воды.

– Какая парочка!

Я обернулся. Подошедший Эльмо любовался представлением.

– Твоя правда, – согласился я.

Вопящие и дерущиеся, Гоблин и Одноглазый словно пародировали своих собратьев по ремеслу более высокого пошиба. Их вражда не годилась в подметки непримиримой ненависти, которую испытывали друг к другу Меняющий и Хромой. Если копнуть поглубже, легко увидеть, что Одноглазый и Гоблин друзья. Среди Взятых же друзей нет.

– Хочу тебе кое-что показать, – произнес Эльмо.

Я знал, что пояснений ждать бесполезно, поэтому кивнул и пошел за ним.

Гоблин и Одноглазый продолжали дуэль. Вроде Гоблин брал верх. Пожар меня больше не беспокоил.

– Ты понимаешь северянские закорючки? – спросил Эльмо.

Он привел меня в штаб мятежников. Там его подчиненные навалили кучу бумаг – явно для растопки очередного пожара.

– Как-нибудь разберусь.

– Может, найдется что-нибудь полезное в этом хламе.

Я наугад вытянул из кучи лист. Это оказалась копия приказа одному из батальонов армии мятежников: тайно проникнуть в Лорды, укрыться в домах сочувствующих горожан и, дождавшись сигнала, напасть на защитников города изнутри. Приказ был подписан именем Шепот, и к нему прилагался список адресов.

– Еще как найдется! – У меня аж дух захватило – одна эта бумага раскрывала полдюжины тайн мятежников и намекала еще на несколько. – Еще как! – повторил я, хватая следующий лист.

Как и первый, то был приказ очередному отряду. Как и первый, он проливал свет на стратегию мятежников.

– Позови Капитана, – велел я Эльмо. – Прихвати Гоблина, Одноглазого, Лейтенанта и всех, кому здесь следует находиться…

Должно быть, вид у меня был зловещий, потому что на лице Эльмо появилось необычно нервное выражение.

– Да что это за чертовщина, Костоправ?

– Вся кухня кампании против Лордов. Полный распорядок сражения. – Но кое-что я приберег напоследок – это покажу только Капитану. – Поторопись, – возможно, дорога каждая минута. И не позволяй никому жечь такие бумаги. Ради всего святого, останови погром. Мы наткнулись на золотую жилу, не дай ей улететь в небо дымом.

Эльмо выбежал, хлопнув дверью. Его крики быстро стихли в отдалении. Хороший сержант. Он не стал тратить время на вопросы. Покряхтывая, я уселся на пол перед грудой бумаг.

Скрипнула дверь, но я даже не поднял головы. Я азартно хватал документы, быстро проглядывал и сортировал, раскладывая на стопки. Краем глаза заметил заляпанные грязью сапоги.

– Ворон, ты можешь это читать?

– Читать? Да.

– Так помоги разобраться.

Ворон уселся напротив меня. Нас разделяла гора бумаг, до того высокая, что мы едва видели друг друга. Возле Ворона расположилась Душечка – так, чтобы ему не мешать, но в то же время находиться под его защитой. В ее глазах еще отражался ужас, пережитый в далекой деревне.

Ворон в некотором роде эталонный образец воина Отряда. Разница между ним и остальными заключается в том, что он во всем чуточку нас превосходит. Возможно, будучи новичком и единственным братом с севера, он символизирует нашу службу Госпоже. Его моральные муки стали нашими моральными муками. Его молчаливый отказ рыдать и бить себя в грудь при неудачах соответствует нашим обычаям. Мы предпочитаем говорить металлическим голосом своего оружия.

Впрочем, достаточно. К чему эти попытки найти смысл в происходящем? Эльмо наткнулся на месторождение золота, а мы с Вороном просеиваем породу, ищем самородки.

К нам ввалились Гоблин и Одноглазый. Никто из них документы читать не мог, и они принялись развлекаться, породив бесформенные тени и заставив их гоняться друг за другом по стенам. Ворон пронзил колдунов злобным взглядом. Когда ты занят делом, бесконечная пикировка и потешная борьба этой парочки здорово раздражают.

Колдуны посмотрели на Ворона, прекратили дурачиться и тихо уселись в углу, словно нашалившие ребятишки. Есть у Ворона такое умение, такая личностная энергия, что заставляет людей более опасных, чем он сам, вздрагивать, как под порывами ледяного ветра.

Капитан пришел вместе с Эльмо и Молчуном. Через распахнутую дверь я разглядел, что вокруг бывшего штаба ошиваются несколько солдат. И как они ухитряются пронюхать, что назревают важные события?

– Так что ты здесь раскопал, Костоправ? – спросил капитан.

Предположив, что по дороге он вытянул из Эльмо все, что тот знал, я обошелся без предисловий.

– Это приказы. – Я похлопал по стопке. – А это донесения. – Я похлопал по другой. – Все их подписала Шепот. Мы сейчас дергаем морковку в ее личном огороде. – От волнения я даже заговорил фальцетом.

Некоторое время все молчали, лишь Гоблин пискнул пару раз, когда в штаб ввалились Леденец и остальные сержанты. Наконец Капитан уточнил у Ворона:

– Это так?

Ворон кивнул:

– Судя по документам, она периодически наведывалась сюда еще с ранней весны.

Капитан заложил руки за спину и принялся расхаживать – ни дать ни взять старый монах, бредущий на вечернюю молитву.

Шепот – лучший генерал мятежников. Ее упрямый гений сумел удержать восточный фронт, несмотря на все усилия Десяти. Она имеет репутацию самого опасного члена Круга Восемнадцати. Славится тщательностью, с какой планирует все кампании. В войне, которая зачастую напоминает хаотическое брожение вооруженных масс, ее войска выделяются четкой организацией, дисциплиной и ясностью целей.

– Вроде это она командовала армией мятежников под Ржой? – пробормотал Капитан.

Битва за Ржу случилась три года назад. Говорят, сотни квадратных миль вокруг города были полностью разорены и к концу зимы противникам, чтобы выжить, пришлось есть собственных мертвецов.

Я кивнул. Вопрос был риторическим, Капитан всего лишь размышлял вслух.

– И Ржа на несколько лет стала полем боя. Шепот упорно держала фронт, а Госпожа не отказывалась от своих намерений. Но если Шепот прибыла сюда, значит Круг решил сдать Ржу.

– И это означает, что они переключились с восточной стратегии на северную, – добавил я.

Север – слабый фланг Госпожи. Восток уже повержен, а южными морями правят ее союзники. С тех пор как границы империи достигли великих лесов за Форсбергом, она обращала мало внимания на север, и именно там мятежникам удалось добиться наиболее впечатляющих успехов.

– Они уже набрали высокий темп, – заметил Лейтенант, – взяв Форсберг, выбив нас из Клина, захватив Розы и осадив Рожь. Регулярные части мятежников направляются к Висту и Тетке. Их остановят, но Кругу это наверняка известно. Поэтому он теперь пляшет на другой ноге и движется к Лордам. Если город падет, Круг почти достигнет границ Ветреного края. Осталось пересечь Ветреный край, подняться по Лестнице Слез, и с вершины перевала противник всего в ста милях увидит Чары.

– Эльмо, – попросил я, не отрываясь от просмотра бумаг, – пошарил бы ты вокруг. Она могла кое-что спрятать.

– Пусть этим займутся Одноглазый, Гоблин и Молчун, – предложил Ворон. – У них больше шансов обнаружить тайник.

Капитан одобрил его идею и повернулся к Лейтенанту:

– Всю суету в лагере прекратить. Карп, вы с Леденцом готовьте людей к маршу. Огниво, удвоить посты на периметре.

– Почему? – спросил Леденец.

– Ты ведь не хочешь торчать здесь, когда вернется Шепот? Гоблин, свяжись с Душеловом. Эти новости пойдут наверх. Немедленно.

Гоблин скорчил жуткую рожу, потом уселся в углу и забормотал под нос. Это было тихое, скромное колдовство – поначалу.

– Костоправ! – гаркнул Капитан. – Вы с Вороном, когда закончите, упакуйте документы. Прихватим их с собой.

– Я бы приберег самые ценные для Душелова, – сказал я. – Если мы хотим извлечь из них какую-то пользу, надо действовать, не дожидаясь, когда Шепот узнает о захвате своих бумаг.

– Верно, – согласился Капитан. – Я пришлю фургон. И не теряйте зря времени. – Он вышел.

Мне показалось или в самом деле у него прибавилось седины?

В доносящихся с улицы воплях слышался ужас. Я вытянул онемевшие ноги, встал и подошел к двери. Солдаты сгоняли мятежников на плац. Пленники заметили наше внезапное желание смыться и решили, что им суждено умереть за миг до прихода своих.

Покачивая головой, я вернулся к бумагам. Ворон устремил на меня взгляд, возможно означавший, что он разделяет мою боль. С другой стороны, не исключено, что он осуждал мою слабость. Трудно сказать наверняка, когда имеешь дело с Вороном.

В дверь протиснулся Одноглазый, протопал к нам и бросил на пол охапку вещей, обернутых промасленной тканью. К ней еще липли влажные комочки земли.

– Ты оказался прав. Мы откопали это за ее домиком.

Гоблин издал долгий пронзительный вопль, леденящий душу не слабее совиного крика в полуночном лесу. Одноглазый тут же бросился к нему. В такие моменты я сомневаюсь в искренности их вражды.

– Он в Башне, – простонал Гоблин. – Он с Госпожой. Я вижу ее его глазами… его глазами… его глазами… Мрак! О боже, мрак! Нет! О боже, нет! – То был крик откровенного ужаса, тут же стихший до шепота: – Око. Я вижу Око. Оно смотрит прямо сквозь меня.

Мы с Вороном обменялись хмурыми взглядами и пожали плечами. Никто из нас не понял, о чем бормочет Гоблин. Теперь он говорил так, словно впал в детство:

– Пусть она прекратит на меня смотреть!.. Не надо!.. Я буду себя хорошо вести. Пусть отведет взгляд…

– Успокойся, – бормотал Одноглазый, стоя на коленях возле Гоблина. – Это не настоящее. Все будет хорошо.

Мы с Вороном снова переглянулись. Ворон повернулся к Душечке и зажестикулировал.

– Посылаю ее за Капитаном, – пояснил он.

Душечка неохотно вышла. Ворон взял из кучи очередной лист и стал читать. Этот человек холоден как камень.

Гоблин еще немного поистерил, потом затих, словно умер. Я резко обернулся к нему. Одноглазый поднял руку, показывая, что моя помощь не требуется. Гоблин завершил прием послания.

Колдун расслабился, с лица сошло выражение ужаса, щеки порозовели. Я опустился на колени, пощупал артерию на его шее. Сердце колотилось, но пульс постепенно замедлялся.