В ту же реку Дронт Николай
– Вумный, ты что такой борзой вдруг стал? – вонзила в меня грозный взор Лёлька Комарова, наш классный комсомольский вожак и ревнитель морали.
– Чего сразу борзой? Не нравится ей фильм, пусть скажет, может, мы тогда с Попиком и Соколом пойдем.
Колька Попов сразу согласился составить компанию, а Жека с тоской признался:
– Денег нет. Мать унюхала запах курева, теперь бабулек не дает.
– Я башляю, заработал, на тебя хватит, – обещаю приятелю.
Общим собранием, где ни моего, ни Иркиного мнения не спрашивали, было решено идти в кино на 15.30 в воскресенье. Восемь человек решили составить нам компанию.
Когда брали на раздаче жратву, я прикупил большую шоколадку «Алёнка» за 80 копеек. Не раскрывая фантик, поломал на дольки, потом аккуратно вскрыл упаковку и подсунул севшей «случайно» рядом со мной Ириске, которая без Маши Юн и Маши Ким последние дни в столовку не ходила.
– Угощайтесь, девчата.
Ириска, не глядя на меня, взяла один кусочек. Остальному шоколаду подруги тоже не дали пропасть, по дольке разделили между всеми девчонками.
– Ты почему сначала ломал, а потом открыл? – поинтересовалась Лиана.
– Гигиена. Руки в шоколаде через фантик не испачкаются, – просвещаю молодежь. – Опять же, людям неприятно в рот тащить, что кто-то уже облапал.
Девчата с уважением посмотрели на меня, типа клёво придумал.
На работе вывесили второй плакат. Молодые ветераны улыбались с фотографий.
Зинаида Петровна в кокетливом беретике и, кудрявой чёлкой, выбивающейся из-под него. Здесь она самая старшая по званию, младший лейтенант. Судя по знакам различия, служила в авиации. Орден Красной Звезды и три медали.
Самуил Яковлевич, с шикарными будённовскими усами, старшина. На груди медаль «За Отвагу».
Остальные рядовые.
Фотографию дяди Вити, молодого гвардейца с двумя медалями и тремя полосками за ранения, разглядывает старый дядя Витя, весь расписанный синими наколками. Увидев меня, он кивнул на доску:
– Хорошо нарисовал. Спасибо тебе от всех ветеранов.
– Что вы такое говорите! Это вам спасибо, если б не вы, то нас бы и не было.
Старик не захотел пререкаться, а, тяжело шаркая, ушел к себе в мастерскую. Я не стал объяснять, что моего тут только подписи к фотографиям, ему было не до того.
Меня вновь накормили в столовке, велели приходить обедать каждый день, рассказали поселковые сплетни, поохали про покойника – Макар уже умер, операция его не спасла. Симка, стерва, опять продинамила с сайками. Скоро людям чай пить будет не с чем. Что она у себя в пекарне думает? У Ваньки опять новая. Когда-нибудь подлецу корень оторвут и правильно сделают! А Ленка, которая Сергеева, беременная, хочет девочку. Ее козел требует мальчика, но кто ж его спрашивать будет? Слушая такие актуальные вести про малознакомых людей, чувствую – в нашем славном коллективе я прижился.
Потом меня дернули в кабинет Марка Аркадьевича, где торжественно вручили охотничий билет, книжку кооператора, документы на оружие, жесткую сумку с мелкашкой и коробки с патронами. Засим отправили домой до «после праздников».
Трофеем получил трехкилограммовый (!) бисквитный торт с красивыми масляными розочками. Фирменный, из нашей пекарни. Понятно, почему спровадили, последний рабочий день отмечать будут. По терминологии будущего «корпоратив». Естественно, крепко примут, а перед молодым такое неудобно себе позволять.
29.04.72
Последний учебный день недели. Опять иду в школу с Ириной, в честь праздника наряженной в белый фартук и с белыми лентами в косах. Она косит взглядом на тортик и предвкушающе щурится.
Его несу на праздник к чаю, чуток ребят порадую. Другие принесут кто конфеты, кто печенье, кто сам что приготовил. У Ирки хворост, говорит, лично пекла. Хвастунишка, ей мама помогала. Теоретически в субботу у нас четыре урока. На практике с четвертого отпустят, чтобы успели подготовиться к торжественному собранию. На третьем пьем чай с принесенной из дома снедью. Деньги не собираем, не принято это. Как не принято есть в одиночку то, что принес на общий стол.
Второй урок уходит на сервировку, резание и раскладывание. Учимся на первом. Вы верите, что можно чему-то выучиться, истекая слюной? Вот и учителя не верят, делают классный час.
Сразу на чаепитии выясняются личные предпочтения и предрасположенности. Коля Попов пытается подсесть к Нинке, но та в последний момент меняется местами с Юной. К той подбирается Сокол, ему Машка давно нравится, а Колян, вздохнув, садится к Ленке. Девочка расцветает, хотя делает вид, что ей всё равно.
Мне, как принесшему торт (его умудрились разрезать на двадцать частей), достантся цельная кремовая розочка на высоком куске. Выщелкиваю лезвие своего козырного ножа и одним движением срезаю цветок. Дерзко и молча, не спрашивая разрешения, опускаю его на тарелку Ириски. Да, я такой! Только эпический герой может не стрескать крем, если тот ему достался. Жалкие стенания «зачем, не надо, сам ешь» игнорирую, а завистливые взгляды подруг гасят слабое сопротивление. Нежный взгляд карих глаз – достаточная награда герою. Надкусанная половинка подаренного цветка оставляет след на сладких губах и заканчивает свой жизненный путь за частоколом жемчужных зубов. Следом уходит и остаток.
Игнорирую покупные лакомства и пробую самодельные, беру не часто и через неравные промежутки времени. Комплименты говорить не забываю. Хворост. «Ириска, ты как его делаешь? Вку-у-усно!» Белые грибы, похожие один в один на настоящие. Даже на ножке есть земля из мака. «Соня, тебя мама научила? Как живые!» Орешки с варёной сгущёнкой. «Потрясная вещь, Лёль. Ты сама делала?» Кусочки непонятной субстанции. Сладкой, но с остринкой. «Аня, чжэгэ хаочи. Чжэ цай юн шэньмэ цзодэ?»
Стоп! Что случилось? Не понял! Лиана смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Блин! Я ж машинально по-китайски это сказал. Так, остальные этот момент пропустили. Кроме… нет, только Анька. Улыбаюсь ей как ни в чем не бывало. А что тут такого? Мы завсегда, ежели что…
Энтузиазм пропал, но продолжать надо. Маленькие печеные пирожки с замешанной в тесто кислой капустой. «Нин, твои пирожки такие необычные. Дашь рецепт?»
Кимба ничего не принесла и очень грустит.
Жека слишком близко сел к Юн. Или она к нему? Ирка явно благоволит ко мне, но так прижиматься не позволяет. Даже когда случайно… ну… почти случайно прижался плечом, она отодвинулась. Юна же откровенно кокетничает. То есть взрослому видно, что откровенно и очень наивно. А наша классная фишку-то сечет. Пара слов, взгляд – и девочка чуть отсела. Всё! Конец чаепития.
Как одеться на танцы? Трудный вопрос, но есть идеал, которому стоит подражать. Главное, брюки клёш. Это не обсуждается. Черные матросские клеши пошире, обязательно снизу обшитые металлической молнией. Практичные мамы с такой модой не спорят, брюки не обтираются и носятся дольше. Но нормальные пацаны понимают, что дело в другом – это клёво! Причем, если молния желтая, то ваще атас. На брюках ремень, обязательно с пряжкой. Если родич пришел с флота, тогда его ремень почти идеален. То есть пряжка со звездой на якоре – первый сорт. Армейская пряжка или пряжка ремеслухи – второй. Высший сорт – пряжка с двумя перекрещёнными винтовками со штыками. По слухам, такие носят снайперы. Или разведчики. Или… в общем, это самая клёвая пряжка, она одна на весь поселок у Коли Кима. Не моего одноклассника и не его отца, а… Ладно, вы поняли. Коль Кимов у нас хватает.
Под ремнем на шлёвках обязательно цепочка. Очень клёво, если с бубенчиком. Но ни в коем случае не покупайте колокольчик, который продается в товарах для рыбалки! Так все делают, потому где хочешь, а достань другой. Один пацан привез из отпуска с материка валдайский бубенчик. Он ваще! Одна беда – великоват.
Остальное просто. Лаковые полуботинки. Красная или желтая рубаха с длинными, вытянутыми уголками воротника, как их тогда называли, «заячьими ушами». Лучше с вышивкой на груди, еще лучше, если вышивка золотом. Под рубаху матросская тельняшка, поверх пиджак с блестящими металлическими пуговицами. Но он совсем не обязателен, его всё равно надо снять и носить в руках. Прическа однозначно под битлов. В таком прикиде на танцульках ты король.
А если во рту блестит золотая фикса, как у Кольки Кима, ну того самого, это ваще! Уметь танцевать не обязательно, девки сами должны липнуть, а ты к ним будешь снисходить.
Водка на танцах непрактична. Дорого, и пацаны сразу выхлебают. Ее лучше выпить с друзьями до танцев, а с собой принести бутылку бормоты. Лучше мицне, но оно чуток дороже.
Раньше, в прошлой жизни, я мечтал достать такие брюки. Теперь, по ряду причин, идеал для меня неприемлем.
Дядя Володя – хороший мужик, сильный, выносливый, но ростом не вышел, поэтому его пиджак мне широковат, однако почти подходит по росту. Обычная белая рубашка. Темно-синий шелковый галстук отчима, завязанный полувиндзором. Немного узковат на мой вкус. Мышиного цвета брюки. Темно-синие носки. Не идеал, но сойдет для сельской местности. Носовой платок с широкой синей каймой в «чердачный» карман довершает наряд. Мама одобрила, отчим тоже. Я готов к выходу в свет.
В школе особый пропускной режим.
Во-первых, чтобы не пронесли спиртного.
Во-вторых, чтобы не прошли на танцы посторонние.
В-третьих, мальчикам на второй этаж вход воспрещен. Там переодеваются девочки.
За порядком смотрит боевой отряд пап. Они страшнее учителей и милиции для детей, а посторонним нарушителям могут так вломить, что те надолго про танцы забудут.
Папы, естественно, трезвые. Ну, по рюмочке не считается, но больше ни-ни. За этим надзирает спецназ, то есть взвод мам, защищающий второй этаж от несанкционированных проникновений и пресекающий уж очень явные нарушения формы одежды дочерей.
Переодевшись в специально выделенном классе, люди проходят в школьный спортзал, временно повышенный в звании до танцплощадки. Дефилирую по коридору, здороваясь с родителями и любуясь симпатичными фигурками. У девчат, видимо, нет идеала, они одеваются кто во что горазд. У многих юбки стали значительно более мини, чем дома на глазах у мамы. С чем это связано, мужчины понять не могут, они могут только любоваться стройными ножками. Бюст открывается умеренно, скорее всего, по причине малого размера объекта открытия. Макияжа много, особенно с учетом его полного отсутствия в обычное время. Накрашенные глазки так и стреляют по сторонам. А парни под этим обстрелом падают штабелями и сползаются к ногам безжалостных снайперш.
Ожидая начала и перемещаясь от знакомого к знакомому, наталкиваюсь на тоскующего Крюка.
– Представляешь, мы взяли, а пронести не можем. Там мой папаша стоит, он тока так фишку сечет. Что делать?
– А в чем у вас?
– Бормота в грелке и две плодово-выгодной.
– Пожертвуй малым для великого. Грелку на пузо, пол-литра в рукав. Батл забирают, дальше шмонать не будут.
– Вумный! – восхитился Вовка и испарился.
Та стройняшка в зеленом платье и со снопом черных кудряшек мне знакома. Но где ее серьезность и неприступный вид? Даже стоящая рядом мама девочку не смущает.
– Добрый день, Дина Моисеевна! Вы заметили, какая у вас красивая дочь?
– О! Лёша, вы ли это? Такие комплименты!
– Дина Моисеевна, я не выл. А комплименты принципиально не делаю. Я всегда говорю только чистую правду. Если сказал, что ваша дочь красавица, значит, так оно и есть.
– Совсем взрослым стал! Как дела в школе?
– Азохен вей! Дина Моисеевна, вы же знаете нашу школьную программу! Какие у меня могут быть дела? Это Соня, шейн ви голд! Ей не обязательно учиться. У нее будут солидные женихи, а вы будете нянчить красивых внуков! Хотя ее учеба так же прекрасна, как чудесны ее тающие карие глаза.
– А почему ты мне ничего такого не говоришь? – возмущается девочка.
– Соня, ты же знаешь какой я робкий.
Следующие несколько минут болтаем о разном, временами переходя на идиш. Что-то меня понесло, хорошо Крюк появился и призывно махнул рукой.
Воспользовался случаем, извинился и подошел к Вове.
– Ну как?
– Нормуль! Одну гнилушку конфисковали, дальше шмонать не стали. Полную грелку пронесли. Смотри, сейчас Чуня тянет вторую.
Отцы сразу засекли поллитровку в рукаве, конфисковали ее, и уже было отпустили несуна. Но тут случилось страшное. Грелка вывалилась из-под ремня прямо на пол под ноги бдительным стражам. Стон отчаяния пронесся по коридору. Неуклюжий растяпа обломал надежды целого класса. Хуже того, отцы поняли, что, даже найдя, надо продолжать шмон. От немедленного линчевания одноклассниками Чуню спасло только начало торжественной части.
Речи длились всего полчаса, меньше малого, по сегодняшним понятиям. Школьный ансамбль предложил совместить концерт с танцами, на что народ радостно согласился.
Под окнами кучками стоят мальчики, у противоположной стены группки девочек. Перешептывания, хихиканье и редкие парочки, танцующие в центре. Ребята еще не в том настроении, чтобы осмелиться приглашать.
Дождался чего-то медленного, лиричного, на английском языке и пошел через зал. Приглашать на танец нас учили еще в первом классе. Пожалуй, это единственное, что я умею в танцах хорошо. Подход, поклон и рука девочки в моей руке. Выходим на середину. Моя рука у нее на талии, ее у меня на плече. Расстояние между нами пионерское.
– Ты совсем дурак, – сразу зашептала партнерша. – Зачем пригласил? Теперь говорить будут!
Вроде ругается, а самой приятно, сразу видно.
– Что будут говорить? – якобы не понимаю я.
– Что мы ходим вместе.
– Ну и что? Пусть говорят. Я всё равно летать не умею.
– Дурак!
Это намек, что я неправильно что-то сказал?
– Ну, давай ходить вместе. Тогда и сказать будет нечего.
– Нет, так нельзя. И в следующий раз кого-нибудь другого пригласи, ладно? Соньку свою, например. А меня только после нее.
Танец закончен. Отвожу подругу. Возвращаюсь к друзьям. Был такой мультик «Следствие ведут Колобки», мое состояние можно описать цитатой оттуда: «Ничего не понимаю». Почему Сонька моя? Куда мы будем вместе ходить? И главное! За фигом мне оно надо?! Чего-то я в прошлой жизни пропустил.
Ансамбль делает перерыв, им тоже потанцевать хочется, включается магнитофон, а с ним и светомузыка. Только для того, чтобы она ярче мигала, и ни для чего другого, выключается свет. Время дневное, в зале довольно светло, но сразу стало интимней.
Вдохновлённый моим подвигом, Семя бросается в атаку на семиклассницу Лену.
Сокол, глядя на него, берет на абордаж Юну.
Другие пацаны тоже идут к девчонкам. Не все! Есть еще стойкие товарищи, но их мало.
Я, как велено, пригласил Соню.
– Не боишься? – спрашивает она.
– Чего?
– Не чего, а кого. Свою Ириску.
– Она не моя. Вон, видишь, с Кузей танцует.
Разговор прерывает врезавшаяся в нас парочка. Сокол с Юной прилипли друг к другу и ничего не замечают. В результате столкновения Сонька на мгновение прижалась ко мне. Впечатления самые приятные. Выпуклости в стратегических местах приятно амортизируют. Да и она тоже была не сильно против сближения. Жаль, танец закончился.
– Лёха, хлебнуть хочешь? – великодушно предлагает Вова.
– Нет, спасибо.
Тут главное не дать слабину. Согласился один раз – отказаться в другой нельзя, обидишь. Выпив глоток двенадцатиградусной бормотухи, не откажешься от водки, не поймут. Если отказываешься всегда, презрительно жалеют. Дохлый он. Сердечник вроде. Дистрофик, гы-гы! Ладно, нам больше достанется!
– Как хочешь! Представляешь, девятиклассники в клешах пронесли четыре бутылки!
– Уметь надо! Наши только две мицне заначили.
– Дык! Ладно, я к Нельке.
Опять ансамбль заиграл медленный танец. Светомузыки нет, но свет «забыли» включить.
– Ты зачем меня приглашаешь? Приглашал бы свою Соньку.
– Ты же сама велела! И почему она моя?
– Я не велела! Танцуй с кем хочешь, мне какое дело!
Мордочка недовольная, Ирка реально сердится и не идет со мной танцевать. Вместо нее подает руку Лиана. Кружусь с ней. Она прижимается ближе, чем Ира и Соня. Это потому, что темнее? Танец быстро закончился, а у меня голова идет кругом. Гормоны, блин!
Пацан из десятого вернул после танца Кимбу. Она чуть постояла с девчонками, потом неожиданно залилась слезами и бросилась к выходу из зала. Что случилось? Парень вроде нормальный. Хотя помню. Она родит ребеночка и не пойдет в девятый класс.
– Слышь? Дай рубль.
Это Быстров Саня из девятого. Трояк я ребятам подарил. Сам. Мог бы и не давать ничего. А вот это уже наезд. Раз дашь, потом кто ни попадя тянуть будет.
– Иди на паперть. Говорят, Бог нищим там подает.
– Тебе жалко, что ли? Дай, говорю, рубль.
– Твоя морда похожа на плевательницу. Прошу, избавь от соблазна.
– Да ты знаешь, кто я?!
– Бич поганый?
За такими словами обычно следует предложение выйти, но лучше раз получить по морде, чем из тебя всё время деньгу тянуть будут. Неожиданно моего противника кто-то вежливо хлопает по плечу. Тот оборачивается. К нам подошел Дима Молоток из десятого. Крюк здоровый, и его боятся. Зуб-Пушкин деловой, и с ним не связываются. Молоток по жизни безбашенный, от него народ бежит сразу.
– Тебе сказали в церковь, на паперть? Быстро пошел! Наберешь трояк, заноси, поговорим.
– Да…
Сильный удар в живот, и Санек заходится в кашле.
– Пошли на улицу. Надо ж тебе объяснить, кто нормальный пацан, а кто бич подзаборный.
Крюк и еще пара парней подтягиваются, и компания покидает зал. Через два танца возвращаются без Санька.
– Лёх, мы объяснили политику партии. Если что, зови.
– Спасибо, ребят. Сам бы справился. Вы знаете, почему говорят «положа руку на сердце»?
– Не… – народ ждет от меня прикола.
– Это потому, что у вас нет груза на сердце. А у меня он есть.
Отдергиваю левую полу пиджака. Во внутреннем кармане плоская фляжка 0,33 поганого коньяка от художника.
– У! – взвыл народ. – Конкретный пацан!
Тут на всех только по глоточку, но тогда, когда уже у народа всё закончилось. И не дурная бормота, а «благородный» напиток. Меня чуть не начали качать.
Сокол обиженно протянул:
– Да! А своих друзей не угостил!
– А мои друзья за меня вписались?
– Так я это… далеко был.
– Вот и я не дотянулся.
Отпущенные три часа движутся к завершению. Поселковая традиция – белый танец почти в самом конце вечера. Главное правило – отказывать нельзя. Иначе девчата будут делать «Фи!», а пацаны могут вписаться за обиженную девочку. И, скорее всего, впишутся, что может быть лучше легкого мордобоя после танцев?
Смотрю на Ирку. Жду. Сейчас лучшее время для примирения. Хм… Ирка подходит к Лисе, Ли Сане из девятого класса. Обидно, досадно, но ладно!
– Разрешите пригласить?!
Девочка из седьмого класса. Как зовут, не помню. Кланяюсь, беру руку и кружусь в вальсе.
– Меня Катя зовут.
– Очень приятно познакомиться. Я Лёша.
– Знаю. Ты из восьмого класса.
– Точно.
Ловлю бешеный взгляд Ирки и ехидный Сони. Они думают, я попал? Может, и попал, но прогибаться под Ириску не буду. Девочка журчит, я ей отвечаю. Затем довожу до места и благодарю за чудесный танец. Она расцветает. Подружки недовольны. Сами, небось, подначили.
Подходит Зуб с парнями из девятого. С ними Крюк, Молоток и еще пара из десятого.
– Лёш, мы ничего такого, – извиняется Пушкин, – Саня сам по себе. Мы ему подскажем правильную линию.
Ну да, Василий же из девятиклассников.
– Без проблем. Ты ж понимаешь, подошел бы, спросил по-пацански, мол, нет ли чего с собой? А то прет буром, рубль ему дай. У меня тяжесть на душе после первой получки, думаю, с пацанами смою, а он… Ребята, снимите тяжесть с моей души? – Распахиваю правую полу пиджака. В кармане близняшка левой фляжки.
Народ в восторге:
– Ну, ты ваще атас! Клёво! Козырный пацан! Ща хрюкнем! Да мы такую тяжесть враз!
Делу конец. Школьные авторитеты замирились, махаться из-за меня не будут. Может, другой повод найдут, но осадка от наезда на Санька не останется, дело уже порешали.
Танцы закончились. Отцы ласкают взглядом конфискат и ждут. Мамы обороняют второй этаж и режут закуски. Уничтожить конфискованное же надо, а выпивка без закуски называется пьянкой. Вылить? А в морду за такие шутки не хочешь? Скажут же такое на ночь, до утра кошмары сниться будут.
Мимо продефилировала на выход Ириска с подружками. Попытка привлечь ее внимание была проигнорирована. Сонька с мамой идут следом. Подмигивает и сочувственно качает головой. Не понимаю я женщин. Ладно, тогда мне тоже пора.
Часть пацанов тянет на подвиги, они собираются в клуб, там тоже сегодня танцы. Часть думает, где бы взять еще… Им не светит, магазины уже закрыты. Прорваться на танцы, в принципе, тоже шансов маловато. Это здесь пацаны круты, там есть кто и покруче.
Однако третью фляжку я сэкономил. Хороший пиджак, под ним многое скрыть можно.
30.04.72
Воскресенье. Впереди три дня отдыха и куча планов. Сегодня в 15.30 идем в кино. Или не идем? Ирка как хочет, я точно иду. Это раз.
Засветился перед Анькой Ли, надо отработать прикрытие. Вчера взял в книжном сарае древний учебник китайского. Надо его переплести, он станет отмазкой. Это два.
И три, самое интересное, хорошо бы посмотреть на захоронку с автоматами. Если они там лежат, буду думать дальше. К тайнику с оружием и деньгами пока не пройдешь, летние цеха рыбозавода завалены снегом, надо подождать неделю или две.
О! Мои проснулись! Все-таки повезло с отчимом: добрый, хороший, понимающий. Ко мне в душу не лезет. Хозяйственный к тому же. Чего мать с ним разводиться будет? Пойду, сварю кофе болезным, плохо им после вчерашнего застолья. И коньячку налью. На закусь сделаю лимон с молотым кофе, рецепт из будущего. Родителям должно понравиться.
– Бать, накройтесь! Кофе вам несу!
Поднос, на нем две чашки кофе с пенкой, две рюмочки с коньяком и блюдце с кружками лимона, посыпанными кофейной смесью.
Обалдевшие глаза родителей. Не от подноса, такое бывает, от «бати». Они два года пытались сделать что-нибудь, чтобы я называл его отцом, потом бросили. В прошлой жизни он так и остался дядей Володей, а сейчас мне легко удалось перестроиться.
– Вам кофе в постель? Или лучше оставить в чашках?
– Лёш, ты чего такой? Вчера что-то случилось? – дядя Володя волнуется о моем душевном здоровье.
– Да нет, дела нормуль.
– Тебе деньги нужны? – мама пытается понять источник моего преображения.
– Мам, я не меркантилен. Лучше не думайте, а пейте кофе. На всякий случай поясняю – лимоном надо закусывать коньяк.
После завтрака родители шушукаются, и мама роется в шкафу.
Для переплета разобрал учебник китайского на тетрадки, переложил страницы газетами и положил на решётку около батареи сушиться.
Кстати, увидел во дворе Ванюху с приятелем. Выскочил на улицу и зову:
– Лётчик, планируй сюда. В кино хочешь?
– Да!
– Держи два рубля, бегом в кассу, покупаешь четыре самых козырных билета. Мне, себе, Ириске и Соколу. Сеанс 15.30. Они стоят по 45 копеек, оставшийся двугривенный тебе на пропой души.
– Сделаю в лучшем виде.
В комнату заглянула мама.
– Лёш, зайди к нам.
Иду, раз зовут. На столе две коробочки. Часы. Отчим смущенно начинает:
– Мы тут на шестнадцать лет тебе приготовили. Но ты уже совсем взрослый стал, работать пошел. Без часов тебе ходить неудобно. Вот, выбери себе.
С часами в семидесятые годы проблем не было, они лежали в любом магазине. Но всегда был дефицит. Здесь лежало сразу две штуки. Широкий, сантиметров пять, черный кожаный ремешок, самый последний писк моды. Часы на ремешке хорошие, но обычные. Стандартный «Полёт» в квадратном, позолоченном корпусе. Конечно, в прошлой жизни я выбрал их из-за модности и позолоты. Второй дефицит – водолазные часы «Амфибия». Толстые, тяжелые, на металлическом браслете. Противоударные, с автоподзаводом. Водонепроницаемые, без дураков выдерживают давление чуть не до 200 метров под водой. Тогда я их не оценил, а зря. Такую модель нельзя было купить, как и «Командирские», – их «доставали». Сейчас взял «Амфибию». Отчиму пришлось снимать лишние звенья, чтобы подогнать браслет мне по руке. Зато в кино пойду при часах.
Ванька вернулся с тремя билетами, на сдачу он себе с приятелем взял два на первом ряду. Там цена всего 20 копеек, зачем тогда зря деньги тратить? Я оторвал свой билет на центральное место, а остальные поручил отнести Жеке и Ирке. Наказал: если девочка не возьмет, никому билет не отдавать, а при ней сразу же порвать.
Кинотеатр у нас новый, сдали в прошлом году. Теперь три сеанса по будним дням и шесть по выходным показывают фильмы. Раньше кино крутили в клубе, но тогда приходилось решать – кино или танцы? Зал-то один. Теперь там вечерами работают спортивные секции, чтобы помещение не простаивало, а по субботам и в праздники устраиваются танцы.
На сеанс пришел пораньше, надо же с народом пообщаться. Новостей было море. Две. Первая и главная: нашим настучали, когда они пытались прорваться на танцы. А чего хотели? Мы в школу не пускаем, нас в отместку – в клуб. Правда, есть возможность устроить постоянную клубную прописку. Народ знает, как. Две бутылки водки, и ты свой на веки вечные. Однако по морде всё едино могут дать, если кого не того пригласишь на танец. Но то другое дело, тут любовь, ревность и высокие чувства. Две водяры дорого, опять же отдашь их и только проход получишь, а авторитет не заработаешь. Вот если сам протыришься раз несколько и примелькаешься, тогда ты клёвый.
Вторая новость с метеостанции. Идет шторм, накроет завтра к вечеру. Значит, два дня ветер, пурга, из дома не выйдешь. Запасаемся хлебом и водкой, чтобы не бегать в магазин. Лучше бы шторм пришел числа третьего, тогда бы в школу не пошли. Но весть хороша, последняя пурга, после нее начнется лето.
На фильм пришло больше половины класса. Часы оценили, но они не особо понравились. В прошлый раз на широкий ремешок реагировали куда сильнее. Сокол вернул, было, деньги за билет, его мать простила, но в последний момент потратился на женщин, купил шоколадку Юне. Ирка не появилась, Лётчик сам не знает, придет она или нет.
Когда стали рассаживаться, вместо Жеки ко мне подсела продавщица из книжного.
Сокол попросил поменяться, чтобы оказаться рядом с Машкой Юн.
Только когда пошел журнал «Новости дня», в кресло села Ирина с накрашенными ресничками.
Я с интересом смотрел на экран. Черно-белый экран, узнаваемая заставка. Суслов открыл заседание, Громыко сделал сообщение, космонавт Береговой задал вопрос, рабочие высказались, ратифицировали. Субботник, праздник труда, с высоким качеством, сверх плана всегда и везде. США бомбят Вьетнам, естественно, мы осуждаем. Дальше в таком же роде. В конце журнала показ новых моделей обуви и требование свободы Анджеле Дэвис.
От волнения при проходе манекенщицы в новых туфлях подруга не заметила, как ее рука оказалась в моей. Когда зажегся свет, она попыталась вернуть, но я не отдал.
Фильм был жизненный, антураж как в нашем поселке. Называется «Веришь, не веришь». Действие происходит в такой же глуши, как наша. Улучшенной до киноверсии, конечно. Она любит его, но ребенка рожает от другого. Он приходит из армии и едет к ней на нефтеразработки. Туда же направляется отец ребенка. Оба дружно переживают. В конце она с ребенком сбегает от обоих. Фильм – нуднятина жуткая. Мне понравились только две вещи. В самый трагический момент удалось приобнять Ирку, а в конце разок ее чмокнуть. К сожалению, только в щечку.
Еще в пылу от переживаний Ириска шепнула:
– Кимба тоже беременная.
– Да ты что! От кого?
– Не говорит, только ревет.
После выхода из зала Жека выглядел счастливей меня, а Юна была слегка растрепана.
Через час вернулся домой, несколько смущенный. Ирку я проводил, и в подъезде она даже чмокнула меня в щечку, но тут вошел ее папа. Не факт, что засек чмоки, но выглядел весьма ошарашенным.
Дома оказались неожиданные гости. Марк Аркадьевич, дядя Витя и человек, представленный дядей Юрой, хотя в палате Петр Петрович называл его Тузом. Пока меня ждали, они уже выпили по чуть-чуть с родителями, начальник рассказал про мои успехи на ниве рисования стенгазет, а дядя Витя профессиональным взором осмотрел инструменты для переплета. За едой спросили про учебник китайского языка. Интересуются, зачем мне он?
Заявляю:
– Так ведь полезно! Английский многие знают, а китайский почитай никто. А язык потенциального противника знать надо.
– И как получается?
– Не очень. Поговорить не с кем.
– Господи! – удивилась мама. – Как ты его выучил?
– Просто учебник под руку попался.
– М-да… Есть талантливые дети, – задумчиво промолвил Марк Аркадьевич.
Как оказалось, люди зашли по делу. Петр Петрович очень плох. Перед отъездом в Питер решил распорядиться имуществом. Мне велел отдать ружья и охотничье снаряжение, которое найдется в его доме. Дескать, если встанет, то заберет, а коли помрет, пусть спасителю на память будет. Вот душеприказчик дядя Юра в присутствии свидетелей и выполнил его волю, принес то, что нашлось в доме дяди Пети на тему охоты.
В красивом кожаном чемодане хранится шикарная немецкая трёхстволка с двумя стволами двенадцатого калибра и под ними третий, нарезной, под мелкашечный патрон. Приклад и цевье резные, железо изрисовано золочёной гравировкой. Принадлежности для чистки в вышитом чехле. Такое ружье в музей надо нести, а не на охоту с ним ходить. К нему прилагается новый патронташ, с уже снаряжёнными бумажными гильзами. Есть еще коробка с такими же.
Второе ружье – древняя курковая одностволка ИЖ-5 калибра 28. Она сильно потаскана и побита, приклад в двух местах обмотан бечевой, но смазана и ухожена. Калибр маленький, однако промысловики предпочитают именно его. Легче ружье, дешевле боеприпасы. Кстати, диаметр ствола 14 миллиметров, против 19 у двенадцатого калибра. Так что пусть пуля вдвое легче, но тоже не слабая. К нему дали коробку с двумя десятками патронов в латунных гильзах.