Основы Науки думать. Книга 1. Рассуждения Шевцов Александр

В этом разделе я буду заниматься, скорее, не собственно рассуждением, а отношением к нему психологов. Это позволит освободиться от того обаяния, которое живет для обычного человека в слове «психология». Мы непроизвольно ожидаем, что психолог может чудо, он способен изменить нашу жизнь, найти решения, спасти…

Психологи не знают, что делать с таким подарком судьбы. Пока они были простыми людьми, которые только мечтали стать психологами, они и сами верили, что психолог – это душевед и немножко кудесник. Но поступив учиться, довольно быстро поняли, что психология – это естественная наука, которая чудес не делает и даже изгоняет их вместе со всем чудесным из жизни этого мира.

И если они не сбежали тогда, то, значит, сломались и приняли договор психологического сообщества о том, что они – одно большое сообщество, ведущее битву за долю общественных благ. Можно сказать, войсковой лагерь, где все подчинены общему командованию, но каждый хочет что-то поиметь и лично себе…

После этого, чтобы их узнавали, они долго и тщательно подбирали наряды, оружие, знамена и опознавательные значки, изучали язык и способы поведения… Теперь они узнаваемо свои, но они больше ничего не знают о душе и даже хуже: именно психологи и должны убедить покоренное население этой страны, что души нет! Они шли, чтобы изучать душу, а оказались завербованы во вражескую армию только потому, что она назвала себя психологией…

С рассудком и рассуждением у верных бойцов армии научной психологии примерно так же, как и с душой. И в том смысле, что психологи не изучают рассуждение, и в том, что сами они рассуждают плохо… Все-таки рассуждению, чтобы им владеть, надо учиться. А как учиться тому, что изгнал из своего мира вместе с рассудком, разумом и даже умом?!

Глава 1. Рассуждение психологов

То, что у психологов сложности с рассудком, я показывал в предыдущей книге. Для них рассудок – один из типов работы логического мышления. Что такое логика, психологические словари не объясняют, предоставляя читателю самостоятельно сделать простейшее умозаключение, что это именно та логика, что описывается в учебниках логики. Соответственно, и за определением логического мышления, очевидно, нужно обращаться не к психологам, а все к тем же логикам…

Тем самым психологи отбирают у себя понятие логического мышления и передают философам, скрыто намекая, где таится их источник знаний о рассуждении. И все же я попробую посмотреть, что думали психологи о рассуждении. Начну с самого верхнего слоя психологической культуры – со словарей и учебников. Начну с последних, опускаясь по слоям истории.

В Предисловии к этой книге я приводил выдержки из манифеста новой, революционной психологии, созданного Введенским, в которых он изгоняет разум, ум и рассудок из своей науки. Как ни странно, но его призыв сработал. Чем ближе психологические словари к нашему времени, тем реже встречаются в них эти понятия.

«Энциклопедический словарь Психология» В. Бачинина в 2005 году не знает ни одного из этих понятий. В 2003 году их не знает словарь-справочник «Психология» Р. Немова. В том же 2003 году их не знает «Психологический словарь» Копорулиной и проч., а «Большой психологический словарь» Мещерякова и Зинченко знает только «разум», да и то в значении «формы мышления, которая позволяет человеку переработать данные созерцания и представления». В общем, завещание дедушки Введенского в действии.

В 2001 году «Словарь практического психолога» Головина просто перепечатывает статью из словаря Петровского и Ярошевского слово в слово, наверное, пользуясь тем, что в Советском Союзе не действовало авторское право.

Словарь «Психология» Петровского и Ярошевского 1990 года не имеет статьи «рассуждение». Придется извлекать понимание из имеющейся в нем статьи «Рассудок и разум». Она же, лишь с переставленным названием – «Разум и рассудок», без изменений перепечатана в словаре «Общая психология» Петровского в 2005-м. Приведу начало этой статьи, чтобы дать понятие о том, как непросто у психологов с рассудком:

«Рассудок и разум (в философско-психологической традиции) – два типа работы логического мышления. Рассудок, будучи одним из моментов движения мысли к истине, оперирует в пределах сложившегося знания данными опыта, упорядочивая их согласно твердо установленным правилам, что придает ему характер “некоего духовного автомата” (Б. Спиноза), которому присущи жесткая определенность, строгость разграничений и утверждений, тенденция к упрощению и схематизации.

Это позволяет правильно классифицировать явления, приводить знания в систему. Рассудок обеспечивает успешную адаптацию индивида к привычным познавательным ситуациям, в особенности при решении утилитарных задач. Ограниченность рассудка заключается в его негибкости и категоричности, в его неспособности выйти за пределы анализируемого содержания. В тех случаях, когда умственная деятельность человека исчерпывается операциями рассудка, она становится абстрактно-формальной».

А ограниченность клавиатуры, на которой я печатаю эти строки, наверное, заключается в том, что ею нельзя забивать гвозди…

Я вообще не понимаю, что пишут эти люди! Не дав определения собственно рассудка, они сокрушаются по поводу его ограниченности, будто хотели, чтобы он был не рассудком, а, к примеру, творческим воображением. К тому же осуждают его за то, что он работает «абстрактно-формально», будто рассудок должен постараться и стать тем, что нравится психологу как личностная черта.

Рассудок – это рассудок. Он данность, и его надо бы познать и понять. Психологи же сокрушаются, что рассудок плохо работает моментом движения к истине, ни на миг не усомнившись в том, что рассудок – часть познавательной способности человека, как это заявили философы. Философы, вроде Введенского, сами признавались, что набредили с понятиями разума и рассудка, что же держаться за научные предрассудки?! Ведь у психологов в руках орудие, позволяющее обеспечивать философов знаниями о действительности. Телега явно поставлена впереди лошади.

Рассудок – это способность рассуждать. О рассуждении в этом словаре нет ни слова…

Любопытное определение рассудка появилось в 2007 году в «Психологическом иллюстрированном словаре» И. Кондакова. Определение не слишком удачное и самостоятельное, но в нем есть определенная смелость:

«Рассудок (от древнерусского розсудъ – рассуждение, решение). В рамках философской традиции, которая берет свое начало в античности, рассудок, как способность к рассуждению, к дискурсу, отличается от разума, предназначение которого состоит в познании божественного, абсолютного, бесконечного. Рассудок, получая свое содержание от чувств, разводит все в стороны, а разум, выступая высшей ступенью познания и имея своим предметом безусловные основания мироздания, все охватывает в едином акте (Н. Кузанский, И. Кант, Ф. В. Й. Шеллинг).

В психологии данная традиция находит свое выражение в трактовках рассудка как формы логического мышления, основанного прежде всего на данных эмпирического опыта, в отношении которого применяются определенные, заранее известные алгоритмы (сравнение, выделение, классификация, подведение под понятие и т. д.).

Синоним. Дискурсивное мышление».

Любопытно: древние греки так прямо и говорили о рассудке и разуме? Или же они все же говорили о логосе, нусе, фрэнесе, доксе, в конце концов?

А если они не говорили о наших разуме и рассудке, как удалось увязать их именно с тем, что называет Кондаков. К примеру, что там разводит рассудок? И как это наш разум занимается познанием божественного и абсолютного? Да и насчет того, как понимание рассудка древними греками отразилось в психологии, мы уже читали у Введенского. И все же, что такое, по понятиям Кондакова, дискурсивное мышление?

«Дискурсивное мышление (от лат. Discursus – рассуждение). Форма мышления, которая характеризуется последовательным перебором различных вариантов решения задачи. Чаще всего осуществляется на основе связного логического рассуждения, где каждый последующий шаг обусловлен результатом предыдущего».

Если я правильно понял, рассудок – это форма мышления, работающая на основе связного логического рассуждения. Следовательно, не все виды рассуждения относятся к рассудку? К тому же, рассудок – не совсем связное и логичное рассуждение?

Либо Кондаков перемудрил, либо я его не понимаю.

Однако, так обстоит дело с самым общедоступным слоем психологической культуры, запечатленной в психологических словарях.

Вслед за ними идет слой культуры, воплощенной в общедоступных учебниках. Я хотел пройтись по ним так же, как по словарям, последовательно разбирая их понятия о рассуждении. Но просмотр примерно десятка учебников новой России и Советского Союза показал: у всех их есть общий источник понимания рассуждения. Источник этот – «Основы общей психологии» Рубинштейна. Этим источником и стоит заняться.

Глава 2. Рубинштейн

История все расставила по своим местам, и с ее высоты стало очевидно: в довоенном Советском Союзе было лишь два крупных психолога – Выготский и Рубинштейн. В науке, конечно, в политике их было значительно больше. Все остальные либо были зависимы от них, либо были самостоятельны, но не доросли. При этом Выготский выглядит как-то романтичней и одаренней, но у него нет работ по общей психологии, и поэтому его последователи не могут стать школой. Школа осталась только после Рубинштейна, и по ней до сих пор развивается вся наша научная психология.

Сергей Леонидович Рубинштейн (1889–1960) учился в Марбурге. Там он в 1913 году окончил философский факультет и защитил докторскую диссертацию «Очерк проблемы метода», которая в 1914 и была там же опубликована. Затем он переехал в Одессу и с 1919-го доцент, а потом и профессор кафедры философии и психологии Одесского университета. С 1930 по 1942 – зав. кафедрой психологии Ленинградского государственного педагогического института. Затем он переезжает в Москву и заведует кафедрой психологии МГУ, с 1945 по 1949, а потом с 1956 по 1960 – заведует сектором психологии в Институте Философии АН СССР.

Чтобы стать действительно ведущей фигурой в нашей психологии, надо работать в Москве. В 1940-м году Рубинштейн создает работу, которая и заложила основы всей советской школы психологии – «Основы общей психологии». В 1942 году он получает за нее Сталинскую премию, что позволяет ему оказываться в Москве. Это определенно было «кадровой перестановкой» – власть подсказывала психологам, что есть верный курс в их науке. Поэтому предшествовавший поиск Рубинштейна можно считать одобренным, как путь к созданию подлинно марксисткой психологии, о которой было заявлено красными идеологами еще в начале двадцатых.

Правда, в 1947 году Рубинштейн оказался одним из тех, кого «критиковали» как космополита, то есть человека без родины, живущего мировыми ценностями, а не ценностями этой страны. Какой страны, любопытно узнать?

Если Советского Союза, то и весь марксизм был космополитичен. Если же России, то не было после революции такого психолога, который бы исходил из своих русских предшественников. Сочинения их действительно оставляют ощущение, что это стая американского воронья, готовая, как германские евреи с приходом фашистов к власти, сняться и улететь в Америку. Как они и сделали, когда начались гонения.

Но увязывать эту черту ранней советской науки с тем, что ее, по преимуществу, делали евреи, не приходится – все наши психологи той поры космополитичны. Думаю, по двум причинам: русскими быть нельзя, потому что тогда ты затаившийся враг «из бывших», а сама наука, включая марксизм, требует от ученого оторваться от родных корней и стать членом международного научного сообщества. И Рубинштейн, и Лурия начинали с зарубежных публикаций. Значит, вполне могли уехать или остаться там. Но не уехали. Не уехал и Выготский. Они и не хотели, они хотели жить здесь. Но вот душой они действительно были не в России, а в Науке…

Рубинштейна в 1949 сняли со всех постов, подвергли критике и «Основы общей психологии», но это не имело значения, не было в Советском Союзе психолога, который мог бы действительно с правом критиковать эту книгу. Для этого надо было быть хотя бы равным Рубинштейну. Поэтому после смерти Сталина Рубинштейна восстановили на всех должностях, а «Основы» стали основами, и все наши учебники психологии так или иначе повторяют их. По крайней мере, в общем устройстве и в той части, что касается рассуждения.

Главная книга Рубинштейна «Основы общей психологии» выросла из работы, которую Рубинштейн писал тогда, когда Выготский работал над своей главной книгой – «Мышление и речь». Выготский умирает в 1934 году, тогда же посмертно издают и эту его книгу. А в 1935 Рубинштейн издает «Основы психологии», за которую в 1937 ему без защиты была присуждена степень доктора педагогических наук по психологии. В 1940-м он сам напишет, что именно из нее выросла его новая работа, «но по существу – как по тематике, так и по ряду основных своих тенденций – это новая книга».

Но и издание 1940 года было изрядно переделано Рубинштейном, когда он переиздавал «Основы» в 1946. В частности, была в значительной мере убрана критика Выготского, в частности, в интересующих меня вопросах. В 1989 году ученики Рубинштейна осуществили третье издание «Основ», в сущности, переиздав текст издания сорок шестого года, но дополнив его своими комментариями и отрывками из тех работ Рубинштейна, что позволяли полней раскрыть его взгляды на отдельные предметы.

Поэтому я буду пользоваться первым и третьим изданием, говоря о последнем, и как о втором.

Рубинштейн крупный психолог, к тому же рассматривающий психологию философски. Как и Выготский. Его нельзя просто пересказать, как словари или университетские учебники, – от этого ошибки, если они у него есть, не станут очевидными. Его надо понять, насколько это мне доступно. Для этого придется сначала взглянуть на его работу как на явление культуры.

А это значит, мне придется сделать отступление и дать краткий очерк той культурной среды, в которой рождалась психология Рубинштейна. Точнее, тот ее раздел, что, так или иначе, посвящен нашей способности рассуждать. Раздел этот в современной психологии называется Мышление.

Отступление. Психологическое мышление

Культурная среда, в которой вызревали заложенные Рубинштейном в основания всей советской психологии понятия о мышлении, конечно, была психологическим сообществом. Это люди с их взглядами. Безусловно, при этом надо учитывать идущее извне воздействие общества на это сообщество. В советское время это воздействие очевидно, оно определяется идеологической политикой новой власти, подкрепленной репрессивным аппаратом.

Требования советской идеологии ложатся вполне распознаваемым слоем культуры во все, что пишут психологи. Наружную его часть распознают все, потому что эти очевидные вкрапления цитат из классиков марксизма-ленинизма и призывы к правильному поведению похожи на политические лозунги. Однако есть и внутренняя часть, так сказать, присутствие искреннего марксиста, как писали про себя метры советской психологии, вроде Леонтьева.

Тут надо учитывать, что никакого давления на психологов до 1928 года не было. Да и после двадцать восьмого года оно было незначительно. Действительные сложности начинаются с середины тридцатых, когда психологам понемножку начинают «вправлять мозги» партийные товарищи. Тем не менее, уже с начала двадцатых психологи сами ставят себе задачу разработать новую науку – марксистскую психологию. И ее просто по цитатам не распознаешь, она – в самом строе мысли.

Следовательно, у советских психологов надо различать не меньше двух слоев культуры – внешний идеологический и мировоззренческий, – лежащих поверх собственно поиска истины. В действительности, этих слоев больше. Но третий слой, в какой-то мере, исторически шире, чем советская культура. Внешне он выглядит как зависимость от западных – европейских и американских – интересов в психологии.

Именно интересов, а не психологов. С их психологами наши ученые свободно спорили. Но вот освободиться от тематики не могли – у Советского Союза стояла задача ДИП – догнать и перегнать – сначала весь капитализм, а потом Америку в частности. Как военного врага. А врага надо знать…

Однако слой культуры, который можно назвать «любыми силами не отстать от Запада», уходит корнями в дореволюционное прошлое. В нашей философии бытует мнение, что Россия не философская страна, и вся наша философия была заимствована. В силу этого, можно сказать, что задача не отстать всегда стояла перед нашей философией вообще и психологией в частности. Но это будет верно лишь отчасти.

Зависимость нашей философии от западной до середины девятнадцатого века была иного качества, чем после появления естественнонаучного мировоззрения. Она была романтической. Философы наши, конечно, учились у западных философствованию. Особенно ярко это было во времена увлечения вольтерьянством и после появления немецкого идеализма Канта, Фихте, Шеллинга и Гегеля.

Но романтичность предполагала свободный душевный выбор, а значит, и вполне определенную свободу в отношении к предмету почитания. Об этом прекрасно написала Татьяна Владимировна Артемьева, рассказывая о русской метафизике считающегося философическим восемнадцатого века:

«Таким образом, совокупность принятых в западных системах терминов не играла в русской философии роль категориального аппарата, а имела другой, хотя и достаточно важный для понимания смысл. <…>

Для нее прежде всего важен сам процесс исследования, “размышление над”, а не “приведение к”. Законченное рассуждение с логическим выводом – это не итог метафизичествования, а его составная часть, “концепт”, категория, “кирпичик”, из которого построено причудливое здание философствования. Мыслитель добывает материал для своей постройки в разных культурных рудниках. Он использует мрамор античной культуры, и добротный гранит Нового времени, и причудливые украшения, привезенные с Востока» (Артемьева, с. 15).

Эта мысль о метафизике восемнадцатого столетия полностью относится и к первой половине века девятнадцатого. Наши философы, вроде Авсенева, Галича, Карпова, Голубинского, безусловно перерабатывают то, что пишут в других странах, но при этом пытаются сказать что-то свое. Для меня это особенно ярко видно на примере Василия Николаевича Карпова, издателя и переводчика Платона.

Историки русской философии, вроде Введенского или Шпета, отзывались о нем язвительно. В итоге Карпов ушел в забвение и неизвестен русскому читателю, в том числе и профессиональному, то есть получившему философское образование. Между тем он пишет о феноменологии на полвека раньше Гуссерля и того же Шпета. Пишет, обгоняя свое время. Но Шпет не видит этого. Увлечение платонизмом, к которому Карпов приходит, не удовлетворившись немецким идеализмом, приводит его к обоснованию прикладной философии самопознания. Но этого не видит вообще никто из философов, писавших о нем.

Точнее, видят как личное чудачество, как исторический факт, который никому не интересен. В последнем слове скрыт ответ: интерес – англоязычное слово, обозначавшее исходно денежную выгоду. Видеть самопознание современному философу не выгодно. Не выгодно же стало с того времени, когда понятие выгоды стало правящим в научном мировоззрении вместо истины – со второй половины девятнадцатого века.

Происходит это более, чем не случайно. Это такая же неизбежность, как русская революция. В это время по всей Европе завершается одна большая революция – к власти приходит новый класс – буржуазия. С его приходом правящим становится буржуазное мировоззрение, основой которого и является выгода. Орудием захвата власти буржуазией было Просвещение. Но сутью этого захвата был именно переворот мировоззрения.

В мире, который видится иначе, который перевернут, то, что было вверху, оказывается внизу. В силу этого оно вызывает отторжение и отвращение. Так поступили с ценностями аристократии, чтобы освободить свято место на престоле. А заполнили его тем, что было главным для нового Властителя. В итоге старые философские понятия были объявлены смешными или вредными, а на смену им пришел «свет разума» по имени естественнонаучное мировоззрение.

Мировоззрение это строилось на гипотезах, но подавало себя как единственную истину. В сущности, произошла подмена. Истина из мира была перенесена в науку. Теперь истиной стало не то, что есть, не естина, а то, что говорит Наука! Научно – значит истинно…

И вот множество ученых, чувствуя, что в новом мире надо вести борьбу за выживание, суетливо изъявляют приверженность новому мировоззрению, отрекаясь от старых, метафизических или идеалистических взглядов. Все это – не более чем политическая борьба, ничем не отличающаяся от того, что будет происходить в России после революции. Но принято считать, что это была выработка новых научных парадигм или борьба за научную чистоту.

Всё это ложь. И мы ее хлебнули сполна в Советском Союзе, где просто нельзя было исследовать то, что не соответствует правящей идеологии, даже если это есть и без этого мы в тупике. Самое главное, что за рубежом, где в это время правили «свобода и демократия», было то же самое. Только там власти не так сильно лезли править мировоззрение ученых. Поэтому они делали это сами и вполне успешно травили своих собратьев.

Чего стоит один пример дианетики, которую вытравили из США исключительно по экономическим соображениям, даже не озаботившись понять, было ли за этой странной наукой зерно истины. Конкурентная борьба за рынки при капитализме – вещь жестокая и кровавая!

Третий слой сознания наших психологов, безусловно, связан с естественнонаучностью. В психологии это особенно заметно – она, в отличие от философии, уж слишком откровенно попыталась предать себя и стать частью биологии, то есть естествознания. И с тех пор всё тянутся перед ней неверные, кривые пути… Наука о душе без души!

Все эти напластования над тем, что соответствует действительности, как-то надо суметь разглядеть в тех работах, которые составили культуру нашей современной психологии. Признаюсь, мне это совсем не просто.

В науке есть такое понятие – корпус – свод или совокупность основных работ или понятий. В сущности, это лишь простонаучно названное тело, что я и предпочту. Корпус научных понятий – это то, что составляет тело определенной науки или научной дисциплины. И проще всего его рассмотреть по оглавлениям тех книг, которые считаются основными в этом направлении. Сейчас, правда, предпочитают использовать словечко еще красивше – парадигма.

Для психологии в целом такими книгами, в которых выложены корпус или тело психологических понятий, являются учебники или работы вроде Рубинштейновских «Основ общей психологии». В самом кратком виде он описан в их оглавлениях.

Беру, можно сказать, наобум несколько книг с полки и изучаю названия разделов.

Крутецкий В. А. Психология. Для пед. училищ. 1986 год.

Введение. Немножко мути про материалистически понимаемую психику и мозг.

Личность и деятельность.

Познавательные процессы личности:

– Ощущения

– Восприятие

– Память

– Мышление и речь

– Воображение

Эмоционально-волевая характеристика личности

– Эмоции и чувства

– Воля

Психологические особенности личности

– Темперамент

– Характер

– Способности

Вот, в сущности, и всё, что изучает современная психология. За этим только специальные темы, вроде возрастной и педагогической психологии. Учебник Крутецкого – это, условно говоря, научный ширпотреб.

А вот мэтр психологии: Леонтьев А. Н. Лекции по общей психологии. 2000. На самом деле это издание лекций, отчитанных еще в 1973–75 годах:

Введение. Изрядно мути о марксистской мечте о марксистской психологии.

Восприятие

Внимание и память

Мышление и речь

Мотивация и личность

Видны авторские предпочтения. К тому же это не учебник, а лекции, в которых автор чувствовал себя свободней. И все же, это и есть основной корпус современной психологии. Он узнаваем.

Еще один учебник, теперь университетский и более ранний. Иванов П. И. Общая психология. 1964.

Раздел 1.

Предмет, значение и методы психологии. Немножко мути в свете марксистско-ленинской философии.

Нервно-физиологические основы психики.

Развитие психики.

Раздел 2. Психические процессы

Ощущения

Восприятие

Память

Воображение (фантазия)

Мышление

Речь

Внимание

Чувства (эмоции)

Воля

Умения, навыки, привычки

Раздел 3. Индивидуальные особенности личности

Темперамент и характер

Способности и интересы

Но вот беру «Общую психологию», так сказать, классика советской психологии Узнадзе:

Введение. В нем даже о самонаблюдении, наблюдении и эксперименте.

Биологические основы личности.

Психология установки.

Психология эмоциональных переживаний.

Психология поведения

Психология восприятия

Психология мнемических процессов. Это о памяти.

Психология мышления

Психология внимания

Психология воображения

Это в изрядной мере иная наука. Корпус ее наполовину не совпадает с современным. Почему? Потому что эта книга написана в 1940-м году. То есть Узнадзе писал до того, как «Основы общей психологии» Рубинштейна получили Сталинскую премию. А что предложил Рубинштейн?

Часть 1.

Предмет психологии

Методы психологии. И тоже о наблюдении и самонаблюдении.

История психологии

Часть 2.

Проблема развития в психологии

Развитие поведения в психике животных

Сознание человека

Часть 3.

Психические процессы в действии

Ощущение и восприятие

Память

Воображение

Мышление

Речь

Внимание

Эмоциональные процессы

Волевые процессы

Часть 4.

Деятельность

Часть 5.

Направленность личности

Способности

Темперамент и характер

Самосознание личности и ее жизненный путь

Вот это и есть корпус современной психологии как науки. Это ее тело. Как видите, учебники попроще стараются повторить его как можно ближе к первоисточнику. Мэтры творчески отступают. Слегка. Чтобы не очень выделиться…

А что было до Рубинштейна?

В сущности, полноценных учебников общей психологии до него не было. В советскую пору, конечно. Хотя задача такая была поставлена еще в середине двадцатых. И уже в 1925 году в издательстве «Работник просвещения» вышла работа С. В. Кравкова «Очерк психологии», которая как раз и пыталась решить задачу создания марксистского учебника общей психологии. Вот как виделся корпус психологии тогда:

Целостность психо-физического существа

Реактивный характер психической жизни

Психическое развитие

Восприятие

Память

Внимание

Чувства

Мышление

Воля

Это заказ идеологической машины, которая ведет просвещение. Он еще не точен, идет поиск. Через десять лет, в 1934 году выйдет работа Выготского «Мышление и речь», которая многое уточнит. А в 1935 году, как вы помните, первая попытка Рубинштейна – «Общая психология», из которой и вырастут «Основы». И в том же 1935 году появится книга Блонского «Память и мышление», которая, как и работы Выготского, была посвящена лишь части корпуса, а именно, мышлению.

Я отмечаю это, чтобы сделать очевидным: в советское время идет мощная разработка именно этой части психологии. И я назову ее новой частью. И эта часть уверенно и определенно входит в современную психологическую парадигму. Однако так было не всегда.

До этой книги было несколько работ переходного периода. Одна из них принадлежит человеку, чье дело продолжал Выготский и который умер достаточно рано, чтобы Советская власть не успела объявить его врагом. Николай Николаевич Ланге (1858–1921), в сущности, был преемником и продолжателем дела Сеченова. Классик при жизни. После революции он возглавлял кафедру психологии Одесского университета. На этом посту его сменил Рубинштейн.

Последней книгой Ланге, завершенной, очевидно, в годы революции, была «Психология», где он попытался создать новый образ этой науки. Казалось бы, именно Рубинштейн должен был продолжить его дело. Однако, как пишет Ярошевский, издавший эту книгу Ланге под названием «Психический мир», «Рубинштейн оказался безразличным к полной новаторских идей книге Ланге “Психология” о которой сказано только то, что она “хороший сводный очерк психологии”» (Ярошевский, с. 34).

«Сказано» было в некрологе, который Рубинштейн написал на кончину Ланге. Прав ли он был? Мы знаем, как развивалась психология. Значит, в том, что предложил Кравков, а Рубинштейн закрепил, была сила. А вот, что предлагал Ланге:

Психический мир и его эволюция. (Много о биологическом происхождении психики.)

Борьба воззрений современных психологов

Душа и мозг

Ощущения

Восприятия и иллюзии

Ассоциации и память

Чувство и эмоции

Волевая деятельность

Ланге определенно не был бездарен или лишен чутья. Но у него еще нет мышления. И есть сильно устаревшие ассоциации и уж совсем неприемлемая душа. И даже если он ее и отрицает, а это именно он придумал понятие «психология без души», он все равно ведет себя неприлично.

Книга Ланге показательна тем, что в ней еще нет культурных наслоений марксизма. Он исключительно естественник. И тем она страшней. Но мне сейчас важно, что это – переходная книга от марксистской, идеологизированной психологии, к естественнонаучной психологии предреволюционной поры.