Давший клятву Сандерсон Брендон

Может, это существо когда-то — в те далекие позабытые времена — было человеком?

Они понятия не имели. Они ничего не знали! После первого отчета Шаллан Навани отправила своих ученых на поиски сведений, но доступ к книгам по-прежнему был ограничен. Даже имея возможность обращаться в Паланеум, Шаллан не испытывала оптимизма. Ясна годами выискивала сведения об Уритиру, и большинство из найденного было недостоверным. Слишком много лет прошло.

— Подумать только, оно все это время было здесь, — пробормотала Палона. — Пряталось там, внизу.

— Ее заперли в темнице, — прошептала Шаллан. — В конце концов, много веков назад, она освободилась. С той поры ждала здесь.

— Что ж, надо выяснить, где содержатся остальные, и позаботиться о том, чтобы они оттуда не удрали.

— Не знаю, был ли кто-то еще пойман.

Шаллан ощутила одиночество Ри-Шефир — то, как ее схватили, в то время как другим удалось спастись.

— Ну так…

— Они там, где были всегда, — на свободе. — Шаллан чувствовала себя измученной, и ее веки опускались вопреки настойчивым заявлениям Адолину о том, что она вовсе не так уж сильно устала.

— Мы должны были бы их обнаружить.

— Не знаю, — буркнула Шаллан. — Они… они показались бы нам обычными. Такими, какими и должны быть.

Она зевнула, а затем рассеянно кивнула, пока Палона продолжала говорить и ее речи перерождались в похвалу Шаллан за все, что она сделала. Адолин произносил те же слова, против чего девушка совсем не возражала, а Далинар был с нею по-настоящему добр, а не изображал суровую скалу, как обычно.

Шаллан не открыла им, как близка была к тому, чтобы сломаться, и какой ужас испытывала при мысли о том, что однажды встретится с этим существом снова.

Но… может быть, она и впрямь заслужила кое-какое признание. Ребенком она покинула дом в попытке спасти семью. Впервые с того дня на корабле, когда Йа-Кевед таял позади нее, Шаллан почувствовала себя так, будто могла справиться со всем этим. Могла отыскать в жизни подобие стабильности, контроля над собой и своим окружением.

Удивительное дело — она почувствовал себя… почти взрослой.

Шаллан улыбнулась, закуталась в одеяла, попивая чай, и — на мгновение — выкинула из головы то, что почти целый отряд солдат видел ее без перчатки. Небольшой конфуз — ерунда. Вообще-то, она все сильнее убеждалась в том, что Шаллан-Вуаль-Сияющая сумеет справиться со всем, что жизнь вывалит на нее.

Шум снаружи вынудил ее резко сесть, хоть и не казался опасным. Какая-то болтовня, несколько возбужденных возгласов. Она не сильно удивилась, когда вошел Адолин, поклонился Палоне — у него все же были хорошие манеры — и подбежал к ней, все еще в мятой униформе, поверх которой носил осколочный доспех.

— Не паникуй, — бросил он. — Это хорошая новость.

— Новость? — с растущей тревогой спросила Шаллан.

— Понимаешь, кое-кто только что прибыл в башню.

— А, ты об этом. Себариаль уже сообщил, что мостовичок вернулся.

— Он? Нет, я о другом.

Адолин замялся, подбирая слова, и тут голоса приблизились, а потом в комнату вошли несколько человек.

И первой среди них была Ясна Холин.

Интерлюдии

Пуули — Эллистах — Венли

И-1

Пуули

Пуули, смотритель маяка, пытался скрыть от всех, как его воодушевила новая буря.

Это трагедия. Настоящая трагедия! Так он сказал Сакин, пока та плакала. Она считала, что весьма возвысилась и получила благословение, выйдя замуж вновь. Сакин переехала в принадлежавшую мужу отличную каменную хижину за северными утесами города — там, где можно было разбить сад.

Пуули собрал куски дерева, которые странной бурей принесло на восток, и высоко нагрузил ими свою тележку. Он потащил ее обеими руками, оставив Сакин плакать по мужу. Теперь, получается, у нее все трое погибли в море. Настоящая трагедия.

И все же он был от бури в восторге.

Пуули катил свою тележку мимо других разрушенных домов к западу от утесов, где они как будто были в безопасности. Дед Пуули помнил времена, когда утесов здесь не было. Сам Келек разломил землю посреди бури и создал превосходное новое место для домов.

И где теперь богачи будут строиться?

А богачи в городе были, что бы там ни твердили путешественники. Они останавливались в этом маленьком порту, на раздробленном восточном краю Рошара, чтобы укрыться от бурь в бухте вдоль утесов.

Пуули толкал свою тележку мимо бухты. Там капитанша-чужеземка — с длинными бровями и кожей желто-коричневого, а не приличного голубого цвета — пыталась понять, что ей делать с поврежденным кораблем. Его швыряло по бухте, потом в него попала молния, и наконец он ударился о камни. Теперь над водой виднелась только мачта.

Настоящая трагедия, как и сказал Пуули. И все же он не поскупился на похвальбу в адрес мачты. Очень красивая мачта. Он так капитанше и сообщил.

Пуули подобрал несколько досок с разбитого корабля, которые вынесло на берег, и бросил в свою тележку. Пусть новая буря и уничтожила много кораблей, Пуули радовался ей. Втайне радовался.

Неужели наконец-то пришло время, о котором предупреждал его дед? Время перемен, когда люди с тайного острова Изначалья придут, чтобы вернуть себе Натанатан?

Даже если нет, новая буря принесла столько древесины! Куски камнепочек, ветки деревьев. Он охотно собрал все это и высоко нагрузил тележку. С добытым богатством он протащился мимо сгрудившихся рыбаков, которые пытались понять, как выжить в мире, где бури приходят с обеих сторон. Рыбаки не дрыхли во время Плача, как ленивые фермеры. Они трудились, потому что не было ветра. Воду приходилось откачивать постоянно, но ветра не было. До сих пор.

Трагедия, посочувствовал он Ау-ламу, помогая расчистить развалины на месте сарая. Много досок в итоге оказалось в тележке Пуули.

Трагедия, подтвердил он, разговаривая с Хема-Дак и соглашаясь присмотреть за ее детишками, пока она отнесет бульон сестре, что слегла с лихорадкой.

Трагедия, сообщил он братьям Драмер, помогая выловить из волн изорванный парус и разложить его на камнях.

И вот наконец Пуули завершил объезд округи и покатил свою тележку вверх по извилистой тропе к Непокорному. Так он называл маяк. Никто другой не пользовался этим именем, потому что для них маяк был просто маяком.

На вершине он оставил снаружи фрукт — приношение Келеку, Вестнику, живущему в буре. Затем затащил тележку в помещение на первом этаже. Непокорный — невысокий маяк. Пуули видел изображения гладких модных маяков, расположенных дальше в Долгобровом проливе. Маяки для богатеев, чьи корабли предназначались не для рыбной ловли. Непокорный был высотой всего в два этажа и приземистый, как бункер. Но каменная кладка хорошая, и слой крема снаружи оберегал от протечек.

Он простоял сто лет, и Келек не стал его разрушать. Буреотец знал, насколько этот маяк важен. Пуули перенес свой груз влажных дров и сломанных досок на верхний этаж и разложил возле огня — который днем едва горел — на просушку. Отряхнул руки и подошел к окну маяка. Ночью зеркала направят свет прямо из этой дыры.

Мужчина посмотрел поверх утесов на восток. Его родня выглядела как этот маяк. Приземистые, но сильные. И выносливые.

«Они придут со светом в карманах, — твердил дедушка. — Они придут разрушать, но ты все равно их жди. Потому что они придут из Изначалья. Моряки, потерявшиеся в бесконечном море. Пуули, поддерживай огонь по ночам. Пусть горит ярко, пока они не прибудут.

А прибудут они в самую темную из ночей».

Ну точно — время пришло с новой бурей. Самые темные ночи. Трагедия!

И знак.

И-2

Эллиста

Монастырь Йокаша обычно был очень тихим местечком. Он приютился в лесах на западных склонах Пиков Рогоедов. Когда приходила Великая буря, здесь проливались дожди. Сильные дожди, да, но вовсе не жуткий разгул стихий, как в большей части мира.

Эллиста всякий раз во время бури напоминала себе, как ей повезло. Некоторые ревнители всю жизнь боролись, чтобы их перевели в Йокашу. Подальше от политики, бурь и других беспокойных вещей — ведь в Йокаше можно просто думать.

Как правило.

— Ты на цифры-то посмотрел? У тебя глаза вообще с мозгом связаны?

— Мы пока что не можем судить. Трех примеров недостаточно!

— Два результата наблюдения — это совпадение, а три — закономерность. Буря бурь путешествует с постоянной скоростью, в отличие от Великой бури.

— Нельзя такое утверждать! Одно из твоих наблюдений, которые ты так расхваливаешь, — это первое явление бури, а оно было неординарным.

Эллиста захлопнула книгу и засунула в сумку. Она выскочила из закутка для чтения и бросила взгляд на двух ревнителей в шапках старших ученых, которые спорили в коридоре снаружи. Они так старались перекричать друг друга, что даже не отреагировали на ее суровый взгляд, а ведь это был один из лучших ее строгих взглядов.

Она быстрым шагом вышла из библиотеки в длинный коридор с открытыми окнами по обеим сторонам. Мирные деревья. Спокойный ручей. Влажный воздух и мшистые лозы, которые пощелкивали и натягивались, с наступлением вечера выбираясь из укрытий. Да, конечно, немало деревьев полегло из-за новой бури. Но это ведь не повод, чтобы так расстраиваться! Пусть весь остальной мир тревожится. Здесь, в главном доме Обители разума, она должна просто сидеть и читать.

Эллиста разложила свои вещи на письменном столе возле открытого окна. Влажность не очень-то хороша для книг, но слабые бури идут рука об руку с плодородием. С этим нужно просто смириться. Она надеялась, что новые фабриали, способные высасывать воду из воздуха, помогут…

— …я же тебе говорю, нам придется переехать! — раздался в коридоре новый голос. — Послушай меня, буря уничтожит эти леса. Очень скоро склон опустеет — и стихия ударит по нам в полную силу.

— Бетам, новая буря не сопровождается таким уж сильным ветром. Она не сможет сдуть деревья. Ты хоть взглянул на результаты моих измерений?

— Я в них сильно сомневаюсь.

— Но…

Эллиста потерла виски. Она брила голову, как все прочие жрицы. Родители все еще шутили, что она вступила в ревнительство попросту из-за того, что ненавидела возиться с волосами. Она сунула в уши затычки, но спор слышался и через них, так что ей пришлось снова собрать свои вещи.

Может, пойти в другое здание? Она спустилась по длинной лестнице снаружи, пройдя вдоль склона по тропе через лес. До своего прибытия в монастырь она питала иллюзии о том, каково это — жить среди ученых. Никаких склок. Никакой политики. Все было не совсем так, но большей частью люди не трогали ее. И она была счастлива здесь находиться. Эллиста напомнила себе это опять, входя в здание, расположенное ниже по склону.

Внутри был самый настоящий хаос. Десятки людей собирали сведения при помощи даль-перьев, болтали друг с другом — им не терпелось пересказать беседу с каким-нибудь великим князем или королем. Она задержалась в дверном проеме, ненадолго уставилась на все это, после чего повернулась на каблуках и вышла.

Куда теперь? Эллиста начала было подниматься назад по ступенькам, но замедлила шаг. «Наверное, это единственный путь к спокойствию…» — подумала она, взглянув в сторону леса.

Стараясь не вспоминать про грязь, кремлецов и то, что может капнуть ей на голову, она направилась в лес. Эллиста не хотела слишком углубляться — кто знает, что может обнаружиться в зарослях? Она выбрала пенек, на котором мха было не слишком много, и устроилась среди подпрыгивающих спренов жизни с книжкой на коленях.

Она все еще слышала, как спорят ревнители, но где-то в отдалении. Она открыла книжку, намереваясь сегодня наконец-то ее дочитать.

«Вема отвернулась от назойливого ухажера, светлорда Безукоризненного, прижав защищенную руку к груди и оторвав взгляд от его привлекательных локонов. В подобных чувствах, возбуждающих сомнительные свойства человеческой природы, она бы не смогла обрести удовлетворение надолго. Когда-то его знаки внимания обладали причудливой прелестью, развлекая ее в часы досуга. Теперь же казалось, они свидетельствуют о его чрезвычайном бесстыдстве и пороках».

— Что?! — воскликнула Эллиста, читая. — Дурочка, все не так! Он наконец-то признался в своих чувствах к тебе. Не смей отворачиваться сейчас.

«Как она могла принять это развратное оправдание своих когда-то целеустремленных желаний? Разве ей не следует вместо этого сделать более благоразумный выбор, к которому подталкивает непреклонная воля дяди? Светлорд Вадам получил земли в дар от великого князя и обладал средствами куда большими, чем простой офицер, пусть даже с хорошей репутацией и характером, чертами лица и нежными прикосновениями, которые благословили ветра».

Эллиста ахнула:

— Светлорд Вадам?! Ах ты, шлюшка! Забыла, как он заточил твоего отца в темницу?

«— Вема, — нараспев проговорил светлорд Безупречный, — похоже, я допустил грубую ошибку, неверно истолковав ваши знаки внимания. Теперь же глубоко смущен собственным недомыслием. Я отбываю на Расколотые равнины, и вам больше не придется мучиться из-за меня.

Он поклонился ей, как подобает истинно благородному господину, с положенной утонченностью и уважением. Это была мольба о том, чего даже монарх не мог требовать по праву, и Вема постигла истинную природу чувств, которые светлорд Безупречный испытывал к ней. Они были простыми, но полными страсти. И несомненно, полными уважения. Их благочестивость придала новый смысл его ухаживаниям — в его надежном доспехе открылась щель, и это был признак уязвимости, а не алчности.

Поднимая задвижку на двери, чтобы навеки выпустить его из своей жизни, Вема преисполнилась невероятным стыдом и тоской, которые переплелись друг с другом, почти как две нити на ткацком станке, творящем из них великое полотно желания.

— Подождите! — воскликнула Вема. — Дорогой Безупречный, подождите моих слов!»

— Безупречный, шквал тебя побери, лучше тебе подождать.

Эллиста наклонилась ближе к книге, перелистнула страницу.

«Правила приличия теперь казались ей напрасной тратой времени, ведь желание ощутить прикосновение Безупречного стало безграничным, как море, и посреди этого моря она затерялась. Девушка поспешила к нему, прижала к его плечу свою защищенную руку, а потом подняла ее, чтобы ласково коснуться его крепкой челюсти».

В лесу было так тепло. Почти знойно. Эллиста прижала руку к губам, продолжая читать с распахнутыми глазами, дрожа.

«Вот бы снова отыскать то окошко в величественных доспехах, вот бы найти схожую рану внутри самой себя, чтобы прижаться друг к другу и впустить его в свою душу. Если б только…»

— Эллиста? — позвал кто-то.

— Здесь! — откликнулась она, вскакивая и захлопывая книгу. — Хм. Ох! Ревнитель Урв. — Молодой ревнитель из Силна был долговязым и временами оскорбительно громким. Не считая, видимо, тех моментов, когда подкрадывался к коллегам в лесу.

— Что это вы там изучаете? — спросил он.

— Важные труды, — сказала Эллиста и села на книгу. — Ничего интересного для вас. Что вам угодно?

— Хм… — Он посмотрел на ее сумку. — Вы были последней, кто взял из библиотеки копию образцов Напева Зари за авторством Бендтеля? Старые версии? Я просто хотел узнать, как продвигается работа.

Напев Зари. Ну да, конечно. Они работали с этим текстом перед тем, как нагрянула буря, и все отвлеклись. Старушка Навани Холин из Алеткара каким-то образом расшифровала напев Зари. Ее история про видения была чушью — семья Холин славилась хитрыми интригами, — но ключ к переводу оказался подлинным, и это позволило им, пусть медленно, пробираться через старые тексты.

Эллиста начала рыться в сумке. Она достала три замшелые рукописи и пачку бумаг, на которых было записано то, что ей пока удалось перевести.

К ее вящему раздражению, Урв взял бумаги и уселся на землю рядом с пеньком. Положил сумку на колени и углубился в чтение.

— Невероятно, — пробормотал он через несколько минут. — Вы продвинулись дальше, чем я.

— Все слишком отвлеклись, встревожившись из-за этой бури.

— Ну, она ведь и впрямь может уничтожить нашу цивилизацию.

— Преувеличение. Волнуются из-за каждого ветерка.

Он пролистал ее страницы:

— А это что такое? Почему столько внимания уделяется тому, где был найден каждый текст? Фиксин решил, что книги на Напеве Зари все распространились из одного центра, так что мы ничего не узнаем на основании того, где они оказались в конце концов.

— Фиксин был лизоблюдом, а не ученым, — возразила Эллиста. — Послушайте, на этом основании можно с легкостью доказать, что когда-то по всему Рошару использовалась одна и та же письменность. У меня есть образцы на языках Макабакама, Села Талеса, Алетелы… Не такой уж внушительный набор текстов, но подлинное доказательство того, что они естественным образом писали на Напеве Зари.

— Полагаете, они говорили на одном и том же языке?

— Вряд ли.

— Но как же «Реликвия и монумент» Ясны Холин?

— Она не утверждает, что все говорили на одном языке, упоминает лишь об одинаковой письменности. Глупо предполагать, что все использовали один язык на протяжении сотен лет, когда десятки государств сменяли друг друга. Логичнее считать, что существовал общепринятый письменный язык — язык ученых, в точности как теперь многие пишут примечания на алетийском.

— А-а… — протянул он. — И потом наступило Опустошение…

Эллиста кивнула и показала ему верхнюю страницу в стопке своих заметок.

— Переходный, чудной язык отмечает период, когда люди начали использовать алфавит Напева Зари, чтобы записывать собственный язык. Вышло не очень. — Она перелистнула еще две страницы. — Этот обрывок демонстрирует одно из ранних проявлений прототайловоринских глифовых корней, а вот здесь у нас промежуточная тайленская форма. Мы всегда задавались вопросом о том, что же произошло с Напевом Зари. Как люди могли разучиться читать на собственном языке? Что ж, теперь все ясно. К тому моменту, когда это случилось, язык уже тысячи лет умирал. На нем не говорили на протяжении поколений.

— Блестяще! — воскликнул Урв.

«А он не так уж плох для силнца…» — мелькнуло в голове Эллисты.

— Я сам пытался переводить, но застрял на ковадском фрагменте. Если ваши выводы справедливы, то причина может быть в том, что ковадский — не истинный Напев Зари, но фонетическая транскрипция другого древнего языка…

Молодой человек скосил глаза, потом изогнул шею. Он что, смотрит на нее?

Ох нет. Всего лишь на книгу, на которой она по-прежнему сидит.

— «Ответственная добродетель». — Он хмыкнул. — Хорошая книга.

— Вы ее читали?!

— Люблю алетийские эпические истории, — рассеянно заметил он, листая ее перевод. — Но ей, правда, стоило выбрать Вадама. Безупречный был подхалимом и иждивенцем.

— Безупречный — благородный, честный офицер! — Она прищурилась. — А вот вы, ревнитель Урв, просто пытаетесь вывести меня из себя.

— Может быть. — Он пролистал до диаграммы, в которую Эллиста внесла различные грамматические формулы напева Зари. — У меня есть экземпляр продолжения.

— Существует продолжение?!

— Про ее сестру.

— Эту бледную немочь?

— Она удостоится внимания придворных и будет выбирать между крепким флотским офицером, тайленским банкиром и королевским шутом.

— Погодите. На этот раз будет трое мужчин?

— Продолжения всегда просто обязаны в чем-то превосходить первоисточник! — Он вернул ей стопку заметок. — Я вам его одолжу.

— О, правда? И какова будет цена этого великодушия, светлорд Урв?

— Вы поможете мне перевести непонятный отрывок на Напеве Зари. Один мой покровитель назначил строгий срок сдачи этого перевода.

И-3

Ритм утраты

Венли настроила ритм жажды, пока спускалась в ущелье. Эта удивительная новая буреформа сделала ее руки очень сильными и позволила висеть над пропастью в сотни футов, не опасаясь падения.

Хитиновые пластины под кожей были гораздо менее громоздкими, чем у старой боеформы, но при этом почти столь же эффективными. Во время призыва Бури бурь человек-солдат ударил ее прямо в лицо. Его копье рассекло ей щеку и переносицу, но хитиновая бронемаска под кожей отразила оружие.

Она продолжала спускаться по каменной стене, а следом продвигался Демид, ее бывший партнер, и несколько верных друзей. Венли настроила в уме ритм командования — похожий на ритм благодарности, но более мощный. Каждый из ее людей мог слышать ритмы и сопутствующие им тональности, но она больше не слышала старых, привычных ритмов. Лишь эти — новые, более совершенные.

Под нею разверзлось ущелье, где во время Великой бури вода вымыла полость.

Венли в конце концов достигла дна, а остальные спрыгнули вокруг нее — каждый приземлялся с громким хрустом. Улим двигался вниз по каменной стене; спрен обычно принимал форму шаровой молнии, которая каталась вдоль поверхностей.

На дне из молнии он превратился в человека со странными глазами. Улим присел на кучу сломанных ветвей, скрестив руки, и его длинные волосы заколыхались на невидимом ветру. Она не знала, почему спрен, посланный самим Враждой, выглядел как человек.

— Где-то здесь, — сообщил Улим. Махнул рукой и велел: — Разделитесь и ищите.

Венли стиснула зубы и загудела в ритме ярости. Ее руки оплели линии силы.

— Спрен, почему я должна и дальше подчиняться твоим приказам? Это ведь ты должен подчиняться мне.

Улим проигнорировал Венли, что еще сильней разожгло ее ярость. А вот Демид положил ей руку на плечо и сжал, загудев в ритме успокоения:

— Идем со мной, поищем в этом направлении.

Она оборвала свое гудение и повернула на юг, присоединившись к Демиду. Они вместе пробирались сквозь мусор. Отложения крема сгладили дно ущелья, но буря принесла много обломков.

Она настроила ритм жажды. Быстрый, неистовый.

— Демид, я должна быть главной. Не этот спрен.

— Ты и есть главная.

— Тогда почему же нам ничего не говорят? Наши боги вернулись, но мы их почти не видели. Мы многим пожертвовали ради этих форм, ради того, чтобы создать славную истинную бурю. Мы… скольких мы потеряли?

Иногда она об этом размышляла — в те странные моменты, когда новые ритмы как будто стихали. Вся ее работа, тайные встречи с Улимом, то, как она вела свой народ к буреформе… Все ради спасения ее соплеменников, не так ли? Но из десяти тысяч слушателей, которые сражались, чтобы призвать бурю, осталась лишь горстка.

Они с Демидом были учеными. Но даже ученые отправились на войну. Она пощупала рану на лице.

— Наша жертва не напрасна, — напомнил ей Демид в ритме насмешки. — Да, мы многих потеряли, но люди хотели нас истребить. По крайней мере, так некоторые выжили, и теперь мы обладаем великой силой!

Он был прав. И если честно, форма власти была тем, чего она всегда хотела. Венли этого добилась во время бури, заключив спрена в себя. Он был не таким, как Улим, разумеется, — для изменения формы использовались не столь развитые спрены. Время от времени она чувствовала, как внутри пульсирует тот, с кем ее сковывали узы.

В любом случае трансформация дала ей большую власть. Если совсем начистоту, благо народа всегда было второстепенным для Венли; поздно для приступа угрызений совести.

Она опять принялась гудеть в ритме жажды. Демид улыбнулся и снова сжал ее плечо. На протяжении многих дней в брачной форме между ними возникло нечто общее. Но эти глупые отвлекающие страсти теперь в прошлом. Никакой здравомыслящий слушатель не захочет их испытать. Но даже воспоминания о них создавали связь.

Они пробирались через кучи мусора, минуя несколько свежих человеческих трупов, застрявших в расщелинах. Венли была рада их увидеть. Ей нравилось вспоминать, что ее воины убили многих, несмотря на потери.

— Венли! — воскликнул Демид. — Смотри!

Он перепрыгнул бревно от большого моста, застрявшее между стенами ущелья. Венли последовала за ним, довольная его силой. Наверное, она навсегда запомнит Демида как долговязого ученого, которым он был до этой перемены, но сомневалась, что кто-то из них по собственной воле вернется к старой форме. Формы власти попросту слишком опьяняли.

Перешагнув деревяшку, она увидела, что заметил Демид: фигуру, привалившуюся к стене ущелья, с опущенной головой в шлеме. Осколочный клинок в виде застывших языков пламени поднимался рядом, воткнутый в каменный пол.

— Эшонай! Наконец-то! — Венли спрыгнула с бревна и приземлилась рядом с Демидом.

Эшонай выглядела измученной. И неподвижной.

— Эшонай? — Венли присела на корточки возле сестры. — Ты в порядке? Эшонай? — Она схватила тело в доспехах за плечи и легонько встряхнула.

Голова безвольно перекатилась.

Венли ощутила леденящий холод. Демид мрачно поднял забрало Эшонай, и они увидели мертвые глаза на пепельном лице.

«Эшонай… нет…»

— Ага, — раздался голос Улима. — Отлично. — Спрен приблизился по каменной стене в виде потрескивающей молнии. — Демид, руку.

Демид покорно протянул руку ладонью кверху, и Улим метнулся на нее со стены, а потом превратился в человекоподобную фигурку, которая стояла на ладони, как на постаменте.

— Хм. Доспех, похоже, полностью иссяк. А, вижу — пролом на спине. Говорят, что они восстанавливаются сами, даже будучи надолго отделенными от хозяина.

— Д-доспех… — пробормотала оцепенелая Венли. — Тебе был нужен доспех.

— Ну, и клинок тоже, разумеется. А зачем еще выискивать труп? Т… ох, ты думала, что она жива?!

— Когда ты сказал, что мы должны отыскать мою сестру, — выдавила Венли, — я решила…

— М-да, похоже, она утонула во время подъема воды, — перебил ее Улим и издал такой звук, словно поцокал языком. — Вонзила меч в камень, держалась за него, чтобы не унесло, но не смогла дышать.

Венли настроила ритм утраты.

Старый, низший ритм. Она не могла вспомнить их с тех пор, как преобразилась, и понятия не имела, как разыскала этот. Скорбный, мрачный тон показался ей далеким.

— Эшонай?.. — прошептала она и снова потрогала труп. Демид ахнул. Прикасаться к телам умерших было запрещено. Старые песни говорили о тех временах, когда люди разрубали трупы слушателей на части, чтобы добыть сердца. Мертвых надо оставлять в покое; так уж заведено.

Венли уставилась в мертвые глаза Эшонай. «Ты была голосом разума, — подумала Венли. — Ты была той, кто спорил со мной. Ты… ты должна была не позволять мне увлекаться. Что же мне делать без тебя?»

— Детки, давайте-ка снимем этот доспех, — распорядился Улим.

— Прояви уважение! — огрызнулась Венли.

— Уважение к чему? Это к лучшему, что она умерла.

— К лучшему? — повторила Венли. — К лучшему?! — Она встала, лицом к лицу с маленьким спреном на ладони Демида. — Это моя сестра. Она была одной из наших величайших воительниц. Она образец для подражания, мученица.

Улим запрокинул голову, изображая, что выговор его возмущает — и вызывает скуку. Да как он смеет! Он же всего лишь спрен. Он должен быть ее слугой!

— Твоя сестра, — возразил Улим, — не прошла полное преображение. Она сопротивлялась, и в конечном счете мы ее потеряли. Она никогда не была предана нашему делу.

Венли настроила ритм ярости и заговорила, выделяя каждое слово:

— Ты не будешь говорить такие вещи. Ты спрен! Ты должен служить.

— Ну так я служу.

— Тогда подчиняйся мне!

— Тебе?! — Улим рассмеялся. — Дитя, сколько ты ведешь эту маленькую войну против людей? Три, четыре года?

— Шесть лет, спрен, — вмешался Демид. — Шесть долгих и кровавых лет.

— А не хочешь ли угадать, как долго в этой войне сражались мы? — спросил Улим. — Валяй. Угадывай. Я жду.

Венли продолжала кипятиться:

— Это не имеет значения…

— О, еще как имеет, — перебил Улим, и его красная фигура окуталась электрическими разрядами. — Венли, ты знаешь, как командовать армиями? Настоящими армиями? Направлять войска на поле боя, которое простирается на сотни миль? Ты владеешь воспоминаниями и опытом, которые охватывают вечность? — Она сердито уставилась на него. — Наши предводители, — продолжал Улим, — в точности знают, что делают. Им я подчиняюсь. Но я спрен искупления, я вырвался на свободу. Тебе я подчиняться не должен.

— Я буду королевой, — в ритме злобы заявила Венли.

— Если выживешь. Может быть. Но твоя сестра? Она и остальные послали того убийцу прикончить короля людей именно для того, чтобы не дать нам вернуться. Твой народ — народ предателей, пусть даже твои личные заслуги достойны похвалы. Если проявишь мудрость, у тебя и дальше все сложится наилучшим образом. Как бы там ни было, сними с сестры доспех, осуши слезы и приготовься карабкаться обратно. Эти плато кишат людишками, от которых смердит Честью. Надо уйти и узнать, чего от нас хотят твои предки.

— Наши предки? — переспросил Демид. — Что у мертвецов общего со всем этим?

— Всё, — ответил Улим. — Поскольку они теперь главные. Доспех. Сейчас же! — Он маленькой молнией метнулся на стену и укатился прочь.

Венли настроила ритм насмешки в унисон тому, как с нею обошлись, и — вопреки запретам — помогла Демиду снять осколочный доспех. Улим вернулся с остальными и приказал им собрать части доспеха.

Они ушли, предоставив Венли возможность принести клинок. Она вытащила его из камня, а потом застыла, глядя на труп сестры: тот лежал, одетый лишь в стеганый поддоспешный костюм.

Венли почувствовала, как что-то внутри ее пошевелилось. Она опять услышала где-то в отдалении ритм потери. Скорбный, медленный, с четкими тактами.

— Я… — проговорила Венли. — Наконец-то мне не придется слушать, как ты зовешь меня дурой. Мне не придется беспокоиться о том, что ты вмешаешься. Я могу делать то, что хочу.

Это привело ее в ужас.

Она повернулась, чтобы уйти, но замерла, заметив движение. Что за маленький спрен выполз из-под трупа Эшонай? Он выглядел как маленький шарик белого пламени; от него исходили кольца света, а позади струился «хвостик». Спрен походил на комету.

— Что ты такое? — резко спросила Венли в ритме злобы. — А ну кыш!

Она ушла, бросив тело сестры на дне ущелья, раздетое и одинокое. Обреченное стать пищей ущельного демона или бури.

Страницы: «« ... 2021222324252627 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Рецензия на роман Евгения Водолазкина "Брисбен". Можно было бы и покороче....
Книга для новичков и продвинутых трейдеров, желающих раздвинуть горизонты традиционного анализа рынк...
Люди подчас выживают там, где выжить, казалось бы, невозможно. Олег доказал это на собственном опыте...
В учебнике на основе современного уголовного законодательства Российской Федерации и Стандарта высше...
Чувство вины – это ловушка.Ловушка, в которую вы попадаете, когда поступаете не так, как должны были...
Люди всегда воевали. Люди всегда воюют. Люди всегда будут воевать. Потому что души людей, порой, тре...