Давший клятву Сандерсон Брендон
— Я довольна, — гордо заявила Сияющая.
— Я встревожена, — добавила Вуаль, не спуская глаз со Сплавленных.
Они хотели уйти. Им надо уйти. Но так больно смотреть, как их армия умирает и превращается в ничто.
Одна иллюзия не растаяла, как остальные. Женщина с черными, развевающимися на ветру волосами встала между врагом и Шаллан-Сияющей-Вуалью. Земля сделалась блестящей — поверхность камня духозаклинанием превратили в масло. Вуаль, Шаллан и Сияющая мельком увидели это в Сфере Разума. Превращение случилось так легко. Как же Ясна это делает?
Ясна сотворила духозаклинанием искру из воздуха, и вспыхнувшее масло превратилось в поле огня. Сплавленные попятились, закрывая лица руками.
— Это даст нам несколько минут. — Ясна повернулась к Сияющей, Вуали и Шаллан. Она взяла Шаллан за руку — но та дрогнула и превратилась в облачко буресвета. Ясна застыла и повернулась к Вуали.
— Я тут, — отозвалась Сияющая, с трудом вставая.
Ее Ясна смогла ощутить. Она сдержала слезы.
— Ты… настоящая?
— Да, Шаллан. Ты хорошо потрудилась. — Принцесса коснулась руки Сияющей, потом глянула на Сплавленных: несмотря на жар, они пробовали пройти через огонь. — Преисподняя! Наверное, мне надо было вместо этого сотворить яму у них под ногами.
Шаллан поморщилась, когда остатки ее армии — словно последние лучи уходящего солнца — исчезли. Ясна протянула самосвет, который Сияющая жадно выпила.
Войска Амарама снова начали строиться.
— Вперед! — Ясна потащила Вуаль обратно к стене, где ступеньки вырастали прямо из камня.
— Мне надо духозаклинать? — поинтересовалась Шаллан.
— Да. — Ясна встала на первую ступеньку, но Шаллан за ней не последовала.
— Мы не должны были это игнорировать, — заявила Сияющая. — Нужно было упражняться, чтобы овладеть этим. — На миг она провалилась в Шейдсмар, бусины катились и вздымались волнами у ее ног.
— Не уходи слишком далеко, — предупредила Ясна. — Ты не можешь перенести свое физическое тело в этот мир, как я когда-то предполагала, но здесь есть то, что способно пожрать твой разум.
— Если я хочу духозаклинать воздух, как это делать?
— Не работай с воздухом, пока не наберешься опыта, — посоветовала Ясна. — Это, конечно, удобно, но его трудно контролировать. Почему бы тебе не попытаться превратить камень в масло, как это сделала я? Сможем его поджечь, пока поднимаемся по ступенькам, и создадим еще одно препятствие для врага.
— Я…
Так много бусин, так много спренов кружились в озере, которым был город Тайлен по ту сторону. Все это сильно сбивало с толку.
— С щебнем у стены будет проще, чем с землей, — рассуждала Ясна, — поскольку ты сможешь рассматривать камни как отдельные единицы, а земля рассматривает себя как единое целое.
— Это чересчур, — пробормотала Шаллан, и вокруг нее завертелись спрены изнеможения. — Я не могу, Ясна. Прости.
— Шаллан, все хорошо. Я просто хотела посмотреть — мне показалось, что ты придаешь своим иллюзиям вес с помощью духозаклинания. Впрочем, у концентрированного буресвета есть собственная масса. Так или иначе, дитя, поднимайся по лестнице.
Сияющая начала путь по каменным ступеням. У нее за спиной Ясна взмахнула рукой в сторону приближающихся Сплавленных, и из воздуха возник камень, полностью окружив их.
Это было великолепно. Любой, кто увидел такое лишь в физическом мире, был бы поражен, но Сияющая видела намного больше. Абсолютную власть и уверенность Ясны. Буресвет, который стремился исполнить ее волю. Сам воздух откликался, словно на голос бога.
Шаллан изумленно ахнула:
— Он повиновался. Воздух повиновался твоему призыву измениться. Когда я попыталась преобразовать несчастную палочку, она мне отказала.
— В духозаклинании мастерство приходит с опытом, — объяснила Ясна. — Вверх, вверх. Не останавливайся. — Принцесса отсекала ступени по мере того, как они поднимались. — Помни, ты не должна приказывать камням, потому что они упрямее людей. Используй убеждение. Говори о свободе и движении. Но чтобы газ сделался твердым, надо применить дисциплину и волю. Каждая Сущность имеет свои особенности, и у каждой есть преимущества и недостатки при использовании в качестве субстрата для духозаклинания. — Ясна бросила взгляд через плечо на собирающуюся армию. — И возможно… это как раз тот случай, когда лекция не рекомендуется. Я столько жаловалась, что не желаю брать подопечных, и вот теперь вдруг читаю лекцию в неподходящий момент. Не останавливайся!
Чувствуя себя изможденными, Вуаль, Шаллан и Сияющая поплелись дальше и наконец-то забрались на стену.
После того как нелегко Ренарину пришлось по дороге к битве с громоломом — он застрял в толпе, казалось, на целую вечность, — принц думал, что для преодоления последнего отрезка пути к Клятвенным вратам придется постараться. Но люди теперь двигались быстрее. Видимо, там, наверху, на улицах стало свободнее — все попрятались в многочисленных храмах и строениях Королевского округа.
Он двигался с потоком людей. Рядом с верхним ярусом нырнул в какое-то здание и подошел к задней двери, мимо торговцев, съежившихся в углу. Большинство зданий здесь были одноэтажными, поэтому он использовал Глиса, чтобы прорезать дыру в крыше. Затем выдолбил несколько опор для рук в каменной стене и выбрался наверх. Оттуда сумел выйти на улицу, ведущую к платформе Клятвенных врат. У него все получалось, и это было… непривычно. Он не только бился осколочным клинком, но и мог выдержать большую физическую нагрузку. Ренарин всегда страшился своих припадков, всегда тревожился, что мгновение силы тотчас же сменится мгновением беспомощности.
Такая жизнь приучила его держаться обособленно. Просто на всякий случай. У него уже некоторое время не было приступов. Ренарин не знал, совпадение ли это — они случались нерегулярно, — или с ними было покончено, как и с плохим зрением. Но он по-прежнему видел мир не так, как все остальные. И по-прежнему нервничал, разговаривая с людьми, и не любил, чтобы к нему прикасались. Все видели друг в друге то, что он никак не мог взять в толк. Столько шума, разрушений, разговоров, криков о помощи, всхлипов, бормотания и шепотов — все это сливалось в бесконечное жужжание.
По крайней мере, здесь, на улице возле Клятвенных врат, толпа рассеялась. С чего вдруг? Разве люди не должны были собраться, надеясь на возможность сбежать? Почему…
А-а!
Над Клятвенными вратами зависла дюжина Сплавленных в ниспадающих и трепещущих на ветру одеждах, торжественно выставив перед собой копья.
Двенадцать. Двенадцать!
Это нехорошо, — пробормотал Глис.
Внимание Ренарина привлекло движение: молодая девушка, стоя в дверном проеме, махала ему рукой. Он подошел к ней, встревоженный вероятным нападением Сплавленных. К счастью, его буресвет — а он почти все использовал, пока сражался с громоломом, — не был достаточно ярким, чтобы навлечь их гнев.
Он вошел в здание — тоже одноэтажное, с большой открытой комнатой в передней части. Там скрывались десятки письмоводительниц и ревнителей, многие ссутулились над даль-перьями. Где-то в задних комнатах прятались дети — Ренарин их не видел, но слышал, как они всхлипывают. И еще — как царапают по бумаге множество перьев.
— О, благослови нас Всемогущий! — воскликнула светлость Тешав, появляясь из массы людей. Она увлекла Ренарина глубже в комнату. — Есть новости?
— Отец прислал меня, чтобы помочь, — сказал Ренарин. — Светлость, где генерал Хал и ваш сын?
— В Уритиру. Они отправились туда, чтобы собрать войска, но потом… Светлорд, на Уритиру совершено нападение. Мы пытались получить информацию по даль-перьям. Похоже, некая сила прибыла в преддверии Бури бурь.
— Светлость! — воскликнул Кадаш. — Даль-перо письмоводительниц Себариаля снова заработало. Они извиняются за длительную паузу. Себариаль подчинился приказу Аладара и отступил на верхние уровни. Он подтверждает, что атакующие — паршуны.
— Клятвенные врата? — с надеждой спросил Ренарин. — Они могут добраться туда и открыть путь к нам?
— Сомневаюсь. Враг удерживает плато.
— Принц Ренарин, у наших армий в Уритиру преимущество, — сказала Тешав. — Связные единодушны в том, что вражеские силы и близко не так велики, чтобы победить нас там. Это явно сдерживающая тактика, чтобы мы не смогли запустить Клятвенные врата и привести помощь в Тайлен.
Кадаш кивнул:
— Те Сплавленные над Клятвенными вратами не дрогнули, даже когда каменный монстр пал. У них приказ — не дать запустить устройство.
— Сияющая Малата — единственная, кто мог провести наши армии сюда через Клятвенные врата, — добавила Тешав. — Но мы не можем связаться ни с нею, ни с кем-то из харбрантского контингента. Враг первым делом ударил по ним. Кто-то в точности знал, что нужно сделать, чтобы сломать нашу оборону.
Ренарин сделал глубокий вдох, втягивая буресвет из сфер Тешав. Его свечение озарило комнату, и все отвлеклись от даль-перьев, повернулись к нему.
— Портал надо открыть, — заявил Ренарин.
— Ваше высочество… — пробормотала Тешав. — Вы не можете сражаться один против всех.
— Но ведь никого другого нет. — Он повернулся, чтобы уйти.
И никто — ну надо же! — не попытался его остановить.
Всю его жизнь они это делали. Нет, Ренарин. Это не для тебя. Ты не сможешь это сделать. Ты нездоров, Ренарин. Будь благоразумен, Ренарин.
Он всегда был благоразумен. Всегда слушался. Оттого что сегодня никто не обошелся с ним как обычно, Ренарин испытал смесь восторга и ужаса. Даль-перья продолжали царапать бумагу, двигаясь сами по себе, не обращая внимание на происходящее.
Ренарин вышел наружу.
Все так же охваченный ужасом, младший принц Холин зашагал по улице, призывая Глиса как осколочный клинок. Когда он приблизился к уступу, ведущему к Клятвенным вратам, Сплавленные спустились. Четверо приземлились перед ним и приветствовали его жестом, весьма похожим на салют, напевая незнакомую ему безумную мелодию.
Ренарин был так испуган, что переживал, как бы не обмочиться. Не очень-то благородно или храбро!
И… что же теперь случится? — раздался внутри Ренарина гулкий голос Глиса. — Что грядет?
Его настиг очередной припадок.
Не один из прежних припадков, во время которых он становился слабым. Теперь с ним случались новые — такие, которые ни он, ни Глис не могли контролировать. Принц увидел, как из земли выросло стекло. Оно ветвилось, точно растущие кристаллы, создавая решетки, образы, значения и пути. Секции витража рождались одна за другой.
Они никогда не ошибались. До сегодняшнего дня — ведь, согласно их предсказанию, любовь Ясны Холин должна была обернуться ненавистью.
Он прочитал витражные образы и почувствовал, как исчезает страх. Ренарин улыбнулся. Это как будто смутило Сплавленных, которые как раз опускали руки, отдав ему честь.
— Вы удивляетесь, почему я улыбаюсь, — заявил Ренарин.
Они не ответили.
— Не волнуйтесь, — продолжил принц. — Вы не пропустили ничего смешного. Я… ну, я сомневаюсь, что вы найдете это забавным.
От Клятвенных врат разошлась круговая волна буресвета. Сплавленные закричали на странном языке и взмыли. От платформы кольцом распространилась сверкающая стена, волоча за собой светящийся послеобраз.
Когда она поблекла, то оказалось, что у врат стоит целая дивизия в холиновских синих мундирах.
А потом, словно Вестник из преданий, над ними поднялся в воздух человек. Бородач лучился буресветом и нес длинное серебряное осколочное копье.
Тефт.
Сияющий рыцарь.
Шаллан прислонилась к зубчатой стене, слушая, как солдаты выкрикивают приказы. Навани дала ей буресвет и воду, но сама отвлеклась, чтобы выслушать донесения из Уритиру.
Узор зажужжал на куртке Вуали:
— Шаллан? Ты отлично справилась! Ты просто молодец.
— Достойная схватка, — согласилась Сияющая. — В одиночку против множества, и мы не сдавали позиций.
— Мы продержались дольше, чем я надеялась, — заметила Вуаль. — Мы ведь и так были измотаны.
— Мы по-прежнему многое игнорируем, — добавила Шаллан. — Мы слишком наловчились притворяться. — Она же решила остаться с Ясной ради учебы. Но когда наставница воскресла из мертвых, Шаллан, вместо того чтобы продолжить обучение, немедленно сбежала. И о чем она только думала?
Да ни о чем. Она пыталась избежать того, с чем не хотела разбираться. Как обычно.
— Мм… — встревоженно загудел Узор.
— Я устала, — прошептала Шаллан. — Не надо переживать. Я отдохну, восстановлюсь, успокоюсь и стану кем-то одним. Вообще-то… на самом деле я не чувствую себя такой потерянной, как раньше.
Ясна, Навани и королева Фэн что-то обсуждали поодаль на стене. Тайленские генералы присоединились к ним, и вокруг собрались спрены страха. Они считали, что город не спасти. Вуаль с неохотой поднялась и окинула взглядом поле боя. Силы Амарама собирались за пределами досягаемости луков.
— Мы задержали врага, — сказала Сияющая, — но не победили. Нам по-прежнему противостоит ошеломляющая своими размерами армия…
— Мм… — Узор издал встревоженный писк. — Шаллан, посмотри. Вон там.
Ближе к заливу тысячи тысяч свежих паршунских войск начали вытаскивать из корабельных трюмов лестницы, чтобы использовать их для полноценного штурма.
— Прикажите людям не преследовать Сплавленных, — велел Ренарин Лопену. — Нам нужно в первую очередь удержать Клятвенные врата.
— Ну конечно, да. — Лопен взмыл в небо, чтобы найти Тефта и передать приказ.
Сплавленные столкнулись с Четвертым мостом над городом. Эти враги оказались более умелыми, чем те, кого Ренарин видел на земле, но они не столько сражались, сколько защищались. Сплавленные постепенно уводили схватку дальше от платформы, и Ренарин тревожился, что тем самым они увлекают Четвертый мост прочь от Клятвенных врат.
Дивизия алети вошла в город под приветственные и радостные крики тайленцев. Две тысячи человек не сыграют большой роли, если паршуны снаружи присоединятся к битве, но это было начало — и, кроме того, генерал Хал привел не одного, а троих осколочников. Ренарин изо всех сил постарался объяснить, какова ситуация в городе, но вынужден был с досадой признаться отцу и сыну Халам, что ничего не знает про Далинара.
Когда они воссоединились с Тешав, превратив ее станцию письмоводительниц в командный пост, Камень и Лин приземлились рядом с Ренарином.
— Ха! — воскликнул Камень. — С униформой что случилось? Тут нужна моя иголка.
Ренарин посмотрел на свой изорванный мундир:
— Меня ударило большим камнем. Двадцать раз… И кто бы жаловался. Это твоя кровь на форме?
— Пустяк!
— Нам пришлось нести его до самых Клятвенных врат, — сообщила Лин. — Мы пытались доставить его к тебе, но он начал втягивать буресвет, как только оказался здесь.
— Каладин близко, — согласился Камень. — Ха! Я кормлю его. Но здесь, сегодня он накормил меня. Светом!
Лин посмотрела на Камня:
— Шквальный рогоед весит не меньше чулла… — Она покачала головой. — Кара будет сражаться с остальными — не говори никому, что она упражнялась с копьем с детства, маленькая мошенница. Но Камень не сражается, а я всего-то пару недель назад взяла в руки копье. Есть идеи, куда нас послать?
— Я… э-э… на самом деле не командую, и вообще…
— Правда? — спросила Лин. — Это твой лучший голос Сияющего рыцаря?
— Ха! — воскликнул Камень.
— Кажется, сегодня я уже насиялся, — проворчал Ренарин. — Я… э-э… займусь Клятвенными вратами и доставлю сюда больше солдат. Думаю, вам стоит спуститься и помочь тем, кто сражается у стены, оттаскивать раненых с линии фронта.
— Хорошая идея, — одобрил Камень. Лин кивнула и улетела прочь, но рогоед задержался, а потом схватил Ренарина и заключил в очень теплые, крепкие и совершенно неожиданные объятия.
Ренарин сделал все возможное, чтобы не начать выворачиваться из них. Это было не первое объятие Камня, которое ему пришлось перенести. Но… буря свидетельница, нельзя же вот так хватать людей!
— Почему? — спросил Ренарин, когда рогоед его отпустил.
— Ты был похож на человека, которого нужно обнять.
— Уверяю тебя, я таким не бываю. Но я рад, что вы пришли, ребята. Очень, очень рад.
— Четвертый мост, — отсалютовал Камень и взлетел.
Ренарин сел на какие-то ступеньки поблизости, дрожа от всего случившегося, но все равно широко улыбаясь.
Далинар засыпал в объятиях Азарта.
Когда-то он верил, что за свою жизнь побывал четырьмя разными людьми, но теперь понял, что сильно ошибся в своей оценке. Он жил не как два, четыре или шесть человек — он жил как тысячи, каждый день становился кем-то немного другим.
Он не изменился одним гигантским скачком, но сделал множество маленьких шагов.
«Самое важное всегда то, что будет следующим», — подумал он, погруженный в полусон, навеянный красным туманом. Азарт грозил захватить его, обрести над ним власть, взорвать изнутри и превратить душу в лохмотья, стараясь угодить Далинару — дать ему то, что было опасно, но сам Азарт не мог этого понять.
Чьи-то тонкие пальцы схватили руку Далинара.
Он вздрогнул, посмотрел вниз.
— К-крадунья? Тебе не стоило сюда приходить.
— Но у меня лучше всего выходит проникать туда, куда мне нельзя. — Она вложила что-то в его ладонь.
Большой рубин.
«О, какая же ты молодец».
— Это он? — спросила она. — И зачем тебе понадобился этот камень?
Черный Шип вгляделся в туман, прищурив глаза. «Ты знаешь, как мы ловим спренов, Далинар? — спросил Таравангиан. — Их заманивают тем, что они любят. Привлекают, предложив что-то знакомое… Что-то хорошо известное».
— Шаллан видела одну из Несотворенных в башне, — прошептал он. — Когда она подобралась близко, Несотворенная испугалась, но я не думаю, что Азарт воспринимает мир так же, как то создание. Понимаешь, его может победить только тот, кто в глубине души его по-настоящему понимает.
Он поднял самосвет над головой и — в последний раз — впустил в себя Азарт.
Война.
Победа.
Противоборство!
Вся жизнь Далинара была состязанием: он сражался, переходя от одного завоевания к другому. И принял то, что сотворил. Оно навсегда останется его частью. И хотя он полон решимости сопротивляться, но не отбросит то, чему научился. Та самая жажда борьбы — сражения, победы! — подготовила его к тому, чтобы отказать Вражде.
— Спасибо, — снова прошептал он Азарту, — за то, что дал мне силу, когда я в ней нуждался.
Азарт клубился вокруг него, воркуя от похвалы.
— Теперь, старый друг, пришло время отдохнуть.
Не останавливайся.
Каладин уворачивался и метался из стороны в сторону, избегая одних ударов, исцеляясь от других.
Отвлекай их.
Он попытался взлететь, но восемь Сплавленных, что роились вокруг, снова сбили его на землю. Каладин ударился о камни и сплел себя в сторону, подальше от копий и дубин.
Мне не спастись.
Он должен отвлекать их внимание. Если бы сумел ускользнуть, все они обратились бы против Далинара.
Их не нужно одолевать. Надо только продержаться достаточно долго.
Он метнулся вправо, скользя в паре дюймов над землей. Но одна из массивных Сплавленных — с Каладином сражались четверо таких — схватила его за ногу. Она прижала его к земле, и вдоль ее рук выросли выступы панциря, угрожая обездвижить Каладина.
Он пинками сбил ее с себя, но тут другой противник схватил его за руку и швырнул в сторону. Спустились летающие Сплавленные, и хотя он отбил их копья Сил-щитом, его бок пульсировал от боли. Исцеление теперь шло медленнее.
Подлетели еще два Сплавленных и забрали самосветы, лежащие неподалеку, оставив Каладина в расширяющемся кольце тьмы.
Просто тяни время. Далинару нужно время.
Каладин повернулся, и Сил — она пела в его голове — превратилась в копье, которое он вонзил в грудь одной из громил. Исцелялись они быстро, если не ударить в нужное место на грудине, а Каладин промахнулся. Поэтому он превратил Сил в меч и — поскольку оружие все еще было в грудной клетке Сплавленной — рубанул вверх, через голову, выжигая ей глаза. Другой массивный Сплавленный замахнулся чем-то похожим на дубину, но являвшемся на самом деле продолжением его тела. Каладин использовал большую часть оставшегося буресвета, чтобы в момент удара плетением направить противника вверх, где тот врезался в соратника.
Еще один налетел сбоку, сбил Каладина с ног, и мостовик покатился по земле. Когда он замер, лежа на спине, при вспышке красной молнии в небе увидел пикирующего на него врага. Кэл призвал Сил в виде копья, выставив ее наконечником кверху, и Сплавленный наткнулся на копье грудью — что-то треснуло внутри, и его глаза выгорели.
Следующий противник схватил Кэла за ногу и поднял, а потом вышиб дух, ударив лицом о землю. Чудовищных размеров Сплавленный наступил обросшей панцирем ногой ему на спину, ломая ребра. Каладин закричал, и хотя буресвет исцелил все, что мог, внутри его затрепетал последний огонек.
И погас.
Внезапно над полем раздался звук, похожий на шелест воздушного потока, сопровождающийся воплями боли. Сплавленный неуклюже попятился, что-то бормоча в быстром встревоженном ритме. А потом… повернулся и убежал.
Каладину пришлось извернуться, чтобы посмотреть назад. Он больше не видел Далинара, но сам красный туман спазматически содрогался. Он колыхался и пульсировал, хлестал из стороны в сторону, словно застигнутый сильным ветром.
И другие Сплавленные сбежали. Вопли стали громче, и туман как будто взревел — из него потянулись тысячи лиц со ртами, разинутыми в мучительном крике. Их всосало обратно, словно крыс, которых потянули за хвосты.
Красный туман стянулся в точку и исчез. Стало темно, и буря в небесах затихла.
Каладин лежал на земле, чувствуя, что некоторые кости сломаны. Буресвет восстановил все важное для жизни; его внутренние органы, скорее всего, были в порядке, но поврежденные кости заставили ахнуть от боли, когда он попытался сесть. Сферы вокруг были пусты, и тьма мешала ему разглядеть, жив ли Далинар.
Туман исчез полностью. Это казалось хорошим знаком. И в темноте Каладин увидел, как из города что-то вылетело. Какие-то ярко-белые огни.
Поблизости раздался скрежет, а потом во мраке мигнул фиолетовый свет. Тень с трудом поднялась на ноги, и темно-фиолетовое свечение энергично пульсировало в ее грудной полости, которая была пустой, не считая самосвета.
Светящиеся красные глаза Амарама озарили изуродованное лицо: с безвольно свисающей челюсти, сломанной в падении, текла слюна, а по обе стороны лица под странным углом росли самосветы. Он ковылял к Каладину, его самосветное сердце излучало пульсирующее сияние. В его руке появился осколочный клинок. Тот самый, что убил друзей Каладина так давно.
— Амарам, — прошептал Каладин, — я вижу, кто ты. Кем ты всегда был.
Амарам попытался заговорить, но свисающая челюсть позволяла ему лишь брызгать слюной и пыхтеть. Каладин потрясенно вспомнил, каким увидел великого лорда впервые, в Поде. Тот был таким высоким и храбрым. Казался воплощением совершенства.
— Амарам, я увидел это в твоих глазах, — продолжил Каладин, — когда ты убил Кореба, Хэба и остальных моих друзей. Я видел, что ты испытываешь чувство вины. — Он облизал губы. — Ты пытался сломить меня, сделав рабом. Но тебе не удалось. Меня спасли.
Может быть, пришла пора, чтобы кто-то спас тебя, — сказала Сил в Шейдсмаре. Но кто-то уже сделал это.
Амарам высоко поднял осколочный клинок.
— Четвертый мост, — прошептал Каладин.
В затылок Амараму вонзилась стрела и прошла насквозь, выйдя из нечеловеческого рта. Новый великий князь Садеас неловко шагнул вперед, выронил осколочный клинок. Издал сдавленный звук, повернулся — и тотчас же еще одна стрела угодила ему в грудь, прямо в мигающее самосветное сердце.
Аметист взорвался, и чудовище безвольной грудой рухнуло рядом с Каладином.
Позади него на каких-то развалинах стояла светящаяся фигура с огромным осколочным луком Амарама. Оружие было под стать Камню, высокому и сияющему, точно маяк во мраке.
Красные глаза Амарама потухли, когда он умер, и Каладин отчетливо разглядел, как из его трупа вырвался черный дым. Два осколочных клинка возникли рядом и со звоном упали на камни.
Солдаты освободили для Сияющей место на стене. Они продолжали готовиться к вражескому нападению. Армия Амарама построилась для штурма, в то время как паршуны несли лестницы, готовые атаковать.
На стене нельзя было и шагу ступить, не раздавив спрена страха. Тайленцы шептались о доблести алети в бою, вспоминая истории вроде той, когда Хамадин и пятьдесят его солдат выстояли против десяти тысяч веденцев. Это была первая битва тайленцев за целое поколение; в отличие от них, армия Амарама закалилась во время постоянной войны на Расколотых равнинах.
Тайленцы смотрели на Шаллан, как будто она могла их защитить. Сияющие рыцари были единственным преимуществом, которым обладал город. Их лучшей надеждой на спасение.
Это приводило ее в ужас.
Войска пошли в атаку на стену. Ни паузы, ни передышки. Вражда будет бросать армии на эту стену, пока не одолеет защитников Тайлена. Кровожадные бойцы во власти у…
Свет в их глазах начал гаснуть.
В сумерках ошибиться было невозможно. По всему полю красное свечение в глазах солдат Амарама угасало. Многие тотчас же рухнули на колени, и их начало тошнить. Другие, споткнувшись, удержали равновесие благодаря собственным копьям. Как будто из них высосали саму жизнь — и это случилось так быстро и неожиданно, что Шаллан пришлось моргнуть несколько раз, прежде чем она осознала — все происходит на самом деле.
На стене раздались радостные возгласы, когда Сплавленные необъяснимым образом отступили на свои корабли. Паршуны поспешили следом, как и многие солдаты Амарама, хотя кто-то из них и остался лежать на изломанных камнях.
Черная буря неспешно поблекла, превратилась в смутное пятно, по которому сонно пробегали красные молнии. Наконец она покатилась прочь через остров — беспомощная, лишенная ветра — и исчезла где-то на востоке.
Каладин пил буресвет из самосветов Лопена.
— Гон, радуйся, что рогоед отправился тебя искать, — заявил Лопен. — Остальные-то думали, что мы будем просто сражаться, понимаешь?
Каладин взглянул на Камня, который стоял над телом Амарама и смотрел вниз, держа огромный лук в безвольно повисшей руке. Как же ему удалось натянуть эту штуковину? Буресвет наделял большой выносливостью, но не очень-то увеличивал силу.
— Ух ты! — воскликнул Лопен. — Ганчо! Смотри!
Сквозь рассеявшиеся тучи проглянул солнечный свет и озарил каменное поле. Далинар стоял на коленях недалеко от них, сжимая огромный рубин, который лучился тем же странным призрачным светом, как и Сплавленные. Девочка-реши замерла рядом, положив миниатюрную руку ему на плечо.
Черный Шип плакал, прижимая самосвет к груди.
— Далинар? — встревоженно спросил Каладин, подбегая к нему. — Что случилось?
— Капитан, все кончено, — сказал Далинар. Потом улыбнулся. Так это слезы радости? Почему же у него такой скорбный вид? — Все кончено.
121
Идеалы
Каждый человек обязан пуститься на поиски истины, как только поймет, что она ему неведома.
Из послесловия к «Пути королей»
Моашу было легко переключиться с убийства людей на разбор руин.
Он киркой ломал куски упавшего камня в бывшем восточном крыле Холинарского дворца, разбивая рухнувшие колонны, чтобы их могли унести другие рабочие. Пол поблизости все еще был красным от засохшей крови. Там он убил Элокара, и его новые хозяева приказали не очищать кровь. Они заявили, что к смерти короля следует относиться с почтением.
Разве Моаш не должен был испытать удовольствие? Или хотя бы удовлетворение? Вместо этого убийство Элокара лишь пробудило в нем… холод. Он ощущал себя человеком, который перегнал через половину Рошара стадо упрямых чуллов. На вершине последней горы уже не чувствуешь удовлетворение. Одну лишь усталость и, может быть, толику облегчения оттого, что дело сделано.
Он вонзил кирку в упавшую колонну. Ближе к концу битвы за Холинар громолом развалил значительную часть восточной галереи дворца. Теперь рабы-люди трудились, расчищая завалы, некоторые периодически начинали рыдать или ковырялись, сгорбившись.
Моаш, который наслаждался мирным ритмом ударов кирки по камню, покачал головой.
Мимо прошел Сплавленный, покрытый панцирной броней, такой же блестящей и свирепой, как осколочная. Их было девять орденов. Почему не десять?
— Сюда, — приказал Сплавленный через переводчика. Он ткнул пальцем в часть стены. — Разбейте это.
Моаш вытер лоб и нахмурился. Зачем разбивать стену? Разве она не понадобится, чтобы перестроить эту часть дворца?
— Человек, тебе любопытно?
Моаш вздрогнул от неожиданности и обнаружил, что над проломом в потолке зависла фигура, одетая в черное. Леди Лешви все еще навещала мостовика, врага, который ее убил. Она была важной персоной среди певцов, но не великой княгиней или кем-то вроде этого. Скорее, капитаном боевого подразделения.
— Древняя, видимо, я и впрямь любопытен, — согласился Моаш. — Есть ли какая-то причина, чтобы сносить эту часть дворца? Дело не только в расчистке завалов?
— Да. Но тебе незачем знать.
Он кивнул и продолжил работать.
Лешви загудела в ритме, который Моаш привык считать знаком довольства:
— Твое рвение делает тебе честь.
— Во мне нет рвения. Я просто бесчувствен.