Давший клятву Сандерсон Брендон

— Ты отдал ему свою боль. Он ее вернет, человек, когда тебе это будет нужно.

Ну и хорошо. Главное, чтобы он забыл, как смотрел Каладин, когда понял, что его предали.

— Хнанан хочет поговорить с тобой, — сообщила древняя. Имя было не совсем словом, а гулким звуком, произнесенным с определенной интонацией. — Присоединяйся к нам наверху.

Она улетела. Моаш отложил кирку и последовал за Лешви более прозаичным способом, обогнув дворец, чтобы попасть к его переднему фасаду. Оказавшись вдали от кирок и грохота камней, услышал рыдания и всхлипывания. Самые обездоленные поселились здесь, в руинах возле дворца.

В конце концов их соберут и отправят работать на фермы. Но пока что огромный город превратился в средоточие плача и страдания. Люди думали, что наступил конец света, но они были только наполовину правы. Конец света случился лишь для их мира.

Он беспрепятственно вошел во дворец и начал подниматься по лестнице. Сплавленные не нуждались в стражниках. Убить их было трудно, и даже если кому-то это удавалось, они просто возрождались во время следующей Бури бурь, если какой-нибудь паршун добровольно брал на себя такое бремя.

Возле королевских покоев Моаш прошел мимо библиотеки, где двое Сплавленных читали книги. Они сняли свои длинные одеяния, оставшись в просторных развевающихся брюках, из которых выглядывали направленные вниз пальцы босых ног. В конце концов он обнаружил Хнанан за королевским балконом: она реяла в воздухе, и шлейф ее наряда колыхался на ветру.

— Древняя певица, — приветствовал он с балкона.

Хотя Хнанан была кем-то вроде великой княгини, никто не требовал, чтобы Моаш кланялся ей. По-видимому, убив одного из лучших бойцов, он заслужил уважение.

— Ты хорошо потрудился, — заявила она по-алетийски с сильным акцентом. — Убил короля.

— Король или раб, он был моим врагом.

— Я сочла себя мудрой, — сказала она, — и испытала гордость за Лешви, которая выбрала тебя. Мой брат, сестра и я, мы будем много лет похваляться тем, что выбрали тебя. — Она посмотрела на него. — У Вражды есть для тебя поручение. Это редкость для человека.

— Говорите.

— Ты убил короля, — повторила она, вынимая что-то из ножен, спрятанных в одеянии. Странный нож с сапфиром на круглом навершии эфеса. Оружие было из золотого металла, такого светлого, что он казался почти белым. — Сделаешь то же самое с богом?

Навани выбралась из крепостной стены Тайлена через воротца для вылазок и побежала по усеянному каменными обломками полю, не слыша призывов солдат, которые поспешили следом. Она терпела достаточно долго, чтобы вражеская армия отступила.

Далинар брел, опираясь на Лопена и Каладина, за ними волочился целый рой спренов изнеможения. Навани заключила его в крепкие объятия. Он ведь Черный Шип. Он выдержит сильное объятие.

Каладин и Лопен зависли неподалеку.

— Он со мной, — заявила им Навани.

Они кивнули и остались на месте.

— Людям внутри нужна ваша помощь, — сказала она. — Мальчики, с ним я разберусь.

В конце концов они улетели, и Навани попыталась подставить Далинару плечо. Он покачал головой, все еще сжимая ее в объятиях, и она чувствовала, что в руке у него что-то твердое, завернутое в куртку. Что это за штуковина?

— Кажется, я знаю, почему воспоминания вернулись, — прошептал он. — Вражда собирался заставить меня вспомнить все, как только я столкнусь с ним. Я должен был понять, как снова обрести силу. Вся боль, которую я испытал за последние два месяца, была благословением.

Они обнимали друг друга посреди просторного поля, расколотого громоломами, усеянного людьми, которые рыдали, обратив лица к пустому небу, и стенали о том, что они натворили, требовали объяснить, почему их бросили.

Далинар не дал Навани увлечь себя к стене. Вместо этого он поцеловал ее со слезами на глазах.

— Спасибо, что вдохновила меня.

— Вдохновила?

Он отпустил ее и поднял руку, к которой были прикреплены часы и болеутоляющий фабриаль, подаренные ею. Устройство сломалось и открылось, обнажив камни.

— Это напомнило мне о том, как мы делаем фабриали, — объяснил он.

Потом Далинар медленно развернул свою форменную куртку и показал ей большой рубин. Камень излучал причудливое свечение, густое и темное. Казалось, он каким-то образом пытается втянуть в себя окружающий свет.

— Хочу, чтобы ты сохранила это для меня, — сказал Далинар. — Изучи его. Узнай, почему именно этот самосвет смог удержать одного из Несотворенных. Но не сломай. Нам нельзя выпускать его снова.

Она прикусила губу.

— Далинар, я такое уже видела. Но намного меньше, размером со сферу. — Она перевела на него взгляд. — Ту штуку сделал Гавилар.

Далинар коснулся камня кончиком пальца. Внутри что-то всколыхнулось. Неужели он действительно запер Несотворенного внутри самосвета?

— Изучи его, — повторил он. — И одновременно, дорогая, я прошу тебя сделать кое-что еще. Настолько необычное, что может вызвать неловкость и неодобрение.

— Что угодно, — сказала она. — Чего ты хочешь?

Далинар посмотрел ей в глаза:

— Я хочу, чтобы ты обучила меня грамоте.

Все ликовали. Шаллан, Сияющая и Вуаль сидели на стене, прислонившись к камню.

Сияющая тревожилась, что они веселятся, а город никто не защищает. А что стало с вражескими отрядами, которые сражались на улицах? Защитники должны убедиться, что это не какой-нибудь замысловатый трюк.

Вуаль беспокоилась о мародерстве. Город, погруженный в хаос, нередко демонстрировал запредельную дикость. Она хотела отправиться на улицы и убедиться, что о людях позаботятся.

Шаллан хотела спать. Она чувствовала себя… слабее… более усталой, чем две другие.

По галерее на стене подошла Ясна и склонилась над нею:

— Шаллан? Ты в порядке?

— Я устала, — влезла Вуаль. — Светлость, вы не представляете, как это все выматывает. Мне бы не помешал стаканчик чего-нибудь крепкого.

— Вряд ли это поможет. — Ясна выпрямилась. — Но ты отдохни. Я хочу полностью убедиться, что враги ушли.

— Светлость, клянусь, что приложу больше усердия, — заявила Сияющая, взяв Ясну за руку. — Я желаю закончить свое обучение — буду учиться, пока вы сами не решите, что я готова. Больше не сбегу. Я поняла, что впереди меня ждет очень длинный путь.

— Вот и славно, Шаллан, — отозвалась Ясна и ушла.

Шаллан. «А я… а кто я?..» Она уверенно заявляла, что скоро ей станет лучше, но этого, похоже, не произошло. Она искала ответ, пялясь в пустоту, пока не подошла Навани и не присела рядом. Поодаль Далинар принял уважительный поклон от королевы Фэн и сам поклонился в ответ.

— Шаллан, клянусь бурей, — раздался голос Навани. — У тебя же глаза закрываются. Я добуду паланкин, чтобы доставить тебя в Верхний город.

— У Клятвенных врат, скорее всего, все забито, — возразила Сияющая. — Я не займу место человека, который, возможно, находится в более бедственном положении.

— Не будь глупой, девочка моя, — ответила Навани и обняла ее. — Ты через многое прошла. Девмрх, не найдешь ли паланкин для светлости Давар?

— Мои собственные ноги достаточно сильны! — Вуаль бросила сердитый взгляд на письмоводительницу, которая побежала выполнять приказ Навани. — Я сильнее, чем вы думаете, — без обид, светлость.

Навани поджала губы, но потом ее отвлек разговор Далинара и Фэн; они планировали написать азирцам и объяснить, что произошло. Вуаль полагала, что он не зря беспокоится: о сегодняшних событиях могли заговорить по всему Рошару как о предательстве алети. Буря свидетельница, если бы она сама не очутилась здесь, могла бы и поверить в такие слухи. Не каждый день целая армия выходит из-под контроля.

Сияющая решила, что они могут отдохнуть десять минут. Шаллан это приняла и откинула голову, упершись затылком в стену. Она задремала…

— Шаллан?

Этот голос. Она открыла глаза и увидела, как по стене к ней спешит Адолин. Он рухнул на колени и чуть проехался по камням, остановился рядом с нею и поднял руки — но замер, не касаясь, как будто увидел перед собой что-то очень хрупкое.

— Не смотри на меня так, — проворчала Вуаль. — Я тебе не какая-нибудь тонкая хрустальная ваза.

Адолин прищурился.

— Разумеется, — подтвердила Сияющая. — Я солдат — такой же, как эти люди на стене. Обращайся со мной так же, как с ними, за некоторыми очевидными исключениями.

— Шаллан… — позвал Адолин, взяв ее за руку.

— Что? — спросила Вуаль.

— Что-то не так.

— Еще бы, — фыркнула Сияющая. — Эта битва нас вконец вымотала.

Адолин заглянул в ее глаза. Она перетекала из одной личности в другую и обратно. Мгновение Вуали. Мгновение Сияющей. Вот показалась Шаллан…

Он крепче сжал ее руку.

У Шаллан перехватило дыхание. «Ну вот, — подумала она. — Вот она. Вот я, настоящая. Он знает».

Адолин расслабился, и она впервые заметила, какой на нем изодранный мундир. Шаллан прижала защищенную руку ко рту:

— Адолин, с тобой все в порядке?

— Ох! — Он окинул взглядом свою рваную униформу и руки, покрытые ссадинами. — Все не так плохо, как кажется. Это в основном не моя кровь. Ну, я так думаю. Но чувствую себя лучше.

Она коснулась его щеки свободной рукой:

— Надеюсь, ты не заработал слишком много шрамов. Мне, знаешь ли, хочется, чтобы ты оставался красавчиком.

— Да я почти не ранен. Уже. Ренарин обо мне позаботился.

— Тогда ничего, если я сделаю вот так? — спросила Шаллан, обнимая его. Он крепко прижал ее к себе в ответ. От него пахло потом и кровью — не самые изысканные из запахов, и все же это был он, а она — Шаллан.

— Как ты? — спросил он. — На самом деле?

— Устала, — прошептала Шаллан.

— Если хочешь паланкин…

— Все только об этом и спрашивают.

— Я мог бы тебя понести, — предложил он, потом отодвинулся и ухмыльнулся. — Впрочем, ты же Сияющая. Может, сама меня понесешь? Я уже один раз прошел весь путь к вершине города и снова к подножию…

Шаллан улыбнулась, а потом поодаль приземлилась светящаяся фигура в синем. Каладин, чьи голубые глаза сияли, опустился на укрепления, по обе стороны сопровождаемый Камнем и Лопеном. Солдаты по всей галерее повернулись к нему. Даже после битвы с участием множества Сияющих рыцарей ощущалось что-то особенное в том, как Каладин летал, как он двигался.

Вуаль сразу взяла верх. Она поднялась на ноги, когда Каладин направился по стене навстречу Далинару. «Что случилось с его ботинками?»

— Шаллан? — позвал Адолин.

— Паланкин — это великолепно, — бросила Вуаль. — Спасибо.

Адолин покраснел, потом кивнул и направился к одной из лестниц, что вели в город.

— Мм… — пробормотал Узор. — Я сбит с толку.

— Надо подойти к этому с точки зрения логики, — заявила Сияющая. — Мы пляшем вокруг решения не один месяц, с той поры, как провели несколько дней в ущельях с Благословенным Бурей. Я начинаю склоняться к выводу, что отношения между двумя Сияющими рыцарями могут стать более справедливым союзом.

— Кроме того, — вставила Вуаль, — только посмотрите на эти глаза. В них кипят едва обузданные эмоции. — Она направилась к нему с широкой улыбкой.

А потом девушка замедлила шаг.

«Адолин знает меня».

Что же она творит?

Шаллан отпихнула Сияющую и Вуаль в сторону, а когда они попытались сопротивляться, заперла в дальний угол разума. Они не были ею. Она время от времени становилась ими. Но они — не она!

Каладин нерешительно замер на галерее, но Шаллан только помахала ему рукой и пошла в другую сторону — усталая, но решительная.

Венли стояла у фальшборта корабля, который спасался бегством.

Сплавленные в капитанской каюте похвалялись успехами. Они говорили про следующий раз — про то, что сделают и как разгромят врага. Вспоминали прошлые победы и тонко намекали на причины неудачи. Слишком немногие из них пробудились до сих пор, и те, кто пробудился, отвыкли от физических тел.

До чего странное отношение к провалу. Но Венли все равно настроилась на ритм признательности. Старый ритм. Ей нравилось слышать его снова. По собственной воле она могла настраиваться как на старые, так и на новые ритмы и могла делать глаза красными, за исключением тех случаев, когда втягивала буресвет. Тимбре предоставила такую возможность, захватив спрена пустоты в плен.

Это означало, что Венли могла прятать свою истинную суть от Сплавленных. От Вражды. Она отошла от двери каюты и направилась вдоль борта судна, которое плыло по волнам к Марату.

— Такая связь невозможна, — прошептала она Тимбре.

Та забилась в ритме умиротворения.

— Я тоже рада, — прошептала Венли. — Но почему я? Почему не один из людей?

Тимбре забилась в ритме раздражения, а потом — утраты.

— Так много? Я понятия не имела, что человеческое предательство стоило такого количества жизней твоих соплеменников. И даже твоего деда?

Опять раздражение.

— Сама не знаю, насколько я доверяю людям. Хотя Эшонай доверяла.

Поблизости моряки работали с такелажем, негромко переговариваясь на тайленском. Они были паршунами, да, но также тайленцами.

— Влдген, даже не знаю, — сказал один. — Да, некоторые из них не были такими уж плохими. Но то, что они с нами сделали…

— Разве это значит, что мы должны их убить? — возразила его напарница и поймала брошенный канат. — Это кажется неправильным.

— Они забрали нашу культуру, — напомнил мален. — Они, шквал их побери, отняли нашу суть. И они ни за что не позволят кучке паршунов остаться свободными. Сама увидишь. Они придут за нами.

— Если так, то я буду сражаться, — ответила Влдген. — Но… я не знаю. Разве мы не можем просто наслаждаться способностью думать? Способностью существовать? — Она покачала головой и покрепче затянула узел. — Я бы хотела понять, кем мы были.

Тимбре забилась в ритме восхваления.

— Слушатели? — прошептала спрену Венли. — Не очень-то хорошо у нас получилось сопротивляться Вражде. Едва повеяло силой, мы бегом кинулись к нему. — Это была ее вина. Она вела их к новым знаниям, новым силам. Она всегда жаждала чего-то такого. Чего-то нового.

Тимбре забилась в ритме утешения, но потом он изменился и опять превратился в ритм решимости.

Венли загудела в унисон этой перемене.

Что-то новое.

Но и что-то старое.

Венли подошла к двум морякам. Они сразу же вытянулись по стойке «смирно», приветствуя ее как единственную Царственную на корабле, обретшую форму силы.

— Я знаю, кем вы были, — заявила она этим двоим.

— Вы… правда знаете? — спросила фемалена.

— Да. — Венли указала на такелаж. — Продолжайте работать, а я расскажу вам про слушателей.

Сзет, я думаю, ты проделал большую работу, — заявил меч в его руке, когда они поднялись над Тайленом. — Ты не уничтожил многих из них, да, но тебе просто нужно еще немного попрактиковаться!

— Спасибо, меч-ними, — ответил шинец, приближаясь к Нину. Вестник парил, вытянув пальцы ног к земле, сцепив руки за спиной и наблюдая за тем, как в отдалении исчезают корабли паршунов.

— Прости, учитель, — наконец проговорил Сзет. — Я тебя рассердил.

— Я не твой учитель, — возразил Нин. — И ты меня не рассердил. Почему я должен быть недоволен?

— Ты решил, что паршуны являются истинными владельцами этой земли и что неболомы должны следовать их законам.

— Сама причина, по которой мы клянемся следовать чему-то внешнему, заключается в том, что мы признаем несовершенство собственных суждений. Мои суждения точно несовершенны. — Он прищурился. — Сзет-сын-Нетуро, когда-то я мог чувствовать. Я сострадал. Я еще помню те дни, до…

— Пыток? — спросил Сзет.

Нин кивнул:

— Века, проведенные на Брейзе — в том месте, которое вы называете Преисподней, — лишили меня способности чувствовать. Каждый из нас справлялся по-своему, но только Ишару удалось сберечь разум. Как бы там ни было, ты уверен, что желаешь следовать за человеком, которому поклялся в верности?

— Это не настолько бесспорно, как следование закону, знаю, — признался Сзет. — Но мне кажется, что так будет правильно.

— Законы создаются людьми, так что они тоже несовершенны. Мы ищем не совершенства, ибо оно невозможно, но постоянства. Ты уже произнес Слова?

— Еще нет. Я клянусь следовать воле Далинара Холина. Такова моя клятва. — Когда Сзет произнес Слова, в воздухе вокруг него появились снежинки и полетели вниз. Он ощутил, как нахлынуло некое чувство. Одобрение? От спрятавшихся спренов, которые по-прежнему почти не показывались ему.

— Я считаю, что твои Слова были приняты. Ты выбрал цель, к которой будешь стремиться ради следующего Идеала?

— Я очищу Шин от фальшивых правителей, если Далинар Холин с этим согласится.

— Посмотрим. Возможно, ты найдешь его суровым хозяином.

— Нин-сын-Бога, он хороший человек.

— Именно поэтому. — Нин тихо отдал ему честь и полетел прочь. Он покачал головой, когда Сзет последовал за ним, и указал вниз. — Сзет-сын-Нетуро, ты должен защищать человека, которого когда-то пытался убить.

— Что, если мы встретимся на поле боя?

— Тогда мы оба будем сражаться с уверенностью, зная, что повинуемся тому, на чем основаны наши клятвы. Прощай, Сзет-сын-Нетуро. Я навещу тебя снова, чтобы понаблюдать за твоей подготовкой в нашем втором искусстве, потоке расщепления. Пока что он тебе недоступен, но будь осторожен. Это опасный поток.

Он оставил Сзета одного в небе, с мечом в руке, который сперва напевал веселый мотив, а потом признался, что Нин ему с самого начала не понравился.

Шаллан сделала открытие: как бы плохо ни шли дела, кто-то всегда занимался приготовлением чая.

Сегодня это была Тешав, и веденка с благодарностью приняла у нее чашку, а потом оглядела командный пост в верхней части города, продолжая искать Адолина. Теперь, когда Шаллан обрела себя, оказалось, что она может игнорировать усталость. Наличие цели — великая вещь.

Принца здесь не было, хотя одна из девушек-посыльных видела его недавно, так что Шаллан была на правильном пути. Она вернулась на главную улицу, минуя людей, которые несли на носилках множество раненых. В остальном улицы были почти пусты. Граждан отправили в буревые убежища или по домам, пока солдаты королевы Фэн собирали самосветы из Резерва, выслеживали остатки войск Амарама и следили за тем, чтобы не было мародерства.

Шаллан задержалась у входа в переулок. Чай был горький, но хороший. Зная Тешав, она предположила, что в нем была какая-то добавка, позволяющая держаться на ногах и сохранять бдительность, — письмоводительницы всегда знали лучшие настои для такого.

Некоторое время она наблюдала за горожанами, а затем проследила, как Каладин приземлился на крышу неподалеку. Он должен был подменить Ренарина на Клятвенных вратах.

Ветробегун стоял, как часовой, внимательным взглядом обводя город. Похоже, у него на эту тему появился пунктик. Вечно забирался на верхотуру и наблюдал оттуда… Шаллан видела, с какой завистью он смотрел на Сплавленных, которые в развевающихся одеяниях двигались, как ветер.

Услышав знакомый голос, девушка обернулась к главной улице. Адолин шел там в сопровождении девушки-посланницы, которая указала ему на Шаллан. Наконец-то. Посланница поклонилась и убежала обратно в командный пункт.

Адолин подошел и провел рукой по своим непокорным волосам, светлым и черным. Несмотря на изорванную униформу и исцарапанное лицо, он выглядел фантастически. Наверное, в этом преимущество вечно взлохмаченных волос — они ко всему подходят. Впрочем, Шаллан понятия не имела, откуда у него на мундире так много пыли. Он что, сражался с мешком песка?

Она затащила его в переулок, потом развернула и положила его руки себе на плечи:

— Куда ты уходил?

— Отец попросил меня проверить тайленских осколочников и доложить. Я тебе отправил паланкин.

— Спасибо, — поблагодарила Шаллан и добавила: — Я изучала последствия битвы. Думаю, мы хорошо справились. Разрушена только половина города — немалый шаг вперед по сравнению с тем, что получилось в Холинаре. Если продолжим в том же духе, кое-кто может и пережить конец света.

Он хмыкнул:

— Кажется, твое настроение улучшилось.

— Тешав угостила меня чаем, — сообщила она. — Наверное, скоро буду прыгать по облакам. Только не заставляй меня смеяться. От избытка эмоций я издаю звуки, похожие на лай щенка рубигончей.

— Шаллан…

Она повернулась, чтобы заглянуть ему в глаза, и проследила за его взглядом. Над ними взлетел Каладин, рассматривая что-то, чего они не могли видеть.

— Я не хотела тебя бросать там, на стене. Прости, — извинилась Шаллан. — Я не должна была позволять тебе убегать.

Он перевел дух и убрал руки с ее плеч.

«Я облажалась! — тотчас же поняла Шаллан. — Буреотец… Я все испортила».

— Я принял решение и ухожу в сторону, — объявил принц.

— Адолин, я вовсе не хотела…

— Шаллан, я должен это сказать. Прошу тебя. — Он стоял, напряженно выпрямившись. — Я уступаю тебя ему.

Она моргнула:

— Уступаешь… меня? Ему?

— Я вам мешаю, — объяснил Адолин. — Я вижу, как вы смотрите друг на друга. Не хочу, чтобы ты проводила со мной время из жалости.

«Вот буря! Теперь он пытается все испортить!»

— Нет! — отрезала Шаллан. — Во-первых, ты не можешь относиться ко мне, словно к какому-то трофею. Не тебе решать, кому я… достанусь.

— Я не пытаюсь… — Он опять перевел дух. — Послушай, Шаллан, это для меня тяжело. Я пытаюсь поступить правильно. Не усложняй.

— А выбирать-то я могу?

— Ты уже сделала свой выбор. Я вижу, как ты смотришь на него.

— Адолин, я художница! Увидев красивую картину, я ею восхищаюсь. Это не значит, что я захочу снять ее с крючка и вступить с нею в близкие отношения.

Каладин приземлился на крышу в отдалении, все еще напряженно во что-то вглядываясь. Адолин махнул рукой в его сторону:

— Шаллан, ну ведь он же в буквальном смысле… летает.

— Да? Выходит, именно это женщины должны искать в спутнике жизни? Это из «Руководства благовоспитанной дамы по ухаживаниям и семейной жизни»? Может, в издании от «Бекены»? «Дамы, не смейте и помыслить о том, чтобы выйти замуж за мужчину, который не умеет летать». Неважно, если другой претендент красив как грех, добр со всеми независимо от их положения, увлечен своим искусством и наделен истинным Стремлением, коему следует самым причудливым и уверенным образом. Неважно, если он тебя на самом деле понимает и необыкновенно внимателен к твоим проблемам, поощряет тебя быть собой, а не прятать свою истинную суть. Неважно, если тебе хочется сорвать с него рубашку и затащить в ближайший переулок, а потом целовать, пока у него не перехватит дыхание. Если он не может летать — ну что ж, придется положить всему конец! — Шаллан замолчала, чтобы перевести дух.

— И… — пробормотал Адолин. — Это все… про меня?

— Ты такой дурак. — Она схватила его за рваный мундир, прижалась и поцеловала так, что вокруг них появились кристаллы спренов страсти. Тепло поцелуя взбодрило больше любого чая. От него внутри у Шаллан все вскипело, забурлило. Буресвет — хорошее дело, но это… по сравнению с этой энергией он казался блеклым.

Буря свидетельница, она любит этого мужчину.

Когда Шаллан прервала поцелуй, он схватил ее и прижал к себе, тяжело дыша.

— Ты… ты уверена? Я просто… Шаллан, не сверли меня взглядом. Мне нужно это сказать. Мир заполнился богами, Вестниками и Сияющими, и ты одна из них. Я же практически никто. Я не привык к такому чувству.

— Адолин Холин, это, вероятно, лучшее, что когда-либо случалось с тобой. Ну… Кроме меня. — Она прижалась к нему. — Чтобы быть с тобой совершенно честной, должна признаться, Вуаль и впрямь поглядывала на Каладина Благословенного Бурей с вожделением. У нее ужасный вкус по части мужчин, и я убедила ее отодвинуться.

— Это вызывает беспокойство.

— Я не дам ей своевольничать. Обещаю.

— Не о том речь, — сказал Адолин. — Я… о тебе, Шаллан. О том, что ты бываешь другим человеком.

— Мы все бываем другими людьми время от времени. Помнишь?

— Не так, как ты.

— Знаю, — отозвалась она. — Но я… мне кажется, у меня больше не появляются новые личности. Пока что их три. — Она покрутилась, улыбаясь Адолину, который по-прежнему держал руки у нее на талии. — Как тебе это нравится? Три нареченные вместо одной. Кое-кто истек бы слюнями при мысли о таком распутстве. Если пожелаешь, я могу стать почти кем угодно.

— В этом все дело. Мне не нужен кто угодно. Мне нужна ты.

— С этим может оказаться труднее всего, но думаю, что справлюсь. Ты ведь поможешь?

На его лице появилась знакомая дурашливая улыбка. Вот буря, как ему удается выглядеть так хорошо с волосами, присыпанными каменной крошкой?..

— Итак, ты что-то такое говорила про поцелуи, пока у меня дыхание не перехватит, — заявил он. — Ну вот, я здесь и даже не запыхался…

Адолин не договорил, и они с Шаллан снова слились в поцелуе.

Каладин устроился на краю крыши, высоко в верхней части Тайлена.

Бедный город. Сперва Буря бурь и ее последующие возвращения. Тайленцы только начали понимать, как им восстановить разрушенное, а тут уже новые развалины, ведущие к трупу громолома, который лежал, словно поваленная статуя.

«Мы можем победить, — подумал он. — Но каждая победа оставляет новые и новые шрамы».

Кэл держал в руке камешек и тер его большим пальцем. Внизу, в примыкающем к главной улице переулке, женщина с распущенными рыжими волосами поцеловала мужчину в изорванном мундире. Некоторые могли праздновать, невзирая на шрамы. Каладин с этим смирился. Он просто хотел знать, как у них это получается.

— Каладин? — окликнула его Сил. Она летала вокруг него в виде ленты из света. — Не переживай. Слова придут, когда настанет время. С тобой все будет в порядке.

— Со мной всегда все в порядке.

Он, прищурив глаза, разглядывал Шаллан и Адолина и понял, что не испытывает горечи. Смирения он тоже не ощущал. Вместо этого чувствовал… согласие?

— А, эти, — проворчала Сил. — Что ж, я-то знаю, что ты не сдаешься. Ты проиграл сражение, но…

— Нет, — перебил Каладин. — Она сделала выбор. Сама видишь.

— Я ничего не вижу.

— А должна бы видеть. — Он потер камешек пальцем. — Не думаю, что я ее любил. Я чувствовал… нечто. Рядом с ней мое бремя становилось легче. Шаллан мне кое-кого напоминает.