Давший клятву Сандерсон Брендон

Таравангиан коснулся слез на щеках, когда заканчивал читать. Никто из них не знал ничего о Диаграмме, и он был полон решимости сделать так, чтобы это не изменилось.

Адротагия и Дукар тихо беседовали в углу комнаты, сбитые с толку частями Диаграммы. Они игнорировали Мабен, служанку, которая потрогала лоб Таравангиана — король кашлял в последнее время.

«Какими дураками мы бываем, — размышлял Таравангиан, касаясь нарисованных цветов кончиками пальцев. — Мы никогда не знаем столько, сколько думаем. Возможно, в этом умный, я всегда был более глупым».

Он узнал о прибытии Бури бурь только по сигналу, который издали часы Адротагии — изумительное маленькое устройство, подаренное Навани Холин.

— Диаграмма слишком часто ошибалась, — напомнил Мралл Адротагии и Дукару. — Она предсказала, что Далинар Холин падет, если на него надавят, и станет защитником врага.

— Возможно, Грейвс был прав. — Дукар нервно потирал руки. Он взглянул на окно — закрытое, несмотря на то что Буря бурь не достигала такой высоты. — Черный Шип мог бы стать союзником. Вот что означала Диаграмма.

— Нет, — возразил Таравангиан. — Она означала не это.

Все посмотрели на него.

— Варго? — спросила Адротагия.

Он попытался подыскать слова, чтобы объясниться, но это было все равно что пытаться удержать в кулаке стакан масла.

— Мы находимся в опасном положении, — сказал Дукар. — Его величество слишком многое открыл Далинару. Теперь за нами будут следить.

«Окно…»

— Далинар не знает о Диаграмме, — возразила Адротагия. — Или о том, что это мы привезли певцов в Уритиру. Он только знает, что Харбрант контролировал убийцу, и думает, что нами двигало безумие Вестницы. Наши позиции все еще крепки.

«Открой… окно…»

Похоже, никто другой не слышал этот голос.

— В Диаграмме накопилось слишком много ошибок, — настаивал Мралл. Он, хоть и не ученый, был полноправным участником их интриг. — Мы слишком сильно отклонились от ее обещаний. Наши планы должны измениться.

— Слишком поздно, — заявила Адротагия. — Противостояние произойдет в ближайшее время.

Открой его!

Таравангиан поднялся с места, дрожа. Адротагия права. Столкновение, предсказанное Диаграммой, случится скоро.

Даже раньше, чем она думает.

— Мы должны доверять Диаграмме, — прошептал Таравангиан, проходя мимо них. — Мы должны доверять той версии меня, которая знала, что делать. Мы должны сохранять веру.

Адротагия покачала головой. Ей не нравилось, когда кто-то из них использовал такие слова, как «вера». Он пытался об этом помнить и помнил, когда был умным.

«Забери тебя буря, Ночехранительница, — подумал он. — Победа Вражды убьет и тебя. Разве ты не могла одарить меня, не проклиная?»

Он просил о возможности спасти свой народ. Умолял о сострадании и проницательности — и получил их. Просто не в одно и то же время.

Король коснулся ставней окна.

— Варго? — спросила Адротагия. — Хочешь подышать свежим воздухом?

— К сожалению, нет. Мне нужно другое.

Он открыл ставни.

И внезапно оказался в месте бесконечного света.

Земля под ним светилась, а неподалеку протекали реки чего-то расплавленного, золотого и оранжевого цвета. Вражда предстал перед Таравангианом как человек двадцатифутового роста с шинскими глазами и скипетром. Борода у него была не жидкая, как у самого Таравангиана, но и не кустистая. Она походила на бороду ревнителя.

— Итак, — заявил Вражда. — Ты Таравангиан, верно? — Он прищурился, словно увидев короля Харбранта впервые. — Человечек. Почему ты написал нам? Почему твоя связывательница потоков открыла Клятвенные врата и впустила наши армии, позволив им напасть на Уритиру?

— Великий бог, я лишь хочу служить тебе. — Таравангиан опустился на колени.

— Не падай ниц, — смеясь, сказал бог. — Я вижу, что ты не подхалим, и меня не обманут твои попытки казаться таковым.

Таравангиан глубоко вздохнул, но остался на коленях. Вражда решил связаться с ним лично именно сегодня?

— Великий бог, мне сегодня нехорошо. Я… э-э… слаб, и здоровье мое пошатнулось. Могу я встретиться с тобой снова, когда буду в порядке?

— Бедняга! — воскликнул Вражда.

Позади Таравангиана из золотой земли появилось кресло, и Вражда подошел к королю, внезапно сделавшись меньшего, почти человеческого размера. Он мягко толкнул Таравангиана, вынуждая сесть.

— Вот. Разве так не лучше?

— Да… спасибо. — Таравангиан наморщил лоб. Он представлял себе этот разговор по-другому.

— Итак, — сказал Вражда, легко касаясь скипетром плеча Таравангиана. — Неужели ты думаешь, что я соглашусь встретиться с тобой, когда ты будешь чувствовать себя хорошо?

— Я…

— Таравангиан, неужели ты не понимаешь, что я выбрал этот день именно из-за твоего недуга? Ты действительно думаешь, что когда-нибудь сможешь вести переговоры со мной с позиции силы?!

Таравангиан облизнул губы:

— Нет.

— Хорошо, хорошо. Мы понимаем друг друга. Так над чем же вы тут трудитесь… — Он шагнул в сторону, и там появился золотой пьедестал, на котором лежала книга. Диаграмма. Вражда начал ее листать, и золотой пейзаж сменился спальней с прекрасной деревянной мебелью. Таравангиан ее узнал: каждую поверхность — от пола до потолка, включая изголовье кровати, — покрывали строчки текста.

— Таравангиан! — воскликнул Вражда. — Это замечательно! — Стены и мебель исчезли, оставив позади слова, которые повисли в воздухе и начали светиться золотом. — Ты сделал это без доступа к Удаче или Духовной реальности? Немыслимо.

— С-спасибо.

— Позволь мне показать, насколько далеко способен заглянуть я сам.

Слова, начертанные золотом, отделились от тех, которые Таравангиан написал в Диаграмме. Миллионы миллионов золотых букв горели в воздухе, простираясь в бесконечность. Каждая отражала один маленький элемент, написанный Таравангианом, и превращала его в многочисленные тома, полные информации.

Таравангиан ахнул: на миг ему открылась вечность.

Вражда изучил слова, которые король Харбранта когда-то написал на боковой стороне комода.

— Понятно. Захватить Алеткар? Смелый план, смелый план. Но зачем приглашать меня напасть на Уритиру?

— Мы…

— Не надо! Я понимаю. Сдать город Тайлен, чтобы обеспечить падение Черного Шипа и тем самым устранить своего противника. Обращенная ко мне инициатива, которая, как мы видим, сработала. — Вражда повернулся к нему с улыбкой. Это была понимающая, уверенная улыбка.

«Ты действительно думаешь, что когда-нибудь сможешь вести переговоры со мной с позиции силы?»

Все эти письмена нависли над Таравангианом, заслоняя пейзаж миллионами слов. Более умная версия его попыталась бы их прочесть, но эта, тупая, попросту испугалась. И… быть может… к лучшему? Возьмись он читать слова, они бы поглотили его. Таравангиан бы в них затерялся.

«Мои внуки, — подумал король. — Народ Харбранта. Хорошие люди всего мира». Он задрожал, думая о том, что может случиться с ними.

Кто-то должен был принимать трудные решения. Варго соскользнул со своего золотого кресла, пока Вражда изучал другую часть Диаграммы. Вон там. За тем местом, где стояла кровать. Та часть текста из золотой превратилась в черную. Что это было? Приблизившись, Таравангиан увидел, что почерневшие слова уходили в вечность, начиная с этой точки на его стене. Как будто здесь образовалась небольшая складка в том, что мог видеть Вражда…

Начиналась она с имени. Ренарин Холин.

— Далинар не должен был Вознестись, — рассуждал Вражда, ступив вслед за Таравангианом.

— Я тебе нужен, — прошептал тот.

— Мне никто не нужен.

Таравангиан посмотрел вверх и там увидел светящийся набор слов. Послание от самого себя, в прошлом. Невероятно! Неужели он как-то предвидел это?

«Спасибо тебе».

Он прочел написанное вслух.

— Ты согласился на битву воинов-защитников. Тебе нужно отступить, чтобы не позволить этому состязанию случиться, и ты не должен снова встречаться с Далинаром Холином. Иначе он может вынудить тебя сражаться. Это означает, что тебе придется позволить посредникам делать свою работу. Я тебе нужен.

Вражда подошел, заметив слова, которые прочитал Таравангиан. Потом нахмурился при виде слез на щеках старика.

— Твое Стремление делает тебе честь, — похвалил Вражда. — Чего ты хочешь в обмен?

— Защити людей, которыми я правлю.

— Дорогой Таравангиан, неужели ты думаешь, я не понимаю, что ты замыслил? — Вражда взмахнул рукой, указывая на письмена там, где раньше был потолок. — Ты хочешь стать королем всех людей — и тогда я буду вынужден сохранить их всех. Нет. Если ты мне поможешь, я спасу твою семью. Всех в двух поколениях от тебя.

— Недостаточно.

— Значит, мы не договорились.

Слова вокруг них начали исчезать. Таравангиан оставался в одиночестве. Брошенный и тупой. Он сморгнул слезы, выступившие в уголках глаз.

— Харбрант, — взмолился он. — Сохрани Харбрант. Можешь уничтожить другие государства. Оставь только мой город. Об этом я тебя умоляю.

Мир был потерян, человечество обречено.

Они планировали защитить намного больше. Но… он теперь видел, как мало они знали. Один город перед бурями. Одна страна под защитой, даже если все остальное нужно принести в жертву.

— Харбрант, — подтвердил Вражда. — Сам город и любой человек, который там родился, плюс его супруг или супруга. Их я пощажу. Ты согласен?

— Нам надо заключить… контракт?

— Наше слово и есть контракт. Я не какой-нибудь спрен чести, который подчиняется обещанию, соблюдая каждую букву. Если мы достигли соглашения, я буду следовать его духу, а не только словам.

Что еще он мог сделать?

— Я согласен на эту сделку, — прошептал Таравангиан. — Диаграмма будет служить тебе в обмен на сохранение моего народа. Но я должен тебя предупредить, что убийца перешел на сторону Далинара Холина. Мне пришлось раскрыть свою связь с этим шинцем.

— Знаю, — отмахнулся Вражда. — Ты все еще полезен. Во-первых, мне понадобится тот Клинок чести, который ты так ловко украл. А потом ты выяснишь для меня, что алети узнали об этой башне…

Шаллан выдохнула буресвет, творя иллюзию, которая становилась возможной, лишь когда она и Далинар встречались. Вертящиеся завитки тумана взметнулись и образовали океаны и пики — весь континент Рошар, массу ярких красок.

Великие князья Аладар и Хатам махнули своим генералам и письмоводительницам, чтобы те подошли к карте, которая заполнила большую комнату, зависнув примерно на уровне талии. Далинар стоял в самом центре, среди гор возле Уритиру, и иллюзия трепетала и растворялась там, где касалась его мундира.

Адолин, стоя за спиной Шаллан, обнял ее:

— Выглядит красиво.

— Это ты выглядишь красиво, — ответила она.

— А ты просто красавица.

— Только потому, что ты здесь. Без тебя я исчезаю.

Светлость Тешав была рядом с ними, и хотя эта женщина обычно изображала стоический профессионализм, Шаллан показалось, что та закатила глаза. Тешав была такой старой, что, наверное, большую часть дней забывала дышать, не говоря уже о том, чтобы любить.

В присутствии Адолина Шаллан начинала витать в облаках. Его тепло было так близко, что ей пришлось постараться, удерживая иллюзию карты. Девушка чувствовала себя по-дурацки — они были помолвлены уже много месяцев, но именно теперь ей было с ним так хорошо. Кое-что все же изменилось. Кое-что невероятное.

Время пришло. До даты свадьбы оставалась всего неделя — как только алети задумывали что-то сделать, они не мешкали. Что ж, хорошо. Шаллан не хотелось заходить слишком далеко в отношениях без клятв — и, буря свидетельница, даже одна неделя казалась вечностью.

Ей по-прежнему нужно было объяснить Адолину некоторые вещи. В первую очередь весь бардак с Духокровниками. Она в последнее время поднаторела в его игнорировании, но будет большим облегчением, когда у нее наконец-то появится возможность с кем-то об этом поговорить. Вуаль сможет объяснить — Адолин к ней привыкал, хотя не позволял себе вольностей. Он относился к ней как к закадычному приятелю, что, в общем-то, устраивало обоих.

Далинар прошел сквозь иллюзию, держа руку над Ири, Рирой и Бабатарнамом.

— Измени эту часть земли так, чтобы она горела золотом.

Шаллан понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что он обращается к ней. Дурацкий Адолин и его дурацкие объятия. Дурацкие руки, сильные, но нежные, прижимающиеся к ней прямо под грудью…

Ах да. Точно. Иллюзия.

Она сделала то, что приказал Далинар, забавляясь тем, как письмоводительницы и генералы демонстративно не смотрели на нее и Адолина. Кто-то прошептал, что западная кровь в жилах Адолина — причина того, что он чересчур открыто выражает свою привязанность у всех на глазах. Обычно его смешанное происхождение не беспокоило алети — они были прагматичным народом и видели в его волосах символ того, как завоеванные народы становятся частью их более развитой культуры. Но они были склонны искать оправдания тому, отчего Адолин не всегда вел себя так, как им хотелось бы.

Согласно сообщениям, полученным через даль-перо, большинство малых королевств, окружающих Чистозеро, были захвачены Ири — это государство при поддержке Сплавленных наконец-то заполучило земли, которых жаждало многие поколения. Также это означало, что у них трое Клятвенных врат. Шаллан выкрасила эти королевства на карте в яркое золото, как попросил Далинар.

Азир и его протектораты она закрасила узором из синего и темно-бордового цветов — такой символ азирские письмоводительницы выбрали для коалиции между их королевствами. Император Азира согласился продолжить переговоры; их союз еще не был полностью утвержден. Азирцы хотели гарантий, что Далинар сумеет контролировать свои войска.

Она продолжила затенять ландшафт разными цветами, согласно просьбам Далинара. Марат и окрестности стали золотыми, как и — к несчастью — Алеткар. Земли, которые еще не определились со стороной в войне, вроде Шиновара и Тукара, она сделала зелеными. Результатом стало изображение континента, на котором было удручающе мало цветов их коалиции.

Генералы начали обсуждать тактику. Они хотели захватить Ту-Байлу — обширные земли, что простирались между Йа-Кеведом и Чистозером. Доводом в пользу такого шага было то, что, если ее заберет враг, коалиция окажется разделенной пополам. Клятвенные врата позволяли быстро добраться до столиц, но многие города располагались далеко от центров власти.

Далинар пересек комнату, вызвав рябь на карте. Он остановился вблизи от того места, где стояли Адолин и Шаллан и где располагался Гердаз. И Алеткар.

— Покажи мне Холинар, — тихо попросил он.

— Не получится, светлорд, — сказала Шаллан. — Сперва мне надо его нарисовать, и…

Он коснулся ее плеча, и некая мысль вошла в ее разум. Еще один узор.

— Это видит Буреотец, — объяснил Далинар. — Конкретных деталей нет, так что полагаться на это изображение нельзя, но общее представление мы получим. Будь любезна.

Шаллан повернулась и махнула рукой в сторону стены, окрашивая ее буресветом. Когда иллюзия сформировалась, часть комнаты как будто исчезла, и они выглянули наружу, словно находясь на балконе в небесах, откуда открывался вид на Холинар.

Створки ближайших ворот все еще висели, сломанные, демонстрируя разрушенные здания внутри, но кое-какие успехи в расчистке завалов были налицо. Паршуны ходили по городу и патрулировали уцелевшие части стены. В небе летали Сплавленные, волоча за собой шлейфы одежд. Над крышами зданий полоскалось знамя: красные линии на черном фоне. Символ чужаков.

— Каладин говорил, они пришли не разрушать, — пробормотал Адолин, — но захватывать.

— Они хотят вернуть свой мир. — Шаллан прижалась к нему, чтобы ощутить его тело вплотную к собственному. — А мы не можем… просто оставить им то, что они забрали?

— Нет, — ответил Далинар. — Пока силы противника возглавляет Вражда, они попытаются смести нас с этой земли и сделать так, чтобы миру не понадобилось очередное Опустошение. Потому что нас не будет.

Они втроем стояли, словно на краю обрыва, который возвышался над городом. За пределами крепостных стен трудились люди, готовили поля к посадке. Где-то поднимались вьющиеся струйки дыма: там крепости светлоглазых пытались обороняться против захватчиков. Зрелище показалось Шаллан зловещим, и она могла лишь представить себе, что чувствуют Адолин и Далинар. Они защитили Тайлену, но потеряли свою родину.

— Среди нас есть предатель, — негромко проговорил Далинар. — Кто-то напал на Четвертый мост специально для того, чтобы захватить Клинок чести: он был им нужен, чтобы открыть Клятвенные врата и впустить вражеские отряды.

— Или, — тихо добавила Шаллан, — им помог Сияющий, который перешел на другую сторону.

К ним необъяснимым образом присоединился Убийца в Белом. Он сидел снаружи, сторожа дверь как новый телохранитель Далинара. Сзет рассказал откровенно и совершенно спокойно, что большинство рыцарей из ордена Неболомов решили служить Вражде. Шаллан не думала, что такое возможно, однако теперь — учитывая еще и Ренарина, связанного с искаженным спреном, — стало понятно, что они не могли доверять человеку только потому, что он провозгласил верность Идеалам.

— По-твоему, это мог сделать Таравангиан? — поинтересовался Адолин.

— Нет, — сказал Далинар. — Зачем ему сотрудничать с врагом? Все, что он до сих пор делал, было направлено на обеспечение безопасности Рошара, пусть и с помощью жестоких средств. И все же я не перестаю задаваться вопросом. Мне непозволительно быть слишком доверчивым. Полагаю, от этого изъяна Садеас меня излечил.

Черный Шип покачал головой и посмотрел на Шаллан и Адолина:

— Так или иначе, Алеткару нужен король. Сейчас — больше, чем когда бы то ни было.

— Наследник… — начал Адолин.

— Слишком юн. И сейчас не время для регентства. Гавинора можно назначить твоим наследником, Адолин, но мы обязаны устроить так, чтобы вы двое поженились и династия продолжилась. Ради блага Алеткара, но также и всего мира. — Он прищурился. — Коалиции нужно больше, чем я способен дать. Я продолжу руководить ею, но дипломатия никогда не была моей сильной стороной. Мне нужен на троне кто-то, способный вдохновить Алеткар и одновременно завоевать уважение монархов.

Адолин напрягся, и Шаллан взяла его за руку, крепко сжала. «Ты можешь быть таким человеком, если захочешь, — подумала она, обращаясь к нему. — Но ты не должен становиться тем, в кого он хочет тебя превратить».

— Я подготовлю коалицию к твоей коронации, — заявил Далинар. — Возможно, за день до свадьбы.

Он повернулся, чтобы уйти. Далинар Холин был силой, похожей на бурю. Он просто сдувал тебя с ног, предполагая, что ты в первую очередь сам хотел полежать.

Адолин взглянул на Шаллан, затем стиснул зубы и схватил отца за руку.

— Отец, я убил Садеаса, — прошептал Адолин.

Далинар замер.

— Это был я, — продолжил Адолин. — Я нарушил Военные Заповеди и убил его в коридоре. За выступления против нашей семьи. За то, что он предавал нас снова и снова. Я остановил его, потому что это нужно было сделать и потому что знал, что ты никогда не сможешь так поступить.

Далинар повернулся и резко прошептал:

— Что?! Сын, почему ты скрывал это от меня?

— Потому что ты — это ты.

Далинар перевел дух.

— Мы можем это исправить, — решил князь. — Позаботимся об искуплении, хотя это повредит нашей репутации. Клянусь бурей, это совсем не то, что мне сейчас нужно. Тем не менее мы все исправим.

— Все уже исправлено. Я не сожалею о том, что сделал, и сделал бы это снова.

— Мы поговорим об этом после, как только коронация…

— Отец, я не буду королем, — перебил Адолин. Он взглянул на Шаллан, и она кивнула ему, а затем снова сжала его руку. — Ты разве не слышал, что я сказал? Я нарушил Заповеди.

— Каждый в этой шквальной стране нарушает Заповеди, — громко возразил Далинар, а затем бросил взгляд через плечо. Он продолжил, понизив голос: — Я сотни раз нарушал Заповеди. Не обязательно быть совершенным, нужно только исполнять свой долг.

— Нет. Я буду великим князем, но не королем. Я просто… нет. Я не хочу этого бремени. И прежде чем ты пожалуешься, что никто из нас этого не хочет, замечу еще, что из меня получился бы никудышный король. По-твоему, монархи прислушались бы ко мне?!

— Но и я не могу быть королем Алеткара, — мягко напомнил Далинар. — Мне нужно возглавлять Сияющих — и надо избавиться от власти над Алеткаром, чтобы больше не возвращаться к этой ерунде с «великим королем». Нам нужен правитель Алеткара, которого не оттеснят в сторону, но который также сможет разговаривать с дипломатами на языке дипломатии.

— Что ж, это точно не я, — повторил Адолин.

— Тогда кто? — резко спросил Далинар.

Шаллан склонила голову набок:

— Послушайте, я вот тут подумала…

Палона пробежалась по последним сплетням из Ташикка в поисках лакомых кусочков.

Вокруг нее в большом зале собраний Уритиру короли и князья пререкались друг с другом. Некоторые жаловались, что их не допустили на совещание, которое Далинар проводил этажом выше со своими генералами. Натанцы все еще ворчали по поводу того, что им должны были предоставить контроль над Клятвенными вратами на Расколотых равнинах, в то время как азирцы опять завели разговор о том, что сам Господь предрек, что связыватели потоков уничтожат мир.

Все были довольно однообразны и достаточно громки — даже те, кто говорил не по-алетийски.

Себариаль — Тури — тихонько похрапывал рядом с Палоной. Это была игра. Он изобразил точно такой же фальшивый храп, когда она попыталась пересказать ему последний прочитанный роман. Потом, когда Палона замолчала, он рассердился. Ему нравилось выслушивать истории, но лишь до тех пор, пока мог придираться к тому, насколько они банальные и женские.

Она ткнула его локтем, и великий князь открыл один глаз. Палона повернула к нему донесение, пересказывающее слухи, и указала на один из рисунков.

— Йезир и Эмул, — прошептала она. — Князя и княгиню видели вместе в Тайлене, где они вели задушевный разговор, пока их охранники разбирали завалы.

Тури хмыкнул.

— Все считают, что между ними опять роман, хотя они не могут об этом говорить, потому что монархам в Азире запрещено заключать браки без согласия императора. Но сплетники ошибаются. Думаю, что она добивается внимания Халама Хала, осколочника.

— Ты могла бы пойти и поговорить с нею, — предложил Тури, лениво тыкая пальцем в сторону княгини Йезирской, чьи переводчики яростно жаловались на опасности связывания потоков.

— Ох, дорогой, нельзя просто спросить человека о слухах. Ты безнадежен.

— А я-то думал, что безнадежен, потому как у меня ужасный вкус в отношении женщин.

Дверь в зал распахнулась, и от этого по толпе собравшихся как будто пробежала волна и все стенания разом смолкли. Даже Тури выпрямился, увидев в дверном проеме дочь Навани.

На голове Ясны Холин была маленькая, но безошибочно узнаваемая корона. Похоже, семья Холин выбрала нового монарха.

Тури ухмыльнулся при виде беспокойства на множестве лиц.

— О-о-о-о, — прошептал он Палоне. — Вот теперь начнется самое интересное.

Моаш снова орудовал киркой.

Прошло две недели, и он все еще здесь, расчищает завалы. Убил бога. Вернулся к работе.

Что ж, он не возражал. Потребуются месяцы, может быть, годы, чтобы полностью очистить от обломков этот город. И весь Алеткар.

На этой неделе почти каждый день Моаш работал здесь один. Город постепенно словно выворачивался наизнанку — людей вывозили, на их место приходили певцы, — но его оставили в одиночестве ломать камни, и рядом не было надзирателя или охранника.

Так что он удивился, когда услышал рядом другую кирку. Моаш резко повернулся и испытал потрясение:

— Хен?

Массивная паршунья начала разбивать камни.

— Хен, тебя освободили из рабства, — напомнил Моаш. — Участвуя в штурме дворца, ты заслужила Стремление к милосердию.

Хен продолжила трудиться. Подошли Нэм и Пэл, оба в боевой форме, — они тоже спаслись вместе с ним во время штурма дворца. В живых осталась лишь горстка.

Они подняли кирки и начали ломать камень.

— Пэл, — начал Моаш. — Ты…

— Они хотят, чтобы мы занимались фермерством, — проворчала она. — Я устала в грядках ковыряться.

— А я им не служанка, — заявила Хен. — Не буду я выпивку подавать. — Они начинали разговаривать в такт ритмам, как настоящие певцы.

— И вы будете ломать камни? — удивился Моаш.

— Мы кое-что услышали. И решили быть рядом с тобой.

Моаш усомнился в этом, но потом оцепенение вынудило его снова взяться за работу, чтобы опять услышать устойчивый ритм ударов металла о камень, который помогал ему коротать время.

Миновал, наверное, час, и за ним пришли. Девять летающих Сплавленных, чья одежда собралась на земле, когда они спустились и окружили Моаша.

— Лешви? — спросил он. — Древняя?

Она что-то держала перед собой двумя руками. Длинное изящное оружие. Осколочный клинок с изысканным изгибом и едва украшенным лезвием. Элегантный, но скромный, как все осколочные клинки. Моаш знал его как меч Убийцы в Белом. Теперь он понял, что это не все. Перед ним было оружие Йезерезе. Клинок чести.

Моаш нерешительно потянулся к нему, и Лешви загудела в предупреждающем ритме:

— Если ты возьмешь его, то умрешь. Моаша больше не будет.

— Мира Моаша и так больше нет, — отозвался он и взял клинок за рукоять. — Пусть он сам отправится в ту же гробницу.

— Вайр, — нарекла она. — Присоединяйся к нам в небе. У нас есть для тебя работа. — И Лешви вместе с остальными унеслась вверх.

«Присоединяйся к нам в небе». Грейвс считал, что Клинки чести даруют свои силы любому, кто ими обладает.

Моаш нерешительно взял сферу, которую протянула Хен:

— Какое имя она назвала? Вайр?

— Это одно из их имен, — объяснила Хен. — Мне сказали, оно означает «тот, кто усмиряет».

Вайр, тот, кто усмиряет, втянул свет.

Это было сладостно, красиво и — как ему обещали — принесло с собой Стремление. Объяв новое чувство, он взмыл в небо.

Хотя у Шаллан были месяцы, чтобы привыкнуть к тому, что она выходит замуж, в день свадьбы она не чувствовала себя готовой.

Столько хлопот! Настоящее испытание…

Все были решительно уверены в том, что после скоропалительной свадьбы Далинара и Навани на этот раз все должно произойти как полагается. Так что нарядной Шаллан пришлось вытерпеть, пока алетийские искусницы заплетали ей волосы и красили лицо. Кто мог знать, что профессия визажиста вообще существует?

Она вынесла все это стоически. Затем ее усадили на трон, а письмоводительницы, выстроившись в очередь, вручили ей стопки кетеков и охранных глифов. Нура принесла коробку благовоний от азирского императора, а также сушеную рыбу от Крадуньи. Королева Фэн передала маратский ковер. Сухофрукты. Духи.

Пара ботинок. Ка смутилась, когда открыла коробку и достала этот подарок от Каладина и Четвертого моста, но Шаллан лишь рассмеялась. Это был момент облегчения, которого так не хватало в этот напряженный день.

Она получила подарки от гильдий, родственников и по одному от каждого великого князя, за исключением Йалай, спешно покинувшей Уритиру с позором. Шаллан была благодарна, но ей хотелось спрятаться в складках платья и исчезнуть. Столько вещей, которых она не желала, и в первую очередь — столько внимания!

«Ну, ты же выходишь замуж за алетийского великого князя, — подумала она, ерзая на свадебном троне. — Чего ты ожидала?» По крайней мере, ей не придется стать королевой.

В конце концов — после того, как прибыли ревнители и разобрались с благословениями, помазаниями и молитвами, — ее отправили в одиночестве в маленькую комнату с единственным окном, жаровней и зеркалом. На столе лежали принадлежности для того, чтобы она нарисовала последнюю молитву и помедитировала. Где-то там Адолин терпел, получая подарки от мужчин. Наверное, мечи. Великое множество мечей.

Дверь закрылась, и Шаллан осталась перед зеркалом. Ее сапфировое платье было старинного стиля, с двуслойными просторными рукавами, куда ниже кисти. Маленькие рубины, вплетенные в вышивку, излучали дополнительный свет. Наброшенный на плечи золотой жилет сочетался с замысловатым головным убором, закрепленным в волосах.

Ей хотелось съежиться и исчезнуть посреди всего этого.

— Мм… — загудел Узор. — Шаллан, это хорошая ты.

«Хорошая я». Она выдохнула. Вуаль появилась по другую сторону комнаты, лениво прислонившись к стене. Сияющая возникла у стола, постукивая по нему пальцем, напоминая, что ей правда надо написать молитву — хотя бы ради традиции, если не ради чего-то другого.