Лабиринт №7 Васильцев Сергей

За дверью стояла миловидная стройная блондинка в джинсах и легком свитере.

– Ну вот… – чуть было не выпалил хозяин.

– Я ваша соседка, – сказала девушка, предупредив вопрос Сергея, – что-то со светом случилось. Не поможете?

– Отчего же… – ответил тот и пошел разбираться в электричестве – Меня Сергеем зовут, – сказал он на всякий случай.

– Оля, – последовал ответ.

Оказалось проще простого – вылетел рубильник оттого, что одновременно работали стиральная машина и микроволновая печь. Когда вспыхнул свет, монтер обнаружил в гостиной накрытый стол и массу деликатесов на кухне.

– У меня будут гости по случаю переезда. Вот – только обустроилась. Сережа, приходите через часик, а? По-соседски.

– Отчего же… – слова не желали приходить в голову. – Через час? – уточнил и заторопился собираться.

Сначала приглашенный рассмотрел себя в зеркало и остался доволен тем, что увидел. Правда на носу вскочил прыщик, но он не пожелал этого замечать. Полил себя одеколоном, нацепил куртку и помчался к метро за цветами. Купил крупную розу нежно желтого цвета и бутыль грузинского вина. Спешил домой, пряча цветок у себя под курткой, и думал, с чего бы это он так размяк. Ведь это же точно не она. Почему? Он не знал, но был уверен. И что же дальше? Дальше собрался идти в гости. Более того, был этому рад.

Когда он позвонил в дверь, ему открыл взъерошенный парень и, проговорив:

– Вы к Ольге, – удалился вглубь квартиры.

Сергей несколько минут потолкался в коридоре, присматриваясь к отдельным личностям. Поискал учредительницу суаре и обнаружил ее на кресле в дальнем углу стола. На этом радость закончилась, потому что в том же кресле сидел красивый парень и что-то шептал ей на ухо с ухмылкой обладателя. И она слушала его, внимательно улыбаясь. Лишь иногда бросала гостям что-то вроде:

– Попробуйте салат, сама готовила…

«Чего это ты, собственно, – окоротил себя Сергей, – влез в чужую жизнь и ждешь распростертых объятий. Но ведь сама пригласила… И что с того?!»

Тем не менее гость обозлился. Он никогда особенно не любил долгие тусовки с мутными фразами о концепциях современного искусства, проблемах выражения адекватного «я» в условиях мегаполиса, прочее занудство и терпеливое веселье. Даже если в конце были танцы… Зачем пришел?

Сергей все еще рассматривал публику, когда возле него остановилась милая блондинка в цветастом платье.

– Вы из Москвы?

– Да нет, – ответил. – Родился где-то здесь. Поблизости.

– Мои родители из Москвы. Мы жили на улице Тимура Фрунзе. Это через реку от Лужников. Обожаю Москву! А Вы?

– Я? Скорее…

– Мы переехали только год. У отца здесь холдинг. Вы любите кошек?

– «Скорее кисок», – подумал он. Начал импровизировать.

– И да, и нет. Смотря…

– Я обожаю кошек! У меня сиам. У него глаза как у меня. Вам нравится? Как я смотрюсь в этом платье?

– Безусловно! – отреагировал Сергей и улизнул на кухню, потихоньку выгрузить покупки и отвалить.

Войдя туда, он обнаружил женщину лет двадцати пяти с чашкой кофе и сигаретой в руках. Ее темно-русые волосы были собраны на затылке, крупный рот подчеркивала темная помада. Стильные очки в металлической оправе. Пальцы с несколькими кольцами желтого металла. Шерстяное платье в тон волос. Она сидела, откинувшись к стенке, и пристально рассматривала вошедшего.

– Я – сосед! – отрекомендовался Сергей и вручил девушке принесенную розу.

– Это хозяйке?

– Это Вам. У хозяйки уже и так целая клумба.

– Откуда Вы знаете… Впрочем, ладно. Откуда Вы знаете, что я люблю чайные розы?

– Я вижу, что Вы любите цветы.

– А кто их не любит?

– Я, например.

– Почему?

– История долгая и неинтересная.

– Все равно спасибо. Меня зовут Анна.

– Очень приятно. А меня – Сергей.

– Присаживайтесь, – и он разместился на стуле напротив, вытащил из кармана и откупорил бутылку. Благо, штопор и бокалы обнаружились тут же на столе.

– За знакомство! – сказал кавалер и коснулся поднятого навстречу бокала.

– Чин-чин, – ответила дама и пригубила вино. – Неплохо. – Посмотрела на него и добавила. – Вино Вы тоже не любите?

– Что-нибудь покрепче. Но вообще-то под хорошую беседу, какая разница…

– Да, интересный тип. Цветов не любит. Вина не пьет.

– Женщин....

– Простите?

– В этом списке женщин не хватает. И я славно перетеку в состояние мизантропа или монстра. Не знаю, что хуже выйдет.

– Поставим через тире – монстра-мизантропа – выйдет и похуже. Не находите? Интересно… – повторила она.

– Так вот, к женщинам я отношусь сугубо положительно, а некоторых даже люблю.

– Это успокаивает.

В это время в кухню заглянула еще одна гостья и сказала вопросительно:

– Аня, ну сколько можно? – и вскользь глянула на Сергея.

– Подожди, – ответила та. – У меня тут собеседник.... – замолчала, и продолжила после паузы. – Уж больно занятный.

– Правда? – девушка и Сергей произнесли это в унисон. – Ну я пошла… –продолжила вошедшая и удалилась.

– Очень интересно… – теперь уже хором сказали оставшиеся на кухне и улыбнулись друг другу.

– Вот за это уж точно следует выпить! – произнес кавалер, вторично наполнил бокалы, откашлялся и пригладил волосы.

– За что?

– За знакомство…

– За долгое знакомство… – она смотрела на него в упор и то ли подтрунивала, то ли провоцировала его, а он решил попасться на эту провокацию. Тем более, что вино уже плавало в голове и плавно растворяло давешнюю хандру и мысли о поисках смысла жизни и слоях существования.

– Расскажите мне что-нибудь про вашу компанию… – сказал Сергей, чтобы что-нибудь сказать.

– Ольга – моя двоюродная сестра. А это – ее друзья – главным образом сокурсники. Я их тоже знаю плоховато. Так что мы оба вне круга общения. Не жалеете?

– Нет, мне вполне хватает Вас.

– Скромно…

– Зато правдиво…

– Вы, ведь, сосед?

– Да.

– Не похвастаетесь жилищем?

– Отчего же? Правда, порядок не гарантирую. Не готовился…

– Это и привлекает. Пойдем, – поднявшись, она оказалась ростом почти с Сергея с тренированной, но не спортивной фигурой. Платье облегало округлости тела и по длине едва достигало колен. Она шла впереди к входной двери, и ему нравилось двигаться вслед за ней, видеть движение бедер, дышать духами. Выйдя на площадку, женщина обернулась, и ее лицо оказалось совсем рядом.

– Куда… – произнесла она одними губами.

Сергей не торопился. Здесь нельзя было торопиться. Он молча обошел ее и открыл дверь в собственную прихожую. Гостья прошла ее насквозь и остановилась посреди комнаты.

– Пустовато, – сказала она и опять обернулась, оказавшись совсем рядом. – Ты не находишь?

– Нет… – говоря это, он старался находиться в отдалении и держать руки за спиной. Знакомство развивалось стремительно. И он начинал этого слегка побаиваться. «Отчего мы боимся быстрых связей?» – начал рассуждать хозяин квартиры, чтобы не думать о соблазнительном теле стоящей рядом леди. «Отчего дама всегда должна быть сдержана, а кавалер настойчив? Феминизация на дворе. Так что извольте…» Чего изволить, он домыслить не успел. Гостья закончила рассматривать фотографии на стенах и проговорила:

– Попробую угадать, кто ты…

– Попробуй, – сказал хозяин и добавил про себя: «Вот интересно. Я и сам не знаю».

– Ты работаешь в издательском бизнесе. – Анна сняла очки и близоруко прищурилась.

– Почти угадала. Я парфюмер.

– Ага, – улыбнулась она, довольная тем, что они оба теперь перешли на неофициальный язык общения. – Это который от Зюскинда.

– Да нет, вполне реальный труженик отрасли. Варю волшебные кремы матушки Эсти Лодер, которые потом продают в разных магазинах.

– Вот здорово. – Сказала она и сделала шаг в его направлении. – Ты кулинар? Или косметолог?

– Да нет, – повторил он, не выдержал и взял ее за талию. – Это по-другому называется. Просто разрабатываю всякую косметическую продукцию. «Росой молодости», конечно, здесь и не пахнет. Хотя…

Сергей, действительно, работал шефом отдела R&D (науки и развития) в косметической компании, девизом которой значилось: «Не стоит продавать душу дьяволу за молодость и красоту. Купите наши средства ухода, и мы сделаем это за Вас!»

Косметику, право слово, они делали неплохую, а линия SPA даже пользовалась ажиотажным спросом. И это при том, что фирма избегала крупных рекламных акций.

В чем был успех – в исключительном чувстве исторической парадигмы и ощущении движения женских пристрастий, которое в последнее время свелось к концепции: «Побалуй себя!», или в лояльных ценах на продукцию высокого уровня – Сергей не знал, да и не хотел думать об этом.

– Сделаешь это для меня… – произнесла она, переходя на шепот, и провела тыльной стороной ладони ему по щеке. Он не очень-то сообразил о чем идет речь, но понял, что готов выполнить и то, и другое.

На следующий день было воскресенье.

Сергей проснулся поздно и долго лежал с закрытыми глазами, а когда открыл их, обнаружил рядом Анну, которая перебирала пальцами и рассматривала амулет. Увидела, что он проснулся, и улыбнулась:

– Сережечкин… Доброе утро, родной.... Откуда у тебя эта штуковина? Археологией увлекаешься?

– Да нет – от предков досталась. – Если вдуматься, то он был абсолютно честен. Коли не от предков, то от кого же еще?

– Тяжелая и загадочная.

– И пахнет древними наветами, – продолжил он ее фразу, с интонациями, свойственными фильмам ужасов.

Она тут же вернула предмет на тумбочку и весело всплеснула руками.

– Я тебе не верю. Ну, в этом проклятом вопросе…

Сергей подробно вспомнил события прошедшей ночи, проникся гордостью и произнес с апломбом:

– Ходить-то сможешь?

– Даже летать! – ухмыльнулась подруга и выскользнула из постели. –Признавайся, где чудодейственный крем? Желаю быть твоей подопытной кошкой… Парфюмер. – Без одежды и с распущенными волосами она выглядела еще привлекательней…

– Посмотри, там под ванной ящик с пробниками. То, что на этикетке значится – правда.

– Голая?

– Что?

– Правда – голая?

– Одетая.

– Чистая?

– Угу… Слушай, а почему ты решила, что я – издатель.

– Во-первых, – сказала она, копаясь в коробе с косметикой, – не издатель, а работаешь в этом бизнесе, во-вторых, рассказывать любишь, но это не главное. А главное – у меня папа – писатель, и он обожает всякие такие загадочные темы и пустоту пространства. По аналогии…

– По аналогии ты тоже должна работать в издательском бизнесе.

– И не угадал. Я – логист. Знаешь такое слово.

– Ну, я ведь на производстве работаю, и никакое снабжение мне не чуждо.

– Вот и познакомились.

– Так быстро…

– Ага, вот что тебя заволновало. Понимаешь, люди, с которыми стоило бы общаться, встречаются чрезвычайно редко, – Анна запнулась. – Может быть я всю жизнь тебя ждала. Только мы не сразу встретились. И вот вчера поняла, что если не сейчас, то уже может и не выйти ничего. Поэтому и заторопилась. Видишь, как я тебе все и рассказала. Извини… я приму душ. – Она включила воду и прикрыла дверь.

Сергей откинулся на подушки и уставился в потолок. Мир снова топил его в своей многовариантности. С одной стороны Анна – реальная, теплая, живая – сколько эпитетов еще можно придумать! С другой стороны – письма. Не письма – их автор. Образ, скрытый за флером недосказанности. Скорее ощущение, чем восприятие. Сергей огляделся по сторонам, отыскивая глазами листок с набранным текстом. Не увидел его. Поднялся и обошел всю квартиру, заглядывая под подушки, подстилки, лежачие и стоячие предметы. Ничего.

– Что ты ищешь? – появилась Анна из ванной комнаты.

– Да так… Пойдем завтракать.

– И все-таки.

– Носок куда-то делся.

– Какой же ты не качепыжный! – сказала нежно. – Так вот же они. В прихожей.

– Бывает же! – удивился хозяин (снимать носки вместе с уличной обувью было его давнишней привычкой) – Теперь уже точно пошли. Ты что предпочитаешь.

– Кофе с таком.

– Не знаю про «так», но кофе точно есть.

Они сидели на кухне и отхлебывали горячий кофе маленькими глотками. Сергей закусывал крекерами с маслом и джемом.

– Расскажи мне о себе, – попросила гостья. – Только не общими фразами.

– Почему бы и нет, – ответил хозяин, выбирая, что бы такое соврать. Все истории выходили очень жалостливые, и он решил, что разберется по ходу повествования. – Если позволишь, начну я с того, как уже стал взрослым. Это началось… Впрочем, нигде и никогда. Просто началось и все. Жил-был…

Дальше он говорил, практически не напрягая мозги, образы и события сами просились на язык. Выходило, что он уже дошел до той границы, когда повествование развивается, исходя из своих собственных законов. Он говорил, и сам удивлялся, откуда знает все это.

Пересказ жизнеописания Сергея автор счел возможным опустить, поскольку оно, если не придираться к мелочам, один в один повторяло историю разрыва с первых страниц этой книги.

Анна слушала рассказчика с сочувственным выражением (я бы даже вычеркнул первую пару букв), пока он не прекратил говорить. После положенной паузы она спросила:

– То есть ты – приверженец трагедийных чувств.

– И не только я. Ты вспомни хоть один роман про счастливую любовь? И как?

– Сколько угодно. Возьми хотя бы Шарлоту Бронтэ, не считая всяких Барбар Картланд и современных романисток.

– И еще желтую прессу.

– Ну и что?

– Хорошо, но ведь это – все только женские романы!

– Ты не находишь, что может быть в этом и заключается отличие женского мировосприятия от мужского.

– От мужицкого, хотела ты сказать.

– Нет, не хотела, но мужики во всем всегда ищут сплошной трагизм. Или нет. Они начинают формировать это свое мировоззрение только когда на душе сплошной трагизм. В другое время они вообще не хотят думать.

– Ну ладно, они слишком заняты собой или работой. А что тогда женщины?

– А женщина изначально настроена на позитив.

– Браво! Скажи это мужчине, имеющему семейный опыт.

– А это он сам во всем и виноват.

– В чем, в опыте?

– Дурак!

– Сам знаю! – пока он кипятился, она обошла столик и села ему на колени.

– Я же говорила, у тебя склонность к литературности. А вообще-то мне все равно, что ты говоришь – хоть газеты вслух читай – я обожаю слушать твой голос. Вот так-то. Ладно, мне пора.

Она стояла перед большим настенным зеркалом в ореховой раме и прихорашивалась, поглядывая на Сергея. А он прошел вглубь комнаты и плюхнулся на диван.

«Она смотрит на меня, отражаясь в зеркале, – лениво перебирал он свои мысли. – Я смотрю на отражение и думаю, что это она. Я уверен. И в этом и есть подлинный смысл – в том, что я понимаю отражение как реальность. Та реальность, которая на самом деле мне не доступна. Сущность обнажается, но так ли часто мы способны это увидеть? Она обнажается в темноте. Без отражений. И мое движение происходит в плоскостях, только лишь отражающих единую сущность, которая многолика и поэтому в принципе не может быть заключена в единую раму. »

Зеркало, перед которым стояла Анна, досталось Сергею от деда. А откуда получил его тот – Бог ведает. Это было не просто зеркало. Это был знак перехода. За его поверхностью иногда угадывались ступени лестницы вниз и дверь, приоткрытая в никуда. Странно, что это видел только он.

Однажды Сергей швырнул в зеркало подсвечником, и сетка трещин исчиркала край изображения, которое все равно продолжало существовать. «Знак перехода. Зазеркалья мне еще не хватает, – зло подумал парень, – Впрочем, про метро тогда кто же знал… Выходит, наследственность. Попробовать что ли?» Поменять треснутое стекло он так и не решился.

– Ну, все, – Анна закончила макияж и начертила на зеркале ряд цифр губной помадой. – Увидимся! – Чмокнула его в щеку и выскользнула из квартиры.

– Tempora mutantur et nos mutantur in illis (Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними)! – напыщенно проговорил хозяин дома, защелкнув замок. – И все-таки, что же делать?

Покопавшись немного в себе, он решил, что отношение к своей давешней гостье можно определить термином «влечение», и это неплохо. Почесал в затылке, зевнул и пошел разыскивать потерянное письмо. Но оно как сквозь землю провалилось. Зато, порывшись в прикроватной тумбе, Сергей обнаружил там первое послание, которое на самом деле было вторым. Глаза пробежали по бумаге, выхватив несколько строк:

«Сейчас ехали по Городу – такой туман. И Город такой странный, и очень красиво. Я бы погуляла с тобой по такой погоде. Все такое инопланетное, еле слышное и еле видное. Вот Сестра и усвистала гулять куда-то. А на меня нашло задумчивое настроение…»

– Вот-вот, – сказал он себе. – Навеял на себя дымку загадочности и блуждаю в ней как ежик в тумане…

И все-таки существование женщины, писавшей эти письма, не давало ему покоя. Даже если бы захотел, он не смог выкинуть из головы мысли о ней.

– В конце концов, я – тривиальный мужчина и хочу, чтобы меня затащили в постель! – начал он зачем-то оправдываться и понял, что не очень-то в это верит. Он достал мобильник и стал списывать в его память цифры с зеркала и удивился, заметив, что их набор в точности повторяет дату его рождения: 189-19-73.

Сергей не успел придумать, чем ему занять выходной. Затарахтел телефон.

– Чего не звонишь? – угадал Сергей Сашкин голос.

– Я?

– А кто же? Мог бы хоть поинтересоваться, как друган домой от тебя добрался.

– Ну и как?

– А хреново! Попался какой-то мозгляк, и мы с ним чуть не до утра лясы точили. У, каркалыга!

– Не понял. Зачем точили?

– А выпимши я был, если ты не помнишь. Общения не хватало. А ведь мороз на улице, между прочим. И почему в подворотнях всегда так холодно?

– Так вы на улице?

– Дошло. Ты что думаешь, я совсем съехал, кого попало домой таскать.

– Ну и как ты?

– Астения у меня!

– Как зовут? – переспросил Сергей.

– Хандра и температура для бестолковых. Короче…

– Уже еду.

– Водки много не бери! – и гудки в продолжение.

Сергей уже прижился к этому миру и теперь точно знал, куда направиться. Выглянул в окно, отгадал в ряду припаркованных во дворе машин свою Тойоту и предпочел общественный транспорт. Ехать в метро он не решился – покатил на маршрутке, занял место в углу салона. Сидел и думал.

«Кто я теперь? Вернее, какой я теперь? Разве этот вопрос должен меня интересовать? Наше сознание впитывается в предоставленную ему цепь обстоятельств как мицелий гриба в приютившее его дерево. И уже поэтому оно – сознание структурирует себя согласно измерениям развертывающегося перед ним времени и пространства. И что меняется, если пространство становится несколько больше, если оно начинает почковаться как инфузории-туфельки в придорожной луже? Разве это дает мне дополнительную свободу? Конечно же нет! Свобода, если только она – не фигура речи – это порыв – скачок от одного статуса к другому. И поэтому ее (свободу) подменяют понятием воли, намекая на способность совершать такие скачки один за другим. Но статус при этом все равно никуда не девается, иначе не было бы опоры. И опять же всегда существует смерть. Ее не стоит принимать за опору – за «критерий существования» или «точку отсчета». И все же она есть, и за ее пределы ничего не возьмешь. Память потомков – очередной фетиш, на который не стоит обращать внимание. Но время в этом случае смешивается с сиюминутностью. И я остаюсь в этой сиюминутности, ставя во главу угла только желания и поступки. И поэтому теряю протяженность времени, подменяя его протяженностью новых пространств. И это свобода? Нет! Это возможность улизнуть, то есть слабость. Свобода не может быть слабостью. И, значит, все возвращается к Эклезиасту, что «ежели я Любви не имею…» Вот тут-то и значится мой главный вопрос, на который мне никак не отыскать ответа».