Намалеванный ангел Чейз Джеймс
– Проклятое животное! Я не позволю ему так обращаться со мной! Пусть подает на меня в суд! Это не имеет для меня никакого значения! Ты думаешь, меня беспокоит, как он поступит?
– Послушай, Клив, ты лучше сядь, не горячись. Ты уже и так достаточно наделал глупостей, приди в себя. Что с тобой произошло? Тебе известно, что Кэрол на грани нервного расстройства?
Я наклонился к гостю.
– Вот что, Питер. Мне ни к чему, чтобы ты меня опекал. Я абсолютно уверен в этом. Не вмешивайся в мои дела. Не вмешивайся, говорю я тебе.
– Я и сам не хотел ввязываться, – сказал Питер, сделав какой-то отчаянный жест. – Ты вообразил, мне это доставляет удовольствие? Кажется, ты не понимаешь, насколько все серьезно. Ты вступаешь в борьбу с Голдом. Все, что причиняет вред Голду, причиняет вред студии. Избиение Ингрема вызвало массу толков. Зачем тебе понадобилось избивать его, мне это абсолютно неинтересно. Допустим, у тебя были на это свои причины. Я их не знаю и не хочу знать. Но дело сделано, и план работы киностудии сорван. Положение обострилось еще и тем, что Кэрол в ужасном состоянии. Она не может работать, не может сосредоточиться, и, насколько я понимаю, все это из-за тебя.
Немного успокоившись, я снова сел.
– Ты во всем готов обвинить меня, – с горечью проговорил я. – Какого черта! Что вы все от меня хотите?
– Тебе следовало бы на несколько дней покинуть Голливуд, – сказал Питер. – Ты можешь уехать во Фри-Пойнт? Я хочу только одного: ты не должен связываться с Р.Г., особенно теперь, когда ты в таком ужасном состоянии. Ингрем не станет подавать на тебя в суд, и мы с Френком уговорим Р.Г. оставить тебя в покое. В настоящее время Р.Г. жаждет твоей крови, Клив!
«Если Голд бесится из-за меня, – подумал я, – значит, мой сценарий летит ко всем чертям».
– Я не могу сейчас уехать из города, – задумавшись на мгновение, сказал я. – У меня много дел, но я постараюсь держаться подальше от Голда.
Питер встревожился, но потом, подумав, согласился:
– Может быть, все еще уладится. – И встал. – Я должен вернуться на студию. У нас там переполох, и Голд похож на медведя, который ревет от головной боли. Будь разумен и в течение ближайших дней не попадайся ему на глаза, Клив.
– Хорошо, – пообещал я. – Между прочим, тебе известно, Питер, что я пишу сценарий для Голда? Как ты думаешь, останется в силе наш договор с ним?
Питер пожал плечами.
– Может быть, и останется. Все зависит от того, как удастся уладить ваши отношения. Если получится замять эту неприятную историю и твой сценарий будет хорошим, возможно, договор останется в силе: Р.Г. – человек дела и не пропустит выигрышного сюжета. Но твой сценарий, естественно, должен быть на высоте.
– Понятно. – Я проводил режиссера до двери, чувствуя, что настроение мое ухудшается и нервы мои изрядно сдали. Я начал осознавать, какую потрясающую глупость я сотворил, избив Ингрема. Это может испортить всю мою карьеру.
– А Кэрол ты ничем не можешь помочь? – с надеждой в голосе спросил Питер.
– Пожалуй, ничем.
Он пристально посмотрел на меня, и мне вдруг стало стыдно.
– Она любит тебя, Клив, – тихо проговорил Теннет. – Она – большой ребенок, и не заслуживает такого отношения. Было время, когда я думал, что у вас серьезные намерения относительно друг друга. Я знаю, что это не мое дело, но мне больно смотреть на нее: ее состояние ужасно.
Я не проронил ни слова. Питер стоял, не зная, уходить или подождать. Видя, что я молчу, закончил:
– Очень жаль. Будем надеяться, что она как-нибудь переживет это. До свидания, Клив. Нигде не показывайся. Я уверен, что если ты будешь достаточно осторожен, все обойдется.
– Надеюсь, – сказал я и добавил: – Спасибо, что зашел.
Когда гость ушел, я вернулся в гостиную и выпил еще один стакан виски. Я хотел поехать к Кэрол, но не нашел в себе достаточно мужества, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. Я причинил ей боль и был уверен, что если поеду к ней сейчас, то только усложню свою задачу примирения. Нет, надо подождать и дать Кэрол время прийти в себя. Мне же следовало подумать, как быть дальше. Ингрем не беспокоил меня. Я волновался из-за Голда. Если он захочет войны, то может оказаться очень опасным противником. Я сел и принялся решать эту задачу. Может, лучше попробовать увидеться с ним и постараться объясниться. Такой вариант показался сначала удачным для выхода из опасной ситуации. Но после долгих раздумий я решил, что вернее всего поступить так, как советует Питер: пока все не успокоится, держаться подальше от Голда. Я прямо-таки с ненавистью оглядел большую гостиную, сознавая, что не смогу день за днем сидеть здесь взаперти, как зверь в клетке. Я сойду с ума, потому что давно разучился уютно устраиваться с книжкой в руках и наслаждаться тишиной и покоем. Голливуд сделал меня беспокойным, и мысль о том, что я вынужден буду находиться в полном одиночестве хотя бы несколько часов, была невыносима. Я посмотрел на часы. Одиннадцать сорок пять. Сделав поворот, мысли мои сами по себе вернулись к Еве. Она, пожалуй, еще в кровати и спит. Теперь я знал, что мне надо делать. Заеду за Евой и приглашу позавтракать со мной. Как только я это решил, мне сразу стало легче. С Евой не только проблема одиночества, но и все другие испарятся, исчезнут. Останемся только мы сами. И главным будет то, что мы вместе.
В двенадцать с небольшим я приехал на Лаурел-Каньон-Драйв. Остановив машину рядом со знакомым уже домом, я быстро спустился по тропинке, постучал и стал ждать. Дверь тут же открылась. Ева стояла на пороге и мигала глазами, ослепленная ярким солнечным светом. Она уставилась на меня.
– Это ты, Клив! – воскликнула она и захихикала. – А я думала, что это молочник! – Женщина, по-видимому, только что встала с постели. Волосы ее были расчесаны, но лицо не накрашено. – Что это ты делаешь здесь в такое время?
Я улыбнулся, довольный уже той удачей, что меня встретила сама хозяйка дома.
– Привет, Ева! – поздоровался я. – Мне хотелось сделать тебе сюрприз. Можно войти?
Она запахнула халатик и зевнула.
– Я как раз собиралась принять ванну. Ты переходишь все границы, Клив. Ты мог бы, по крайней мере, позвонить мне.
Я прошел за хозяйкой в спальню. В комнате чувствовался смешанный запах духов и пота. Ева открыла окно.
– Фу! Здесь такой тяжелый воздух, правда? – сказала она и присела на кровать, растрепав рукой волосы. – Как же я устала!
Я сел на кровать рядом с Евой, тесно прижавшись к ней.
– Ты выглядишь так, словно провела кошмарную ночь, – заметил я. – Чем ты занималась?
– Я ужасно выгляжу, да? – спросила женщина. Она откинулась на подушки и вытянулась всем телом. – Мне все равно. Сегодня мне все безразлично.
– У меня такое же настроение. Поэтому я и пришел к тебе, – сказал я, глядя сверху вниз на ее бледное, измученное лицо. Под глазами у Евы были мешки, и две линии на переносице залегли глубокими морщинками. – Давай поскучаем вместе. Поедем куда-нибудь позавтракать?
– Нет. Не надоедай мне, – отозвалась с ленцой Ева.
– Не упрямься же, – сказал я. – Мы позавтракаем, и ты тут же вернешься домой, если захочешь. Поедем, не будь такой несговорчивой!
Она посмотрела на меня. Я почувствовал, что она уже колеблется.
– Не знаю, – медленно проговорила она, словно соглашаясь, и тут же пошла на попятную: – Надо будет одеваться. А мне лень! Нет, Клив, я не поеду!
Я взял руки Евы и притянул к себе. Ее тело касалось моего.
– Ты поедешь, – твердо сказал я. – Я хочу, чтобы ты одела платье. А что ты выберешь?
Ева вырвалась, но к гардеробу все-таки подошла.
– Не знаю, – ответила она и зевнула. – Я устала и никуда не хочу уходить из дома.
Я открыл платяной шкаф и увидел около полудюжины прекрасно сшитых костюмов разных фасонов.
– Может быть, ты наденешь сегодня для разнообразия платье? – спросил я. – Почему ты всегда так строга в выборе одежды? Как бы я хотел увидеть тебя в каком-нибудь прозрачном платье. Ты бы от этого только выиграла. Оно подчеркнуло бы твою женственность.
– Хватит, Клив, я сама знаю, что мне больше идет, – сказала Ева, вынув из гардероба и снимая с вешалки серый костюм. – Вот что я выбрала. Нравится?
– Конечно. А теперь беги в ванную, – сказал я, садясь на кровать. – Я выкурю сигарету и подожду тебя.
– Я мигом, – сказала Ева довольно бодро, закрывая шкаф.
Пока она была в ванной, я ходил взад и вперед по комнате. Открывал ящики, заглядывая внутрь, и снова задвигал их. Передвигая стеклянные фигурки животных, я подумал о муже Евы. В комнате царила атмосфера какой-то мрачной таинственности. Сколько постыдных тайн хранят стены этой спальни, сколько здесь побывало мужчин! Мужчин, которые приходили сюда украдкой, которых охватил бы страх, если бы их друзья узнали о посещениях этого дома. Эти мысли расстроили меня. Я злился, чувствуя, что все мои попытки завоевать Еву не дадут никаких результатов. Мне была ненавистна мысль, что я должен делить ее со всеми теми мужчинами, которые являются сюда. В конце концов атмосфера, царящая в спальне, стала настолько невыносимой, что я выскочил в коридор и крикнул Еве, чтобы она поторопилась.
– Сейчас иду! – отозвалась она. – Имей терпение!
Я услышал, как открылась входная дверь. Вошла Марта. Она бросила на меня быстрый, удивленный взгляд и улыбнулась.
– Доброе утро, сэр, – сказала она. – Сегодня чудесное утро, не правда ли?
– Да, – ответил я, не глядя на служанку. Мне было противно смотреть на нее. Я терпеть не мог угодливого выражения ее лица, ненавидел ее за то, что она знает, зачем я здесь. Интересно, что рассказала ей обо мне Ева. Обсуждают ли они между собой приходящих сюда мужчин, смеются ли над ними? Я не могу находиться в одной комнате с этой женщиной, подозревая, что в глубине души она смеется надо мной.
– Скажите мисс Марлоу, что я жду ее в машине, – резко сказал я и вышел из дома.
Минут через двадцать пять появилась Ева. Она была шикарной и нарядной, но ярко освещенная солнцем, она показалась мне постаревшей и усталой. Я открыл дверцу, и женщина, которую я хотел завоевать, села в машину. Мы посмотрели друг на друга.
– Я нормально выгляжу? – задала свой обычный вопрос Ева.
Я улыбнулся и заверил:
– Восхитительно!
– Не лги. Я действительно выгляжу нормально?
– В таком виде, Ева, ты могла бы пойти куда угодно и с кем угодно, – ответил я, как и в первую нашу встречу.
– Ты не шутишь?
– Нет, не шучу. Причина всех твоих сомнений в том, что ты стыдишься своих поступков и, стыдясь их, чувствуешь себя неполноценной. Пока у тебя все в порядке. Твои тревоги напрасны.
Моя спутница испытующе посмотрела на меня, решила, что я не лгу, и откинулась на сиденье.
– Благодарю тебя, – сказала она. – Куда мы направимся?
– К Никабобсу, – сообщил я, повернул на Сансет-стрит и выехал на улицу Франклина. – Тебя это устраивает?
– Полагаю, что да.
– Я попытался позвонить тебе вчера вечером, но Марта сказала, что ты занята.
Ева состроила гримасу, но промолчала.
– Ты, видно, работаешь целый день и всю ночь напролет? – спросил я, подвергая себя тайной пытке.
– Не будем говорить об этом. Интересно, почему мужчины так любят рассуждать на эту тему?
– Извини… Я совсем забыл, что это твоя профессия. – Я замолчал. Когда обида немного ослабла, я продолжил: – Ты удивляешь меня, Ева. Ты же не жестокая, не правда ли?
Она облизала губы, спросила озадаченно:
– Почему ты так думаешь?
– Потому, что тебя легко обидеть.
– Я никогда не говорила тебе этого.
– Ты очень странная. Всегда настороже и боишься, что тебе причинят зло. Ты всех считаешь своими врагами. Я хочу, чтобы ты видела во мне друга.
– Я не нуждаюсь в друзьях. Я не верю мужчинам. Я слишком много знаю о них.
– Это происходит оттого, что сталкиваешься с самыми отвратительными качествами, какие только есть в них. Так ты не хочешь, чтобы я был твоим другом?
Ева безразлично посмотрела на меня.
– Нет, и хватит городить всякий вздор. Ты никогда ничем не станешь для меня. Я все время твержу тебе это. Почему ты не прекратишь эти пустые разговоры?
Да, все бесполезно. Я снова почувствовал, как во мне растет гнев против этой женщины за то, что она разрушает мои надежды. Если бы я мог хоть чем-нибудь растрогать ее, разбить ее холодность и полнейшее равнодушие, добраться до ее нутра.
– Ты достаточно откровенна со мной, – сказал я, – по крайней мере мне известны мои шансы в отношении тебя, вернее, мне ясно, что у меня нет таковых.
– Интересно, чего ты добиваешься? – спросила Ева. И не только в словах, но и в глазах ее промелькнуло любопытство. – Что скрывается за твоими гладкими фразами? Чего ты хочешь, Клив?
– Тебя, – просто ответил я. – Ты мне нравишься. Ты заинтересовала меня. Я хочу знать, что занимаю какое-то место в твоей жизни. Вот и все.
– Ты – сумасшедший! – раздраженно бросила она. – У тебя, наверное, были сотни женщин. Что ты привязался ко мне?
Да, зачем я привязался к ней? Зачем она мне, когда у меня есть Кэрол? Для чего напрасно терять время и биться головой о каменную стену, когда при каждой встрече я все отчетливее вижу, что Ева никогда не воспримет меня всерьез? Я понимал: бесполезное занятие уговаривать себя не делать того, что с упорством делаешь, задавать вопросы, на которые есть ответы, но которые не устраивают тебя. На все мои разумные доводы против этой продажной женщины имелся один безрассудный контрдовод: я не могу порвать с ней. И вместе с тем, я сознавал, что если не произойдет чего-то, что всколыхнет и перевернет душу Евы, наши отношения всегда будут такими же безнадежными, как и теперь.
– К черту других женщин, – сказал я, останавливаясь у Никабобса. – Они не в счет. Для меня существуешь только ты.
Ева нетерпеливо отмахнулась рукой.
– По-видимому, ты сумасшедший. Я же сказала тебе, что ты ничего не значишь для меня. Не могу же я все время повторять тебе одно и то же. Ты для меня – пустое место и навсегда останешься им.
Я вышел из машины. От долгого сидения затекли ноги. Мне было невыносимо скверно от всего, но я решил все выдержать. Поэтому я любезно открыл для Евы дверцу, заговорил почти спокойно, продолжая наш диалог:
– Хорошо. Тебе незачем тревожиться обо мне. Кроме того, если ты уверена, что абсолютно безразлична ко мне, зачем ты согласилась поехать со мной?
Она сурово посмотрела на меня. Я даже подумал, что зашел слишком далеко и что она повернется и уйдет, оставив меня одного. Но Ева отпарировала с обычным своим смешком:
– Должна же я жить! Не правда ли?
Я почувствовал, как кровь отлила от моего лица, но я на свою обидчицу даже не взглянул. Мы вошли к Никабобсу и сели за столик, стоящий напротив входа. Все мои сомнения, которые я пытался от себя гнать прочь, вернулись ко мне с этими проклятыми словами: «Должна же я жить! Не правда ли?» Она сносила мое присутствие только потому, что я платил ей за ее терпение. Это были самые бессердечные, грубые и мерзкие слова, которые приходилось мне когда-либо слышать. Для этой потаскушки я был ничем: не лучше и не хуже любого из украдкой посещающих ее мужчин, готовых оплачивать ее услуги. Я впал в прострацию. Как сквозь сон донесся до меня голос Евы. Он возвращал меня снова к ней. Голос был резким и недовольным. Моя спутница с удивлением смотрела на меня.
– Ты намерен что-нибудь заказать или нет?
Я увидел, что у столика стоит официант. Он с любопытством посмотрел на Еву. Дрожащей рукой я взял меню, но мой мозг все еще отказывался повиноваться мне. Кое-как я овладел собой. Мне было совершенно безразлично, что заказывать: теперь еда не доставит мне никакого удовольствия. Я почувствовал себя больным и опустошенным. Оттого, что Ева не проявила ни малейшего интереса к выбору блюд, мне стало еще хуже. Она пожала плечами и сказала:
– Выбери сам, что хочешь… Мне все равно.
Заказав завтрак, я попросил официанта принести бутылку шотландского виски. Мне ужасно хотелось выпить. Пока официант ходил за виски, я и Ева не проронили ни слова.
– Ты ко всему безразлична и очень хладнокровна, малышка, не так ли? – сказал я и налил в стакан изрядное количество виски.
– Ты так думаешь? – со скучающим лицом спросила она.
Да, завтрак не удался! Чтобы исправить положение и вконец не испортить аппетита, надо что-то предпринимать. От Евы этого не дождешься! Она абсолютно пассивна.
– Есть ли какие-нибудь новости о Джеке? – поинтересовался я, внезапно переменив тему.
– Раз в неделю я разговариваю с ним.
– У него все в порядке?
– Да, все прекрасно.
– Собирается домой?
Ева молча кивнула.
– Сколько он пробудет здесь?
– Неделю… дней десять… я не знаю.
– И я не увижу тебя?
Она покачала головой. У нее был какой-то отсутствующий вид, и я почувствовал, что она не слушает меня.
Чтоб заставить Еву проявить интерес к разговору, я сказал:
– Я хотел бы встретиться с твоим мужем.
На этот раз мои слова дошли до слуха моей спутницы. Она резко подняла голову и посмотрела на меня.
– Да?
– А почему бы и нет?
– Тебе он понравится. – Глаза женщины оживились. – Он всем нравится… но только я по-настоящему знаю его. Все считают его прекрасным парнем. – Она попыталась насмешливо улыбнуться, но улыбка не получилась. – Меня бесит, когда я смотрю, как люди толпятся вокруг него… Если бы они только знали, как он обращается со мной!
Но я знал, что Еве нравится его обращение с ней. Как бы грубо он ни обходился с ней, она готова все простить ему. Это сквозило в каждой черточке ее лица, в выражении глаз.
– Так мы встретимся все вместе?
– Я поговорю с ним.
Официант принес суп из омаров. Суп был великолепен, но Ева почти не прикоснулась к нему.
– Ты почему не ешь?
– Я не голодна. Ведь я только что встала.
Я резко оттолкнул свою тарелку.
– Ты сожалеешь, что поехала?
– Нет. Я не отправилась бы с тобой, если бы не хотела этого.
– Ты не привыкла говорить людям приятные слова, да?
– Мне это ни к чему. Тебе придется принимать меня такой, какая я есть, или перестать встречаться со мной.
– Ты всегда так груба со своими знакомыми мужчинами?
– А почему бы и нет?
– Это, согласись, неразумно в твоем положении.
– Почему? Они всегда возвращаются. А если так, то зачем тревожиться на этот счет?
Да, ей незачем волноваться. Она говорит правду. Если другие любовники похожи на меня, они, как и я, все равно возвращаются. Я посмотрел на Еву. Я увидел ее холодное, надменное лицо, и у меня появилось желание причинить ей боль.
– Тебе лучше знать, – сказал я, – но с годами ты не станешь моложе. Наступит время, и мужчины не только не будут возвращаться, но они перестанут тобой интересоваться.
Я, кажется, задел Еву за живое. Ее губы сжались. Она вздрогнула.
– Теперь слишком поздно переделывать себя, – сказала она. – Я никогда не бегала за мужчинами и не намерена бегать за ними впредь.
– Знаешь, Ева, – продолжал я, – мне кажется, ты несчастлива. У тебя ужасная жизнь, верно? Почему ты не бросишь все это?
– Все вы одинаковы. Все мужчины говорят так, но не в состоянии изменить что-либо. Кроме того, что бы я стала делать? Заниматься нудной работой по хозяйству? Нет уж, уволь! Я на это не способна.
– Что ж, твой Джек всю жизнь намерен путешествовать? А вдруг он навсегда вернется домой, и ты должна будешь создать ему семейный уют?
Избегая моего взгляда, Ева смотрела в зал. Ее глаза потеплели.
– Когда-то мы с мужем хотели купить отель… – начала она, но не досказала и безнадежно добавила: – Не знаю, что нас ждет в будущем.
Официант принес второе блюдо. Когда он ушел, женщина внезапно призналась:
– Ты не поверишь, но вчера вечером я плакала. – Она мельком взглянула на меня, словно желая удостовериться, что я не смеюсь над ней. – Ты не веришь мне, да?
– Почему ты плакала?
– Я почувствовала себя такой одинокой. У меня был тяжелый день. – Ева нахмурилась. – Ты даже не представляешь, какими мужчины бывают отвратительными. Всем им нужно только одно. Ты не знаешь, как я одинока. Как трудно никому не верить.
– Да, у тебя тяжелая жизнь. Ничего отрадного. А ты не можешь зарабатывать деньги как-нибудь иначе?
Лицо женщины стало холодным и замкнутым.
– Нет, – резко бросила она. – Каким образом? Глупо жаловаться, но сегодня у меня скверное настроение. – Ева глубоко вздохнула и сказала: – Как же я ненавижу мужчин!
– Ты расстроена? Почему?
– Пустяки. Не обращай внимания, Клив. Все равно я не скажу тебе.
– Кто-то вчера плохо обошелся с тобой?
– Да. Он пытался… Я не хочу говорить об этом.
– Надеюсь, ты вывела его на чистую воду? – спросил я. Мне не терпелось узнать, что же произошло. В глазах Евы были гнев и презрение.
– Да, вывела. Ноги его больше не будет в моем доме. – Внезапно Ева оттолкнула тарелку, так и не прикоснувшись ко второму блюду. – Пойдем отсюда.
Я жестом подозвал официанта.
– Послушай, Ева, давай иногда завтракать или обедать вместе. Это пойдет тебе на пользу. Я хочу, чтобы ты считала меня своим другом. Даже если ты решила, что не нуждаешься в друзьях, наши встречи дадут тебе возможность выговориться. Я отношусь к тебе по-человечески. Другие мужчины ведут себя с тобой иначе, правда?
Какое-то мгновение моя спутница с удивлением смотрела на меня, а потом сказала:
– Правда.
– Так ты согласна? Тебе будет полезно время от времени уходить от всей этой дряни, верно?
Женщина, казалось, раздумывала, принимать или нет такое предложение. Выбор был сделан в мою пользу.
– Хорошо, – ответила Ева, затем, немного оживившись, добавила: – Спасибо тебе, Клив. Мне бы хотелось этого.
У меня было такое чувство, словно я победил в трудном бою.
– Прекрасно, – сказал я. – На следующей неделе я заеду за тобой, и мы где-нибудь побываем вместе.
Я оплатил счет. С неудачно начатым завтраком было покончено. Финал же меня вполне устроил. Я и Ева покинули ресторан. Когда мы ехали назад и повернули на Лаурел-Каньон-Драйв, моя спутница неожиданно для меня призналась:
– Я получила большое удовольствие. Ты странный парень, Клив. Это правда.
Я рассмеялся.
– Да? Но только по сравнению с твоими другими знакомыми. Я вижу, ты все еще думаешь, что я чего-то хочу от тебя. А мне ничего не надо. Ты интересуешь меня. Мне нравится проводить с тобой время.
Мы остановились у ее дома. Я не имел намерения идти в дом, поэтому задержался у машины.
– Ты зайдешь? – спросила Ева и улыбнулась.
Я покачал головой.
– Нет… Сегодня нет. Все будет хорошо, Ева. Я хочу поскорее встретиться с тобой.
Она стояла и смотрела на меня. Губы ее улыбались, но глаза стали печальными.
– Ты правда не хочешь зайти ко мне?
– Я хочу быть твоим другом. Я заеду за тобой на следующей неделе. Ты пойми, я не могу относиться к тебе так, как другие мужчины.
Глаза женщины стали холодными, а губы все еще сохраняли улыбку.
– Понимаю, – сказала она. – До свидания. Спасибо тебе, Клив, за обед.
Для меня наступил критический момент. Я видел, что Ева разочарована и сердится за то, что я отказываюсь побыть с ней. Я видел это по выражению ее глаз. Но я должен придерживаться своей линии поведения, чтоб рано или поздно все-таки завладеть этой женщиной. Несмотря на ее резкие слова, сказанные при входе в ресторан, я твердо решил довести дело до конца. Я не буду, как Херви Бероу, платить ей деньги за удовольствие побыть в ее обществе. Я настроен всячески развлекать эту сумасбродку, выслушивать излияния о Джеке и ее неприятностях, но платить не стану. Отныне Ева не получит от меня ни копейки.
– Значит, ты позвонишь мне?
– Да, до свидания, Ева, и не вздумай плакать.
Она отвернулась и быстрыми шагами направилась к дому. Я сел в машину, закурил сигарету, включил мотор и медленно поехал по улице. Завернув за угол, я увидел мужчину, идущего навстречу машине. Я сразу же узнал его. Да, это был Херви Бероу. Я сначала проехал мимо. Интересно, что понадобилось Херви Бероу в этом районе? Я обманывал себя наивным отрицанием очевидного. Да, мне было ясно, для чего объявился здесь этот тип, но я отказывался верить тому, что он приехал повидать Еву. Подрулив к обочине, я остановился. Я выскочил из машины и побежал за ненавистным мне Херви. Миновав поворот, я увидел, что этот мерзавец направился на Лаурел-Каньон-Драйв. У дома Евы он замедлил шаги и нерешительно остановился у калитки. Я хотел заорать, хотел подбежать и врезать кулаком по безобразному, жесткому лицу Херви. Но вместо этого я стоял и смотрел ему вслед. Он пинком ноги открыл калитку и быстрыми шагами направился к дому.
13
Я успел забыть о своей первой встрече с Херви Бероу. Он казался мне тогда таким незначительным и мелкотравчатым существом, что, выгнав его из Фри-Пойнта, я перестал думать о его существовании. Мне и в голову не приходило, что он попытается снова встретиться с Евой. Она так грубо обращалась с ним, и я так унизил его в ее присутствии, что я считал невероятным, чтобы он снова попытался встретиться с ней. И все-таки он пошел к ней. Он делил ее со мной, тем самым низводил меня до своего собственного уровня.
Я возвращался домой, окончательно еще не отделавшись от охватившего меня при виде Бероу чувства стыда и унижения. Войдя в квартиру, я в коридоре встретил слугу. Достаточно было одного взгляда на его лицо, чтобы понять, что меня ждут новые неприятности.
– Вас ожидает мисс Венсингер, сэр, – объявил Рассел.
Я уставился на него.
– Она ждет меня? – переспросил я. – Давно она здесь?
– Только что вошла. Она сказала, что пришла по важному делу и хочет минут десять подождать вас.
Интересно, зачем Мерль Венсингер приехала ко мне? Если она бросила работу и проделала из-за меня немалый путь, значит, дело действительно важное и срочное. Обычно эта особа редко покидает свою контору.
– Хорошо, Рассел, – сказал я, вручив ему шляпу. – Я немедленно переговорю с мисс.
Я вошел в гостиную.
– Привет, Мерль! – сказал я, подходя к ней. – Ты у меня, какой сюрприз!
Мерль Венсингер была высокой, полной, рыжеволосой, приятной женщиной. Она прекрасно выглядела для своих сорока лет и являлась самой шикарной дамой в Голливуде. Стоя перед холодным камином, эта деловая особа с яростью посмотрела на меня.
– Если это для тебя сюрприз, то пойди налей себе бренди, – сказала она, сделав вид, что не замечает протянутой мной руки, и усаживаясь на подлокотник кушетки, – оно тебе может здорово пригодиться.
– Послушай, Мерль, приношу тебе свои нижайшие извинения за статью в «Дигест»… – сказал я.
– К черту статью! – огрызнулась мисс. – У тебя и без этой статьи неприятностей хоть отбавляй. – Мерль порылась в сумке и вытащила оттуда помятую пачку «Кэмел». – У меня мало времени, поэтому перейдем к делу. Скажи мне только одно… ты на самом деле ударил Френка Ингрема?
Я провел рукой по волосам.
– Ну а что, если ударил? Тебе то какое до этого дело?
– И он еще спрашивает, какое мне дело! – Мерль возвела глаза к потолку. – Просто смех. Он избивает человека, от которого зависят колоссальные доходы Голливуда, ломает ему зубной протез и при этом он еще спрашивает, какое мне до этого дело! – Гостья впилась в меня взглядом. Ее зеленые глаза горели злобой. – Ты животное! Презренное животное! Я даже представить не могу, какие родители могли произвести на свет такое чудовище. Ты подвел меня со статьей в журнале, но это пустяки. В дальнейшем я учту, что с тобой нельзя связываться. Но твоя выходка в отношении Ингрема… она же равносильна убийству!
– Говори о деле! – прервал я Мерль. – Чем мне это грозит?